Бабочка, выкованная из стали Островская Екатерина
– А там, подло накачав тебя кипрским мускатом, он стал твоим первым клиентом и первым мужчиной, – подсказал Гончаров.
– Первым клиентом, – призналась девушка, – мужчины у меня уже были, точнее, ребята из нашего города. Короче, слетали мы с ним на Кипр, он мне заплатил пять тысяч евро. Я была такая счастливая, потому что там такая беззаботная и веселая жизнь: пляжи, ночные клубы, дискотеки… Да еще пять тысяч за все это дают. Потом мы с ним еще в Дубай летали, где у него друг живет. А подружке не повезло, на нее вышли какие-то бандиты и заставили работать на них, а перед этим они ее несколько дней насиловали… Она и согласилась, а что делать. Потом пыталась бежать несколько раз, но ее ловили… Где она сейчас, не знаю… А я поняла, что одной не выжить в этом мире, нашла приличное элитное агентство, где мне давали клиентов, но оставляли только тридцать процентов от заработанного. А у меня ведь большие траты: одеваться надо, косметику покупать и парфюм, а ведь еще и солярий, и фитнес, и шугаринг. Да и вообще жизнь нынче дорогая…
– Ладно, это все лирика, а ты пока чистосердечное признание напиши на имя старшего лейтенанта полиции Шишкина. Напишешь, и мы оформим тебе явку с повинной. Форма произвольная, главное, укажи, что ударила молотком, защищаясь. Глаза закрыла от страха, махнула молотком, а он пригнулся, и ты попала по затылку, не желая этого, то есть не собираясь причинить ему физический ущерб и уж тем более смерть.
– Ой, а ведь так и было. Как вы догадались?..
– Пиши!
Вика покрутила головой и пожала плечами.
Гончаров открыл дверь, высунулся в коридор и позвал:
– Олег!
Из кухни вышел молодой человек.
– Не в службу, а в дружбу, – обратился к нему Игорь, – принеси несколько листов бумаги и ручку.
Игорь не вернулся в комнату, стал дожидаться молодого человека в коридоре. Из спальни выглянула Варвара Григорьевна. Шагнула к Гончарову и тихо поинтересовалась:
– И что говорит эта стерва? Призналась? Дает показания?
– Да куда она денется! – пообещал подполковник.
Подошел Олег, который слышал последние слова, и испуганно обернулся к матери. А та вздохнула печально и погладила сына по голове.
– Вдвоем мы теперь остались, сыночка.
Игорь вернулся в гостиную, положил листы и ручку на стол.
Вика взяла ручку, задумалась, посмотрела на подполковника и спросила:
– А писать, что Варвара Григорьевна готова была заплатить киллеру тридцать тысяч евро?
– Писать можно все что угодно, но ты же все равно это не докажешь.
– Почему же, – улыбнулась девушка, – я ее записывала. У меня все телефонные разговоры автоматически под запись. А при личных с ней встречах я включала диктофон. Но я не потому согласилась, что рассчитывала на эти деньги. Она мне пообещала, что не будет возражать против моего брака с ее сыном.
Гончаров присел на диван, в ожидании, когда Вика закончит писать. Он осматривал комнату, дорогую мебель, размышляя о том, зачем одни люди убивают других. На войне или защищая себя и своих близких – понятно, а зачем это сделала Вика? Для того чтобы скрыть, что имела интимные отношения с будущим свекром, что за вознаграждение переспала с будущим женихом, записывала все разговоры с будущей свекровью, чтобы потом шантажировать, выставляя организатором особо опасного преступления…
– Я написала, – объявила Вика и протянула Гончарову лист, исписанный кривым почерком.
Игорь начал читать.
– Господи! – удивился он. – Что у тебя по русскому в школе было?! Почти в каждом слове ошибка.
– Ну и что, – не смутилась Вика, – за это ведь не расстреливают.
– А надо бы, – не согласился с ней Гончаров, понимая, что девушка уже успокоилась, решив, что никакого суда теперь не будет.
На листе было написано:
Я Виктория Степановна Сапожникова признаюся в том что в состаянии афекта при защите своей полавой ниприкасновенности случайно убила малотком Анатолия Михайлавича Делюгина в его квартире потому что другова способа повлиять на него не было, Это произошло в момент когда он хотел совершить развратные действия насильственного характера в отношении меня. Так как Анатолий Михзайлович был невменяемый и сильно пьяным. И я не хотела принести физического ущерба или смерти. И если бы не моя самазащита то жертвой мог стать не он а я.
Игорь посмотрел на девушку.
– Теперь важно, чтобы присяжные поверили, – сказал он.
– Да уж как-нибудь, – ответила Вика, – я им такое кино покажу! Изображу им Катюшу Маслову из того отрывка из романа Льва Толстого «Воскресенье», что на экзамене в театральный читала.
– Давай-ка посерьезнее, – посоветовал Гончаров.
– Так я серьезно почитаю. Вот слушайте: «Нехлюдов посмотрел на подсудимых. Они, те самые, чья судьба решилась, все так же неподвижно сидели за своей решеткой перед солдатами. Маслова улыбалась чему-то. И в душе Нехлюдова шевельнулось дурное чувство. Перед этим, предвидя ее оправдание и оставление в городе, он был в нерешительности, как отнестись к ней; и отношение к ней было трудное. Каторга же и Сибирь сразу уничтожали возможность всякого отношения к ней; недобитая птица перестала бы трепаться в ягдташе и напоминать о себе…»
– До сих пор помнишь? – удивился Игорь.
– Конечно. Знаете, какая у меня память? Я все помню и про всех. А про Варвару я потом отдельно напишу.
И мило улыбнулась.
В коридоре его поджидал участковый Шишкин.
– Товарищ подполковник, эксперты не приедут, а наши опера из убойного меня и вовсе послали.
– Им же хуже: отвезем подозреваемую в мой РУВД и там все решим.
– В смысле?
– Я же сказал, что оформляем на тебя раскрытие.
– Так это все-таки убийство?
– Так ты же сразу это понял. Разве не так? Невеста и убила. Она, правда, уверяет, что защищалась, однако, отправляясь сюда, подсыпала жениху снотворное. Потом взяла его машину и рванула сюда, не предполагая даже, что по уличным камерам мы сможем отследить весь ее путь и увидеть, кто за рулем. За убийство Анатолия его женой было обещано тридцать тысяч евро, вот девушка и клюнула на заманчивое предложение. И ведь спокойно совершила убийство, не переживая, не мучаясь. Как полагается, избавилась от орудия убийства и от бутылок, на которых могли быть ее отпечатки. По наивности своей выложила в своем признании, что будущая свекровь подбивала ее найти киллера для мужа и она может это доказать.
– Так это уже часть вторая сто пятой, подпункт «ж», – удивился участковый, – убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору: наказание от восьми до двадцати.
– Молодец! – похвалил Шишкина Гончаров. – Юридический окончил?
– Нет, – смутился участковый, – окончил я Академию промышленных технологий, пошел на завод инженером-технологом по металлообработке, а потом вдруг решил в полицию податься. А Уголовный кодекс я каждый вечер штудирую и учебники по криминалистике тоже.
– Значит, тебе самое место у нас – не век же в участковых мыкаться.
Глава третья
Дежурная машина высадила его возле магазина. Игорь пробежался по торговому залу, мимо знакомых прилавков, хватая с привычных мест знакомые продукты, подошел к кассе, начал выкладывать на ленту хлеб, колбасу, сосиски, макароны, томатный соус, бутылку пива… Поднял глаза и увидел, что рядом стоит Лена[5]. Смотрит на него и улыбается. Так красиво улыбается, что он растерялся.
– А я только сегодня вас вспоминал… – сказал он, – То есть не только сегодня, а вообще вспоминаю вас постоянно последнее время. Куда вы пропали?
Это было совсем глупо, потому что не она пропала, а он перестал гулять с Баксиком.
– А я вчера вас видела, – доложила девушка. – Себе ужин готовлю, а на кухне включен телевизор – просто для фона, поднимаю глаза, а там вас показывают.
– Увы, мне такая реклама не нужна вовсе. Если бы Паша Ипатьев предупредил, я вообще бы отказался перед камерой стоять. А теперь так будет: если приду куда-нибудь инкогнито, то все равно меня узнают и пальцем будут показывать: вон тот самый мент! А вообще, давайте лучше сменим тему. Что у вас нового?
– У меня все новое, – ответила Лена, – ведь вас не видно в последнее время: ни вас, ни вашей жены, ни вашей собачки и даже вашей машины.
– Все меня бросили, – весело ответил Игорь, – жена, машина, собачка. Собачку жалко, конечно, увезли ее в чужие края, не спросили даже…
– Надолго?
– Надеюсь, что ей там будет лучше и они вдвоем останутся в дальних краях навсегда.
– Печально, – вздохнула девушка.
– Зря вы все близко к сердцу принимаете, – успокоил ее Гончаров. – Они живы – уже хорошо, а если они живут припеваючи, то за них надо только порадоваться. Но вы уж больно печальная сегодня. Платье на вас черное – у вас траур?
– Платье не черное, а темно-серое и в горошек. Хорошее платьице, кстати, – итальянское. Я его долго искала. Но если вам не нравится – скажите: я его подарю кому-нибудь.
Подошла очередь.
– Мне подарите, – предложила кассирша, которая, как оказалось, прислушивается к чужому разговору. – Хотя на меня оно точно не налезет. У вас ведь какой размер? Сорок четыре, а у меня…
Кассирша вздохнула и внимательно посмотрела на Гончарова, пытаясь вспомнить, где она могла его видеть, и на всякий случай приветливо улыбалась. И наконец вспомнила.
– Ой, это же вас Ипатьев вчера показывал. – И тут же перешла на шепот: – А я все думаю, как с вами связаться. У меня к вам дело. Дело мое в том… – Кассирша покосилась на спутницу Гончарова и стала шептать совсем уж тихо: – Меня сосед домогается, шантажирует…
– Чем же он вас шантажирует? – так же тихо поинтересовался Игорь.
– Он говорит, что все мужу расскажет.
– Что расскажет?
– Ну как что. Говорит, что расскажет мужу, что у нас было. Просто он один раз… то есть уже два раза домогся.
– Так это вам не ко мне, а к участковому.
– Так мой сосед и есть участковый. Он мне уже который год в любви признается.
– Так вы в нашем районе живете?
Кассирша кивнула.
– Тогда я наверняка знаю вашего ухажера, – сообразил Игорь. – Как его фамилия?
Кассирша помялась, но все-таки назвала имя:
– Романов.
– Романовых у нас двое: какой из них? Есть Романов Николай Второй, а есть еще и Денис Иванович.
– Денис, – вздохнула кассирша, – такой серьезный с виду.
– Это только с виду, – начал веселиться Гончаров. – Он однажды составлял протокол осмотра места преступления. Там женщину убили, а он написал: «На раскладном диване в естественной позе лежит стройный труп молодой женщины лет сорока: волосы темные, крашеные, глаза жгучие, полные страсти и мольбы, – одного нет». Потом начальник нашего РУВД приказал вывесить этот протокол на доску объявлений со своей резолюцией. Красным фломастером полковник Жаворонков написал: «Умри, Денис, ты лучше не напишешь!»
– Ну и что здесь смешного, – удивилась женщина, – чтобы сразу смерти кому-то желать.
– Никто никому ничего не желает, – присоединилась к разговору Лена, – это Потемкин сказал Фонвизину после премьеры комедии «Недоросль».
Игорь оплатил товар, взял свой пакет, отошел к выходу и стал оттуда наблюдать за Леной, которая о чем-то оживленно беседовала с кассиршей. Потом она отошла, подняла голову и улыбнулась Гончарову. И тут же смутилась. Подошла, и тогда Игорь сказал ей, что платье действительно замечательное и не надо его никому дарить.
– Я его нашла на Кола ди Риенцо прямо возле площади Рисорджименто.
– Звучит как музыка, – удивился Игорь. – А где это?
– В Риме, в районе Прати.
– Не бывал там никогда, – признался Гончаров. – Меня все время тянуло мимо Европы: Сингапур, Шанхай, Гонконг. А еще Пасир Гуданг…
– А где это?
– Пасир Гуданг? В Малайзии. А о чем вы так долго с кассиршей беседовали, после того как я отошел? Я уже соскучиться успел.
– О вас говорили, разумеется, – призналась Лена. – Кассирша мне сказала, чтобы я вас крепче держала двумя руками и не отпускала от себя. Потому что видно невооруженным глазом, что вы от меня без ума.
– Неужели так заметно? – смутился Гончаров.
– Вообще-то ничего не заметно, – пожала плечами Лена, – просто вы очень галантный мужчина.
– Это да, – согласился Игорь, – я вообще натура романтическая, мне даже приснилось нынешней ночью, будто я капитан Грей и мой трехмачтовый галеон «Секрет» рассекает океанскую гладь. Смешно?
– Нет. Я сама такая же романтическая, но только не буду говорить, что сегодня видела во сне.
– А вам сны часто снятся?
– Постоянно… Ладно, скажу: мне сегодня приснилось, как я разбежалась, замахала крыльями и взлетела.
Гончаров посмотрел по сторонам и предложил:
– Не возражаете, если я вас провожу? А по дороге расскажете мне, что у вас нового.
Лена кивнула и тут же спросила сама:
– А как вы оказались в Юго-Восточной Азии?
– На судне туда ходил. Я же был вторым штурманом на сухогрузе. Потом меня обвинили в провозе контрабанды и списали на берег. Списали на один год, но я пошел в милицию, чтобы перебиться как-то, и остался. А мой подельник механик остался на берегу навсегда, но ему и не обещали взять обратно. Так что он действительно пострадал – а еще его морская оса на пляже укусила.
– Кто? – удивилась Лена. – Никогда про такую не слышала.
– Это такая маленькая медуза. Еще ее называют «демоном мелководья». Укус бывает смертельным – раз, и все: внезапная остановка сердца, а противоядия никакого нет. Мой друг механик очень страдал, но коллектив ему помог – точнее, наша буфетчица. Она постоянно смазывала укушенное место уксусом. И это спасло ему жизнь. Но он все равно женился на другой. А когда его списали на берег, от него ушла первая жена, потому что у нее были свои планы на его постоянное долгое отсутствие.
– Но контрабанда как-то окупила его страдания?
– Не знаю, но мы сказочно разбогатели. Привезли большую партию – по сто штук каждый самых современных на тот момент смартфонов, которые взяли на рынке в Сингапуре у китайца по удивительно низкой цене и продали перекупщику из Москвы за бешеные деньги. Потом этот перекупщик, по слухам, стал олигархом и переехал в Лондон, где отрастил бороду и открыл ресторан. А я хотел купить квартиру, потому что мы с первой женой жили с моей мамой, но жена сказала, что она не хочет жить не только с моей мамой, но и со мной. И вообще это выяснилось как-то неожиданно. Наш контейнеровоз прибыл не в родной порт, а в Калининград, и оттуда я прилетел домой на самолете на двое суток раньше, чем она планировала меня увидеть. Дома ее не застал. Она потом сказала, что ночевала у подруги… И все подруги это подтвердили.
– Детей у вас не было?
– Нет. Хотя я потому и женился, что она мне предъявила справку о беременности. Потом доказывала, что врачи ошиблись. Прожили мы почти два года, которые я провел в морях, читая умные книги. На нашем судне была библиотека: капитан приказал экипажу приносить свои любимые книги на борт, чтобы к мудрости человечества приобщались все. Книги в основном были детективные. Но когда-то на нашем судне ходил студент-заочник с философского, подаривший экипажу много книг с библиотечными штампами, поэтому я смог ознакомиться с философией Упанишад – это древнеиндийские трактаты священного писания шрути. Также я проштудировал «Закат Европы» Шпенглера. А «Заратустра» – теперь вообще моя любимая книга, кроме того, я постиг законы формальной логики, которые просто необходимо знать каждому оперу и особенно следователю: закон тождества, закон противоречия, закон исключенного третьего, закон достаточного основания, а еще есть замечательное правило экспликации…
Гончаров замолчал и посмотрел на спутницу:
– Простите, утомил вас, наверное.
– Вовсе нет, – затрясла головой девушкой. – Я никак не ожидала, что вы такой образованный…
Она замолчала и отвернулась.
– Понятно, чего еще от ментов ожидать, – не обиделся Гончаров. – Менты только и знают, что громко кричать: «Всем лежать! Руки за голову! Ноги врозь!»
– Мы пришли, – вздохнула Лена. – Как-то не хочется расставаться.
– Тогда пойдем провожать меня, – предложил Игорь, – тут совсем недалеко… к сожалению.
Очень скоро они подошли к его дому, и Гончаров предупредил, что он только занесет домой продукты и тут же спустится.
– Проводим вас еще разик, – сказал он, – а потом можно поужинать в каком-нибудь кафе.
– Зачем нам кафе, – остановила его девушка. – Вы же купили макароны, сосиски и еще что-то, у меня овощи, фрукты. Можем подняться к вам, и я приготовлю ужин.
– Правда? – обрадовался Игорь. – Вы будете готовить, а я сбегаю за вином. Вы какое предпочитаете?
– Крепче сухого ничего не пью. И почему мы друг другу выкаем? Ведь мы давно уже на «ты».
– Да, – согласился Гончаров, хотя знакомы они были не так уж давно.
Он вернулся из магазина, притащив бутылку кахетинского цинандали и нарезку сыров. Гостья хозяйничала на кухне.
– Я на скорую руку, – сказала она. – Приготовила овощной салатик и макароны под соусом «карузо» – это когда мелко нарезанный лук и колбаса обжариваются, а потом заливаются томатным соусом и добавляются специи. А еще я нашла у вас в холодильнике банку оливок.
– Да-а, – вспомнил Гончаров, – оливки ведь не просто так. Сбежавшая от меня в теплые края жена покупала для себя вино, которое почему-то хранила в гардеробной, словно от меня прятала, а вот оливки ставила в холодильник, потому что я к ним равнодушен.
Он отправился в гардеробную и нашел вставленную в голенище зимнего женского сапога бутылку вина, принес ее на кухню. Очевидно, эти сапоги вышли из моды и подходили лишь для того, чтобы в них прятать от мужа бутылки с вином. А может, жена уехала в те края, где зимы не бывает вовсе и теплые сапоги на меху не нужны.
– Понятно, почему она прятала это вино, – рассмеялась гостья, увидев бутылку. – Это бароло – достаточно дорогое: в наших магазинах тысяч пять стоит.
– Дороже коньяка? – не поверил Игорь.
– Ну, коньяки ведь тоже разные бывают.
Они сидели за столом и уже выпили вина, когда Игорь спросил:
– Лена, ты ведь хотела со мной о чем-то поговорить?
Девушка кивнула, задумалась, вздохнула.
– Хотела поговорить и попросить об одном одолжении. Еще в магазине решилась, но потом увидела, как кассирша на вас… то есть на тебя наехала со своей просьбой, и решила… в общем, ничего мне от тебя не надо.
– Очень жаль, – вздохнул Гончаров, – я бы с таким удовольствием что-нибудь для тебя сделал, что-нибудь… какой-нибудь подвиг совершил бы.
– Ну вот, ты уже смеешься, тогда я тем более ничего рассказывать не буду…
– А как ты оказалась в Италии?
– К сестре в гости приезжаю иногда: она там живет. Муж у нее русский, занимается бизнесом, но считает, что им там лучше. Вообще-то ее муж сначала был моим ухажером, но я познакомила его с сестрой, и он переметнулся к ней.
– Такое, оказывается, не только в кино бывает.
– А он и в самом деле киношный персонаж – нечто среднее между Шуриком и Джеком Воробьем – интеллигентный, но взбалмошный очкарик. Умный, образованный и очень, очень энергичный авантюрист. Он ухаживал за мной, переключился на сестру, которая младше меня на три с половиной года, сразу сказал мне об этом. Только потом я поняла, что он ухаживал не за мной и не за сестрой, а подбирался к моему отцу, у которого тогда бизнес шел в гору. Мой ухажер понял, что младшую сестру отец любит больше. Мы же с ней сестры по отцу, а мамы у нас разные. Моя мама сильно болела и вдруг узнала, что у отца есть любовница, а у той дочь от него. Мама подала на развод, отец не спорил… Некоторое время мы с ней жили вдвоем, потом перебрались к Владимиру Петровичу Дроздову, который был маминым научным руководителем в Промтехе…
– Где? – не понял Гончаров.
– В Академии промышленных технологий, которую сам же Дроздов и создавал на базе разрушенного завода-ВТУЗа.
– Что такое завод-ВТУЗ?
– В советские времена была такая форма обучения, совмещенная с работой на производстве. Полгода студенты сидели в аудиториях, а полгода осваивали рабочие профессии, а также специальности диспетчеров, мастеров. Советский Союз исчез, и завод-ВТУЗ стал никому не нужен. Здания выставили на торги. Дроздов каким-то образом сделал так, что серьезные покупатели в тендере не участвовали. И победила фирма моего отца. Дроздов стал ректором… Нашел деньги на восстановление зданий и аудиторий. Даже ПТУ, которое было при заводе, тоже восстановил. Только его назвали лицеем для особо одаренных детей.
– Ты говорила, что преподаешь там.
– Я была заместителем директора лицея по учебной работе.
– А теперь? – спросил Гончаров.
Лена махнула рукой и попыталась сменить тему:
– Ты же про Италию что-то спрашивал?
– Я? – удивился Игорь, которого Италия не интересовал вовсе. – На самом деле я про тебя хочу узнать как можно больше. Какие у тебя отношения с сестрой, например. Судя по тому, что ты бываешь у нее, вы дружите.
– Очень даже. После смерти мамы папа забрал меня от Владимира Петровича, и я стала жить у них. Его новая жена относилась ко мне как к родной, сестра за мной вообще бегала хвостиком. Она меня называла бабочкой.
– А почему бабочкой?
– На самом деле меня так назвал Дроздов. Не просто бабочкой, а стальной черной бабочкой. На школьном новогоднем празднике несколько девочек из моего первого класса должны были танцевать танец бабочек. Все классы изображали разные времена года – нашему досталось лето. Вот я и попала в бабочки. Те должны были быть разного цвета. Розовая, красная, голубая, зеленая. Я стала черной. У меня были огромные крылья с блестками и какой-то рисунок на спине, тоже блестящий. Мне казалось, что я самая красивая бабочка на свете. На сцене стояли декорации с огромными нарисованными цветами, еще там были разноцветные домики, изготовленные из картонных коробок, в которых продают стиральные машины и холодильники, и мы летали над всей этой красотой. То есть как летали – мы порхали над сценой, у каждой был карабинчик на спине, к которому был прикреплен тросик, и папы, стоящие за нарисованными цветами и домиками, нас удерживали в воздухе. Я была самой маленькой девочкой в классе, но тросик почему-то лопнул именно у меня. Оборвался, когда я взлетела выше всех и засмеялась от счастья. Меня поднял так высоко именно Владимир Петрович, потому что папа уже жил с другой семьей. Я засмеялась и рухнула на красивый пряничный домик, который развалился и сплющился. Весь зал ахнул, а я поднялась и произнесла с печалью: «Ну вот, долеталась. Наверное, уже осень». Я сама помню смутно, но мне столько раз говорили это потом, что теперь я будто даже слышу интонацию, с которой произнесла свой экспромт. Зато хорошо помню гипс – вернее, гипсовую повязку: у меня оказалась сломанной рука. Но все равно врачиха сказала, что я не простая бабочка, а стальная. Я спорить не стала, потому что и тросик меня не выдержал, и красивый домик – в лепешку.
– Высоко было падать?
– Нет – метра три, вероятно. Я даже испугаться не успела. Зато Владимир Петрович едва ли не плакал. Я его успокаивала. Маленькая девочка уговаривала солидного человека не переживать и не принимать все близко к сердцу. Я его тоже любила. Да и сейчас люблю. А потом ровно через год – как раз перед следующим новогодним представлением умерла мама, и папа меня забрал обратно в свою новую скамью. До этого мама меня не отдавала, а Настю не забирала, потому что болела уже сильно. Но Владимир Петрович бывал у нас постоянно, привозил подарки мне и Насте.
– Где он сейчас? – поинтересовался Игорь.
Лена как-то странно дернула плечом и ответила, глядя в сторону:
– В тюрьме.
– Как? – не понял Гончаров.
– Его взяли в аэропорту. Он собирался лететь отдыхать в Болгарию. Прямо к трапу подошли и сказали, что к нему есть несколько вопросов. Отвели в сторону, надели на пожилого человека наручники и этапировали в Омск. Как выяснилось, директор местного филиала Промтеха попалась на хищениях и взятках… Сумма хищений не такая уж значительная – два миллиона рублей. Но вот эта дамочка не нашла ничего лучшего, как сказать, что все эти деньги она отдала ректору Дроздову. А он уже четыре года как не ректор и эту даму, вполне вероятно, в глаза не видел, но почему-то ей поверили и выслали за ним своих оперов.
– Похоже на заказ, – оценил ситуацию Гончаров, – кому-то он перешел дорогу.
– Кому мог перейти дорогу старый, больной человек? Пенсионер к тому же. Ему почти семьдесят пять, у него больной позвоночник, и он ходит в корсете. Он гипертоник, и у него сахарный диабет. Кроме того, он имеет государственные награды, а при их наличии ведь не сажают. Если только под домашний арест. Правда?
Она заглянула в его глаза, и Гончаров кивнул:
– Домашний арест – это предел, да и то лишь за серьезные преступления, а с него должны были взять только подписку о невыезде.
– Адвокат то же самое говорил. Я наняла адвоката, и мы с ним летали в Омск. Там нам сказали, что Владимир Петрович сидит в СИЗО, потому что уже пытался скрыться от следствия за границей. Я попросила о встрече с ним, но мне отказали, потому что я не родственница. И адвоката Владимир Петрович не захотел видеть, потому что не считает себя виновным и отказался давать показания следователю. Следователя он вообще видел всего один раз, когда его доставили в Омск, а потом к нему никто уже не приходил… Я передала ему письмо, но он не ответил. Адвокат выяснил, что сидит он в общей камере – в смысле с обычными уголовниками, не с коммерсантами или с чиновниками, а с теми, кто совершал преступления против личности…
– Давно уже сидит?
– Чуть больше года. За это время дама, давшая против него показания, получила два года условно и вернулась в филиал, но не директором, а проректором по учебной работе. Ей назначили штраф в миллион рублей, она подала апелляцию, и размер штрафа снизили до двухсот тысяч – то есть до ее месячного оклада. А Владимир Петрович продолжает сидеть в тюрьме.
– Почему ты сразу об этом не сказала? Ведь мы знакомы уже долгое время.
– Неудобно было. Но потом я подумала, что, возможно, мы не просто так познакомились. Но все равно говорить об этом не смогла… Все-таки у тебя жена, она могла неправильно истолковать… А потом тебя показали по телевизору, и я решилась… И тут же встречаю тебя в магазине…
– Случайных встреч не бывает, – напомнил Гончаров.
– Я тоже об этом думала.
– Тем более с черными стальными бабочками, – пошутил Игорь. – Я вдруг вспомнил, что есть очень редкая аквариумная рыбка, которая так и называется рыбка-бабочка, выкованная из стали.
– Я не рыбка, – прошептала девушка.
– Таких, как ты, вообще нет…
Гончаров встал из-за стола, подошел к гостье, наклонился, коснулся рукой ее тонкой талии, то ли обнимая, то ли пытаясь приподнять, но Лена тут же сама поднялась и положила руки на его плечи.
– А кассирша – очень умная и наблюдательная, – шепнул Игорь. – Только взглянула на меня и сразу выложила то, что я сам никогда не решился бы тебе сказать.
Глава четвертая
Он зашел в кабинет начальника РУВД, не постучав в дверь, и успел заметить, как Алексей Иванович что-то прячет в ящике стола. Жаворонков выпрямился, увидел своего нового заместителя и вздохнул облегченно:
– Фу ты! Напугал.
– А вам-то чего бояться?
– Привычка, – объяснил начальник РУВД, – условный рефлекс, так сказать, выработанный за четверть века семейной жизни. А вообще есть повод, и даже очень грустный: Колотовкин умер – только что мне сообщили. – Алексей Иванович наклонился и все-таки достал из стола бутылку коньяка и произнес негромко: – Тут еще осталось по пятьдесят капель. Это тот же самый коньяк, что мы выпивали за твое новое назначение. Так что не думай: я – не алкаш. Просто когда приходит мысль хлопнуть рюмашку, тут же появляешься ты.
Гончаров присел к столу, наблюдал, как начальник разливает коньяк, вытряхивая последние капли в стоящую перед ним рюмку.
– Вот так получается, что жил человек и теперь нет его, – вздохнул начальник РУВД. – И ведь Колотовкин ненамного был старше меня. Говорят, его сестра накануне целый день не могла до него дозвониться. Сегодня с утра пораньше пришла, а он в постели мертвый: еще вчера, стало быть, умер… И сразу в кадры позвонила, чтобы помогли с похоронами.
– А он один жил?
Алексей Иванович кивнул:
– Один как перст. Он ведь овдовел, когда ему сорок с небольшим было. Как тебе сейчас. Потом познакомился с молоденькой курсанткой: она в школе милиции обучалась, а он там что-то вел. На двадцать лет ее был старше. Я видел ее пару раз. Как бы выразиться помягче? Попрыгушка, одним словом. И вот как-то на День милиции решило управление закатить банкет. Колотовкину к тому моменту уже лет пятьдесят с лишком было. Мог бы на пенсию уйти, но он чего-то высиживал: думаю, у него была договоренность – ждал, что его поставят замом начальника ГУВД, потом присвоят генерала, и он сразу уйдет на генеральскую пенсию и в крупную компанию замом по безопасности… Но это, само собой, мои домыслы, основанные на личных наблюдениях. Так вот, на том самом банкете его женушка, подвыпив, стала приглашать всех мужчин на танцы. То на одном повиснет, то на другом. А потом вдруг пропала. Колотовкин смотрит направо-налево, туда-сюда: нет жены. Ну и отправился на розыски: он же как-никак сыскарь. И обнаружил ее в подсобном помещении с неким молодым подполковником. Короче, слово за слово, и случилась между ними рукопашная схватка, и в эпической битве поколений победила молодость. Корень был неплохим рукопашником – ты знаешь это. Утром все управление уже гудело и стояло на ушах, как говорится. Начальник управления вызвал к себе Колотовкина для разбирательства. Несчастный Василий Иванович явился в высокий кабинет с фонарем под глазом, с объяснительной запиской и с рапортом на молодого подполковника, который, по его словам, морально разложился… Однако наш генерал слушать его не стал, а просто предложил уйти с глаз подальше в какой-нибудь райотдел, а потом и на пенсию без фанфар. Так Колотовкин к нам и попал, и прослужил еще тихой сапой достаточной долго, а тот подполковник теперь…
– Витя Корнеев теперь генерал-лейтенант полиции и начальник управления в министерстве.
– Вот, – вздохнул Жаворонков, – а когда-то ты, Игореша, с ним в одном кабинете сидел, водку с ним вдвоем хлебали, а теперь он не только тебя на улице, если встретит, не узнает, он и мне руки не подаст. Ну, ладно, забыли про него. Давай за раба Божьего Василия Ивановича Колотовкина. Мир праху, земля пухом и царствия небесного.
Читать бесплатно другие книги:
