Ловец Душ Ефиминюк Марина

Теперь меня донимала единственная мысль: как забрать Ловец Душ у Александра Михайловича? План складывался такой: проследить за его шатаниями по ночам, ударить по голове тяжелым канделябром и в конце концов убежать из замка с колченогим Давидывым, пока ясноокий будет приходить в себя. Может, это и выглядело чистым жлобством, зато метод был проверен многими поколениями разбойников и отточен почти до идеала.

В общем, вооружившись серебряным подсвечником, я решила ждать, когда «жертва» выползет из своей конуры. Александр Михайлович оказался точным, как настенные часы в гостиной на первом этаже: ровно в полночь, высоко подняв свечу, он вышел в коридор. Я притаилась в нежилой комнате напротив его спальни и уже клевала носом, когда услышала его тихие крадущиеся шаги. Зажав в руке подсвечник, я ждала, когда ясноокий откроет дверь в очередной потайной ход, чтобы обрушиться на него со всей накопившейся за последние дни силой и злобой. Я уже подкралась к нему, судорожно ощупывающему холодные стены, как замок накрыл уже знакомый одуряющий вой дракона, помноженный и усиленный эхом. Свеча вмиг погасла, я навалилась на стену и куда-то рухнула, выпустив подсвечник. Только и услышала, как он тихо звякнул о камни да как прямо перед моим носом щелкнула каменная створка.

Я стояла в кромешной тьме и даже боялась пошевелиться, чтобы не скатиться с какой-нибудь невидимой лестницы и не переломать себе все кости. Стоило сделать один крохотный шажочек, как ступени, естественно, обнаружились. Но вели они не вниз, а вверх. Слепо ощупывая стены, я стала подниматься в неизвестность. В самом конце каменной лестницы я наткнулась на чуть приоткрытую дверь. Через щель пробивался лучик света. Я осторожно выглянула и поняла, что попала в хорошо протопленную комнату. Кровать, стоящая в центре спальни, поражала своими размерами, но балдахин надежно скрывал лежащего на ней. Сначала я, грешным делом, решила, что забрела в спальню к Лопатову-Пяткину, но потом, осмотревшись, нашла комнату слишком женской. Стараясь ступать как можно тише, я почти добралась до двери, как это снова произошло: очумевший от тоски и заточения дракон выдал самую громкую ноту из своего обширного репертуара. В камине едва не потухло пламя, на окнах взмахнули вверх занавески, а спящая фигура подскочила на мягкой перине. Честно говоря, я так и застыла на месте посреди комнаты.

– Фрол?

«А черт, Ефросинья!»

– Фрол, – голос у Фроси оказался тихим, словно она не говорила, а шептала, – что ты делаешь в моей спальне?

Мне бы броситься к двери, но ноги, казалось, приросли к полу. Я следила, как девушка медленно слезает с кровати, как от ее неловких сонных движений колышется балдахин.

– Ты зачем пришел?

Я увидала ее. Она была совсем голая: худая, костлявая, с впалой грудью. Честно говоря, я оторопела, увидев ее белую восковую кожу, разрисованную неясными тенями от пламени камина.

– Что ты делаешь в моей обители? – Голос у нее стал грубеть, а я наконец-то смогла оторвать испуганный взгляд от сине-черного рубца на животе и обратиться к лицу.

Между тем черты Фроси стали искажаться, челюсть медленно вытягивалась, глаза потемнели, а по вискам побежали тонкие прожилки вен.

«Выпь!!!»

Я сорвалась с места и буквально на одном дыхании выскочила в коридор, даже не почувствовав, как выбила тяжелую дверь. Я неслась, не помня себя и не понимая, куда, собственно, убегаю в закрытом помещении. Я слышала лишь стучащую в висках кровь и легкий шелест летящей сзади нежити. В какой-то момент коридор резко вильнул. Оттолкнувшись руками от неожиданно выросшей стены, расцарапав в кровь ладони, я повернула и припустила еще быстрее. Где-то далеко за спиной раздался глухой удар и легкий вскрик. Останавливаться и проверять, кому не повезло в угоду разозленной Ефросиньи выйти в этот момент из спальни, не хотелось. Я лишь обернулась и поняла, что выпь будто испарилась. Спящий коридор был пуст. Выждав пару минут и переведя дыхание, я решила вернуться. Фрося лежала на полу, вокруг ее головы растекалось темно-бардовое пятно, по стене к полу спускался кровавый след. Она не дышала. Для пущей осторожности я с минуту последила за ее неподвижным телом и только потом подошла. Девушка, закатив глаза, отдала дьяволу свою жалкую душонку. Следы превращения все еще обезображивали ее черты, но за ними уже вырисовывались тонкие девичьи, давно умершие.

– Отлично! – Я сплюнула на пол.

