Вечный: Шпаги над звездами. Восставший из пепла. И пришел многоликий… Последний рейд (сборник) Злотников Роман
Атаман добродушно кивнул и спросил подчеркнуто небрежно:
– Куда и откуда, гости?
Тут отворилась дверь, и в БИЦ ввалился дон Киор в боевом скафандре. Увидев лицо на экране, он на мгновение замер, а потом откинул забрало и взревел:
– Клянусь святым Феоктистом, это же Путята!
Атаман настороженно всмотрелся, и лицо его расплылось в улыбке.
– Пивной Бочонок!
Старый дон оглушительно расхохотался:
– Уж кого не ожидал встретить в этой глуши, так это тебя, охальника!
Тот заржал:
– Так в глуши нас только и встретишь! – Он похлопал себя по шее. – А ты, значит, живой еще! А до Новограда так и не добрался. Ведь обещал.
Из-за спины дона Киора выглянул Сивый Ус:
– В каждой таверне клянется, что все бросит и прямиком на Новый Город.
– Ба, и Сивый Ус здесь!
Дон Шарлеман, улыбаясь, кивнул:
– Весьма рад тебя видеть, Путята.
Боярин опять повернулся к дону Киору:
– Ну так что мешает-то?
Пивной Бочонок развел руками:
– Да знаешь, всегда какие-нибудь неотложные дела подворачиваются.
Атаман опять захохотал, потом, успокоившись, обвел взглядом БИЦ:
– Ладно, папские дети, может, помощь какая нужна?
Капитан вопросительно посмотрел на дона Киора. Тот успокаивающе кивнул в сторону экрана:
– Побратим.
Капитан облегченно вздохнул и улыбнулся:
– Благодарю за предложение, благородный боярин. – Он выдержал паузу и вкрадчиво произнес: – Сказать по правде, нам очень нужна помощь.
Путята усмехнулся:
– Ну ясно, теперь надолго здесь застрянем. Ладно, папские дети, что с вас возьмешь. Жалуйтесь.
…Через два месяца они вошли в систему Нового Города. За два дня до того их нагнали два ушкуя, посланные за кардинальским ботом, и когда на экранах вырос голубой, укутанный белыми облаками шар Новограда, на мостике флагманского ушкуя, кроме боярина Путяты и его побратимов, стоял скрюченный от злости кардинал. Его сокровища лежали в сейфе боярина. На злобный монолог о том, что все найденное является собственностью курии и, если боярин попробует хотя бы пальцем дотронуться до багажа кардинала, то будет иметь дело с самим Папой, Путята просто ответил: «Ну и что?» – и преспокойно забрал весь багаж.
Ушкуи приземлились на поле столичного космопорта. Когда открылся люк шлюзовой камеры и гости шагнули на плиты посадочного поля, у всех перехватило дух, а боярин произнес как-то особенно ласково:
– Вот он, наш град Рюрик.
Город сиял золотыми маковками церквей и высокими башнями колоколен. Над крутыми зелеными крышами домов, утопающих в садах, плыл малиновый перезвон колоколов. Дон Киор восхищенно цокнул языком:
– Никогда не видел столь красивого города.
Перезвон набирал силу, на дороге, ведущей к городу, показалось несколько десятков всадников, нахлестывающих коней, а над садами, будто стаи вспугнутых птиц, взмывали вверх десятки флаеров. Путята усмехнулся:
– Ну, сейчас толпа привалит! Что ж, гости дорогие, придется потерпеть.
На следующее утро Ив оторвал голову от подушки и, с трудом, помогая себе руками, сел на огромной кровати. Голова раскалывалась. Во рту было сухо и противно. Он осторожно скосил глаза, разглядывая свой все еще раздутый от непомерного количества съеденного и выпитого живот, и застонал. Дверь в просторную светлицу тихонько приоткрылась, и на пороге появился Пип. Со страдальческим выражением лица он шагнул вперед и остановился, держась за стену. Ив тяжело вздохнул и, стараясь не двигать головой, спустил на пол ноги:
– Сколько же я спал?
Пип попытался пожать плечами, но охнул и схватился за голову. Ив вздохнул:
– Понятно. А времени сейчас сколько?
Пип осторожно поднял к глазам запястье руки и удивленно хлопнул глазами:
– Так ведь это, полдень уже.
Ив неосторожно присвистнул и вновь сморщился:
– А где Пивной Бочонок и Сивый Ус?
– Здесь. – Из-за двери раздался слабый, но бодрый голос, и на пороге возник дон Киор с каким-то жбаном в руке.
Ив взвыл:
– Нет, только не это!
Пивной Бочонок тихонько рассмеялся:
– Не бойся, это лекарство.
– Неужели от этого есть лекарство?
В проеме двери появился Сивый Ус:
– Не сказать, чтобы очень сильное, но немного полегчает. Рассол это.
Счастливчик прислушался к своим ощущениям и, тяжело вздохнув, согласился:
– Давайте.
Обед грозил стать столь же тяжким испытанием, но, к счастью, дон Шарлеман встал и, произнеся витиеватый тост, учтиво попросил хозяев сбавить обороты. Те переглянулись и, добродушно пробормотав: «Папские дети», – уже не так строго смотрели за тем, чтобы кубки гостей снова наполнялись после каждого тоста. Наконец неспешный обед подошел к концу. Когда гости из местных бояр, вежливо откланявшись, покинули зал, Упрямый Бычок наклонился к уху боярина и нетерпеливо спросил:
– Благородный Путята, когда мы наконец займемся моим кораблем?
Тот хмыкнул, добродушно хрястнул дона Диаса по спине, чуть не сбив его с ног своей медвежьей лапищей, и успокоил:
– Уже занимаемся.
– Как? – не понял тот. Путята пожал плечами:
– А чего ж время-то терять, у меня набег был легким, ушкуи все в порядке, так что верфи свободны. Как вчера сели, так мои ребята сразу за работу и принялись. У нас, ушкуйников, закон – сначала корабль в порядок приведи, а уж потом и гулять. Бывает, две недели из доков не вылезаем, прежде чем пора пировать придет.
– Да, но…
– Вы – гости, – серьезно ответил боярин, потом улыбнулся: – Да и наши ушкуи в порядке, вот и гуляем.
На Новом Городе они пробыли долго. Все изрядно отъелись, даже у Сивого Уса, представлявшего до сих пор живую иллюстрацию к пособию по изучению анатомии человека, образовался заметный животик. Каждый день, после обеда, они совершали променад на лошадях. В центре Рюрика нельзя было пользоваться никаким транспортом кроме лошадей и собственных ног; все транспортные артерии заканчивались у окружного монорельса. Вообще-то сначала это было не слишком приятно. Доны держались в седле как мешки, только Пип действительно не соврал, когда говорил, что умеет ездить на лошади. – ездить он и вправду умел, но только шагом. Постепенно все втянулись, а Счастливчик – тот вообще стал выглядеть заправским наездником. Дон Диас дни и ночи пропадал на корабле, появляясь, только чтобы перекусить или о чем-то договориться с боярином Путятой. При этом вид у него был лихорадочно-восхищенный, а глаза возбужденно блестели. Когда дон Киор встретил его однажды в коридоре, Упрямый Бычок вцепился в его рукав и восторженно зашептал:
– Слушай, Пивной Бочонок, что они тут творят с кораблями, это что-то невероятное! Конечно, линкор или даже крейсер им не построить, доки у них маловаты. Но если бы они поставили на поток свои ушкуи, то верфи «Мэйл Годдарт компани», да и, пожалуй, «Самсунг шипбилдинг» вылетели бы в трубу. На их корветы и эсминцы никто бы и не взглянул. – От полноты чувств дон Диас хрястнул правым кулаком по левой ладони: – У меня будет самый скоростной и вооруженный корабль среднего класса в обитаемом пространстве. То есть за исключением ушкуев, конечно, – поправился он и, довольно прищурившись, добавил: – Страшно подумать, какую цену я смогу заломить за найм в следующий раз.
