Пламя над бездной Виндж Вернор
— Чертова дура! Трудно поверить, что она твой родитель. Хранитель так облегчил ей путь; она со своими солдатами и игрушечной пушкой должна была бы быть здесь уже декаду тому назад…
— И попасть на бойню по графику.
— Да! Задолго до прибытия наших небесных друзей. А она вместо того лезет в глубь материка, а потом лодырничает.
Элемент Свежевателя пожал плечами под темным плащом. Булат знал, что радио настолько тяжелая штука, насколько и кажется с виду. Ему было приятно, что этот другой платит за свое всеведение. Подумать только, каково в такую жару быть закутанным до мембран. Здесь он мог это себе представить… а в помещениях — даже и унюхать.
Они прошли мимо настенной пушки. Ствол блеснул слоистым металлом. Дальность выстрела орудия была втрое дальше, чем у жалких игрушек Резчицы. Пока Резчица возилась с Компьютером и интуицией человеческого детеныша, Булат получал прямые указания от Равны с компанией. Сначала он испугался размеров пушек, подумав, что Гости настолько его превосходят, что даже не должны ничего опасаться. Но потом, чем больше он слышал о Равне и остальных, тем яснее осознавал их слабость. Они не могли сами с собой экспериментировать, сами себя улучшать. Закоснелые и медленно меняющиеся тупицы. Иногда они выказывали примитивную хитрость — Равна уходила от ответов на вопрос, что им нужно на Звездолете, — но в их письмах все громче звучало отчаяние, и еще — озабоченность судьбой человеческого детеныша.
А еще несколько дней назад все шло так хорошо!
Выйдя из пределов слышимости стаи-артиллериста, Булат сказал элементу Свежевателя:
— И все еще нет вестей от наших «спасателей».
— Да. — Это был еще один сорванный график, и важный, который находился вне их контроля. — Равна пропустила четыре сеанса. Два моих элемента сейчас вместе с Амдиджефри. — Синглет ткнул мордой в сторону купола внутреннего хранилища. Жест этот был неуклюжим обрывком — без остальных морд и глаз язык жестов был очень ограничен. Мы построены не для того, чтобы бродить здесь кусок и там кусок. — Еще несколько минут, и эти ребята из космоса пропустят пятый сеанс. А дети, как ты знаешь, готовы впасть в отчаяние.
Голос элемента звучал сочувственно, и Булат невольно подался еще дальше в стороны. Он помнил этот тон с самого начала своего существования. И помнил смерть и резание, которые за этим следовали.
— Я хочу, чтобы они чувствовали себя счастливыми, Тиратект. Мы полагаем, что связь возобновится, и тогда °ни будут нам нужны. — Булат оскалил шесть пар челюстей в сторону элемента. — Твои прежние штучки не пройдут!
И элемент вздрогнул почти незаметно, но для Булата это было приятнее, чем ползание на брюхе десяти тысяч других.
— Конечно, нет! Я только говорю, что тебе следует их навестить и помочь им справиться со своим страхом.
— Сам справишься.
— Да… но мне они не доверяют. Я же тебе говорил, Булат, они тебя любят.
— Ага! А тебя видят насквозь до самой твоей злобности, да?
Этой ситуацией Булат гордился. Он преуспел там, где собственные методы Свежевателя дали бы осечку. Он манипулировал стаями без угроз или боли. Это был самый сумасшедший эксперимент Булата — и самый успешный. Но…
— Слушай, у меня нет времени нянчиться ни с кем. А говорить с этой парой — трудная работа.
Труднее всего было сдерживать себя, терпеть «ласки» Джефри и выходки Амди. С самого начала Булат требовал, чтобы ни у кого другого близкого контакта с детьми не было. Слишком они были важны, чтобы давать к ним доступ кому-нибудь еще, — малейший промах мог открыть им правду и все разрушить. Даже теперь Тиратект была единственной стаей, кроме него, которой был разрешен прямой контакт. Но для Булата каждая встреча с ними была еще хуже предыдущей — предельное испытание его самоконтроля. Трудно было ясно мыслить под наплывом убийственной ярости, а именно ею кончался почти каждый разговор Булата с ними. Ох, как будет чудесно, когда прилетит наконец звездный народ. Тогда можно будет использовать и другую грань инструмента по имени Амдиджефри. Тогда ему не будет нужно их доверие и дружба. Тогда у него в руках будет то, что можно мучить и убивать ради исполнения своих требований.
Конечно, если чужаки не прилетят или если…
— Что-то надо делать! Я не собираюсь плыть, как пена на волне будущего! — Булат ударил лапой по ограде внутренней стороны стены, оставив глубокие борозды от стальных когтей. — Мы ничего не можем сделать насчет чужаков, так что давай разберемся с Резчицей. Да! — Он ухмыльнулся в лицо элементу Свежевателя. — Ирония судьбы! Ты сто лет искал ее гибели, и сейчас я могу добиться успеха. Что для тебя было бы величайшим триумфом, для меня лишь досадная побочная работа, предпринятая лишь потому, что приходится отложить главное.
Элемент в плаще остался равнодушным.
— Дело в такой маленькой детали, как дары, упавшие с небес.
— Ага, прямо в мои открытые пасти. Но ведь это мое везение, а не твое? — Булат отошел на несколько шагов, довольно про себя хихикая. — Да. Пора Хранителю привести доверившуюся ему королеву прямо на бойню. Может быть, это наложится на другие события, но… В общем, бой будет на востоке.
— У Маргамского подъема?
— Именно там. При подъеме по этому дефиле силы Резчицы соберутся вместе. Мы поставим там орудия за грядой на вершине подъема. И мы уничтожим всех, кто идет с ней. Это достаточно далеко от Холма Звездолета, и если даже звездный народ в это время прилетит, мы сможем сделать обе работы отдельно. — Синглет ничего не сказал, и Булат, минуту помолчав, полыхнул на него гневным взглядом. — Да, дорогой мой учитель, я знаю, что это риск. Я знаю, что мы распыляем силы. Но у нас тут армия, стучащаяся в нашу дверь. К сожалению, они прибыли поздно, и это неудобно, но даже Хранитель не сможет заставить их повернуться и пойти домой. А если он постарается потянуть время, Резчица… кстати, ты знаешь, что она тогда сделает?
— Нет. Ей всегда были свойственны неожиданные решения.
— Может быть, она даже поймет обман Хранителя. Итак, мы предпримем небольшой риск и уничтожим ее немедленно. Ты сейчас рядом с Разведчиком Ранголитом?
— Да. Два моих элемента.
— Вели ему передать весть Хранителю. Он должен вывести армию королевы к Маргамскому подъему не позднее Двух дней от сегодняшнего. Детали можешь разрабатывать сам, как хочешь, — ты знаешь местность лучше меня. Окончательно все уточним, когда обе стороны уже займут позиции. — Командовать в битве обеими сторонами — это здорово! — Еще одно. Важная вещь, и Хранитель должен выполнить ее в течение дня: я хочу, чтобы человек королевы умер.
— А какой от нее вред?
— Глупый вопрос. — Особенно от тебя. — Мы не знаем, когда Равна и Фам до нас доберутся. Пока они не попали надежно к нам в челюсти, эта Джоанна — опасная вещь. Скажи Хранителю, пусть это выглядит как несчастный случай, но Двуногая должна умереть.
Свежеватель был повсюду. Это была та божественность, о которой он мечтал, еще когда был юным отпрыском Резчицы. Пока один его элемент говорил с Булатом, два других бегали вокруг Звездолета с Амдиджефри и еще два трусили сквозь редколесье к северу от лагеря Резчицы.
Рай может быть и пыткой, и каждый день этой пытки было все тяжелее выносить. Прежде всего это лето было невыносимо жарким, как никогда не бывало на севере. А радиоплащи не просто были жаркими и тяжелыми. Они по необходимости покрывали мембраны всех его элементов. В отличие от любой неудобной одежды снятие их хотя бы на минуту означало безумие. Первые испытания плащей длились всего час-другой. Но потом была пятидневная экспедиция с Разведчиком Ранголитом, дававшая Булату мгновенную информацию и владение обстановкой по всей местности вокруг Холма Звездолета. После этого пришлось двое суток оправляться от потертостей и болей от радиоплащей.
Последним экспериментом было всезнание, длившееся двенадцать дней. И все время носить плащи было невозможно. Каждый день один из элементов по очереди сбрасывал радио, мылся, и ему меняли подкладку плаща. Каждый день Свежеватель испытывал час безумия, и иногда слабовольная Тиратект приходила в сознание, тщетно стараясь восстановить свое господство. Но это было не важно. При одном отсоединенном элементе в стае оставалось только четыре. Бывают четверки с нормальным разумом, но в стае Свежеватель — Тиратект ни одной такой не было.
И мытье с переодеванием происходили при замутненном сознании.
И конечно, хотя Свежеватель и находился «одновременно повсюду», он не стал умнее. После первых робких экспериментов он стал получать звуковые и зрительные впечатления, совершенно разные для разных элементов, но самое трудное — это было вести одновременно несколько разговоров. Пока он препирался с Булатом, остальные его элементы мало что могли сказать Амдиджефри или Ранголиту.
Но сейчас Властитель Булат закончил с ним разговор. Свежеватель шел вдоль парапета со своим бывшим учеником, но если бы Булат что-то сказал, ему пришлось бы оторваться от разговора, который он вел сейчас. Свежеватель улыбнулся (осторожно, чтобы элемент рядом с Булатом этой улыбки не показал). Булат думал, что сейчас Свежеватель ведет разговор с Разведчиком. О, это обязательно будет… через пару минут. Одним из преимуществом его положения было то, что никто наверняка не знал, что делает Свежеватель. Если действовать осторожно, он снова сможет в конце концов здесь править. Это опасная игра, и плащи сами по себе — тоже опасная штука. Подержи плащ несколько часов вдали от солнца, и он теряет энергию, отрезая носящий его элемент от остальной стаи. Еще хуже проблема помех — богомольское слово. Второй набор плащей убил стаю, которая его надела, и звездный народ не мог точно назвать причину, только говорил, что это, наверное, «явления интерференции».
Свежевателю таких крайностей пережить не довелось. Но иногда, в дальних поисках с Ранголитом или когда падала мощность плаща, в уме возникал неимоверный визг, будто дюжина стай сбежалась вместе, звуки, похожие на что-то среднее между безумием любви и яростью убийства. Казалось, Тиратект такие моменты нравились, она выпрыгивала из этого хаоса, обволакивая его мягкой ненавистью. Обычно она таилась за краем сознания, вставляя там слово, здесь побуждение. После помех она становилась намного опаснее, иногда ей удавалось захватить контроль почти на Целый день. Будь у него спокойный год без кризисов, Свежеватель мог бы изучить Ти, Ра и Тект и выполнить нужные ампутации. Наверное, Тект, элемент с белыми кончиками ушей, пришлось бы убить: он был не особенно ярок, но зато казался краеугольным камнем всей тройки. Если выполнить точно подогнанную замену, Свежеватель мог бы стать еще более великим, чем был до бойни в Чаше Парламента. Но сейчас Свежеватель был связан: хирургия души на самом себе — это пугающая задача. Даже для Мастера.
