Она (не) твоя Попова Елена
— … Из-за депрессии она уволилась с работы и никого не хочет видеть.
В конце добавил:
— И все это благодаря твоему упрямству!
«А может, она вообще не была беременной, — задумался тогда я. — Не получилось привязать меня к себе с помощью ребенка, и быстренько свернула этот спектакль».
Ответ на этот вопрос до сих пор висел в воздухе, но почему-то с тех пор меня начало преследовать чувство вины.
Сам факт, что она, перенервничав, могла потерять ребенка, оставил на душе неприятное ощущение.
Попрощавшись с братом, закинул на плечо сумку и отправился к машине.
— Артем! — послышался за спиной женский голос.
Обернувшись, заметил до боли знакомое лицо девушки. А потом вспомнил, что раньше видел ее в спортзале в форме тренера.
— Можешь уделить мне пару минут? — спросила она и, придерживаясь за спину, медленно направилась в мою сторону.
«Еще одна беременная… — подумал я. — Надеюсь, не скажешь, что тоже от меня?» — посмеялся мысленно, понимая, что этого сто процентов не может быть.
Но девушка пришла совсем по другому вопросу.
— Меня зовут Юля, я раньше работала в этом спортклубе, — обернулась она на здание. — И собственно у меня тренировалась Алиса в день вашей ссоры.
Я не совсем понял к чему мне эта информация. Развел руками и только открыл рот, чтобы задать вопрос, как Юля вдруг выпалила:
— Тебя хотели подставить.
— В с-смысле? Кто? — нахмурился я.
— Моя подруга Маша Савельева и твой друг Саша Зверев.
— Зверев? — я вопросительно выгнул бровь и даже закашлялся от такой новости.
— Давай я расскажу все с самого начала. Сможем сесть к тебе в машину? Мне тяжело стоять, — она глубоко вздохнула и, снова схватившись за спину, поморщилась.
Я в полном недоумении, открыл ей дверь, сел за руль и повернулся полубоком.
— Ну, я слушаю!
Девушка потерла об юбку блестящие ладони и, прочистив горло, заговорила.
— Зверев неслучайно свел тебя с Машей. У него было несколько причин. — И она принялась загибать пальцы. — Ты освобождаешь ему путь к Алисе, Маша завоевывает тебя, а вместе с тобой и все имущество, приобретенное в браке.
— Чушь какая-то, — фыркнул я. — На кой хрен Алиса сдалась Звереву?
— Он был влюблен в нее, — вдруг сказала Юля. — Сама не раз слышала это из его уст. Особенно, когда он был выпившим, все время грозился увести ее от тебя. Ну, а ты очень нравился Машке. Вот они и решили друг другу помочь. И я тоже была задействована в этом деле, — пробормотала она и, покраснев, опустила взгляд. — Узнав, что ко мне на тренировки записалась Алиса Романова, сообщила Маше, и… в день первой тренировки они поджидали ее в раздевалке.
— Кто они? — в полном замешательстве спросил я.
И Юля рассказала, как Маша с подругой разыграли перед Алисой спектакль с шубой, кольцами и ужином в ресторане.
А потом Маша, зная, что Алиса в зале, нарочно поцеловала меня, чтобы супруга догадалась, что в раздевалке речь шла обо мне.
— На следующий день я позвонила Алисе и сама лично сказала, что часто видела вас с Машей в зале. А потом… для закрепления результата ей позвонила и сама Маша… — прерывисто вздохнула Юля. — В общем, мы сделали все, чтобы твоя жена подумала, что у вас с Машей давно и все серьезно. Прости… — хрипло закончила она и взглянула на меня исподлобья.
Я был едва живой от шока, даже веко задергалось.
«Неужто и правда Зверев организовал весь этот замут? Но… я же ни разу не замечал, чтобы он подкатывал к Алиске. Ну, а с другой стороны, зачем Юле врать? — я медленно постучал пальцами по рулю, покусал изнутри щеку. — А может, Саня неспроста тянул с квартирой, а еще чуть плешь мне не проел, когда названивал с советами помириться с Машей…»
Я закипел от ярости, сжал челюсти и изо всех сил ударил кулаком по рулю. Аж машина затряслась.
— Вот сука!
Девушка вжалась в кресло.
— Я не о тебе! — бросил я и про себя добавил:
«Хотя и ты тоже хороша!»
— Когда Маша поняла, что ей с тобой не светит, придумала беременность, — продолжила она, настороженно глядя на меня. — Но как только ты предложил ей сделать ДНК, сдалась.
— Эта Маша твоя подруга, так ведь?
Девушка кивнула.
— А какой смысл тебе сдавать свою подругу? — прищурился я, выискивая подвох.
Она виновато опустила взгляд, помолчала несколько секунд, положила руку на живот.
— Мне стало стыдно перед тобой и Алисой. Мы не вправе были рушить вашу семью. Я и с ней хотела поговорить, но она не берет трубку, — девушка приложила руку к груди, ее глаза наполнились слезами. — Честное слово я хотела рассказать ей всю правду! Ведь она ждет ребеночка. Может, зная, как все было на самом деле, она сможет простить тебя, и вы попробуете начать все заново, — ободряюще улыбнулась она и смахнула с щеки слезу.
— Алиса не от меня беременна. Так что заново уже не получится, — торопливо сказал я и завел машину. — Слушай… спасибо, что рассказала мне все это. Мне нужно срочно ехать.
Еще раз извинившись, девушка вышла из тачки а я, со свистом вылетел с парковки и поехал в банк.
Кажется, сегодня я поставлю крест на службе.
Глава 24. Объяснить на пальцах
Как попало, припарковав машину, влетел в банк, бегом взобрался по ступенькам на второй этаж и решительно пошагал к кабинету Зверева.
Туда нельзя! только и успела крикнуть его секретарша, как дверь в его кабинет была распахнута.
Картина маслом: Зверев, вытянув лицо, смотрит на меня во все глаза, а на овальном деревянном столе сидит… Маша.
Удивлена она не меньше. Увидев меня, сразу спрыгнула со стола, одернула юбку, поправила красную блузку.
Темыч? вскинул брови Зверев. Вот так сюрприз!
— Александр Андреевич, я предупреждала, но… — залепетала в дверях секретарша.
Зверев выставил ладонь и одобрительно кивнул.
— Все в порядке. Ему можно и без предупреждения.
Как только дверь в кабинет закрылась, я направился к нему.
Зверев встал с кожаного кресла, поправил галстук и растянул на лице приветственную улыбку.
— Ну, наконец-то, приехал! — воскликнул он и раскинул руки в стороны.
Да вот только я не обниматься к нему приехал, а морду начистить.
Что и сделал, стоило только приблизиться.
С размаху двинул по холеной роже, и тот даже не успел опомниться, как я уже схватил его за горло и, усадив на его директорское кресло, прошипел в лицо:
— Ну что, тварь, давай, выкладывай, как разводил меня с женой, как хотел обуть на квартиру.
Ты чего, Тем? округлил он глаза, прижал пальцы к окровавленному носу. — Какой развод? О чем ты, дружище?
Я кивнул на Машу, которая беззвучно пятилась к двери.
Ты ж эту курицу неспроста тогда к себе притащил, так? Хотел свести меня с ней, а сам занть место рядом с Алисой?
— Что за чушь? — нервно посмеялся Зверев и, вжав подбородок, взглянул на окровавленную белую рубашку.
Я заметил, как Маша потянулась к дверной ручке.
— Стой! — крикнул я и кивнул на стул. — Села! Быстро!
Маша стремительно подбежала к стулу и покорно прижала к нему свою задницу.
Я поднял Зверева за воротник рубашки, рывком усадил на стул напротив нее и усердно вжал ладони в его плечи.
— Значит, колечки и шубки, я тебе дарил, да? — прищурился я, глядя на побелевшую Машу.
— Не понимаю, о чем ты? — промурлыкала она, невинно хлопая глазками.
— А я о том спектакле, который ты устроила в раздевалке, зная, что там сидит моя жена!
Она потупила взгляд, исподлобья посмотрела на Зверева. Его лица я не видел, но точно заметил, как он помотал головой.
С трудом подавив порыв перевернуть стол, отошел от него и, меряя шагами кабинет, загибал пальцы, раскладывая по полочкам все, что знал со слов Юли.
И про звонки моей бывшей жене, и про фальшивую беременность.
Маша сидела красная, как блузка, глаза в стол. Зверев молча слушал, иногда приподнимал бровь, качал головой — явно поражаясь моей осведомленности. Утирал рукавом пиджака распухший нос, а как только я закончил, выдал:
— Алиса от тебя так и так бы ушла, как видишь. — Он откинулся на спинку стула и поднял на меня взгляд. — Я до-о-лго не вмешивался в вашу семью. Наблюдал, как Алиска ждет тебя из командировок со своими пирожками, как носится в клинику моей сестры, сдавая анализы. Детей хотела родить от тебя, — усмехнулся он. — А ты появляешься дома на неделю и снова уматываешь на три месяца.
— А это не твое собачье дело! — закипел я, сжав руки в кулаки.
— Ты правда считаешь, что она была счастлива с тобой? — прикрикнул он и кивнул Маше на дверь. — Оставь нас!
Маша выскочила из кабинета как из горящего здания. Зверев, отодвинув стул, встал передо мной и, глядя прямо в глаза, заявил:
— Белкина давно мне нравилась. У нее душа есть, понимаешь, душа-а-а! — протянул он, стуча по грудной клетке.
Опустив голову, усмехнулся чему-то своему, сунул руки в карманы брюк.
— Вспомнить только, как она поддерживала, когда меня Полька бросила. Да хоть посреди ночи к ней заявись — впустит, выслушает, даст совет. — Он резко вздернул подбородок, с вызовом уставившись на меня. — А может, я бы тоже не отказался от такой жены. Домашней, уютной, добр…
— А как же твои слова «жить с одной женщиной — скука смертная?» — припомнил я.
— А что ты хотел? — развел он руками. — Чтобы я тебе прямым текстом сказал, что хочу такую, как Белкина? — Он устало вздохнул, провел рукой щеке. — Понимаешь, она же не была с тобой счастлива. Все время одна, в четырех стенах. Вот ты сам как считаешь, разве Алиса не заслуживала нормальной семьи? Заслуживала. И, видимо, сама это в один момент поняла. Не зря же пока ты был в командировках, спелась с этим Кириллом, — посмеялся он. — И знаешь, я бы за нее поборолся, если б она не ждала от него ребенка. Ну, а ты… Короче, если ты долбаный вояка в душе, так и воевал бы себе на здоровье, зачем ее-то держал ряд…
И в этот момент его нос отхватил еще один удар.
Зверев, уронив стул, попятился к стене, пока не уперся в нее лопатками.
— Охрана! — крикнул он на весь кабинет и, глубоко дыша, зазаикался.
— Ты кулаки-то свои п-придержи. В мирное время попал, ку-ку! — пощелкал он пальцами.
— Это ты — ходячий пиджак, будешь мне говорить, что я долбаный вояка? — процедил сквозь зубы я, надвигаясь на него со сжатыми кулаками. — Да такие, как ты, только из википедии знают слово контузия, и даже не представляют, что такое выковыривать осколки из тела. — Приблизившись вплотную, обвел брезгливым взглядом его модный пиджак. — Для тебя слово магазин — это помещение, в котором продаются брендовые шмотки. Для меня — часть оружия из которой подаются патроны при стрельбе. Чувствуешь разницу?
Я только успел схватить его за полы пиджака, как Зверев завопил:
— Охрана!
И в этот момент в кабинет влетели два охранника. Скрутить меня им не удалось: одному съездил по роже, когда тот схватил за руку, второму, кажется, сломал ребра, когда попытался обхватить меня сзади.
Сам не знаю, как Звереву в этой потасовке удалось трусливо вынырнуть из кабинета, но когда я выходил, видел его уже в конце коридора.
— Я тебя по судам затаскаю! Здесь везде камеры! Все зафиксировано! — выкрикивал он.
Меня разрывало на части всю дорогу до дома.
Да, черт возьми, я воин в душе. И Алиса, выходя за меня, знала об этом. И почему-то на тот момент она была согласна и с моими командировками и с тем, что в один момент может стать вдовой, и что если у нас будут дети, то они редко будут видеть отца — мы все это обсуждали.
Она. Все. Знала!
И говорила, что готова к этому.
Да вот только спустя год начались разговоры о том, чтобы я сменил работу. Устала она от такой жизни. Устала, видите ли!
А еще спустя год — начала мутить с этим ресторатором! А началось все с тортиков, которые она пекла в его ресторан!
И два года — Два. Чертовых. Года. Пока я был в горячих точках, она кувыркалась с ним то в Королеве, то на нашей хате.
Идеальная Алиса? Хорошая верная жена? Уютная? Домашняя?
Так и я так думал.
Да вот просчитался! Не пироженки она пекла ночами, а жила на два фронта! И дальше бы жила, если б не залетела от него.
Я любил ее. Один раз за четыре года допустил ошибку, за которую себя не оправдываю. По пьяни это было или не по пьяни, черт с ним — было! И готов был землю жрать, только бы простила.
Поборолся бы Зверев за нее…
Я бы тоже поборолся.
Но один разговор поставил все на свои места.
Не за что там было бороться.
Сама побоялась сознаться, так хоть этот черт открыл на все глаза.
Войдя в подъезд, лоб в лоб столкнулся с братом.
— Ты чего трубку не берешь? — возмутился Макс. — Мы едем к Звереву отмечать повышение или как?
Я ему как на духу вывалил все, что узнал от Юли, и что только что произошло в банке.
Поднялись в квартиру, выпили вискаря, поговорили по душам.
Признаться честно, только с Максом я мог так откровенничать. Именно он был свидетелем всех моих срывов из-за Алисы. Именно Макс на мои слова «теперь мне терять нечего, убьют, так убьют», он отвечал:
— Вся твоя жизнь не крутится вокруг одной Алисы. Подумай о матери, Тём. Она каждый раз за сердце хватается, когда ты уезжаешь в командировки. И что будет с ней на твоих похоронах? Да похороним мы вас в один день, зуб даю! Ты лучше вот что, прислушайся к моему совету. Сам знаешь, так тебе будет легче.
И сейчас, после выпитой бутылки виски, брат заладил:
— Когда там развод был? Осенью? А уже май на дворе! Пора забыть ее. У нее своя жизнь, у тебя — своя. Зверев приложит все усилия, чтобы тебя поперли со службы. Ты не только ему нос сломал, так еще и двух охранников покалечил. Так что будь ко всему готов, Темыч, — похлопал он по плечу и вздохнул. — Я тебе уже сказал, что делать. Прислушайся.
— Наверное, ты прав. Так и поступлю, — согласился я и, приложив к носу дольку лимона, втянул в себя ее запах. — Завтра же займусь этим.
Глава 25. Проделки Всевышнего?
Алиса
Она такая крохотная, словно куколка. Даже ползунки, что я для нее купила — болтаются. А ведь брала самые маленькие.
Смотрю на нее и понимаю — все мое: курносый нос, губки бантиком. Хотя, Тома, соседка по палате, которая сегодня родила второго мальчика, говорит:
— Рано сейчас сравнивать на кого похожа. Вырастет — поймете. Вон, у меня старший сын родился с рыжими волосами. Муж косился не по-доброму, до тех пор, пока сыну год не стукнул. А сейчас — голубоглазый блондин. Взгляни на фотографии мужа из детства и на него — как две капли воды, — почему-то с досадой закончила она.
Возможно, Тома права. Пока сложно разобрать, какие глазки будут у Софии. Сейчас они мутновато-голубые, и можно вроде бы подумать, что дочь унаследовала цвет глаз от Артема, иначе родилась бы с карими, как у меня.
Но опять же, если верить Томе, и цвет глаз потом может измениться.
А в целом она — моя маленькая копия. Такая, какой я себе и представляла ее.
Вот только… родимое пятно на шее она точно унаследовала не от меня…
Сразу после родов Софию забрали у меня на несколько часов. Я сильно перенервничала, пока ждала ее. А вернув дочь, доктор заключил:
— Пигментные пятна кодируются цепочкой генов в молекуле ДНК. При передаче генетического материала эта цепочка передается с хромосомой от родителей к детям. Такие образования обычно являются доброкачественными, — успокоил он и добавил: — Шанс передачи родимых пятен составляет приблизительно пятьдесят процентов при условии, что у родителя образование также наследственное.
И такие пятна есть и у Артема, и у его старшего брата Максима…
— Папа оставил на тебе свою метку, — поцеловав розовую щечку, шепнула я.
Вечером в палату на цыпочках вошел Кирилл и, положив на подоконник пышный букет из красных роз, с умилением взглянул на малышку.
— Какая кроха, — тихо сказал он и положил на кровать пакет набитый подгузниками, влажными салфетками, каким-то детскими кремами.
К люльке, в которой тихо посапывала София, был прикреплен ярлычок: «София Белкина, вес: 3650, рост: 52, пол: ж, дата: 2 мая 2021 г».
