Линкор «Альбион». Часть 2. Правь, Британия Конофальский Борис

– О нет, госпожа, я абсолютно здорова, у меня нет никаких хворей, и простужаюсь я редко.

– А ты привычна к работе? – продолжала герцогиня. Она была довольна увиденным: и кожа молодой женщины, и её глаза на вид были здоровы. И последний вопрос был лишь маскировкой.

– О, да, госпожа, – Марта, кажется, изо всех сил старалась убедить эту важную старую даму, что она будет полезна в её доме, и поэтому рассказывала: – Я выросла на ферме моего дяди, со скотом и с огородом управлялась, и по дому, и по кухне могу работать, я работящая. Не боюсь никакой работы.

– Вот как? – леди Кавендиш сделала паузу, – ну что ж, вы приняты. Леди Рэндольф, прошу вас отпустить остальных.

Старая герцогиня чувствовала даже некоторый подъем, когда рассматривала великолепную кожу служанки. Она едва сдерживала себя, чтобы не прикоснуться к ней снова. И ей это удавалось лишь при мысли, что вскоре эта кожа будет «надета» на её тело, и тогда она уже сможет вовсю насладиться прикосновениями к этой гладкой и эластичной поверхности. Впрочем, леди Кавендиш вполне обоснованно полагала, что наслаждаться прикосновениями к этой коже будет не она одна. И от этих мыслей сердце немолодой леди начинало биться ещё чаще. А тем временем две другие девушки, те, что не были приняты на службу, уходили разочарованными, кажется, со слезами на глазах; им, судя по всему, очень хотелось найти себе работу в этом прекрасном доме.

Герцогиня обернулась к дворецкому, который стоял в дверях кабинета, и сказала, – Джеймс, позови кого-нибудь из лакеев, пусть проводят новенькую к доктору Мюррею.

– Как прикажете, миледи.

Новая служанка не понимала английского, но слово «доктор» она узнала.

– Госпожа, вы хотите позвать доктора для меня? Но мне не нужен доктор!

– Доктор нужен мне, – ласково улыбалась ей леди Джорджиана. – А ты… ты немножко поможешь ему. Иди, не волнуйся, с тобой всё будет хорошо.

После того как за Мартой пришли два лакея и вывели её из кабинета, герцогиня взглянула на леди Рэндольф, что во время всей встречи и осмотра девушек стояла у стены и молчала.

– Я признательна вам, дорогая моя, вы нашли прекрасный экземпляр.

– Я рада, что смогла вам помочь, – отвечала герцогине её помощница. Она и вправду была рада, так как до сих пор не слышала от своей начальницы ни одного слова похвалы. Леди Рэндольф очень хотелось узнать, что будет с этой служанкой Мартой. Нет, она, конечно, догадывалась о её судьбе, но американке очень хотелось знать подробности. Только вот спросить она так и не решилась, подумала, что спросит об этом, когда как-нибудь отличится. Когда герцогиня будет к ней расположена. А та, уже позабыв о служанке, снова вспомнила о делах.

– К нам в помощь из Лондона прислали двух сестер, вы ещё не знакомы с ними.

– Не имела чести быть представленной им, – отвечала леди Дженнет.

– Ну что ж, эту ситуацию нужно исправлять, тем более что вам придётся с этими опытными дамами работать. Завтра же устрою небольшой дамский ужин. Вы, леди Дженнет, приглашены официально.

Леди Рэндольф низко присела в книксене.

***

Герр Ройке улыбался и выглядел как победитель, когда выкладывал перед Зоей со своего лотка разные крема для обуви:

– Это для коричневых башмаков, а этот, бесцветный, подходит для всей обуви, что из кожи, а вот этот отлично защищает от воды.

Он, конечно, был горд собой: рано утром он пришёл на фабрику, где изготавливали эти крема и ваксы, устроился туда и уже прошёл инструктаж и получил торгово-рекламный набор. Вот только почему-то всё это не очень радовало ту, для которой он так старался.

– Фройляйн Гертруда, – Генрих вдруг перестал показывать ей гуталин в разных красивых баночках и уставился на девушку взглядом, выражавшим озабоченность. – С вами всё в порядке?

– Конечно, – ответила дева, – а что со мной не так?

– Ну, у вас такой вид, – Ройке словно извинялся, – как будто у вас что-то болит. У моих сестер бывает такой же вид, когда у них болит голова и они вот-вот скажут что-то злое.

– Как глупо сравнивать разных женщин, – ответила дева и поджала губы. – По-вашему, мы все одинаковые?

– Вы одинаково поджимаете губы и закатываете глаза! Точь-в-точь, как мои сёстры! – засмеялся Генрих.

Она бы могла на него разозлиться, эта шуточка была для того роскошным поводом, но Зоя не разозлилась. Ну, хотя бы потому, что этот герр Ройке был… очень наивным. И ещё… немножечко милым.

Ну а быть невесёлой у девушки имелся весомый повод. Ведь как ни крути, а Генрих очень, очень сильно рисковал, если бы всё-таки решился на эту авантюру с ваксами. Вот, правда, он и понятия не имел о том, куда собирается идти. Конечно, дева ему говорила, что это одно из самых опасных мест в Гамбурге, но не говорила, насколько и чем оно опасно. И сейчас, пока она слушала его и рассеянно смотрела на кремы и ваксы, в ней боролись два – или даже три – желания. Первое: рассказать ему всё об опасностях, что ждут его во дворце, о тварях в женском обличии, от которых неподготовленному человеку невозможно скрыть свои намерения и свои эмоции. И что они будут самой большой опасностью для него, если он отважится туда пойти. Второе желание – об этом не рассказывать. Ведь если он не знает об умениях ведьм, то и опасаться их не будет. Генрих просто не будет знать, что этих баб нужно бояться, а значит, в нём не зародится страх, который англичанки просто нутром чуют. А третьим её желанием было взять и сказать: герр Ройке, вся эта ваша затея с ваксами – глупость, и поэтому ничего подобного мы предпринимать не будем. После чего с чистой совестью начать искать другой путь к старику Джеймсу.

Но решить, какой из этих трёх вариантов выбрать, она не могла, ей нужно, нужно было добраться до Джеймса, вот только… Рисковать этим болваном, который даже не понимал всей опасности предприятия, Зое очень не хотелось. Одно дело – какой-то глупый чех на аэровокзале; случись ещё раз такое дело, с ним дева поступила бы так же, как и в прошлый раз. Её так учили, она была подготовлена пренебречь даже своей жизнью, а уж жизни каких-то там чехов для неё значили ещё меньше. Тот чех был всего-навсего пешкой, что своей жертвой сохранила более значимую фигуру. Но Генрих…

А этот болван всё так же улыбался и говорил:

– Кажется, фройляйн Гертруда, вам не очень интересно слушать про эти ваксы и гуталины.

– Они говорят на английском и, боюсь, немецкого не знают, – вдруг произнесла Зоя. Это был отличный повод покончить с затеей Генриха: Никаких вакс, никаких вазелинов, никаких визитов во дворец Холодной ведьмы. Вопрос, казалось бы, решён!

– Прекрасно! – продолжал улыбаться молодой человек. – У меня в гимназии была пятёрка по английскому языку, и по латыни тоже. Тем более в школе пилотов цепеллинов отдельный курс европейских языков, ведь цеппелины сейчас летают по всей Европе, и я как раз подтягиваю свой английский для поступления. Вот и попрактикуюсь.

Но девушку это не убедило, и она покачала головой:

– Нет, Генрих, ваша затея мне не нравится.

– Но отчего же! – искренне удивился тот. – Моя мысль правильна и логична. Она сработает! Я проникну во дворец, доберусь до Джеймса и предам ему ваше послание.

– Ваша мысль глупа, а вы самонадеянны! – резко ответила ему девушка. Её так и подмывало добавить: «Вы даже представить не можете, куда вы хотите проникнуть!». Но всё-таки она не сказала этих слов.

Возможно, поэтому молодой человек твёрдо и уверенно произнёс:

– Фройляйн Гертруда, я справлюсь, поверьте мне.

Кажется, именно эта его уверенность и сыграла решающую роль в принятии решения. Зоя смотрела на него. Смотрела и молчала. Вид её был строг, взгляд внимателен. Тем не менее Генрих глядел на неё во все глаза, ожидая от девушки согласия, а заодно он любовался ею. И наконец она произнесла всё так же строго и даже холодно:

– Если у вас всё получится, вы можете рассчитывать на мою благосклонность.

– Что? – Генрих открыл рот и теперь выглядел удивлённо и немного по-дурацки. – На вашу благосклонность? Извините, фройляйн Гертруда, я, кажется, не понял…

– Вы всё прекрасно поняли, Генрих, – всё с той же строгостью продолжала девушка. – Но я повторю: если у вас всё получится, вы вправе рассчитывать на мою благосклонность. И на мою глубокую признательность.

– О! – только и смог произнести господин Ройке. Он всё ещё смотрел на девушку, широко раскрыв глаза и даже покраснев немного.

Глава 7

Они расселись. Никто не пожелал начинать разговор первым. И брат Тимофей молчал, и брат Валерий; Емельян Николаевич Тютин, нынче присутствовавший на совещании, тоже помалкивал. Молчал и инженер Квашнин. Все как бы делегировали право начать разговор самому великосхимному, и посему брат Ярослав начал:

– А что это вы, братия, приуныли-то?

Он обвёл взглядом всех присутствующих. Конечно, увиденное им сегодня оптимизма не прибавляло. Англичане и вправду создали вокруг своего корабля непреодолимые барьеры. Отнеслись к этой своей задаче очень серьёзно. Ни с реки, ни с суши подобраться к линкору было невозможно. Везде охрана и патрули. На берегу забор с колючей проволокой, полицейские дежурят круглосуточно, да ещё новая ведьма у проходных стоит и всех, вплоть до последнего рабочего, «проглядывает». Словно насквозь людей просвечивает своими рыбьими глазами. Великосхимный с братом Вадимом подъезжал к проходным на экипаже, останавливался у одного из домов, где жили рабочие, стоял минуту, более там задерживаться было нельзя, это могло привлечь внимание, но за эту минуту успел рассмотреть в бинокль ведьму, что ошивалась у ворот на верфи с парой своих головорезов. Англичанка пропускала мимо себя людей, словно опытный пастух, выискивая взглядом больных особей.

Рабочие торопятся на работу, проходя мимо неё, ёжатся, как от ледяного ветра, косятся на мерзкую бабу, боятся её. Стараются проскользнуть мимо неё побыстрее. Люди чувствуют пронзительный ведьмин «глаз».

После брат Ярослав поехал вдоль забора верфи, отмечая для себя полицейских, что парами прогуливались по периметру.

– Ишь как гуляют.

– Они тут круглосуточно торчат, – прокомментировал ситуацию брат Тимофей.

На это великосхимный ничего ему не сказал, а лишь заметил:

– Тогда неплохо было бы по реке прогуляться.

– Да, конечно, думаю, брат Аполлинарий уже лодку для тебя приготовил.

И они поехали к пристани. «Князь» сел в лодку, что ждала их уже под парами, и они вдвоём с Квашниным пошли по реке вниз. Пробыли на воде не менее двух часов. И там брат Ярослав ничего хорошего для себя и для дела не узрел. Как и говорил ему инженер на прошлом совещании, подойти к кораблю по реке было практически невозможно. Боны, патрульные боты, пулемёты и прожектора исключали такую возможность.

В общем, возвращались на конспиративную квартиру монахи молча.

– Ну, что притихли? Почему не говорите ничего? – наконец поинтересовался великосхимный.

– Ну, говорить-то особо нечего, – вяло отвечал ему брат Тимофей, так как никто больше говорить не захотел. – Был у нас шанс, так мы его не использовали, теперь англичане укрепились сто крат против прошлого. Уж и не знаю, как теперь подступиться к ним; уверен, что теперь подшипник они повезут на линкор под большой охраной, второй раз украсть его не позволят.

«Князь» ещё раз обвёл своих товарищей взглядом, и увиденное его не порадовало; он вздохнул и произнёс:

– Вижу в вас, братия, большую печаль, а печаль сия – суть уныние! А уныние еси грех, и проистекает он из потери веры. А нам, чернецам, веру терять никак нельзя, ибо кроме неё нет у нас ничего. Так что хватит киснуть. Не сможем сделать дело, так никто нас не упрекнёт, но попытаться мы обязаны. Прочь уныние, давайте ваши мысли: говорите, как нам этот линкор изничтожить?

– Ну, есть тут у меня одна задумка, – начал инженер.

– Отлично, говори, брат Аполлинарий.

– Нельзя подойти к утюгу ни с суши, ни с воды, так давайте попробуем с воздуха!

– С воздуха? – за всех удивился брат Тимофей. – Это как?

– Ну, захватываем дирижабль, грузим на него тонну, а лучше – пару тонн взрывчатки и сбрасываем её на линкор.

Все посмотрели на него с уважением. А брат Ярослав так даже похвалил:

– Масштабно мыслишь, брат Аполлинарий, авантюрно, но масштабно. Хорошо. Давай думать: цеппелин мы угоняем вместе с пилотом, взрывчатку приобретаем. Какие у нас могут возникнуть проблемы?

Тут Квашнин замялся:

– Устройство сброса взрывчатки. Она должна упасть одной партией, вся вместе, плюс ещё нужно будет рассчитать траекторию падения, ещё посчитать время, придумать взрыватель. В общем, нужны будут испытания. Это займёт не одну неделю.

– Тем более что цеппелин будут искать, а попробуй-ка его спрячь, – закончил за него брат Ярослав. – Да, идея интересная, если у нас есть ресурсы и время. Но мы находимся в цейтноте! Да и ресурсы наши ограниченны.

И снова все замолчали, и опять великосхимный спросил:

– Брат Тимофей, а у тебя нет никаких мыслей?

– Ну, есть одна идейка, – нехотя отвечает ему гамбургский резидент.

– Ну так поделись.

– Выясняем на каком судне привезут подшипник; если простой «купец», садимся на лодку, выходим в море, пока кораблю не дали лоцмана и пирс, берём его на абордаж и топим!

Он замолчал, глядя на «князя» и ожидая от него реакции, и та последовала:

– Да… Да, молодцы. Что мне в вас нравится, братия, так это ваш размах. Вы вообще не стесняетесь. Угнать цеппелин и сбросить с него две тонны взрывчатки. Или, опять же, пиратство в прибрежных водах… Вы не боитесь крупных мазков, – и всем было непонятно, чего в этой его речи больше – похвалы или иронии. А великосхимный тем временем продолжал: – Ладно, этот вариант с захватом «купца» оставим на крайний случай. А сами попробуем сработать по старинке.

И вот теперь все оживились. Кажется, у брата Ярослава была какая-то идея. Но раскрывать он её не собирался, во всяком случае, пока.

– Итак, – «князь» взглянул на Квашнина. – Ты ведь, брат Аполлинарий, большой дока насчёт всякой техники.

– Ну… у меня есть некоторые технические знания и навыки, – скромничал инженер.

– А с новыми фотокамерами знаком? Это те, что с «длинными» объективами, которые снимают с большого расстояния.

– С фотокамерами знаком, работать с ними могу, – уверенно отвечал Квашнин, – про новые объективы читал. Хотел попробовать.

– Вот и попробуй! – продолжал великосхимный. – Купи лучшую камеру и самый лучший объектив, мне будут нужны фото всех офицеров с линкора. Брат Вадим тебе в помощь. Он тоже большой любитель всякой техники. А ты, брат Тимофей, помоги им местом, устрой квартиру, чтобы они проходные с верфей, через которые выходят англичане, могли снимать без труда. И нужно с этим поторопиться, хочу, чтобы брат Аполлинарий начал делать снимки уже завтра.

– Понял. Там напротив ворот верфей есть хорошие чердаки, может, какой подойдёт, – припомнил Елецкий. – Мы с братом Емельяном, – он взглянул на казака, – займёмся этим прямо сейчас.

– Займитесь; а как освободитесь…, – теперь великосхимный поглядел на Тютина, – ты, брат Емельян, с братом Валерием прошвырнитесь-ка по кабакам, где ошивается британская матросня.

– Зачем? – сразу оживился казак.

– Надо будет найти самого драчливого забияку с линкора, желательно какого-нибудь унтера, а не простого матроса.

– Так, ага, – сразу стал вникать в суть дела Тютин. – А для чего он нам надобен?

– Для разговора, – отвечал ему брат Ярослав.

– А! Типа «языка» взять для допроса! – догадался казак.

– Да, «языка» для допроса, – кивнул великосхимный. – Вот только он нам понадобится, когда брат Аполлинарий и брат Вадим сделают нам фотографии офицеров с линкора. А пока только приглядитесь к ним.

– Всё понял, всё сделаем.

– Брат Валерий тебе в помощь будет.

И тут Тимофей Сергеевич Елецкий всё-таки спросил:

– Так у тебя, брат Ярослав, есть мысли по поводу дела?

Этот вопрос был не праздный, все хотели знать, есть ли у руководства план, чтобы ободриться, чтобы понять, что все их усилия не были и не будут напрасны. Но вместо этого великосхимный как-то уклончиво сказал:

– Мысли-то у меня всегда есть, – а потом ещё добавил всё так же туманно: – Они у меня на всякое дело имеются, да вот не на всякое дело правильных мыслей у меня хватает.

Елецкий поглядел на него искоса, вроде в этом взгляде было и восхищение – вельми великомудр брат во Господе Ярослав, – но и недоумения в глазах резидента хватало тоже. После он вздохнул, и на этом стали братия из квартиры расходиться. Но перед тем, как выйти первым, Тютин, улучив момент, спросил у Елецкого:

– Так что он сказал-то? Есть у него мысли?

– Поди пойми его, – пожал плечами гамбургский резидент. – Тебе сказано с братом Валерием пройтись по кабакам в порту, вот и собирайся.

***

Герцогиня знала: если доктор Мюррей хочет с нею встретиться по своей инициативе, нужно ждать чего-то неприятного. Чаще всего это были очередные просьбы денег. Доктор почему-то считал, что делает для леди Кавендиш очень много, и осознание этого рождало в нём избыточное самомнение; но он не знал, что к леди Джорджиане пару раз в год приходят разнообразные доктора типа него самого, которые обещают ей новые способы сохранения здоровья и даже возвращения молодости. Однако герцогиня не спешила их нанимать и просила убедительных доказательств объявленных возможностей. Не догадываясь об этих визитах коллег-конкурентов, Мюррей вёл себя несколько самонадеянно и всегда раздражался, если она отказывала ему в требуемых суммах или пыталась хоть как-то урезать его расходы. Вот и сейчас, когда Джеймс доложил ей, что её желает видеть доктор, она оторвалась от бумаг, в которых делала правки, и поджала губы. А потом с надеждою подумала:

«Может, всё-таки он заведёт разговор о будущей пересадке глаз, а не о деньгах? Впрочем, он большой мастер увязывать нужные операции и новые расходы, придумает что-нибудь про аппарат для гальванизации тканей фунтов за триста или ещё что-нибудь».

В общем, гадать было бессмысленно, и она произнесла:

– Пригласи его, Джеймс.

О, в этот день доктор пришёл к ней в новой, чистой рубахе. Только на манжете левого рукава красовались какие-то коричневые пятна, во всём остальном мистера Мюррея можно было считать чистым. Ну, трёхдневная щетина и сальные волосы до плеч не в счёт.

– Итак, доктор, чем я могу вам помочь? – подслеповато щурясь, спросила герцогиня.

– Я пришёл с не очень хорошими новостями, – Мюррей вздохнул; судя по всему, он и сам был не рад этому разговору.

– Вы себе не изменяете, – холодно заметила на это леди Джорджиана. – Говорите, что произошло?

– Я хотел сказать вам о той особи, что вы прислали.

И вот тут леди Кавендиш отложила перо, потому что для этой старой женщины вопроса важнее в этом свете не существовало. Даже её неуёмная страсть к драгоценным камням, и та меркла перед одержимостью омолаживать себя. Она внимательно глядела на доктора, ожидая неприятных вестей: ну, говорите уже!

– Особь, которую вы прислали, близорука, – наконец произнёс Мюррей.

– Близорука? – удивилась леди Кавендиш. – Отчего же она близорука? Она же молода!

– Это наследственное, – уверенно отвечал ей доктор. – Да и крупна она для вас, её глаза слишком велики для ваших глазниц.

– Велики? Близорука? – герцогиня всё слышала, но смысл сказанного доктором ускользал от её цепкого ума, так как она не готова была всё это воспринимать. Это не укладывалось в её чёткие планы и, значит, было непонятным.

– Её глазные яблоки и так крупны, да ещё и вытянуты из-за наследственной болезни, они вам не подойдут.

Теперь для леди Джорджианы всё стало ясно: глаза той девки ей не подходили. Придётся искать новую особь. Ну а…

– А кожа? – спросила она.

– Ну, с кожей всё в порядке, – отвечал ей Мюррей. – Правда, особь почувствовала что-то неладное, когда её привели к нам, и начала биться, едва удалось успокоить её, пришлось использовать хлороформ.

– Надеюсь, вы не повредили её кожу? – уже с опасениями в голосе произнесла герцогиня.

– Почти не повредили.

– Что значит «почти»?! – герцогиня вскочила со стула. Она уже настроилась на обновления, и ей очень не хотелось начинать новые поиски. Её мягкие туфли сделали уже пару шагов по толстому ковру в сторону доктора, глаза старухи горели молодым огнём ненависти, её взгляд буквально пронзил доктора.

Это был как раз тот самый взгляд, который люди могли ощутить физически и от которого даже у крепких мужчин начинали дрожать колени, и доктор почувствовал на себе всю его силу. Он сглотнул слюну, ослабил и без того не слишком тугой узел на галстуке и произнес сипло:

– Миледи… Прошу вас… Кожа особи в порядке, её немного поцарапали, когда запирали в клетку, сейчас особь под галоперидолом, она не активнее овоща. Царапины на коже незначительны.

Ей хотелось взять трость, подойти к этому тупому доктору и переломать ему кости! А лучше размозжить кости его лица. Она знала, что под этим её взглядом он не сможет сопротивляться, но британские ведьмы и кичились тем, что умели держать в узде свои самые яростные эмоции. Она сделала глубокий вдох и умерила свой пыл.

– Значит, кожа её в порядке?

– В по… в порядке, миледи, – заикаясь отвечал доктор. Он всё ещё теребил узел своего галстука. – И все отдельные органы у неё в отличном состоянии, я всем им найду применение. Я бы порекомендовал её печень сэру Невиллу, так как его печень имеет высокую степень ожирения.

– Думаю, сэр Невилл будет вам признателен? – леди Кавендиш уселась в своё кресло. – Когда вы собираетесь провести операцию? Имейте в виду, мне нужно планировать свой распорядок.

– Два… ну, три дня, и у меня всё будет готово, – заверил её доктор. – И после ещё пару дней уйдёт на ваше восстановление. Думаю, что через неделю вы сможете уже покрасоваться в новой коже.

«Это было бы здорово. Тем более, что и волосы на голове той девки были на удивление».

– Хорошо, – после некоторого раздумья произнесла герцогиня, – я не хочу затягивать с этим. Поторопитесь.

– Сегодня же начну вводить вам препараты, ослабляющие иммунитет. Начнём вечером.

– Прекрасно.

– Но, – доктор замялся, – я бы всё-таки рекомендовал вам подождать, пока найдутся глаза. Совместив две операции, нам удалось бы значительно уменьшить отрицательное воздействие некоторых препаратов на ваш организм, да и болезненные ощущения при выздоравливании тоже.

– У меня нет времени ждать, пока появятся хорошие глаза, – ответила герцогиня.

Она лукавила. Время у неё было; просто, как и всем женщинам, ей не терпелось примерить обновку. А именно, почувствовать на себе приятную и эластичную кожу молодой особи, которую ей подыскала леди Рэндольф.

«Быстрее бы уже!».

Глава 8

Она так и не сказала ему, что из себя представляют женщины, которых он может там встретить. Зоя решила, что лучше ему этого не знать. Не будет знать – не будет нервничать при встрече с ними.

Но всё равно затея Генриха ей была не по душе.

– Ну вот, вам открывают дверь, вы видите мурло наглого лакея, что вы ему скажете? – спрашивала она, глядя на молодого человека с видом, который ну никак нельзя было назвать доброжелательным.

– Я скажу ему: добрый день сэр. Я представитель компании «Ноенг и Гукк». Мы торгуем гуталинами и ваксами. Если вы проведете меня к человеку, который занимается обувью ваших хозяев, я дам вам шиллинг, – на бойком английском, хоть и с явным немецким акцентом, отвечал ей Ройке.

– А если он скажет вам: убирайся, болван? – спросила Зоя.

Тут Генрих растерялся. Он не был готов к такому, казалось бы, естественному ходу событий.

– Вы тут же должны сказать: три. Три шиллинга, – всё с тем же недовольным видом продолжила девушка.

– Три? – переспросил у неё Генрих.

– За один шиллинг он может не захотеть возиться, – пояснила Зоя. – А за три шиллинга любой лакей будет рад постараться, – она уловила некоторое несогласие во взгляде своего помощника и добавила: – Я дам вам три шиллинга, Генрих.

– Да, наверное, вы правы. От трёх шиллингов вряд ли кто откажется, – произнёс молодой человек и внимательно посмотрел на девушку. – Фройляйн Гертруда.

– Да, – она всё ещё была далека от того, чтобы быть довольной.

– Кажется, моя затея вам не очень по душе.

– Да, Генрих, ваша затея мне не по душе, – призналась дева.

– Может, это из-за того, что…, – он немного замялся; видно, эта тема давалась ему не очень легко, – ну, из-за того обещания, что вы дали мне недавно.

– При чём тут это?! – Зоя даже нахмурила брови. Она так зло смотрела на Ройке, что тот начал поправлять манжеты, а потом и галстук. – Это тут не при чём! Просто я напоминаю себе старую белку, которая спокойно смотрит на глупого бельчонка, что лезет в дупло к кунице.

– Куда лезет, к кому? – нахмурился Генрих. Видно, этот гамбургский житель не очень хорошо понял её метафору.

– Генрих! – Зоя продолжала испепелять его злым взглядом. – Это очень опасное место.

– А лакеи англичан – очень опасные люди! – добавил он, и в его голосе Зоя расслышала скрытую усмешку.

Она вздохнула, подавила в себе вспышку недовольства и, вспомнив, что предлагаемый Генрихом вариант – это пока их единственный рабочий план, произнесла:

– Хорошо, он возьмёт у вас деньги и пропустит во дворец. Что вы будете делать дальше?

– Ну, дождусь, пока ко мне придёт этот ваш Джеймс.

– Как он выглядит? – продолжала проверять своего помощника Зоя.

– Старик. Высок ростом, почти не сутулится. Волосы совсем седые, редкие, с залысинами.

– А глаза? – спросила дева.

– Что глаза? – Генрих уставился на неё удивлённо. – Вы мне ничего про его глаза не говорили.

Верно. Она ничего ему про глаза Джеймса не сказала. Она и сама не успела их рассмотреть, а теперь спрашивала, просто чтобы проверить его – всё ли он помнит из её рассказа.

– Ладно, чем он ещё выделяется на фоне всех остальных слуг?

– У него серый в клетку жилет, остальные лакеи носят черные жилеты… У него серый галстук и чистые манжеты.

– Ещё!

– А! Серебряные запонки с букой «джи»!

Зоя не стала его хвалить – может зазнаться, – хотя Генрих ни в чём не ошибся. Она продолжила:

– Допустим, вам удастся с ним встретиться. Вы остались с ним наедине, что дальше?

– Я начну рекламировать ваксы, а когда найду удобный момент, произнесу…, – тут Ройке перешёл на английский: – Одна леди, который вы оказали неоценимую услугу, очень хочет вас отблагодарить.

– «Юная леди», – поправила его Зоя. – У него могут быть другие знакомые женщины, он должен догадаться, о ком идёт речь.

– Да-да, конечно, «юная леди», – исправился Генрих. – И после я скажу ему, что буду ждать телеграммы до востребования на телеграфе номер сто на имя Смита.

Всё было правильно, деве нечего было исправлять. И тогда Ройке продолжил:

– Может, всё-таки написать записку, он же старый, может всё и не запомнить со слов?

– А вдруг вас обыщут на входе и найдут эту записку? – конечно, у Зои было намного больше опыта подпольной работы, чем у этого жителя Гамбурга.

– Ну найдут и найдут, – пожимал плечами Генрих; он явно не понимал, о чем говорит, впрочем, и куда собрался идти – тоже. – Подумаешь, записка с телеграфным адресом и именем, мало ли кто сейчас с такими записками ходит.

Зоя могла бы ему рассказать, что такая записка – отличный повод для людей из дворца как следует заинтересоваться им. И если какой-то проворный, желающий выслужиться лакей доложит ведьме о подозрительном посетителе, который пришёл к её дворецкому с какой-то непонятной запиской, то та наверняка захочет на Генриха взглянуть. И ей будет достаточно всего одного взгляда, после которого его отволокут в неприятное место, где из него выжмут всё, что он знает. Ройке и сам исчезнет без следа, и ещё потянет за собой и дворецкого, да и ей придётся срочно уходить из города. Нет, всего этого девушка обаятельному молодому человеку говорить не стала. Она лишь вздохнула и покачала головой: нет. И произнесла:

– Всё передадите на словах. Только на словах. Никаких записок. Вы вообще не должны брать с собой каких-либо бумаг.

– Но мне на фирме выдали блокнот.

– Там есть какие-нибудь записи?

– Нет, кажется. – Ройке достал блокнот из внутреннего кармана пиджака и пролистал его. – Нет, ничего нет. А ещё мне дали рекламный буклетик про ваксы.

Он был уже готов начать действовать, он прямо светился уверенностью в своих силах. И часть этой уверенности передавалась и девушке… Но всё равно, всё равно Зое вся эта затея не нравилась.

И всё её нежелание было продиктовано всего одним чувством: дева боялась. Боялась потерять этого доброго и милого парня. Ведь он был единственным человеком в этом огромном городе, на которого она могла положиться. И поэтому девушка, покачав головой, наконец произнесла:

– Нет, Генрих, вся эта затея слишком опасна. Нам нужно подумать о другом варианте.

На это Ройке лишь улыбнулся ей по-доброму и ответил:

– И всё-таки я сделаю это, не люблю бросать начатое на полпути, чувствую себя потом разгильдяем.

Услыхав подобное, Зоя округлила глаза от негодования и произнесла как можно строже:

– Герр Ройке, я вам запрещаю это делать!

Но и на этот раз Генрих ей улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и сказал почти примирительно, но всё-таки твёрдо:

– Фройляйн Гертруда, пока вы не вправе что-либо запрещать мне.

Это было… по меньшей мере возмутительно!

«Что этот олух, ничего не смыслящий в оперативной работе, возомнил о себе?! Как он смеет не соглашаться со мной?!».

Зоя готова была накричать на него. Поначалу… Правда, потом одумалась и захотела рассказать ему о строгом единоначалии в любой подпольной ячейке… Но, подумав немного и поняв, что другого варианта добраться до Джеймса у неё пока нет, вдруг смирилась, вздохнула чуть деланно и произнесла:

– Гер Ройке, дело это очень опасно. И я вас об этом предупредила. Теперь, если что-то произойдёт… нехорошее… вам некого будет винить, кроме себя.

– Но и, если всё получится, мне некого будет благодарить, кроме себя, – отвечал ей Генрих, продолжая улыбаться. – В общем, фройляйн Гертруда, я готов рискнуть.

***