Право учить. Повторение пройденного Иванова Вероника

— Господа, мы собрались здесь, чтобы обсудить дела, а не…

— Получить удовольствие от общества красивой дамы? — Судя по делано небрежному тону, Льюс принял предложенные правила игры. — Отчего же, капитан? Одно другому не помешает.

Егерь хмуро прищурился, правильно оценив герцога как вероятную помеху на пути к сердцу лекарки, но мне тоже порядком надоели приятные колкости:

— Шутки в сторону, господа. Что вам стало известно о болезни?

— Я плотно занималась исследованиями, Мастер, и выяснила, что…

— Подождите! — Я порылся в сумке и достал лист бумаги, на котором записал свои выводы. — У вас есть что к этому добавить?

Нэния пробежала глазами по строчкам и изумлённо посмотрела на меня:

— Каким образом вы смогли всё это узнать?

— Есть способы, — уклончиво ответил я. — Итак, дополните список?

Лекарка неуверенно качнула головой:

— Основные позиции те же самые, что и по результатам моей работы. Единственное, что я не заостряла внимание на обезвреживании воды, а занималась поисками средств борьбы с последствиями отравления, в этом вы меня обошли — никогда бы не подумала, что достаточно кипячения!

— А как насчёт этой самой «борьбы»? Есть хорошие новости?

— Я нашла… то есть мы нашли, вместе с вашим учеником, который во многом мне помог, — поправилась Нэния, — средство, которое уничтожает отравленную кровь.

— Это же замечательно!

— Да, но… — Она сжала губы.

— Помогает не всегда?

— Всегда, однако… Вы не поняли, Мастер, — оно уничтожает. И отраву, и кровь. Человека можно напоить этим зельем, и оно будет работать сродни нагреванию, но по завершении действия общее количество крови резко уменьшится, и если заражение было сильным, то…

— Грубо говоря, больной будет совершенно обескровлен?

— Да, — горько признала лекарка.

— Так в чём проблема?

— Как это в чём? Я же сказала, что…

— Если количество крови уменьшится, значит, надо его восстановить в прежних размерах, вот и всё.

— То есть?

— Почему бы не влить в сосуды больному кровь от здорового человека? Вам это не приходило в голову? Конечно, потребуется кое-какое обеспечение, в том числе и магического характера, но не настолько уж это прихотливый процесс. Разве что надо будет подбирать людей с похожим составом крови, дабы не возникло воспаления.

Нэния округлила глаза ещё сильнее и примерно с минуту после того, как я закончил изложение одного из известных узкому кругу учёных принципа лечения, молчала, пожирая меня жадным взглядом.

— Вы даже не представляете, что только что сказали, Мастер… Это же… Это — великолепное решение!

— Оно принадлежит не мне, госпожа. Но мы рассмотрели только одну сторону проблемы. Помните вскрытие? У мертвеца произошли изменения и в других частях тела. Как быть с этим?

Женщина беспомощно пожала плечами:

— Моё средство уничтожает и заражённые ткани, но… Их-то не восстановишь так же просто, верно?

— Да, никоим образом, — вздохнул я.

К сожалению, основной закон существования мироздания — клятое равновесие, а оно не предполагает появления чего-либо осязаемого и жизнеспособного на пустом месте: обязательно нужно чем-то воспользоваться. Так, дом складывают из брёвен или камней, но если не вырос лес или не нашлась скала, можно хоть проклинать, хоть остервенело молить богов о чуде, ничего не получится. Суровый закон, но при этом не ограничивающий возможности, как бы странно ни звучало сие утверждение. Взять, к примеру, пока незнакомого мне некроманта: он наверняка лишь использовал знакомые предметы по-новому. Но каких результатов достиг! Молодец. И будет ему от меня за все «достижения» глубокое уважение и непременное развоплощение. Любым способом, отнимающим жизнь и стирающим даже саму память о ней.

Итак, кровь можно очистить, и этот факт, подтверждённый двумя независимыми сторонами, вселяет некоторую надежду. Особенно приятно, что Нэния нашла способ справиться с отравой доступными средствами и мне не придётся тратить собственные силы для спасения чужих жизней. Я ведь не каменный и не железный, мне позволено жить, но поставлено условие: платить за свои капризы самому. Скольких удалось бы вылечить? Десяток, сотню? Не больше, уж точно: возня с герцогом, правда, наложившаяся на уже имевшуюся усталость, здорово подорвала моё здоровье. И кто-то завидует такому могуществу? Глупцы. Разрушая, я прежде всего разрушаюсь сам. А поскольку созидание мне не подвластно, остаётся лишь ждать, пока мир вокруг снова станет равновесным и своим возвращением к привычному ходу вещей исцелит и меня.

— Правильно ли я понял, господа? — Льюс решил, что пора и ему принять деятельное участие в беседе. — Заболевшего можно спасти, если поражена только кровь?

— Да, можно, — ответила Нэния. — Мы с Мастером не видим в этом трудностей.

— Но, как вы сказали только что, болезнь затрагивает не только кровь? Поражаются и другие части тела?

Я кивнул:

— К великому сожалению, милорд, кровь, изменяя свои свойства, разносит отраву по всему телу. Полагаю, что первыми удар на себя принимают мышцы, а потом уже и прочие ткани. Если так, есть небольшой шанс для тех, кто болен не слишком сильно. Думаю, они с радостью откажутся от некоторого количества мышечных волокон, чтобы остаться живыми.

Магайон горько скривился, представляя себе описанную ситуацию:

— Да, пожалуй. Наверное, я тоже согласился бы… Даже отрезать руку или ногу, лишь бы не умирать. Постыдное желание, правда, Мастер? — добавил молодой человек, заметив неодобрение на лице Хигила.

Я скорчил, бросив взгляд на капитана, не менее гнусную рожу.

— Нет, милорд. Неправда. Желание жить само по себе не может быть постыдным или благородным, потому что оно естественно для любого живого существа. Конечно, в жизни каждого из нас возникают моменты, когда мы перестаём ощущать, каким драгоценным даром обладаем, и стремимся его потерять, но… Слабость духа проходит, и вот тогда появляются страх и стыд. Минуту назад готовые принять смерть, мы вдруг видим, как глупо себя вели: могли совершить ошибку, исправлять которую пришлось бы другим. Не надо стремиться умирать, но точно так же не надо и цепляться за жизнь зубами и ногтями вопреки здравому смыслу, потому что, изменив самому себе, можно возненавидеть тяжким трудом выцарапанные у судьбы годы. Касательно вас, милорд, хочу сказать: ваша жизнь вам не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Поэтому не обращайте внимания на чужие моральные устои — вы хотите жить, потому что чувствуете ответственность за другие жизни, вверенные вам. Может быть, полностью не понимаете разумом, но ощущаете сердцем… Помните об этом, милорд. Особенно когда раздумываете, жить или умирать.

Льюс улыбнулся. Очень печально, но очень светло:

— А как насчёт вас, Мастер? Вы тоже испытываете подобные чувства?

— Уже нет.

— Не понимаю… — Разочарованное удивление в серых глазах.

— Моя пора опираться только на чувства прошла, милорд. Теперь я прежде сверяюсь с разумом, и уже только потом обращаюсь за советом к сердцу.

Вот, сказал ерунду и сам в неё поверил. На мгновение. Это я-то пользуюсь умом? Интересно было бы посмотреть со стороны — зрелище, могу поспорить, презабавнейшее. Обычно ломлюсь наугад через густые-густые кусты, не видя перед собой дороги, а всего лишь смутно предполагая, что она есть. Где-то там. То есть должна быть, потому что мне так хочется… Эгоист несчастный. Только ветки в стороны летят и обломки чужих судеб.

Зачем сейчас притворяюсь мудрым и всезнающим? Желая потешить самолюбие? Опять заигрался, примерив новую маску?

«Не смеши меня, любовь моя… Ты просто занял надлежащее место и стараешься ему полностью соответствовать…» — мягко пожурила Мантия.

А почему на этом самом «месте» я чувствую себя неуютно?

«Потому что ты впервые его занял… Даже самое удобное кресло должно приспособиться к заднице, чтобы обе стороны остались довольны…»

Хочешь сказать…

«Сначала намни ямок по себе, а потом даже перестанешь замечать, где сидишь…»

А кресло на мне ямок не намнёт, а?

«Куда же без этого? Непременно намнёт… Так супруги, вступившие в брак по расчёту, притираются друг к другу, постепенно лишаясь острых углов и выпирающих граней, чтобы в конце концов стать единым целым…»

А мои родители… Тоже притирались?

Мантия мерзко хохотнула.