Теперь у меня на руках есть труп, и я не знаю, что с ним делать!

– У меня проблема! – заявила я Денису, врываясь в воняющую сигаретным дымом спальню. Давидыв уже сидел на кровати при полном обмундировании в своем красном платке и с костылями на изготовку, пожалованными Назаром.

– Ты его убила? – предположил он, глубоко затягиваясь сигаретой и выпуская изо рта сизое облако.

– Убила, – кивнула я, – но не ясноокого!

Денис округлил глаза и не донес до пухлых губ дымящийся окурок.

– Это Фрося, она мертва, – быстро пояснила я, не пускаясь в дальнейшие несвоевременные объяснения.

Мы стояли рядом с костенеющим обнаженным телом и скорбно молчали. Денис, опираясь на костыли, почти с жалостью рассматривал хрупкую фигурку с отвратительным рубцом поперек живота.

– Пгизнайся, – почти сочувственно повторял он в сотый раз, – мне-то можешь откгыться, ты ведь ее канделябгом пгистукнула? Что она тебе плохого сделала? – Он поймал мой злобный взгляд и пожал плечами: – Ну не вегится мне, что этот ангел мог быть каким-то там мегзким чудовищем.

Клясться и божиться мне уже порядком надоело, поэтому я просто прислонилась к стене, сложив руки, и стала ждать, когда приятель прекратит читать свою гневную отповедь.

– Ладно, мой опыт подсказывает, ее надо куда-нибудь спгятать, – подошел к сути вопроса Денис.

– Я и без подобного опыта тебе это скажу, – хмыкнула я, присаживаясь на корточки рядом с Фросей, и тут же почувствовала сладковатый трупный запах, исходивший от тела, словно оно пролежало на этом полу не минуты, а дни. – Может, в какую-нибудь потайную комнату ее?

Мы с Давидывым переглянулись. Проблема заключалась в одном: потайные комнаты, о которых мне было известно, находились в другом крыле замке, где, собственно, мы с ним и проживали.

– Я не смогу тащить ее! – сразу же заявил Денис, когда я поделилась своими соображениями. – Я на ногах еле стою!

– Почему-то я знала, что ты так скажешь! – прошипела я от злости, глядя на его невысокую жилистую фигуру. Потом подхватила мертвую под руки и попыталась волоком сдвинуть с места. Фрося, казалось, весила не меньше пяти пудов. Скрипя зубами, я сделала крохотный шаг, на порты и туфли мне капала кровь, вонь разложения била в нос.

– Она. Такая. Тяжелая, – простонала я, делая еще один шаг. – Твою мать! – Руки не выдержали, и то, что осталось от Ефросиньи, с грохотом упало на пол, ударив окровавленной головой мне по пальцам ног.

– Тише ты! – цыкнул Давидыв, воровато озираясь вокруг и вглядываясь в темноту коридора. – Пегебудишь всех!

– Хорошо тебе говорить, – выдохнула я, – стоишь тут себе на костылях и в ус не дуешь!

– У меня нет больше усов! – скривился он. – Пгичем по твоей милости!

Мы как раз добрались до широкой лестницы, ведущей в холл. Волнующийся Денис с трудом удерживал в руках свечу и беспрестанно крутил головой, высматривая притаившихся в темных углах соглядатаев. Я же давно поняла, что этот замок пустует, и кроме нас самих, графа, красавицы Сони, ясноокого лунатика, чудного Евсея и безмолвного Назара здесь была лишь счастливо отошедшая в мир духов выпь.

Я отпустила тело и перевела дыхание.

– Ты чего встала? – просопел приятель.

– Привал! – сглотнула я. Бок нестерпимо кололо, несмотря на холод, царящий в необжитом пыльном замке, рубашка промокла от пота. Руки тряслись от напряжения, и ломило поясницу.

– Потащили дальше! – накинулся на меня Давидыв. Я посмотрела на кровавую полосу, тянущуюся по полу за нами. Даже если мы спрячем труп в самой дальней каморке, бурый след приведет в любой тайник.

– Давай ее здесь оставим! – предложила я.

– Ты чокнулась? – вытаращился Денис.

– Какая разница, она кровищей уже весь замок залила, – сплюнула я.

Денис думал ровно секунду, а потом совершил самый глупый поступок в своей долгой жизни: подтолкнул мертвое тело здоровой ногой. Уж не знаю, что там произошло, но ровно через мгновение, растеряв костыли и художественно всплеснув руками, он кувыркался на ступеням вниз, как бревно, обгоняя при этом саму Фросю, и визжа, как истинная баба. На середину холла они вкатились вместе: тело Ефросиньи и Давидыв, раскинувший руки и ноги и тоже подозрительно напоминающий труп. У меня екнуло сердце, я стала быстро спускаться, поскальзываясь на гладких мраморных ступенях.