Итак. Тщательно. Осторожно. Держать плащи хорошо заряженными, не предпринимать дальних путешествий и не давать никому увидеть все нити своего плана.
Пока Булат считал, что Свежеватель разговаривает с Ранголитом, тот беседовал с Амди и Джефри.
Лицо человека было мокрым от слез.
— Ч-четыре р-раза Равна не выходила на связь. Что с ней случилось?
Его голос сорвался на визг. Свежеватель не знал, что механизм, которым люди производят звуки, обладает подобной гибкостью.
Почти все элементы Амди окружили мальчика и лизали его щеки.
— А может быть, наш ультраволновый приемник сломался. — Он поглядел на Свежевателя, будто ища помощи, и в глазах щенков тоже стояли слезы. — Тиратект, попроси, пожалуйста, Булата еще раз. Пусть нам позволят еще на день здесь остаться. Может быть, какие-то сообщения прошли, но не были записаны.
Свежеватель-С-Булатом спустился по северной лестнице и перешел площадку для парадов. Часть его внимания была поглощена ворчанием Булата по поводу неряшливости в уборке тренировочного плаца. По крайней мере у Булата хватает ума держать дисциплинарные эшафоты на Скрытом Острове, подальше отсюда.
Свежеватель-С-Солдатами-Ранголита переплывал горный поток. Даже в разгаре лета и суховея здесь еще лежали снежники, и вода в потоке была ледяная.
Свежеватель-С-Амдиджефри подался вперед, позволив двум элементам Амди прижаться к своим бокам. Дети оба любили физический контакт, и он был единственным, кто у них для этого был, помимо их самих. Все это, конечно, было чистейшим извращением, но Свежеватель основывал свою жизнь на манипуляции чужими слабостями, и вполне их приветствовал. Он прогудел глубокий мурлыкающий звук плечевыми мембранами, поглаживая лежащего рядом щенка.
— Спрошу Властителя Булата, как только его увижу.
— Спасибо!
Щенок ткнулся в его плащ и милосердно отодвинулся — под плащом все болело и саднило. Может быть, Амди это понимал, а может быть… Свежеватель все больше и больше замечал скрытность этих двоих. Его замечание Булату было правдивой проговоркой: эти двое ему не доверяли. Виновата в этом была Тиратект. Сам по себе Свежеватель мог бы завоевать любовь Амдиджефри без всякого труда. У него не было взрывного темперамента Булата и его уязвимого достоинства. Он вполне мог болтать ради удовольствия, тщательно мешая правду с ложью. Умение понимать чужие чувства было одним из его величайших талантов: ни один садист не может достичь совершенства без этой диагностической способности. Но когда он действовал отлично и они уже готовы бывали ему открыться — в этот момент выскакивали Ти, Ра или Тект, искажая его выражение или меняя выбор фразы. Может быть, ему следовало довольствоваться подрывом уважения детей к Булату (разумеется, ничего не говоря против него прямо). Свежеватель вздохнул и утешающе погладил Джефри по руке:
— Равна вернется, я в этом уверен.
Человек шмыгнул носом и протянул руку погладить часть головы Свежевателя, не закрытую плащом. Минуту они сидели в сочувственном молчании, и внимание Свежевателя снова отвлеклось…
…в лес, к солдатам Ранголита. Группа шла вверх по холму уже минут десять. Остальные были мало нагружены и к подобным упражнениям привыкли. Два элемента Свежевателя отставали. Он зашипел в сторону командира группы.
Командир пробежал обратно, солдаты быстро отскакивали с его пути. Остановился он, когда его передовой элемент оказался в пятнадцати футах от Свежевателя. Головы его склонились в разные стороны.
— Вы что-то желаете… господин?
Он был новичком. Ему рассказали о плащах, но Свежеватель знал, что этот тип новых правил не понял. Да, в плащах сверкало серебро и золото — цвета Властителей, но здесь были только два элемента Свежевателя, а обычно такой фрагмент еле-еле мог поддерживать разговор, и уж никак не отдавать осмысленные приказы. Не меньше смущало командира и отсутствие шума мысли. «Зомби» — это слово произносили солдаты, когда думали, что их никто не слышит.
Свежеватель показал вверх, на холм — граница леса была всего в нескольких ярдах.
— Разведчик Ранголит на той стороне. Мы срежем путь, — вяло сказал он.
Часть другого уже глядела вверх.
— Это не годится, господин. — Командир говорил медленно, и вся его поза означала: «глупая двойка!» — Нас заметит противник.
Свежеватель смерил собеседника грозным взглядом — трудная штука, когда тебя всего двое.
— Солдат, ты видишь золото на моих плечах? Даже один мой элемент стоит вас всех. Если я говорю, что мы срежем путь, мы это сделаем — даже если придется ползти по гребню на брюхе.
На самом деле Свежеватель точно знал, где расставил посты Хранитель. Здесь можно было пройти по открытому месту без риска. И к тому же он очень устал.
Командир группы не знал точно, кто такой Свежеватель, но понимал, что эти темные плащи не менее опасны, чем любой Властитель в виде полной стаи. Он униженно попятился, волоча животы по земле. Группа повернула вверх по холму и через минуту шла по открытой вересковой пустоши.
Командный пункт Ранголита был всего в полумиле дальше по тропе…
Свежеватель-С-Булатом вошел во внутреннее хранилище. Камень был свежеобтесанным, и — стены возведены в той лихорадочной спешке, которая отмечала все строительство замка. В тридцати футах над головами, где своды сходились с опорами, в каменной кладке были небольшие отверстия. Скоро они будут заполнены порохом — как и щели в стенах, окружающих площадку приземления. Булат называл их «Челюсти гостеприимства». Сейчас он повернул одну голову к Свежевателю.
— Так что говорит Ранголит?
— Извини, он сейчас ушел в дозор. Будет здесь — то есть в лагере — с минуты на минуту.
Свежеватель очень старался скрыть свои собственные походы с разведчиками. Такие рекогносцировки не были прямо запрещены, но Булат потребовал бы объяснений, если бы узнал.
Свежеватель-С-Солдатами-Ранголита пробирался сквозь намокший вереск. Над тающими снежниками ветер нес приятную прохладу, и язычки ее залезали даже под эти проклятые плащи.
Ранголит отлично выбрал место для командного пункта. Он поставил палатки в небольшом понижении рельефа у края большого летнего пруда. В ста ярдах склон над ним покрывал массивный снежник, питавший пруд, но место было расположено так высоко, что с краев впадины открывался ясный вид в три стороны света — на запад, на юг и на восток. Снабжение с севера можно было организовать почти без риска обнаружения, и даже если эти проклятые пожары захватят нижние леса, командный пункт будет вне их.
Разведчик Ранголит возился около сигнальных зеркал, смазывая аппаратуру наведения. Один из его подчиненных лежал, высунув морды за вершину холма и оглядывая пейзаж в подзорные трубы. При виде Свежевателя Ранголит принял позу «смирно», но страха его положение не выражало. Как и большинство дальних разведчиков, он не до конца боялся политиков из замка. Кроме того, Свежеватель сразу установил с ним отношения вроде «мы боевые солдаты, а они — паркетные». Сейчас Ранголит зарычал на командира группы:
— Еще раз так пройдешь по открытому месту — и твои задницы попадут в рапорт!
— Моя вина, Разведчик, — вмешался Свежеватель. — У меня важные новости.
И они отошли в сторону от прочих, поближе к палатке Ранголита.
— Увидел что-то интересное? — странно улыбнулся Ранголит. Он уже давно догадался, что Свежеватель — не талантливая двойка, а часть стаи из замка.
— Когда у тебя сеанс связи с Опекуном? — Это была кличка Хранителя.
— Сразу после полудня. Он за четыре дня ни разу не пропустил. Южане, кажется, засели в одном большом лагере.
— Это ненадолго.
И Свежеватель повторил приказ Булата Хранителю. Слова шли тяжело — предатель в нем сопротивлялся, он чуял начало главной атаки.
— Ого! Ты хочешь перебросить все к Маргамскому подъему меньше чем за два… ладно. Это то, что мне лучше не знать.
Свежеватель ощетинился под плащами. Есть пределы для фамильярности. Ранголит — стая полезная, но когда все кончится, его можно будет сгладить во что-нибудь другое… при случае.
— Это все, господин?
— Да… то есть нет.
Свежеватель вздрогнул в непривычной озадаченности. С этими плащами та трудность, что иногда они мешают вспомнить… Нет, ради Великой Стаи! Это снова Тиратект. Булат приказал убить человека Резчицы — приказ более чем разумный, но…
Свежеватель-С-Булатом сердито потряс головой, щелкнув зубами.
— Что-то тебе мешает? — спросил Властитель Булат. Казалось, ему доставляют удовольствие мучения Свежевателя с плащами.
— Ничего, господин. Просто небольшие помехи.
На самом деле помех не было, но Свежеватель чувствовал, будто распадается на части. Что же давало другой такую внезапную мощь?
Свежеватель-С-Амдиджефри раскрывал и закрывал пасть, раскрывал и закрывал. Дети отскочили от него с расширенными глазами.
— Все в порядке, — сказал он мрачно, хотя два его тела стукнулись друг с другом. И в самом деле было много разумных причин сохранить Джоанну Олсндот живой: в дальней перспективе это гарантировало добрую волю Джефри. И она могла стать тайным достоянием Свежевателя. Может быть, фальсифицировать смерть Двуногой для Булата, и… Нет! Нет. Нет. Свежеватель снова обрел контроль над собой, выдавив эти рационализации из разума. Те самые приемы, которые он использовал против Тиратект, она обращала против него.
Но со мной это не пройдет. Я — мастер лжи.
С-Булатом, С-Ранголитом, С-Амдиджефри — все его элементы издавали теперь тихие дребезжащие звуки. Властитель Булат танцевал вокруг него, не зная, то ли смеяться, то ли беспокоиться. Ранголит таращился с явным интересом.
Дети подались обратно и коснулись его.
— У тебя что-то болит?
Человек просунул эти свои замечательные руки под плащ и мягко погладил кровоточащую шерсть Свежевателя. Мир содрогнулся от взрыва помех.
— Не делай так, ему от этого может быть больнее, — прозвучал голос Амди. Мордочки щенков вытянулись, пытаясь помочь поправить плащи.
Свежеватель ощутил, как все его существо проваливается в забытье. Последнее нападение Тиратект оказалось фронтальной атакой, без рационализаций или хитрой инфильтрации, и…
…И она огляделась вокруг в изумлении.
После стольких дней я снова стала сама собой и снова собой правлю. Хватит невинной крови. Если кто-то и должен умереть, это Булат и Свежеватель.
Ее голова следила за метаниями Булата, выбрала наиболее вычлененного элемента. Подобрав под себя ноги, она приготовилась прыгнуть ему на горло. Только подойди чуть поближе…
Последний момент сознания Тиратект вряд ли длился больше пяти секунд. Атака на Свежевателя внутри себя была отчаянным напряжением всех сил, не оставившим резервов для внутренней защиты. Уже готовясь прыгнуть на Булата, она ощутила, как ее душу тянет назад и вниз и из тьмы поднимается Свежеватель. Ноги элемента дернулись в судороге и подогнулись, земля ударила в лицо…
…И снова Свежеватель обрел контроль над собой. Атака слабачки его удивила. Ей в самом деле было не все равно, что будет убит кто-то другой, и это настолько ее волновало, что она решила принести себя в жертву, если это убьет Свежевателя. И это было ее концом. Попытка самоубийства — это не то, что может привести к господству над стаей. Сама ее решимость ослабила контроль над подсознанием — и дала шанс Хозяину. Он снова овладел контролем, и ему открылась великая возможность. Атака Тиратект оставила ее беззащитной. Самые сильные барьеры вокруг трех ее элементов вдруг стали тоньше шкурки перезревшего плода. Свежеватель ринулся через эту пленку, впился в плоть ее разума, разбрасывая его вокруг своего. Те трое, что были ядром ее личности, останутся жить, но никогда у них уже не будет души, отдельной от его собственной.
Свежеватель-С-Булатом растянулся, будто без сознания, судороги его стихли. Пусть Булат считает его беспомощным. Это даст ему время придумать самое удачное объяснение.
Свежеватель-С-Ранголитом медленно встал на ноги, хотя оба его элемента еще были в позе замешательства. Он стянул их вместе. Здесь объяснения не были нужны, но лучше, если Разведчик не заподозрит душевной борьбы.
— Эти плащи — мощная штука, друг мой Ранголит. Иногда даже слишком.
— Да, господин.
Свежеватель позволил себе улыбнуться. Минуту он молчал, смакуя, что сейчас скажет. Нет, этой слабачки не было и тени. Это была ее последняя и самая сильная попытка захватить господство — последняя и самая большая ошибка. Улыбка Свежевателя расползлась, захватив и тех, которые были с Амдиджефри. Ему вдруг пришла в голову мысль, что Джоанна Олсндот — первая, кого он прикажет убить после возвращения на Скрытый Остров. Значит, Джоанна Олсндот будет первой кровью на трех из его морд.
— Еще одна работа для Опекуна, Разведчик. Устранение…
И пока он излагал подробности, тепло правильно принятого решения разливалось по всем его элементам.
35
Единственное, что было хорошего в ожидании, — оно давало раненым возможность оправиться. Теперь, когда Хранитель нашел путь через оборону свежевателей, все уже рвались снимать лагерь, но…
Последний день Джоанна провела в полевом госпитале. Он был разбит в виде прямоугольников шириной примерно в шесть метров каждый. В некоторых прямоугольниках были поставлены рваные палатки — они принадлежали раненым, которые сохранили достаточно разума, чтобы о себе позаботиться. Остальные были окружены просто изгородью, внутри каждой из них находился одиночный элемент, уцелевший от того, что было когда-то целой стаей. Синглеты могли легко перепрыгнуть изгородь, но не понимали этого и оставались внутри.
Джоанна тащила через госпиталь тележку с едой, останавливаясь около пациентов по очереди. Тележка была для нее великовата и иногда застревала между корнями в лесной подстилке. Но эту работу Джоанна могла выполнять лучше любой стаи, и ей было приятно приносить пользу.
В лесу около госпиталя раздавалось сопение керхогов, привязанных к осям фургонов, крики орудийных расчетов, привязывающих пушки и упаковывающих лагерное снаряжение. По картам, которые показал на совете Хранитель, было ясно, что следующая парадней будет выматывающей — но в конце их они выйдут на высоту, господствующую над захваченными врасплох свежевателями.
Джоанна остановилась возле первой небольшой палатки. Тройка, лежавшая внутри, услыхала ее приближение и выскочила наружу, бегая вокруг тележки узкими кругами.
— Джоанна! Джоанна! — говорила тройка ее собственным голосом.
Это было все, что осталось от одного из младших стратегов Резчицы, — когда-то он знал самнорский. Это была шестерная стая, и половину ее элементов убили волки. То, что осталось, это был «говоритель», на уровне развития пятилетнего ребенка, хотя и с необычным запасом слов.
— Спасибо за еду. Спасибо. — Морды тройки ткнулись ей в руки. Она потрепала ее по головам, потом полезла в тележку и вытащила миски с тепловатым жарким. Двое сразу зарылись в него, а третий сел поболтать. — Я слышал, у нас скоро битва.
Увы, уже не для тебя…
— Да. Мы пойдем по высохшему водопаду к востоку отсюда.
— Ох-ох, — сказала тройка. — Ох-ох. Это плохо. Плохо видно, нет управления. Засады. Страшно.
Очевидно, этот фрагмент еще сохранил воспоминания о тактике. Но Джоанна никак не могла объяснить ему аргументы Хранителя в пользу этого пути.
— Ты не волнуйся, мы там пройдем нормально.
— Ты уверена? Ты обещаешь?
Джоанна ласково улыбнулась тому, что осталось от когда-то симпатичного парня.
— Да. Я обещаю.
— Ах. Хорошо. — И вся тройка погрузила морды в миски. Этому еще сильно повезло. Он проявлял интерес к окружающему. И что не менее важно, совершенно детский энтузиазм. Пилигрим сказал, что такие фрагменты могут восстановиться, если с ними хорошо обращаться достаточно долго, чтобы они могли выносить щенка или двух.
Джоанна протащила тележку еще на несколько метров к огороженному квадрату — корралю для синглета. Здесь в воздухе стоял слабый запах экскрементов. Некоторые синглеты и двойки потеряли простейшие гигиенические навыки; но все равно лагерная уборная была всего в ста метрах отсюда.
— Эй, Черныш! Черныш! — Джоанна постучала пустой миской по краю тележки. Из кустов в корнях высунулась единственная голова — иногда этот не реагировал даже и так. Джоанна встала на колени так, чтобы ее глаза были примерно на уровне черного лица. — Черныш?
Элемент выбрался из кустов и медленно подошел. Это было все, что осталось от одного из артиллеристов Тщательника. Джоанна слабо помнила эту стаю — красивая шестерка, все большие и быстрые. Но даже этот «Черныш» не был цел: упавшая пушка сломала ему задние ноги. И лишенную ног заднюю часть он тянул на маленькой тележке с колесами в тридцать сантиметров и был похож на наездника, только с передними ногами. Джоанна толкнула к нему миску с варевом и издала звук, которому научил ее Странник. Черныш три дня отказывался от еды, но сегодня он подкатил поближе так, что она смогла погладить его по голове. Он тут же опустил морду в миску.
Джоанна улыбнулась удивленно и довольно. Этот госпиталь — странное место. Год назад оно привело бы ее в ужас; даже и сейчас она не могла относиться к раненым так, как Стальные Когти. Продолжая гладить опущенную голову Черныша, Джоанна оглядела лесную подстилку и неуклюжие палатки, пациентов и части пациентов. Да, это действительно был госпиталь. Хирурги старались спасать жизни, хотя их медицина была просто кромсанием и резанием без анестезии. В этом смысле она была похожа на средневековую медицину людей, которую Джоанна видела в Компьютере. Но у Стальных Когтей было и нечто иное. Госпиталь был похож на склад запасных частей. Медики интересовались здоровьем стай. Для них синглеты были просто запчастями, которые можно использовать для приведения в рабочее состояние фрагментов побольше, пусть и временно. Раненые синглеты на шкале медицинских приоритетов находились в самом низу.
— В этих случаях мало что осталось спасать, — объяснил ей один медик через Странника. — А если бы даже и было, хотела бы ты принять в себя изувеченного элемента?
Этот хирург слишком устал, чтобы заметить абсурдность своего вопроса. С его морд капала кровь, он уже часами работал, пытаясь спасать раненых элементов уцелевших стай.
А кроме того, большинство раненых синглетов прекращали есть и умирали максимум в течение декады. И даже после года, проведенного со Стальными Когтями, Джоанна не могла это полностью принять. Каждый синглет напоминал ей беднягу Описателя, и она хотела, чтобы им был предоставлен шанс получше, чем его последнему остатку. Она взяла на себя разноску еды и проводила с каждым из раненых синглетов не меньше времени, чем с остальными пациентами. Это себя оправдывало. Она могла подойти к каждому пациенту, не мешая звукам его мысли.
Ее помощь давала селекционерам возможность лучше присмотреться к фрагментам и синглетам и постараться составить стаи из обломков.
А теперь вот этот, быть может, не будет голодать. Надо будет рассказать Страннику. Он чудеса делал, составляя фрагменты, и он, кажется, единственная стая, разделяющая ее чувства к изувеченным синглетам. «Если они не голодают, это часто означает силу ума, — говорил он. — И даже изувеченные, они могут принести пользу стае. В моих странствиях меня увечили вдоль и поперек, и всегда был выбор, когда тебя урежут до тройки за тысячи миль от дома в незнакомой стране».
Джоанна поставила миску с водой рядом с кормом. Помедлив, искалеченный элемент повернулся на своих колесах и сделал несколько маленьких глотков.
— Держись, Черныш! Мы найдем тебе кого-нибудь, кем ты станешь.
Читиратт был там, где ему полагалось быть, патрулируя свой участок точно по расписанию. И все же он слегка нервничал и все время смотрел хотя бы одной головой на этого богомола, на Двуногую. В этой позе тоже не было ничего подозрительного. Ему полагалось выполнять здесь охранную службу, а это подразумевало — смотреть во всех направлениях. Он нервно перекладывал арбалет из челюстей в мешок и из мешка в челюсти. Еще несколько минут…
Читиратт еще раз обошел вокруг госпиталя. Служба здесь была нетрудной. Хотя здесь лес и не пострадал, пожары от суховея прогнали всех крупных зверей вниз по реке. В такой близости к воде земля поросла мягким кустарником, и вряд ли здесь можно было найти хоть одну колючку. Проход вокруг госпиталя — это было как прогулка в парке Города Резчиков. Вот несколькими сотнями ярдов к востоку работа была потруднее — подготовка фургонов и грузов к подъему на утес.
Фрагменты понимали, что что-то происходит. Там и сям высовывались головы. Они видели, как грузятся фургоны, слышали знакомые голоса друзей. Самые тупые рвались выполнять свой долг; ему даже пришлось загнать нескольких со здоровыми телами обратно в госпиталь. От таких обломков пользы не может быть никакой. Когда армия пойдет на Маргамский подъем, госпиталь останется позади. Хотел бы Читиратт, чтобы у него тоже была такая возможность. Слишком долго он работал на Начальника, чтобы не догадаться, откуда на самом деле исходят приказы, и Читиратт подозревал, что мало кто вернется с Маргамского подъема.
Он повернул три пары глаз на богомола. Эта последняя работа была самой рискованной, в которой он когда-либо участвовал. Если это выйдет, можно будет, наверное, попросить Начальника оставить его при госпитале. Только осторожнее, старик. Хранитель не стал бы тем, кем он есть, если бы не убирал за собой хвосты. Читиратт видел, что сталось с тем хлыщом с востока, который слишком далеко сунул нос в дела Начальника.
Черт возьми, до чего же медленно движется человек! Около этого синглета она провозилась целых пять минут. Судя по тому, сколько она возле них торчит, можно подумать, она с этими обломками сексом занимается! Ладно, она за это близкое знакомство заплатит.
Несчастный случай, помни, несчастный случай. Все должно выглядеть как несчастный случай.
Ага. Двуногая собирает миски из-под еды и воды и складывает в тележку. Читиратт прошел по периметру госпиталя, расположившись на виду у двойки Кратци — которая фактически и выполнит убийство.
Кратциниссинари был пехотинцем, пока не потерял свой фрагмент Ниссинари. Ни с Начальником, ни со Службой Безопасности у него связи не было. Но он был известен как сумасшедшая стая сук, стая, которая всегда была на грани боевой ярости. Увечье до двух оставшихся элементов его смягчило. Для этой работы — что ж, Начальник сказал, что Кратци специально подготовлен, что это капкан, готовый щелкнуть. Все, что должен сделать Читиратт, — это дать сигнал, и эта парочка разорвет богомола на куски. Неимоверная трагедия. Конечно, Читиратт тут же окажется на месте — бдительный страж госпиталя. Он пронзит мозги Кратци двумя стрелами… но увы, слишком поздно, чтобы спасти Двуногую.
А она уже неуклюже перетаскивала свою тележку с едой в сторону Кратци — своего следующего пациента. Двойка вылезла из норы, произнося неразборчивые приветствия, которых даже Читиратт не понял. Но в них слышались полутона — ярость убийства, пробивавшаяся сквозь внешнее дружелюбие. Разумеется, богомол этого заметить не мог. Она остановила тележку, начала накладывать еду и наливать воду, все время что-то бурча этой двойке. Через миг она наклонится поставить миски…
У Читиратта мелькнула идея пристрелить богомола самому, если Кратци не сделает работу. Можно будет объявить это трагическим промахом. Вообще он Двуногую не любил. Какая-то она механическая, высокая, как башня, и двигается, как на пружинах. Он знал теперь, насколько она уязвима по сравнению со стаей, но страшно было даже думать об одиночном животном настолько умном.
Он прогнал искушение чуть ли не раньше, чем оно появилось. Страшно подумать, во что это ему обойдется, даже если поверят, что выстрел был случайным. Нет уж, таким альтруизмом он заниматься не будет, спасибо. Челюсти и когти Кратци должны сработать.
Одна из голов Кратци смотрела примерно в сторону Читиратта. Богомол взял миски, отвернулся от повозки с едой…
— Привет, Джоанна! Как жизнь?
Джоанна подняла глаза от миски и увидела Странника Викрэкшрама, который шел вдоль края госпиталя. Он подошел насколько мог близко, чтобы не мешать звуку мысли пациентов. Охранник, который остановился за минуту до его подхода, отошел на несколько метров дальше.
— Отлично! — крикнула она. — Помнишь того, с колесами? Сегодня он поел.
— Отлично. Я подумывал насчет него и той тройки на другом краю госпиталя.
— Раненый медик?
— Ага. Ты же знаешь, то, что осталось от Треллалака, — одни самки. Я послушал звуки мысли и…
Объяснения Странник давал на беглом самнорском, но для Джоанны они имели мало смысла. Селекция стай — эта наука содержала столько понятий, для которых не было аналогов в языке людей, что даже Странник не мог их разъяснить. Одно было очевидно: поскольку Черныш — самец, был шанс, что у него и тройки, которая осталась от медика, появятся щенки достаточно быстро, чтобы связать группу. А остальное были непонятные разговоры о «резонансе настроений» и «переплетении слабых и сильных мест». Странник утверждал, что он в селекции стай всего лишь любитель, но интересно, что врачи — а иногда и сама Резчица — относились к его словам с почтением. В своих путешествиях он повидал многое, и предлагаемые им соединения «принимались» чаще, чем у всех других.
Джоанна махнула ему рукой — помолчи пока.
— Ладно, попробуем, как только я всех накормлю.
Странник склонил голову в сторону ближайших ячеек госпиталя.
— Что-то тут творится странное. Не могу прямо «ткнуть пальцем», но… смотри, все фрагменты в госпитале смотрят на тебя. Ты этого не чувствуешь?
Джоанна пожала плечами:
— Нет.
Она встала на колени — поставить миску с едой и водой возле двойки. Пара уже дрожала от нетерпения, хотя они вели себя вежливо и не перебивали. Краем глаза Джоанна заметила, что охранник госпиталя сделал странное движение вниз двумя средними головами, и…
Будто два огромных кулака ударили ее в лицо и в грудь. Она упала на землю, а они налетели сверху, и Джоанна заслонилась окровавленными руками от бьющих клыков и когтей.
Когда Читиратт подал сигнал, оба Кратци бросились — столкнулись в воздухе и почти случайно опрокинули богомола на спину. Их когти и зубы рвали воздух и друг друга не меньше, чем Двуногую. На секунду Читиратт застыл в удивлении. Может быть, она не мертва. Тут он опомнился и бросился через изгородь, на ходу натягивая и наводя арбалет. Может быть, первым выстрелом придется промахнуться — Кратци рвал богомола, но медленно…
И вдруг возможность стрелять в двойку пропала. Кратци и богомола захлестнула рычащая черно-белая волна. Каждый фрагмент со здоровыми телами рванулся в нападение. Это была мгновенная ярость боя, куда более дикая, чем могла бы овладеть полной стаей. Читиратт отскочил в удивлении перед этим зрелищем и его шумом мысли.
Казалось, даже пилигрима это захватило — стая пробежала мимо Читиратта и закружила вокруг свалки. Странник не прыгнул в самую гущу, но хватал здесь и там, выкрикивая слова, терявшиеся в общем гаме.
Из своры вырвался всплеск шума координированной мысли такой силы, что Читиратт в двадцати ярдах от свалки был оглушен. Свора, казалось, съежилась, почти все ее элементы оставило безумие. Что казалось единым зверем с двумя дюжинами тел, вдруг стало перепуганной и окровавленной кучей случайно собранных элементов.
Пилигрим все еще бегал по краю, как-то сохраняя разум и цель. Его здоровенный элемент со шрамами нырял в оставшуюся кучу, отшвыривая когтями всех, кто еще лез в драку.
Пациенты отползали от места действия. Некоторые, влетевшие в виде троек, отползали парами или синглетами. Другие, казалось, увеличили численность. Земля пропиталась кровью. Не менее пяти элементов были мертвы. Около середины места схватки лежали два колеса-протеза.
Странник не обратил на все это внимания — все четверо его элементов стояли вокруг и над кровавой кучей в центре.
Читиратт улыбнулся про себя. Раздавленный богомол. Надо же, какая трагедия.
Джоанна не успела потерять сознание, но боль и удушающая тяжесть десятков тел начисто отшибли всякую мысль. Потом давление ослабло. Где-то сквозь гвалт слышались крики нормальной речи стай. Джоанна посмотрела вверх и увидела, что вокруг нее стоит Странник. Над ней наклонился Шрамозадый, приблизив морду. Лизнул ее в лицо. Джоанна улыбнулась и попыталась заговорить.
Хранитель устроил так, что находился в это время на совещании с Тщательником и Резчицей. Как раз сейчас «Начальник Артиллерии» пустился в тактические тонкости, с помощью Компьютера показывая схемы боя у Маргамского подъема.
Снизу от реки донесся шквал яростных воплей.
Тщательник поднял недоумевающие глаза от Розового Олифанта:
— Что за черт…
Шум продолжался — это явно была не мелкая стычка. Хранитель и Резчица обменялись тревожными взглядами, одновременно вытягивая шеи, чтобы посмотреть сквозь ряды деревьев.
— В госпитале дерутся? — спросила королева.
Хранитель бросил доску, на которой делал записи, и бросился от места совещания, крикнув местным охранникам, чтобы охраняли королеву. И побежал через весь лагерь, видя, что патрулирующие охранники уже сбегаются к госпиталю. Все шло гладко, как программа в Компьютере… только откуда столько шума?
На последних сотнях ярдов Тщательник обогнал его и побежал вперед. Он влетел в госпиталь и затормозил, охваченный внезапным ужасом. Хранитель бросился на открытое место, готовый демонстрировать собственное ошеломление, но одновременно — решительность и готовность к действиям.
Странник Викрэкшрам стоял возле тележки с едой, а невдалеке от него — Читиратт. Пилигрим наклонился над Двуногой, лежащей среди следов бойни. Ради Стаи Стай, что тут случилось? Слишком много крови вокруг.
— Все назад, кроме врачей! — рявкнул Хранитель на солдат, столпившихся у края госпиталя. Потом прошел по тропе, обходя пациентов с самым сильным шумом мысли. Было много свежих ран, и темные пятна крови на бледных стволах деревьев. Что-то пошло не по плану.
А тем временем Тщательник обошел вокруг края госпиталя и стоял всего в дюжине ярдов от Странника. Он почти весь смотрел на землю у ног Викрэкшрама.
— Это же Джоанна! Джоанна!
Казалось, еще минута — и этот идиот перепрыгнет через изгородь.
— Кажется, она не пострадала, Тщательник, — сказал Викрэкшрам. — Она тут кормила одну двойку, а та вдруг сошла с ума — и напала.
Один из докторов осматривал место бойни. На земле лежало три трупа, и крови хватило бы еще на несколько.
— Интересно, что она сделала такого, что их спровоцировало?
— Говорю тебе, ничего! Но когда она упала, половина госпиталя набросилась на этих-как-их-звали. — Викрэкшрам ткнул носом в сторону неразличимых остатков.
Хранитель глянул на Читиратта, видя в то же время приближение королевы.
— Солдат! Что здесь произошло?
Не подведи, Читиратт.
— В-все как говорит этот пилигрим, господин. Я никогда ничего подобного не видел.
Он явно был ошеломлен.
Хранитель подошел чуть ближе.