«А как же! Столько чешуи стёрли, что щеголяли целыми пролысинами… Но, любовь моя, оставь их радости и невзгоды им, а сам занимайся своими!»

Как пожелаешь, драгоценная.

«Это не пожелание… Это приказ. Чувствуешь разницу?»

И немалую. Всё, возвращаюсь.

Пауза в беседе оказалась достаточно небольшой, чтобы остаться незамеченной. Герцог вздохнул:

— Удастся ли мне этому научиться?

— Почему бы и нет? Научитесь. И скорее всего, против своей воли, но такие знания, как правило, самые надёжные!

— Почему?

Кажется, я буду удивлять его каждым своим наблюдением. Но, право, так нельзя: чувствую себя каким-то нелепым учителем.

— Потому что вбиваются силой! Если позволите, милорд, перестанем испытывать терпение Егерей. Не знаю, как госпожа Нэния, а доблестный капитан порядком устал уже от наших заумных рассуждений. Не так ли?

Хигил не ответил, предоставив право взять слово своей подчинённой.

— Вы не правы, Мастер, — покачала головой лекарка, заставив локон поменять местоположение. — Всё, что было сказано, было сказано не зря. И капитан со мной согласится, хотя и не признается в этом вслух.

— По какой причине? — полюбопытствовал герцог, и я, предчувствуя назревающую шутку, обидную для Егеря, поставил блок:

— Милорд, мы слишком отдалились от действительности, а она такова: в Вэлэссе, скорее всего, не менее половины жителей больны. Степень отравления для каждого из них не установлена, и этим следует заняться как можно скорее, потому что минута промедления может стать убийственной… Те, у кого поражена только кровь, будут вылечены под руководством госпожи Нэнии. Те, кто болен серьёзнее, будут решать свою судьбу сами: рисковать или умирать.

— Мастер… — Лекарка подняла на меня задумчивый взгляд. — Если можно перелить кровь от одного человека другому, не означает ли это, что можно и…

— Поделиться другими вещами? Можно. Только где найти желающих расстаться с частью себя? Не всякие ткани и органы могут быть удалены у человека без причинения ему большого ущерба. Да и…

Ай-вэй, милая, понимаю, в каком направлении движутся твои азартные мысли! Но поверь, они так и останутся мыслями. Изъять у одного и вложить в тело другому — возможно. Осуществимо. Несомненно, эффективно. Только не в нашем случае: отравление затрагивает сразу все участки тела, потихоньку, помаленьку, но все. В противном случае я первый бы предложил искать выход из лабиринта именно таким путём. Кружево Крови можно пополнить, но как быть с Кружевом Разума? Чем восстановить его поражённые участки? Ничем. А если попросту их уничтожить, человек станет калекой, утратившим ощущения и возможность управлять собственным телом. Не говорю уже о прочих органах, при замене которых следует внимательнейшим образом следить за совпадением фрагментов Кружев, иначе сращивания не произойдёт… Как всё это грустно и гнусно.

— Нет, — тряхнув головой, словно изгоняя остатки печальных размышлений, сказал я. — Не получится. Для того чтобы вылечить одного, придётся убить другого, а это хоть и равный обмен, но лично мне он не нравится. Впрочем, решайте сами, господа, я здесь правом голоса не обладаю.

— Но, Мастер… — начал было возражать Льюс.

— Никаких «но»! Я вправе лишь рассмотреть все возможности и дать им оценку, а претворять задуманное в жизнь будете вы и только вы. Хотя бы потому, что один я не справлюсь.

— Но вы же не отказываетесь помочь, верно? — настойчивая атака со стороны Нэнии.

— Конечно, нет, госпожа. Но я слишком хорошо знаю свои силы и потому понимаю: их недостаточно. Возможно, и объединённых усилий не хватит, чтобы спасти весь город, потому что… Учтите ещё одно, милорд: те, кто болен без возможности выздоровления известными нам способами, должны быть умерщвлены. Немедленно.

— Позвольте! Они умрут в любом случае, Мастер! — взвился Льюс. — Зачем же причинять людям ещё и такую боль?

— Повторяю: умерщвлены. Немедленно. А трупы должны быть сожжены и развеяны.

— Что?! Да вы понимаете, что начнётся, если известить об этом горожан? Поднимется бунт!

— Почему?

— Конечно, вы же не знаете… — Герцог слегка понизил тон. — В этих землях не принято предавать тела огню, Вэлэсса хоронит своих детей в море.

Чудно. Трупы, опущенные в морские воды и растащенные на кусочки рыбами и прочими тварями, потом выловленными и съеденными другими людьми, в других местах… И толпа восставших мертвяков. Блестяще. А всё из-за нелепых суеверий.

— Милорд, послушайте меня внимательно. Трупы должны быть уничтожены. Полностью. Вызовет это протесты или нет, не столь важно. Важнее другое: если хотя бы один из отравленных попадёт в море, это может привести к распространению болезни за пределами Вэлэссы. По всем Шемам.

— Но ведь мы уже знаем как…

— Лечить? Да. Но сумеем ли вовремя известить все места, где возможна вспышка мора? И главное — прислушаются ли к нашим словам люди? Не решат ли они, что всё это — пустые домыслы и страхи, появившиеся из ниоткуда? А многие подумают, что вы нарочно сеете слухи, чтобы извлечь из паники свою выгоду… Пока болезнь не распространилась за пределы города, её нужно уничтожить.

Льюс мрачно стиснул зубы.

— Я понимаю правоту ваших предложений, Мастер, но… Мне кажется, или вы не сказали всего, что должны сказать?

— Не кажется. Я настаиваю на решительных мерах не просто так. Трупы должны быть уничтожены, потому что после смерти они могут стать куклами некроманта.

— Как и любые другие трупы, — подхватил герцог. — Что в том такого?

— А то! Источник был отравлен с определённой целью: при жизни изменить людей таким образом, чтобы после смерти они стали послушными и дешёвыми слугами. Если не верите мне, спросите у госпожи Нэнии, она видела собственными глазами, что может произойти.

Лекарка кивнула.

— Более того. Если желаете, можно провести, так сказать, опыт, чтобы вы убедились в нависшей над нами угрозе.

— Это правда? — переспросил Льюс, впиваясь взглядом в лицо женщины. — Покойник ожил?

Нэния, как ни пыталась сдержаться, вздрогнула, вспоминая прикосновение рук мертвеца, а я ответил:

— Не совсем так, милорд. Но он некоторое время двигался, и, что самое опасное, это произошло только потому, что рядом с трупом всего лишь сработало слабенькое заклинание. А что может случиться, если некромант возьмётся за своих «кукол» всерьёз? Они, разумеется, уязвимы, но в отличие от живых людей не чувствуют боли и страха и могут просто завалить любое сопротивление своими телами. Вы хотите воевать с мертвяками? Я не хочу.

— Неужели нет способа, чтобы… — Магайон совершенно отчётливо мучился, стараясь принять правильное решение.

— На данный момент нет.

— Но вы же сказали, госпожа, что ваше средство уничтожает отравленные ткани?

Лекарка кивнула, но не слишком уверенно:

— Да, милорд, однако… Как установил Мастер, в той же крови могут оставаться частички яда, но пока человек живёт, он сам сможет бороться и победить болезнь. Победить окончательно… А если просто накормить больного моим снадобьем и он умрёт, не могу поручиться, что в его теле не останется следов яда. Поэтому Мастер прав: пока мы не можем быть уверены, мы вынуждены быть жестокими.

Льюс болезненно выдохнул:

— Вы понимаете, к чему это приведёт? Люди будут протестовать, возьмутся за оружие… Начнётся война.

— Если вы будете твёрды, милорд, жертвы будут минимальны. Капитан, несомненно, окажет вам всяческое содействие в организации требуемых действий, но Егеря в город не войдут.

— Но…

— Просто не смогут: у вас свой долг, у них свой. Впрочем… Если трудности станут слишком большими, я, так и быть, кое в чём помогу.

— Что вы имеете в виду? — Глаза герцога сверкнули надеждой.

— Я могу определить, есть в теле человека яд или нет. С большой степенью уверенности.

— Но это же меняет дело!

— Только учтите, милорд, я не бесконечен. Помните, сколько сил у меня отняло ваше лечение?

Он слегка замялся, признавая справедливость моих слов.

— Да, я смогу осмотреть большое количество людей и, возможно, часть из них можно будет безбоязненно захоронить в море, не преступая традиции. А что делать с теми, кто не смог избавиться от яда? Вы не боитесь, что разделение на «достойных» и «недостойных» вызовет ещё большие разногласия среди горожан?

Льюс закинул голову назад, с отчаянием глядя на цветущую сливу.

— И как же поступить?

— Решайте, милорд. Я не буду ни настаивать, ни возражать против любого развития событий. Но если это как-то сможет вам помочь… Почему бы не распространить среди людей новую традицию?

— Какую же?

— Пустите слух, что пепел, развеянный над морем, быстрее станет частью вод и скорее поможет душам умерших обрести покой. Как правило, именно в такие глупости верится легче всего. К тому же… Насколько понимаю, снадобье госпожи Нэнии вызовет довольно мучительную смерть, и лучше предложить горожанам безболезненно и покойно уйти из жизни… Можно даже устроить что-то вроде праздника. И семьям тех, кто согласится с положением вещей и примет свою участь, следует выплатить какую-нибудь сумму. Не в ущерб казне, разумеется. Правда, возникнет риск выдачи здоровых за больных, чтобы обогатиться, но… Тут уж вы справитесь, милорд. Не так ли?

Взгляд герцога меня испугал, но только в первое мгновение, пока я не понял, что в серых глазах сияет счастье:

— Вы… Вы… Это самое верное решение из всех! И оно не станет губительным для города. Я не знаю, как и чем мне благодарить вас за… Нет, такую помощь невозможно оценить!

— Совершенно верно, милорд. Потому я и не беру денег за свои услуги. Разве что вы примете меня в своём доме, когда мы снова окажемся в одном городе. Согласны?

— С радостью! — заверил Льюс. — И всё же… Как вам всё это удаётся?

— Что именно?

— Находить спасение там, где его не было?

— Наверное, я просто люблю жизнь, милорд. И очень сильно её ценю.

— Я немедленно распоряжусь о том, что вы посоветовали… Уверен, всё получится!

Щёки Магайона горели румянцем азарта, который невольно передался и лекарке. Во всяком случае, когда герцог предложил ей вместе отправиться раздавать указания, женщина согласилась с таким рвением, что Хигил помрачнел окончательно.

— Не переживайте, капитан, она никуда от вас не денется, — попробовал я вернуть Егерю бодрое расположение духа, когда парочка, окрылённая общими целями, покинула дворик.

— Угу. Уже делась. — Хмурый взгляд в одну точку.

— Вот что, капитан, я вам скажу… Увлечения могут сменять друг друга хоть каждый день, а привязанность остаётся надолго. Иногда на всю жизнь. Упадёт она в объятия этого молодого человека или нет, в сущности, не страшно — они могут пройти вместе только несколько шагов по дороге Судьбы, но потом пути неизбежно разойдутся. А вот вам с Нэнией, похоже, идти вместе ещё долго.

— Думаете? — Печаль никуда не делась, но приобрела более светлый оттенок.

— Пока вы этого сами будете хотеть, вы будете рядом. Устанете друг от друга, что ж, такова судьба. Но пока она ведёт вас по одному пути, пользуйтесь моментом!

Хигил провёл загорелыми пальцами по бороде.

— Мне никогда не сравняться с милордом или вот с вами по части словесных баталий, а женщины любят, когда им говорят красивые вещи.

— Но ещё больше они любят эти самые красивые вещи держать в руках… Если хотите, я поговорю с ней. Хотите?

Капитан задумался над моим щедрым предложением, взвешивая «за» и «против».

— Знаете, Мастер… Не надо. Я справлюсь. А то получится, вы взяли на себя все труды, а нам только и осталось, что принимать подарки. Нехорошо это, невежливо. Мы уж как-нибудь сами, если можно.

Я хлопнул Хигила по плечу:

— Самая лучшая новость за сегодняшний день! Вы гораздо умнее меня, капитан. Да-да, не спорьте! Ваше решение невероятно правильное. А значит, принесёт вам удовлетворение. Непременно! А теперь… Я бы предложил выпить по кружке эля, но мой кошелёк таких трат не осилит, а совесть их не позволит, потому что слишком много дел, чтобы предаваться праздности… Но когда всё закончится, обещаю — мы обязательно посидим в тихом уголке и поговорим. О глупости и о том, как бережно и любовно мы её лелеем. Идёт?

Усмешка Егеря спряталась в бороде:

— Договорились! А знаете… Я понял: самая нужная помощь — это та, которую не принимаешь. Но она должна быть предложена, иначе ничего не получится. Верно?

Вот так. Человек, сведущий в материях более приземлённых, нежели я, оказался во сто крат мудрее. Обидно? Нисколько! Наоборот, почему-то чувствую себя довольным донельзя.

«Ты просто начал понимать толк в обучении…»

Но не я его чему-то научил, а он меня.

«Учиться ничуть не менее почётно, чем учить, любовь моя… И ничуть не менее трудно… Но любой труд, потребовавший много сил и принёсший радость своим осуществлением, стоит щелчка по носу, разве не так?»

Ты права. И я согласен получать такие щелчки хоть по сто раз на дню!

«Не зарекайся: от этого нос быстро распухает, а, поверь, тебя такое изменение внешнего вида не украсит…»

Не порти настроение!

«И не пытаюсь… Ты с этим делом справляешься сам, и гораздо лучше меня…»

К дому Румена и Юлеми я пробирался задворками, потому что на всех площадях и вообще мало-мальски широких улицах Вэлэссы привлечённый глашатаями народ начал скапливаться и обсуждать последние новости о предложении пройти осмотр у господских лекарей и в случае болезни излечиться безо всякой платы. Начинались разговоры, обсуждения, обмен мнениями — всё то, что создаёт и направляет отношения между людьми. Сначала кто-то придёт лечиться, польстившись на дармовщинку, потом узнает, что, возможно, излечению не подлежит, и получит другое предложение: добровольно уйти за Порог, обеспечив своим близким кое-какой доход. Полагаю, денег, вырученных за продажу отравленной воды, вполне хватит для осуществления планов герцога. Вернее, моих планов, потому что придумывал, как выкрутиться из беды, я. На свою голову и все прочие части тела.

Девочка спала в своей комнатке и дышала так тихо, что, казалось, этот сон из тех, что не прерываются никогда. Я провёл пальцами по сухому лбу Юли, убирая прядки волос, норовящие забраться в глаза. Холодный. В прошлый раз её кожа была куда горячее на ощупь, а это означает… Очень плохое предзнаменование.

— Она совсем ослабла, — сказал Мэтт, появившийся за моей спиной на пороге комнаты.

В голосе мага было немного чувств. Всего одно чувство, если быть точным. Скорбь.

Я достал из сумки обещанную мантию для куклы, завернул Пигалицу в золотистые кружева и положил рядом с головой Юлеми: когда проснётся, увидит и хоть немного порадуется.

— Я напоил её сонным зельем, чтобы она немного расслабилась, — продолжил свой горестный доклад Мэтт.

— Случались боли?

Выхожу вслед за магом в коридор, и мы обосновываемся в кухне — маленькой, светлой, но удивительно безжизненной комнате, словно чувствующей приближение беды и потому скорбящей вместе с нами.

— Возможно. Она отважная девочка и ни разу не проговорилась о том, как ей плохо. Наверное, не хотела печалить брата.

— В самом деле отважная… Жаль, что эта отвага не может ей помочь.

Мэтт посмотрел на меня исподлобья:

— Ты уверен? Она… умрёт?

— Да.

— И ты так легко об этом говоришь?! — На лице молодого человека отразилось отчаянное негодование.

— А что остаётся? Никому на свете не под силу вернуть этой девочке здоровье. И не только ей, кстати. По улицам города ходит много заболевших и неспособных выздороветь. Скоро Вэлэсса будет пылать кострами и днём, и ночью.

— Всё настолько опасно?

— Более чем. Может быть, по прошествии времени и удастся найти рецепт избавления от болезни, но как раз времени-то у нас и нет.

— Почему же? Проходит по меньшей мере несколько недель от момента заражения до наступления тяжёлых последствий, — возразил маг. — А то и месяцев! Что мешает немного подождать? Можно поставить «полосу» снова и…

— Послушай и постарайся не перебивать. Все горожане, которых нельзя вылечить найденным тобой и Нэнией способом, должны быть немедленно умерщвлены и сожжены. Знаю, что это жестоко, но поверь: если допустить слабину сейчас, в дальнейшем может быть гораздо больше жертв.

Мэтт зло мотнул головой:

— Как у тебя всё просто! Больные? Подумаешь! Добить и сжечь! А что будут чувствовать их родственники? Друзья? Те, кто останется жив? Думаешь, они тебя простят?

— Я не нуждаюсь в их прощении.

— Да уж! Тебе вообще всё равно, что происходит вокруг! Решил раз и навсегда и исполнил. Неужели все Мастера на самом деле такие?

Я прищурился.

— Откуда ты…

— Можно подумать, Егеря все поголовно хранили молчание! — язвительно ухмыльнулся маг. — Да та же Нэния первая рассыпалась в восхвалениях! Ах, какой человек! Ах, какой Мастер! Сколько всего он знает и умеет! Ага, но лучше всего ты умеешь лгать!

— Я не лгал никому из вас.

— Конечно! — Интонации Мэтта становились всё более и более обвиняющими. — Ты просто утаил от нас правду. Но молчание сродни той же лжи, правильно? И ты должен это знать лучше всех!

— Хорошо, допустим, я виноват. Но в любом случае не тебе меня в чём-то обвинять, парень! Я не стал рассказывать всего только потому, что…

— Не считал нас достойными доверия! — торжествующе закончил за меня маг.

— Доверие и вправду имеет большое значение, но не в том смысле, который вкладываешь в это слово ты. Если бы вы сразу были поставлены перед фактом, что отправитесь в путь вместе с Мастером, что бы вы делали?

— Ну… — Пауза, вызванная неуверенностью.

— Вы бы полностью доверились моим суждениям! А это причинило бы куда больший вред, чем моя ненамеренная ложь!

— Неправда! Мы бы…

— Вы бы смотрели мне в рот и не пытались пользоваться собственными мозгами! И какой тогда прок в вашем обучении? Тебе не приходило в голову, почему Рогар до сих пор не допустил вас к экзамену? Потому что вы не умеете действовать без оглядки на Мастера. Да, он очень мудрый и умелый человек, но он не может вечно думать и принимать решения за вас — у него есть и своя жизнь, не так ли? А вы становитесь настоящей обузой, не делая даже попыток принять пройденные уроки к сведению! Хотя бы пожалели своего наставника, если самих себя не жаль.

Ноздри тонкого носа гневно раздулись, показывая, что Мэтт разозлился, и не в последнюю очередь из-за того, что почувствовал справедливость в моих словах. Вряд ли понял умом: этому трудно научиться в одно мгновение, если раньше не пробовал. Но не почувствовать не мог. Хотя бы потому, что когда я злюсь и сам уверен в праведности своего гнева, то становлюсь весьма убедительным. Забивая собеседника эмоциями. Не слишком честный приём, но время от времени им просто необходимо пользоваться.

— А ты, значит, добренький дяденька, который согласился помочь наставить нас на путь истинный?

— Не добренький и не соглашался.

— Ну конечно! Скажи ещё, что тебя заставили!

— Отчасти. Принуждение имело место.

— Ну вот, ещё прикинься, что ты по-прежнему раб и…

— Вот что, дорогой мой, наша беседа потеряла смысл. Окончательно. Иди и ополоснись холодной водой, может, полегчает. А когда успокоишься и подумаешь над нелепостью своих обвинений, тогда и поговорим. Всё понятно? Или повторить? Для особо тупых?

Он едва не застал меня врасплох, наскоро, но довольно умело соорудив заклинание. Разумеется, оно само по себе не причинило бы мне вреда, как и любое творение чистой магии, но если бы я оставил борьбу с ним на откуп Мантии, боюсь, пух и перья полетели бы не только от брошенного в меня «нетопыря», но и от обиженного мага. А брать на душу грех убийства, даже совершённого в качестве самообороны… Неохота.

Из всех Щитов я выбрал отражающий, чтобы не переусердствовать с наказанием, и волшба, изменив направление движения на противоположное, обрушилась на незадачливого мага.

«Нетопырь» — простое, но эффективное заклинание, призванное обескровить противника путём выкачивания из его внутреннего Кружева запасённой Силы. Присасывается к ключевым Узлам, как правило, в области шейных позвонков и действует, пока не заполнит свои кармашки. В зависимости от фантазии может или слегка ослабить мага, воспрепятствовав плетению заклинаний, или произвести более глубокую выемку Силы, чреватую нарушениями в Кружеве и способную привести к гибели.

По счастью, Мэтт не собирался меня убивать и соорудил не слишком прожорливые чары. Но и того, что получилось, хватило, чтобы прочувствовать всю глупость: молодой человек тяжело опёрся о стол и, задыхаясь, спросил:

— Как ты это делаешь?

— Легко и просто. Но на твоём месте я бы сейчас расслабился и позволил «нетопырю» насосаться до конца — всё равно эта Сила останется при тебе.

— Разве ты… — Потрясённый взгляд.

— Не буду забирать её себе? Конечно, не буду. Зачем?