Адмирал: Адмирал. Заморский вояж. Страна рухнувшего солнца Михеев Михаил

– А будет ли он управляем?

– Да куда он денется, – цинично усмехнулся Колесников. – Военный преступник, во всяком случае, по мнению англичан. Соответственно от нас он зависит полностью.

– Да, вы, я вижу, все продумали…

– Адмирал, – перебил рейхсфюрера Гитлер. – Изложите ваши соображения по дальнейшему ведению кампании. Вы у нас умеете грамотно планировать, и я не поверю, чтобы не продумали варианты.

Вот оно. Гитлер начинает советоваться с ним напрямую. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что растет его влияние на фюрера и соответственно на Германию. Плохо потому, что остальные могут почувствовать угрозу своему положению. Вон как напряглись присутствующие, причем все и сразу. Даже Гудериан, которого пригласили как бы за компанию, поскольку он присутствовал при разборе полетов в прошлый раз. Хотя как раз ему вроде бы нечего опасаться. Но военные крайне нервно реагируют, когда кто-то лезет в их дела.

– Я считаю, – адмирал подошел к большой, во всю стену, карте, внимательно посмотрел на нее и усмехнулся, – у Британии сейчас две ключевые точки. Первая – это собственно Британские острова. Им нечем их защищать. Людей-то они из Дюнкерка вывезли, но потерянное вооружение пока не восстановили. Раньше десант выглядел невозможным из-за господства на море их флота, но сейчас…

Все понимающе закивали. Действительно, потери британцев были самыми тяжелыми, наверное, за всю историю их флота. В Александрии, когда они не смогли даже организовать сопротивление, миф о Владычице морей рухнул, грозя похоронить под обломками всю империю. В такой ситуации организовать эффективную оборону метрополии становилось весьма сложной задачей.

– Вторая, – методично, как привык когда-то на лекциях, продолжал Колесников, – это Суэцкий канал. Перережь его – и протяженность морских путей вырастет для британцев в разы. Фактически мы разрежем их империю пополам, причем сейчас у нас имеется прекрасный плацдарм для наступления. И они наверняка эту угрозу понимают. Сейчас я Черчиллю не позавидую. Он как тот Буриданов осел между двумя морковками… Только вместо двух морковок два кнута.

– И куда вы предлагаете нанести удар?

– А никуда, – безмятежно ответил Колесников.

– То есть? – кто это сказал, он так и не понял. Ну и ладно – судя по выражению лиц присутствующих, он выражал общее удивление.

– У нас недостаточно сил для решительной победы, – вздохнул адмирал. – Британский флот все еще очень силен, а главное, у островитян имеются колоссальные судостроительные и судоремонтные мощности. Мы же, пока восстановим трофейные корабли, в любом случае потеряем время. Это если еще не учитывать сложности с проходом Гибралтарским проливом. Собственного же флота Германии для такой операции абсолютно недостаточно.

Его слова встретили молчанием, но возражать никто не пытался. Здесь все же собрались не прекраснодушные идеалисты, а жесткие и циничные прагматики. И все помнили, как только что мимо Гибралтара в Британию ушли поврежденные корабли, а сунувшемуся было их преследовать итальянскому флоту пришлось утереться. А Колесников, выдержав короткую паузу, продолжил:

– С другой стороны, для наступления на Ближнем Востоке требуются значительные сухопутные силы. Оперативно перебросить туда достаточное количество войск, а главное, наладить их снабжение, крайне сложно. Особенно учитывая, что британцы тоже не будут сидеть сложа руки. Итальянские же дивизии я бы не стал учитывать. Они еще могут кое-как обороняться, если их не атакуют, но открытого столкновения даже с меньшими силами британцев им не выдержать.

– И что же вы предлагаете? Сидеть и ничего не делать?

Ну да, это порывистый и не привыкший молчать Гудериан. Остальные просто ждут, что он скажет.

– Разве я это говорил? Нет, я просто предлагаю действовать комплексно. И тут решающее слово окажется за адмиралом Дёницем.

Интересно было видеть, как взлетели вверх брови Редера. Он-то думал, что Лютьенс и Дёниц не испытывают взаимной симпатии. И, кстати, был прав. И у фюрера Дёниц вообще пока что не был в фаворе, его сюда даже не пригласили. Однако Колесников не собирался останавливаться, только подпустил в голос жестких ноток.

– Британию надо брать в блокаду. Их метрополия зависит от внешних поставок так, как ни одна другая страна Европы. Я думаю, это все и без меня понимают. Надводный флот не сможет это сделать – значит, пора задействовать для этой цели наши субмарины. Тем более, в Средиземном море они сейчас не слишком нужны, и их надо выводить на новые позиции. Правда, Гибралтар… Ладно, это технический вопрос. Как вариант, можно обратиться к рейхсмаршалу и попросить стереть эту скалу в пыль. Надеюсь, он нам не откажет в такой малости.

Все поняли, что это шутка, пробежала череда коротких смешков. Пожалуй, здесь были непривычны к такому стилю совещаний, но и против ничего не имели.

– Одновременно стоило бы продолжить подготовку операции «Морской лев» и проводить непрерывные бомбардировки Британии. Основная цель – подавить их авиацию, парализовать промышленность. Необходимость одновременно парировать удары и вести переоснащение армии в условиях дефицита всего, что только можно – а именно созданием такого дефицита и должны заняться подводники – как минимум, не даст Британии перехватить инициативу. Как максимум, обрушит их экономику, а это уже поражение.

– А вы прямо стратег, – усмехнулся Гитлер. – Пожалуй, адмирал, вы переросли свои погоны.

– Вам виднее, мой фюрер. Разрешите продолжить? – и, дождавшись одобрительного кивка, Колесников вновь заговорил: – При нанесении ударов по Британии необходимо подавить их радарную сеть, что резко снизит возможности островитян к активному противостоянию нашей авиации, и по возможности постараться оставить нетронутым или хотя бы подлежащим восстановлению флот. Рано или поздно придется схлестнуться с САСШ, и британские корабли нам очень пригодятся. И ни в коем случае не бить по городам. Их инфраструктура пригодится нам самим, а если ее разрушить, то придется вкладываться в восстановление. Полагаю, во время войны это непозволительная роскошь, да и позже деньгам можно найти лучшее применение.

Гитлер задумчиво кивал, зато Геринг внезапно поинтересовался:

– Радарная сеть? Наша разведка ничего не сообщала о ее наличии. Вы уверены?

– Уверен, – мысленно проклиная некстати вылезшее послезнание, ответил Колесников. – Ее просто не может не быть. У британцев очень хорошие радары и достаточно ограниченная территория, которую они должны прикрывать. Дураки были бы они, не создай такую защиту. А они кто угодно – только не дураки.

– Продолжайте, адмирал. Пускай вашу идею проверит разведка, – Гитлер брал упущенные бразды правления совещанием в свои руки.

– Благодарю, мой фюрер. Одновременно с операцией по блокаде островов необходимо продемонстрировать активность на Ближнем Востоке. Достаточные силы, как я уже говорил, нам в том регионе обеспечить не удастся. Однако даже сама возможность удара по каналу заставит британцев понервничать и распылить силы. Войну на два фронта, да еще и с растянутыми коммуникациями, британцы вряд ли выдержат.

Ага, в прошлый раз выдержали, ехидно вякнул внутренний голос. Ничего, можно надеяться, что в этот раз Германия не полезет на восток, ответил ему Колесников и продолжил:

– Таким образом, на средиземноморском театре военных действий нужна небольшая, но максимально боеспособная и мобильная группировка. Корпус, насыщенный техникой, прошедшей адаптацию для действий в пустыне, имеющий непрерывную поддержку авиации. И, естественно, командующий, который сможет действовать активно, агрессивно, в отрыве от своих баз и принимая решения на месте.

– И кого же вы предложите? – вновь влез Гиммлер. – Зная вас, предположу, что кандидатура уже имеется.

– Я бы предпочел, чтобы кадровыми вопросами занималась армия. Наверняка, к примеру, генерал-полковник Гудериан (только что произведенный в это звание танкист удивленно посмотрел на Колесникова) лучше меня знает, кто и на что способен. Лично я в последние месяцы активно общался только с генерал-майором Роммелем. Возможно, он бы подошел – человека с таким складом характера и уровнем профессиональной подготовки я, не задумываясь, поставил бы командиром рейдера. Однако решать не мне, и окончательное слово должно быть за армейским командованием.

Гитлер, кивнув, в очередной раз что-то черкнул в блокноте. Ну что же, можно надеяться, что и на этот раз Роммель заработает свое прозвище.

– Что-нибудь еще?

– Да. В свете нынешних раскладов считаю целесообразным продолжать строительство уже заложенных кораблей, но при этом не закладывать новых, сконцентрировавшись на ремонте трофеев. Основные ресурсы перебросить на усиление подводного флота, а также авиации. Полагаю, так можно добиться большего, затрачивая меньше средств. Единственно, перед восстановлением трофеев необходима тщательная оценка их состояния и соответствующий экономический расчет. В этом случае мы сможем обеспечить десант в Англию – в конце концов, проливы не намного шире рек.

Гитлер довольно усмехнулся, но в целом уже потерял интерес к разговору. Художники мыслят образами, а когда процесс начинает идти к детализации и вот-вот превратится в оперирование цифрами, им становится скучно. Так что, в принципе, на этом разговор и закончился. Доклад Лютьенса собравшимся понравился, о чем ему и было публично сказано. После этого адмирала, а вместе с ним и Гудериана, отпустили на все четыре стороны.

К машинам они спустились одновременно, и для Колесникова было неожиданностью, когда Гудериан предложил проехаться с ним. Ну что же, отказываться не стоило, наверняка человек хочет поговорить, а чьи люди возят адмирала, понятно было без объяснений. Пожалуй, так можно было заработать привычку разъезжать на чужих автомобилях и в них же разговаривать. Колесников ничего не имел против, хотя подобная ситуация его смешила.

Так и получилось. За рулем «Опель-адмирала» сидел обычный армейский водитель. Даже если и работает на кого-нибудь еще, в любом случае это не профессионал, умеющий грамотно вычленять из чужих разговоров основное. Солидно заурчал мотор – и автомобиль бодро покатился по улицам.

– Вы меня удивляете, – сказал Гудериан после недолгого молчания. – Скажите, зачем вам это надо?

– В смысле?

– Оставьте, адмирал. Я собирал про вас информацию. Вы обычный, ничем особенным не выделяющийся моряк. До недавнего времени за вами не было громких побед на море, и вы мало разбирались в сухопутной войне. А сейчас вы раз за разом побеждаете, что еще можно объяснить, и уверенно даете сбывающиеся прогнозы в том, о чем еще недавно представления не имели. И зачем вам лезть в чужие дела, мне совершенно непонятно. Да, ваш план выглядит красиво, и его, скорее всего, примут, но какого черта вы решили нами командовать?

О-па! Еще один умник выискался. Нет, конечно, в немецкой армии дураков немного, но этот уж слишком проницательный попался. Надо выкручиваться, а то и спалиться можно. Он, конечно, герой, вон, только сегодня опять наградили. Если так пойдет дальше, можно догнать советских маршалов, у которых орденов столько, что кольчуги не нужно. И все равно, лишние проблемы – они совсем уж лишние. Придется импровизировать.

– Видите ли, Гейнц, – это звучало несколько фамильярно, но Гудериан не обиделся. – По поводу морской войны я могу ответить вам просто. Я не побеждал, потому что мы не воевали. В ту войну командовать эскадрой мне еще было не по чину. А сейчас появилась возможность реализовать старые задумки – и результат оказался вполне удовлетворительный. А вот по суше все сложнее. Скажите, вы в математике разбираетесь?

– Ну…

– Понятно. А вот я разбираюсь. Дело в том, что когда с ней сталкиваешься каждый день и по многу раз – а на флоте математические расчеты присутствуют на каждом шагу – поневоле начинаешь рассматривать с точки зрения этой науки все остальное. Я просто сумел приложить кое-какие математические принципы к современной войне. Главное, учесть как можно больше факторов, от количества снарядов в боекомплекте и подготовки механиков в ремонтных мастерских до расхода топлива и качества дорог, по которому его везут. Результат вы имели возможность наблюдать.

Гудериан недоверчиво покрутил головой, но ничего не сказал. Только кивнул – продолжайте, мол. Колесников мысленно усмехнулся и перешел на тему залезания в чужие огороды.

Как ни странно, байка о желании выжить сработала и на этот раз. Вполне удовлетворил Гудериана и ответ на вопрос, почему адмирал порекомендовал Роммеля. Пришлось наплести, что, помимо личных качеств генерала, сработало и просто хорошее отношение. В конце концов, почему бы и не помочь нормальному человеку. Может статься, в будущем он поможет тебе. «А этот человек далеко пойдет, вот увидите…» Словом, две высокие договаривающиеся расстались удовлетворенными разговором, но выводы о необходимости быть осторожным Колесников сделал.

Весь следующий день Колесников отдыхал. Даже из номера не выходил. А куда деваться? Организм-то не железный. И пускай он куда моложе того, который пришлось оставить в своем времени, да и физическое состояние Лютьенса было весьма приличное, все равно пятьдесят лет – это серьезно. И когда на утро после того совещания к адмиралу пришло то, что он привык называть емким словом «отходняк», Колесников не только не удивился, но даже и не расстроился. Лежал себе, отдыхал, пил чай и аккуратно спускал в унитаз порошки, выданные доктором. Последнего, кстати, вызвала хозяйка гостиницы, когда от горничной узнала, что постоялец занедужил. Врач приехал с такой оперативностью, что родная «скорая» вспомнилась исключительно нехорошими словами. Посмотрел, послушал, выписал лекарства… Ну а Колесников, решив лечиться проверенными методами, послал Вальмана за коньяком, после чего отпустил его на все четыре стороны. Все равно планировал как минимум сутки проваляться в постели, и в такой ситуации не видел нужды ни в машине, ни в помощнике.

А начиная с обеда пошли визитеры. Вначале приехали от Геринга. С приглашением о встрече в удобное для адмирала время. Следом опять появился Вальман, сообщил, что его шеф приглашает Лютьенса, как только адмирал придет в себя. Потом заехал какой-то умник из ведомства Геббельса. Интервью, значит, брал. Примитивное-е… Не успел он уйти, примчалась Хелен. Тут уж пришлось вставать и изображать радушного хозяина. Правда, шатнуло Колесникова так, что не подоспей девушка, он точно бы грохнулся. Но – успела, подперла неожиданно сильным плечом и помогла аккуратно переместиться в кресло. Потом улетучилась, чтобы вернуться с огромным подносом еды, чаем и прочими радостями жизни. Ну и последним, в разгар стихийно организовавшейся вечеринки, пришел Роммель. Его, оказывается, только что срочно выдернули в Берлин, где с ходу, будто кувалдой по голове ошарашили новым назначением и погонами генерал-лейтенанта. А так как Гудериан любезно объяснил ему, кто составил протекцию, то он пришел благодарить. И подготовился серьезно – плотно сбитый унтер-офицер с легкостью, будто пушинку, тащил следом за генералом ящик трофейного французского коньяка, рядом с которым початая бутылка на столе Колесникова смотрелась откровенно жалко.

В результате всего этого утром адмирал проснулся с жуткого похмелья, зато здоровый. Ну, почти – болела голова и слегка ныла шея. Ныла потому, что заснул в кресле, а слегка – потому что оно оказалось невероятно удобным. На кровати же храпел Роммель, не снявший даже сапог. Посидели, в общем, славно.

– Господа, вы уже проснулись?

Хелен вышла из соседней комнаты. Свежая, бодрая – ну да, она вчера и не пила практически, больше пригубляла, чтобы компанию поддержать. Неудивительно, что выглядела она даже лучше, чем вчера. Колесников совершенно не помнил, когда она удалилась. Зато помнил, что в той комнате имелся диван, а значит, ночь девушка провела в относительном комфорте. Хотя, конечно, теперь ее репутации точно хана. А еще ее появление означало, что пора вставать.

Час спустя они разъехались. Роммель – по своим делам, ему сейчас предстояло начать формировать корпус, Хелен – к себе, в редакцию. Правда, взяла с генерала слово, что тот сегодня же даст ей интервью. Это, в свою очередь, означало, что придется вначале помочь ей с составлением вопросов. Ну и ладно. Сам же адмирал, выпив две таблетки аспирина и приняв ледяной душ, что немного примирило его с окружающей действительностью, отправился к Гиммлеру – такими приглашениями не стоило пренебрегать.

Тот встретил адмирала весьма радушно, хотя разговор получился скомканный. Просто Колесников приехал в не самое удачное время. Тем не менее, информация, которую он получил, того стоила. Что план, озвученный на совещании, принят, Колесников и сам уже знал, а вот о том, что летчики, атаковавшие его «Кондор», охотились, скорее всего, лично на него, было куда важнее. Оказывается, одного из британцев немецкие истребители в последней фазе боя все-таки сбили. Пилот выбросился с парашютом и попал в плен. К сожалению, он получил тяжелое ранение, и вскоре умер, но кое-что успел рассказать. Оказывается, их эскадрилья получила приказ атаковать и сбить именно этот самолет, известны были и время вылета, и маршрут. И по всему выходило, что охота на лучшего адмирала Германии началась, причем те, кто ее вел, обладали немалыми возможностями. Достаточными, чтобы узнать все о самолете, вылет которого сам по себе являлся государственной тайной.

Нельзя сказать, чтобы эта информация обрадовала Колесникова, но и плакать он смысла не видел. В конце концов, то, что охота на него рано или поздно начнется, он понимал – британцы мастера на подобные действия, и Джеймсов Бондов у них всегда хватало. Ну, началось рано – так что, стреляться из-за этого? Нет уж, тут куда проще и перспективнее ликвидировать источник неприятностей, сиречь Британию. Ну и, конечно, их столь высокопоставленного «крота», но тут уж дело было явно вне адмиральской компетенции.

Кстати, там же Колесников познакомился с Мюллером, правда, общался с ним всего пару минут. Реальный шеф гестапо мало походил внешне на образ, созданный Броневым в популярном фильме, но внутреннюю его суть киношники ухватили точно. Умнейший человек – и в то же время поворачиваться к нему спиной было по меньшей мере рискованно.

Следующим по плану был визит к Герингу. Как и в прошлый раз за город, но на этот раз хоть летать не пришлось. Командующий люфтваффе любил жить красиво, и под Берлином у него тоже имелось поместье. Размерами, конечно, до той виллы, на которой он принимал гостя в прошлый раз, оно не дотягивало, да и роскоши было куда меньше. В лихие девяностые Колесникову пришлось как-то побывать в доме одного нового русского. Тот когда-то заканчивал их институт и, в отличие от многих, не забыл альма-матер. Вот и помогал периодически, а как-то решил устроить праздник своим бывшим преподавателям. Так вот, этот «хозяин жизни» мог, посмотрев на жилище Геринга, с полным на то основанием сказать: скромно, но чистенько. Зато, опять же, со вкусом…

– Здравствуйте, Гюнтер! – рейхсмаршал лично встретил его в просторном холле. Улыбался он совершенно искренне, и Колесникову в очередной раз подумалось, что Геринг не притворяется радушным хозяином – ему и в самом деле нравится принимать гостей. – Рад вас видеть.

– Взаимно, герр рейхсмаршал.

– Давайте по именам, – ухмыльнулся Геринг.

Ну, по именам – значит, по именам. Это не такой уж и плохой знак, если разобраться, подумал Колесников, проходя следом за хозяином в гостиную. При виде накрытого стола и обилия бутылок на нем печень протестующе взвыла, но Колесников поступил как тиран, волевым решением загнав ее протесты куда подальше. В конце концов, есть и пить с высоким начальством, даже если трезвенник-язвенник, его сейчас положение обязывало. И пришла в голову крамольная мысль, что в этом плане ничего не меняется – в его времени все было точно так же.

– Вы сегодня один, без… прекрасной спутницы? – весело поинтересовался хозяин, плюхаясь за стол, и жестом предлагая адмиралу последовать его примеру.

– А что делать? – отозвался Колесников, аккуратно пристраивая костлявую немецкую задницу на удобный, хотя и выглядящий донельзя хрупким стул.

– Пригласить ее с собой, разумеется, – и Геринг вновь рассмеялся.

Пришлось объяснить, что Хелен, в общем-то, просто хорошая знакомая. Даже не любовница, если это так важно. И что он, адмирал Лютьенс, банально желает оставить потомкам о себе ту память, которую не стыдно сохранить. А для этого намерен воспитать себе персонального хрониста. Геринг хмыкнул, но понять, поверил он или нет, было сложно. Да и не так важно, откровенно говоря – все же адмирал малость проголодался, а потому последовал хорошему примеру, вслед за хозяином налегая на закуски – повар у рейхсмаршала был отменный.

А потом Геринг вручил Колесникову именной кортик в серебряных ножнах и с серебряным же эфесом. Как оказалось, история о том, что адмирал, будучи раненым (про то, что ранение оказалось не более чем царапиной, как-то забылось), вытаскивал раненых летчиков из горящего самолета, уже стала легендой. Пожалуй, Лютьенс был сейчас едва ли не самым известным и уважаемым среди летунов моряком. И тот факт, что вышло это все случайно и сработали у Колесникова наглухо вбитые инстинкты советского человека, уже неважно. Тем более, огласке эти сведения все равно не подлежали.

Неожиданно приятный сюрприз получился. А вот после него разговор пошел уже совсем иным. Геринг, приняв близко к сердцу, что легендарный адмирал относится к авиации с огромным уважением, решил ковать железо, пока горячо. В результате они просидели до ночи, пытаясь выстроить схему взаимодействия флота и авиации. Уезжая поздно вечером, в кромешной темноте (и как местные водители с их слабыми фарами ухитряются ездить, и довольно быстро) и с трудом удерживаясь от того, чтобы не задремать прямо в салоне, Колесников подумал, что спайка силовиков начинает вырисовываться интересная и многообещающая. Особенно если удастся наладить хорошие отношения не только с Роммелем, но и с Гудерианом, который, похоже, к адмиралу принюхивался, но резких телодвижений не делал. Ну и ладно, подождем, время терпит.

И, кстати, намекнул ему Геринг, что с Гиммлером надо быть крайне осторожным. Будто бы сам Колесников об этом не догадывался… А вот о Мюллере он отзывался с нескрываемым уважением. Считал его хорошим летчиком, смелым человеком, а что в полиции служил, а теперь контрразведку возглавляет – так грязную работу кто-то все равно делать должен.

Вот про что Колесников забыл, так это про интервью. Хелен его не дождалась, оставила записку в номере, на столе. Кстати, как ее в номер-то без него впустили? Непорядок! Хотя, откровенно говоря, адмирал был совсем не против. Хорошо еще, что, судя по манере, не обиделась – все же понимала, что военный человек не всегда властен над временем.

Перед дамой Колесников реабилитировался на следующий день, вместо собственного интервью организовав ей встречу в Гудерианом. Поразительно, как много в руководстве Третьего рейха фамилий на букву «Г»… Быстрый Гейнц не отказал, хотя и удивился. Впрочем, он, видимо, пришел к тому же выводу, что и все остальные, и на протеже Колесникова смотрел с легкой снисходительностью. Та, надо отдать ей должное, старательно не обращала на это внимания. И словам о деловых отношениях и личном хронисте Гудериан вряд ли поверил – знаем, мол, седина в бороду, бес в ребро… Ну и пес с тобой, подумал Колесников, можешь не верить. Тем более, он и сам себе уже не очень верил.

Кстати, а в профессиональном плане девочка росла, и довольно быстро. Сейчас она составляла вопросы к интервью практически самостоятельно, Колесников лишь слегка ей помог. Ну и ладно, это могло только радовать, тем более, скоро адмиралу предстояло вновь отправиться к своим кораблям – войну пока что никто не отменял.

Последняя важная встреча состоялась у него, как ни странно, с собственным начальством. Вообще, она должна была стать первой, но – не срослось. Гросс-адмирал выглядел невероятно усталым – работы на него сейчас навалилось столько, что Колесников удивлялся даже, как он все это тянет. Да одна интеграция трофеев, французских и английских, в структуру кригсмарине сама по себе работа адова. Да еще итальянцы решили выпендриться, предъявив вдруг права на часть трофеев. И на кой они им сдались, интересно? Для своих-то топлива банально нет. Почему, спрашивается, итальянские моряки плохо обучены? Да потому, что корабли в море вывести толком не могут. Не на чем. По самым оптимистичным подсчетам, запасов у дуче имелось на два месяца активных боевых действий, а потом все, ставьте корабли на прикол. А еще хотят себе кусок урвать, умники, который все равно переварить не смогут. И сгниют трофейные линкоры у причалов…

Ну, насчет политического решения о разделе трофеев Колесников не волновался. Во-первых, ничего серьезного итальянцам все равно не отдадут, а во-вторых, не в его компетенции это было. А вот насчет топлива стоило подумать, и Колесников аккуратно подкинул Редеру информацию о нефти в Персидском заливе. Мол, слышал краем уха, что есть там что-то, причем неглубоко и много. А вот где точно – это уже не в курсе, что, кстати, соответствовало действительности. Не интересовался Колесников в своем времени такими деталями.

Редер, кстати, все еще был раздражен словами Колесникова насчет подводных лодок. Точнее, даже не ими самими, а тем, что с ним это не было согласовано. А когда, спрашивается, согласовать-то успели бы? Впрочем, гросс-адмирал и сам это понимал, а потому достаточно быстро позволил себя убедить, что в случае успеха это будет заслугой, в том числе и его, как командующего военно-морскими силами рейха, а при неудаче – проблемами Дёница, который не сумел обеспечить выполнение поставленной задачи. Так что расстались вполне мирно, обсудив еще перспективы дальнейших действий на море – верховное командование, моментально привыкнув к успехам флота, требовало все новых и новых результатов, не слишком представляя, каких.

Вечером перед отлетом они сидели в ресторане. Не в том, который в гостинице, а на три класса выше, предоставляющем состоятельным клиентам все, что угодно, а прочих отпугивая швейцаром при входе и запредельными ценами. У Колесникова, когда он ознакомился с меню, едва глаза на лоб не полезли. Нет, он, разумеется, был весьма состоятельным человеком – все же Германия неплохо платила своим адмиралам, да и от щедрот фюрера в честь побед ему перепала кругленькая сумма, так что адмиральский кошелек ресторан не напряг, хоть каждый день тут питайся. Просто он не мог понять, за что здесь требуют такие суммы.

Надо сказать, что, попробовав шедевры местного шеф-повара, адмирал вынужден был согласиться – платить есть за что. Отличалось это, как… как… В общем, сравнение подобрать не получалось. И все равно, совесть рестораторы явно потеряли.

Как ни странно, на Хелен ресторан особого впечатления не произвел, хотя в заведении подобного класса она еще не бывала. Откровенно говоря, Колесников вообще ее сюда с трудом затащил. Однако же справился. И вообще, этот день он провел не так, как надо, а как хотелось. Точнее, вначале-то пришлось подогнать девушке еще одно интервью, на сей раз с Роммелем. Ну, это было просто, хотя бы потому, что отправке Африканского корпуса соответствовала внушительная пиар-кампания. Тоже его идея, кстати. Англичане-то, кому положено, о его формировании и так знают, а простым людям – не положено. Так пускай услышат и понервничают, причем все – может, еще пригодится. Ну а нет – так хоть дух немцев в очередной раз поднимет. Гитлер идею оценил, и теперь генерал-лейтенант Роммель стал героем дня, едва успевая уклоняться от атак журналистов.

Вот тогда начальство Хелены девушку и озадачило – решили, небось, что ей теперь все-все по зубам. Ну, не ей – так хахалю. Некоторое время адмирал всерьез раздумывал, не устроить ли редакции неприятности. Ну, попросить о маленьком одолжении того же Гиммлера, и газетчиков банально замучают проверками, но потом решил, что не стоит. Тем более, договориться с Роммелем труда не составило – они теперь, можно сказать, приятельствовали, да и с Хелен тот был уже знаком. Так что с утра она занималась работой, а Колесников прошелся напоследок по Берлину, заглянул в несколько магазинов, еле удержавшись от того, чтобы купить в букинистическом старую, еще дореволюционного издания «Войну и мир» на русском языке, и посидел на скамейке в тихом и по-немецки уютном Трептов-парке. Ну и вечером повел девушку в этот ресторан, предварительно затащив ее в модное и дорогое ателье – все же публика в такое заведение ходила далеко не бедная, и адмирал решил, что Хелен без соответствующего облачения будет чувствовать себя не в своей тарелке.

А она и в вечернем платье явно была чем-то озабочена. Ковырялась в тарелке и не замечала вкус еды. И лишь когда он, совершенно бестактно по меркам этикета спросил, что не так, Хелен подняла на него глаза и спросила:

– Ты завтра улетаешь?

Впервые она назвала Колесникова «на ты». Адмирал вздохнул:

– Да. Утром.

– Скажи, ты пойдешь в море?

– Обязательно. Я не могу послать своих людей, а сам остаться на берегу.

– Но… ты бы мог остаться в Берлине.

– Нет, не могу. Я моряк и офицер.

– Знаю. И знаю, что не смогу тебя удержать. Просто обещай, мой адмирал, что вернешься живым.

– Обещаю…

Все-таки хорошо, когда у тебя персональный самолет. Геринг оказался человеком с юмором и передал в распоряжение адмирала Лютьенса тот самый истребитель, на котором тот уже облетел половину Европы. Колесников его даже не просил – эта идея родилась в голове самого рейхсмаршала. Ну что же, действительно удобно, тем более, с пилотом уже сработались. В результате до Киля удалось добраться практически моментально, куда быстрее, чем при любом другом раскладе. Единственно, пришлось сделать лишний круг над аэродромом – там уже заходила на посадку четверка «юнкерсов». Мелочь, достаточно вспомнить толчею и очередь в аэропортах двадцать первого века, чтобы понять – в этом времени имелась своеобразная прелесть.

А дальше было много работы и, как ни обидно, в первую очередь бумажной. Немецкая бюрократия – это что-то с чем-то, разобраться в ее хитросплетениях Колесников так и не смог, как ни старался, и даже память Лютьенса не помогла. Почему? Да потому, что родившийся и выросший здесь человек, кровь от крови и плоть от плоти этой страны, тоже в ней не разбирался, банально махнув рукой на то, что не касалось его напрямую.

И все же, немного разобравшись с неизбежным злом и мысленно пожалев, что нельзя поставить всех штабных под ружье и отправить в Африку, к Роммелю (хотя мысль выглядела перспективной, и стоило ее внимательно обдумать), адмирал поспешил на верфи. Там, в огромном доке, расположилась внушительная туша «Лютцова», и работы по его модернизации шли полным ходом.

Как раз во время прибытия адмирала на корабле заканчивали менять левый винт. Правый оставался на месте – изготовить ему замену пока не успели, хотя и обещали обеспечить в ближайшее время. Внешне новый винт ничем не отличался от старого, и специалисты подтвердили, что да, заметить изменение размеров лопастей и углов наклона можно только с помощью измерительных инструментов.

М-дя… Пришлось поверить им на слово. Колесников лишь головой покрутил в сомнении и направился к носовой части карманного линкора, где работа кипела намного активнее. Фактически ее разобрали и теперь собирали заново. Корабль становился на пять метров длиннее, обзаводился клиперными формами и, вдобавок, массивным бульбом. Немецкие мастера глядели на это с сомнением, но работали качественно – орднунг. Для Колесникова же сия новомодная форма, только-только появившаяся в кораблестроении, открытием не являлась. Насмотрелся в своем времени, там она по телевизору время от времени мелькала. Ну что же, пускай стараются, поглядим на результат.

Но больше всего адмирала удивили присланные русскими предложения по аналогичной модернизации еще только строящихся линкоров «Бисмарк» и «Тирпиц». Это откуда они узнали, что у германских новинок корпуса тоже скроены по старым лекалам? Колесников принялся срочно выяснять этот факт и уже к вечеру открыл рот в полном обалдении. Как оказалось, все чертежи этих кораблей немцами были давным-давно переданы в Москву для ознакомления. Это что же получается? Военно-техническое сотрудничество двух империй доходило уже и до такого уровня, когда новейшие технологии передаются просто так, безо всяких оглядок? Если расклады таковы, значит, противоречия между странами отнюдь не выглядели непреодолимыми, а следовательно, шансы предотвратить войну между ними резко повышались. Однако мысли эти он оставил на потом, сейчас же отписался Редеру, что предложение интересное, но принимать решение следует по результатам испытания «Лютцова», и занялся своими прямыми обязанностями – войной.

Этот выход в море был уже куда серьезнее, чем предыдущий. Все же четыре корабля, причем отнюдь не самых слабых. Колесников держал свой флаг на «Шарнхорсте», в рекордно короткие сроки восстановленном и перебранном чуть ли не по косточкам. И с новым командиром. Хоффмана адмирал под трибунал, как пообещал сгоряча, все же не отдал, но с корабля списал. Формально даже с повышением, но – на берег. Для того чтобы командовать рейдером, нужны чуточку другие качества, и просто быть хорошим моряком для этого недостаточно. Увы, второго Карла фон Мюллера, на весь мир прославившегося в прошлую войну вместе со своим «Эмденом», под рукой не оказалось, пришлось работать с тем, что есть.

Новый командир, капитан первого ранга Фредерик Хоффмайер, произвел на Колесникова неплохое впечатление. Хотя бы тем уже, что все время, пока «Шарнхорст» стоял в доке, на берег съезжал только поспать и облазил линейный крейсер от киля до клотика. Кроме того, к ремонту и всему, что с ним связано, требователен он был до занудства. Стало быть, можно рассчитывать на то, что корабль и без того аккуратные немецкие рабочие буквально вылижут. Ну и инициативу проявил опять же – добился пусть небольшой, но модернизации носовой части. Это позволяло осторожно надеяться, что в следующий шторм корабль будет в состоянии вести огонь из всех орудий. Как оно там получится на самом деле, могла показать только практика, но пока что Хоффмайер действовал, как и положено грамотному, компетентному и в меру инициативному офицеру.

Идущий следом «Гнейзенау» также прошел ремонт и, заодно уж, ревизию капризной силовой установки. Все же тяга немцев к сложным, высокотехнологичным и не всегда оправданным техническим решениям то и дело приводила к серьезным проблемам с надежностью. А раз так, приходилось обеспечивать проверку агрегатов при каждом удобном случае. Пока что серьезных последствий это не имело, но рисковать не хотелось.

Два других корабля – испытанные товарищи по походу «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хиппер —» шли второй колонной. У этих кораблей имелась своя задача, несколько отличная от линейных крейсеров, но на первом этапе им всем предстояло действовать вместе.

Пройдя мимо британских дозоров (попавшийся на пути эсминец был расстрелян раньше, чем смог поднять тревогу), стальные хищники вырвались в океан, и принялись прочесывать его частым бреднем. За три дня рейдерства удалось перехватить и отправить на дно семь транспортных кораблей, после чего эскадра разделилась. «Шеер» отправился на юго-запад, чтобы навести ужас на торговые пути близ Латинской Америки. Там, в портах сочувствующей Германии Аргентины (не только ее, но – тс-с!) можно было какое-то время пополнять запасы топлива и продовольствия. Остальные корабли свернули на север и устроили налет на Исландию – так, чтобы знали потомки викингов, чем может обернуться сотрудничество с Британией.

Формально Исландия была нейтральной страной, фактически же еще в мае британцы взяли ее под свой контроль. Жители острова и не сопротивлялись, более того, поддерживали захватчиков. В настоящее время там располагалось около пяти тысяч британских военнослужащих, мощная станция ПВО и небольшая эскадра. Порт Рейкьявик, неплохо оснащенный, стал местом, откуда британцы могли контролировать Северную Атлантику, и Колесникову, да и не только ему, такое положение дел решительно не нравилось.

Британцы, разумеется, знали, что успевший попортить им крови адмирал Лютьенс вышел в море, но прелесть ситуации заключалась в том, что действия свои он согласовывать ни с кем не собирался. Вытребовал себе такое право и не намерен был от него отходить, доверяя свои планы исключительно собственной голове, да еще и имея несколько вариантов действий, выбирая, какой реализовать, в самый последний момент. Такая предосторожность, с учетом попытки британской авиации устроить ему несчастный случай, казалась совсем не лишней. Имелись у британцев агенты в высшем эшелоне германского командования, он об этом даже читал когда-то. Увы, читал давно, память имен не сохранила, а потому единственным вариантом сохранить инициативу оставалось заставить противника ловить его на возможно большем пространстве. Заткнуть все дыры никакого флота не хватит, а подводные лодки, активно пиратствующие сейчас вокруг Британских островов, как надеялся Колесников, навели на британских аналитиков немало туману. Поди, угадай, линкоры перехватили транспорт, или он поймал удар из-под воды. Скоро, конечно, британцы перейдут к тактике конвоирования грузовых кораблей, и лафа резко закончится, но пока что стоило пользоваться моментом и наносить им максимальный урон.

Появления его в этих водах британцы не ждали. Да, они уже сталкивались с особенностями мышления Лютьенса в отношении портов, но это случилось далеко на юге. Здесь же единственный успешный рейд адмирала был вполне стандартным действием, причем не отличающимся какой-то запредельной дерзостью или даже просто храбростью. Вышел, покрутился, навел шороху – и смылся при первом намеке на опасность. Обычная пиратская тактика. Вот почему атака на исландский порт стала для джентльменов из британского Адмиралтейства неприятным сюрпризом.

Как и в случае с Александрией, атаковать Колесников решил на рассвете. И, как и в первом случае, его план строился на двух допущениях – что атака будет внезапной и что минных полей вокруг порта не выставлено. В первый раз сработало, а вот что будет сейчас – оставалось только гадать. Хорошо еще, близилась осень, и белые ночи заканчивались, так что темного времени вроде бы природа им давала достаточно. А еще Колесникова беспокоило, что он не знал, базируются ли в Исландии британские самолеты, и если все же они здесь имеются, то какие и сколько. Увы, приходилось рисковать, иначе его рейд, даже с учетом перехваченных британских кораблей, превращался в обычное сжигание горючего.

Все прошло… терпимо. Британская эскадра в составе двух крейсеров и двух старых эсминцев (последних англичанам не хватало настолько, что они сейчас вели переговоры по всему миру, пытаясь закупить даже откровенное барахло, лишь бы плавало) для линкоров не противник. Хотя, надо сказать, рыпнуться они все же попытались, что в очередной раз укрепило Колесникова во мнении о храбрости вражеских моряков.

Впрочем, это ничего не изменило. Англичане вовремя засекли приближение эскадры Лютьенса, вовремя сыграли тревогу, но вывести корабли в море уже не успели. Не такое уж это простое дело. К тому же они изначально допустили ошибку, попытавшись первыми вывести из порта медлительные и, по сравнению с эсминцами, неповоротливые крейсера. За этим занятием их немцы, собственно, и поймали, после чего спокойно расстреляли из крупнокалиберных орудий. Береговых батарей здесь не имелось, да и вообще оборона была организована из рук вон плохо. Несколько месяцев назад британцам хватило пяти сотен морских пехотинцев, чтобы установить контроль над островом. Сейчас, конечно, противник выглядел серьезнее, чем мирные (и не собирающиеся менять своего поведения даже в честь войны) рыбаки. Эти умники, те, что сейчас бултыхались в море, даже выбирать сети не прекратили. Такое впечатление, им на все было плевать. Но серьезнее, не серьезнее, а Колесников пожалел, что на борту его кораблей нет десантников – захватить остров выглядело вполне реальной задачей.

В общем, британскую эскадру уничтожили, получив в ответ лишь несколько всплесков, самый опасный из которых испугал рыбу в сотне метров от борта «Гнейзенау». Британцы не успели даже организовать огонь, как им пришлось позаботиться о собственной шкуре. Из четырех кораблей на дно не отправился только один, и то потому, что командир эсминца, грамотно оценив ситуацию, успел направить его к берегу до того, как немецкий снаряд разнес в клочья машинное отделение. Корабль, успев разогнаться, выскочил на камни, что позволило англичанам без лишних проблем снять экипаж – как только эсминец перестал вести огонь, задробили стрельбу и немцы. Три других корабля к тому моменту уже затонули, и оставалось лишь посочувствовать оказавшимся в ледяной воде морякам.

«Адмирал Хиппер», нагло зайдя в гавань, быстро превратил в руины инфраструктуру порта и расстрелял радарную станцию. Бить по городу его артиллеристам запретили категорически – незачем менять безразличие местных обывателей на ненависть к немцам. Лучше уж пускай просто боятся, чем идут добровольцами в британский флот. Конечно, очень хотелось, но – незачем, тем более, надо было срочно делать ноги. С паникой, возникшей при обстреле побережья, британцы все же справились, и едва немцы успели отойти от Рейкьявика, в небе появились самолеты.

Десять машин против трех кораблей – это несерьезно. Особенно учитывая, что при модернизации зенитную артиллерию обоих линейных крейсеров заметно усилили. Последнее обстоятельство явно пришлось британцам не по вкусу, и, когда два самолета, оставляя за собой огненно-дымные хвосты горящего бензина, рухнули в море, головы остальных это остудило. Глядя на развернувшиеся к берегу «харрикейны», Колесников мысленно порадовался, что тренировки расчетов зенитной артиллерии по его настоянию проводились в режиме максимальной интенсивности. Сейчас это дало свои плоды. Впрочем, даже прорвись самолеты через огонь зениток, вооружения, способного нанести серьезный ущерб германским кораблям, они не несли. Вообще, вся эта атака выглядела, скорее, жестом отчаяния, желанием хоть как-то поквитаться и, скорее всего, попыткой высокого начальства прикрыть свою задницу имитацией активных действий. Ну а в результате гибнут реально храбрые и преданные своей стране люди. Колесников скрипнул зубами – вот так, с выбивания в междоусобице наиболее храбрых, и начинается падение европейской цивилизации. Так же произойдет и с Россией, точнее, Советским Союзом, но от названия сущность не меняется. И времени на то, чтобы предотвратить грозящий стать необратимым процесс, у него оставалось все меньше.

Из двух сбитых пилотов один погиб, второго подобрали с осколочными ранениями обеих ног, но жить, как сказали, будет. На «Хиппере», который он атаковал, погиб в полном составе расчет зенитного орудия, по которому хлестнули пушки уже пылающего самолета. Больше потерь у немцев не было.

Однако спокойно и мирно возвратиться на базу, как планировал Колесников, не получилось. Судьба – дама хитрая, и на сей раз она преподнесла очередной сюрприз. Буквально через пару часов на горизонте обнаружились многочисленные дымы, а радары отметили множественные цели. То, что стоит проверить, с кем на этот раз их свело морское счастье, Колесников решил сразу. В самом деле, ни один современный военный корабль так демаскировать себя просто не будет. Конечно, оставался шанс, что там что-то очень уж старое, но, во-первых, он был невелик, а во-вторых, от барахла времен прошлой войны всегда можно уйти. С другой стороны, если им встретились грузовые суда, то это может оказаться ценным призом, который и в Германию утащить не грех.

Действительность превзошла самые смелые ожидания. На сей раз эскадре Колесникова встретилась целая китобойная флотилия, возвращающаяся с промысла домой, в Исландию. Героев среди китобоев оказалось ничтожно мало, и попытка разбежаться закончилась с первым же предупредительным выстрелом. Адмирал приказал не мелочиться, и всплеск от одиннадцатидюймового снаряда разом охладил горячие головы. После этого единственная попытка сопротивления вызвала у немцев только смех – какой-то умник все же решил поиграть в несгибаемого викинга и пальнул по немцам из гарпунной пушки. Результат – вмятина на броне «Хиппера» и пара ударов по заросшей густой неопрятной бородой морде, которые словил незадачливый стрелок. Ну а после этого начался осмотр трюмов китобойной базы, и он превзошел самые смелые ожидания.

Промысел, судя по всему, у китобоев вышел неплохим. Во всяком случае, трюмы они набили под завязку и, по самым скромным подсчетам, их содержимое покрывало потребность Германии в жирах как минимум на полгода. В условиях войны куш ценнейший. Вот только его требовалось еще доставить до дому.

И началась гонка с игрой на нервах. Китобойные корабли – не рейдеры, их не заставишь сутками выжимать тридцать узлов, для таких кораблей и двадцати многовато. Плюс моряки, которые не горели желанием сотрудничать с немцами. Пришлось в бешеном темпе сформировать экипажи, способные довести корабли, при этом самим оставаясь с урезанными вахтами. В общем, потели и от того, что навалилась работа, и от страха, что в любой момент на горизонте может появиться британский флот. Уйти, конечно, уйдут, но вот удастся ли снять с трофейных кораблей своих людей – вопрос открытый.

Колесников не спал практически до того момента, когда эскадра вошла в порт, литрами глотая кофе с коньяком – незаменимый в такой ситуации допинг. А потом адмирал даже не стал сходить на берег – просто ушел в свою каюту и выбрался наружу лишь через сутки. И то потому, что Берлин затребовал доклад и пришлось вставать, иначе с удовольствием провалялся бы на диване еще минут пятьсот-шестьсот.

На этот раз все проходило без ажиотажа. В Берлине уже привыкли, что адмирал Лютьенс периодически выходит в море, совершает там что-нибудь невозможное и невредимый возвращается домой. Хотя, конечно, бомбардировка Рейкьявика – это не александрийское сражение, которому теперь грозило войти в учебники по истории. Не тот масштаб, да и выхлоп поменьше.

Тем не менее, Гитлер ходил гоголем, считая успех, в том числе, и своей личной заслугой. В чем-то так и было, конечно – тот, кто отвечает за все, имеет право претендовать на самые крупные плюшки. Колесников не обиделся и не расстроился, а просто воспользовался моментом и вытряс для своих людей – тех, кто ходил в рейд, и тех, кто его обеспечивал, – солидную награду, выраженную не только в орденах, но и в рейхсмарках. Тем, кто ходил в море, побольше, тем, кто не ходил, поменьше, но постарался никого не обделить. Гитлер подписал заготовленные документы без проволочек – в конце концов, по сравнению с тем, что получила Германия, сумма выглядела ничтожной. Ну а слух о том, что он попытается ее выбить, адмирал аккуратно запустил накануне отлета. Подчиненные должны знать, кто и что ради них делает. Пригодится на будущее.

Заодно, раз уж пошла масть, Колесников предложил устроить десант в Исландию. Британцы вряд ли ждут их возвращения, а захватить остров с таким пассивным населением вполне реально. Идею обещали обдумать, но конкретного ответа не дали. Да адмирал и сам понимал, что такие вопросы с ходу не решаются. Хотя бы просто потому, что захватить просто, а вот удержать куда сложнее. Вот и прикидывают, что лучше. Колесников и сам не знал, даст ли этот захват хоть какой-то эффект, но выглядело красиво – взять десантников на борт своих линкоров, пройти мимо британских заслонов и устроить показательную операцию…

Зато вторую идею в узком кругу обсуждали долго и с интересом. Присутствовали Гитлер, Гиммлер, Геринг и примкнувший к ним Лютьенс… Формулируя расклад в духе развитого социализма, адмирал едва удержался от смеха. А идея была важной, нужной и требовала четкого взаимодействия флота и люфтваффе. Откровенно говоря, никогда еще двум извечным соперникам не удавалось достичь столь полного взаимопонимания. В той истории – так уж точно. И результатом стало полное одобрение ее со стороны верховного командования. Вот только значило это, помимо прочего, еще и то, что теперь Колесникову придется тащить на своем горбу еще один груз…

Единственно, с Хелен он так и не повидался. Ее газета как-то вдруг разрослась, стремительно набирая популярность, а вместе с ней и тиражи. Как мало для этого оказалось нужно… Теперь специальный корреспондент Хелен Орлова была нарасхват и как раз сейчас уехала в длительную командировку. Что же, дело есть дело, хотя и немного обидно… А так как больше адмирала ничего в Берлине не держало, он отбыл к своему флоту, чтобы через две недели снова выйти в море.

Говорят, Наполеон, когда ему предлагали для повышения какого-то офицера и долго расписывали, насколько он хорош, спрашивал только, удачлив он или нет. Если подходить к вопросу в подобном ключе, следовало вначале решить, удачей или неудачей считать встречу, которой по всем канонам просто не могло быть. Именно эта мысль крутилась в голове Колесникова, когда он наблюдал за британскими кораблями. А еще требовалось решить, что же делать. Атаковать – риск. Бежать – тоже риск, хоть и меньший. Да и не поймут…

Британцы, похоже, испытывали те же чувства. Во всяком случае, хотя эскадры разделяло не более двенадцати миль, ни одна сторона не предпринимала решительных действий. Просто шли параллельными курсами. И кто ж мешал этим умникам проскочить хотя бы на час раньше, в сердцах подумал адмирал. Нет, он сильнее, конечно, но второй раз так испытывать судьбу… Кто не слышал рев вражеских снарядов и сотрясание палубы от их ударов, тот не поймет, но Колесников почувствовал, как похолодели пальцы, и совершенно этого не стыдился.

И все же пора было решать. Колесников еще несколько секунд раздумывал, а потом отдал приказ:

– Поднять корректировщиков.

И с этого момента всем присутствующим стало ясно: вот оно, началось.

А ведь вначале все было просто здорово! Они вышли в море, имея в составе эскадры четыре корабля. Почти как в прошлый раз, только вместо «Адмирала Шеера», довольно успешно промышляющего в южных морях и пока, несмотря на все усилия англичан, так и не пойманного, с ними шел только что выпущенный из дока «Лютцов». После модернизации корабль показал невиданную для кораблей этого проекта скорость в тридцать три узла и значительную экономию топлива, и теперь не было опасности, что он гирей повиснет на ногах остальных участников забега. И почти сразу им поступила информация о крупном военном корабле, торпедированном немецкой субмариной.

Мальчики Дённица, несмотря на серьезные потери активно пускающие на дно британские корабли, оказались народом совершенно безбашенным и в то же время умеющим полагаться не только на удаль, но и на точный расчет. И возвращающаяся с позиции подводная лодка, обнаружив в тумане британский корабль, весьма ловко всадила ему в борт две торпеды, после чего смогла уйти от охраняющих подранка эсминцев. Увы, добить британский корабль им было просто нечем – эта пара торпед оставалась последней, все остальные подводники уже расстреляли. Однако, несмотря на склонность приписывать себе победы, причем не меньшую, чем у асов Геринга, на этот раз командир субмарины доложил истинную правду. Он клялся и божился, что британец только поврежден и пытается уйти, но скорость у него вряд ли более десятка узлов. И что за корабль, он сказать не мог – не опознал. Атаковал вслепую, зная, что своих здесь нет. Вот только если бы этот корабль был чем-то маловажным, вряд ли его стали бы так охранять. Следовательно, надо было попытаться его перехватить – мало ли…

И немецкая эскадра настигла поврежденный корабль. Авианосец «Глориес», которому, видать, на роду было написано встретиться с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау». Только на сей раз он хоть и шел с огромным креном, не дающим поднять в воздух самолеты, но беззащитным отнюдь не казался. Рядом с ним, помимо трех эсминцев, тяжело пластал волну «Рипалс», брат-близнец потопленного не так давно «Ринауна». То ли подводники не заметили его, то ли линейный крейсер подоспел позже – неважно. Главное, его пятнадцатидюймовые аргументы весьма и весьма снижали шансы немцев в предстоящем споре.

Основным преимуществом Колесникова оказалось то, что впервые, наверное, с начала войны в морском бою немцы имели превосходство в воздухе. Правда, скорее, формальное, но, тем не менее, два самолета-корректировщика уже вились над британской эскадрой. Зенитки «Рипалса» и эсминцев грохотали, но особого вреда самолетам причинить не могли – те не пытались атаковать и, расположившись на относительно безопасной высоте, спокойно вели наблюдение. А вот у британцев не имелось и того. С авианосца хоть кому-то взлететь получится не раньше, чем он выйдет из дока, а старый линейный крейсер катапультами для запуска самолетов оснащен не был. Так что куда будут падать британские снаряды, его артиллеристам, в отличие от немецких, рассмотреть будет сложно.

И все же первыми добились попаданий именно британцы. Скорее, просто волей случая, или, может, сказал веское слово продвинутый артиллерийский радар – им не потребовалась даже пристрелка. Первый же залп лег накрытием, столбы воды окатили палубу «Шарнхорста», а один из снарядов с грохотом врезался в броню.

Взрыва, как ни странно, не последовало. Корабль только вздрогнул, и его корпус на миг загудел, подобно колоколу. Уже позже, когда неразорвавшийся снаряд извлекли, выяснилось, что имел место курьезный случай. Британцы выстрелили по «Шарнхорсту» по ошибке поданным к орудию практическим снарядом[1]. Взорвись он – и какие повреждения были бы нанесены немецкому флагману, остается только гадать, а так снаряд лишь пробил броню и, оставив за собой аккуратное круглое отверстие, завяз в изуродованных металлических конструкциях. Можно сказать, повезло…

Колесников отреагировал мгновенно, и его эскадра резко взяла влево, идя на сближение с британцами и одновременно сбивая им прицел. Можно было предпринять активные маневры и попытаться мешать пристрелке – но это не давало бы толком стрелять и собственным артиллеристам, так что лучше потерпеть. В конце концов, даже не считая восьмидюймовок «Хиппера», сейчас в распоряжении немцев было вчетверо больше орудий, чем у англичан. Благодаря корректировщикам, да и просто по теории вероятности, британцы просто обязаны были словить хорошую порцию стали и взрывчатки. Ну а если не получится, то можно было попытаться повторить маневр, который принес удачу в бою с «Ринауном». В конце концов, не связанные задачей прикрывать тяжело поврежденный авианосец и благодаря этому имеющие преимущество в скорости, немецкие корабли могли выбирать, как действовать.

Британцы тоже отреагировали оперативно. Возможно, приняв маневр немецкой эскадры за попытку охвата их группы и кроссинга, они, в свою очередь, положили рули влево, сохраняя дистанцию. Радиус разворота у них получался меньше, чем у вынужденных идти по большей окружности немецких кораблей, и это с лихвой компенсировало нехватку скорости. Бой продолжился на параллельных курсах.

В следующие полчаса британский корабль получил дюжину попаданий одиннадцатидюймовыми снарядами, серьезно покалечившими его надстройки. Тем не менее, урон оказался не так уж и силен – да, разрушения, несколько очагов пожаров, стремящихся слиться в один большой, но пока уверенно сдерживаемых, и, в принципе, все. Ни один жизненно важный узел корабля немцам поразить не удалось. Разумеется, рано или поздно количество просто обязано было перейти в качество, но такими темпами процесс грозил затянуться надолго.

Как ни странно, более результативным оказался «Адмирал Хиппер», который мало того, что был хуже вооружен, так и огонь по «Рипалсу» мог вести только носовыми башнями. Его позиция в хвосте колонны выглядела наименее выгодной, зато артиллеристы крейсера оказались то ли самыми обученными, то ли просто более удачливыми, чем остальные. И это притом, что кораблю в ходе боя пришлось дважды переносить огонь на британские эсминцы, попытавшиеся устроить торпедные атаки. Впрочем, оба раза англичане отвернули. Все же они были моряки, а не самоубийцы, и хорошо понимали, что для пуска торпед им придется сблизиться на дистанцию, которая позволит немецким артиллеристам бить прямой наводкой. Для относительно небольших кораблей это – верная смерть, и потому они ограничились постановкой дымовой завесы. Густые, похожие на чернильную мглу клубы на некоторое время скрыли британские корабли от глаз немецких моряков – но не от корректировщиков, упорно жужжащих в небе, так что эффективность обстрела снизилась ненамного.

А «Хиппер», между тем, неплохо пристрелялся и всадил в «Рипалс» шесть снарядов, больше, чем любой другой корабль на первом этапе боя. Правда, их эффективность была куда меньше, чем у «старших братьев», и один не смог даже пробить английскую броню, а три последующих лишь добавили разрушений, зато последние два стоили их всех, вместе взятых.

Вообще, это был удачный залп носовой башни, так что попадания пришлись с интервалом примерно в четверть секунды. Один снаряд вскользь ударил по орудийному стволу единственной кормовой башни «Рипалса». Взрыватель его сработал с опозданием, и снаряд хлопнул уже над морем, но свое черное дело он сотворить успел. От удара, пускай даже скользящего, орудие моментально вышло из строя. Просто ствол изогнуло, и теперь вести огонь из него было уже невозможно.

Второй снаряд угодил в ту же самую башню, заставив ее содрогнуться. Девять дюймов стали выдержали удар, но людям, находящимся под ее защитой, все равно пришлось несладко. Четверо, оказавшихся рядом с местом взрыва, погибли сразу, просто от жесточайшего удара, остальные отделались контузией разной степени тяжести. Но главное, вышли из строя все приборы управления стрельбой и привод башни. Теперь стрелять можно было только «куда-нибудь в сторону цели», и то при условии, что башню смогут вручную развернуть. И вручную же подать из погребов снаряды – элеватор тоже заклинило.

Таким образом, не самый мощный крейсер, построенный по весьма посредственному проекту, имея хорошо подготовленный и хладнокровный экипаж, да вдобавок находясь в положении необстреливаемого корабля, нанес противнику урон больший, чем три «старших брата» вместе взятые. И это еще не считая двух снарядов, попавших в удачно подставившийся «Глориес» (приказ адмирала по возможности не обстреливать авианосец был дисциплинированными немцами в горячке боя проигнорирован), и заградительный огонь по эсминцам. В общем, свои ордена экипаж «Адмирала Хиппера» честно заработал.

Однако, даже лишившись в какой-то момент трети огневой мощи, «Рипалс» сумел отомстить. В «Шарнхорст» за то же время угодило три снаряда, и результат вышел впечатляющий. Первый, ударив в палубу линейного крейсера под острым углом, все же не срикошетировал, а проломил ее, иглой прошел через подпалубное пространство и ударил изнутри в броню правого борта. Рассчитанные противостоять ударам извне, броневые плиты не выдержали подлого тычка в спину и попросту вылетели в море, оставив дыру размером с добрые ворота. Полыхнуло так, что казалось, сейчас корабль развалится. Однако, несмотря на внушительные размеры, серьезной угрозы эта пробоина не несла. Все же необстреливаемый борт, намного выше уровня ватерлинии, а волнения на море практически нет. Словом, как почти сразу доложили Колесникову, повреждение оказалось масштабным, но не опасным.

Со вторым попаданием тоже особых проблем не вышло. Ударив в район мощного броневого пояса «Шарнхорста», снаряд смог его пробить, но взрыв проделал лишь относительно небольшую пробоину. Оба попадания дороже обошлись экипажу – полтора десятка человек только погибшими – чем самому кораблю. Но последний снаряд поставил в споре броненосных гигантов шикарную точку, и фейерверк вышел впечатляющим.

Это был поистине «золотой» снаряд. Он не канул, подобно десяткам своих собратьев, в море, оставив на память о себе лишь фонтан брызг. Он не проделал дыру в броне, опасную, но терпимую. И он даже не пронзил нежные потроха корабля, дотягиваясь до уязвимых механизмов. Этот снаряд ударил в крышу башни «Цезарь», новенькой, только что установленной на место разрушенной в прошлом бою. И взрыватель его сработал как положено, в фарш разнеся артиллеристов и уничтожив механизмы. Но это было только начало.

В момент попадания в башне находилось шесть снарядов с пороховыми зарядами к ним. И все это добро, рассчитанное на деликатное обращение, отнеслось к британской грубости крайне отрицательно. Проще говоря, взорвалось, да так, что чертям стало жарко.

Башню подбросило, срывая с погона, из всех щелей рванулось ослепительно белое, трещащее пламя – и опало. Крыша, треснувшая от удара снаряда, раскрылась, подобно цветку. Вокруг башни вспыхнуло все, что могло гореть, огонь и клубы едкого дыма мгновенно охватили надстройки. Огромный корабль качнулся, словно пьяный.

Однако это было лишь внешними эффектами. То, что творилось внутри «Шарнхорста», можно было описать лишь одним словом: ад. Вначале огненный клубок устремился по шахте вниз, к погребам боезапаса, заполненным на две трети. Невероятно, но за оставшиеся у них секунды матросы, находящиеся в них, успели не только сообразить, что происходит, но и принять единственно верное в подобной ситуации решение. Погреба были затоплены, и хотя все же что-то в них рвануло, результат оказался бледной тенью фейерверка, который мог произойти. Из тех моряков, что спасли корабль от гибели, уцелел только один – его, оглушенного и обожженного, вышвырнуло потоком воды.

Тем временем жуткое веселье продолжалось. Хотя взрыва погребов и удалось избежать, пожар развился нешуточный. Огонь пополз во все стороны, одно за другим охватывая трюмные помещения «Шарнхорста». Начали взрываться снаряды орудий среднего калибра, заполыхал один из топливных танков. Казалось, внутри корабля проснулся вулкан.

Аварийные партии действовали быстро и слаженно, с выучкой у немцев дело всегда было поставлено хорошо. Задраив переборки, моряки принялись задавливать пламя потоками воды и пены, стараясь не допустить его в носовую часть, отсечь от горючего и машинного отделения. То, что центральная часть линейного крейсера в любом случае выгорит, было ясно, оставалось спасать, что возможно.

И люди справились. Задыхаясь от дыма, получая жуткие ожоги, они смогли отстоять свой корабль. Огонь медленно отступил, задохнулся, намертво зажатый переборками и пожравший все, что там было. И все это время «Шарнхорст» напоминал филиал преисподней не только внутри, но и снаружи. Палубы раскалились, языки огня поднимались на двадцатиметровую высоту, а столб дыма был такой, что ему мог позавидовать средних размеров вулкан. Но и это было еще не все.

Кто-то там, на небесах, решил сегодня поразвлечься. А как иначе объяснить, что в результате сотрясения рулевая машина сработала безо всякого вмешательства человека и прежде, чем удалось отключить ее и вручную восстановить нейтральное положение руля, «Шарнхорст» уже лег на новый курс. Его неудержимо несло влево, и он должен был теперь пройти позади английской эскадры. А пока он будет идти, орудия британцев разотрут его в порошок.

Как ни удивительно, головы Колесников не потерял. И вообще, мозг работал четко, без каких-либо признаков эмоций. Еще неясно было, удастся ли отстоять корабль, а адмирал уже отдавал приказ, благо радиостанция еще действовала. Прежде чем от жара разрушились антенны, он успел передать остальным кораблям эскадры приказ следовать прежним курсом, и те, дисциплинированно сунувшиеся было вначале следом за потерявшим управление флагманом, смогли продолжить бой. Вторым приказом было артиллеристам уцелевших башен прекратить огонь. В этом адмиралу виделся шанс – возможно, британцы решат, что горящий и неуправляемый корабль полностью потерял боеспособность и не может даже вести стрельбу. Такому впечатлению должны были поспособствовать и дымовые шашки, которые матросы шустро растащили по палубе и подожгли. Едкий дым полностью скрыл от врага силуэт корабля, превратив его в рыскающее на курсе темное облако, оставляющее позади жирный след хлещущего из распоротого топливного танка мазута. После этого оставалось только ждать – изменить чего-либо Колесников уже не мог.

Это страшно – ждать и терпеть. Орудия «Рипалса» не прекращали обстрела, и еще четыре снаряда ударили в броню немецкого флагмана. К счастью, дистанция стремительно сокращалась, и траектория их полета становилась все более настильной. Попади они в палубу, и после этого «Шарнхорст» мог бы отправиться лишь по одному курсу – вертикально вниз. В борт – тоже не сахар, тем более, один ударил ниже уровня ватерлинии, но все равно броневой пояс сократил размеры повреждений до терпимых. Подводная же пробоина оказалась не столь велика, и возникший было крен удачно парировали контрзатоплением отсека левого борта. Сейчас правый борт «Шарнхорста» напоминал декорацию к постапокалиптическому фильму, возникли новые очаги возгорания, а избиваемый корабль не мог даже полноценно ответить. Лишь отчаянно и зло лупили куда-то в сторону противника его уцелевшие пятнадцатисантиметровые орудия числом аж две единицы, но для вражеского корабля это было мелочью. Да и стрельба велась скорее с целью убедить командира «Рипалса» в том, что ничего более серьезного у немцев не осталось.

И британцы купились. Человек охотно верит в то, во что хочет верить, и изувеченный «Шарнхорст» в такой ситуации был оставлен ими в покое. Вместо него настала очередь терпеть обстрел «Гнейзенау», который не без основания казался британцам намного более опасным противником. Его артиллеристы, пристрелявшись, упорно не выпускали британский корабль из-под накрытий, их коллеги с «Лютцова» старались не отставать, и англичанам это почему-то не нравилось. На волне успеха они тут же влепили в немецкий корабль два снаряда, заставив его загореться и рыскнуть на курсе. Немцы тоже не остались в долгу. Словом, внимание «Рипалса» перенеслось на иную цель, а «Шарнхорст»… Да что там «Шарнхорст»? Тяжело поврежденный и практически неуправляемый корабль вынужден будет пройти мимо эсминцев. А судя по тому, что он не стреляет, обороняться немецкому линкору просто нечем. Добьют торпедами, и все. Именно так решили британские офицеры – и ошиблись.

В тот момент, когда медленно замедляющий ход «Шарнхорст» оказался за кормой «Рипалса», в мертвой зоне для его носовых башен, их разделяло не более трех миль. Для современных морских орудий дистанция, позволяющая работать почти прямой наводкой. Ну что же, пора, тем более, скорость британского корабля, вынужденного подстраиваться под «Глориес», не превышала восемнадцати узлов, а немецкий флагман, как клятвенно заверяли механики, все еще способен был идти на двадцати. Аккуратно изменить курс – с помощью одних только машин операция не самая простая… А вот теперь – огонь!

Все шесть оставшихся у «Шарнхорста» орудий главного калибра обрушили на не ожидавший такой подлости «Рипалс» свою чудовищную, тщательно скрываемую до этого мощь. Английский корабль скрылся вначале среди столбов воды, а затем за стеной пламени и дыма – процент попаданий был для современной морской войны невероятным. И оставалось лишь молиться, чтобы британец не успел повернуть и ответить…

То ли молитвы возымели свое действие, то ли количество выпущенных снарядов, но все получилось так, как надо. Уже через полминуты очередной снаряд, ударив точно в корму, оторвал руль британского корабля, лишив его возможности нормально маневрировать. Впрочем, британцы даже не успели толком огорчиться этому обстоятельству, поскольку следующий залп лишил их и возможности двигаться. Три снаряда в кормовую часть – и все четыре винта «Рипалса» комками искореженного металла отправляются на дно. Еще несколько попаданий…

Огромный корабль окутался вдруг клубами пара. Впечатление было такое, словно он превратился в кипящий гейзер. Колесникову приходилось давно, еще в советское время, бывать на Камчатке, и он такие видел. Именно с ними и возникла ассоциация – молочно-белые струи били во все стороны. Это один за другим взрывались поврежденные в бою котлы, и цепь детонаций прошла по всему кораблю, после чего к веселью подключился боезапас разрушенной кормовой башни. Борта словно бы раздулись, в некоторых местах оторвало и выбросило далеко в море броневые плиты. Белое облако пара пронзило изнутри огненно-красными всполохами, а затем все это великолепие начало вдруг быстро опадать.

Когда вновь стало возможно различить, что происходит с «Рипалсом», то зрелище наблюдателям открылось феерическое. Содрогающийся от внутренних взрывов линейный крейсер осел на корму и продолжал быстро погружаться в пылающее море. Пылающее – это не фигура речи, разлившееся топливо занялось от пожара на корабле жирным, чадящим пламенем. Поджечь его не так просто, как принято считать, но сейчас это получилось, и, казалось, недалек был тот миг, когда огонь и дым вновь скроют гибнущий корабль непроницаемой завесой. Однако все произошло намного быстрее. После очередного взрыва «Рипалс» вдруг словно бы охнул и, неспособный более нести свою ношу, прилег на борт. Затем корма его резко ушла вниз, а нос, наоборот, задрался вверх, демонстрируя окрашенное в ярко-красный цвет днище. Корабль на несколько секунд встал вертикально, а потом вдруг нырнул, словно поплавок при поклевке, и в считанные секунды ушел под воду.

Зрелище было столь впечатляющим, что бой на несколько секунд прекратился сам собой. Вот только британцы оказались то ли безумцами, то ли просто взбесились от зрелища гибели флагмана. Оба их эсминца, до того момента держащиеся в стороне, рванулись к «Шарнхорсту». В бинокль хорошо было видно, как на их палубах разворачиваются кажущиеся с такого расстояния игрушечными торпедные аппараты. И попасть под раздачу сейчас, когда все уже вроде бы было решено, немцам совершенно не хотелось.

Одиннадцатидюймовые орудия развернулись в сторону новой цели и открыли огонь с максимальной скорострельностью. В боевых условиях технически возможная частота стрельбы обычно считается недостижимой, но сейчас на кону стояли жизни всех, кто находился на борту корабля, включая артиллеристов. Ну а они соответственно расстарались – очень уж им не хотелось отправляться на дно. И результата кое-какого добились.

Несколько снарядов, разорвавшихся перед носом идущего первым эсминца, не смогли точно поразить цель. Тем не менее, успех им сопутствовал. Близкие взрывы контузили практически небронированный корабль, вминая гидравлическим ударом тонкие листы обшивки. Вода пошла внутрь, вначале тонкими струйками через дырки от сорванных заклепок, потом раздвинула стыки… И вот уже внутрь корабля хлынул бурлящий океан, и впрессовываемый на тридцатиузловой скорости поток с восторгом ринулся внутрь, сметая все на своем пути и разбегаясь по отсекам.

Эсминец зарыскал на курсе и, медленно оседая носом, отвернул. Героев здесь не было, и идти на верную смерть при таких раскладах никто не хотел. Но командир второго эсминца оказался покрепче. Его кораблю досталось не меньше, а даже больше, чем головному. Один снаряд калибром двести восемьдесят три миллиметра он получил, и от разрушения его спасло лишь то, что удар пришелся в надстройки. Разорвав в клочья тонкую сталь, снаряд прошел навылет и взорвался, лишь зарывшись в волны. Контузии от близких взрывов и сопутствующих ей затоплений эсминец тоже не избежал. И все же этот корабль не отвернул и, выйдя на дистанцию залпа, успел выпустить три торпеды, после чего очередной снаряд все же достал его, угодив прямехонько в торпедные аппараты.

Рвануло так, что пылающие обломки эсминца раскидало на сотни метров. Когда опал столб пены, поднявшийся выше мачт «Шарнхорста», на воде обнаружились лишь немногочисленные обломки. И все же свое черное дело британский эсминец сделал. Три торпеды, расталкивая воду, округлыми носами, веером шли к цели.

Немцы успели отреагировать, сделав все, что возможно, и даже чуть больше того. Виртуозно отработав машинами, они успели начать разворот, и одна торпеда проскочила за кормой, а вторая перед самым носом. Оставался еще шанс, что и третья проскочит мимо резко уменьшившейся цели, но, видимо, Бог сегодня решил, что успехов немцам довольно. Мощный взрыв под бортом корабля поставил жирную точку в этом сражении.

Удар был такой силы, что гору плавающей стали подбросило, да так, что никто из находящихся в рубке не устоял на ногах. Колесникова приложило о переборку с такой силой, что в глазах помутилось, и он начал что-то соображать, лишь когда обнаружил, что двое офицеров помогают ему встать. Резким движением плеч стряхнув чужие руки, он замер, всем телом чувствуя, как нарастает крен… Еще немного, еще… Нет, все, корабль удержался, и он понял это раньше других. Хороший, крепкий корабль…

Линкоры – вершина эволюции морских артиллерийских платформ. Их конструкция вобрала в себя опыт тысячелетий, от первых боевых галер древних греков до тех чудовищ, которые в начале века сходились в Ютландском сражении. И этот опыт воплотился, в числе прочего, в системы защиты, позволяющие кораблю выкарабкаться даже когда, на взгляд дилетанта, все потеряно. Пусть этот линкор уже избит до безобразия, все равно шансы есть, и одной торпедой его утопить сложно. Хотя, конечно, и возможно, но сейчас был явно не тот случай.

Взрыв проломил борт, и дыра вышла впечатляющей, но противоторпедная защита оказалась на высоте, поглотив и перераспределив энергию взрыва. Вода уперлась в металл переборок и, хотя не все они пережили бой, обширных затоплений удалось избежать. Конечно, «Шарнхорст» заметно накренился, но все же не перевернулся. Дальше же дело было за его командой, от слаженности и правильности действий которой зависело, что с ними будет.

Несмотря на тяжелейшие повреждения от вражеских снарядов и огня, серьезно попортившие нутро линейного крейсера, удалось частично выполнить контрзатопление отсеков. Полностью выправить крен не получилось, однако хотя бы частично остойчивость была восстановлена, и теперь не было опасности, что корабль немедленно перевернется. Правда любое, даже незначительное волнение могло довершить начатое – в бортах осевшего почти на полтора метра ниже положенного «Шарнхорста» зияли огромные дыры, и если их начнет заливать… Об этом даже думать не хотелось, притом что с пожарами окончательно справиться все еще не получалось. Только кажется, что все, огонь погашен – а он вдруг опять вырывается чуть в стороне, и приходится все начинать сначала. И чтобы заткнуть все дыры, банально не хватало людей. В этом бою «Шарнхорст» лишился убитыми, ранеными и обожженными почти трети экипажа, больше, чем за все предыдущие походы вместе взятые, причем часть погибла вместе с корабельным госпиталем во время большого пожара. Паленым мясом воняло на весь корабль даже сквозь дым от мазута.

Однако морякам, в отличие от тех, кто сражается на суше, как правило, просто некуда бежать, и потому они привыкли бороться до конца. Точнее, до того момента, как с подошедших «Лютцова» и «Гнейзенау» на борт флагмана высадили аварийные партии, перебросили шланги взамен иссеченных осколками во время боя и организовали полноценную спасательную операцию. Общими усилиями удалось кое-как сбить пламя и заделать временными щитами наиболее угрожающие жизни корабля пробоины. Провозились долго, закончив уже ночью, но все же справились, и теперь предстояло дотащить корабль до своей базы – задача, перед которой все подвиги Геракла бледнели от осознания собственной мелочности.

А пока шла борьба за «Шарнхорст», единственному незадействованному в ней кораблю следовало довершить начатое. «Адмирал Хиппер», по широкой дуге обогнув линкоры, решительно направился наперехват авианосцу, который, пользуясь заминкой, пытался уйти, выжимая аж шестнадцать узлов – все, на что он был сейчас способен. «Хиппер» настиг его за считанные минуты.

Пожалуй, самым простым было бы расстрелять «Глориес». Конечно, артиллерия тяжелого крейсера не шла ни в какое сравнение с мощью любого из остальных кораблей, но неторопливо и со вкусом расковырять не имеющую возможности ответить лоханку, какой бы здоровой она ни была, дело всего лишь времени. Да и торпедные аппараты с «Хиппера» никто не снимал, так что пожелай немцы быстрее закончить дело, они попросту обрушили бы на противника всю свою огневую мощь. Однако капитан первого ранга Хельмут Хейе, офицер храбрый и решительный, помнил приказ адмирала по возможности не добивать авианосец и сделал абсолютно правильные выводы. Решив, что Лютьенс планирует попытку захвата британского корабля, он немедленно приступил к реализации этого плана и, подойдя к авианосцу на несчастные четверть мили и развернув в его сторону все, что могло стрелять, потребовал от англичан сдаться. Откровенно говоря, в успехе он сомневался, поскольку только что видел, как дрались их товарищи, и проникся к ним вполне заслуженным уважением, но на сей раз все вышло по-иному.

Психология у моряков разных кораблей тоже разная. Те, кто ходит в бой на эсминцах или легких крейсерах, заранее приучает себя к мысли, что между ним и врагом ничего нет. И правда, ведь не считать защитой тонкую корабельную обшивку. Все зависит от того, кто первый попадет, а стало быть, надо сохранять хладнокровие в любой ситуации, ибо паникер – не боец. И к тому, что они, в принципе, смертники, эти люди привыкли.

Несколько иная ситуация на больших кораблях. Там вокруг тебя толстый слой отличной стали, а под рукой невероятная мощь корабельных орудий. И все равно, эти люди тоже знают, что противник им под стать и что с ним придется рано или поздно схватиться грудь в грудь. И, опять же, кто поплывет домой, а кто вертикально вниз, еще неизвестно. Эти люди знают, что придется рисковать, и привыкли к этой мысли.

Иное дело авианосцы. Корабли, которые могут полноценно воевать, ни разу не увидев врага, даже не приблизившись к нему. Их оружие, самолеты, найдет цель, порой отстоящую от плавучих аэродромов на сотни миль, без участия моряков, которые играют больше роль перевозчиков, чем бойцов. И это тоже накладывает на их мировосприятие определенный отпечаток. Они не трусы, нет, и когда надо могут драться не хуже остальных. Вот только помирать они не привыкли. Тем более умирать без шансов нанести врагу хоть какой-то урон. Пройдет не так уж много времени – и авианосцы станут желанной целью для всего, что может до них дотянуться, превзойдя по популярности в качестве мишеней все остальные корабли. И люди тоже изменятся. Но сейчас это была всего лишь дорогая экзотика, значение которой только начали осознавать…

«Хипперу» потребовалось всего два снаряда, чтобы убедить британцев в абсолютной бесполезности сопротивления. А предупреждение, что в случае, если авианосец затопят, подбирать немцы никого не будут, расставило точки над i. Юнион Джек неохотно, рывками пошел вниз, подведя тем самым итог жаркого во всех отношениях дня и нанеся страшный урон и без того пошатнувшемуся престижу британского флота.

Возвращение на базу запомнилось Колесникову тем, что он завидовал эстонцам. Такая вот ассоциация из прошлой жизни – уж эти-то со своей хрестоматийной неторопливостью чувствовали бы себя комфортно. Эскадра ползла к базе на семи-восьми узлах, снижая иногда ход еще ниже – до двух-трех. Один раз и вовсе пришлось на несколько часов лечь в дрейф – машины «Шарнхорста» окончательно сдали, и механики проявили чудеса изобретательности, чтобы заставить их работать. Наверное, между немцами и русскими пропасть не так велика, как принято считать, решил Колесников после того, как линкор смог дать ход. Во всяком случае, совершать невозможное с помощью кувалды и чьей-то матери у немецких механиков получилось не хуже. Повезло еще, что случилась эта неприятность уже в зоне действия немецкой авиации, и орлы Геринга смогли организовать прикрытие. Хотя, впрочем, британские самолеты в небе так и не появились.

Эскадре вообще повезло. Уже на следующий день после сражения погода начала портиться – вначале лег туман, который сдуло только вечером, но сразу же ветер посвежел, не давая работать самолетам, но, в то же время не настолько, чтобы добить поврежденные корабли. Возможно, британский флот и искал их, но без воздушной разведки его возможности оказались весьма ограниченными, и даже британские радары не смогли засечь немецкую эскадру. Позже выяснилось, что линкоры, каждый из которых был сильнее всей германской эскадры, искали обидчиков совсем в другой стороне, далеко от курса, выбранного адмиралом, и это обстоятельство быстро вошло в немецкий военно-морской фольклор. Словом, на Лютьенса теперь смотрели как на талисман, везунчика, который сумеет вытащить людей хоть у черта из зубов.

А еще этот поход обогатил кригсмарине как минимум одной легендой и одним фактом вопиющего нарушения дисциплины. Легенда – это снова про Лютьенса. Ну, отказался адмирал переходить на борт «Гнейзенау», заявив, что не бросит ни свой корабль, ни своих людей. Заявляя так, Колесников здорово рисковал, поскольку вопрос, удастся ли дотащить «Шарнхорст» до базы, оставался открытым до последней минуты.

Ну, а нарушение дисциплины… В общем, когда Колесников отдал приказ кораблям возвращаться на базу, оставив для прикрытия тормозящего всю эскадру «Шарнхорста» только наименее ценный «Хиппер», ему отказались подчиниться. Корабли окружили поврежденного флагмана и вели его до самой базы. Немыслимо для дисциплинированных немцев, и еще несколько месяцев назад о таком не могли и помыслить. Похоже, в германском флоте что-то начало меняться, и непонятно пока, в худшую или в лучшую сторону.

Город встречал их полным молчанием. Гробовым, так будет вернее. Люди, гражданские и военные вперемешку, столпились на берегу, глядя на грузно осевший в воду, закопченный до черноты корабль. В первый раз «Шарнхорст» был поврежден не меньше, но тогда он не производил столь жуткого впечатления – обычные повреждения после тяжелого боя. Сейчас же вид у корабля был таков, словно он побывал в аду – и вырвался оттуда, разнеся в клочья половину преисподней. И чего он внушал сейчас больше, страха или гордости, не взялся бы сказать никто.

Как оказалось, пока Колесников был в море, события неслись семимильными шагами не только у него. Военные действия в Европе практически закончились, но зато на Средиземноморском театре обнаружилась вдруг лютая активность. И одновременно началось действо, которое адмирал помнил как «Битву за Британию». Скучать было некогда.

Бомбардировки побережья Британских островов шли неторопливо, но внушительно. Колесников не помнил, как они проходили в той истории, но сейчас Геринг действовал планомерно. Удары шли по береговым укреплениям, аэродромам и, главное, радарным станциям, которых островитяне настроили неожиданно много. Похоже, сыграла роль идея, подброшенная на Большом Сходняке, как адмирал про себя называл то совещание у Гитлера. Да и разведка начала давать какие-то результаты, пускай и довольно скудные. Перехода количества в качество в такой ситуации ждать предстояло долго. Тем не менее, немцы не торопились, благо ситуация складывалась в их пользу. Британцы едва успевали парировать их налеты, в то время как экономика их страны медленно, но верно сползала вниз. Все же последние успехи немецких моряков серьезно подточили веру в могущество Королевского флота, а главное, в способность его защитить транспортные маршруты. Как следствие, резко сократились объемы завоза всего, от предметов роскоши до стратегического сырья, а цены, напротив, быстро поползли вверх. Действия германских подводных лодок тоже внесли свою лепту, и теперь Британии грозил транспортный, производственный и экономический коллапс.

Вдобавок Германия официально объявила неограниченную подводную войну, для чего имела все основания. И с точки зрения международного права придраться никто бы не смог – и с юридической, и с моральной точки зрения виновной оказывалась противоположная сторона. А дело было так…

Немецкая подводная лодка в Средиземном море провела удачную атаку на крупный транспорт под военно-морским флагом, идущий под прикрытием эсминца. Последний оказался старой калошей и оснащен был соответственно, а потому вовремя засечь субмарину британцы не смогли. Учитывая, что вода в Средиземном море достаточно прозрачная, а погода в тот момент стояла тихая, остается только удивиться безалаберности английских моряков. Тех, кто воевал в Атлантике, немцы давным-давно отучили от такой наглости, а здесь, несмотря на понесенное совсем недавно жестокое поражение, царили пока что настроения, близкие к идиллическим. А может, британцы просто считали, что раз уж легендарный немецкий пират отбыл наводить шороху на север, то французы без него рыпаться не станет. Итальянцев же они традиционно не боялись.

В принципе, такие рассуждения оказались недалеки от истины. Французы сидели в своих портах, и максимум, что могли сделать, это обеспечить конвоирование транспортов с немецкими солдатами, идущими в Александрию и обратно. Дело было не только в самих французах, среди которых, несмотря на победу и вполне неплохое вроде бы обозримое будущее, царили разброд и шатание. Все же чересчур резко поменялись расклады, враги стали… ну, не друзьями, но вроде как ближайшими союзниками и нанимателями, а недавние друзья превратились в подлых врагов. Боевого духа все это не добавляло, а человека, равного авторитетом Лютьенсу, рядом не оказалось. Присланный из Берлина для обеспечения взаимодействия, а фактически для присмотра за французами, адмирал Руге был грамотным, но ничем особо не примечательным офицером. И там, где Лютьенс с его мефистофельским профилем и грозной славой добивался повиновения, даже не повышая голоса, Руге приходилось вертеться ужом, причем далеко не всегда успешно.

К тому же практически все современные корабли французов, равно как и доставшиеся им трофеи, нуждались в серьезном ремонте, скорее даже – восстановлении, и потому боеспособность сохраняли лишь несколько старых дредноутов, слабо защищенных и тихоходных. Вести наступательные операции в такой ситуации было можно, но сложно, а потому французы предпочли не рисковать. «Галльские петушки» при всей своей задиристости, имея реальную перспективу словить по носу, живо превращались в баранов, и чтобы повести их за собой, нужен был лев. Льва же как раз сейчас и не наблюдалось.

С итальянцами все было еще проще. Неважные вояки, они, вдобавок, испытывали сейчас жуткую нехватку топлива и, даже захоти что-то предпринять, все равно вряд ли смогли бы реализовать свои планы. К тому же не так давно британская авиация учинила рейд на базу их флота, и летчики смогли провести атаку до того, как зенитчики очухались и открыли огонь. Торпедоносцы при этом ухитрились подорвать два линкора прямо в гавани, а какой-то лихой пилот из крутого пике положил бомбу аккурат в центр башни тяжелого крейсера. Корабль вывернуло наизнанку, после чего британцы ушли без потерь, что добавило им славы, а итальянцам – головной боли. Севшие на грунт корабли теперь надо было как-то поднять, залатать и перегнать в доки, что в условиях активного противодействия британского флота выглядело трудноосуществимым.

Ничего удивительного, что английские моряки чувствовали себя здесь если и не королями, то, во всяком случае, достаточно уверенно. Вот только прорыв через Гибралтар нескольких германских субмарин они позорно прошляпили. Кроме того, французы передали немцам часть своих подводных лодок – все равно из-за дезертирства на все не хватало экипажей. В результате силы германского подплава оказались неожиданно серьезными, и это стало для британцев неприятной неожиданностью. И на одну такую субмарину нарвались транспорт «Бонавентура» с кораблем сопровождения. И, закономерно, оба получили по торпеде.

Надо сказать, транспорт в борт ударили сразу две стальные рыбины, но одна не взорвалась. Несмотря на то, что их непрерывно совершенствовали, торпеды оставались довольно капризным оружием. С эсминца все-таки успели заметить идущую на них смерть и, развернувшись, уклонились от первой, но вторая торпеда угодила кораблю аккурат под винты, практически оторвав кормовую часть. Из двух пораженных кораблей он затонул первым.

С транспортом все вышло куда сложнее. Повреждения, которые он получил, оказались смертельными, но тонул большой корабль долго. Возможно, если бы его экипаж состоял из военных моряков, удалось бы даже удержать его на плаву, но обычные мореманы тренируются куда меньше, да и корабль, откровенно говоря, по сравнению с боевыми оказался хлипковат. В результате, живо убедившись, что начался обратный отсчет, люди начали покидать обреченное судно.

Если бы немцы, убедившись в успехе атаки, просто отправились восвояси, на том бы дело и кончилось, но командир субмарины посчитал необходимым соблюсти хотя бы видимость приличий и убедиться, что британские моряки смогут добраться до берега, от которого их отделяло около пятидесяти миль. И вот тут-то обнаружилось, что людей в воде бултыхается неожиданно много.

Транспортный корабль «Бонавентура», как оказалось, эвакуировал из Египта гражданских, в основном британцев, которые из-за угрозы немецкой экспансии стремились поскорее убраться куда подальше. Кроме того, на борту корабля находилось около двухсот пленных итальянцев, запертых в трюме, в наскоро оборудованных тюремных помещениях, больше похожих на клетки. Охраной пленных занималось три десятка поляков из тех, что успели бежать под крылышко британцев, когда стало ясно, что война проиграна. Как солдаты они, в основной массе, были не очень, но для полицейских функций годились вполне. Неудивительно, что охрану итальянцев поручили именно им – более надежные солдаты дрались сейчас на берегу, пытаясь остановить взявшего неплохой старт Роммеля.

Когда торпеда проломила борт корабля и он начал медленно, но неумолимо крениться, большинство поляков рванули вверх, на палубу. Итальянцы же моментально сообразили, что если не выберутся, то пойдут на корм рыбам, и принялись ломать клетки. Учитывая, что сварены они были тяп-ляп, а итальянцы хотя и посредственные солдаты, но все же крепкие, да еще и подстегнутые страхом мужчины, вопрос стоял только как долго металлические прутья смогут их удерживать.

Тем из поляков, которые все же оказались чуть похрабрее товарищей и не покинули сразу пост, такое поведение итальянцев, естественно, не понравилось. Сделав по ним несколько выстрелов и убедившись, что остановить их не хватит никаких патронов, они принялись колоть и рубить пленных штыками. Однако крен нарастал, и остатки поляков живо сообразили, что могут и не успеть покинуть корабль. Ну а после того, как они покинули трюм, смогли выломать двери клеток и выбраться наружу и часть итальянцев. Те, кого не убили.

Обнаружив, что столкнулся с нестандартной ситуацией, командир субмарины принял решение, вполне соответствующее образу мыслей нормального моряка. Возможно, такое поведение изначально казалось ему правильным, а может быть, сыграл роль пример все того же знаменитого адмирала, всегда старающегося спасать тех, кто оказался за бортом, вне зависимости от их происхождения. Так или иначе, вместо того, чтобы спокойно погрузиться и следовать своим курсом либо вначале подобрать итальянцев, какие-никакие, а все же союзники, а потом все равно уходить, он развернул спасательную операцию, благо ничего невыполнимого в ней не было. Шлюпки на «Бонавентуре» имелись, времени, чтобы спустить их, хватало, да и плоты соорудить люди тоже успевали – тонуло судно больше часа. Сильнее пострадали малодушные, те, кто в панике сиганул за борт. Акулы здесь водились и на запах крови подоспели быстро. Большинство же вполне нормально перебрались на спасательные средства, еще и спасшихся с эсминца подобрали, после чего подводная лодка взяла их на буксир и потащила в сторону берега. Ну а чтобы ее не вздумали атаковать, командир передал в эфир о проведении спасательной операции и растянул позади рубки белое полотнище из наскоро скрепленных простыней с намалеванным суриком красным крестом. В общем, формальности были соблюдены, но тут вмешалось неприятное обстоятельство.

Вскоре после того, как подводная лодка, изображающая буксир, тронулась в путь, над ней появился самолет. Чей – так и осталось тайной, опознавательных знаков рассмотреть не смогли. Около часа он кружил над морем, а потом удалился, сбросив предварительно несколько бомб. Плетущаяся на трех узлах подводная лодка – хорошая мишень, и неудивительно, что одна из бомб попала рядом с рубкой, нанеся субмарине тяжелые повреждения, а еще одна разметала идущий следом плот. Людей погибло немного, но ситуация все равно сложилась паршивая. К чести своей, немцы операцию не прекратили и дотащили-таки людей до французского побережья, после чего отправились на ремонт. Но дело было уже сделано. В ярость пришел не только Гитлер, но и большинство немецких моряков, от матроса до адмирала. И даже Колесников, когда узнал, что объявлена неограниченная подводная война, не нашелся, что возразить. В конце концов, он поступил бы точно так же[2].

Итак, на море взбешенные подводники топили всех подряд. С воздуха бомбили самолеты. А вот на суше… На суше-то и началось все самое интересное.

Генерал-лейтенант Роммель, человек, безусловно, не только талантливый и решительный, но и честолюбивый, отлично понимал, что ему поручили задание, способное или поднять человека на гребень успеха, или сбросить в забвение, сделав одним из многих заурядных генералов, которых хватает в любой армии. А еще он понимал, что надо греметь, иначе лавры достанутся совсем другим людям. Такое уже случалось, когда планировали вторжение во Францию, да и сейчас, можно сказать, на его глазах, нечто подобное произошло. В конце концов, автором плана адмирала Лютьенса официально считался лично фюрер. Совсем уж замолчать участие знаменитого флотоводца, правда, оказалось сложно, слишком гремело его имя, но дело было преподнесено таким образом, что адмирал был вроде как на вторых ролях. Так, стоял рядом и советы подавал, не более. Тем более, звучало логично – что моряк понимает в сухопутных делах? Лютьенс отнесся к подобной трактовке событий с редкостным безразличием, однако всем, кто знал правду, расклады не слишком нравились. Другое дело, они предпочитали благоразумно держать языки за зубами и вслух не возмущаться, но некий осадок все же остался.

Итак, чтобы не затерли, надо греметь и побеждать. Роммель, понимая расклады, принялся действовать исходя из обстановки со свойственной ему быстротой. Прибыв в Александрию, он обнаружил, что дела там идут ни шатко, ни валко. Итальянцы, кое-как окопавшись, в основном предпочитали грабить местных, благо в большом (ну, относительно большом) городе всегда есть чем поживиться. Дисциплина, изначально невысокая, сейчас таяла на глазах. Пожалуй, если бы англичане сообразили, что к чему, они могли бы выбить это отребье даже теми небольшими силами, которые у них имелись. И корабли в гавани вряд ли спасли бы ситуацию, в городском бою не все и не всегда решают калибры.

Естественно, что при таком раскладе даже нормально организовать высадку немецкого корпуса оказалось сложно. Повезло, что помогли французские моряки. Они-то прекрасно видели, какое «могучее» сухопутное прикрытие им досталось, и понимали, что случись нужда, уйти они могут не успеть, а уж трофейные корабли потеряют точно. Что с ними сделают разъяренные потерями британцы, французам не хотелось даже представлять, и потому едва ли не впервые в жизни прибывшим бошам они обрадовались, как родным.

Выгрузку людей, а главное, техники произвести удалось в рекордно короткий срок. Все это время Роммель провел, осматривая позиции британцев, после чего решил, что все же стоит рискнуть, благо никто от него пока активных действий не ждет. В конце концов, пока что в Александрию прибыла едва четверть личного состава корпуса при двух десятках танков. Не те силы, которыми можно проводить масштабные наступательные операции. Однако на сей раз британцев ждал сюрприз.

На рассвете, когда засыпают даже самые ответственные часовые, немецкие солдаты, многие из которых еще не отошли от морской болезни, пошли в атаку. Роммель творчески реализовал подкинутую ему Лютьенсом идею танкового десанта – все же Колесников хорошо помнил, что и в Отечественную войну, и в первые десятилетия после нее такой прием использовался, причем достаточно успешно. В результате, прибывшие в Африку немецкие танки имели кустарно приваренные к бортам и башням металлические скобы, за которые держались облепившие танки автоматчики. Автоматы, кстати, Роммель вытребовал в немалом количестве – винтовки обладали возможностями явно недостаточными, и немецкий генерал решил, что раз не может обеспечить превосходство численное, то придется сделать ставку на тактику и вооружение.