Кирилл прочитал это с искренней улыбкой, затем склонился над моей кроватью и взял за руку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — скрывая тянущую боль внизу живота, ответила я.
— Может, нужно еще что-то привезти? Как тут кормят?
— Строго по расписанию, — через силу улыбнулась я.
— Там, — он кивнул на пакет, — суп на слабом мясном бульоне, натуральный йогурт и зеленые яблоки.
Кирилл застенчиво посмеялся.
— Все приготовил повар в ресторане на Гоголя. Она сказала, я могу на нее положиться, — Кирилл склонился к моему уху и шепнул: — Она знает все о еде для кормящих матерей. Недавно вышла из декрета после третьих родов, — подмигнул он.
Мы не успели толком поговорить, как в палату пришла молочная медсестра.
Молодая девушка учила меня, как правильно прикладывать Софию к груди и это заняло не меньше получаса, потом к нам пришел детский педиатр, показал, как нужно правильно пеленать, менять подгузники и взвешивать малышей.
София кривлялась, подгибала ножки. Ей богу, страшно было брать ее на руки. Но я справилась с этой нелегкой задачей. Держала ее на руках, как взрывчатку, боясь даже пошевелиться.
А как только моя девочка уснула, и в палате выключился свет, моя соседка заговорила со мной.
— Везет тебе. Такой хороший папочка, какие прекрасные цветы принес… — я только хотела сказать, что он вовсе не папочка, как Тома продолжила: — А вот нас с Макариком никто встречать не будет. Разве что, бабушка…
Я опешила от ее слов. Ведь точно помню, как она говорила, что ее старший сын копия отца. Тогда почему же он не встретит их из роддома?
И она словно сняла вопрос с моего языка.
— А наш папочка бросил нас на третьем месяце беременности… Ушел к другой тете и подал на развод.
Тома всхлипнула и отвернулась к стене. Больше говорить она ни о чем не желала, и моя поддержка ей была ни к чему. Сказала только, что не будет нервничать, чтобы не пропало молоко.
— И так еле-еле отходила всю беременность. Не вылезала из больниц, — добавила она, кутаясь в одеяло.
И я всю ночь думала над ее словами.
«Наш родной папочка тоже изменил с чужой тетей, и, кто знает, может, уже тоже нянчит другого ребенка.
И слава богу, я нашла в себе силы, отстраниться от него на время беременности и не трепала себе нервы, ставя беременность под угрозу, а его — перед выбором: мы с Софочкой, или она с его будущем ребенком.
Учитывая, что он ни разу не объявился за это время, не искал пути примирения, вывод следует один: он с ней счастлив.
Я с трудом повернулась на бок, взглянула на букет цветов от Кирилла и подумала:
«Есть человек, который готов принять меня не только такую, какая я есть (а после родов я вообще боюсь вставать на весы) но он готов принять меня еще и с ребенком.
Так может, сам всевышний мне послал его именно в этот момент?»
Глава 26. Новая я, и…
Декабрь
— Алис, передай, пожалуйста, салат, — попросил Кирилл, кивнув на блюдо с оливье.
— И как вы это едите? — спросила я. — Тут же один майонез!
Пододвинула к нему блюдо и достала из сумочки контейнер с вареной грудкой.
— Как долго ты собираешься худеть, дочь? Тебя скоро сбоку будет невидно, — посмеялся папа, отправив в свою тарелку жирный кусок мяса.
Кирилл налил в бокалы вино и, встав со стула, поправил синий галстук, который идеально смотрелся на его белоснежной рубашке.
— Сергей Алексеич! — торжественно начал он, — в первую очередь хочу поблагодарить вас за такую прекрасную дочь, — он с теплотой взглянул на меня, затем — на Софию.
Папа одобрительно кивнул, встал напротив него и поднял бокал.
Кирилл приступил к поздравительной речи. Около полминуты говорил ему пожелания, и торжественно заключил:
— С юбилеем, Сергей Алексеич!
Мы чокнулись, я пригубила вино и приступила к своему обеду, вполуха слушая их разговоры о политике.
Первое время папа относился к Кириллу очень настороженно. Как и я, в принципе.
Далеко не сразу смогла впустить его в нашу с Софочкой жизнь. Первое время после родов справлялась с малышкой в одиночку, умудрялась продолжать работать на кафе и не просила ни у кого помощи. Разве что Дианка заглядывала иногда. То в аптеку сбегает, то в магазин.
А Кирилл как был моим начальником, так им и оставался. Не скрою, я видела в нем упрямое желание стать для нас кем-то большим. Всякий раз, приезжая за готовым заказом, он приносил подарки для Софии, задерживался у нас в гостях, чтобы поиграть с ней, мог по часу сидеть возле ее кроватки и, с улыбкой агукая, бренчать над ней погремушками.
Даже пару раз предлагал пойти погулять с коляской, чтобы я смогла отдохнуть.
Он советовал мне отказаться от работы, обещая, что обеспечит нас всем необходимым.
А однажды, приехав вечером с пышным букетом роз, завел разговор о серьезных отношениях.
Но… несмотря на все, что он для нас сделал, я была не готова.
Мое доверие к мужчинам дважды подорвано. И я понимала, что третьего раза уж точно не вынесу.
Хочет приходить? Пусть приходит, мне не жалко. Хочет дарить Софе подарки? Пожалуйста, я не против. Ему было приятно наше общество? И мне всегда в радость поговорить с ним за чашечкой чая.
Но бросаться в омут с головой — нет уж, дудки!
Мне вполне нравилось мое состояние: сердце больше не тревожилось от мысли, что тебе нужно под кого-то подстраиваться, кому-то угодить, кого-то ждать домой. Я любила находиться один на один с дочерью и наблюдать, как она меняется день за днем, смотреть, как засыпает у груди, как ее маленькие губки растягиваются в первой улыбке, как крохотные пальчики впервые сжимают погремушку.
И для счастья нам никто больше не требовался. Только я, она и наш тихий уютный дом.
Конечно, были и трудные дни. Когда у нее случались колики, мне приходилось посреди ночи звонить папе, и он мчался в аптеку за лекарством. Не раз соседи помогали мне поднять коляску на десятый этаж, когда, придя с прогулки, я обнаруживала, что не работает лифт.
А еще, сидя возле ее кроватки, меня часто терзали мысли, что я поступаю подло по отношению к Артему.
«Разве я вправе скрывать от него дочь?» — спрашивала я себя.
И однажды поделилась с Дианкой о своих переживаниях.
На что подруга ответила:
— Алис, дело твое, конечно. Поступай, как подсказывает тебе сердце. Но будь готова к тому, что когда София вырастет, она часто будет чувствовать себя отвергнутой. Я знаю, о чем говорю.
Глаза Дианки заслезились, она прерывисто вздохнула и медленно смяла в руке салфетку.
— Сколько слез я пролила, когда мои родители развелись и у отца родился сын в другом браке. Все его внимание в одночасье досталось ему. Мне было тогда десять, а я все помню, как сейчас, потому что детскую обиду просто так не вырвешь из сердца.
Подруга подняла на меня мокрые глаза, ее губы задрожали.
— И знаешь, эта душевная травма до сих пор не зажила. Хорошо помню, как мы с мамой встретили их в парке аттракционов. Папа катал на карусели моего сводного брата и был таким счастливым рядом с ним. А позже я узнала, что отец со своей новой семьей уехал на море. А меня он ни разу туда не возил, — горько усмехнулась Диана. — И… как попросилась к нему на новый год, тоже помню. А папа, знаешь, что ответил: давай на каникулах, Диан, к нам просто приехали гости, — пожала она плечами и всхлипнула.
Утерев рукавом уголки глаз, вымученно улыбнулась.
— Может, не знала бы я его, не росла бы с ним до десяти лет, то и не познала бы, что такое быть отодвинутой на второй план, что такое в один прекрасный момент стать ненужной для родного отца…
И после ее слов, всякий раз, держа на руках Софию и глядя на нее, я понимала, что не желаю для нее такой же участи. Не хочу, чтобы, когда она вырастет, задавала болезненные вопросы, почему папа живет с другим ребенком и с другой тетей. Почему ее берут только на выходной?
В конечном итоге это закончится так, как у Дианы: подруга лет с пятнадцати полностью потеряла связь с отцом, и они не общаются по сей день.
Я способна дать Софии любовь за двоих и вырастить ее счастливой девочкой, а не дочкой на выходные. Она никогда не узнает, что значит быть на втором плане. Моя дочь всегда будет только на первом! И только моя!