Прайд Саблезуба Щепетов Сергей
— Да уж, наверное, не наоборот.
— Как это «не наоборот»?! Мамонт на волокуше уже не мамонт, а добыча, мясо то есть. Это совсем по-другому обозначается.
— По-другому… Но тогда опять ничего не понятно. Если идет лоурин, то почему не может объяснить сразу: как зовут, откуда идет, с кем и с чем?
— А вот это ты правильно заметил! — обрадовался Кижуч. — В этом-то все и дело!
— В чем?
— Вот скажи мне: сколько ты знаешь взрослых людей, которые не умеют объясняться на языке жестов? Которые, так сказать, двух слов связать не могут?
— Не может быть! — догадался Медведь. — Неужели вернулся?!
— Чего ж гадать-то? Пойдем посмотрим!
На стоянке после переправы компания Семена оставалась довольно долго. Сначала он не мог придумать, как же им все-таки двигаться. Потом пришла мысль попытаться запрячь Варю в волокушу, а для этого, естественно, понадобилась упряжь, да и сама волокуша. Опыт, в конце концов, получился, но пришлось потратить не один день. Мамонтиха была значительно умнее домашней лошади, но управлять ею с волокуши оказалось невозможно — у нее, наверное, был детский инстинкт идти за кем-то. Кто будет этим «кем-то», сомнений у Семена не вызывало. Пришлось делать снегоступы, хотя снега еще и не было.
Наконец они тронулись. Сначала Семен взял курс на северо-запад, чтобы отойти подальше от реки — миновать устья бесчисленных притоков ему казалось очень сложной задачей. Наверное, это было ошибкой: на третий день пути ударил такой мороз, что всей компании (кроме Вари, конечно) пришлось, стуча зубами, отсиживаться в вигваме. Потом резко потеплело, но замерзшие ручьи и болота уже не оттаяли — даже если мамонтиха и проваливалась, груз и волокуша оставались сухими.
Когда выпал снег, тащить волокушу Варе стало гораздо легче, но возникла проблема с ее питанием. Бивни у нее были короткие, и разгребать ими снег неудобно. Поэтому приходилось делать долгие остановки возле зарослей кустов по руслам ручьев и отпускать ее пастись, а потом запрягать снова. Питекантропы тоже пытались обгрызать кору и жевать молодые побеги. Они готовы были заниматься этим целыми днями — им остро не хватало растительной пищи. Семен, впрочем, полагал, что это в значительной мере дело привычки — на холоде нужно питаться мясом.
Проблема мяса, конечно, возникла уже в начале пути — попробуй-ка прокормить такую ораву! К тому же Семен не решился сделать запас мамонтятины из тигриной добычи — ему «выше крыши» хватило объяснений с котом по поводу куска мамонтовой шкуры, необходимого для изготовления волокуши и упряжи. Животные — бизоны, олени, лошади — встречались довольно часто, но близко к себе, конечно, не подпускали. Семен долго мучился, пытаясь что-то придумать, а потом решился на подлость. Распряженную мамонтиху он заставил почти вплотную приблизиться к стаду копытящих снег бизонов. К тому времени, когда бычок почуял, что мамонт не один, что за ним кто-то прячется, было уже поздно — с такого расстояния Семен обычно не промахивался.
Если не считать нескольких оттепелей, большую часть времени температура держалась в пределах нескольких градусов ниже нуля, и можно было не опасаться, что мясо испортится. Зато обработать шкуру на холоде оказалось почти невозможно. Впрочем, некое подобие накидки-пончо для Хью Ветка изобразить все-таки сумела. Основное же цельное «полотно» шкуры отдали питекантропам. Завернувшись в него, они спали, а когда поднимался ветер, то и шли в таком виде — обнявшись и накрывшись лохматой шкурой. Попытка приучить их к обуви успехом не увенчалась — они в ней явно не нуждались, хотя готовы были подражать людям во всем.
Семен сильно беспокоился, что, увидев или учуяв поблизости мамонтов, Варя просто сбежит к ним — да еще и вместе с волокушей! При первой встрече — вдали паслась группа из пяти особей разного размера — юная мамонтиха действительно забеспокоилась. Правда, она не кинулась бежать, сломя голову, а, подняв хобот, несколько раз жалобно протрубила. Ей ответили и пошли на сближение. Семен впал в отчаяние, но ничего страшного не случилось: на некотором расстоянии мамонты остановились, потоптались на месте… развернулись и ушли. «Не признали, — подумал Семен. — Наверное, ее шерсть слишком сильно пропахла дымом». Варя плакала почти как человек… Потом успокоилась и больше звать «своих» не пыталась. Она очень любила, когда ей расчесывают пальцами шерсть и могла подвергаться этой процедуре часами. А еще она боялась далеко отходить от лагеря в одиночестве, и ее действительно приходилось в каком-то смысле пасти.
Дни Семен, как обычно, не считал. Он подозревал, что шли они не меньше месяца, прежде чем на горизонте обозначился знакомый холм — тот, на вершине которого находится «место глаз» рода Волка, а у основания — поселок.
Идти в таком составе прямо к жилищам Семен не решился и остановил караван на заснеженном берегу замерзшей реки — метрах в пятистах от крайних вигвамов. Близость большого количества людей радовала только Ветку и Семена. Все остальные, включая мамонтиху, были откровенно испуганы. Семен им сочувствовал: все привыкли и друг к другу, и к размеренному, неспешному образу жизни — так бы шли себе и шли… Кроме того, было не ясно, как лоурины отнесутся к таким пришельцам. В общем, Семен решил не пороть горячку, а все сначала разведать.
Варю они от упряжи освободили, а потом дружно и быстро воздвигли вигвам, благо слеги они тащили с собой и покрышку от них не отвязывали. Пока Семен запихивал внутрь спальные принадлежности, Ветка успела добыть огонь, а Хью притащить охапку дров. Еще минут через десять на костре уже стоял горшок, плотно набитый снегом, а Ветка резала первую порцию мяса. Почему караван не дошел до поселка, она не понимала, но решению своего мужчины подчинилась безропотно.
— Режь больше, — посоветовал ей Семен. — К нам гости направляются.
Он, конечно, вышел им навстречу:
— Приветствую вас, главные люди лоуринов! Поешьте мяса у нашего костра.
— Видал, что творит?! — обратился Кижуч к Медведю. — Вернулся воин в родное племя, и, значит, не мы его, а он нас к костру приглашает!
— Наверное, у него теперь свое племя, — пожал плечами Медведь. — Переговоры вести будем! Да, Семхон?
— Ну, вы чего… — растерялся Семен. — Опять что-нибудь не так сказал? Я же не знаю, как надо в таких случаях…
— Да ладно тебе! — махнул рукой Кижуч. — Переживем как-нибудь! Что ты свою Ветку из Нижнего мира вытянул, мы уже поняли, но зачем ты мамонта мучаешь?!
— Это не мамонт, — поправил Семен, — а мамонтиха. Ее Варей зовут.
— Вар-рей?
— Варя, Варвара.
— Ага! Ну, зови — знакомиться будем. Или перекусим сначала? Ты как, Кижуч?
— Да у них не готово еще. Давай пока на эту Варю посмотрим.
Забившаяся в кусты мамонтиха вылезать не хотела, и пришлось ее долго уговаривать. Пока шел этот процесс, Ветка успела-таки сварить первую порцию мяса и скормить его старейшинам. Наконец, мамонтиха решилась подойти к костру — она отчаянно стеснялась. Кижуч и Медведь осмотрели ее со всех сторон.
— Худая-то какая! — ужаснулся один.
— Станешь тут худым, — поддержал другой. — Жрать, небось, не дают, а волокушу таскать заставляют! Разве можно так с мамонтами обращаться?!
— Как же я ей дам-то? — начал оправдываться Семен. — Кусты для нее ломать или снег разгребать?!
— Это ж надо до такого додуматься, — продолжал негодовать Медведь, — ребенка в волокушу запрячь?! Ездил бы на собаках, как все нормальные люди!
— Да где ж я собак-то… — решил возмутиться в ответ Семен, но осекся: «Так они, значит, на собаках ездят?!» — А у вас-то они откуда?
— Из леса, вестимо, — усмехнулся Кижуч. — Твоя, наверное, работа: как ты уплыл, так наши суки вернулись. И две руки щенков привели. Только трое из них никчемными оказались — умные вроде, а волокушу таскать не хотят, лаять не могут, да и с виду настоящие волки.
— А волки…
— Волки теперь у нас под боком обитают — целая стая. Вот там — дальше, за обрывом — у них два логова. Видел, сколько следов вокруг?
— Видел, конечно. Как бы они нашу Варю не того…
— Договоришься, — легкомысленно махнул рукой Медведь.
— Давай показывай остальных! — потребовал Кижуч. — Кто там у тебя за вигвамом прячется?
— Питекантропы, — сообщил Семен. — Их зовут Эрек и Мери.
— Какие еще «тропы»?! Пангиры, небось, обыкновенные!
— Наверное, — согласился Семен и пошел выпихивать волосатую парочку пред светлые очи начальства.
— Ах, какая женщина! — присвистнул маленький щуплый Медведь. — Мне б такую!
— Да что там женщина! — одернул его Кижуч. — Ты на этого посмотри! Точнее, на это! А я-то, старый дурак, думал, что у меня большой… Гордился, можно сказать…
— Да-а, — согласился собеседник, — просто стыдно за людей становится! А представляешь — в боевом положении? Это ж страшное дело! Это ж вместо палицы использовать можно!
— Нет, Семхон, если ты хочешь оставить его в племени, то ему нужна набедренная повязка — чтоб мужиков не смущать.
— Сделаем, — пообещал Семен.
— Тогда давай последнего, — потребовал Кижуч. — Что еще у тебя интересного?
— Не «что», а «кто», — поправил Семен и приказал: — Хью, вылезай!
Входной клапан вигвама отодвинулся, юный неандерталец выбрался наружу и встал во весь свой невеликий рост. Семен волновался — эту сцену они репетировали многократно.
— Хьюгг, — констатировал очевидное Кижуч.
— Причем плохой хьюгг, — уточнил Медведь. — Потому что живой.
— А-а, я понял! Это Семхон придумал новый способ хранения скальпов — в живом виде! Он же их снимать не умеет!
— Неважный способ: снять и над костром подкоптить, по-моему, гораздо удобнее.
— Ну, ты же знаешь Семхона…
— Да не способ это! — заторопился Семен. — Понимаете, решил я Ветке скальп подарить — чтобы, значит, она его сама сняла…
— Это круто, — признал Медведь. — До такого еще никто не додумывался!
— Ну вот, значит, ради такого дела подкараулил я стадо хьюггов — четыре руки голов. Быстренько всех перебил, а одного, который поменьше, принес женщине в подарок. Только он какой-то ненастоящий оказался.
— Чем же он ненастоящий? Молодой еще, мелкий, а так — вполне нормальный хьюгг.
— Сейчас узнаете, — пообещал Семен и кивнул Хью: — Давай.
Тот поднатужился и с запинкой выдал:
— Семхон, Ветка — люди. Я — не хьюгги, я — люди тоже. Хью зовут меня.
Старейшины сидели у костра на корточках. Как только они осознали услышанное (а сделали они это почти одновременно), оба разом плюхнулись задницами на истоптанный снег. Кижуч покрутил плешивой головой, Медведь поковырял пальцем в ухе. Они оторопело посмотрели друг на друга:
— Ты тоже слышал?
— Угу.
— И что это значит?
— Это значит, что спокойная жизнь кончилась, — Семхон вернулся.
Старейшины отряхнули снег с рубах, приняли прежние позы и уставились на неандертальца:
— А еще?
Хью переступил с ноги на ногу, почесался и произнес незапланированное:
— Семхон говорить, я знать. Вы — старейшина. Очень злой, очень страшный. Я бояться.
— Да, — согласился Медведь, — мы довольно свирепы. Особенно я. Но боишься ты зря — мы тебя не больно убьем.
— Убивать Хью нет. Это Ветка хотеть нет.
— Ну да, — вспомнил Кижуч, — тебя же ей подарили. И что с тобой делать?
— Старейшина умный очень. Старейшина думать.
«Молодец! — мысленно одобрил Семен. — Вот так и надо!»
— Мы подумаем, — пообещал Кижуч. — Отдыхай… пока…
По-видимому, от избытка впечатлений старейшины позабыли, что их уже кормили, и в задумчивости навернули вторую порцию. Семен решил, что ему уже можно поинтересоваться новостями.
— Как здесь охота?
— Да какая у нас теперь охота, — вздохнул Кижуч. — Народ скоро из луков стрелять разучится. Идут и идут мамонты…
— Уже трех подранков добили. Мясо девать некуда — на две зимы хватит, — сообщил Медведь.
— И странные какие-то стали — людей или боятся, или атакуют ни с того ни с сего. Двоих наших чуть не стоптали…
— Откуда куда идут?
— С севера и запада — куда-то к востоку подаются. И вроде бы назад не возвращаются. Хотя, может, весной обратно пойдут.
— А подранки? Кто их?
— Самим интересно… Да как-то так странно — в брюхо.
— Снизу?
— Ну да… Ты-то откуда знаешь? Встречал?
— Было дело… Люди?
— Да какие ж это люди?! Уж пошел на мамонта — так бей, пока не упадет, чтоб не мучился… Видел, небось, как наши это делают.
— Издалека. Оружие, наконечники находили?
— Угу.
Семен поднялся, сходил в вигвам и вернулся с куском камня:
— Такие?
Старейшины молча переглянулись.
Глава 13. Находка
За прошедшее лето население поселка у Пещеры почти восстановило свою былую численность — уцелевшие пейтары, бартоши, минтоги и тарбеи стягивались к древнему святилищу. В основном это были женщины и не слишком маленькие дети. В отличие от воинов, кроманьонские женщины плохо понимали, что такое «зов предков», и боролись до конца. Или, может быть, у них слишком силен был материнский инстинкт.
В течение зимы родилось шестеро малышей. Из них к виду Homo sapiens принадлежали только пятеро. Один из этих пяти был кроманьонцем наполовину — Семен Васильев стал папашей, как и Эрек. Собственного сына он назвал Юриком в честь погибшего друга, а маленького питекантропа обозвал Пит. Зимнее логово для волосатого семейства оборудовали в непосредственной близости от его вигвама. Семен был немало шокирован, когда обнаружил, что Мери и Ветка, ведущие почти совместное хозяйство, детенышей кормят грудью без различия на своего и чужого. Впрочем, у Мери, кажется, молока хватило бы еще на двоих.
Остальные члены команды постепенно встроились в быт лоуринов. Что там за инверсия произошла в сознании Медведя, было неясно, но Хью оказался в команде подростков, которую он тренировал. Обращался с ним старейшина с особой жестокостью, хотя публичных оскорблений не допускал, а за глаза даже хвалил. Парнишка обрастал мышцами буквально день ото дня, бегать на длинные дистанции ему было трудно, но во всем остальном он стремительно догонял своих лоуринских сверстников. Понаблюдав как-то раз за учебными поединками, Семен ужаснулся:
— Ты хоть представляешь, кого готовишь?! — спросил он у Медведя. — Сила, реакция хьюгга и выучка лоурина?!
— А то! — ответил довольный тренер. — Я сделаю из него чудовище — истребителя хьюггов!
— Где они, эти хьюгги…
— Ну, еще кого-нибудь, — сбавил тон Медведь. — Предчувствие у меня.
— У меня тоже, — вздохнул Семен.
Они оба понимали, о чем речь: на краю земли лоуринов охотники видели след на снегу — след ноги в обуви незнакомого покроя.
Это было, пожалуй, единственное, что омрачало жизнь племени, которая была в общем-то довольно веселой — по местным понятиям, конечно. Сначала Эрек со страшной силой мешал подросткам тренироваться: видеть, как несколько человек бегут друг за другом, отжимаются или машут палками, он спокойно не мог и начинал «обезьянничать». Выглядело это пародией, и окружающие веселились вовсю. В конце концов Медведь приказал питекантропу встать в общий строй и — вперед. Счастью Эрека не было предела — делать что-то вместе со всеми доставляло ему огромное удовольствие. Получалось у него в общем-то неплохо, и Семен с интересом ждал, сможет Медведь научить его осмысленно атаковать противника или нет. Когда же требовалось перетащить в лагерь крупную добычу, в степь с охотниками теперь отправлялись не шестеро подростков, а один Эрек — подростков, естественно, это не радовало, но они терпели.
Первое время Семен сильно переживал за Варю. Кормилась она в прибрежных зарослях и на склонах, с которых ветер сдувал снег. Волки и собаки ее почему-то не тревожили, а вот отвязная, бесконтрольная малышня устроила за ней настоящую охоту. Семен уже подумывал, не обратиться ли к руководству племени, чтобы призвать их к порядку. Однако все утряслось само: у лоуринов мамонты считаются священными животными, и обижать их не имеют права даже дети. Они, собственно, обижать и не хотели, а хотели играть и своего добились: заставили-таки юную мамонтиху возить их на себе. Сколько чумазых, визжащих существ может одновременно сидеть на спине и висеть на боках, вцепившись в шерсть, Семен сосчитать так и не смог.
К весне Варя начала активно линять, и Семен попросил женщин время от времени ее вычесывать, а шерсть складывать в мешки и хранить. Он пообещал показать им «магию легкой одежды». Обещание было довольно опрометчивым, поскольку ни прясть нитки, ни вязать Семен не умел. Пока народ терпеливо ждал обещанного, мешкам с шерстью нашлось применение — дети лупили ими друг друга по головам, кидались или гоняли их ногами на манер футбольных мячей.
Ледоход почти кончился, и грохот с реки доносился все реже и реже — никогда еще весной в ней не бывало столько воды и льда. Люди начали было привыкать к тишине, когда однажды утром ухнуло так, что содрогнулась земля, а в жилищах попадала развешенная одежда. Их заспанные, растрепанные обитатели торопливо выбирались наружу, подозревая, что началось землетрясение. Новых толчков не последовало, но люди потянулись к вигваму Семена, рассчитывая получить объяснение непонятного явления.
— Давай, успокаивай людей, — сказал Бизону бывший геолог. — Я думаю, что на реке просто обвалился обрыв.
— Обрыв?!
— Ну да — тот, выше больших кустов. Его, вроде, давно подмывало. Это скорее хорошо, чем плохо.
— Чего хорошего, если земля падает?
— Так ведь там образовался новый обрыв — значит, торчат новые камни. Может, среди них и подходящие окажутся — кремни которые.
— Да, камень у нас почти кончился. Не пришлось бы летом отправляться за ним туда, где мы с тобой встретились. Надо сходить посмотреть…
— Пошли! И Головастика с собой прихватим — ему полезно будет.
Обвал оказался больше, чем можно было себе представить — рухнул кусок верхней восьмиметровой террасы длиной метров пятьдесят. Впрочем, часть этого блока просто сползла вниз и теперь активно размывалась водой. Смотреть на мутные бурлящие струи сверху было неприятно и страшно — не дай бог туда свалиться.
— Да, рановато мы пришли, — сказал Семен. — Надо подождать, когда вода все это перемоет и хоть немного спадет, — тогда, наверное, ниже по течению можно будет найти что-нибудь интересное.
— Смотри, Семхон, смотри! Как он тут оказался?
Среди валунов и гальки новообразованного обрыва торчал крупный бивень мамонта.
— Как он оказался в земле, очень даже понятно, — усмехнулся Семен. — Не зря же Художник переправил в Нижний мир столько животных — вот они там и живут. Так что люди Пещеры трудятся не напрасно. В будущем, где я жил раньше, это объяснили бы иначе.
— Это как же?
Собственно говоря, Семен совсем не был уверен, что научно-просветительские беседы пойдут на пользу местному населению; подрывать веками устоявшиеся представления — дело опасное. Это с одной стороны, а с другой — эти люди уж никак не глупее своих потомков, и странные сказки Семхона их забавляют. Вопрос о вере или неверии тут не стоит — Семхон не врет, просто все это не имеет к ним отношения.
— Текущая вода все время делает какую-то работу: размывает берега, перетаскивает-перекатывает песок и камни — это даже не всегда и видно, но так происходит постоянно. Ты же знаешь, что лучший камень находится в белом обрыве, далеко вверху. Но выпавшие из него желваки изредка встречаются даже и здесь.
— Тут камень хуже — в нем много трещин.
— Конечно. Ведь прежде чем оказаться возле нашей стоянки, каждый желвак очень долго перекатывало и било о другие камни. А место текучей воды — русло — все время меняется. Когда-то она натащила вот эти песок и камни, потом ушла в другое место, теперь вот вернулась и сама же их размывает. Когда-то давно в воду попал бивень мамонта. Его какое-то время волокло по дну, а потом засыпало песком и камнями.
Они отошли в сторону по изгибу берега, так что большую часть обрыва можно было рассматривать как бы со стороны, и Семен продолжал объяснения:
— Вот смотри: когда воды много и течение сильное, оно тащит большие камни — как сейчас или когда летом бывает паводок. Когда течение слабое, вода может переносить лишь песок. В результате образуются слои — чередование грубого и мелкого материала — вон, ты их видишь в обрыве.
— Н-ну… — почесал лохматый затылок вождь лоуринов, — вообще-то вижу. Да и раньше видел много раз. Только эти… как ты их называешь? — слои всегда прямые, а тут…
Собственно говоря, Семен и сам понимал, что данный обрывчик мало подходит для иллюстрации введения в стратиграфию. В его центральной части нормальное залегание песчано-галечно-валунных слоев грубо нарушено. Просматривается нечто вроде кособокой воронки, заполненной тем же материалом, но не уложенным аккуратными слоями, а перемешанным в нижней части. В верхней же крупные валуны и галька вообще отсутствуют. Некоторая слоистость там как бы и наблюдается, но она уже явно не речная. Так, наверное, должны выглядеть в разрезе слои небольшого озера или ямы, которая постепенно заполнялась песком, илом и торфом.
— Да, — сказал Семен, — не побоюсь признаться: это мне и самому непонятно. Если тут был разлом, то в степи дальше прослеживался бы ров или этакая канава, что ли… Вода бы в ней хлюпала… Да и слои с той и другой стороны находились бы на разной высоте…
— Нет там никакой канавы, Семхон. Мы же тут все время ходим — нет, и никогда не было. Только бугры маленькие ближе к берегу.
— Бугры? Вообще-то да, только я на них раньше не обращал внимания. Надо посмотреть… Впрочем, тебе это, наверное, неинтересно…
— Да ладно, сейчас все рано делать нечего.
Они вернулись к краю обрыва и стали бродить по мокрой прошлогодней траве. Некоторая неровность тут действительно имела место, только она была не линейной, а как бы изогнутой в виде полукруга, упирающегося концами в берег. Это был не вал, а скорее вереница пологих бугров и кочек, слабо возвышающихся над поверхностью. Семен пожалел, что поблизости нет ни скалы, ни дерева, с которых бы можно было посмотреть на все это сверху. В центре же, через который проходила кромка новообразованного обрыва, было явное понижение — не то чтобы болото, но на двух десятках квадратных метров прошлогодняя трава была значительно гуще. Чтобы еще раз не признаваться в том, что он ничего не понимает, Семен прицепился к ни в чем не повинному Головастику:
— А ты чего молчишь, парень? Раз тебя от тренировок освободили, значит, бездельничать можно, да? Давай думай! Я что, зря про слои рассказывал? У тебя же объемное воображение — о-го-го! Ну, что тут такое?
Вечно угрюмый Головастик упорно старался держаться за спинами вождя племени и «серого кардинала». Он находился как раз в том возрасте, когда для подростка общение со старшими обычно не несет ничего хорошего.
— Давай-давай, колись! — надавил на него Семен. — Я же знаю, что у тебя все на что-нибудь похоже: холм — на горб мамонта, каменюка — на черепаху, а здесь что? И перестань стесняться, а то до вечера будешь бегать кругами вокруг лагеря — будущему жрецу тренироваться тоже нужно.
Парень хлюпнул носом и, глядя куда-то в сторону, выдал:
— Блюдо.
— Не понял?! — вскинул брови Семен. — Какое еще блюдо?
— Для мяса. Только кривое и глубокое.
— Еще раз!
Головастик снова хлюпнул, стыдливо вытер нос рукавом рубахи и изобразил грязными ладонями:
— Вот так и так… А вот это — вон там…
— Хм, — озадачился Семен… — А ведь ты прав! Воронка!
— Что? — в свою очередь удивился Бизон.
— Ну… Вообще-то, в вашем обиходе таких предметов нет… Представь нечто похожее на плетеное блюдо для мяса, у которого дно не плоское, а как бы заостренное. И вот такое блюдо или кулек, у которого от края до края много шагов, как бы вкопано в землю. Теперь вот обвалился обрыв и получился как бы поперечный срез этого самого кулька. Понимаешь?
— М-м-м… Жителям какого мира могло понадобиться такое блюдо?! Да еще и закопанное в землю?!
— Никто его не закапывал! Просто образовалась большая яма в песке и гальке, поэтому вода уходила сквозь стенки, а иначе здесь было бы озеро или болото. А так ее просто засыпало потихоньку. Впрочем, судя по разрезу, и озеро, и болото тут раньше были, только очень давно.
— Да нет, Семхон, я же здесь родился — не было тут никогда болота!
— Можно подумать, что ты родился давно! Да в те времена, может, и никаких лоуринов здесь не было!
— Откуда же ты можешь знать, что было тогда? Ты же из будущего пришел, а не из прошлого!
— Говорю же: по слоям! Впрочем… Думаю, что внедрять здесь основы геолого-исторического мышления не стоит. Оно из будущего, а в нем люди иначе понимают устройство Среднего мира.
— Это как же?
— К примеру, большинство жителей будущего считает, что этот мир круглый.
Вождь оценил юмор и расхохотался:
— Ну, Семхон! Такого ты еще не говорил! Это ж надо?! — И, немного успокоившись, кивнул на Головастика: — Только при молодых не надо, ладно? Рано им еще такие непристойности слушать!
— Рано, так рано, — покладисто согласился Семен. — Тогда пускай отправляется дальше тренироваться, а я хочу вниз спуститься — посмотреть, что там интересного.
Парень коротко глянул, кивнул и двинулся в сторону лагеря. Семену стало его жалко, и он в свою очередь посмотрел на Бизона. Тот пожал плечами.
— Да пусть остается! На него Медведь зря только силы и время тратит — не хочет он тренироваться, не любит. Лепить и резать любит, а бегать и драться — нет. Что, не так, что ли? — обратился вождь к парню.
— Так… — вяло кивнул Головастик.
— А что ж тогда не откажешься? Никто ж не заставляет! Уж как-нибудь племя тебя прокормит и защитит!
Головастик молчал, понуро опустив голову.
«Вот оно: одиночество первобытного вундеркинда, — понял Семен. — Хочется быть как все, а не получается. Учитель ему нужен, наставник, а где его взять? Хоть самому…»
— Оставь его, Бизон, — попросил Семен. — Он еще сам не знает, чего хочет. С возрастом, наверное, утрясется. Мы с ним вместе спустимся.
— Валяйте, — пожал плечами вождь. — Только присмотри, чтоб он в воду не свалился, а то он вечно в какие-то истории попадает, а потом спасай его!
Довольно долго Семен лазил по размываемому с краю обвалу и рассматривал новообразованное обнажение. Нашел и забросил наверх несколько кремневых и кварцитовых желваков. Старый бивень мамонта трогать не стал — в прежней современности такая находка могла бы изрядно пополнить его личный бюджет, а здесь она, пожалуй, не нужна — и свежих бивней хватает. Одно время Головастик занимался тем же самым — лазил по отвалу у воды и забрасывал наверх подходящие камни. Правда, Семен подозревал, что он их отбирает не по «деловым», а по художественным признакам. Добравшись до конца обрыва, Семен завяз в свежей осыпи и чуть не съехал вместе с ней в воду. Такое принудительное купание в его планы никак не входило, и он решил, что с этим делом пора завязывать — побаловались, и хватит. Тем более что Головастику, похоже, уже надоело собирать камни, и он просто сидит под обрывом и что-то рассматривает. Семен подошел к нему и кивнул вверх:
— Давай выбираться, хватит!
— Угу, — кивнул парень и что-то торопливо сунул за пазуху.
— Покажи хоть, что нашел, — протянул руку Семен. — Не бойся, не отниму! Каменюку подобрал, которая на кого-нибудь похожа, да? На кого?
— На оленя, — буркнул Головастик.
— Ну, покажи, — настаивал Семен. Ему хотелось завоевать расположение парня, а для этого, кажется, нужно проявлять интерес к его причудам. — Как это камень может быть похож на оленя?! Ты, наверное, фантазируешь: и вовсе он на него не похож!
— Нет, похож! — настоял на своем Головастик и сунул руку за пазуху. — Смотри!
На ладонь Семена легло нечто плоское, тяжелое, разлапистое, с кавернами и бурыми пятнами. Весило оно килограмма полтора-два.
Семен рассматривал, щупал и ковырял ногтем это произведение природы минуты две. Может быть, оленя оно и напоминало, только он об этом сразу забыл.
— Нет! — крикнул Головастик и попытался перехватить его руку — Семен размахнулся, чтобы стукнуть находкой о гранитный валун, торчащий из осыпи. — Отдай!
Такой поступок в отношении старшего дерзость немыслимая. Только Семен, отпихивая парня, даже не подумал об этом — стукнул, еще раз стукнул и стал рассматривать место удара.
Коричневая корка на округлом выступе раскрошилась и осыпалась…
Головастик плюхнулся задом на холодные камни и даже не попытался встать. Он смотрел в пространство, и некрасивое лицо его приобрело отрешенное выражение: в болезненно-яркий, насыщенный мир подростка бесцеремонно, грубо, непонимающе вторгся взрослый. Этому вторжению нечего противопоставить, только если уйти в свой мир еще глубже. Первобытные подростки «права не качают» — о том, что ТАКОЕ возможно в принципе, молодежь узнает спустя лишь многие тысячи лет.
Ему казалось, что Семхон не такой как все. Точнее, ему очень хотелось верить, что не такой. Семхон научил его лепить из глины, помогал разминать материал с песком так, чтобы фигурки в костре не трескались… Эти фигурки, эти куклы-статуэтки стали гордостью Головастика, его оправданием собственного существования в племени. Люди — свои и чужие — приходили, смотрели. Кто-то хвалил, кто-то злился из-за того, что он (ОН!) лоурин, а не бартош или пейтар. Мало ли этого для подростка, чтобы почувствовать себя Человеком? А потом… Зимой… После урагана… Никто не стал искать под снегом разбросанные фигурки. Он сам нашел несколько штук, но и их пришлось оставить — его впрягли в волокушу вместе с другими уцелевшими подростками. О статуэтках все просто забыли — даже Семхон, а положить их в груз на волокушу Головастик не решился. Может быть, он сам виноват, но Семхон должен был вспомнить! А он не вспомнил… И вот теперь…
Семену в этот момент было не до подростковых комплексов: он рассматривал чужую находку, и руки его тряслись, а колени подгибались. Он лихорадочно пытался вспомнить, с чем ЭТО можно спутать. Получалось, что ни с чем. И последний тест: он положил «оленя» на валун и стал бить по нему булыжником.
Удар, еще удар… Семен запрокинул лицо к небу и счастливо засмеялся:
— Ты даже не представляешь, парень, что ты нашел! Тут еще есть такие?
— Таких — нет… — тихо ответил Головастик.
— Э, ты чего?! — чувствуя неладное, забеспокоился Семен.
— Ничего…
Семен попытался встретиться с ним взглядом и не смог: парень смотрел в пространство — не то во внешнее, не то в свое внутреннее. Тогда он сам заглянул в это пространство и увидел в нем бездну отчаяния и одиночества: «Большой, сильный, добрый Семхон обманул, отобрал игрушку, сломал — просто так, ни за чем. Чего же тогда ждать от других?»
«Господи, что я наделал?! — ужаснулся Семен. — Надо ж было ему объяснить, попросить разрешения… Ну, забыл, увлекся — меня нужно понять, нужно извинить! Нельзя же так! Должен же он понять?!»
— Послушай, парень! — метнулся к нему Семен. — Послушай! Я не хотел, честное слово! Просто… Ты не представляешь, что ты нашел! Не представляешь, какая это ценность!
— Не представляю…
— Головастик!! — потряс Семен его за плечи. — Головастик! Ну, пойми же ты! Пойми: я не хотел тебя обижать! Не хотел! Просто… Просто… Пойми, ведь это — ЖЕЛЕЗО!
— Угу…
— Да не сиди ты так, не смотри! Ну, чего ты?!
Парень сидеть перестал — поднялся на ноги, а глаза опустил. Все команды выполнены…
— Ч-черт! Что же мне с тобой делать?! Да, я виноват перед тобой! Я был не прав! Ну, прости меня!
— Угу…
— Господи, ну послушай же! Я не нарочно! Так получилось! Я не хотел… Пойми, это же очень важно! Важно для всех! Нужно же было проверить! Понимаешь, железо — это не камень, это металл! Он не должен ломаться и крошиться! Он пластичный как… как… В общем, как сырая глина, только намного тверже! То есть его надо мять не пальцами, а чем-нибудь тяжелым и твердым — ковать. Вот я и попробовал! Видишь, ничего не разбилось, ничего не откололось, только окалина осыпалась, видишь? Понимаешь, железо в самородном виде в природе практически не встречается — только руда. Ее нужно плавить при большой температуре в специальной печи — это очень сложно. А это — уже готовое! Это же метеорит! Железный! Он упал с неба — когда-то давно! Наверное, это от него воронка и образовалась, а потом ее засыпало…
Читать бесплатно другие книги:
