(не) беги от меня, малышка Зайцева Мария

4. Атака неприятеля

Скорее всего, именно после этого визита, если при мне будут обсуждать опасность нахождения в одной клетке с хищником, я смогу кивать со знанием дела.

Потому что буду в полной мере знать, о чем говорят.

Петр Григорьевич, проведя артобстрел гипсофилой, спокойно внедряется на территорию противника.

Сразу проходит в центр комнаты, кладет цветы на стол, разворачивается ко мне, так и застывшей у двери столбом.

Любуется на, наверняка, невероятно глупое выражение лица.

И обезруживающе улыбается.

Бабах!

Залп огневого орудия!

Колени начинают дрожать.

Щеки краснеют, дыхание прерывается. Приходится буквально с силой загонять воздух в грудь.

Ловлю наглый взгляд в вырезе халата, спешно подтягиваю полы, запахиваясь глубже.

Черт! Лада! Приди в себя! Противник на твоей территории! Оккупация грядет!

– Чем обязана?

Хочется выговорить холодно. Получается жалко.

– Лада Леонидовна… – опять мурчит, опять медом течет, да что же это такое? Сил нет! – Мне кажется, мы не с того начали…

Этот мягкий голос, в сочетании с совершенно не мягким взглядом, буквально рубит меня, взрослую, серьезную женщину, с ног.

Если бы он так умел тогда, в свои двадцать три… Хотя, наверняка, тогда ему этого не требовалось. Достаточно было просто улыбки. И взгляда.

Да и сейчас тоже… Можно не напрягаться, да.

– В самом деле? – язвлю я из последних сил, суетливо перебирая ворот халата, осознавая, что выдаю этим себя по полной программе… Но, черт! Я же тоже живая! И я с ним сексом практически каждую ночь занималась все эти десять лет!

Во сне.

Чему удивляться, что с ума схожу?

Тут, скорее, надо удивляться, что еще не запрыгнула на него… Не обняла, не позволила этим сильным рукам распахнуть ворот халата, не пустила наглые губы путешествовать по разгоряченной, болезненно чувствительной коже…

Ох… Ладка, держись. Просто держись, дурочка…

– Да… Я понимаю вашу враждебность… Но, Лада Леонидовна… Вы же должны меня понять… Вы – невероятно привлекательная женщина… Я не смог устоять…

Он говорит это все, голос течет сладко-сладко… А сам продвигается ко мне!

Незаметно, по чуть-чуть, но как-то настолько шустро, что я успеваю моргнуть пару раз – и вот они! Войска противника под твоими стенами!

Обманный маневр! Окружение!

И от близости голову дурманит, кружит, кровь в ушах бьется, уговаривая сдаться на милость завоевателя! Сладкое, такое сладкое поражение…

Искушение…

Чертов соблазнитель! Ничего не делает! Просто стоит, даже не касается! А я уже… Готова.

Еще чуть-чуть – и ключи от города вынесу, честное слово!

– Вы, должно быть, привыкли к тому, что вами восхищаются, Лллаадааа Ллеонидовнааа, – он упирает руку прямо возле моего лица, дополнительно бомбардируя невероятно чувственной хрипотцой в голосе, и одновременно окружая по всем правилам боевого искусства…

Еще немного… И все. Войска войдут в полностью порабощенный город…

Ко всеобщему удовольствию всех сторон.

Временному удовольствию.

Потому что потом, когда из поверженного города будут выкачаны все ресурсы, завоеватель пойдет дальше. У него позади руины таких же доверчивых городов.

А впереди – множество, требующих его внимания.

Он пойдет, полностью удовлетворенный.

А город останется. Разрушенный и раздавленный. И опять будет себя собирать по камешку.

А городу, вообще-то, нельзя!

У города есть маленький, но очень гордый городок, который полностью от него зависит! И нельзя руины, нельзя!

– Говорили.

Оборвать получается резко. Я собой довольна. А еще больше довольна тем, что сумела как-то вывернуться и ускользнуть от уже склонившегося, практически прижавшего меня к стене, завоевателя.

Он настолько не ожидает маневра, что целую секунду не оборачивается, тупо пялясь в стену, где только что было мое лицо.

Я за эту секунду успеваю провести перегруппировку своих войск.

Выпрямляюсь, плотнее запахиваю халат.

Смотрю серьезно и злобно, сощурив глаза.

Злость дает силы. Злость, ярость, ненависть даже. И ревность.

Потому что ухватки эти записного ловеласа, эта хрипотца, этот взгляд… Все это настолько не похоже на него, моего ангела-хранителя, настолько дико, что мне кажется, будто в тело любимого человека подселили пришельца. Нечто чужеродное.

Ужасное.

И эта нечисть причудливо переплелась с моим пожарником, обвила его щупальцами… И сделала еще сильнее, еще привлекательнее. Еще безжалостней.

Чужим сделала.

А, раз чужой, нечего ему ключ о города нести.

– Вы зачем пришли, Петр Григорьевич? Если за продолжением, то зря. Я не намерена изменять супругу.

– У вас нет супруга, – перебивает меня захватчик, внимательно и совсем не раздраженно изучая красные пятна, покрывшие шею.

Черт! Справиться с собой легче, чем со своей реакцией на него!

Но я – это не мое тело. Глупо давать управление биохимической машине.

– У меня есть любимый человек, – парирую я, спокойно присаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу, – мы считаем друг друга мужем и женой. Штамп в паспорте – условность в наше время.

– Вот как? То есть то, что происходило недавно в кабинете, вполне допустимо для замужней женщины?

А вот тут он начинает злиться. Крылья носа подрагивают. Едва заметно, но все же…

Я же, глядя на это, наоборот, успокаиваюсь.

Только в глубине души что-то колет. Остро так. Мучительно.

Пожарный мой, ангел-хранитель… Как же так?

– В кабинете вашем, Петр Григорьевич, произошло недоразумение. Досадное. И глупое. Которое больше не повторится.

– Вы так в этом уверены, Лада Леонидовна?

Он неожиданно шагает, нависая надо мной своим массивным телом. Это выглядит резко и очень угрожающе.

А еще… Возбуждает. Черт! Лада!

– Знаете, Лада Леонидовна… – его голос опять тянется патокой, завоеватель наклоняется ниже, шепчет интимно в ухо, задевая губами край ушной раковины. Я еле сдерживаю дрожь.

Держись, Ладаааа…

– Я более чем уверен, что это не было досадным недоразумением… Я, наоборот, думаю, что это было закономерностью… Логичной. Правильной.

– Вы… Не правы… – звуки выходят из моего рта с таким скрипом, что сама пугаюсь.

– Я… – вдыхает он жарко, и кожа горит от его дыхания, плавится, – прав. И я вам это докажу, Лада Леонидовна.

– Нет… – я все еще сопротивляюсь. Напряженная, как струна, отчетливо понимая, что, если сейчас он захочет проверить правильность своих наблюдений, я…

Что я смогу сделать? Ничего. Совершенно. Я в его власти. Достаточно чуть-чуть надавить. Совсем немного.

– Да…

Он секунду еще жарко дышит мне в шею, словно раздумывает, как поступить.

Я сижу каменно. И, кажется, даже воздух не поступает в легкие.

Петр резко поднимается и идет к двери.

Я ошарашенно смотрю вслед.

Атака захлебнулась? Противник отступает?

– До завтра, Лада Леонидовна, – спокойно прощается он. Напоследок смотрит на меня долгим обещающим взглядом и выходит за дверь.

Я, кажется, только полминуты спустя начинаю дышать.

Смотрю на цветы на столе. Ворох разноцветных, пушистых нежностей.

Нет, Лада, нет.

Противник не отступил.

Противник совершил тактический маневр.

Господи… Как мне дожить до конца командировки в целости?

5. Рабочие моменты

Я – начальник отдела. А это значит, что обязана быть в курсе всей юридической жизни нашей фирмы. И не юридической – тоже. Ситуация сейчас такая, что неизвестно, откуда и что конкретно нагрянет.

Проверки разнообразных служб, от которых не только бухгалтера седеют раньше времени, но и мы, юристы, нервным тиком обзаводимся.

Работа с людьми. Немного не уследишь, какой-нибудь обиженный первостольник рванет в трудовую инспекцию.

А ты потом прыгай, решай вопросы трудового права. Которое у нас, как и у девяноста процентов коммерческих компаний, завуалированно нарушается. И тут, как никогда верна поговорка про не нас таких, а жизнь такую.

Потому что, вполне возможно, что в Москве, Питере и крупных городах-миллионниках сотрудник может выбрать пристойные варианты работы, с полностью белой зарплатой, соцпакетом и прочими радостями трудовой жизни.

Но не у нас.

Зарплаты у наших первостольников хорошие, у сотрудников офисов – еще лучше. Но за все приходится платить. И выбирать.

Кроме этого на мне финальная проверка всех важных документов.

Причем, не только договоров поставки, аренды, трудовых и так далее.

Я обязана следить, как работает адвокат. И хотя, у меня профиль предпринимательско-правовой с углублённой подготовкой «Юрист в сфере бизнес-права», Харитонов не раз меня кидал на судебные заседания, в которых я вообще очень сильно плаваю.

Все же именно здесь важен опыт.

В итоге, пару раз попав в неприятные ситуации, я потребовала взять на работу профессионала в этой сфере.

Профессионал появился. Пьющий, немного невменяемый, но великолепный юрист, за которым, конечно, глаз да глаз.

Но мне это в радость, работу делает он – на ус мотаю, учусь я. Любой опыт пригодится.

И то, что сейчас я имею возможность наблюдать за профессионалами в этой сфере, адвокатами из центрального офиса корпорации, огромный и положительный опыт.

Я провожу в суде более трех часов, и вообще не жалею о потраченном времени.

Это невероятно интересно. В первую очередь потому, что напрягаться не надо. Я не истец и не заявитель. Посторонний слушатель, который впитывает информацию, а так же форму поведения.

Многим покажется это не интересным и скучным. Только не мне! Я люблю свою работу. Я готова учиться.

Вот еще бы Алексеев не выматывал нервы.

Понятно, почему я в зале суда.

А вот он там что забыл?

И не надо мне рассказывать, что лично контролирует работу юристов!

Они здесь, слава Богу, профессионалы своего дела и в контроле не нуждаются.

И, судя по тому, что глаз Петр Григорьевич не сводит с меня, он тоже так считает.

А еще считает, что в контроле нуждаюсь я.

Ну, или просто издевается, заставляя краснеть не по делу.

Я все заседание старательно фиксирую полученную информацию и свои мысли по ходу дела, чтоб потом улучить момент и позадавать вопросы.

И постоянно, вот просто каждую секунду ощущаю на себе плотный, горячий взгляд начальства.

Он скользит, физически трогая, по шее, тут же покрывающейся нервными красными пятнами, ниже, к груди, и тут остается радоваться плотности белья, потому что, надень я сдуру что-то более легкое, и торчащие от ужаса соски были бы выставлены на всеобщее обозрение. Затем взгляд так же медленно и издевательстки путешествует обратно. Прямо к ямочке между ключиц, я еле удерживаюсь, чтоб предательски не сглотнуть, выдавая себя. И выше. К губам. И нет, я их не облизываю и не закусываю. Вообще ничего пошлого не делаю. И почему же все время кажется, что он явно что-то непристойное думает, когда так внимательно изучает их?

От такого пристального внимания становится сначала жарко, потом до дрожи холодно… А потом накатывает привычная спасительная злоба.

Вот всегда она меня выручает. Оптимизирует организм для борьбы.

Я уже не воспринимаю Петра Григорьевича с налетом романтики, не думаю о нем, как о моем любимом человеке. Для меня это неприятель. Временно отступивший, но, стоит почуять слабину, как сразу активизируется. И затопчет.

Ну уж нет.

Никогда такого не будет.

Розовые очки разбились стеклами внутрь. Это больно. Но я это переживу.

У меня есть один маленький, но нереально мощный стимул это сделать. Он как раз сейчас, наверно, в школе. Хулиганит…

Как всегда, при воспоминании о моем мальчике, губы непроизвольно расплываются в улыбке, глаза мечтательно задымляются.

Скольжу взглядом по залу суда, наталкиваюсь на неотвратимый взгляд босса. И сразу же, вспыхнув, перестаю улыбаться.

Не для него мои эмоции. Больше нет. От этого «нет» колет в груди. Но уже не так остро. Уже привычно.

Ко всем у можно привыкнуть, на самом деле. Уж кому, как не мне это знать.

Заседание заканчивается с удовлетворяющим нас результатом, а потому из зала суда выходим в гордом молчании. Мужчины вперёд, я задерживаюсь и чувствую, как рука непонятно как оказавшегося позади Петра Алексеевича ложится на мою талию, чуть подталкивая вперёд на выход.

Вытягиваюсь по струночке, делаю вид, что ничего не происходит. Даже, когда его рука срывается с моей талии и медленно падает на бёдра.

У меня непроницаемое лицо, как будто из зала суда всегда выхожу с лапищей на попе. И ничего в этом такого странного.

И у Алексеева тоже вид очень деловой. Задумчиво смотрит куда-то в глубь коридора, хмурым немного печальным взглядом, при этом пальцы мой зад не покидают! И вообще, делается вид, будто ничего не происходит. Просто помогает мне выбрать верное направление движения. Все отлично.

Мне бы заорать! Ударить. Взбрыкнуть. Показать всем видом, что я сильно недовольна таким раскладом.

Но вокруг настолько серьёзные лица, так глубоко погружены в дела фирмы, что я просто не смею нарушать их сакрального напряжения.

Но и терпеть не собираюсь. Резко подаюсь вперед, немного обгоняя коллег.

Рука начальства дергается, словно пытаясь задержать… И теперь могу окончательно увериться, что это не случайность!

Но на лице – ни капли улыбки. Только щёки вспыхивают опять и накатывает душная волна.

– Вам жарко, Лада Леонидовна? – интересуется учтивый старик-адвокат, с неподдельным беспокойством.

Пётр Григорьевич неожиданно начинает приближаться, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Да, немного, – отвечаю тихо, расстёгивая верхние пуговки блузки.

– У вас ещё сегодня дела? – интересуется старик.

– Семинар через четыре часа. Улица Еланского, – отвечаю, стараясь глубоко дышать.

Все прекрасно, Лада. Сейчас ты со всеми распрощаешься и свалишь, наконец, туда, где не будет наглых взглядов и еще более, просто запредельно наглых лап босса.

– Тогда предлагаю перекусить, – кивает адвокат.

– Кафе Bistrot, – тут же предлагает Алексеев.

– Я за, господа, – присоединяется к разговору ещё один адвокат из нашей команды. – Молодой козлёнок, запечённый с картофелем аллафорнайа.

– Лада Леонидовна, обязательно с нами, – старик предлагает мне свой локоть. – Вы просто обязаны откушать фуагра с соусом из лесных ягод, только в этом кафе оно бесподобно.

Я натянуто улыбаюсь, принимая руку старика. Господи, мне бы убраться подальше от загребущих лап начальства!

Но, во-первых, есть возможность помучить профессионала своими глупыми вопросами в неформальной обстановке, потому что когда я еще его так поймаю. Заседание он провел виртуозно, одно удовольствие наблюдать было. И теперь еще и пообщаться с ним… Столько опыта!

Ну и во-вторых… Хочется есть. Очень.

А еще хочется попробовать хоть что-то из перечисленных блюд. Уже одни названия звучат загадочно и вкусно. У нас в городе таких точно нет.

Конечно, переживательно. Потому что пока не в курсе, во сколько может обойтись покушать в московском кафе. И есть опасения, что после сегодняшнего похода, ипотеку за квартиру я не скоро выплачу. Хотя, с другой стороны… Это бизнес-ланч. Может, удастся провести его по графе «деловые расходы»?

В машине, я предусмотрительно сажусь со стариком на заднее сидение. Алексеев, хозяин бентли, за рулём, рядом с ним молодой адвокат.

Разговоры исключительно профессиональные. И Константин Михайлович, так зовут пожилого адвоката, очень доходчиво объясняет мне некоторые аспекты работы и с удовольствием отвечает на вопросы.

С каждой минутой все больше уверяюсь, что правильно поступила, согласившись. Один только опыт общения стоит больше любого, пусть и очень дорогого похода в московский общепит.

Ресторан поражает настолько, что я на некоторое время перестаю вникать в информацию, что беспрерывно выдаёт Константин Михайлович. И почти не замечаю лапищи, что под столом периодически, словно случайно, трогает мою ногу.

Конечно, Алексеев сел рядом. И кто бы сомневался, что не воспользуется ситуацией!

Босс намерен поиграть.

Он уже пережил первоначальный отказ и приготовился к осаде. Но, почему бы не провести разведку боем?

Ситуация смешна и вместе с тем ужасна.

Смешна, потому что глупа. Беспредельно.

Лада, ты сидишь в пафосном московском ресторане, который только на картинках видела раньше. И твоего колена слишком часто, для того, чтоб это считать случайностью, касается ладонь невероятно красивого, брутального, просто шикарного мужика.

Почему тебе хочется плакать, Лада?

От обиды. Причем, не на харрасмент даже, нет… А на то, что очки твои розовые…

И что, в другой ситуации, не будь у тебя такого бэкграунда, то, возможно, ты была бы и не против… Да ты и сейчас не против. Вернее, против, но…

Почему так больно-то, а?

Ну ладно. Слезы – убрать. Ситуацию – считать условно позитивной.

Наслаждаться едой и обстановкой.

А от начальства просто немного отодвинуться. И ногу на ногу закинуть.

Когда-нибудь ему надоест.

А, если нет…

Ну что же, значит, будем популярно объяснять, что, если женщина один раз поддалась слабости и позволила посадить себя на рабочий стол и задрать юбку, это не значит, что так будет происходить постоянно.

Алексеев – мужчина настойчивый. Но и до него информацию можно донести.

Я надеюсь.

А еще мимолетно удивляюсь тому, насколько образ пожарного в моей памяти уже заместился… Вот этим.

Если так дальше пойдет, то я вообще излечусь от своей болезни.

И, может, хоть на других мужчин смогу смотреть, не сравнивая. Потому что, как выяснилось, сравнивать не с кем.

Но это потом.

А пока…

Оглядываюсь по сторонам.

Очень уютно. Обстановка напоминает средневековую Италию. Натуральные деревянные элементы, деревянная мебель, диванчики мягкие. Во всю стену стеллаж, заполненный бутылками вин. Рога оленей на стенах, мягкая подсветка. Красные, благородного оттенка ковры на полу.

Все дорого, но очень изысканно.

Не напоказ, и ощущение эксклюзивности во всем.

В атмосфере, в подаче блюд.

И да. Это невероятно вкусно.

Я послушно заказываю то, что мне рекомендует Константин Михайлович, и вообще не жалею. Наслаждаюсь.

О сумме счета старательно не думаю.

Ловлю момент, реально будет о чём внукам рассказать.

Пётр руку уже убрал, и становится комфортно. Изо всех сил стараюсь не выдать эйфорию. От вкусного вина почти сразу хмелею.

Разговор за столом уже потерял профессиональные темы, и сейчас легкий и плавный. Ни о чем.

И я тоже расслабляюсь. Осоловела от сытости и блаженства. Ничего не хочется. Точнее хочется! На ручки и в постель, а никак не на…

– Черт! Семинар! – выкрикиваю и ловлю умилённые взгляды мужчин. Ну как могла забыть? Вот ведь… А еще профессионалом хочу казаться!

– Я отвезу, – шепчет мне Пётр Григорьевич.

О нет! Думаю, как отказать, достаю карточку, чтоб внести свою часть оплаты за обед.