Рубины для пяти сестер Болдова Марина

Видимо, Анна вовсе потеряла осторожность. Сейчас Нюша корила себя, что покрывала ее измены. Вот и сегодня Анна умудрилась улизнуть из пионерского лагеря, где работала, в город на свидание. «Сколько веревочке ни виться, конец всегда виден», — вздохнула Нюша.

Она молча ходила по пятам за хозяином, который метался по квартире, разбрасывая вещи жены по полу, и подбирала платья и юбки. Наконец Владимир Егорович успокоился и полез на антресоли за чемоданами.

Нюша, услышав звук поворачиваемого в замке ключа, метнулась в прихожую.

— Анна Андреевна, вы уж… — Она было попыталась предупредить ее, что муж дома, но тот уже сам вышел встретить жену.

— Нюша! Идите… на кухню! А ты — ко мне в кабинет! — Анфимов развернулся и, не глядя ни на кого, пошел прочь.

Нюша юркнула за кухонную дверь, оставив ее приоткрытой.

Что происходило в кабинете, как разговаривал хозяин с женой, Нюша так и не услышала. Она осторожно вышла в коридор. Когда заплаканная Анна проходила мимо, бросив на Нюшу злой взгляд, у нее сжалось сердце. «Бог с ней, с Анной, сама себе судьбу выбрала. Что будет с Лялюшкой?» — испуганно подумала она. В том, что отец не отдаст ребенка жене, не сомневалась. А это означает — Ляля будет расти без матери…

Нюша вернулась на кухню и выглянула из окна. Анна садилась в служебную «Волгу» мужа.

— Нюша. — Анфимов застыл в дверном проеме.

— Да, Владимир Егорович.

— Ты давно все знала, признайся. — Он внимательно посмотрел на Нюшу.

— Свечку не держала, а догадываться догадывалась.

— Что ж молчала?! — упрекнул с досадой.

— А вы бы поверили? Да и не приучена я сплетни-то разносить!

— Ладно, что уж теперь! Собери ее вещи в чемоданы и выставь в коридор. Видеть ее не могу больше! Сейчас она привезет из лагеря Лялю, а сама пусть убирается тотчас. Все!

— Так куда ж ей идти? — Нюше вдруг стало жаль хозяйку.

— Ты еще спрашиваешь?! По-моему, и так все ясно! — опять сорвался он на крик.

«Вот же ты, боже мой. Как же Лялюшка? Она любит мать, всем своим детским сердчишком любит. А та уедет. Бросит, получается. Крут Егорыч, сильно крут! Подумал бы о дите. Хотя какая Анна мать?! И нужна ли ей Ляля? Конечно, малышка должна остаться с отцом! С отцом и со мной!» — Нюша решительно направилась в спальню.

Собирая чемоданы непутевой жене хозяина, она особенно тщательно укладывала самые мелочи. «Пусть ничего ее в доме не остается, так быстрее Ляля забудет мать. Все равно навещать не станет, да и Егорыч не позволит, а девчушка будет ждать и надеяться», — думала Нюша.

У ворот лагеря остановилась «Волга». Леон, услышав шум двигателя, поднялся со скамьи, где они с Лялей недавно сидели вместе каждый со своей книжкой. Ляля только что убежала в дом за кружкой воды для него.

Он издали наблюдал, как Анна Андреевна открывает калитку и быстро идет по дорожке к библиотеке. Поравнявшись с ним, она бросила на него равнодушный взгляд. Сердце Леона тревожно сжалось. Анна Андреевна была бледна и выглядела растерянной. Он понял — что-то случилось.

— Мама, мамочка приехала! — Ляля, выбежав на крыльцо, прижалась к матери.

— Подожди, Ляля, — раздраженно отстранила ее та. — Иди собирай вещи, мы уезжаем.

— Я не хочу домой! Папа будет тебя ругать за то, что ты не хочешь оставаться здесь!

— Твой папа ждет нас. Так что иди и не спорь с матерью.

Ляля обернулась и с мольбой посмотрела на Леона. А он ничего не понимал. Смена только началась, и можно было предположить, что поспешный отъезд Анны Андреевны вызван каким-то чрезвычайным происшествием. В то же время в сердце закралась обида, что она вот так его бросает, без объяснения причин…

Анна Андреевна была погружена в свои мысли и не замечала мальчика. Она достала сигареты, закурила и задумалась. Как ей жить дальше? Где-то она упустила момент, когда все пошло не так. Надо же было ее мужу увидеть ее возле кафе с Эдуардом! Он сообщил ей об этом с такой злостью! Сама виновата, потеряла осторожность и попалась. А муж ее не такой недотепа и мямля, как она всегда считала. В этот раз характер проявил. Она даже испугалась! Потому что никогда раньше его таким не видела. И даже слезы не разжалобили, а это всегда было безотказным оружием. Возможно, разлюбил, а она проворонила этот момент? Да нет, не похоже. Когда в лагерь провожал, глаза были как у брошенной собаки. Как ее раздражал этот его «собачий» взгляд! Если бы Анфимов с самого начала их совместной жизни показал жесткость и власть, она бы и не стала искать мужчину на стороне. Любой женщине нужен в доме хозяин, а не прикроватный коврик. А муж всегда таковым и был. «Аннушка, лапочка, солнышко, зайчик… что хочешь — шубку, туфельки… как скажешь, моя девочка…» — как ее бесили его присюсюкивания! Да, она покупала себе все, что хотела. Но потом была постель, где ей приходилось изображать страсть.

Анна невесело усмехнулась: «Зато теперь я от Анфимова получила сполна! Проявил власть! Бойтесь своих желаний!»

Она с раздражением посмотрела на дочь, с трудом волочившую огромный чемодан. Пока она курила на крыльце, девочка собрала и ее, и свои вещи.

— Пойди посмотри внимательно, не забыла ли чего.

— Анна Андреевна, вы уезжаете навсегда?

Анна только сейчас заметила мальчика, с потерянным видом стоявшего около дома.

— Да, Леон. Так сложились обстоятельства. Прощай.

— До свидания, Анна Андреевна…

Леон быстро отвернулся, чтобы скрыть слезы. От обиды, от сознания, что он ее больше никогда не увидит, у него перехватило дыхание. На смену отчаянию пришла злость. Он выбежал за калитку лагеря и по деревянной лестнице спустился к речке. Чувство злости было таким, что у Леона подкосились ноги. В полном бессилии он опустился на песок и обхватил голову руками. Он просидел на берегу до самого ужина. В лагерь Леон вернулся другим человеком. Дни, оставшиеся до конца смены, превратились для него в тюремное заключение. Родители наотрез отказались забирать его из лагеря, не найдя на то веской причины. Так закончилось его детство. Первая любовь оказалась короткой и жестокой. Впервые испытав горечь потери, Леон понял, что есть на свете чувства сильнее человека. Вот так, не любя, можно причинить боль другому. И нужно стать таким, решил он, чтобы никто и никогда не смог унизить его этой болью.

Ляля жалась к Нюшиному колену, с ужасом глядя на мать, которая в бешенстве металась по просторной прихожей их городской квартиры. Сдернув с вешалки летнее пальто, та засунула его в чемодан. Дальше ее взгляд упал на домашние тапочки с пушистыми помпонами, которые она с остервенением затолкала туда же. Ляля заплакала. Она никогда не видела маму такой страшной. Ляле захотелось убежать в комнату, привести папу, чтобы тот успокоил ее и поцеловал. Но Нюша крепко держала ее за плечи.

— Лялюшка, подойди к маме, попрощайся. — Нюша легонько подтолкнула ее вперед.

Ляля в страхе потянулась к матери.

— Ничего, Ляля, не реви. — Анна Андреевна рассеянно погладила ее по голове и тут же схватилась за сумку. Заметив в дверях водителя мужа, кивнула ему на чемоданы и, резко отвернувшись от Ляли, вышла за дверь.

Водитель неодобрительно на нее покосился.

Дверь с оглушающим щелчком захлопнулась, Ляля вздрогнула и посмотрела на няню.

— Она больше не вернется, Нюша? Никогда-никогда? — почти шепотом спросила она.

Из кабинета вышел отец, и Ляля бросилась к нему. В ее детской головке родилась только одна мысль — мама почему-то ушла от нее. Она, наверное, плохо себя вела в лагере, поэтому ее привезли обратно домой…

Владимир Анфимов с жалостью смотрел на дочь. Лялечка ни о чем не спрашивала, но в детском взгляде было столько боли и отчаяния, что он на мгновение растерялся. Он взял ее на руки, отнес в детскую, по пути укачивая и ласково успокаивая. Дождавшись, пока Ляля уснет, тихо вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

В его душе боролись жалость к Анне и обида за предательство. Он вдруг вспомнил слова своей тещи: «Ты хорошо подумал, Владимир? Она же тебя совсем не любит! И характер у Анны не приведи господи!» «Моей любви хватит на двоих, Елена Афанасьевна. А с характером Аннушки я как-нибудь справлюсь!» — ответил он ей тогда уверенно…

Директор наконец-то закончил свою речь. Ученики, расталкивая друг друга, ринулись к школьным дверям, чуть не сметая по пути учителей. Первое сентября тысяча девятьсот шестьдесят пятого ничем не отличалось от начала учебного года прошлых лет. Леон стоял и спокойно пропускал вперед нетерпеливую малышню. И с презрением смотрел на одноклассников, которые толкались в дверях школы наравне с первоклашками. «Какие они все-таки идиоты. Похоже, за лето у них прибавилось только роста, а умом они остались прежними». Конечно, при построении на торжественной линейке Леон заметил, что они с Пашкой оказались самыми низкорослыми, и это повергло его в шок. Но, в конце концов, не рост главное, он возьмет свое учебой. Леон твердо решил, что должен окончить школу с медалью.

Тут он заметил, что Пашка Дохлов стоит невдалеке и тоже наблюдает за одноклассниками. На его лице было написано такое же презрение. В класс они вошли вместе. Последняя парта, за которой они сидели с первого дня учебы, была занята. За ней с удобством расположился новичок с крупной по сравнению с телом головой. «Второгодник, не иначе», — решил Леон.

Пашка, не обращая внимания на воцарившуюся в классе тишину, вразвалку направился к своему месту. Класс замер в предвкушении разборок. Новичок был заметно выше остальных и внушал робость даже самым рослым мальчишкам. Но он не знал Павла Дохлова.

Пашка подошел к парте и небрежным движением скинул сумку чужака на пол. У того от изумления приоткрылся рот.

— Ты чё, шпенек? Страх потерял?! — Верзила медленно поднимался из-за парты, явно намереваясь раздавить Пашку, как таракана.

Леон с улыбкой наблюдал эту забавную сцену. Он ни на миг не сомневался, что его друг легко отобьет у обнаглевшего верзилы их законное место. Неожиданно Пашка сделал два неуловимых движения, после которых тот сначала сложился пополам, а затем рухнул на пол рядом со своей сумкой. С трудом поднявшись, новичок молча собрал рассыпавшиеся учебники и пересел на соседний ряд. «Вот и все. Конфликт исчерпан, теперь и ежу понятно, кто в стае главный», — удовлетворенно подумал Леон, присаживаясь рядом с Пашкой. Но он ошибся. Очень скоро безоговорочное лидерство Пашки, а с ним и Леона, пошатнула Катя Погодина. Леон с трудом узнал в этой высокой красавице их с Пашкой подружку. Посмотрев на них сверху вниз своими зелеными глазами, она произнесла фразу, которая раз и навсегда определила их место в классе: «Вы бы, мальчики, сели за первую парту, боюсь, я буду загораживать вам доску».

Большего унижения в своей жизни они не испытывали! Так детская любовь в один миг превратилась во вполне зрелую ненависть. Вот тут-то и проявилась разница в воспитании. Леон лишь перестал замечать Катю, полностью игнорируя ее существование. Не обращая внимания на шушуканье девчонок у себя за спиной, он учился, зарабатывая медаль. А Пашка не давал ей прохода. Бедная Катя узнала на себе, что такое стать врагом этого маленького, но физически очень сильного человечка. Стоило кому-то оказаться в полуметре от нее, как тот был жестоко бит и унижен. Сам же Пашка, однако, больше не домогался внимания красавицы. К десятому классу он так и остался «метр с кепкой», но от девушек у Павла Дохлова, к тому времени прочно закрепившему за собой прозвище Дохлый, отбоя не было. У него всегда водились деньги. С ним можно было весело провести время в кафе или прокатиться на мотоцикле. Но, как ни странно, было еще что-то, что подчиняло, лишало воли его подружек. В Пашку влюблялись, теряли голову, даже дрались за первенство. Он же молча наблюдал за очередной жертвой, не делая ни одного шага навстречу. С Леоном они по-прежнему сидели за одной партой, сохранив мирные отношения, основанные на обоюдной выгоде: Леон всячески тянул Пашку из класса в класс, решая за того задачи и заставляя хоть как-то учиться. И он чувствовал себя рядом с ним в полной безопасности. Школу они окончили один с серебряной медалью, другой с одними тройками в аттестате. Дальше их пути разошлись. Леон с первой попытки поступил в университет на мехмат, поставив перед собой цель — пробиться в этой жизни. Быть юристом передумал, увлекшись в старших классах физикой. Павел Дохлов устроился на работу на завод, а по осени ушел в армию.

Ляля бежала из школы, ловко перепрыгивая лужи. Она задержалась, выясняя отношения с заклятой подругой Ольгой, и теперь опаздывала на тренировку. Опять ей влетит от Нюши за то, что не успеет как следует пообедать! В очередной раз она убедилась, что верить девчонкам нельзя. Ольга, еще вчера клявшаяся не говорить никому о Севке, сегодня разболтала половине класса. Когда Ляля утром вошла в раздевалку, девчонки сразу обступили ее плотной стеной. Севка учился в девятом и занимался боксом. Все школьницы с восьмого по десятый класс мечтали о той светлой минуте, когда он обратит на них свою благосклонность. Ляля ж видела в нем хорошего друга, они часто вместе возвращались домой с тренировок. И вот вчера Севка пригласил ее в кино. Она под большим секретом поведала об этом единственному человеку, Ольге Чуйкиной, а та оказалась болтушкой.

Вбежав в подъезд, Ляля чуть не наступила на кошку, вальяжно развалившуюся на резиновом коврике.

— Чур меня, — громко вскрикнула она: кошка была черной, как осенняя ночь.

Дверь ей открыла заплаканная Нюша. Ляля испугалась. Она никогда не видела, чтобы смешливая, улыбчивая няня плакала.

— Нюша, родненькая, что-нибудь с папой, да?

Нюша, всхлипывая, помогла ей снять пальто и повела на кухню. За столом сидела красивая пожилая женщина в темном костюме.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Ляля и тревожно оглянулась на няню.

— Здравствуй, Ляля. Давай знакомиться заново. Я — твоя бабушка Елена Афанасьевна. Наверное, ты меня совсем не помнишь? В последний раз мы с тобой виделись, когда ты была совсем крохой.

Ляля подошла к ней и присела на краешек табурета. Да, к своему стыду, бабушку она совсем не помнила. Зная от отца, что родители матери переехали жить в Иркутск еще до ее рождения, Ляля довольствовалась фотографиями озера Байкал, которые они присылали в редких письмах, и посылками с игрушками и кедровыми орешками.

За спиной Ляли всхлипывала Нюша, чем явно вызвала недовольство бабушки:

— Нюша, будьте добры, займитесь делом, а я поговорю с девочкой.

Няня, вытирая фартуком заплаканное лицо, вышла за дверь.

— Ляля, ты уже довольно взрослый человек, поэтому должна быть мужественной. Случилась беда, твоего папы больше нет. — Елена Афанасьевна осторожно дотронулась кончиками пальцев до Лялиного плеча. — Одна ты не останешься, пока будешь жить с нами. Но я думаю, вскоре вернется мама.

— А вы знаете, где она сейчас? — стараясь не расплакаться, задала вопрос Ляля.

— Мы поговорим об этом позже. Сейчас иди, умойся и отдохни.

— Лялечка, поешь? — В голосе няни послышалась мольба.

— Не хочу, Нюша, спасибо. Пойду к себе.

Ляля плакала и думала лишь о том, что больше никогда не увидит папу. В последнее время у него участились приступы кашля, и им с Нюшей приходилось часто вызывать неотложку. Но этой осенью папа собирался подлечиться в санатории, и они надеялись, что оттуда он вернется здоровым. Ляля с тоской вспомнила о бабушке. Ну что может понимать эта совсем чужая ей женщина? Почему она, Ляля, должна жить с ней? Лучше остаться с Нюшей. Сколько себя помнит Ляля, та всегда была рядом. После отъезда матери няня переселилась к ним в квартиру, а к себе ходила лишь поливать цветы и проветривать комнату. Нюша любит Лялю как родную! И они никогда не ссорятся, даже когда Ляля груба с ней. И Ляля ее любит, всегда переживая из-за своей несдержанности. Отец часто шутил, что они бы пропали без своей благодетельницы. И вот теперь Ляля должна жить без нее с бабушкой, которую даже не помнит!

Ляля встала, подошла к окну, плотно задернула шторы. Ей хотелось лечь, накрыться с головой одеялом и ни о чем не думать. Но она понимала, что тревожные мысли никуда не денутся, даже если попытаться вспоминать только хорошее. Она сидела в полумраке, забравшись с ногами в кресло, и ей казалось, что в комнате она не одна. Кто-то очень ее любящий с тревогой следил за ней из темноты. «Папа… это ты? Ты не ушел еще, я знаю… помоги, мне без тебя здесь очень страшно…» — прошептала Ляля. Ей никто не ответил, но вдруг тревога отступила, уступив место светлому покою. Ляля почувствовала, что засыпает.

Она не слышала, как в комнату вошла няня, достала из шкафа плед. «Храни тебя Господь, девочка, — перекрестила она Лялю, тепло укрывая. — Ты еще будешь счастлива…»

Ляля сидела в скверике возле музыкальной школы. Домой идти не хотелось. Все получилось куда хуже, чем она могла предположить. Бабушка воцарилась в доме сразу же на следующий день после похорон. И с этого дня жизнь Ляли стала подчиняться железному распорядку. Появились обязанности, которые должны были выполняться неукоснительно. Ляля не могла без ее разрешения привести в дом подруг, да и кто может считаться ее подругой, а кто нет, решала также Елена Афанасьевна. Однажды, придя на тренировку, Ляля встретила ее выходившей из кабинета директора спортивной школы. С того дня тренировки для нее закончились. Ляля не стала выяснять почему. Она давно поняла, что ответа на свои «глупые» вопросы не дождется.

Но первое, что взяла под свой неусыпный контроль бабушка, была работа Нюши. Она заглядывала в кастрюли, обязательно подсаливала или добавляла перца, при этом недовольно морща нос. Когда Нюша убиралась в комнатах, бабушка ходила за ней по пятам и проверяла, хорошо ли вытерта пыль. Однажды Нюша собрала вещи и вернулась в свою маленькую квартирку. С тех пор Ляля старалась как можно больше времени проводить у нее. С аппетитом поедая Нюшины пироги, Ляля вспоминала, как они втроем пили чай на кухне и отец шутливо отчитывал Нюшу, что та раскормила его до пятьдесят второго размера. От этих воспоминаний хотелось плакать. И никак не хотелось возвращаться домой. С бабушкой у Ляли отношения так и не сложились. Деда же видела редко, в лучшем случае он, проходя мимо, похлопывал ее по плечу и говорил: «Учись, девочка, хорошо, стране нужны грамотные люди». И, не дождавшись ответа, скрывался за дверью папиного кабинета.

«Придется топать домой, скоро ужин, за опоздание бабушка меня четвертует», — грустно подумала она, поднимаясь со скамьи.

Открыв своим ключом входную дверь, Ляля замерла на пороге. Из глубины квартиры были слышны громкие голоса. Один голос принадлежал бабушке, другой показался смутно знакомым. Зайдя в квартиру, Ляля огляделась: на полу стояли чемоданы, на вешалке висело красное пальто с меховым воротником. Она сразу догадалась, что приехала мать.

Вдруг голоса смолкли. Ляля вошла в комнату и посмотрела на курившую у окна женщину.

— Здравствуй, мама, — равнодушно уронила она.

Анна Андреевна кивнула в ответ и подошла ближе. Остановившись от нее в трех шагах, окинула взглядом с ног до головы. В этом взгляде не читалось ничего, кроме любопытства.

— Копия отца! Даже волосы стали рыжими, а ведь маленькой ты больше походила на меня! Ну что ж… — С этими словами она слегка обняла ее. Но, тут же отпустив, потеряла к ней всякий интерес.

— Анна, мы с тобой недоговорили, я прошу тебя пройти на кухню, сделаю тебе кофе. — Бабушка говорила сухо и сердито.

Ляля вернулась в прихожую, сняла пальто и зашла в ванную комнату. Нет, она не хотела подслушивать, но, когда заговорила бабушка, не смогла себя заставить уйти. Елена Афанасьевна отчитывала дочь как школьницу. Лялина мать и не пыталась вставить в ее монолог хоть слово.

— Ты что ж, посчитала, приедешь после стольких лет, и тебе будут здесь рады? О чем думала, когда уехала с этим проходимцем? Ты не написала нам с отцом ни строчки! И Наталья хороша — все знала и молчала! Оказывается, до родов ты жила у Валентины с мужем? Ладно, нас с отцом ты в грош не ставила и никогда не слушала! Конечно, мы плохо тебя воспитали. Но то, что ты бросила новорожденную дочь в роддоме, просто неслыханно. Как ты смеешь после этого называть себя матерью?! Неужели не было возможности сообщить, что у нас родилась еще одна внучка?

— Зачем, мама? Что бы это изменило? Мне все равно пришлось бы уехать. Да и когда вы с отцом почти насильно выдали меня замуж за Анфимова, разве ты не могла предположить, что я долго не смогу жить с нелюбимым человеком?

— Любовь — дело наживное! Но я не об этом. Я о твоем ребенке. Мало того что Лялю вместо матери воспитывала посторонняя женщина, и вторая твоя дочь живет неизвестно с кем.

— Ты что, пыталась ее искать?!

— Да, мы с отцом ходили в роддом, откуда ее забрали в семью. Но нам, естественно, ничего не сказали, ты же написала официальный отказ от ребенка!

— Да, написала. А куда мне было идти с ним, к Анфимову? Настоящий отец девочки поставил меня перед выбором, и я его сделала, нравится тебе это или нет. И это мой выбор.

— Ладно. Ты хотя бы представляешь себе, что будешь делать в Куйбышеве?

— Устроюсь на работу. Не думай, что я такая беспомощная. Во всяком случае, прокормить себя и дочь смогу.

— Ну-ну, посмотрим. — В голосе бабушки прозвучало сомнение.

Ляля еще некоторое время сидела на краю ванной, подставив руки под водяную струю. Очнулась, когда пальцы онемели от холода. Тихо, стараясь не шуметь, Ляля оделась, вышла из квартиры и побежала к Нюше.

Открыв дверь и увидев безумные глаза девочки, Нюша испугалась:

— Что случилось, Лялюшка?

— Мама приехала.

Нюша вздохнула. «Конечно, рано или поздно это должно было произойти. Что же Анна такого сказала дочери, что на той лица нет?» Она обняла девочку и повела ее в крохотную кухоньку. Они с отцом Ляли, как могли, старались избегать разговоров о ее матери. Да и Ляля на удивление мало интересовалась Анной, удовлетворившись объяснениями, что мама с папой разошлись и той пришлось уехать. Нюша порой ругала себя, что даже после смерти отца не рассказала Ляле всю правду. А теперь вон как нескладно получилось.

— Нюша, ты ведь все знала, правда? Почему же молчала? — Ляля с обидой смотрела на няню.

— Не ругай меня. Отец не хотел, чтобы ты думала о матери плохо.

— А про ребенка ты тоже знала?

— Про какого ребенка? Кто тебе что сказал? — Удивление Нюши было искренним.

— Я подслушала сейчас, как бабушка маму ругала, что та от дочери отказалась.

— Я думаю, бабушка тебя имела в виду.

— Нет, Нюша. Бабушка говорила, что мама не имела права оставлять родную дочь в роддоме, даже если это ребенок и не от мужа.

— Выходит, Анна, когда ее отец твой выгнал, была беременна… Вот горе-то! Значит, у тебя где-то сестричка есть. Если Анна отказалась от ребенка в роддоме, девочку, скорее всего, удочерили…

— И теперь мы никогда с ней не встретимся?

— Да, наверное. Как же ее отыщешь?

— Бабушка сказала матери, что они с дедом в роддом ходили. Ну скажи мне, как так можно — отказаться от родного ребенка?! А теперь моя мать хочет, чтобы я жила с ней! Нюша, я ее ненавижу. Можно, я буду жить с тобой?

— Не нужно так говорить, Лялечка! Неправильно это! Мама есть мама. Другой не будет. Ты вырастешь и, даст бог, оттаешь сердцем. Не спеши маму-то осуждать. Красивая она была очень. А у красавиц судьба не всегда гладко складывается. Много на них желающих, вот и летят на огонь, не думая, что обжечься могут. Все им кажется, красота и молодость им навечно дадены. Папа твой сильно ее любил. Может, потому и простить не смог. Но слова худого я от него про твою маму не слышала. И ты ее не осуждай. Видно, досталось Анне в жизни, коль одна домой вернулась.

— Что же она раньше-то ко мне не приезжала?

— Так папа не велел. Сурово с ней поступил, чего уж там! Вот и звонить тебе не разрешал.

— А может быть, она не хотела?

— Кто ж ее знает, может, и так. — Няня с жалостью смотрела на Лялю.

Обхватив руками колени, Ляля сидела на старом тонконогом стуле. Мамино возвращение в ее жизнь не сулило ничего хорошего. Ляля была уверена, что и она матери не нужна.

— Нюша, а что бы со мной было, если бы не было тебя?!

— Да что ты такое говоришь! Как это — не было? Я ж рядом почти с самого твоего рождения!

— Тогда я имею право жить здесь! Меня вырастила ты! Я перееду к тебе. Я так решила.

— Ничего ты не можешь решать, тебе еще мало лет. Думаешь, если появился «жених», так сразу взрослая стала? — шутливо спросила Нюша.

— Все смеешься надо мной? — обиделась Ляля. — Лучше научи меня гадать на картах! Или опять скажешь, что я маленькая? А сама говорила, что тебя бабушка в девять лет научила!

— Зачем тебе? Это не забава, — строго ответила Нюша.

— А я серьезно! Хочу знать свое будущее! Ты же знаешь, как дальше моя жизнь сложится?

— Нет, Ляля! Не знаю…

— Как же так? Ниночке жениха нагадала — та летом замуж вышла! Значит, карты правду говорят?

— Карты-то говорят… Только человек сам выбирает себе путь.

— Как это?

— Не одна у нас дорога по судьбе, Лялечка… много путей. Какой выберешь — так и жизнь сложится. Карты показывают, что может случиться. Но если ты свернешь в дурную сторону, например, поступком каким, то и путь твой изменится. А на новом пути этого хорошего события может и не статься!

— А если не сверну? Ничего плохого меня не ждет? Так?

— Так, да не совсем! Есть тяжелые испытания, которые мы должны пройти в этой жизни. Их не обойти. Душа сама себе их выбрала. Но какими путями ты будешь двигаться от одного к другому, зависит только от тебя!

— Где выбрала, Нюша?

— Там. — Нюша пальцем показала вверх.

— Значит, моя душа выбрала, что меня мама бросит? И папа рано умрет?

— Выходит, так!

— Нюша… а эти… испытания в моей жизни закончились?

— Не знаю, Лялечка! Боюсь я в твою судьбу заглядывать!.. Ты очень хочешь научиться гадать?

— Да, очень. Научи, Нюшечка! Я не буду просто так. Только если очень нужно.

Нюша достала из шкатулки потрепанную колоду карт и, вынимая по одной, стала объяснять их значение. Ляля ловила каждое слово. Как давно она уговаривала Нюшу, чтобы та раскрыла ей секреты гаданий! Она вспомнила отца: тот, посмеиваясь, частенько отчитывал няню за «мракобесие». Но Ляля однажды застала няню в его кабинете: перед Нюшей на столе были разложены карты, отец же с напряженным вниманием ее слушал. С тех пор Ляля твердо решила, что она тоже научится предсказывать будущее.

Ей часто снились, как говорила Нюша, «вещие» сны. Очень яркие, и всегда под утро. Сны чаще всего были про других людей, а не про нее саму. Через некоторое время все, что было во сне с ее знакомыми, происходило наяву. И еще одна странность беспокоила ее с некоторых пор. Об этом Ляля поначалу боялась рассказать даже Нюше. Да и не сразу поняла, что причина всего — она сама. Стоило ей на кого-то по-настоящему разозлиться, как с этим человеком через некоторое время случалась беда. Например, когда классная поставила «пару» лишь за то, что она дала списать контрольную Славке, Ляля обиделась и мысленно пожелала той «провалиться на этом месте» — от оценки за эту контрошку зависел четвертной балл. Вечером, возвращаясь из школы, Элеонора Давидовна не заметила открытого люка, провалилась в него и сломала ногу. Нюша тогда долго объясняла ей, что не должна она так злиться на людей. «За тобой стоит ангел-заступник. Он-то твои пожелания и исполняет», — говорила она. Ляля в Бога не верила, во всяких там ангелов и бесов тоже, но на всякий случай, почувствовав прилив злости, стала себя одергивать…

В этот вечер Ляля домой так и не пришла. Наевшись Нюшиных пирогов, заснула у нее на диване…

Нюша, позвонив Лялиной бабушке, чтобы та не волновалась, долго еще смотрела на спящую Лялю и думала, что судьба не всем дает такие испытания в жизни, но и не всех одаривает, как эту девочку…

— Мама, не нужен мне этот дурацкий шарфик, только мешать будет! — Ляля стояла перед зеркалом в платье для выпускного бала. С удовольствием отметив, что бледно-зеленый цвет кримплена удачно подошел к рыжеватым волосам, она решала, стоит ли надеть янтарный кулончик на золотой цепочке, подаренный бабушкой. Но матушка настойчиво совала ей кусок шифона бутылочного цвета. С ее точки зрения, портниха слишком занизила вырез у платья. «Нет, кулон будет лишним, впрочем, как и эта тряпка. Но мать не отвяжется!» — Ляля взяла шарфик из ее рук и обернула вокруг шеи, решив про себя что, выйдя за дверь, засунет тонкую тряпицу в сумочку.

В дверь позвонили.

— Я открою! — быстро пробормотала Ляля и бросилась в коридор — за ней должен был зайти Славка, почему-то нелюбимый ее матушкой.

Не дав тому войти в квартиру, Ляля крикнула в глубину квартиры: «Пока, мама!» — и подтолкнула протягивающего ей букет Славика к лестнице.

— Это — тебе, — опять попытался тот всучить ей букет.

— Директрисе отдашь, — отмахнулась она, сбегая по ступеням вниз.

Свободно вздохнула она, лишь завернув за угол. Все-таки в упрямстве матушка превзойдет ослицу!

Спрятав, как и планировала, «миленькую», по словам матери, вещицу в сумочку, она оглянулась на обидевшегося, видимо, всерьез друга и примирительно взяла его под руку. Тот тут же заулыбался.

До школы было пять минут ходу. Старинное здание с широкой парадной лестницей сияло огнями, несмотря на светлый июньский вечер. На небе не было ни облачка, с Волги дул легкий ветерок, дневная жара спала, уступив место приятной вечерней прохладе. Возле крыльца, возбужденно переговариваясь, толпились выпускники. Славка, махнув Ляле рукой, тут же отошел к мальчишкам. Вчерашние школьники, все как один в костюмах и при галстуках, силились выглядеть солидно. Ляля подошла к девчонкам:

— Привет всем! Скоро начнется?

— Не бойся, не опоздала. Пойдем-ка отойдем. — Ольга Чуйкина потянула ее за руку. — Мальчишки принесли вино, знаешь? Тебе что, Славка ничего не сказал?!

— Нет. А где они его спрятали?

— В раздевалке спортзала. Ключ Крокодил дал.

Прозвище Крокодил учитель физкультуры заслужил своим зеленым спортивным костюмом с надписью «Спартак» на спине.

— С чего бы это он такой добренький?

— Так мы ему теперь кто? Никто. Уже не ученики. Воспитывать не обязан, — хохотнула Ольга.

— Пойдем, опоздаем. — Ляля подтолкнула Ольгу к школьным дверям.

Зал был почти полон. Она поискала глазами Славку, тот помахал ей рукой.

— Смотри, Славка нам места занял.

Они стали пробираться в середину ряда. Торжественная часть утомила не только учителей и учеников, но и родителей. Школа была с французским уклоном, поэтому мамам и папам, пришедшим на выпускной бал к своим чадам, пришлось делать вид, что они с удовольствием слушают пьеску, поставленную на французском языке. Кому пришла в голову эта бредовая идея, Ляля не знала. Но была уверена, что подавляющая часть родителей не понимает ни слова.

Наконец пьеска была отыграна, и все с облегчением встали.

В столовой были накрыты столы. Заставленные разнокалиберными тарелками с домашней выпечкой и бутербродами с колбасой, они занимали большую часть помещения. Среди тарелок с едой и столовскими гранеными стаканами нелепо выглядели единственно разрешенные на школьных мероприятиях напитки «Буратино» и «Колокольчик». На том конце стола, где пристроилась теплая компания из 10 «В», пустые бутылки из-под газировки периодически исчезали и появлялись вновь, наполненные другим содержимым. Учителя, сидевшие за отдельным столом, ничего не замечали. К концу застолья «семеро смелых», как называли Лялиных ближайших друзей одноклассники, были чуточку веселее всех остальных.

В пять часов утра школу закрыли, и бывшие ученики с песнями двинулись на набережную.

— Ляль, ну их всех, пойдем вдвоем погуляем. — Славка бросил на нее тоскливый взгляд.

— Неудобно как-то… и я устала! — нашлась она, думая лишь о том, что давно уже хочет домой.

— О чем это вы там шепчетесь? — Ольга Чуйкина, держа под руки сразу двух кавалеров, подозрительно посмотрела на Славку и Ляльку. — Между прочим, есть предложение — продолжить у меня дома.

Ольга жила в огромной пятикомнатной квартире с дедом-профессором и без родителей — те работали в Африке по контракту, строили то ли мост, то ли плотину и крайне редко наезжали в родной город.

— Нет, я пас. — Ляля зевнула, чтобы показать, как ей хочется спать.

— Ладно тебе, когда еще увидимся! Дед на даче, хата пустая! Потанцуем! — продолжала настаивать Ольга.

— Нет, Оль, спать хочу смертельно.

Славка, соглашаясь с Лялей, кивнул головой.

— С этой парочкой все понятно. Ну а кто идет со мной?

— Мы, — хором ответили близнецы Женька и Аркашка Ивановы, вновь подхватывая Ольгу с двух сторон.

Ляля и Славка тихо брели к ее дому. Ливень начался неожиданно, обрушившись сплошной стеной на спящий город. Славка, схватив ее за руку, втащил в подъезд первого попавшегося дома. В тамбуре между дверями он прижал ее к батарее отопления и начал неумело целовать лицо и шею. Ляля равнодушно позволяла ему это, думая о том, что ей неудобно, что чугунные ребра батареи впиваются в спину, а мокрое платье противно прилипло к телу и что целоваться, оказывается, не такое уж и приятное занятие, как об этом пишут в любовных романах.

— Соколов, спать будешь дома, а у меня на лекциях будь добр активно присутствовать! — Преподаватель по «вышке» Вербицкая Софья Марковна ткнула указкой в направлении дремавшего на последней парте Сашки. Тот даже не шелохнулся.

— Санек, гроза приближается, — пихнул его локтем проснувшийся несколькими минутами раньше Женька Попов.

Вчера они застряли в общаге, до утра развлекая первокурсниц. Девочки оказались несговорчивыми, и потому ночное бдение было напрасным. Молодой организм требовал другого продолжения знакомства, но тут Сашка с Женькой явно просчитались. Сегодня вечером они собирались в пединститут, к проверенным «боевым» подругам. Вечерок и ночка обещали быть веселыми, а потому нужно было хорошенько выспаться.

Сашка с трудом разлепил глаза и сфокусировал зрение на исписанной формулами доске. «Что за муть мы учим? — Приглядевшись внимательнее, он увидел знакомые символы и знаки. — О! А это мы тоже проходили в школе». Сашка лишний раз убедился, как были правы родители, которые настояли, чтобы после восьмого класса он перевелся в математическую школу. В институт его зачислили после первых двух вступительных экзаменов по физике и математике — он сдал их не напрягаясь. И сейчас, учась на втором курсе, он с легкостью повторял пройденную в десятом классе «вышку».

— Соколов, мы тебя внимательно слушаем.

Сашка вопросительно посмотрел на Женьку.

— Реши последнюю матрицу, — зашептал Женька.

Сашка, посмотрев на доску, устно стал диктовать решение. Софья Марковна быстро записывала его ответ на доске.

— Цены б тебе не было, Соколов, если бы ты хоть чуть-чуть напрягся.

— А зачем, Софья Марковна?

Вербицкая недоуменно пожала плечами. Соколов ей нравился, она любила студентов, так сказать, с «божьей искрой», а этот парень был явно талантлив. «Впрочем, если он и дальше будет тратить все свое время на девочек и гулянки, к пятому курсу едва доползет», — подумала она с сожалением.

Ляля смотрела на Славку, самодовольно потирающего руки и скосившего на нее взгляд — видит ли? Он получил по физике пять баллов у препода, слывшего занудой, и теперь его распирало от гордости. А Ляле были смешны его потуги привлечь ее внимание.

На самом деле Ляле было глубоко наплевать и на физику, и на остальные предметы. У Ляли случилась любовь. Еще по осени. Странное, почти невесомое состояние души, когда себя перестаешь ощущать самостоятельной единицей, а думаешь лишь об обоих как едином целом. Он и она. Он и она ближе друг к другу. Он, страшно подумать, обнимает и потом… Про это «потом» Ляля старалась не вспоминать. Хотя оно уже случилось. Самое стыдное, что ей не стыдно. Не стыдно было лежать на широкой кровати в чужой спальне обнаженной и глупо улыбаться. Не стыдно оттого, что по телу бегали противные мурашки: в квартире было прохладно из-за вовремя не включенного городскими службами отопления. А он смеялся над ее мерзлявостью и укрывал своим телом, чтобы согреть. Тогда она поняла выражение «согрет любовью». Это, оказывается, и правда так — один отдает тепло другому. Вот такая физика.

Она не заметила, как подошел Славка и о чем-то спросил. Вернулась к действительности она, лишь когда тот повысил голос:

— Ты меня совсем не слушаешь! Да что с тобой?! Ты в колхоз едешь, нет?

— Нет, не еду. Меня освободили, — рассеянно ответила она.

— Это за что же?

— Не за что, а почему. Потому что! — Она отошла от опешившего друга и направилась к лестнице. Объясняться со Славкой желания не было. Да и не могла она ему рассказать, кто сделал освобождение от колхозной повинности. Славка и не догадывался, что уже давно, еще с октября, переведен на «надцатое» место в Лялиной жизни. А с первого и до «надцатого» все места прочно заняты одним человеком, Лялиным же-ни-хом. Мама ее жениха, а ей очень нравилось это слово, помогла получить нужную справку.

С Валерой они познакомились на улице. Ляля, пытаясь найти убежище от дождя, а зонт она благополучно забыла дома, бежала, не глядя под ноги. Налетев на препятствие лбом, она притормозила. Лоб упирался во что-то твердое, пахнувшее мужским одеколоном. Ей так понравился запах, что она шумно втянула его носом и лишь тогда подняла голову. На нее смотрели насмешливые синие глаза. Это была единственная красота, доставшаяся ему от природы. Остальные черты лица пугали своей неправильностью. Широкий нос, больше похожий на картошину, густые темные брови и кожа, изрытая следами перенесенной в детстве ветрянки.

— Пустите. — Ляля попыталась отодвинуться на безопасное расстояние.

— Да ради бога, — убрал он руки с ее плеч. Было очевидно, что он просто пытался удержать ее от падения.

— Не приставайте ко мне, а то закричу.

Он посмотрел на нее с опасливым недоумением и сделал шаг назад. И тут произошло невероятное. Его нога, попав в ямку в асфальте, странно вывернулась, и, прежде чем упасть, Ляля увидела перед собой поочередно его растерянные глаза, затем руки, взметнувшиеся в судорожном движении, и согнутые колени. Пытаясь удержать равновесие, он успел сделать ей классическую подсечку, какие получаются у футболистов на скользкой траве поля. Сидя в грязной луже, они хохотали над собой и над прохожими, которые, видя барахтающуюся в скользкой жиже парочку, опасливо шарахались в сторону. Потом они долго сушили свою одежду утюгом, предварительно выполоскав ее в тазике с холодной водой. Утюг был в квартире его бабушки, куда он привел ее, уже не сопротивлявшуюся обстоятельствам и судьбе. Теперь он не казался страшным, старым и приставучим. Он стал лучшим из лучших и всех остальных. Лучше Славки, Юрки и Сережки, которые пытались завлечь ее кто чем мог — теперь они казались ей скучными, пошлыми.

Они «переспали» в первый же день. Ляля, думая, что стала женщиной, попробовала проявить взрослость. Голосом девицы, сделавшей подарок своему возлюбленному, она томно прошептала ему в ухо: «Мне было хорошо с тобой, милый». Эту фразу она перевела с французского в фильме, что они смотрели в квартире Чуйкиной по видеомагнитофону, привезенному Ольгиными родителями из-за границы. Валера приподнялся на локте, коротко глянул на нее и ласково ответил: «Мне тоже, малышка». И эта фраза была из того же фильма, но «повзрослевшая» Ляля не заметила подвоха в его словах. Лишь позже, уже после того, как сделал предложение, он признался ей, что не трогал ее все это время, берег для себя же, для первой брачной ночи. Стыд, охвативший Лялю, стал причиной их первой серьезной ссоры. Дома, поразмыслив хорошенько, она поняла и приняла его право решать, когда им стать по-настоящему мужем и женой…

Ляля зашла в квартиру и порадовалась, что матушка отсутствует. Можно было спокойно расслабиться, не боясь услышать замечание в свой адрес.

Есть хотелось смертельно, напряжение, вызванное сдачей экзаменов, спало, и у Ляли открылся обычный послестрессовый жор.

Анна Андреевна, придя со службы, застала дочь сидящей перед телевизором и жующей бутерброд. На тарелке перед ней высилась еще горка круглых ломтиков колбасы и лежала нарезанная половинка батона.

— Елена, сколько раз говорить, чтобы ты не ела в комнате.