– Денис! – Я подскочила к приятелю, потрясла его за плечо.

Он лежал бледный, грудь вздымалась тяжело и неохотно.

– Денис! – Я легонько хлопнула его по щеке. Давидыв с трудом приоткрыл глаза и простонал:

– Кажется, я сломал втогую ногу!

Поднять его наверх оказалось так же сложно, как дотащить тело Фроси до холла. Давидыв, опираясь на мое плечо, танцевал на одной ноге. Вот так, хромоногие и уставшие, прихватив свои вещи и один-единственный серебряный подсвечник, мы добрались до того самого тоннеля, где бродил Александр Михайлович. Я помогла Денису усесться на припорошенный снегом камень, а сама бросилась в конюшни, темнеющие в самом углу большого хозяйского двора. Одинокая кобыла в темном нечищеном стойле встретила меня настороженно. Едва дыша от усталости, я взвалила на лошадиную спину седло. Кобылка, отвыкшая от режущих мягкие губы удил и давящей подпруги, застригла ушами, затопталась на месте. Через некоторое время мы выехали из приоткрытых ворот замка, решив следовать по течению реки, чтобы найти какой-нибудь мост и перебраться на другую сторону.

Круглая, как блин, луна окрашивала снег голубоватым цветом, тоненькая тропинка виляла, то и дело старалась исчезнуть. Сбоку темнели прутья голых кустов, поблескивал тоненький ледок на реке. Крепкий мороз хватал за нос и студил покрасневшие, сжатые от холода кулаки.

– Денис, ты как? – позвала я приятеля, дыша на замерзшие пальцы.

– Нога болит, – проскрипел тот через зубы, всем телом прижимаясь к моей спине и согревая своим теплом. – Поскогее бы добгаться до какой-нибудь дегевни и связаться с Митгофаном.

– Ага, – вздохнула я, промороженный воздух обжег.

– Наташа.

– Мм?

– Ты так и не достала это свое заклинание. Может, не стоило уезжать из замка?

– На моей совести труп, – напомнила я. – Может, Фроська и была выпью, да вряд ли сей факт важен для жителей этого милого холодного гроба.

– Наташ, поехали со мной в Тульяндию, – вдруг огорошил меня Денис.

Я резко обернулась, так что он едва не слетел с лошади.

– В смысле?

Его круглое лицо, обрамленное красным платком, светилось надеждой, я сразу отвернулась.

«Только этого мне не хватало!» – промелькнула злая мысль.

– В смысле, если мы будем вместе, то я смогу пгисматгивать за тобой. Я же, в конце концов, имею кое-какие связи. Мой хогоший дгуг, Гоман Менщиков, поможет тебе выпутаться из этой истогии, не уезжай в Сегпуховичи.

Я слушала его проникновенную речь и, к своему ужасу, старалась проглотить вставший поперек горла горький комок. Роман Менщиков… Смех. Старый прощелыга не поможет мне… сразу не помог же!

– Нет, Денис.

Ответа я не услышала.

К рассвету потеплело. Поднялся ветер, пошел мелкий снег, перемешанный с дождем. Я куталась в тулупчик, придерживая рукой шапку. Тропинка вильнула и пошла круто в гору. Когда уставшая за ночь старая кляча, скользя подкованными копытами, поднялась на холм, я едва не заорала от страха. Мы стояли прямо перед стенами замка Лопатова-Пяткина.

Каким-то непостижимым образом, преодолев по сугробам почти десять верст, мы вернулись на прежнее место.

Ответ был один, и он пришел сам собой: замок впускал всех, но никого не выпускал из-под своего мрачного каменного крыла.

Нам оставалось лишь незаметно вернуть в стойло кобылку, проникнуть внутрь через тот же потайной ход и сделать вид, будто всю ночь мы благополучно провели в своих опочивальнях. Честно говоря, за последние семь часов я так вымоталась, что стоило коснуться подушки, как сон, больше похожий на летаргический, просто свалил меня. Не знаю уж, сколько я проспала, но очнулась от громкого душераздирающего вопля. Так кричит раненая медведица, когда убивают ее медвежонка, воет волчица, когда уносят ее щенят. Я подскочила на кровати, ошарашенно озираясь по сторонам, – от резкого пробуждения я никак не могла прийти в себя. Вопль повторился, только теперь он был сдобрен рыданиями и чьими-то глухими голосами.

Подслеповато щурясь, я, босая, в исподней рубахе и ночном колпаке, вышла в холодный коридор, где уже шатался на своих костылях Давидыв в очаровательном чепце на съехавшем парике.

– Ты думаешь, они ее нашли? – широко зевнул он.

Я только пожала плечами и поспешила на лестницу.

Они действительно нашли ее. Зрелище оказалось, прямо скажем, не для слабонервных. Весь коридор и лестница были залиты уже бурой кровью. Запах стоял, как на скотобойне – пахло мясом и тленом. Граф с Александром Михайловичем стояли на верхней ступеньке. Ясноокий, бледный как полотно, старался не наступить на особенно большие засохшие озерца, брезгливо поднимая ноги. Внизу, рядом с обезображенным голым трупом сидела на коленях Соня. Она ревела навзрыд, сотрясаясь все телом и не поднимая склоненной растрепанной головы от окровавленной груди покойной. По углам жались несколько слуг, кстати, их наличие оказалось для меня новостью.

Могу поведать со всей пугающей откровенностью: в том, что осталось от тела, признать Ефросинью было сложно. Похоже, после того как мы спустили ее с лестницы в холл, кто-то самым подлым образом оскоромился ее плечом, ногой и, кажется, парой пальцев. От вида синеющих обрубков со звериными когтями меня моментально скрутило. Желудок сдавил отвратительный спазм. Чтобы не вывернуться наизнанку, я глотнула ртом воздух и взглянула на графа. Тот спокойно рассматривал представшую его взору картину, заложив руки в карманы. Этот псих даже бровью не повел!

Только через пару секунд он заметил мое присутствие, повернулся и дернул губами:

– О, Фрол! Вы, я вижу, проснулись?

Я судорожно кивнула, все еще прижимая ко рту ладонь. В это время, стуча костылями, едва передвигая ноги, к нам приковылял измученный болью Денис:

– Чегт! – только и смог выдавить он, рассматривая синеватую ступню покойной и рыдающую Соню.

– Скажите, – между тем продолжал граф, отчего-то улыбаясь, – вы не слышали ничего странного сегодня ночью?

Я судорожно замотала головой. Тут Денис, будь он неладен, неожиданно решил исправить положение и отсрочить ненужные расспросы. Он театрально взмахнул костылями, изобразив глубокий обморок от увиденного, с расчетом перетянуть на себя внимание собравшихся, но не прикинул точного расстояния до ступеней и очнулся уже в свободном полете. В поисках опоры он увлек за собой графа, схватив того за грудки. Летели они шумно, костеря и друг друга, и замок, как портовые грузчики. В воздухе мелькали то чепец Давидыва, то его ноги в кружевных панталонах, то черный камзол Василия.

Только оказавшись внизу, они расцепились, рванув в разные стороны, как окаченные водой мартовские коты. Громко стеная, Денис попытался подняться на колени. Граф, перенесший падение лучше, подскочил к покалеченному, простите, покалеченной, чтобы помочь встать. Денис завалился на Василия всем телом, попутно, будто ненароком, впечатав локоть в квадратную графскую челюсть. Потом, после череды точных взаимных подсечек, мужчины с грохотом, по громкости сравнимым лишь с надрывными рыданиями Сони, упали на пол. Откатившись друг от друга, они смогли встать на ноги, но оба выглядели крайне раздраженными и помятыми.

Денис вдруг победоносно вскрикнул: «О!» – и поднял вверх посиневший отгрызенный палец Ефросиньи. И тут мой мерзко сжимающийся желудок подвел. Поскальзываясь и спотыкаясь, наплевав на все приличия, я бросилась в свою комнату к ночному горшку.

Тело Фроси убрали, кровавые следы смыли, но отвратительный трупный запах все еще клубился по огромному замку. На обед Давидыв не вышел. Я же, решив разнюхать ситуацию, словно лазутчик, случайно попавший во вражеский лагерь, спустилась в столовую. Сейчас передо мной стояли две практически невыполнимые задачи: первое, узнать, как выбраться из этого проклятого места, а второе – доказать живущим здесь, что к Фросиной гибели мы с Денисом не имеем никакого отношения. Под натиском непредвиденных обстоятельств Ловец Душ отошел на самое последнее место в списке срочных дел.

Стоило мне открыть дверь, как за столом воцарилась гробовая тишина, разбавляемая редкими, но очень жалобными всхлипами одетой в траур Сони. Она сама как будто усохла, словно со смертью Фроси из ее здорового красивого тела ушли все силы и стать. Евсей, схватившись за голову, пялился на пустую тарелку. Граф оборвал себя на полуслове и уставился в окно.

Обед больше походил на военный совет.

– Фрол, – вдруг подал голос ясноокий, когда я усаживалась на противоположном от Лопатова-Пяткина конце стола, – вы знаете, что меня удивляет более всего?

– Я весь во внимании, милсдарь, – кивнула я, без стеснения накладывая в тарелку круглые, желтые от сливочного масла картофелины.

– Неужели вы и правда ничего не слышали этой ночью? Нам всем показалось, что кто-то кричал!

«Черт, конечно, кричал. Это был Денис, кубарем скатившийся с лестницы!»

– Тогда почему никто не вышел на крик? – Я обвела насмешливым взглядом компашку. – Может быть, все знали, что в замке происходит что-то ужасное, и боялись за свои шкуры? Ну, к примеру, по замку летала выпь?

– Да как ты смеешь?! – вдруг прохрипел Евсей, вскакивая с места. – Как смеешь ты, пришелец, рассуждать, что происходит в этом замке?!

«Наверное, потому, что я знаю, отчего вы ходите к этой поганой реке! Вы мечтаете, надеетесь, что когда-нибудь окажетесь на другом берегу!» – хотелось прошипеть мне, но я cмолчала.

Князь походил на настоящего безумца, глаза его налились кровью, и мне показалось, что в следующее мгновение он набросится на меня с кулаками или же попытается перегрызть глотку. Я весело улыбнулась, разом запихнула в рот половину картофелины и стала с аппетитом прожевывать, запивая сладким вином.

– Сядь, Евсей! – рявкнул граф. Князь вдруг испугался, в одно мгновение потух и стал похож на избитого щенка, поджавшего хвост, а потом и вовсе неслышно шмыгнул за стол. – Фрол, я думаю, нам стоит переговорить с глазу на глаз, – добавил граф.

– Всегда к вашим услугам, – кивнула я и сглотнула, почти не пережевав добрый кусок картошки.

Я уже бывала в его темном кабинете, под завязку забитом книгами. Огромный стол, заваленный исписанными пергаментами, перья и оплавленные свечи в высоких канделябрах. Лопатов-Пяткин проводил в этой комнате едва ли не целые дни.

– Фрол, я считаю, нам пора открыть карты! – заявил он мне в спину, поплотнее закрывая за собой дверь.

Я хмыкнула и повернулась к нему, скрестив руки на груди и громко цокнув. Затем я попыталась незаметно выудить застрявшую между зубов петрушку.

– Скажи, это ты убила Ефросинью, девочка моя? – Его шепот казался практически интимным, словно он завел меня в свой библиотечный гроб ради сцены соблазнения.

– Нет, – покачала я головой и усмехнулась. – Что навело вас, граф, на такие крамольные мысли?

Граф сделал один-единственный шаг и оказался нос к носу со мной. Я непроизвольно отступила назад и уперлась в письменный стол.

– А то, что до твоего с Тамарой приезда в моем замке никого не убивали! Это наводит на мрачные мысли! – Вдруг он яростно выдохнул, схватившись за мою руку. – Зачем ты здесь?

Я сжала от боли зубы и прошипела:

– Если ты не забыл, я упала в твою чертову реку, когда твой чертов князь завизжал, как кастрированный поросенок! Мое пребывание здесь нелепая случайность!

– Такая же случайность, как сломанная нога твоей сестры?

Я непроизвольно ухмыльнулась: боже, неужели он не догадался, что Тамара это Денис.

– Такая же случайность, как смерть Ефросиньи? – Граф до того сжал мое плечо, что захрустели кости.

– Ты ведь не думаешь, что ночью именно я обглодала милую девицу?

Раздался деликатный стук в дверь. Не обращая внимания, мы с Василием буравили друг друга злобными взглядами, как будто играли в детские гляделки. Стук стал настойчивее, потом дверь приоткрылась, и в просвете появилась ливрея Назара.

– Что тебе?! – рявкнул граф, отпуская мою руку.

Черт возьми, он стоял спиной, но наверняка знал, кто вошел. Может, я слишком подозрительна и люди просто привыкают к своим слугам, досконально изучив их, или же Лопатову-Пяткину просто не требуется смотреть на вошедшего, чтобы понять, кто он.

– Лекарь приехал, Василий Владимирович. – Голос у Назара стал тихим, едва слышным.

– Лекарь?!

Нет, я готова отдать половину жизни, чтобы еще раз увидеть, как у проклятого графа округлились хищные звериные глаза!

Назар посторонился, и в комнату вошел мужчина среднего роста, одетый в заляпанный грязный зимний плащ. Хмурое небритое лицо покраснело от мороза, черные волосы торчали вороньим гнездом. Кто бы сомневался, что и Савков появится здесь за второй половиной Ловца?!

– Вот и наша больная. – Лопатов-Пяткин приоткрыл дверь в спальню Давидыва.

Савков неловко вошел и остановился в дверях.

– Что же вы, почтенный милсдарь, – я откровенно толкнула его плечом, – проходите, не стесняйтесь.

– Больная? – Савков отчаянно делал вид, что ничему не удивляется. На кровати лежал наряженный в женское платье мужик, стонущий от постоянной боли в ноге.

– Да, моя сестра. – Мы наконец-то пересеклись взглядами. В свой я вложила всю затаенную злобу, всю обиду на него за его подлость. Я вытащила его из настоящего ада, а в ответ получила отравленный стакан вонючего пойла и труп купеческого сынка!

– Что с вами случилось? – обратился Савков к Денису, поспешно отворачиваясь от меня.

– Я с кговати упала и, кажется, повгедила лодыжку. – Давидыв с трудом приподнялся с подушки.

Николай пожевал обветренными губами и наконец вымолвил:

– Я бы хотел осмотреть ее.

Граф кивнул и тихо шепнул мне на ухо:

– Поберегись, я, конечно, молчу, что ты девица. Пока. – От его дыхания по спине пробежали мурашки. Он бросил на Давидыва насмешливый взгляд и вышел, а я скоренько закрыла дверь на засов.

– Что ты здесь делаешь? – накинулась я на Савкова. Тот между тем бросил дорожный плащ на стул и закатал рукава.

– Пытаюсь помочь твоему другу, – хмыкнул он.

Мне все это не нравилось: я не видела магии, а значит, не могла понять, что он сейчас сотворит. Может, он решил поджарить нас с Денисом?

– Скажи, – подскочила я к Николаю подобно фурии и толкнула в грудь, – что – ты – здесь – делаешь?

– Наташа, – прохрипел Давидыв, прикрывая глаза, – пгекгати. Мне наплевать, зачем он в замке, но если он снимет боль, то я навеки стану его габом!

Я сдалась и отошла к потухшему камину.

– Давай становись его габом, – передразнила я Дениса.

Савков одарил меня ироничной улыбочкой, растер ладони, а потом приложил покрасневшие пальцы к ноге Дениса. Я ждала мучительные минуты, не веря в честность колдуна. Вот Николай разогнулся и отошел на шаг.

– Все? – удивилась я.

– Ты разве ничего не видишь? – Он улыбнулся так радостно, словно я объявила ему о рождении сына-первенца.

– Представь себе, ничего! – рявкнула я. – Ни капельки – ни звука, ни запаха! Я пустая, не лучше самой пустой бочки! Я не пойму, что со мной произошло! Может, это из-за того, что меня избили, когда ты украл у меня Ловец Душ?! Может, потому, что я упала в реку, когда лезла в этот вонючий замок за второй частью заклинания?!

– Так ты здесь все же из-за него? – усмехнулся Савков.

Я кивнула, стараясь не обращать внимания, как исцеленный Давидыв осторожно крадется к Савкову с тяжелым томиком стихов. Книга обрушилась на макушку моего оппонента с чудовищной силой, мне даже показалось, что у Николая хрустнули позвонки. Он моментально закатил глаза и мешком шмякнулся на пол.

– У тебя были диметгиловые нагучники пгипгятаны, – процедил Денис. – Неси скогее! Этот гад ответит за все, что сделал моей девочке!

Стоило наручникам щелкнуть замком, как колдун очнулся и чуть живой пополз по ковру. От диметрила его едва не вывернуло, он сипло всхлипнул от боли. Наручники выжигали новые рубцы на коже. Мы с Давидывым, развалившись на кровати, с тайным удовлетворением смотрели на его корчи, не испытывая при этом ни капли сострадания.

– Пусти, – тихо рычал Николай, – дай мне уйти!

– В этом-то и проблема, – ухмыльнулась я, рассматривая свои обгрызенные ногти и наслаждаясь собственной местью, – из этого замка невозможно уйти! Мы замурованы здесь, как погребальные урны!

Савков с трудом поднял слезящиеся глаза, судорожно втянул воздух и снова ткнулся носом в свои колени.

– Я уж не знаю, что тут происходит, но выйти отсюда можно только в гробу! – продолжила я.

Николай сдавленно застонал и стал заваливаться на бок, теряя сознание.

– Эй, постой! – Я вскочила с кровати и отвесила ему славную оплеуху, такую, что он откинулся на спину, а моя рука загорелась. Он застонал еще громче, выеденные диметрилом раны засочились кровью.

Внезапно его жалкий вид перестал вызывать во мне чувство злорадного удовлетворения. Ему было плохо, как было плохо мне, когда я пряталась от стражей после смерти Лулу. Он мучился так же, как мучилась я, когда искала возможность перебраться в Торусь.

– Черт! – Я подошла к нему и открыла наручники крохотным ключиком. Стоило освободить руки Савкова, как он пришел в себя. Он резко – я даже опомниться не успела – вскочил на ноги, и мне досталась хлесткая пощечина. Я пренеприятнейше кувыркнулась на ковер и, схватившись за скатерть на столе, утянула за собой графин с водой. Раздался звон разбитого стекла. Денис в одно мгновение вскочил с кровати и кинулся к моему обидчику с диким ревом и выпученными глазами.

Я с трудом подняла голову, стерла с губ кровь.

– Теперь в расчете, – прохрипел Савков, останавливая Дениса одним щелчком пальцев. Давидыв застыл в нелепой позе с открытым ртом и мог лишь яростно вращать покрасневшими глазами. – Предлагаю следующее, – Николай осторожно дотронулся до разъеденной диметрилом кожи и болезненно поморщился, – ты ищешь Ловец Душ сама, я – сам. Кто первый найдет, тот и выиграл.

Усмехнувшись, я пожала его протянутую руку. Такой расклад меня вполне устраивал. У меня была фора: Савков не знал, под чьим камзолом прячется заклинание.

– Разморозь его, бога ради, – кивнула я на Дениса.

Я открыла глаза и поежилась. Через разбитое стекло высокого окна ледяной ветер рвал ободранную занавесь. Осторожно сев на узкой кушетке, я приложила руку к гудящей голове. Затекшее тело отказывалось повиноваться, я с огромным трудом откинулась на покатую спинку, пытаясь понять, где нахожусь. Комнатка была небольшая, промороженная. Мебель накрывали белые пыльные чехлы, из-под них торчали пухлые резные ножки шкафов и стульев. На полу валялась оплавленная свеча, вокруг нее чернела лужица застывшего воска.

Сколько я ни пыталась сообразить, как попала в этот чулан, вспомнить не могла, – будто кто-то смахнул рукой события прошлой ночи, как крошки со стола. Стоило подняться на ноги, и поясницу рассекла острая боль.

– Ох! – Я быстро плюхнулась на нагретые проваленные подушки кушетки.

Во рту стоял странный металлический привкус – такой появляется, когда тебя пытаются обморочить или опоить.

– А, черт!

Ну конечно! Господи, я думала обмануть Савкова? Колдун просто усыпил меня, когда понял, что я полночи бессмысленно брожу по пустому холодному замку, догадываясь о его слежке. Правильно, подлость за подлость. Я бы поступила так же.

С трудом перебирая ногами и схватившись за больную голову, будто она могла скатиться с плеч, я вошла в завешанную портретами огромную галерею, не представляя, в какую сторону податься, чтобы найти свою спальню. Прошагав несколько больших, светлых рекреаций, я оказалась в зимнем саду, уставленном кадками с давно засохшими деревьями. Жуткое зрелище – мертвые корявые стволы навсегда погибших растений. Паркетный пол устилал ковер из пожухлых, уже превратившихся в прах листьев. Я практически вышла в соседнюю бальную залу, красующуюся оборванными занавесями на высоких окнах, как заметила в углу высокий постамент с подозрительно знакомым предметом!

Это был шок! Настоящий скандал на все Окское королевство!

Я расколотила не все шедевры Астиафанта!

По крайней мере эта ваза, спрятанная в проклятом замке, пусть и пыльная, но абсолютно целая, покоилась в грязном углу! Дрожа от предвкушения, я потянулась к ней, как теленок тянется к вымени матери. Несмотря на свой удручающий вид, Астиафант блистал. Волнуясь, я осторожно дотронулась до идеально гладкого бока, оставляя на пыли кривую полосу. Стоило мне взять несравненное творение в руки и как ребенка нежно прижать к груди, тотчас в другом конце зимнего сада раздались быстрые стремительные шаги.

– Кто? – орал басовитый голос графа. – Кто, я спрашиваю, вызвал сюда колдуна?!

Я покрепче обняла вазу и юркнула за одну из кадок, надеясь, что пришельцы не доберутся до моего тайника.

– Я не знаю, – лепетал Назар. – Хозяин, неужели вы действительно думаете, что я бы так предал вас?

– Соня! – В голосе графа появился странный звериный тембр.

Я посильнее вжалась в деревянный бок кадушки и решила, что пора испугаться.

– Я не знаю. – Соня внезапно всхлипнула. – Мне вообще не до этого! – заорала она, и в окнах задребезжали стекла, а меня едва не оглушило. – Ты видишь, что со мной стало?! Я… я… старею, – вдруг прошептала она.

Жалобный шелест ее голоса разнесся по зале легким ветерком, взметнул к потолку пожухлые листья.

– Сонечка, Соня, не плачь! – вступил в разговор Евсей.

Ох ты! Да тут вся банда в сборе, назревает крупный разбор полетов!

– Это было какое-то помутнение, я даже не помню, как… – он запнулся, – как… отъел ее!

Мама родная! Я почувствовала, как на моем затылке зашевелились волосы. Куда мы попали?! Теперь меня обуяло одно-единственное желание: схватить моего дорогого Астиафанта, оседлать замечательную лошадку из графских конюшен и исчезнуть из этого замка! Только как это сделать?

– Это не помутнение, а полнолуние! – окрысилась Соня. Я вжала голову в плечи, ожидая новой волны вопля, но его не последовало. – Куда ты дел свой амулет? Ух, я придушить тебя готова! Где я теперь возьму новое тело для выпи?

В зале воцарилось тоскливое молчание. Соня, всхлипнув, вдруг зашлась омерзительным плачем, похожим на крик маленького обиженного ребенка.

– У нас есть новое тело, – вдруг спокойно произнес граф.

Меня бросило в жар, да так, что вспотели и спина, и подмышки, и даже ноги в туфлях. Отчего-то я сразу поняла, кого он имел в виду!

– Я достану ее вам! – произнес Александр Михайлович.

Так и ОН здесь! Отче наш, что же это в мире такое делается? Хотя, может, ясноокий перешел в армию нежити, чтобы самому выжить? Простите за каламбур. Послышались приближающиеся шаркающие шаги. Я затаила дыхание и попыталась осторожно отодвинуться. Нога Александра Михайловича практически наступила на полу моего камзола. Я что было силы закусила губы и сжалась в комочек, надеясь сохранить инкогнито при этом разговоре. Ясноокий скрылся за почерневшим телом высохшей пальмы. Через секунду его костяные каблуки стучали по паркетному полу бальной залы.

– Хорошо, – граф прервал общее молчание, – чья сегодня очередь искать проход? – Раздался легкий хруст перемалываемых под сапогами листьев.

– Я устал от этого, – глухо отозвался Евсей.

– Совсем скоро трещина проявится, и дракон сможет прожечь полог. Скоро мы выберемся.

Только через долгое время я позволила себе выглянуть из-за кадки. Зимний сад уже был пуст, здесь лишь спали деревья да пряталась я.

Прижимая к себе вазу, я ворвалась в комнату Дениса и обомлела. Рядом с высокой кроватью, закатив глаза, лежал Александр Михайлович и выглядел совсем… хм… мертвым? Над ним склонились Савков и Давидыв. Последний, одетый в ночную сорочку, пытался прощупать на сухом запястье ясноокого пульс. Я громко хлопнула дверью. Мужчины одновременно вздрогнули и повернулись в мою сторону. На лице каждого проявились сначала испуг, потом облегчение, а дальше – и вовсе злоба. За испуг.

– Так он пришел за тобой, а не за мной?! – воскликнула я и, громыхая засовом, поспешно закрыла комнату от сторонних и нежелательных наблюдателей.

– Что значит «пришел за ним»? – буркнул Савков и снова вернулся к созерцанию медленно остывающего трупа.

– Вы что, его убили? – Я ткнула пальцем в сторону тела. Светлый камзол на животе мертвого стал бурым, лицо белым, а ногти – почти черными от запекшейся под ними крови. Меня замутило. В комнате начал сгущаться трупный запах, как будто ясноокий умер много дней назад.

– Нет, пгиласкали, – обозлился Давидыв, брезгливо отбрасывая от себя руку. – Откгываю глаза, а он стоит гядом со мной, оголив нож. Ну я и тгахнул по нему заклятием.

– Каким заклятием?

– У твоего приятеля призмы с заклятиями были припрятаны под подушкой, – объяснил мне Савков. – Он его заклятьем ударил, а у нежити сердце не выдержало.

– Какое сердце? – пролепетала я, ровным счетом ничего не понимая.

– Больное! – рявкнул Денис, поднимаясь. – Это было заклятие от мелкой нечисти. Все время с собой ношу.

Савков бросил на белое восковое лицо ясноокого последний взгляд и тоже встал.

– Так он нежить? – дошло до меня. Я судорожно сглотнула подступивший комок: – Он же ясноокий! Был.

Мужчины промолчали, лишь хмуро переглянулись.

– Надо его спрятать, – отрезал Николай.

– Пора отсюда сваливать! – пришла я в себя. Сунула Денису в руки пыльную вазу и стала расстегивать пуговицы на камзоле Александра Михайловича. Давидыв с удивлением рассматривал моего несравненного Астиафанта, крутя его как пустой ночной горшок.

– С вазой поаккуратнее, – прорычала я, морщась от того, что приходится ощупывать рыхлый труп. – В общем, граф говорил о каком-то пологе, накрывающем замок и, очевидно, близлежащие земли. Его может прожечь только дракон и таким образом открыть путь на свободу.

Савков тихо хмыкнул:

– Интересно, где мы найдем дракона?

– В подвале. – Я как раз добралась до пропитанной кровью рубахи ясноокого. Расстегнула первую пуговицу, а потом просто рванула ворот, оголяя волосатую грудь и стараясь не смотреть на почерневшую рану чуть ниже.