Дон Киор усмехнулся:
– А кто сейчас заплатит за ремонт?
Капитан расплылся в широкой улыбке:
– В моем контракте указано, что в случае повреждения корабля во время миссии ремонт оплачивает курия, причем подрядчика определяю я сам.
Пивной Бочонок расхохотался:
– Значит, за все заплатит кардинал? Клянусь святой фунгильдой, это отличная шутка! Сперва ободрали как липку, оставив без всего найденного на Зовросе, а теперь еще и изрядно облегчат кошелек. Ведь, я так понял, ты не стесняешься в расходах? Хотел бы я видеть его лицо, когда он узнает, во что обошлась ему эта экспедиция…
– Я вижу его каждый вечер, – давясь от смеха, ответил Упрямый Бычок. – У него кредитная карта курии, так что он платит немедленно, как только новогородцы производят калькуляцию моего очередного заказа, он… – Договорить дон Диас не смог: оба захохотали как сумасшедшие.
Когда они отдышались, капитан хлопнул дона Киора по плечу и умчался к своему кораблю. А Пивной Бочонок побежал разыскивать Сивого Уса и Счастливчика, чтобы вместе заглянуть к кардиналу и полюбоваться на его кислую физиономию.
К исходу второго месяца боярин Путята куда-то пропал из поместья. Неделю он не появлялся за обедом, и гости поинтересовались у дородного и степенного ключника, куда делся хозяин. Тот несколько минут раздумывал, а потом неспешно ответил:
– А на вече он.
– Где?
Тот опять подумал:
– На Новой Ладоге, вестимо.
Все недоуменно переглянулись, но ключник так же степенно отвесил учтивый поклон, повернулся и неторопливо покинул залу, давая понять, что подобные расспросы не очень ему нравятся. Через пару дней хозяин объявился. Проснувшись утром, гости обнаружили, что тихое, уютное поместье наполнилось шумом и толпами народа. Дружинники боярина, ходившие с ним в прошлый набег, а потом разъехавшиеся по своим домам, прибыли еще до рассвета. По первому этажу, где располагались «деловые палаты», сновали какие-то люди, похожие на купеческих приказчиков, а к завтраку вышел и сам Путята.
Завтрак прошел в молчании. Гостей подмывало спросить, что произошло на Новой Ладоге, но хозяин сидел, глядя в тарелку, рот открывал, только чтобы положить в него очередной кусок. Однако когда подали пятую перемену, боярин поднял глаза на гостей и усмехнулся:
– Вижу, ерзаете от любопытства! – Он вздохнул. – Вече порешило послать дружину на Зоврос, уж больно много интересного вы там накопали, особенно о тех… Предтечах, что в начале времен с Врагом сцепились. – Он повернулся к кардиналу, который не выдержал и в это утро вышел к общей трапезе: – Добро твое тебе возвернем, не обижайся. А вы, гости дорогие, коль захотите, так домой возвращайтесь, а коль пожелаете – с нами.
Кардинал возбужденно подался вперед:
– А мы можем рассчитывать, что вы позволите нам тоже заниматься изысканиями?
Боярин кивнул.
– В таком случае, капитан Диас, я думаю… – начал кардинал.
Упрямый Бычок не дал ему договорить:
– Минуточку, кардинал. Наш контракт был заключен только на один рейд, он уже состоялся. Если вы собираетесь домой, то я обязан вас туда доставить и доставлю, а если нет, то это будет новый контракт. В таком случае прошу прощения, но я не обсуждаю денежные дела в кругу друзей. – Он поднялся, учтиво поклонившись всем присутствующим, повернулся к кардиналу и указал рукой в сторону отведенных ему палат: – Прошу.
Когда они поднимались по лестнице, дон Диас обернулся и кинул лукавый взгляд на сидящих за столом. Пивной Бочонок, Сивый Ус и Счастливчик переглянулись и расхохотались. Было ясно, что кошельку курии сейчас будет нанесен сильнейший удар.
Глава 6
Рассекающий стоял на Галерее ветров дворца и смотрел – вниз, на клубящиеся в семи ортах облака. Он был один, и ему было хорошо. Настолько, насколько могло быть хорошо в его ситуации. Порыв ветра на несколько мгновений раздвинул языки облачного пламени, и ему показалось, будто он разглядел сверкнувшее острие пика Грозы. Это был хороший знак, но на сей раз Рассекающий ему не обрадовался. Не тот случай, когда такой знак мог хоть что-то изменить. Рассекающий отвернулся и, разведя пошире крылья за спиной, прислонился к стене. Всю жизнь добрые знаки приносили ему удачу. До того раза… Он прикрыл глаза. Ну зачем, зачем ему надо было оставить тихую, спокойную провинцию и потребовать права меча? Захотелось поразвлечься? Или доказать Поколениям предков, что и его Поколение, если захочет, сумеет нести алую волну… А может, тщеславие… Он вздрогнул, припомнив подробности того боя. Нет, не зря алая трапеция предложила объявить угрозой существование расы «диких». Их было слишком много. Ранее это не пугало Могущественных, они привыкли управлять многочисленными «дикими», покоряя их и включая в одну из каст. Но на этот раз произошло невероятное: что «диких» было много – это бы полбеды, – они еще и оказались хомлоками. Это абсолютно однозначно, теперь он был в этом убежден. Рассекающий вспомнил, как раньше смеялся над подобными предположениями, запросто отказывая в доверии неистовым представителям алых. Тогда он был достаточно известным фиолетовым, и прошло не так много времени, с тех пор как Рассекающий синтезировал в коже алый пигмент и встал в их ряды. Он вздрогнул. Сегодня на аале алой трапеции ему откажут в доверии.
За узким парапетом Галереи ветров что-то хлопнуло, и у входа возникла могучая фигура с кожей, окрашенной фиолетовым пигментом. Рассекающий отделился от стены и принял позу приветствия. Фиолетовый сложил крылья и, сделав шаг вперед, тоже застыл в позе приветствия, но Рассекающий заметил, что концы когтей крыльев повернуты в его сторону – это означало, что гостю известно про обвинение. Они почти синхронно переменили позы, встав в позицию робкого гостя и радушного хозяина, но гость все же чуть замешкался – и это тоже указывало на его осведомленность. Потом, как и ожидал Рассекающий, последовала поза предложения разговора и, естественно, поза согласия с его стороны.
– Мое имя – Созвучащий, я пришел по просьбе Устанавливающего. Он напоминает вам, что вы еще недавно носили наши цвета, и хотел бы говорить с вами в Галерее заката.
Рассекающий принял позу страстного желания, приподняв в жесте крайнего огорчения концы локтевых когтей:
– Я должен быть на аале моей трапеции.
– Устанавливающий знает, он ждет вас ПОСЛЕ аалы.
Рассекающий даже вздрогнул от неожиданности. Невероятно! Он даже на мгновение предположил, что неправильно понял жест продолженного времени.
Чтобы один из старшего Поколения встретился с лишенным доверия… А может, добрый знак – острие пика Грозы – все-таки принесет ему удачу… В этот момент раздался громкий звук алого колокола. Приглашенных на аалу Могущественных ждали в Зале мудрейших. Рассекающий принял позу непоколебимого желания исполнить обещанное и коротко ответил:
– Я приду.
Палата аалы алой трапеции имела те же атрибуты, что и фиолетовой, поэтому интерьер был для Рассекающего привычным. В аалах фиолетовой трапеции он принимал участие уже более десятка раз. Но вот ритуал…
Его ввели двое, чьи локтевые, крыльевые и коленные когти были выкрашены красным. Вся аала стояла. Когда они прошли в центр круга, один из сопровождавших схватил его за основание крыла и, надавив на болевую точку, заставил распластаться в круге ничком, лицом в пол. Все остальные по-прежнему стояли. Старший из Поколения древних шагнул вперед и, свернув губы трубочкой, проиграл руладу суда. Об этой части церемониала Рассекающий знал со времени начального обучения, но видеть своими глазами, тем более зная, что являешься одним из главных действующих лиц, – это было настоящим шоком. Второй страж, как только умолкла последняя нота, упер ему в спину ритуальный протазан. Все. Теперь, с той минуты, как аале будет позволено задавать ему вопросы, и до оглашения приговора, он должен отвечать как низшее существо, не умеющее выразить свои чувства и оттенки мыслей с помощью поз и тем более взглянуть в глаза собеседнику. Его охватило жуткое чувство обреченности, и, пока не было произнесено первое слово, Рассекающий попытался приподнять лицо и посмотреть на Достигающего, но ему в спину безжалостно уперлось острие протазана, и он смог увидеть только камни основания нижней террасы. Потом раздался скрипучий и дребезжащий голос Достигающего:
– Алый, именуемый Рассекающим, по собственной ли воле ты прибыл на аалу?
– Да, Достигающий.
– Сознаешь ли ты, что привело тебя сюда?
– Да, Достигающий.
– Готов ли ты принять решение аалы?
– Да, Достигающий.
– Обязуешься ли ты выполнить его, даже если сочтешь несправедливо суровым или неоправданно мягким?
– Да, Достигающий.
Тот сделал паузу, а потом торжественно произнес:
– Ты предоставлен для вопросов.
Алая трапеция была самой древней, и потому ее ритуал оставался самым архаичным среди трех трапеций власти. И хотя наибольшей мерой доверия обладала оранжевая, но ни одно Поколение никакой другой трапеции не могло повлиять на решение алой. А все представители Поколения древних сами когда-то вышли из алой трапеции.
Послышался легкий шелест крыльев, и Рассекающий услышал голос Сокрушающего:
– Пусть стагна скажет, почему он не воспрепятствовал «диким» достигнуть своего Меченосца.
Рассекающий знал, что, поскольку он сейчас считается низшим, обращение «стагна» правомерно, но все равно это слово больно резануло.
– Дозволено ли мне говорить?
– Да.
– Сенсоры зафиксировали наличие живых существ на возвращающемся к Меченосцу абордажном боте, но мой помощник предположил, что это эвакуация раненых, и я согласился с ним.
– Почему не было принято мер, когда выяснилось, что это не так?
– Дозволено ли мне говорить?
– Да.
– Я был уверен, что вражеский Меченосец будет захвачен, до того как они успеют причинить какой-либо ущерб.
– Почему не воспрепятствовали возвращению?
– Дозволено ли мне говорить?
– Да.
– Соотношение сил казалось таковым, что прибытие нескольких не играло особой роли.
– Почему не воспрепятствовали бегству?
– Дозволено ли мне говорить?
– Да.
– Огневая мощь и прикрытие врага оказались много большими, чем можно было предполагать. К тому же ущерб, нанесенный прибывшими с абордажным ботом, оказался достаточным для воспрепятствования эффективному противодействию.
С каждым ответом Рассекающий недоумевал все больше. Вопросы были настолько пустыми и формальными, что он никак не мог понять, зачем они вообще были заданы – ведь все, рассказанное им, увидел бы любой, просмотрев запись боя, а в том, что все присутствующие ее видели, можно было не сомневаться. Никому и в голову бы не пришло ставить ему в вину нерадивость или недостаточную компетентность. Среди Могущественных просто не могло быть таких. Его вина была только в одном: он не справился. Могущественный мог совершить по отношению к низшим любое действие, он мог уничтожить любого из подчиненных ему или «диких» – сотню, тысячу, клан, касту, планету, – но не добиться выполнения своего решения он не имел права. Каждый из сорока алых, которые погибли во время этого Покорения, был рассмотрен на аале, и всем им было посмертно отказано в доверии. Он ожидал той же участи. Никого не должно было интересовать, что он делал или думал в момент схватки. Он был виноват просто потому, что проиграл. Но то, о чем его спрашивали сейчас, не имело ничего общего с его действительной виной. Может быть, Сокрушающему, который всегда его недолюбливал – у него, Рассекающего, статус доверия был выше, и ему первому доверили командовать Меченосцем, – просто позволили выместить на нем раздражение, прежде чем взяться за него всерьез?
Наконец Сокрушающий иссяк. На некоторое время в палате установилась тишина, потом снова раздался голос Достигающего:
– Кто еще может задать вопрос?
Ответом ему была тишина. Рассекающий вдруг осознал, что больше не чувствует протазана, прижимавшего его к полу. Он начал подниматься, и тут раздался голос Достигающего:
– Встань и слушай.
Аала приподняла крылья и приняла позу справедливости, и Рассекающий вдруг понял, что и ему никто не мешает встать в эту же позу. Это было невероятно. Он широко раскрытыми глазами смотрел на Достигающего, машинально отметив, что крыльевые когти подрагивают в жесте крайнего недоумения. А тот окинул его суровым взглядом и твердо произнес:
– Прощен.
Возможно, не будь Рассекающий столь ошеломлен происшедшим на аале, он сразу увидел бы, что Устанавливающий не только принял позу встречи ожидаемого гостя, но, кроме того, его конечности сгруппированы в жест принятия решения. Поэтому, когда после церемониала встречи Устанавливающий задал вопрос, он, не принимая позы покорного участия, ляпнул приветствие исполнившего. Вдоль Галереи заката прокатился недоуменный рокот. Рассекающий опомнился и тут же исправил ошибку. Устанавливающий чуть вздыбил крылья в жесте общего недовольства, но тут же успокаивающе прянул ушами:
– Я удовлетворен нашей встречей, Рассекающий.
– Всецело рад, Устанавливающий.
Устанавливающий плавно принял позу понимания:
– Мне кажется, ты потрясен исходом аалы.
Рассекающий молча принял позу согласия. Еще бы. Он ожидал отказа в доверии как минимум на двести оборотов, а может, даже и статуса стагна на несколько десятков оборотов, а все кончилось прощением. Более того – ему вновь доверили Меченосец и поручили стать Ведущим похода в систему Изгнания. Он до сих пор ломал голову над причинами этого необычного решения.
– Фиолетовая трапеция хотела бы услышать твое мнение о «диких».
Это было необычным – интересоваться мнением неуполномоченного члена чужой трапеции. Рассекающий внимательно наблюдал за движением пальцев, но Устанавливающий расслабил кисти в позиции спокойной беседы, поэтому уловить нюансы было трудно, и он счел за лучшее, приняв позу опасения, осторожно заметить:
– Я надеюсь, с Поколением моей трапеции это решено.
– Нет, – покачал головой Устанавливающий.
– Нет?!
Устанавливающий энергично воспроизвел жест всеобщего категоричного утверждения.
– Но…
Устанавливающий перебил его:
– Это не прихоть! Ты знаешь, что наша трапеция имеет наименьший статус доверия, но зато обладает наибольшим влиянием на принятие решения любой другой трапецией. Ты не так давно принял алый цвет и потому пока еще владеешь нашими возможностями понимания происходящего. В то же время ты – один из тех, кто видел «диких» на свободе.
Рассекающий осторожно принял позу сомнения. Устанавливающий несколько сварливо отставил ногу в жесте раздражения и сердито произнес:
– Мне расценить это как отказ?
Рассекающий испуганно растянул крылья в позе раскаяния:
– Я готов поделиться своими размышлениями, но…
Устанавливающий повернул уши в жесте понимания, успокаивая его:
– Это, конечно, не совсем соответствует сложившимся традициям, но и не нарушает их. Подумай.
Рассекающий вызвал из памяти все, что он знал о предмете размышлений, и вынужден был согласиться с правотой собеседника. Он принял позу радушной покорности:
– Я готов, Устанавливающий.
Устанавливающий благосклонно сдвинул ладони и принял позу благожелательного внимания. Рассекающий задумался:
– Они дики, необузданны и слабы, однако их поступки осмысленны и зачастую даже разумны. Хотя они, как и многие низшие, позволяют химии вмешиваться в процесс мышления, и потому разум их уязвим. Однако иногда их страсти позволяют им совершать невозможное. Я считаю, что они…
– Хомлоки, способные необузданными страстями разрушить Вселенную, – закончил Устанавливающий. Он сделал паузу, а потом со значением произнес: – А не задумывался ли ты над каким-либо иным объяснением? Хомлоки могли бы возникнуть естественным путем или быть одним из неудачных созданий Изначально Изгнавшего, но они ведут историю с одного мира-прародителя. И если это так, а сомневаться мы не имеем никаких оснований, то почему они еще до того, как выйти в пространство, не уничтожили свой мир? Почему переформировали и освоили новые миры? Почему достигли такого могущества? Почему отказали в праве уничтожения тем видам «диких», которых встретили на своем пути?
Рассекающий неспешно принял позу недоуменного отрицания. Устанавливающий ответил на это позой рекомендации:
– Тебе стоит подумать над этим. У тебя был самый высокий статус доверия среди твоего Поколения в нашей трапеции. Возможно, с новыми данными ты сможешь найти более разумное объяснение.
– Я попробую, Устанавливающий. Когда я смогу что-нибудь понять, я найду тебя.
– Но прежде, чем ты начнешь, я хотел бы, чтобы ты ознакомился с меморандумом Относящегося.
Рассекающий осторожно развел концы крыльев в позе смущенного недоумения:
– Я не слышал о нем.
– Немудрено. Он опубликовал свой меморандум поколение назад, еще в самом начале Покорения, и прежде, чем с ним смогли ознакомиться Могущественные других трапеций, оранжевая высказалась в пользу полного недоверия. Ему было отказано в доверии на аале бирюзовой трапеции, а сам меморандум объявлен несуществующим. – Он помедлил, потом продолжил так тихо, что Рассекающему пришлось максимально усилить слуховые рецепторы, чтобы его расслышать: – И бирюзовые забрали его раньше срока… – Он снова умолк, вздохнул и закончил уж совсем шепотом, так что Рассекающему, чтобы расслышать, пришлось невежливо наклониться к его лицу: – И, как я слышал, на его возрождение наложен запрет на три поколения.
Рассекающий отшатнулся, инстинктивно приняв позу брезгливого отвращения, но, опомнившись, изменил ее на позу неудовлетворенности предметом разговора. Устанавливающий тут же изменил позу заинтересованного разговора на позу крайней важности обсуждаемого и продолжил:
– Я знаю, насколько это тебе претит, но иначе продолжение разговора не имеет смысла. Ты просто не поймешь, о чем идет речь.
Рассекающий задумчиво покачал коленными когтями, плавно переходя в позу опасливой заинтересованности:
– В чем суть этого меморандума?
– Там много интересных идей, практически все спорные, но вот та, на которую я обратил внимание в первую очередь: что «дикие», вполне вероятно, суть новая разновидность слуг Изначально Изгнавшего – ведь в Предании сказано, что они могут появиться не только волей Изначально Изгнавшего, но и всего лишь его желанием, а потому…
Тут Устанавливающий заметил, как остекленел взгляд Рассекающего, и принял позу ожидания откровения, что было случаем из ряда вон выходящим: он имел намного большую меру доверия, чем стоящий перед ним. Рассекающий несколько минут осмысливал сказанное, а потом поднял глаза на Устанавливающего:
– Но ведь это означает…
– Что «дикие» – не что иное, как новая разновидность Могущественных.
Рассекающий вздыбил крылья в позе яростного отрицания:
– Но этого не может быть, потому что если бы было так…
Устанавливающий не дал ему договорить и, приняв позу пресечения возражений младшего, безжалостно закончил:
– То вина за ущерб возлагается на отринувших мир. – Он сделал паузу и, не меняя позы, произнес: – Я хочу, чтобы ты прочитал меморандум Относящегося.
И, резко повернувшись, Устанавливающий покинул галерею.
Глава 7
Корабль снова подходил к системе Зовроса. На этот раз они падали на систему из зенита, прямо к точке, где должен пройти Зоврос в момент, когда они пересекут его орбиту. Система была пуста. Сенсоры ушкуйников имели гораздо большую разрешающую способность, чем на иных подходящих по классу кораблях. Вскоре планета вспухла на экране пепельно-черным шаром, покрытым огромными завитками пылевых бурь. Даже за те несколько месяцев, что прошли с последнего посещения, были заметны страшные перемены. Планета умирала. Восемь ушкуев стремительно прорезали атмосферу и опустились на месте прежней посадки. Ушкуйники сноровисто разбили лагерь. По тому, как быстро были установлены мастерские, склады и размещены охранные системы, сразу было видно, что эти ребята привычны к лагерному житью-бытью на чужой земле. Проходческие машины, загораживавшие вход в туннели, были плотно завалены пеплом, который сумел даже просочиться между практически герметичными створками дверей, перекрывающих входной портал: когда они, надув переносной купол, открыли ворота, то обнаружили длинные языки пепла, тянувшиеся на сотни футов. Вскоре машины были запущены; не прошло и двух часов, как дружинники в боевых скафандрах с сенсорами, выведенными на максимум, принялись ковыряться там, где несколько месяцев назад рылись благородные доны во главе с покойным Толстым Ансельмом.
Вечером Счастливчик отпросился у Упрямого Бычка и, преодолевая ураганные порывы ветра, добрался до ушкуя Путяты. Тот встретил его с улыбкой:
– Чего шляешься на ночь глядя? Или кости размять решил?
– А то! – ответил Ив выражением, которое усвоил на Новом Городе. Боярин расхохотался и махнул рукой:
– Заходи, бочонок медку ополовиним.
Когда братина заскребла о днище бочонка, Ив поднял глаза на Путяту. Тот смотрел на него слегка осоловелым, но хитро-ожидающим взглядом:
– Ну давай выкладывай, зачем пришел.
– А если медку попить?
– А то! – в тон ему ответил Путята, и оба вновь расхохотались.
Когда они опрокинули еще по чарке, Ив осторожно начал:
– Слушай, Путята, убей меня бог, если вы не содрали всю информацию с кристаллов кардинала.
Тот хитро прищурился:
– Хочешь приобщиться?
Ив кивнул. Боярин подошел к сейфу, открыл его и достал кристалл.
– На, держи.
Ив непонимающе уставился на него, а Путята усмехнулся и пояснил:
– Скоро эти кристаллы будут продаваться на каждом углу. Мы ж не только разбойники, но и купцы. Сначала продадим высоким людям, – он увидел, что Счастливчик непонимающе смотрит на него, – ну, правителям. Те дадут самую большую цену. Потом богатым коммерсантам. Потом этим, сетям новостей. А там уж они их размножат.
У Ива перехватило дух.
– Лихо…
Путята снова расхохотался:
Читать бесплатно другие книги:
