(не) беги от меня, малышка Зайцева Мария
Взгляд на мне задержался, конечно, но не на лице. Нет. Скользнул ниже, к груди, обтянутой строгой мужской рубашкой.
После родов и кормления я раздалась. И мало что указывало на тонкую девочку, которую он, наверно, мог помнить.
Да он и не помнил, наверно…
Такой боли, как в тот момент, когда поняла, что мой первый мужчина вообще не узнает меня…
Никогда не испытывала.
Даже, когда рожала его сына.
Я, уже понимая, что меня не помнят, не узнают, все же не могла остановиться, не могла оторвать от него глаз.
Пытаясь разглядеть… То, что видела раньше.
Того, кем он был раньше.
И не могла.
Не видела.
В этом холеном мужчине ничего не указывало больше на того смелого парня, что вытащил меня из горящего дома десять лет назад. А потом вернулся обратно. Спасать погибающих в огне людей.
Он сильно обгорел тогда, и я, не в силах оставить его, прекратить думать о нем, устроилась работать санитаркой в районную больницу, где он лежал.
У меня были три курса медколледжа. Взяли с удовольствием. Даже жильем временным обеспечили, потому что моё сгорело.
Я работала посменно с больнице, успевала учиться в колледже, безбожно пропуская пары, а еще бегала по инстанциям, собирая справки для восстановления документов.
И в любую свободную минуту забегала к нему. Моему герою. Моему ангелу-хранителю.
Его звали Петр Алексеев.
Забавно, что, зная фамилию хозяина «Мед-Эксп», мне даже в голову не пришло связать их. Ну мало ли Алексеевых в России? Больше, чем Ивановых, однозначно.
Сейчас, спустя десять лет, я не могу сказать, что это было. Что мной двигало? Благодарность? Любовь? Восхищение? Может, все вместе?
Наверно, все вместе.
Неважно.
Важно только то, что я с ума сходила. Смотрела, не могла насмотреться. У него было сильно обожжено лицо, но я не видела ожогов. Не видела струпьев на губах, не видела воспаленной розовой кожи на щеках и лбу. Нет. Он был красивый. Он был невероятно, нереально, просто до боли физической красивый!
Удивительно, как этого не видели другие?
Как этого не видела его девушка? Бывшая.
Она не смогла даже поцеловать его.
Я смогла.
И не только поцеловать.
Петр Алексеев, смелый пожарный, мой самый лучший, мой самый-самый красивый, стал и моим первым мужчиной.
Всего на одну ночь. Даже не на ночь. Нет. На час.
Потому что потом за ним приехал отец и увёз куда-то за границу.
Так мне сказали.
Я не видела, не застала.
Как раз к нему шла, в облаках летая, когда грубо, за шкирку на землю дернули.
Из больницы меня уволили в тот же день, наверно, все же его девушка бывшая пожаловалась. Она ревновала, терпеть меня не могла.
Сначала, опять вынужденная искать жилье и работу, глупая наивняшка еще ждала, когда он меня найдет. Уговаривала себя не ждать. Но ждала.
А потом…
Потом стало не до того.
И вот теперь, выбегая из проклятого офиса и плюхаясь на заднее сиденье такси, я думаю, что, лучше бы мы и не встречались вовсе.
Он у меня в памяти тогда навсегда остался бы самым лучшим, самым трепетным воспоминанием.
Я бы по ночам о нем думала. Как все эти десять лет.
А теперь?
Губы горят у меня, щеки щетиной натерты, на бедрах наверняка синяки…
И полное ощущение того, что десять лет моих чувственных, нежных воспоминаний тупо стерты сегодняшней сценой в кабинете.
Он забрал их у меня.
Он подарил, он и отнял.
Черт…
Я бессильно смотрю в окно, на мелькающие огни нарядной вечерней Москвы, и жалею о нашей встрече.
Странно так. Странно.
2. Удивительный случай
Дверь за Ладой Леонидовной уже давно закрылась, а я все сижу, разглядываю то свои ладони, словно еще ощущающие жар ее кожи, то стол рабочий, по которому тоже, кажется, проведи рукой, и почувствуешь тепло.
Злости нет, чего злиться, когда сам дурак?
Неверно, значит, понял сигналы.
Это, конечно, странно, первый раз так прокалываюсь.
Обычно женский интерес легко читаем. Не надо быть сильно умным. Достаточно быть наблюдательным. Все эти взгляды украдкой, все нечаянные повороты головы, прикусывания губ, заправления волос за ушко… Ну и много чего еще. А больше – просто интуиция, просто понимание, что зацепило.
Я в таких ситуациях обычно действовал быстрее. Потому что… Ну чего растягивать? Если нравится и если не против…
Но тут интуиция опять же подсказала, что надо помариновать. Немного. Посмотреть.
Посмотрел, черт…
Она мне ведь сразу понравилась. Не то, чтоб я такой типаж люблю, мне обычно что попроще.
Инстадевочки с губами и холеными телами.
Времени особо нет на растанцовки, а тут все просто. И дорожка протоптана.
Но когда эта провинциалочка зашла в кабинет три дня назад, сразу обратил внимание. Попробуй тут не обрати! Когда такая грудь!
И, самое главное, умеет правильно подать. На декольте бы попялился, поусмехался про себя женской глупости и отсутствию делового такта, но не более.
А здесь все закрыто, на все пуговки застегнуто. И натянуто так, что поневоле воображение работает на полную. Разыгрывается.
Вот и у меня… Разыгралось.
А она еще так уставилась глазищами своими огромными, словно привидение увидела.
Покраснела вся, потом побледнела. Потом вообще пятнами пошла.
Короче говоря, наблюдать было интересно. И забавно.
Я к женской реакции привык, но тут прямо что-то особенное. Необычное. И вкусное.
Вот и решил подождать дня три, посмаковать.
Посмаковал…
Причем, сначала все же хорошо так пошло! Удачно!
Она смотрела на меня, и в глазах огромных такое было ожидание, такая сумасшедшая эмоция, что я не сдержался.
Решил сначала попробовать. Так ли сладко будет, как представлялось.
И не прогадал. Было еще слаще. Гораздо слаще. Настолько, что голова закружилась так, как, наверно, только один раз от женщины и кружилась. И настолько давно такое было, что я уже и позабыл, как это происходит.
Когда мозг отключается.
Полностью.
Когда эмоции – через край, когда ничего так не хочешь больше.
Только ее. Сейчас. В этот момент.
Куда, нахрен, вся выдержка подевалась? Куда все ушло?
В пропасть провалилось.
Осталась только жажда. Дикая, первобытная. Меня опять, словно малолетку накрыло, до боли, до спазмов.
Держал ее, жадно, целовал, а женщина гнулась податливо, стонала заводяще, прижималась ко мне своей грудью роскошной, позволяя гладить, трогать, где хотелось. И давая понять, что можно все. Можно больше.
Ну как тут было не воспользоваться?
И тем удивительней было ее дальнейшее поведение. То, что остановила. То, что всерьез начала сопротивляться.
Вот вообще я такого выверта не понял!
Нет, конечно, встречались у меня, как и у любого, наверно, мужчины, на пути бабы-динамо. И даже не динамо, а… Ну, любительницы «я не такая» и все остальные прелести. Но обычно я это дело сразу просекал.
А Лада Леонидовна… Имя-то еще какое! Тягучее, медом душистым на языке. Так же, как и сама она. Сладкая, цветочная, одуряющая.
Напоминает кого-то. Даже не видом своим, нет. Глазами этими огромными, перепуганно-внимательными.
И вкусом.
Как-будто раньше встречал. Как-будто раньше пробовал.
Странное ощущение. Потому что не пробовал. Никогда не пробовал. Запомнил бы. Такие женщины не забываются.
А значит, какой-то закидон в мозгу.
И у нее, похоже, тоже.
Иначе с чего бы сначала течь кошкой сладкой, манить меня, отвечать и прямо ощутимо кайфовать, а затем так жестко обламывать?
Я, конечно, не особенно хорошо себя повел.
Даже, наверно, вообще не хорошо.
Надо было все-таки пообщаться, на ужин же хотел…
Может, она на это обиделась?
Потому что слова про супруга… Смешно.
Я же не полный кретин. И давно уже выяснил, что никакого супруга у нее нет. Одинокая женщина, живет с сыном девяти лет.
Начала работать в нашей дочерней компании полгода назад в должности юриста.
Быстро продвинулась по карьерной лестнице.
Кажется, отец что-то говорил про талантливую девочку-юриста с периферии…
Точно.
Вот она, талантливая девочка… Очень талантливая. По крайней мере, привлекать мужиков – точно талант. И немалый.
Я сижу еще полминуты, позволяя подумать о произошедшем.
И принять решение, надо мне это все, или нет.
Машинально подношу пальцы к носу. Мед. Сладость.
Надо.
Недолго тебе бегать от меня, малышка.
3. Семья и другие прелести
На экране моего ноутбука появляется хитрая рожица Богдана Петровича.
Он улыбается, подпрыгивает на месте, неугомонный, активный.
Сразу на сердце тепло.
И все проблемы сегодняшнего дня исчезают.
Я ещё никогда с ним так надолго не расставалась, и теперь ужасно, просто до безумия скучаю.
– Мам, привет!!! – сын машет мне в экран, пританцовывает на месте.
Перед глазами все расплывается, слезы, что ли?
Перебарываю себя, смеюсь, машу в ответ.
– Даник! Что у тебя с лицом?!
У сына на носу чёрное пятно, нарисованы усы, брови подведены и надеты на растрёпанные чёрные волосы кошачьи ушки.
– Мы с тётей Ирой гримировались, – улыбается мой котик.
Я смеюсь, не спеша спрашивать, где прячется Иришка. Представляю, что она себе на лице нарисовала.
– Как твои дела? Учёба закончилась?
Он начинает весело рассказывать, как у него дела в школе, а я погружаюсь в какую-то мягкую, тёплую истому.
Даже сквозь рисунок он невероятно похож на отца.
Эти глаза, брови, губы. Один в один.
Богдан знает, что его родной отец служил пожарным, что вытащил меня на руках из горящей квартиры. Что лицо его было обожжённым, и он лежал в больнице.
И что умер при исполнении долга.
Пётр Григорьевич, ты умер.
Нахрена возвращаться?!
Вот как мне быть теперь?
Имею ли я право скрывать?
Лишать моего сына отца?
Это невероятно тяжёлая задача.
Невыносимая.
Мне бы с собой разобраться. Как я отношусь к тому, что Пётр появился в моей жизни…
Наверно, скорее плохо, чем хорошо.
Вот если бы он узнал меня…
Ну, или вёл себя хоть немного по-другому. Не так… Напористо, так нагло, так по-собственнически. Словно он – король, и весь мир у его ног. Ничего, вообще ничего не осталось в этом холеном мужчине от того невероятного смелого парня, моего ангела-хранителя, моей первой любви.
Даже если расскажу, открою тайну…
Ему? Зачем этому привыкшему к тому, что все делается по щелчку пальцев и одному взгляду мужику обуза в виде сына? Или, наоборот, вообразит себя самым лучшим в мире папашей и заберет моего мальчика… Он же богат невозможно как, кто ему сможет помешать?
От этой мысли становится жутко. До дрожи и холодного пота.
Вполне логичное развитие событий…
Нет! Нет-нет-нет!
Мой сын ему не нужен.
Да и я, в общем-то, не нужна.
Понятно же, что это сейчас интересна, просто в качестве развлечения. На ночь-другую.
Пётр в курсе, что я скоро уеду.
Очень удобно и не напряжённо. А то, как он себя со мной повёл, как сходу начал приставать, лапать, целовать… Все его поведение говорит только о том, что ничего серьёзного в планах нет. Только секс.
И, наверняка, по его мнению, я должна быть счастлива.
Барин обласкал, как же!
Девочку из провинции.
То-то удивился! И разозлился. Теперь вообще вопрос – буду ли я в компании работать, или попросят быстренько.
И на фоне вот этого всего сообщать, что я – та самая санитарочка, с которой он утешился после разрыва с невестой десять лет назад… Да ещё и про сына говорить…
Мелодрама идиотская.
Глупость. Опасная глупость.
А ещё большая глупость – разрушать у моего чудесного мальчика светлый образ отца.
Тревожить его.
Пусть уж лучше Богдан думает, что его отец – герой. И пример хороший, мальчик мой собрался стать пожарным и спасать людей.
Решено. Извини, Пётр Григорьевич, но поезд ушёл, и ты пошёл нахрен.
– Привет, Лада, – как-то мрачно здоровается Иришка, отодвинув в сторону от экрана моего мальчика.
Я переключаюсь со своих грустных мыслей и замираю от удивления. А потом не выдерживаю и смеюсь.
Иришка выглядит унылой лисой.
– Мам, смотри, у неё хвост!!! – Богдан сует в камеру лисий хвост, потянув хрупкую Иришку вверх.
Ему хоть и девять лет, а силён мальчишка, как подросток. Большой, крепкий… Весь в папашу, который вот так вот просто женщинами вертит.
Да, что за наваждение!
Как выкинуть его из головы?
Нет, однозначно надо беречь сына от встречи с этим нахальным бабником.
– Ир, что такая невесёлая? – успокоившись, спрашиваю я. – Что стряслось? Тяжело сидеть с моим сыном?
– Ничего ей не тяжело! Приходил её жених и бросил нас, – тут же докладывает мальчик.
Ирка длинно всхлипывает, лисья мордочка жалко кривится.
– Богдан! – командую я, – отойди, дай я поговорю с тётей Ирой.
– Ты же мне звонишь, – голос ребёнка обиженно удаляется. Послушный мой мальчик!
– Мы поговорим ещё! – кричу я. – Заряди телефон!
– Иришка, – переключаюсь я на подругу, уже стащившую с головы лисьи уши, – поговори со мной.
Она шмыгает оранжевым носом, из серых лисьих глаз текут слёзы на красные разводы, изображающие мордочку зверя.
До чего же она хорошая и добрая!
А с мужиками не везёт.
Ира начинает мямлить, что у какой-то там Лизы зарплата больше, что у неё собственное жильё, именно поэтому её долбанный Андрей свалил к другой.
Где в этом мире справедливость? Мужчинам не нужна нежная и ласковая девушка, подавай обеспеченную.
Иришку я знаю с детства. Она младше меня на четыре года, но мы всегда дружили. И наши соседние квартиры в том страшном пожаре выгорели дотла. Они с мамой уехали в деревню, Ира через год вернулась в город и поступила в училище на швею. Высшее получала по профессии «дизайнер одежды». Сейчас работает в ателье и мечтает о своём личном деле. Квартиру она снимает, хотя я уже год прошу её переехать к нам.
Глупенькая, думает что помешает нам с Богданчиком. А на самом деле, мы – близкие люди. Семья.
– Мы – семья, – повторяю я свои мысли, – и глупости не говори, что ты мешаешь мне устраивать личную жизнь. Если найдёшь достойного парня, уедешь. А пока вещи собирай – и к нам. Комната отдельная есть.
– Я всё слышал!!! – доносится откуда-то сбоку, и я невольно усмехаюсь, – переезжай к нам, тётя Ира!
Иришка – море позитива. Она не привыкла отчаиваться. Только вот сердечные дела её сильно подкашивают.
Она печально улыбается и ничего мне не отвечает.
Самостоятельная.
Ну ничего.
Меня ещё несколько дней не будет, и, судя во возбуждённым пискам за пределами камеры, всю работу по уговорам сделает Богдан.
– Сама-то как? – спрашивает Иришка, переключаясь на более безопасную, по ее мнению, тему.
– Всё хорошо, командировка не напряжённая, – немного смущённо рассказываю я, – местные юристы делают за меня почти всю работу. Два семинара. Конференция. И два судебных слушания, на которые у меня будет доступ. Практика, Ириска, самая настоящая. Посмотрю, как местные юристы работают по конфликтным делам, опыта поднаберусь. И Харитонов просил закинуть удочки для менеджеров. Нашим тренинги нужны. Вернусь в понедельник утром.
Подруга кивает, лисья мордочка улыбается.
Мы ещё долго говорим. И я радуюсь тому, что моя Иришка потихоньку начинает забывать свои неприятности. Прощаемся только через два часа.
Стоит мне закрыть крышку ноутбука, как в дверь стучат.
Я иду открывать. Это может быть курьер с приглашениями или документами.
Как в квартире, в номерах отеля глазков не водится. Да и не ожидаю я такого сюрприза.
Дверь распахиваю и замираю на пороге.
Алексеев.
Его почти не видно из-за невероятно нежного огромного букета цветов.