Ревизор: возвращение в СССР 10 Винтеркей Серж

Глава 3

Москва

Приехал домой, поужинал, оглядываясь по сторонам на кухне. С мебелью совсем другой вид. Надо карниз струнный повесить. Пусть хоть тюль одна пока повисит.

Успел повесить только один шкаф над мойкой, с сушилкой для посуды внутри. И надо было позаниматься, завтра семинар по истории КПСС. Галия тоже занималась рядом. Стол-то у нас пока один.

Вдруг, в вечерней тишине квартиры услышали агрессивный вой котёнка, похожий на нарастающий свист чайника на плите. И шипение на всю квартиру. Мурчелло никак не мог привыкнуть к Тузику. Выбирался из своей коробки под батареей в большой комнате только иногда по сильной нужде. Прокрадывался по ночам, когда Тузик спал в нашей комнате у нас в ногах.

А сейчас всё стихло, видимо, кот решил, что мы все спать легли, пошёл по делам. И нарвался на пса.

Мы с женой всё побросали и помчались в гостиную. Пес ещё сам молодой, играть хочет, но для котёнка слишком велик, может зашибить случайно.

Мурчик к стенке прижат, отступать некуда, изогнулся, хвост задрал, на цыпочки встал, даже когти выпустил, чтобы повыше казаться. А Тузику всё равно, он перед ним на передние лапы припал, хвостом машет, играть приглашает. Пёс нас увидел, от котёнка отвлёкся, а тот пулей мимо него пронёсся в сторону подоконника. Там у него теперь миска стояла с едой и водой, чтобы Тузик всё не зачищал. Сколько этого пса не корми, ему все мало…

Больше меня волновало, чтобы котёнок со страху не забыл, где у него ящик с песком. Ну ничего, привыкнут друг к другу скоро. Пока времени мало прошло. Главное, что Тузик агрессии к коту не проявляет. Со временем котяра это поймет.

– Давай, выведу пса погулять, пусть хоть Мурчик поест спокойно, – сказал я и пошёл одеваться.

Пробежался с псом на хорошей скорости минут двадцать и вернулся домой вспотевший. У меня ещё не восстановилась привычка с собакой гулять. Отвык, пока пёс у бабушек жил в деревне. Ему, конечно, тоже не просто. В деревне он в любое время перед дверью сел, поскулил, ему открыли, одного побегать выпустили. А тут всего два раза в день на улицу с ним выхожу, больше не получается. Ну, ничего, втянемся.

Завтра у меня лекция на консервном заводе. Хорошо хоть тема простая, готовиться совсем не надо.

Утром нас разбудили наши звери. Малый ночью, видимо, забылся и пришёл к нам спать по старой привычке. А Тузик его, утром проснувшись, учуял и давай из постели выковыривать. Ревнует.

Экстремальная побудка, короче. И мне, и Галие по лицу пробежались. Повезло, что не поцарапали.

Пока выгуливал Тузика, Галия приготовила завтрак. Разбежались в разные стороны. Жена напомнила, что у неё сегодня завод. А я ей, что у меня лекция.

Горный институт.

Диана так и сидела одна за партой. Это начинало её угнетать. Поговорить даже не с кем. Девчонки в общаге, Маринка и Верка, дружили друг с другом и им этого хватало. Диану они вынужденно терпели, и она это прекрасно понимала и чувствовала.

Появилось чувство уязвимости, новое для Дианы. Раньше всегда был рядом брат Тимур, подружки. А сейчас Тимур далеко. Пишет редко и всё больше с претензиями, что она ведёт себя, как дура. Что нельзя плевать в колодец… Причём тут колодец?! Мама тоже перестала писать ласковые письма, а всё больше требовательные: ты должна то, ты должна это… Одна Светка Герасимович пишет её хорошие письма, но всё больше про себя. Как она на одном семинаре хорошо отвечала, как на втором… Кому это интересно? Вот, если бы она написала, что с кем-то познакомилась! С каким-то симпатичным молодым человеком! Вот это было бы интересно.

Диана с сожалением взглянула на Рафаэля и моментально отвела глаза: он поймал её взгляд! Он наблюдал за ней!

Странный какой-то, – подумала с досадой Диана. – То отвергает в грубой форме. То подглядывает украдкой. Что от него ждать? Непредсказуем, как весенняя погода. Вот даже, если написать о нём Светке, то что писать?! Диана уже в своих собственных чувствах к Рафаэлю не была уверена. Её очень ранило, когда он отбросил её во время свадьбы Пашки и Галии. А потом ополчился против неё вместе со всей группой. Её уязвлённое самолюбие потихоньку подталкивало её сделать тот единственный шаг, который отделяет любовь от ненависти.

Диана прекрасно знала, чего достойна, какого отношения к себе заслуживает. И это совсем не то, что она видит от Рафаэля. Взять хотя бы Лёху, что с Пашкой учится. Он же влюблён в неё до мозга костей! Стоит ей пальцами щёлкнуть, и он будет у её ног. Да только к чему он ей, такой…

После пар меня перехватил Лёха, когда я по коридору мирно прогуливался. Показалось ему, что я уходить собрался:

– Ты куда?! У нас же заседание!

– Да помню, помню! – кивнул я ему и подошедшей к нам Свете Костенко.

Да уж, забудешь, после этого разговора с Межуевым!

– А что ты, разве не обнаружил ничего плохого на мебельной фабрике? – спросила Света.

– Нет, – развел я руками. – Кроме талантливого руководства, ничего. Хорошее предприятие, образцовое. Вы же сами там были, своими глазами все видели.

Ребята согласно закивали головами. Мы расселись в приёмной Самедова и ждали Борщевского.

– Как дела? – загадочно улыбаясь, подсела ко мне Маша. – Как Галия?

– Всё отлично. Как вы с бабушкой? Передавай ей, кстати, от нас с женой привет и низкий поклон.

– Передам, – улыбнулась Маша. – А мы хотим вас пригласить на выходные в заказник. Родители Вити тащат его, а он не хочет без меня. А мама его говорит, что мне скучно будет там со стариками… Короче, они предлагают пригласить ещё кого-нибудь из молодёжи. Вот мы с Витей и подумали про вас. Вы женаты, вам у родителей отпрашиваться не надо. Поехали с нами! – она умоляюще сложила ладошки и такую рожицу скорчила.

– А тебя-то как отпускают незамужнюю одну? – улыбаясь, спросил я.

– Я уже совершеннолетняя, – задрав нос, ответила Маша. – И потом, моя бабушка знакома с родителями Вити. Они и её пригласили, но она ещё не решила, ехать или нет.

– А чего она думает? – удивился я. Отдохнуть на охоте, что может быть прикольнее.

– Да она говорит, чего она там не видела…

– Мы с удовольствием съездим с вами. Галия охотник неплохой. С отцом своим часто на охоту ходила. Думаю, с огромной радостью согласится.

– Ура! – взвизгнула Маша.

Какая же она смешная, – улыбнулся я. – И счастливая. Так приятно на счастливых женщин смотреть.

В приёмную влетел сосредоточенный и важный Борщевский и с ходу пронёсся в кабинет Самедова, позвав нас за собой кивком головы.

– Прошу прощения за опоздание. Акт печатал по итогам проверки мебельной фабрики, – важно заявил он и положил перед Самедовым машинописный листок.

– Это всё? – отложил он акт и взглянул на меня.

– Можно посмотреть? – протянул я руку за актом. – Кирилл в этот раз сам анализ делал…

Самедов удивлённо вскинул брови и подал мне акт.

Ну как я и думал, Борщевскому захотелось славы и фанфар, и он пустился во все тяжкие. Нашел «очень подозрительные», но на самом деле незначительные перерасходы материала. Кирилл радостно делал самонадеянный, ничем не подтвержденный вывод, что то ли запороли и в отходы списали, то ли на левый товар пустили. Но только на основании небольшого перерасхода одного вида материала, да даже двух, делать выводы о левом выпуске не стоит, чревато. Можно в разговоре с предполагаемыми бенефициарами блефануть с помощью этой информации. Но на серьёзные доказательства злого умысла это всё не тянет. Самедов не идиот, сразу это понял. Кирилл только один с видом победителя смотрел на нас всех свысока…

– Павел, посмотри внимательно, – сказал Самедов, глядя прямо мне в глаза. – Не хотелось бы пропустить что-то серьёзное.

Намекает, что написанное Кириллом ерунда, и ему нужны по-настоящему серьезные улики, что на фабрике что-то нечисто. Все еще гнет свою прежнюю линию, что нам нужно что-то там обязательно найти. Вот же как его группировка положила глаз на современное предприятие, выпускающее дефицитную продукцию!

Придётся вскрывать карты.

– Рашид Фархатович, можно с вами с глазу на глаз переговорить? – не отводя от него взгляда, спросил я.

В кабинете повисло напряженное молчание. Студенты удивлённо переглянулись между собой. А бедный Борщевский растерянно переводил взгляд с меня на Самедова.

– Оставьте нас, – распорядился хозяин кабинета. – Подождите в приёмной.

Все вышли, и мы остались с Фархатычем одни. Как вести разговор? В открытую? Решил в открытую, лучше сразу расставить все точки над «и».

– Рашид Фархатович, – начал я. – В понедельник с утра у метро меня перехватили некие люди и очень настоятельно попросили сесть в машину… в чёрную Волгу, – я смотрел в глаза Самедову. – Человек на заднем сидении, куда меня усадили, интересовался результатами рейда на фабрику. Я сказал ему, что фабрика замечательная и рейд ничего не выявил. После чего он похвалил меня за сообразительность. А фамилия этого человека Межуев, – я выждал немного, пока Самедов опять начнёт дышать. – Да-да, который Владимир Лазоревич, через «о». Рашид Фархатович, прошу меня понять и простить, но я ничего плохого про эту фабрику ни писать, ни подписывать не буду.

– А что сразу не сказал? – агрессивно спросил меня хозяин кабинета.

– Да я вообще не из болтливых, – улыбнулся я, – не начни Кирилл на пустом месте ерунду про нарушения придумывать, я бы и сейчас промолчал. Но раз он начал, я обязан вас предупредить, чтобы вы у него на поводу не пошли. Сами понимаете, что человек такого масштаба может со всеми нами сделать, если серьезно обидится.

Комсорг понимал. Еще как понимал, судя по его взгляду. Вся агрессия исчезла. Он вспомнил, что, в принципе, он мне никто, чтобы я такие вещи просто так разбалтывал. И я даже увидел, если не показалось, нотку одобрения во взгляде, что я не из болтливых. Ну так я потому так и сформулировал. Мало ли мне с ним какие дела еще надо будет делать серьезные в будущем, пусть у него закладочка в мозгу останется, что я не побегу тут же трепаться об этом направо и налево.

Фархатыч встал из-за стола и подошёл к окну. С минуту он о чём-то думал.

– Зови всех. – наконец, повернулся он. – Спасибо, что сейчас предупредил. Материалы, что Кирилл принес, там все чисто? Не будет по ним проблем для фабрики?

– Если его отчет подчистить от всяких обвинений, то нет, – заверил его я, – комар носу не подточит.

Я пригласил всех в кабинет. Лёха, Светка и Маша озабоченно поглядывали на меня. А Борщевский уже понял, что что-то не так, и победителем больше не выглядел.

– Заключение, что представил Кирилл, нужно будет переделать. – спокойно огласил своё решение Самедов. – Хорошая фабрика, мне приятно то, как там заботятся о рабочих. Не надо там всяких необоснованных замечаний из воздуха лепить. Павел, займешься этим. А материалы по фабрике приложи к акту. Кирилл, передашь все Павлу.

– Хорошо. – ответил Борщевский, вопросительно глядя на Фархатыча, ожидая ещё каких-то распоряжений. Взгляд у него был, как у побитого пса, любящего хозяина и не понимающего, что он сделал не так. Велели же грязь найти, вот он весь в ней, а хозяин недоволен…

– Всё. С этой проверкой закончили. – подвёл итог Самедов. – Свободны.

Мы вышли, и команда обступила меня, вопросительно глядя.

– И что это было? – озвучил интересовавший всех вопрос Кирилл.

– Просто рассказал на словах, как там все организовано здорово. И станки новые, и рабочие довольны. А уж как о них заботятся! И в такой ситуации предъявлять предприятию небольшой перерасход… Чревато для нас, если по этим материалам устроят настоящую, большую проверку, и ничего не подтвердится. Репутация у «Комсомольского прожектора» должна быть кристально чистой. И комсорг согласился.

– Да ну тебя! – обиделся Борщевский, развернулся и пошёл прочь.

– Кирюх, не забудь мне все материалы по фабрике сдать! – напомнил я ему в спину. Обидеться он обиделся, но, обернувшись на мгновение, все же кивнул.

Мы пошли на выход. Девочки шли впереди, а мы с Лёхой чуть отстали.

Оформительский цех завода имени Лихачёва.

Галия, Юра и Василий Иннокентьевич колдовали над праздничной группой. Загрунтовали фанеру сразу в нежно-голубой цвет, а ель заднего плана в тёмно-зелёный. Шура с Петровичем два дня подготавливали заготовки под роспись. Пропитывали и красили. И вот теперь пришла очередь собственно росписи.

Юра с Василием Иннокентьевичем занимались основной заготовкой. А Галия и Шура расписывали ель. Им показали, как это нужно делать, они быстро сообразили и делали, как им сказали.

– Иголки и ветки будут сохнуть сегодня и завтра, а потом начнёте елочные игрушки рисовать, – планировал работу Василий Иннокентьевич. – Девчонки, принесите из дома ёлочных игрушек, чтобы было на что смотреть. Натура нужна же. Шары, снежинки, зверушки, сосульки… Что рисовать проще.

Галия с Шурой переглянулись.

– Это мы запросто! – заявила малярша и подмигнула растерявшейся Галие. – Подумаешь, сосульки нарисовать?

Галие очень нравилось здесь работать. Она не умела рисовать завитушки в поздравлениях, Эдичка ей показал, и у неё сразу получилось. Не умела елку рисовать, Юра с Василием Иннокентьевичем показали, и, пожалуйста, прекрасная ель получается.

И с игрушками так же будет. – убеждённо подумала она, улыбнулась Шуре и продолжила расписывать дерево. – Только, где взять игрушек? У них же с Пашей ещё нет ничего.

В разгар работы дверь в мастерскую неожиданно открылась и вошёл Эдичка. Все уставились на него в ожидании. Он подошёл к коллегам, оценил обстановку, несмотря на всё ещё болезненное состояние, и, поджав губы, кивнул одобрительно головой.

– Молодцы. – не обратив внимания на постороннего Юру, он уставился на Галию. – Мне надо с тобой поговорить. – заявил он и потащил её за руку к выходу из мастерской.

Василий Иннокентьевич, нахмурившись, направился следом за ними.

– Галия! – развернулся к ней лицом Эдуард, как только они оказались в коридоре, и схватил её за вторую руку. – Я тебя люблю! Зачем ты вышла замуж?! Разводись! Выходи за меня!

– Эдик, Эдик! – появился откуда-то Василий Иннокентьевич. – Ты ещё не в себе. Оставь девушку в покое. – он переключил внимание Эдуарда на себя и подтолкнул Галию к двери в мастерскую, загородив ее собой. – Иди домой. Отлежись ещё. Что ты пришёл?

Галия прошмыгнула вовнутрь. Праздничное настроение разом куда-то улетучилось.

– Что там такое? – подошёл к ней Юра, вытирая руки. – Что ему надо?

– Зачем, говорит, ты замуж вышла? – ошарашенно повторила Галия.

– Ха! Во даёт! – воскликнул Юра. – Выкинь из головы. Пошли работать.

Выкинь из головы. Легко сказать! А Галия поняла, что с этого момента она начала бояться Эдичку. Она не сможет больше спокойно находиться с ним наедине в этой мастерской. А жаль.

Может, всё ещё успокоится, когда он выйдет на работу? Хотелось бы верить…

Лекция на консервной фабрике прошла великолепно. Тема «Эффективность советского производства». Я просто рассказал работникам, что вхожу в группу «Комсомольского прожектора» и бываю на разных предприятиях. Привёл им пару примеров: пищекомбинат, на котором газировку разливали, как пример предприятия плохого, которое после нашего визита было закрыто, и мебельную фабрику, на которой были в последний раз, как предприятие образцовое. Ну да, если даже кто мне не поверит, что оно именно такое, и сунется туда проверять, найдется человек, который мои слова так подтвердит, что мало не покажется.

Простым языком объяснил им, что такое хозрасчёт, рентабельность производства. Прибыль предприятия. И плавно подвёл их к тому, что каждый из них заинтересован в увеличении прибыли. Это и новое оборудование, и улучшение условий труда. Это повышение производительности и качества. Это повышение зарплат. Это бесплатный комплексный обед в столовой, это дополнительные отпуска матерям и бабушкам на первое сентября по колдоговору и многое другое. Призвал рабочих активнее участвовать в жизни родного предприятия, не допускать небрежного отношения к материальным ценностям и халатного отношения к своим трудовым обязанностям.

После лекции меня отвёл в сторонку профорг, который меня и встречал перед лекцией.

– Эх, не знали мы, что такая лекция интересная будет. – с сожалением проговорил он. – Я бы директора позвал. Они с главным инженером не ходят на такие мероприятия. А тут… – он восторженно развёл руками. – Пропаганда должна использовать новые идеи, чтобы быть эффективной. – доверительно начал он. – Мы уже давно подумывали, что слова и идеи надо более доходчивые искать. Спасибо вам! На хорошие мысли натолкнули.

Он отвёл меня в профком и попросил вкратце накидать для него основные тезисы моей сегодняшней лекции. Предварительно отправив свою помощницу куда-то. Быстренько выполнил его просьбу и хотел рвануть домой, но меня не отпускали, пока не вернулась помощница с дарами. Вот оно что! Они не подготовились… Решили, что придёт очередной зануда, а тут рабочие не то, что не храпели, уснув под скучную лекцию, они вообще не спали, а слушали и задавали вопросы. Решили отблагодарить по-своему, всучив мне две прочно обвязанные шпагатом коробки.

Ох, а увесистые! До проходной одну из коробок профорг мне дотащил, а дальше сам. Это мне что, такси надо брать?..

Но как-то все же сумел допереть на общественном транспорте и пешком. Ободрил себя мыслью, что давно физкультурой, помимо пробежек поутру и отжиманий дома, не занимался, ну, не считая занятий в универе, так что «надо, Федя, надо!». Кстати говоря, пора начать заниматься физкультурой более системно. Секцию найти нужно – график мой более-менее устаканился, кроме лекций по «Знанию», так что теперь понятно, когда могу посещать занятия.

Затащил коробки домой, опустил на пол на кухне.

– Разбирай, – сказал жене и обессиленно плюхнулся на табурет. Тяжёлый день сегодня был. А ещё позаниматься надо хоть немного и с собакой погулять. – Как у вас дела на заводе?

– Игрушки ёлочные нужны. – ответила жена, ставя передо мной тарелку с жареной картошкой. – И мне кажется, в нашем почтовом ящике что-то лежит. Где ключ от него?

– Зачем вам игрушки? – не понял я. – На нарисованную ёлку повесить? С Тузиком гулять пойду, почту проверю.

– Хорошо. Игрушки нужны, как образец для нашей входной группы на фабрике. Срисовывать будем с них.

Давно уже хотелось мне съездить на старый наш район, в хозяйственный магазин наш сходить, детство вспомнить. В порядке ностальгического туризма. Жаль, нельзя рассказать Галие, чем мне тот район важен и тот магазинчик тоже. Надо, кстати, отмазку придумать, почему мы именно туда пойдем, а не в центр в один из крупных магазинов. С ее точки зрения логики в таком моем поступке точно нет. Я же не жил раньше в Москве по ее сведениям.

– Когда тебе надо? Может, съездим завтра после учёбы в один магазинчик? – предложил я. – Юрка справится без тебя?

– Справится. Я с ним передам, что за игрушками для работы поехала.

– И себе заодно купим. Да? Нам же тоже нужна будет ёлка.

Глава 4

Москва

После ужина взял собаку и ключи от почтового ящика и пошёл на улицу.

В ящике лежала записка: «вам телеграмма, дома не застала, приходите на почту или позвоните по телефону… почтальон».

Ну, могла бы в двери телеграмму воткнуть. Работает ещё, интересно, почта?

Набрал с автомата. Нет, конечно, никого там уже нет. Ладно, утром забегу на почту перед универом. Что уже случилось, блин?

Побегали с Тузиком по округе. Постарался выгулять его как следует, чтоб набегался и нарезвился. Может, к котейке будет поменьше приставать. Вроде потихоньку налаживаются у них отношения, но очень уж медленно. Пес все своим темпераментом портит, а кот характером склочным и чрезмерной пугливостью.

Интравертный котик нам достался. Будь его воля, целыми днями лежал бы, зашившись в какой-нибудь уголок и никто ему особо не нужен. Ага, размечтался. Не в этой квартире, и не с этим псом. Тузик со всей своей детской непосредственностью выковыривал котофея из любого закоулка с целью «поиграть», хватая при этом за то, что ближе, без каких-либо церемоний. Так что напряженное перемирие между животинками подвергалось серьезным угрозам по нескольку раз на дню.

Будь моя воля, давно бы Мурчик у бабушек жил. Но тогда очень уж напряженное перемирие настало бы не у кота с собакой, а у меня с молодой женой. Так что счет пока был в пользу кота. А мы с Тузиком нарезали круги по району. Нагулявшись, побежали домой.

Котёнка не видно и не слышно. Где он прячется?

– Мурчик, Мурчик! – стал звать я.

– Здесь он, – откликнулась из кухни жена.

Оказывается, с тех пор, как на кухне появилась мебель, котёнок стал прятаться на ней от собаки.

– Ну, хотя бы чувствует себя спокойно. – заметил я. – Вон, дремлет. А не в панике сидит, уши прижав.

– Конечно. Высоко сижу, далеко гляжу! Да, Мурчик? – ласково потрепала котёнка Галия. Тот проснулся и потянулся.

– В коробках, которые ты принес, оказались концентраты, – доложила Галия.

– Я на консервном заводе сегодня лекцию читал. Немудрено. А что за концентраты?

– Кисель клубничный, кисель вишнёвый, супов всяких разных в пакетиках, каша перловая в банках, каша рисовая, каша гречневая… – выкладывала Галия на стол брикеты, пакеты и консервные банки. – А это что такое? Каша что ли, какая-то?.. – она показала мне брикет, похожий на брикет киселя.

– Ну, там же написано, как это готовить? – спросил я. – Давай, попробуем сначала, что это такое и можно ли это есть. Потом уже решим, надо ли этим делиться с кем-то…

– О, смотри, суп с белыми грибами. – потрясла Галия пакетом.

– Здорово, это может быть ценной вещью! Ну, хорошо, что это всё сухое и не портится, а то холодильника пока нет.

– Давай может, пока зима, тумбочку какую-нибудь старую на балкон поставим, вот и будет холодильник.

– Ага, заледеневшее молоко в кофе как наливать? – отмахнулся я. – Нет. Надо думать о нормальном холодильнике.

Эх, тяжко быть студентом! Даже в очередь не стать на предприятии, как все, кто на них работают, делают. Нет очередей на холодильники для студентов в СССР. Видимо, власти считают, что мы все по съёмным углам и общагам должны мыкаться, а не холодильниками в своих квартирах разживаться. Но это я так, привычно ворчу, придумаю я, как добыть холодильник без всякой собственной очереди. Есть уже идеи на этот счет…

Договорились во время завтрака с Галиёй встретиться после пар на метро Октябрьской в центре платформы. Если кто-то из нас припоздает, то не надо будет на холоде ждать.

По дороге к метро вспомнил, что на почту еще нужно зайти. Пришлось сделать небольшой крюк. Телеграмма была от Петра. Приедет в субботу, если не будет задержки с отправкой контейнера. Коротко и ясно. И куча «тчк», улыбнуло. Значит, в субботу.

После пар понёсся на встречу с женой, предвкушая поездку в свой старый район, представил предновогоднюю атмосферу своего детства. Как удачно совпала необходимость прикупить для нее ёлочных игрушек по работе с моей резко обострившейся ностальгией по родным местам!

Повёз Галию на Каширскую. Потом ехали на автобусе. Я не очень помню этот район деревянным, мне было лет шесть или семь, когда здесь всё начали сносить. Вернее, начнут… Года до семьдесят седьмого здесь снесут все деревни и построят целые кварталы девяти и двенадцатиэтажных домов. Устроят району транспортный коллапс… А, кстати, как так получилось, что родители в этом же районе такую крохотную квартиру получили после сноса нашего деревянного дома? В семье я уже есть, сестра уже есть, брат только еще не родился… Почему им всего лишь однушку дали? В детстве об этом не думал, понятное дело. А сейчас интересно.

Мы пришли в магазин хозтоваров. Он уже был украшен, так, как я и запомнил на всю жизнь, многочисленные кусочки ваты на ниточках свисали с потолка. Стал искать глазами прилавки с игрушками. Да. Уже выложили. Метнулись вдвоём с женой туда. Галия принялась рассматривать их, брала понравившиеся из наваленных целыми горками куч и подавала мне. Она, как ребёнок, металась вдоль прилавка и хватала всё подряд, да ещё и в двух экземплярах.

– На работу и домой! – возбуждённо выбирая разноцветные шары, объясняла она. – Дома же вообще ни одной игрушечки нет.

– Как же вы так живёте? – услышав Галию, спросила рядом стоящая тётка с сумками в обеих руках.

– Молодожёны. – быстро пояснил я. – У нас ещё вообще ничего нет, кроме щенка и котёнка.

– Чего это, ничего нет?! – возмутилась жена. – У нас уже кухня есть. Вот ёлку купим, игрушками нарядим.

– Ага. Где-то я это уже слышала! – рассмеялась тётка. – Ёлка… Котёнок со щенком…

– Пришли ребята вскоре, а ёлка на полу. – услышали мы рядом детский голосок. – Немало было горя котёнку и щенку.

Я не верил своим ушам. Мы учили в первом классе эту песенку…

– Их так нахлопали, их так нашлёпали, – продолжал тихонько, себе под нос, петь мальчишка.

– Что было очень стыдно котёнку и щенку. – допел я.

– Вы тоже знаете эту песню? – с детским наивным удивлением взглянул на меня мальчишка.

– Привет. – присел я перед пацаном. – Как тебя зовут?

– Паша.

– О! И меня тоже.

Галия заинтересовалась нашим разговором.

– Тоже игрушки выбираешь? – спросила мальчика она.

– Нет. Я только посмотреть.

– Хочу сделать тебе подарок, Паша. – сказал я. – Выбери себе три игрушки.

– Правда? – глазёнки у него загорелись.

– Да что вы, чужому мальчишке будете игрушки покупать? – с сомнением глядя на нас, спросила покупательница.

– Он не чужой, он тёзка. – ответил я. – Знаешь, кто такой тёзка? – спросил мальчишку. Он пожал плечами, немного испуганно поглядывая на тётку. – Мы оба Паши, значит, тёзки, это те, кого зовут одинаково. Понял? – он кивнул. – Выбирай игрушки.

Мальчик выбрал гриб и зайца на прищепках и большой шар с рельефными изображениями по бокам.

Я расплатился за все игрушки. Галия руководила, что с чем вместе упаковывать.

Мы вышли втроём из магазина. Пашка бережно нёс свой свёрток. Поздравив его с приближающимися праздниками, пошли домой. Настроение было просто изумительное. Галия шла очень задумчивая, но довольная. Внезапно пошел снег и в воздухе затанцевали тысячи снежинок.

– Волшебный вечер просто! – прошептала Галия, глядя вокруг полными восторга глазами.

Да, точно, волшебный…

– Давай, на завод заедем. – попросила радостная жена. – Посмотрим, как там дела и игрушки оставим, чтобы мне их в институт завтра не тащить.

– Конечно, давай, заедем. – согласился я.

У второй проходной завода, через которую мы всегда ходили, что-то происходило. Ворота настежь, на территорию проехала скорая. Внутри мы увидели милицию и толпу народа на улице. Никогда такого не было. Обычно все по рабочим местам сидят. Начало темнеть. Что происходит, было не разобрать. Мы с женой, не сговариваясь, перешли на бег.

– Смотри! Это же у нас! – воскликнула Галия.

– В смысле, у вас?

– Корпус наш.

Мы подбежали к толпе.

– Что случилось? – спросил я.

– Да вон, товарищ прыгнуть грозится, – усмехнувшись, сказал работяга в телогрейке и достал пачку папирос. – Говорят, жена от него ушла…

– Ну ушла и ушла. – пробормотал я, вглядываясь вверх и пытаясь понять, на каком хоть этаже прыгун. – Баба с возу – кобыле легче.

Работяга одобрительно хмыкнул, а мне ощутимо прилетело в бок. Оглянувшись, увидел строгое лицо жены.

– Милая, я пошутил! – улыбнулся я.

– А что ты шутишь, когда у человека трагедия? – спросила меня жена строго.

– Извини, люди по-разному реагируют на такие вещи, – повинился я, – врачи вон, даже шутят в морге вовсю. Стресс так снимают. Вот я и попытался сгладить для себя остроту ситуации…