Метка смерти Грубер Андреас

Глава 10

Через десять минут Сабина вошла в кабинет Снейдера.

– Тина подойдет с минуты на минуту.

– Какой godverdomde Idioot[7]поставил эти растения в мою комнату, пока меня не было? – ругался Снейдер. – Не терпелось передать кабинет другому?

Он выкатил подставку на колесиках с пальмой юккой в коридор. Затем открыл окно. Прохладный воздух хлынул в комнату. Штора вздулась и частично закрыла большую фотографию нидерландского королевского семейства с личным автографом, которая висела на стене в раме. Настоящая гордость Снейдера.

Он всегда имел особые привилегии в БКА, так было и при бывшем президенте Дитрихе Хессе. В отличие от других следователей он занимал два больших кабинета с межкомнатной дверью. Сейчас она была чуть приоткрыта, и Сабина заметила в соседней комнате массажное кресло Снейдера.

В дверь постучали, и вошла Тина. По ее усталому виду Сабина заключила, что она тоже плохо спала сегодня ночью.

– Я не понимаю… – От удивления у Тины округлились глаза. Внезапно краска прилила к ее лицу. – Вы опять на службе? Как здорово! Я…

– Знаю, теперь ваша жизнь снова приобрела смысл, но не тратьте словеса впустую и хватит лизать мне задницу. Закройте дверь, нам нужно приниматься за работу.

– Ничуть не изменился, – вздохнула Тина и села со своим ноутбуком, пачкой документов и широкой улыбкой на лице за стол для переговоров.

Сабина заняла место рядом.

Снейдер расположился за столом напротив них.

– Вы будете против, если я закурю?

– Да, – в один голос ответили Сабина и Тина.

– Отлично, тогда договорились. – Снейдер вытряхнул самодельный косяк из упаковки и щелкнул зажигалкой. По комнате тут же поплыл сладковатый запах марихуаны. Снейдер налил в кружку из термоса ванильный чай. – Хотите по чашечке?

Сабина и Тина помотали головой. Обе посмотрели на потолок, где между свежезашпаклеванными дюбелями белел круг. Снейдер опять демонтировал новый детектор дыма и, вероятно, выбросил его в мусорное ведро.

– С настоящего момента действуют следующие правила. – Снейдер выпустил в потолок второе облако дыма, покрутил косяк между пальцами и уставился на тлеющий кончик. – Я говорю один раз и ожидаю, что вы обе обо всем позаботитесь. – Он снял табачное волокно с губы и бросил его в пепельницу.

– А именно? – спросила Тина.

– Во-первых, никакого адвоката или психологической поддержки под видом кризисного вмешательства для этой монашки.

– Но мы ведь не можем ее просто так… – запротестовала Тина.

– Нет, можем! – перебил Снейдер с непреклонным видом. – Госзащитника она получит лишь тогда, когда дело дойдет до обвинения. До процесса действуют мои правила, что будет потом, мне искренне все равно.

– Хорошо, дальше, – вздохнула Тина.

– Ей запрещается говорить по телефону, исключены радио, телевизор, газеты. С этого момента у нее не должно быть абсолютно никакого контакта с внешним миром. Она получает не обычную еду для заключенных, а безуглеводное питание без сахара. Мы снизим ее уровень сахара в крови. В результате она станет раздражительной и начнет совершать ошибки. Кроме того, вводится абсолютный запрет на передачу информации СМИ. Мы собираемся скрывать смерть Граймса в фабричном цехе до тех пор, пока преступление не будет раскрыто – даже если это продлится все шесть оставшихся дней.

Тина шумно вдохнула:

– Но…

– С сегодняшнего дня наша команда работает на особых условиях, – объяснил Снейдер. – И у этой женщины не будет никаких прав, пока я расследую дело.

Тина не переставала удивляться.

– Все хорошо, но я только что услышала слово команда из ваших уст?

– Полагаю, у вас нет проблем со слухом, поэтому да. Немез объяснит вам потом детали, – сказал он. – Пункт второй: Мартинелли, вы установите контакт с этим монастырем в Верхней Австрии, о котором рассказала мне Немез, и выясните личность монашки. Все очень быстро и пока без привлечения австрийской полиции. Если возникнут сложности с руководством монастыря из-за каких-нибудь правил защиты персональных данных, позвоните мне.

Тина кивнула.

– Третий шаг: мы должны узнать все про Граймса. Прежде всего, что он делал в последние две недели. Немез, этим займетесь вы. Если возникнут проблемы с банками, интернет-провайдерами или Телекомом…

– …Я позвоню вам. – Сабина уже поняла.

– Хорошо. А я пока вчитаюсь в имеющиеся акты и протоколы дела. Через два часа встретимся у меня в кабинете.

В половине девятого Сабина снова вошла в бюро Снейдера. Она боялась, что у него особо не было времени читать, потому что она переводила на него все телефонные разговоры с партнерами, которые отказывались неофициально предоставлять БКА информацию.

Она не знала, как Снейдер это провернул, с помощью ван Нистельроя или без нее, но после последующих телефонных разговоров и мейлов у Сабины десять минут спустя появлялась вся запрашиваемая информация.

Тина уже сидела на своем месте. Ее ноутбук был открыт, и Снейдер смотрел какое-то видео.

– Возраст и описание подходят. Наша монашка действительно была сестрой в монастыре Бруггталь в Верхней Австрии. – Тина ткнула в экран. – А здесь расположена примыкающая школа-интернат сестер-урсулинок. Сгорела в конце семидесятых годов. До этого здание служило пристанищем для умственно отсталых и одиноких молодых женщин.

– Насколько я знаю, обучение и воспитание молодых женщин – цель урсулинок, – пробормотал Снейдер и задумчиво постучал пальцем по своему набору с акупунктурными иглами. Тот был еще закрыт.

– А также наставничество над девочками-сиротами, которые растут там в бедности, безбрачии и послушании, – уточнила Сабина. – Как зовут нашу монахиню?

– Сестра Мария Магдалена. Девичья фамилия Энгельман[8], – сказала Тина.

– Какое подходящее имя для святой, – цинично прокомментировал Снейдер. – Что еще мы о ней знаем?

– Ей шестьдесят пять лет, была замужем, но рано овдовела. После смерти мужа она в двадцать пять лет ушла в монастырь, где была сестрой, но три недели назад…

– Вышла из монастыря?

Тина кивнула.

– Я думал, это не так просто? – Снейдер наморщил лоб.

– Она запросила разрешение на выход из монашества по состоянию здоровья и, очевидно, из-за психических проблем, – объяснила Тина. – Соответствующая конгрегация Ватикана освободила ее от обета и отпустила на один год.

– И где она провела последние три недели?

Тина пожала плечами.

– Этого никто не знает. Нет никакой информации о месте жительства, и я не нашла никого, кто имел бы с ней контакт.

– Похоже, это решающий момент, – сказал Снейдер. – Что вы еще выяснили? На что она собиралась жить? На сбережения?

– Понятия не имею. У нее есть младший брат, Зено Энгельман, разница в возрасте шесть лет. В настоящий момент я еще не установила его место жительства. Это все.

– Он нам нужен, – решил Снейдер и посмотрел на Сабину: – А вы что выяснили?

– Вальтер Граймс провел последние три года на пенсии недалеко от Браунау-ам-Инн. Небольшой домик с садом, где он выращивал фрукты, овощи и зелень. Жены и семьи нет. Я разговаривала с его соседом. Он вел тихую жизнь и иногда помогал в местном цветочном магазине.

– Безупречный садовник из женского монастыря, – недовольно резюмировал Снейдер.

– Не обязательно, – возразила Сабина. – В начале семидесятых, когда Граймс отвечал за монастырские сад и лес, Бруггталь пользовался плохой репутацией. Набожных сестер называли шлюхами Сатаны.

Снейдер приподнял одну бровь.

– Я так и думала, что вас это заинтересует. Ходили слухи, – продолжила Сабина, – будто в определенном флигеле монастыря – интернате – молодые монашки на протяжении многих лет регулярно подвергались насилию.

– Со стороны Граймса?

Сабина помотала головой.

– Якобы нет. Он не имел к этому отношения. Я разговаривала с бургомистром и секретаршей муниципалитета Браунау. Согласно слухам, никто из немногих мужчин, работавших в монастыре, – электрик, плотник или повар, – тоже не был к этому причастен. Жители деревни рассказывали друг другу, что монашек продавали. Разные мужчины платили за надругательство над женщинами.

– И кто же называл этих женщин шлюхами Сатаны?

– Тогдашняя настоятельница монастыря, которая была известна своим религиозным фанатизмом.

– Wat in gods naam![9]– вырвалось у Снейдера. – Но она же могла предотвратить насилие. Это не имеет смысла!

Сабина пожала плечами, и они молчали некоторое время. Наконец Снейдер открыл какую-то папку на своем ноутбуке. Это были фотографии монашки, сделанные камерами наблюдения. Снейдер приблизил два изображения – шрамы на шее, запястьях и тыльной стороне кистей. Он подвинул ноутбук к Сабине и Тине.

– Что вы об этом думаете?

– Я немного разбираюсь в татуировках, клеймении и шрамах, – пробормотала Тина. – Не похоже, чтобы кто-то нанес ей эти шрамы.

Снейдер кивнул, соглашаясь.

– Угол порезов?

– Именно, – подтвердила Тина. – И слева шрамы глубже и шире, что указывает на правшу. Предположительно, она сама себя порезала. Судя по сетке шрамов, несколько десятилетий назад. Но почему?

– Чтобы сделать себя непривлекательной для насильников или наказать за что-то? – предположил Снейдер. – Или потому, что пыталась лишить себя жизни? – Он захлопнул ноутбук и поднялся. – Пришло время поговорить с Магдаленой Энгельман.

Глава 11

Первое, что почувствовала Сабина, когда одна вошла в комнату для допросов 2B, – запах мятного масла испарился. Несмотря на работающий кондиционер, внутри пахло застоявшимся воздухом. Но еще больше ее поразило другое: хотя монашка по-прежнему была в своем черном одеянии, головное покрывало она сняла. Ее густые длинные седые волосы были собраны в пучок. Кроме того, с нее сняли наручники, потому что она все равно находилась под постоянным наблюдением.

Сабина села за стол напротив монахини.

– Доброе утро.

Монахиня удивленно взглянула на настенные часы. Было половина десятого.

– Доброе утро, дорогая. Уже поздно. Я рассчитывала увидеть вас гораздо раньше. Вы плохо спали?

Сейчас тебе будет не до подколок, – подумала Сабина, но ничего не сказала.

В следующий момент дверь опять открылась, и вошел Снейдер. Сабина не обернулась, а наблюдала за реакцией монахини. Правда, та ничуть не удивилась, только довольно заулыбалась. Сабина задавалась вопросом, сохранит ли женщина эту загадочную улыбку еще шесть дней. Потому что она знала – терпение Снейдера подобно наполовину сгоревшему фитилю на бочке с порохом, которая стоит рядом с контейнером, наполненным нитроглицерином.

– Как я вижу, вы аннулировали свое заявление об увольнении, – заключила монахиня. – Это смерть Вальтера Граймса заставила вас передумать?

Снейдер оставался невозмутимым.

– Паршивый пес не заслужил ничего иного, как быть медленно разъеденным кислотой, после всего, что он вам причинил, – холодно произнес он.

– О, он ничего мне не сделал, – возразила Магдалена.

Снейдер посмотрел на Сабину с многозначительным видом.

– Тогда почему он должен был умереть?

– Этого я не могу вам сказать.

Опять началось это дерьмо, – выругалась про себя Сабина, беспокойно качая ногой под столом.

Магдалена больше ничего не сказала, и Снейдер тоже никак не отреагировал. Так как в комнате было только два стула, Снейдеру пришлось стоять. Правда, он этим ловко воспользовался и прислонился к большому зеркалу на стене. Поэтому монашка была вынуждена смотреть в сторону стекла, если хотела с ним говорить. И камера снимала ее реакции крупным планом. Если Снейдер не будет уверен, правильно ли истолковал ее мимику или жесты, он сможет еще раз посмотреть видеоматериалы.

– Почему вы стали монахиней? – спросил он.

– Проверьте, Гермия, свои желанья, – торжественно произнесла она с высоко поднятой головой. – Внемлите юности, спросите кровь: посильно ль вам… покровами монахини облечься…

Это звучало как цитата.

– Шекспир, – словно между делом пробормотал Снейдер, будто всю жизнь ничего не делал, а только и читал сочинения Шекспира. – Значит, вы носите монашеские одежды, потому что все остальное вам непосильно, – заключил он. – Что именно вам не по силам?

Она снисходительно улыбнулась.

– Бог запретил мне говорить об этом. Вы должны сами выяснить. Это ваша задача. У вас есть еще шесть дней.

Если у вас не получится, то каждый вечер будет умирать по одному человеку.

– Если не получится что? – уточнил Снейдер.

– Если вы не выясните взаимосвязи.

– И вы не можете мне в этом помочь?

– Я инструмент Бога, я сдвинула дело с мертвой точки, остальное в Его руках.

Снейдер задумался, его взгляд расфокусировался. На лице отражалась работа, кипящая в мозгу. Но какая? По прошествии всех этих лет Сабина все еще не знала, что именно происходит в голове этого человека. Снейдер обожал загадки и охоту на убийц. Это единственное, что он действительно хорошо умел делать. И подтверждение тому высокий процент раскрываемости преступлений. Только он умел – если самоотверженно выкуривал необходимое количество косячков – с помощью самостоятельно разработанного метода «визионерского видения» проникать в мозг убийц. Но сейчас был другой случай. На этот раз они уже знали, кто убийца. И доступ к мыслям монахини был словно перекрыт для Снейдера непроницаемым брандмауэром.

Наконец его взгляд прояснился.

– Какие ваши требования?

Очевидно, это был решающий вопрос, потому что монашка засучила рукава и перегнулась через стол.

– Каждый день вы будете получать от меня одну ключевую подсказку. Но за это я хочу, чтобы вы также ежедневно информировали прессу о событиях и о том, как продвигается ваше расследование. А на седьмой, и последний, день – день, когда Бог отдыхал, потому что завершил свой труд, – я хочу большую пресс-конференцию.

Сабина поерзала на стуле. Это же сумасшествие! Он никогда на это не пойдет.

– О’кей, – небрежно бросил Снейдер. – Вы получите вашу шумиху в СМИ. Не могу обещать, что мы попадем на первые страницы уже сегодня вечером, но статья с размещением внутри газеты и двадцатисекундное сообщение в вечернем телевизионном выпуске новостей у нас получится.

– Вы сможете предоставить мне доказательства?

– Конечно.

Сабина пыталась не выдать своего изумления – но это было и не нужно. Сестра Магдалена смотрела только на Снейдера. Ее глаза горели. Губы стали полнее.

– Итак, – потребовал Снейдер, – что вы можете нам предложить?

Она вытянула руки и повернула ладонями кверху.

– Давайте помолимся.

Снейдер – и помолимся! Сабина чуть было не рассмеялась в голос. Но Снейдер в очередной раз удивил ее.

– Хорошо. – Он бросил требовательный взгляд на Сабину, и та поднялась и уступила ему стул. Резким движением он сбросил пиджак, повесил его на спинку стула и сел напротив монашки.

– У вас красивый костюм, – заметила Магдалена.

– Сшит на заказ у Steenweg en Zonen в Роттердаме, – пробурчал он и протянул женщине руки.

Она разглядывала татуированные точки и следы прокола на тыльной стороне его ладоней.

– Вы ранены.

– Акупунктурные иглы, – кратко объяснил он. – Я страдаю от кластерных головных болей. С помощью игл я вытягиваю боль из точек выхода нервов.

– Вы так много о себе рассказываете? – удивилась она.

– Поверьте мне, там, куда вы отправитесь после завершения данного дела, эти знания вам никак не пригодятся, – холодно сказал Снейдер. – Я позабочусь о том, чтобы вас упрятали за решетку минимум на тридцать лет. Если по окончании срока заключения вы еще будете живы, то я, скорее всего, буду уже давно мертв. Так что какая разница?

Она улыбнулась.

– Ваша честность освежает.

– Я играю открытыми картами и ожидаю того же от вас. Quid pro quo[10].

Она кивнула и взяла его руки.

– Quid pro quo. – Неожиданно ее тон изменился. – Только если вы глубоко верите, Мартен Сомерсет Снейдер, то сможете раскрыть это дело! Помолимся.

Сабина внутренне содрогнулась. Сомерсет. Монашка действительно знала второе имя Снейдера. Но откуда? Ей самой Снейдер раскрыл его много лет назад во время первого совместного дела в Вене. Отец Снейдера был продавцом книг и почитателем Уильяма Сомерсета Моэма. Но эту информацию больше никто не знал – а те, кто знали, уже умерли.

Когда Сабина снова взяла себя в руки, молитва была уже в полном разгаре. Магдалена крепко держала руки Снейдера и декламировала «Отче наш» сильным низким голосом, который звучал совсем не так, как привычное монотонное пение в церкви.

Пока монашка молилась с закрытыми глазами, Снейдер сосредоточенно ее рассматривал.

Но что-то было не так. Сабина ощутила какую-то ошибку. Но какую?

Когда после «Радуйся, Мария, благодати полная!» монахиня во второй раз прочитала «Отче наш», Сабина заметила ошибку. Та не сказала «Не введи нас в искушение», а немного изменила текст.

– …выведи нас из искушения и избавь нас от лукавых, ибо Твое есть Царство и сила и слава…

Выведи нас из искушения!

Это был личный вариант монашки? Или другая, более старая интерпретация? И возможно, она даже правильная? – задумалась Сабина. Зачем Богу вводить людей в искушение? Разве это не задача дьявола и змеи в Раю? Вместо этого Бог должен, скорее, выводить людей из искушения Сатаны.

Пока Сабина, убаюканная молитвой, погрузилась в свои мысли, Снейдер неожиданно вскочил, схватил монашку за руку и задрал рукав до самого локтя.

Та оборвала молитву и закричала:

– Отпустите меня! Мне больно! – Она пробовала сопротивляться, но Снейдер крепко держал ее.

Сердце Сабины бешено колотилось. Обычно после такой выходки о следующих допросах можно было забыть, и адвокат потребовал бы отстранения Снейдера, но это его не остановило. Теперь он поднял ей и другой рукав.

На левом запястье была черная роза с шипами, на правом предплечье еще одна татуировка. Снова в сдержанном черном цвете. Две головы, смотрящие в разные стороны.

Монахиня вырвалась и натянула рукава платья до самых запястий.

Возможно, татуировки и есть подсказки! – промелькнуло в голове у Сабины.

– Вы злоупотребили моим доверием, – набросилась тем временем монахиня на Снейдера.

Тот молча поднялся и надел пиджак.

– Вы злоупотребили Словом Божьим и моим доверием! – повторила она, на этот раз громче и с упреком.

– Что касается злоупотребления и издевательств, у вас, похоже, есть опыт жертвы, – парировал он.

Сабина сглотнула. Это было сильно!

Глаза у монашки вспыхнули. В ее взгляде читались ненависть, бешенство, ярость и невероятное презрение.

– Что с пресс-конференцией? – злобно прошипела она.

– Никакой прессы для вас не будет, – ответил Снейдер.

– Тогда вы не получите от меня никаких подсказок!

– Я не позволю себя шантажировать. Для вас не будет никакой шумихи в прессе. Ни сегодня, ни на седьмой день! – Он развернулся и направился к двери.

– Вы играете нечестно! – выкрикнула она ему вслед.

Ошеломленная Сабина стояла рядом.

– Нечестно? – крикнул Снейдер, повернулся и снова подошел к столу. – Если вы хотите, чтобы БКА играло с вами честно, не надо было требовать меня. Я охочусь на убийц, и в данный момент – на вас. Всеми имеющимися у меня средствами. – Затем он покинул комнату.

Глава 12

Техник, который записывал допрос, вскочил и с растерянным видом уставился на Снейдера.

– Мне кажется, вы…

– Что? Зашел слишком далеко? Я только начал, – признался Снейдер. – Оставьте нас ненадолго одних, – приказал он.

Сабина никак не прокомментировала случившееся. Она ждала, пока коллега выйдет из комнаты.

– Было умно так закончить разговор? – спросила она.

Снейдер на это ничего не ответил.

– Откуда вы знали, что это цитата из Шекспира? – продолжила Сабина.

– А для вас она прозвучала, как цитата из Библии? – ответил Снейдер.

– Нет.

– Вот именно. Тогда это могут быть только Шекспир, Гете или Шиллер. И у меня не возникло ощущения, что она предпочитает немецкую литературу.

– Вы просто угадали?! – удивленно констатировала Сабина.

И на этот раз ответа не последовало.

– Она неправильно прочитала «Отче наш», – заметил он.

– Не обязательно неправильно, но, по крайней мере, по-другому. Она сказала: выведи нас из искушения.

– Не только это, – пробормотал Снейдер. – Она изменила еще одно место.

Еще одно? Она этого даже не заметила.

– Какое?

– Она сказала не избавь нас от лукавого, а избавь нас от лукавых.

Сабина порылась в памяти. Действительно!

– И как вы это объясните?

– Она говорит не о лукавом в общем, а персонализирует его. В ее глазах лукавые – определенная группа людей, против которых она хочет что-то предпринять.

– Семь человек, если быть точными.

Снейдер кивнул.

– Думаю, мы достаточно выяснили. Пришло время действовать.

Через пять минут Снейдер стоял в смотровой комнате для допросов перед группой мужчин и женщин в униформе, которые отвечали не только за внутреннюю безопасность, но и за людей, находящихся под стражей в главном здании БКА.

Снейдер кивком указал на стеклянную стену.

– Вы видите Магдалену Энгельман, бывшую сестру монастыря урсулинок, шестидесяти пяти лет. Ее подозревают в убийстве мужчины, и предположительно она убьет еще шестерых… – Снейдер сделал паузу, – если мы ее не остановим.

Коллеги посмотрели сначала на арестованную, потом на Снейдера. Сабина держалась чуть поодаль и наблюдала за сценой.

– По этой причине мы будем действовать не так, как обычно. Могу заверить вас, что наши методы одобрены высшим руководством БКА. Но если кто-то чувствует себя при этом неуютно, может сейчас уйти. Это не будет иметь нежелательных последствий для вашей карьеры в БКА. Если же решите остаться, вы должны идти до конца, пути назад нет. Вы поняли?

Все кивнули.

– Круг посвященных будет оставаться максимально узким, а то, что мы выясним, официально не должно нигде всплыть, – продолжал Снейдер. – Кто-нибудь хочет отказаться?

Все остались стоять.

Сабина с облегчением выдохнула. Она сама выбрала этих коллег и надеялась, что никто из них не испугается.

– Хорошо. Другого я от вас не ожидал. – На лице Снейдера промелькнуло подобие улыбки, затем он снова посерьезнел. – В ближайшие шесть дней Магдалена Энгельман останется под стражей в этой комнате, без передачи судье и официального оформления в СИЗО. Никакой информации для прессы. Адвокат ей также не будет предоставлен, потому что, пока эта женщина находится у нас в здании, у нее нет никаких прав.

Некоторые коллеги хмыкнули, но никто не возразил.

– Эта женщина находится в комнате уже более двадцати четырех часов и лишь пару раз отлучалась в туалет. Я хочу, чтобы вы ее раздели и отправили в душ. При этом мне важно следующее: у нее две татуировки на запястье и предплечье, что необычно для монахини в ее возрасте. Полагаю, это подсказки. Обследуйте ее тело на наличие других татуировок. Я хочу получить отличные фотографии. Кроме того, на эти снимки должен взглянуть специалист по татуировкам. Я хочу узнать о них все. Какая это техника, кто их сделал и, прежде всего, когда это произошло.

Некоторые коллеги стали проявлять беспокойство, но Сабина боялась, что Снейдер еще далеко не закончил свои разъяснения.

– Кроме того, мне нужен отчет о полном медицинском обследовании этой женщины, включая заключение гинеколога.