Золотой Лис Смит Уилбур
Сэр Кларенс был самим воплощением учтивости и светских манер. Но при этом, как и подобает истинному гвардейцу, он стоял насмерть, заставляя неприятеля дорого платить за каждый отвоеванный у него дюйм. Затем, улучив подходящий момент, он переходил в решительное контрнаступление.
Шаса с отсутствующим видом сидел на дальнем конце стола, возложив отстаивание семейных интересов на Гарри. Однако, когда он все же подавал голос, его реплики были неизменно точны и уместны и частенько помогали преодолеть, казалось бы, неразрешимые противоречия и прийти к взаимоприемлемому компромиссу.
Обсуждаемые суммы поражали своими астрономическими размерами. Ведя протокол совещания, Изабелла между делом развлекалась тем, что подсчитывала, сколько будет два с половиной процента от трех миллиардов долларов. Как раз на столько тянула доля «Кортни Энтерпрайзиз» всего за предстоящие двенадцать месяцев, причем это был чистый доход, без каких-либо дополнительных капиталовложений с их стороны. Взглянув на итоговую цифру, она прониклась еще большим уважением к брату.
В полдень высокие договаривающиеся стороны прервались на изысканный ланч. В вертолете «Алуэт», доставившем сэра Кларенса, обнаружился большой кусок отборного родезийского говяжьего филея. Шон и его шеф-повар все утро трудились, не покладая рук, и в результате сотворили подлинное чудо кулинарного искусства с золотисто-коричневатой корочкой, целиком зажаренное на углях. Пока Шон разрезал его на толстые розовые ломти, они утоляли жажду бокалом «Дом Периньона» и смотрели, как сок фонтанами брызжет из-под его ножа.
За трапезой сэр Кларенс проявил не меньше умения и изобретательности, чем за столом переговоров, пытаясь отделить Изабеллу от стада и поставить на ней свое личное клеймо.
Изабелла была весьма польщена его вниманием и испытала при этом немалое искушение. Что и говорить, экземпляр был выдающийся, настоящий вожак, первый самец в стаде. Физическая мощь вообще действует на женщин лучше любого стимулятора. К тому же у него были густые вьющиеся волосы, чуть тронутые на висках благородной сединой. Его глаза ей тоже нравились. Он был таким высоким, а его остроумие таким изысканным.
Она обнаружила, что невольно улыбается его остротам; в какой-то момент ее взгляд упал на его ноги. Они были обуты в блестящие кожаные сапоги ручной работы, как минимум сорок пятого размера; она вновь задумчиво улыбнулась. Возможно, это и чистый бред, но все равно мысль была крайне заманчива.
В ушах ее явственно прозвучал давний нянин упрек: «У Кортни всегда была горячая кровь. Так что будьте осторожны, мисс, и не забывайте, что вы леди».
Ей было известно, что он женат, но она так давно не прижималась к сильному мужскому телу, а он такой большой, такой могучий. Возможно, если сэр Кларенс выдержит свою линию, проявит достаточно упорства и высшего класса ухаживания — тогда, может быть, у него и появится какой-то шанс.
После ланча они вновь приступили к переговорам. Изабелле показалось, что «Дом Периньон» не только не затуманил им мозги, но даже повысил их мыслительную активность.
Наконец, в четыре Гарри взглянул на часы.
— Если мы не хотим пропустить вечерний прилет, то я предложил бы прерваться до завтрашнего утра.
Вся компания на двух грузовиках отправилась к прудам, чтобы поохотиться на голубей, каждый вечер слетавшихся сюда.
Сэр Кларенс незаметно для окружающих устроил так, чтобы Изабелла оказалась рядом с ним на сиденье в переднем грузовике. Однако в последний момент, когда они вот-вот должны были тронуться, она выпрыгнула из машины, подбежала ко второму грузовику и уселась рядом с Гарри. Она не хотела, чтобы сэр К. счел ее легкой добычей. Вдобавок она чувствовала, что процесс охоты доставляет ему не меньшее удовольствие, чем ее успешное завершение. Что касается Гарри, то он пребывал в крайне приподнятом настроении. Держась одной рукой за руль, другой он обнял ее за плечи и крепко притиснул ее к себе.
— Эх, до чего же мне все это нравится, — захлебывался он. — Я просто обожаю Гарольда Вильсона, Джеймса Каллагена и всех этих сопливых святош в Генеральной Ассамблее ООН. Я обожаю быть нарушителем санкций. Это так интересно и романтично. Я чувствую себя вылитым Аль Капоне или капитаном Бладом. Йо-хо-хо, и бутылка рому. Это разжигает во мне чувство патриотизма, я могу делать эффектные политические заявления, одновременно прикарманивая семьдесят пять миллионов фунтов наличными, о которых не узнает ни один налоговый инспектор. Это просто замечательно. Обожаю санкции и запреты.
— Ты неисправим. — Она весело рассмеялась. — Неужели твоя страсть к обогащению не имеет хоть какого-то разумного предела?
При этих словах он нахмурился и убрал руку с ее плеча.
— Ты что, на самом деле думаешь, что я такой жадный? — спросил он. — Вовсе нет, Белла. Дело в том, что я игрок и принимаю участие в самой грандиозной из всех игр. Денежный приз меня мало волнует, я играю ради самого ощущения победы. В жизни у меня было слишком много неудач. Теперь я просто обязан выигрывать.
— И это все? — Теперь она тоже стала серьезной. — Значит, ты играешь судьбами и благополучием миллионов простых людей только ради собственного самоутверждения?
— Когда выигрываю я, выигрывают и эти твои простые люди. Те, кто вводят санкции, обрекают на голод и нищету миллионы ни в чем не повинных людей, чтобы навязать им свои политические взгляды. По-моему, это форменное преступление против человечности. Так что, расстраивая их планы, я выступаю защитником простых людей.
— Гарри, только не надо демагогии. Не изображай из себя рыцаря без страха и упрека — пожалуйста, не надо!
— А я и есть рыцарь без страха и упрека, — возразил он. — Я один из благородных рыцарей капитализма. Неужели ты этого не понимаешь? Единственный выход из нашего южноафриканского тупика заключается в просвещении людей, особенно черных, и приумножении национального богатства. Мы должны стремиться к обществу, основанному не на классовых, кастовых, расовых или мировоззренческих различиях, а на личных достоинствах каждого. К обществу, где каждый сможет полностью реализовать свои способности и получить от жизни то, что он заслужил, — это и есть капитализм.
— Гарри, я впервые слышу от тебя такие вещи. Ты рассуждаешь, как либерал.
— Не как либерал, а как капиталист. Апартеид — это примитивная феодальная система. И я, будучи капиталистом, испытываю к ней не меньшее, если не большее отвращение, чем все эти любители санкций. В свое время капитализм уничтожил дряхлый феодализм средневековой Европы. Капитализм просто не может сосуществовать с системой, при которой власть и привилегии передаются по наследству избранным меньшинством, которая подавляет главные принципы свободного рынка — свободу труда и предпринимательства. Если капитализму не мешать, он быстро прикончит апартеид. А санкции лишь подрывают этот естественный процесс, ставят ему палки в колеса. Их сторонники, действуя из лучших побуждений, объективно укрепляют апартеид и, сами того не замечая, играют на руку его самым ярым адептам. Она пораженно уставилась на него.
— Мне это раньше никогда не приходило в голову.
— Нищета порождает угнетение. Легко угнетать тех, кто беден. Но практически невозможно долго удерживать в униженном состоянии образованный и процветающий народ.
— То есть, по-твоему, путь к свободе лежит через экономику, а не политику.
— Вот именно, — кивнул Гарри и разразился своим басовитым раскатистым хохотом. — А пока я подам всем, идущим этим путем, отличный капиталистический пример, заработав семьдесят пять миллионов фунтов за год.
Он притормозил и свернул с дороги следом за передней «тойотой», за рулем которой сидел Шон; они остановились у прудов, окруженных мопановым лесом.
Эти пруды представляли собой неглубокие впадины, которые в Африке называют котловинами, наполненные мутной серой водой. Они хорошо прогревались солнцем и густо пропитывались едкой мочой слонов, стада которых постоянно тут купались и утоляли жажду. Очевидно, благодаря температуре и привкусу воды стаи голубей определенно предпочитали ее чистой воде реки, находившейся всего в двух милях отсюда.
Птицы появились примерно за час до заката солнца; все вокруг потемнело, будто воздух наполнился голубовато-серым дымом. Огромные стаи, насчитывающие десятки тысяч особей, летели точно по давно проложенным ими трассам полета.
Шон разместил огневые точки как раз вдоль этих трасс, в пятистах — шестистах метрах от воды. Он не хотел мешать птицам пить и потому не стал устанавливать ружья у самых котловин. Вместо этого он заставлял их пролетать сквозь строй стрелков, чтобы добраться до воды. Согласно неписаному кодексу чести, каждый охотник не должен был превышать дневную норму в пятьдесят птиц; кроме того, стрелять разрешалось только по тем голубям, что летели высоко и быстро, иначе утрачивался весь спортивный интерес охоты.
Стрелки на огневых точках размещались попарно. Это делалось не просто для компании, а чтобы они контролировали друг друга и следили за строгим соблюдением правил; вдобавок каждый обеспечивался благодарной аудиторией, способной по достоинству оценить классный дуплет или точное попадание в крохотную синюю искорку, проносящуюся прямо над головой в сотне футов от стрелка со скоростью семьдесят миль в час.
Само собой, Эльза объединилась с Шасой; они восторженно встречали каждый выстрел друг друга, и громкие крики «Белло! Мульто белло!» и «Потрясный выстрел! Классно сработано!» далеко разносились по мопановои роще.
Гарри и Шон расположились с западной стороны котловин. Они специально встали за группой высоких деревьев; перелетая над ними, голуби были вынуждены резко набирать высоту и возникали перед стрелками внезапно, будто выпущенные из пращи, представляя собой цель столь мимолетную, что для ее поражения требовались молниеносная реакция и чисто инстинктивная наводка.
Однажды Шон промахнулся, послав заряд в двух-трех футах позади птицы. Гарри мгновенно развернулся, одновременно вскидывая к плечу свой длинноносый «Пурди», и чисто срезал уцелевшего голубя; тот рухнул на землю, оставив за собой след из выбитых перьев. Затем он торжествующе сверкнул очками на старшего брата и громко захохотал. Шон встряхнул волосами и сделал вид, что ничего не произошло, но лицо его побагровело от бессильной ярости.
Изабелла осталась в обществе сэра Кларенса на южном конце лесистой долины, где их никто не мог видеть. Она стреляла из отделанного золотом «Холланда энд Холланда» двадцатого калибра, подаренного ей отцом. Однако она почти год не брала его в руки, и отсутствие практики явно сказывалось.
Для начала она трижды подряд промахнулась, затем слегка зацепила одну из птиц, после чего не смогла сдержаться: «Черт! Черт бы их всех побрал!» Она страшно не любила калечить несчастных голубей.
Сэр Кларенс аккуратно исполнил дуплет, затем прислонил свой дробовик к стволу мопанового дерева и подошел к ней.
— Простите, вы не станете возражать, если я дам вам несколько советов? — осведомился он.
Она оглянулась через плечо и одарила его улыбкой; он встал у нее за спиной.
— Вы слишком сильно сжимаете ружье рукой. — Он обхватил ее сзади и взял ее руки в свои громадные ладони. — Запомните, основная нагрузка всегда должна приходиться на левую руку. Правая же нажимает на курок.
Он вскинул ружье к ее плечу и стиснул ее левую руку, прижимая ее к ложу винтовки.
— Выше голову, — командовал он. — Глаза открыты. Смотрите на птицу, а не на ружье.
От него исходил терпкий мужской запах, запах свежего мужского пота, пробивавшийся через благоухание лосьона. Его руки, обнимавшие ее, казались нежными и заботливыми.
— Ага, — сказала она. — Теперь правильно? — И прицелилась поверх стволов, при этом легонько толкнув его твердыми круглыми ягодицами.
— Абсолютно. — Голос его еле заметно дрогнул. — Теперь вы все делаете так, как надо.
«О, милостивый Боже! — Она мысленно употребила одно из любимых бабушкиных восклицаний. — Кажется, у него все сорок шестого размера». С трудом удержалась от того, чтобы не захихикать, как школьница.
Сэр Кларенс быстро входил во вкус возложенных на себя обязанностей учителя, и Изабелла, наконец, твердо решила: «Ладно, хватит. Не будем его портить». Она деликатно высвободилась из его объятий.
— Я попробую, — сказала она и срезала очередного голубя так чисто, что тот даже не трепыхнулся.
— Как это у вас ловко вышло, — пробормотал он, и она отвернулась, чтобы скрыть свою улыбку, вызванную явной двусмысленностью этого комплимента. — Со слов вашего брата я понял, что вы, помимо всего прочего, еще и первоклассная наездница. — Он тут же продолжил свой натиск, не дожидаясь ее ответа. — Я недавно приобрел великолепного арабского жеребца. Не думаю, что равного ему можно найти во всей Африке. Мне бы очень хотелось показать его вам.
— Что вы говорите, — произнесла она с притворным безразличием, делая вид, что всецело поглощена своим дробовиком. — А где он?
— На моем ранчо в Русапе. Завтра во второй половине дня «Алуэт» по пути в Солсбери сможет подбросить вас туда.
— Ну что ж, я не против, — согласилась она. — Я с удовольствием познакомлюсь с вашей женой. Я слышала о ней много хорошего.
Он парировал этот выпад, не моргнув глазом.
— Увы, моя супруга в данный момент находится в Европе. Так что вам придется довольствоваться мной одним. — Он сделал легкое ударение на последнем слове, и на этот раз она не смогла сдержать улыбку.
— Я обдумаю ваше предложение, сэр Кларенс, — заявила она. — Полагаю, что и одного вас может оказаться слишком много. — Теперь уже он не смог сохранить на лице серьезное выражение и открыто улыбнулся ей в ответ.
— Не волнуйтесь, дорогая, я уверен, вы справитесь.
«Интересно, — подумала она, — какое вознаграждение ожидает меня, если я передам своим таинственным хозяевам не только сведения о новом плане борьбы с санкциями, но и исчерпывающие данные обо всей родезийской военной стратегии? Это все исключительно для дела», — заверила она себя.
— Есть дневная норма! — крикнул Шаса Эльзе. Он переломил дробовик и повесил его на согнутую в локте руку. Затем окликнул двух чернокожих ребятишек. — Подберите их!
Они кинулись подбирать последних подстреленных им голубей. Шаса и Эльза не спеша направились обратно, к тому месту, где остались грузовики, на другую сторону котловины. Солнце уже касалось верхушек деревьев, и тонкий слой облаков над ним сверкал, как расплавленное золото — цвет точь-в-точь как у обручального кольца, подумал вдруг Шаса и сам удивился этой невесть откуда взявшейся ассоциации.
— Ну, хорошо, — внезапно произнесла Эльза, будто только что приняла какое-то трудное решение.
— Извини, — она застигла его врасплох, — что, собственно, хорошо?
— Я доверяю тебе, — заявила она. — На определенных условиях я готова предоставить тебе чертежи установки и формулу «Синдекса-25»
Он медленно втянул в себя воздух.
— Я постараюсь оправдать твое доверие.
В тот вечер они уединились у лагерного костра, подальше от посторонних глаз, и она изложила ему свои условия.
— Ты дашь мне личную гарантию, что «Синдекс» никогда не будет применен иначе как по прямому распоряжению премьер-министра или же его будущих преемников.
Шаса огляделся поверх языков пламени, чтобы лишний раз убедиться, что их не подслушивают.
— Даю тебе честное слово. Я раздобуду письменное согласие на это премьер-министра.
— Теперь, что касается правил его применения. «Синдекс» не может быть использован против какой-либо части населения Южной Африки, — продолжала Эльза, тщательно подбирая слова. — Он не может быть использован во внутриполитическом или гражданском конфликте. Он также не будет применен для подавления народ ных волнений или же в ходе гражданской войны.
— Согласен.
— Одним словом, он может быть использован исключительно для отражения военной агрессии со стороны какой-либо иностранной державы. И только в том случае, если обычные виды оружия окажутся бессильны.
— Согласен.
— Есть и еще одно условие — скорее, личного характера.
— Я слушаю тебя.
— Ты лично прибудешь в Лозанну для того, чтобы обговорить все детали соглашения.
— Вот это условие я выполню с особым удовольствием.
Наступило последнее утро сафари. Гости уже собирали вещи и приготовились покинуть Чизору. Их багаж был выставлен у каждой палатки, чтобы лагерный персонал мог в любую минуту приступить к погрузке.
Все дела переделаны, все контракты подписаны. Эльза Пинателли согласилась помочь в реализации родезийского табака и хрома — разумеется, за королевское вознаграждение, а Гарри Кортни взял на себя доставку грузов в южноафриканские порты, оформление поддельной документации и их отправку морем к месту назначения. За эти услуги ему, помимо комиссионных, были обещаны дополнительные охотничьи угодья в Чизоре плюс к уже имевшейся у него концессии.
Все гости должны были быть доставлены обратно в Солсбери тем же вертолетом родезийских ВВС. Вертолет уже связался с лагерем по рации, будучи в воздухе и всего в сотне морских миль от него. По их расчетам, он должен был приземлиться на поляне перед лагерем еще тридцать минут назад. Но почему-то опаздывал, и они волновались.
Они разбились на маленькие группки и, стоя вокруг лагерного костра, потягивали прощальный бокал «Пиммза № 1». При этом все то и дело машинально поглядывали на небо и прислушивались, надеясь с минуты на минуту услыхать шум «Алуэта».
Шон и Белла стояли рядом.
— Когда ты приедешь в Кейптаун? — спросила она старшего брата.
— Постараюсь прибыть к концу сезона, если, конечно, ты пообещаешь подцепить там для меня какую-нибудь пышечку.
— С каких это пор ты нуждаешься в посторонней помощи? — осведомилась она; Шон ухмыльнулся и чмокнул ее в щеку.
— Ну, я же не такой ловелас, как отец, — возразил Шон. — Ты только взгляни на этого старого кобеля. Я слышал, он собирается в Европу вместе с вдовой.
Не сговариваясь, вместе посмотрели в сторону Эльзы и Шасы.
— В их возрасте это просто омерзительно, — подначивал ее Шон, и Изабелла, как и подобает преданной дочери, тут же встала на защиту отца.
— К твоему сведению, папа один из самых привлекательных…
— Да ладно тебе, Белла. — Он крепко сжал ее руку. — Ты лучше сама будь поосторожней с почтенным сэром К. Тебе не удастся так просто от него отделаться. Недаром его прозвали Крутым Кларенсом.
Тут же, будто услыхав свое имя, сэр Кларенс как бы невзначай подкатил к Изабелле и незаметно отвел ее в сторону.
— Мы высадим остальных в Солсбери, — прошептал он ей на ухо, заботливо заслонив ее от любопытных глаз. — Затем вертолет доставит нас на мое ранчо. Полагаю, нам нет смысла особо афишировать наше маленькое путешествие, не так ли?
— Само собой, — с очаровательной улыбкой подтвердила Изабелла. — Мы же не хотим, чтобы мой папа или, скажем, леди Ван Вик помешали нам спокойно любоваться на лошадей; это невинное занятие не терпит постороннего вмешательства.
— Вот именно, — поддакнул он. — Некоторые вещи лучше… — Он осекся на полуслове, ибо в этот момент рация, находившаяся в палатке Шона, настойчиво затрещала и заработала на полную мощность.
Шон выскочил за ограду и скрылся в своей палатке. Он больше, чем все остальные, беспокоился об опаздывающем вертолете. Они услыхали, как он откликнулся на позывной вертолета, который, очевидно, был где-то поблизости.
— Буксир, я Большая Нога. Слушаю вас.
— Большая Нога. У нас произошли изменения. Сообщите, пожалуйста, министру, что машина подключается к операции преследования. Мы подберем вас с вашей разведгруппой через шестнадцать минут. У нас на борту десять скаутов. Отправка министра будет организована в кратчайшие сроки. Прием.
— Понял вас, Буксир. Мы будем готовы к вашему прилету. Остаюсь на связи.
— Сколько неудобств из-за этой войны, — горестно вздохнул сэр Кларенс. Он ясно расслышал каждое слово радиопереговоров. — Нам придется торчать здесь, пока не пришлют другой вертолет.
— Что случилось? — спросила Изабелла.
— Террористы, — пояснил сэр Кларенс. — Возможно, нападение на белых фермеров где-то в этом районе. Наш вертолет перебрасывается на них. Операции преследования придается первостепенное значение, и они вправе отменить любые другие рейсы. Нельзя позволить этим кровожадным свиньям уйти — это важно для поддержания морального духа фермеров.
Он не упомянул о том, что в родезийских ВВС катастрофически не хватало боевых вертолетов; вместо этого сокрушенно пожал плечами.
— Похоже, парки решительно настроены против нас.
— Ну, возможно, нам придется всего лишь немного отложить наше маленькое мероприятие… — Она умолкла при виде Шона, который выбежал из палатки, на ходу влезая в свое легкое походное снаряжение с парусиновыми кармашками для боеприпасов, гранат и фляг с водой. Автоматическая винтовка уже висела у него на плече, а его голос разносился по всему лагерю.
— Матату, пошевеливайся, ты, маленький тощий педераст. Нам предстоит настоящая работа. Мы отправляемся в погоню.
Миниатюрный следопыт из племени ндоробо появился, как черный ухмыляющийся чертик из шкатулки с секретом.
— Хай, бвана, — пропищал он на суахили. — Сегодня вечером мы будем поджаривать на лагерном костре яйца этих ублюдков из ЗАНЛА.
— Ты маленький кровожадный дьявол. До чего ж ты любишь эти дела, — ухмыльнулся Шон ему в ответ; его лицо светилось той же свирепой радостью. Затем он повернулся к своим товарищам, сгрудившимся в центре огороженного частоколом пространства. — Извините, ребята. Придется вам добираться до Солсбери без меня. У нас с Матату важная деловая встреча. — Он отыскал глазами Гарри. — Почему бы тебе не отвезти их в Солсбери на «Бичкрафте»? Правда, со всем этим багажом придется пару раз слетать туда и обратно, но в любом случае это лучше, чем сидеть и дожидаться вертолета, который неизвестно когда освободится. — Он замолчал и, чуть склонив голову набок, прислушался. — Ага, вот и он.
Быстро обошел собравшихся, обменявшись с каждым крепким рукопожатием.
— Надеюсь, сеньора, на будущий год вы вновь удостоите нас своим посещением? В следующий раз я обещаю вам вот такого леопарда…
— Очень жаль, сэр Кларенс, что мне приходится срывать ваш полет.
— Выше нос, па. Держи ухо востро… — Эти слова сопровождались подмигиванием и многозначительным взглядом в сторону Эльзы Пинателли.
— Пока, сестренка. — Он поцеловал Изабеллу, и она на мгновение прильнула к нему.
— Ради Бога, Шон, будь поосторожнее. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Он обнял ее за плечи и рассмеялся; сама мысль, что с ним что-то может случиться, казалась ему абсурдной.
— В обществе сэра К. ты находишься куда в большей опасности, чем я в буше, — сострил он.
Еще раз взглянув на небо, он увидел над верхушками деревьев черную точку вертолета, похожую на диковинное насекомое.
Он шагнул к младшему брату и стиснул его руку.
— Черт побери, Гарри. Что значит твоя работа по сравнению с моей?
Пока вертолет заходил на посадку, Шон стоял наготове у калитки в ограде рядом с Матату.
Изабелла почувствовала, как у нее защемило в горле, а на глаза навернулись слезы. Они составляли такую странную, такую несуразную пару: высокая мужественная фигура брата с развевающимися кудрями и загорелыми, мускулистыми руками и ногами и рядом с ним черный гном с глазами сказочного мудреца. Пока она смотрела на них, Шон положил руку на плечо маленького человечка и ласково притянул его к себе; это был своего рода символический жест, наглядное подтверждение того доверия, что было замешано на сотне рискованнейших приключений, знак особой связи, духовного родства, объединявшего двух воинов и охотников.
Минуту спустя они уже стремглав бежали к огромному облаку пыли, поднятому зависшим в метре от земли вертолетом; ловко поднырнув под бешено вращающиеся лопасти винта, моментально оказались у открытого люка и исчезли в чреве машины.
Та, не медля ни секунды, взмыла вверх и понеслась к юго-востоку, едва не задевая верхушки деревьев, чтобы не тратить времени на набор высоты.
* * *
В главном отсеке вертолета на длинных скамьях сидели десять скаутов, утопающих в боевом снаряжении и вещмешках, перевязанных патронными лентами, увешанных гранатами и флягами с водой; их голые руки и ноги были раскрашены в черный цвет. На лицах, покрытых камуфляжным кремом или же темных от природы, сверкали ослепительно белые зубы. По меньшей мере половина всех «Скаутов Баллантайна» были из племени матабеле, верного родезийским властям.
Хорошо известно, что когда белые и черные сражаются бок о бок, то они как бы дополняют друг друга, проявляя при этом свои лучшие боевые качества. «Скауты Баллантайна» были лучшим подразделением родезийской правительственной армии; правда, если бы вы произнесли это в присутствии, скажем, «Скаутов селу», или «Особой авиачасти», или «Родезийского полка», вам тут же на месте раскроили бы череп.
Шон, забравшись внутрь, с первого взгляда узнал каждого из них и поздоровался со всеми по имени. Они ответили ему скупым приветствием, сама сдержанность которого выдавала то глубочайшее уважение, даже благоговение, с коим они к нему относились. Ибо Шон и Матату давно уже превратились для скаутов в живую легенду. Большинство из этих суровых молодых ветеранов обучались у них нелегкому искусству войны в родезийском буше.
Сам Роланд Баллантайн, создатель и бессменный командир этого отряда, в свое время безуспешно пытался любым способом завлечь Шона к себе в качестве своего заместителя; он прибегал ко всем мыслимым уловкам, но до сих пор так ничего и не достиг. Но надежды он не терял, а пока вызывал Шона и Матату всякий раз, когда намечалось серьезное дело.
Шон плюхнулся на сиденье рядом с ним и пристегнул ремень. Затем, поспешно втирая в кожу лица камуфляжный крем, он крикнул, пытаясь перекрыть шум вертолета:
— Мое почтение, шеф. Что стряслось?
— Вчера вечером банда террористов напала на табачную ферму неподалеку от Кару. Они подкараулили фермера у его собственных ворот. Пристрелили бедолагу на глазах у жены, которая вышла на веранду, чтобы его встретить. Она заперлась в доме и всю ночь одна отбивалась от них — даже под ракетным обстрелом. Одним словом, крутая баба. Под утро они поняли, что им ничего не светит, и отвалили несолоно хлебавши.
— Сколько их?
— Более двадцати.
— Куда идут?
— На север, в глубь долины.
— Их догнали?
— Нет еще, — Роланд покачал головой. Его длинное худое лицо даже под толстым слоем крема выглядело весьма выразительно. Он был лет на пять старше Шона. За годы, прошедшие с начала этой беспощадной войны в буше, он, как и Шон, создал себе впечатляющую репутацию.
— Их преследует местная воинская часть, но дело продвигается туго, они с каждым часом все больше отстают. Эти сволочи бегут резво.
— Они разделятся и постараются затеряться среди местного черного населения в зоне «Племенного соглашения», — заявил Шон, натягивая грязный обрывок маскировочной сетки на свои длинные блестящие кудри. — Ну-ка, командир, свяжись-ка с группой преследования.
— Они должны выйти на связь с минуты на минуту, — Роланд умолк, увидев, что бортинженер показывает ему рукой на рацию. — Идем. — Он отстегнул ремень безопасности и стал пробираться по узкому проходу между скамьями; пол под его ногами дрожал и вздымался. Шон последовал за ним. Он встал за спиной Роланда, прислонившись к перегородке и вытянув шею, чтобы расслышать дребезжащий голос, доносящийся из наушников.
— Лесной Олень. Я Гром Один, — прокричал Роланд в микрофон. — Вы вошли с ними в контакт?
— Гром Один. Я Лесной Олень. Нет. Повторяю, контакта нет.
— Лесной Олень, вы идете по следу?
— Подтверждаю, идем по следу, но охота распалась. — Это означало, что банда террористов разделилась, чтобы затруднить преследование.
— Понял вас, Лесной Олень. Как только услышите нас, дайте желтую ракету.
— Подтверждаю, желтую ракету, Гром Один, конец связи.
Спустя сорок пять минут пилот заметил сигнальную ракету, канареечно-желтую полоску дыма, протянувшуюся над сплошной темно-зеленой стеной леса. Вертолет резко пошел на снижение и вскоре завис над высокой травой небольшой прогалины между двух рядов деревьев. Они увидели полицейских, до этой минуты самостоятельно преследовавших террористов. С первого взгляда было ясно, что это не элитные войска, специально подготовленные к боевым действиям в буше, а гарнизонное подразделение из Кару. Обычные горожане, резервисты, проходящие свои месячные сборы и явно не получающие ни малейшего удовольствия от этой погони.
Шон и Матату одновременно покинули вертолет, спрыгнув с высоты шести футов и приземлившись, как пара кошек, ни на секунду не потеряв равновесия, с оружием наготове. Они молниеносно разбежались в разные стороны и скрылись в густых зарослях, окаймлявших прогалину, в то время как вертолет вновь набрал высоту и завис в двухстах футах от земли.
Им понадобилось не более пятнадцати секунд, чтобы убедиться, что место высадки надежно охраняется; затем Шон подбежал к командиру преследователей.
— Все о'кэй, сержант, — отрывисто бросил он ему. — Доставай свою флягу. Надо пить, ясно?
Лицо сержанта обгорело на солнце и стало красным; вдобавок ко всему он явно имел лишний вес. Он уже не потел, даже несмотря на страшную жару, стоявшую в долине. Пот высох на его рубашке, оставив на ней неровные белые полосы соли. Судя по всему, он понятия не имел, как следует предохраняться от обезвоживания. Еще час, и ему конец.
— Вода кончилась. — Голос сержанта звучал хрипло. Шон бросил ему драгоценную флягу и, пока тот жадно пил, сразу приступил к делу:
— Где начинается след?
Сержант вяло махнул рукой вперед, но Матату уже обнаружил на земле след, оставленный бегущими бандитами. Теперь он семенил вдоль него, наклонив голову, чтобы получше изучить мельчайшие детали, которые мог приметить только его несравненный глаз следопыта. Пройдя шагов пятьдесят, он развернулся и таким же манером отправился обратно к поджидавшему его Шону.
— Их пятеро, — прочирикал он. — Один ранен в левую ногу.
— Похоже, вдова фермера славно потрудилась.
— …Но след уже остыл. Нужно сыграть в «скачущего зайца».
Шон кивнул. «Скачущим зайцем» назывался особый метод преследования, разработанный им с Матату. Этим методом можно было пользоваться, лишь имея под рукой такого феноменального следопыта, как Матату. Для начала нужно было угадать, куда направляются беглецы. Затем следовало определить примерный маршрут и скорость их движения, а уж тогда они могли бы совершать «заячьи скачки» — или, если угодно, лягушечьи прыжки — вдоль линии марша террористов.
В данном случае ответ был очевиден. Без сомнения, банда направлялась к северу, в сторону Замбези, на территорию так называемого «Племенного соглашения», где они рассчитывали найти пищу, убежище и какую-нибудь врачебную помощь для своих раненых. Среди племен шона и батонка, обитавших вдоль края долины, было много тех, кто сочувствовал террористам. Ну а те, кто не захочет помогать добровольно, вынуждены будут это сделать под дулом автоматов «АК-47».
Так что тут все ясно, они идут на север. Однако впереди простирается обширная дикая местность. Труднопроходимые лесные дебри, нагромождения скал, узкие долины вперемежку с гранитными холмами. Стоит уходящей банде хотя бы на несколько градусов отклониться от наиболее очевидного маршрута, и она может бесследно исчезнуть.
Шон выбежал на открытое место и просигналил кружившему над головой «Алуэту», раскинув руки в стороны, как при распятии. Вертолет немедленно пошел вниз.
— Все о'кей, сержант, — вновь подбодрил Шон. — Не отставайте от них. Мы полетим вперед и попробуем пересечь им путь. Держите связь по рации — и не забывайте побольше пить.
— Ясно, сэр! — ухмыльнулся сержант. Эта короткая встреча добавила бодрости и ему, и его людям. Они все отлично знали, кто такой Шон. Для них он и Матату были такой же живой легендой, как и для скаутов.
— Задайте им перцу, сэр! — проорал он, задрав голову кверху; Шон махнул ему рукой из открытого люка «Алуэта», и машина стремительно унеслась прочь.
У Шона начали ныть ребра; он разом проглотил с полдюжины таблеток кодеина и запил их большим глотком воды из запасной фляги. Они вдвоем с Матату скрючились в проеме открытого люка, напряженно вглядываясь в сплошной ковер растительности, раскинувшейся в пятистах футах у них под ногами. Только в такие минуты, когда азарт охоты достигал своего апогея, Матату мог преодолеть панический страх, неизменно охватывавший его во время полета.
Теперь же он так далеко высовывался из люка, что Шону пришлось обнять его за талию, чтобы он не упал вниз. Матату весь буквально дрожал в его руках, как дрожит хорошая охотничья собака, почуявшая запах дичи.
Внезапно он указал в сторону, и Шон рявкнул бортинженеру:
— Возьми на десять градусов влево.
Бортинженер тут же передал по внутренней связи пилоту, сидящему в выступающей над корпусом кабине, приказ изменить курс.
Шон, сколько ни смотрел вниз, не мог заметить ничего такого, что могло бы побудить Матату повернуть на запад. Лес под ними оставался таким же монотонным и непроницаемым. Это зеленое однообразие лишь изредка нарушалось скалистыми холмами, да и те, хотя и располагались на расстоянии многих миль друг от друга, были похожи, как две капли воды.
Спустя две минуты Матату вновь сделал знак рукой, и Шон перевел его команду:
— Пять градусов назад и вправо.
«Алуэт» послушно повернул, куда ему было велено. Матату демонстрировал свою особую, недоступную белому человеку магию. Он выслеживал беглецов с высоты пятисот футов, сквозь зеленую завесу деревьев, руководствуясь не зрением или какими-то приметами, а неким загадочным чутьем, в которое Шон никогда бы не поверил, если бы не имел возможность убедиться в его безошибочности во время сотни подобных погонь за долгие годы их знакомства.
Матату содрогнулся всем телом в руках Шона и поднял глаза на своего хозяина. Злобная усмешка исказила его лицо, его губы дрожали от возбуждения. Струя воздушного потока ударила ему в глаза, и слезы ручьями текли по его щекам.
— Вниз! — завопил он, вновь показывая рукой направление.
— Вниз! — рявкнул Шон бортинженеру. Вертолет круто пошел на снижение, и Шон выразительно посмотрел на Роланда Баллантайна.
— Приготовить оружие! — скомандовал он; Роланд подал знак своим людям. Они разогнули затекшие спины и подались вперед на жестких скамьях, будто охотничьи псы, которых вот-вот должны спустить с поводка. Затем они разом, все как один, подняли оружие стволами вверх, передернули затворы и зарядили; металлический лязг на мгновение перекрыл рев турбовинтовых двигателей.
Вертолет выровнялся и завис в шести футах над сухой, выжженной солнцем землей. Шон и Матату одновременно выпрыгнули из него и быстро осмотрели зону высадки.
Закончив осмотр, они залегли в укрытие, наблюдая за ближними подступами к посадочной площадке. Шон, вскинув к плечу винтовку, пристально вглядывался в окружавший его густой кустарник. Скауты, как горох, посыпались из люка и тут же рассредоточились по периметру площадки, заняв оборонительную позицию. Вертолет налегке взмыл в облака.
Убедившись, что все готово к выступлению, Роланд Баллантайн поднял сжатый кулак, подавая Шону команду: «Вперед!»
Шон и Матату двинулись вперед, держась на изрядном расстоянии друг от друга. Скауты, рассыпавшись во все стороны, прикрывали их от возможного нападения; глаза их хищно блестели, указательные пальцы нервно теребили курки. Матату завел их в узкий проход между крутыми скалистыми кряжами, образовавшими подобие воронки. Вершину этой гигантской буквы «Y» пересекало высохшее русло реки. Бурный поток за тысячелетия высек в окружающих скалах своего рода естественные ступеньки, которые поднимались вверх по горным склонам; стада слонов, издавна пользовавшиеся этой удобной тропой, постепенно сгладили острые выступы и выровняли некогда очень крутой угол подъема.
Может, убегающая банда решила двигаться медленнее, но скрытнее? Что они выбрали — столбовую дорогу, протоптанную слонами, или же какую-нибудь извилистую тропинку, карабкающуюся по скалистым утесам в другом, менее очевидном месте?
Матату незаметно для остальных щелкнул пальцами, давая Шону знак осмотреть восточные подходы к тропе. Шон, как следопыт, не имел себе равных среди белых людей. Так что Матату, чтобы не терять драгоценного времени, вполне мог доверить ему такое простое дело.
Шои расположился так, чтобы солнце оказалось между ним и интересующим его участком. Это был старый испытанный трюк, позволявший следопыту получше осветить след. Затем он сосредоточил все свое внимание на этом клочке земли, поручив скаутам прикрывать его с тыла. На них можно было положиться; он сам обучал их.
Его аж затрясло от радостного возбуждения, когда он обнаружил след. Он наткнулся на него у самого подножия утеса. Один из круглых ручных валунов, когда-то занесенных сюда горным потоком, был сдвинут с места. Он на четверть дюйма отклонился от своего обычного положения в небольшой впадине, веками служившей ему ложем. Шон на всякий случай потрогал его пальцем, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте. Ни за что на свете он не стал бы звать Матату, пока существовала хоть малейшая вероятность ошибки.
«Этот хмырь будет неделю издеваться надо мной, если я ошибусь со следом».
Валун был размером примерно с его голову; он слегка покачнулся от прикосновения. Да, сомнений не оставалось, его недавно сдвинули с места. Шон тихо свистнул, и Матату мгновенно возник перед ним, как джин из волшебной лампы. Шону не требовалось указывать ему на свою находку. Матату тут же все увидел сам и одобрительно кивнул.
Беглецы умело скрывали свои следы, пытаясь сбить с толку погоню. Они поднялись по высохшему руслу гуськом, держась вплотную к отвесным скалам. Чтобы не оставлять следов, они перепрыгивали с одного валуна на другой, но этот, на их несчастье, слегка сдвинулся под весом наступавших на него людей.
Матату молнией устремился вперед. В сотне шагов от этого места он обнаружил след ноги раненого террориста; очевидно, она соскользнула с камня, на который он неудачно наступил, и коснулась мягкого белого песка. На песке осталась крохотная отметина. Только необычайно острый глаз мог заметить эту неуловимую разницу в цвете между песчинками на поверхности и теми, что недавно были выбиты из нижнего слоя.
Матату опустился на колени и внимательно осмотрел этот мимолетный отпечаток; затем он несильно дунул на окружающий песок, чтобы определить его рыхлость. Присев на пятки, он сосредоточенно анализировал факторы, вызвавшие различия в центре песчинок — влажность песка, угол падения солнечных лучей, силу ветра и, что самое важное, время, прошедшее с того момента, как песок был потревожен.
— Два часа, — произнес он наконец с непоколебимой уверенностью, и Шон ни на секунду не усомнился в его правоте.
— Они прошли здесь два часа назад, — доложил он Роланду Баллантайну.
— Как он это делает? — изумленно покачал головой Роланд.
— Сначала привел нас в нужное место, а теперь еще и определяет точное время. За пятнадцать минут он сэкономил нам восемь часов. Как он это делает, Шон?
— Понятия не имею, — признался Шон. — Это просто какое-то чудо природы в шоколадной глазури.
— Ну что, будем опять скакать? — спросил Роланд. Он не говорил на суахили, Шону пришлось перевести его слова.
— Играем в «скачущего зайца», Матату?
— Ндио, бвана, — со счастливой улыбкой кивнул Матату, прямо-таки расцветая под восхищенным взглядом полковника.
— Пошли четырех человек по земле, — посоветовал ему Шон. — Пусть придерживаются русла реки; возможно, наверху им удастся обнаружить след.
Читать бесплатно другие книги:
