Чужестранка Гэблдон Диана

Глава 13

НАМЕЧАЕТСЯ БРАКОСОЧЕТАНИЕ

Я села к столу в буфетной, глядя в чашку с молоком и пытаясь побороть приступы тошноты. Дугал взглянул на мое лицо, когда я спускалась по лестнице, поддерживаемая мускулистым молодым капралом, и тотчас, пройдя мимо меня по лестнице, поднялся в комнату Рэндолла. Полы и двери в гостинице были толстые и прочные, но мне слышны были громкие голоса наверху.

Я подняла чашку с молоком, но руки у меня еще дрожали, и пить из чашки я не могла.

Я постепенно приходила в себя от физической боли, но от потрясения — нет. Я знала, что этот человек — не мой муж, но сходство было столь велико, а мои привычки так укоренились, что я была почти готова довериться ему и, рассказать все так, как я рассказала бы Фрэнку, полагаясь хотя бы на воспитанность, если не на активное сочувствие. Его злобное нападение перевернуло мои представления и чувства, именно из-за этого я ощущала себя совершенно больной.

Больной и напуганной. Я близко видела его глаза, когда он опустился возле меня на корточки. На короткое мгновение что-то промелькнуло в глубине этих глаз. Всего только вспышка, не более, но я не хотела бы увидеть ее еще хоть раз в жизни.

Звук открываемой наверху двери вывел меня из задумчивости. Тяжелые и быстрые шаги возвестили о появлении Дугала, следом за которым на очень близком расстоянии шел капитан Рэндолл — на столь близком, что, когда Дугал, увидев меня, неожиданно остановился внизу, Рэндолл едва не уткнулся ему в спину.

Бросив на капитана Рэндолла короткий взгляд через плечо, Дугал быстро подошел ко мне, швырнул на стол монету в уплату за еду и, не говоря ни слова, рывком поднял меня с места. Он так стремительно вывел меня за дверь, что я только и успела заметить устремленный в мою сторону пристальный и хищный взгляд офицера в красном мундире.

Мы уселись в седла и тронули лошадей, прежде чем я успела обмотать вокруг ног свои широкие юбки, и волны ткани вздымались на ветру, словно непогашенный парашют. Дугал молчал, но, казалось, нашим лошадям передался его настойчивый порыв к движению — едва мы достигли большой дороги, они понеслись галопом.

На перекрестке, отмеченном пиктским крестом[25], Дугал внезапно натянул поводья. Мы остановились.

Дугал спешился и привязал обеих лошадей за уздечки к какому-то деревцу. Потом помог мне сойти с седла и тотчас нырнул в кусты, знаком приказав следовать за ним.

Я поднималась по склону холма, ориентируясь на мелькающий в листве килт Дугала и то и дело быстро наклоняя голову, чтобы отпущенная Дугалом ветка не хлестнула меня по лицу. Холм порос дубками и молодыми соснами. Слева от меня щебетали в подлеске синицы, и чуть поодаль трещала, должно быть, целая стайка соек, отыскивающих корм. Свежая, ярко-зеленая трава раннего лета густо росла среди скал и камней, ковром устилала землю под дубами; под соснами трава не росла, земля под ними была устлана толстым слоем опавших иголок, среди которых кишмя кишели муравьи и другие мелкие насекомые, укрываясь от солнечных лучей и хищных птиц.

Резкие лесные запахи щекотали горло. Я бывала и раньше на таких холмах и дышала теми же весенними запахами, но тогда они смешивались с вонью выхлопных газов, доносившейся с дороги, а щебет птиц заглушался голосами туристов. В последний раз перед этим, когда я подымалась по такой вот тропе, земля была усеяна обертками от сандвичей и пустыми пачками из-под сигарет, а не распускающимися бутонами мальвы и цветами фиалок. Обертки от сандвичей казались достаточно умеренной платой за такие блага цивилизации, как, предположим, антибиотики и телефон, однако нынче я испытывала благодарность к фиалкам. Я очень нуждалась в мире и покое, и здесь я их чувствовала.

Почти у самой вершины холма Дугал вдруг свернул в сторону и скрылся в густом ракитнике. С некоторым трудом проложив себе дорогу за ним, я обнаружила его сидящим на плоском камне возле небольшого водоема. Покосивщаяся каменная стела с полустертым, почти неопределенным изображением человеческой фигуры возвышалась чуть поодаль. Я сообразила, что передо мною святой источник. Таких вот мест поклонения в Шотландии было полным-полно, и они часто скрывались в уединенных местах, а возле этого на ветвях склонившейся над водой рябины было повязано множество выцветших тряпочек — подношений от тех, кто молил святого о здоровье или о благополучии в дальней дороге.

Дугал кивком приветствовал мое появление. Он перекрестился, склонил голову и зачерпнул из источника воды в сложенные вместе пригоршни. Вода была необычно темного цвета и отдавала неприятным запахом— как видно, серный источник, решила про себя я. День стоял жаркий, мне очень хотелось пить, и я последовала примеру Дугала. Вода чуть горчила, но была холодная и нельзя сказать, чтобы невкусная. Я выпила немного, потом ополоснула лицо от дорожной пыли.

Я подняла голову, не вытирая лица, и увидела, что Дугал смотрит на меня с каким-то странным выражением. Нечто среднее между любопытством и расчетом — так бы я определила это выражение.

— Пришлось вскарабкаться в гору, чтобы испить водицы? — беспечно спросила я.

Бутылки с водой были у нас в седельных сумках. И я сомневалась, что Дугал поднялся сюда, чтобы просить святого о благополучном возвращении в гостиницу. Мне казалось, что его намерение носит более мирской характер.

— Вы хорошо знаете капитана? — неожиданно спросил он.

— Хуже, чем вы, — ответила я. — Я видела его до этого всего один раз, да и то случайно. Мы не пришлись друг другу по вкусу.

К моему удивлению, суровое лицо Дугала смягчилось.

— He могу сказать, что и мне он сильно по душе, — сказал он.

Побарабанил пальцами о край каменной ограды водоема, о чем-то размышляя, и повернулся ко мне.

— А кое-кто о нем весьма высокого мнения. Дескать, храбрый солдат и прекрасный воин.

Я подняла брови.

— Поскольку я не генерал английской армии, на меня эти качества не производят впечатления.

Дугал громко рассмеялся моей шутке, показав ослепительно белые зубы; смех вспугнул трех грачей с дерева над нами, и они улетели, хриплыми криками выражая полное свое неудовольствие.

— На кого вы шпионите — на англичан или на французов? — спросил Дугал, вновь меняя тему разговора самым неожиданным образом. — Или вы не шпионка?

— Конечно же нет! — резко ответила я. — Я Клэр Бошан, и более ничего.

Я обмакнула в воду свой носовой платок и обтерла им шею. Прохладные струйки побежали по спине под серой саржей моего дорожного платья, Я прижала посильнее мокрый платок к груди, и получилось то же самое.

Дугал молча внимательно наблюдал за тем, как я совершаю это омовение.

— Вы видели спину Джейми, — вдруг сказал он.

— Да, хоть и помимо моей воли, — сухо ответила я.

Мне по-прежнему было непонятно, чего он добивается своими бессвязными расспросами. Вероятно, сам объяснит, когда найдет нужным.

— Вы хотите узнать, известно ли мне, что это дело рук Рэндолла? Вы знали об этом сами?

— Я-то знал, — ответил он, глядя на меня оценивающим взглядом, — но не был осведомлен, в курсе ли вы.

Я пожала плечами, давая понять, что его вообще не касается, в курсе я или нет.

— Я, видите ли, был там, — с нажимом произнес Дугал.

— Где?

— В Форт-Уильяме. Я вел кое-какие дела с гарнизоном. Тамошний клерк знал, что Джейми мне родственник, и известил меня, когда они его арестовали. Ну я и отправился туда, чтобы попробовать помочь Джейми.

— Но, кажется, не слишком преуспели, — колко вставила я.

— К сожалению, не преуспел. — Дугал пожал плечами. — Если бы у них за старшего оставался прежний главный сержант, я мог бы по крайней мере избавить Джейми от второй порки, но Рэндолл только что приступил к командованию. Меня он не знал и был не расположен прислушиваться к моим доводам. Мне тогда пришло в голову, что он решил на Джейми показать всем для начала, какой он жесткий командир. Мягкости, мол, от него не ждите. Ежели ты командуешь мужчинами, опирайся на твердые правила. Либо завоюй их уважение — если сумеешь. Либо запугай их.

Я вспомнила выражение лица молодого капрала и подумала, что способ, выбранный Рэндоллом, мне ясен.

Глубоко посаженные глаза Дугала уставились на меня с нескрываемым любопытством.

— Вы знали, что это сделал Рэндолл. Джейми вам об этом рассказывал?

— Немного.

— Значит, он хорошо к вам относится, — раздумчиво проговорил Дугал. — Обычно он никому об этом не говорит.

— Даже представить себе не могу, почему бы это? — съязвила я.

До сих пор, когда мы прибывали в очередную таверну или гостиницу, я чутко прислушивалась, задерживая дыхание, к тому, как ведут себя мужчины, и успокаивалась, лишь определив, что они просто уселись на целый вечер поболтать и выпить у камина. Дугал понял, о чем я думаю, и насмешливо улыбнулся.

— Ну, мне об этом незачем было рассказывать, поскольку я и без того знал.

Он опустил руку в таинственно-темную воду и провел линию, над которой поднялось облачко сернистых испарений.

— Не знаю, как это бывает в Оксфордшире, — продолжал он со все той же насмешливой улыбкой, от которой я себя почему-то почувствовала неуютно, — но здесь у наc леди обычно не присутствуют на таких зрелищах, как наказание плетьми. Вы такое когда-нибудь видели?

— Нет, и не хотела бы увидеть, — ответила я. — Можно себе вообразить, каково это, если остаются такие рубцы, как на спине у Джейми.

Дугал покачал головой и плеснул водой в любопытную сойку, подобравшуюся к нам слишком близко.

— Нет, барышня, вы ошибаетесь, позвольте вам сказать. Воображение — вещь хорошая, но видеть, как человека хлещут по голой спине, — это совсем другое. Скверная штука, рассчитанная на то, чтобы сломить человека, да часто оно так и бывает.

— Но не Джейми.

Ответ мой прозвучал поспешнее, чем я бы хотела, но Джейми был моим пациентом, а потом мало-помалу сделался моим другом. Я не имела ни малейшего желания обсуждать его личную историю с Дугалом, но невольно уступала некоему болезненному любопытству. Я никогда не встречала человека более откровенного и вместе с тем более загадочного, нежели высокий юный Мактевиш.

Дугал коротко рассмеялся и провел влажной рукой по волосам, приглаживая пряди, выбившиеся во время нашего бегства — я считала это именно бегством — из гостиницы.

— Ну, надо сказать, что Джейми такой же упорный, как и вся их семья, — не люди, а камни, и он самый твердый из всех. — В словах Дугала, произнесенных брюзгливым тоном, тем не менее звучало уважение. — Джейми сказал вам, что его наказали плетьми за побег? — спросил он.

— Да.

— Он перелез через стену, едва стемнело, в тот самый день; как его привезли туда. Случай достаточно обычный, потому что условия содержания заключенных были не особенно строгими, но англичане установили ночное патрулирование вокруг стен. Гарнизонный клерк рассказал мне, что Джейми ввязался в драку, и, судя по его виду, драку крепкую, но он дрался один против шестерых, да еще вооруженных мушкетами, так что продержался недолго. Ночь он провел в цепях, а наутро его первым делом повели к столбу, возле которого наказывали плетьми. Экзекуцию проводили сразу после поверки, чтобы, так сказать, дать мозгам направление на целый день. На этот раз к плетям были приговорены трое, Джейми — последний по порядку.

— Вы и в самом деле видели это?

— О да! И я скажу вам, барышня, видеть, как мужчин порют плетьми, — зрелище не из приятных. Мне, к счастью, не довелось испытать такое самому, но думаю, что ожидать своей очереди тоже не сладко. Наблюдать, как хлещут плетьми кого-то в ожидании того же для себя… не приведи Боже!

— Не сомневаюсь, — пробормотала я. Дугал кивнул.

— Джейми выглядел достаточно мрачно, но у него ни один волосок не дрогнул, даже когда он слышал крики и другое… могли бы вы слушать, как разрывается живая плоть?

— Уфф!..

— Точно так же думал я, барышня, — сказал Дугал, поморщившись при воспоминании. — Не говоря уже о крови и рубцах.

Он сплюнул, стараясь не попасть в воду или на ограду водоема.

— Меня просто выворачивало наизнанку от этого зрелища, а я человек не слишком деликатный, прямо вам скажу.

Дугал помолчал и продолжил свой ужасный рассказ:

— Пришел черед Джейми — и он идет к столбу. Другого пришлось бы волочить, но только не его. Подходит и протягивает капралу руки, чтобы тот разомкнул наручники. Капрал потом хотел взять его за руку и отвести на место, но он его оттолкнул и отступил на шаг. Я было решил, что он вздумал дать стрекача, но он просто снял рубашку. Она была вся изорвана и грязная, как тряпка, но Джейми сложил ее так аккуратно, словно самую лучшую воскресную. Сложил и опустил на землю… Ну, подходит он к столбу, прямой, как солдат в строю, и поднимает руки, Чтобы их привязали.

Солнце, пробиваясь сквозь листву рябины, осыпало Дугала пятнами света и тени; казалось, что смотришь на него через кружевную салфетку. Я улыбнулась пришедшему в голову сравнению, и Дугал одобрительно кивнул мне, полагая, что улыбка моя относится к его рассказу.

— Да, барышня, подобная смелость встречается очень редко. И заметьте себе, что она шла не от незнания: только что у него на глазах отхлестали двоих, Джейми знал, на что идет. Храбрость в сражении не является чем-то выдающимся для шотландца, вы это знаете, но победить страх, когда ты в спокойном, обычном состоянии, — редкое свойство. А Джейми тогда было всего девятнадцать, — добавил Дугал.

— Смотреть на все это было, наверное, ужасно, — сказала я не без иронии. — Как еще вы в обморок не упали.

Дугал уловил иронию, но предпочел ее не заметить.

— Я и в самом деле едва не лишился сознания, барышня, — заговорил он снова, задумчиво глядя прямо перед собой. — Кровь полилась после первого же удара, а через минуту спина у парня сделалась красно-синей. Он не кричал и не просил пощады, не увертывался от плети. Он просто крепко прижался лбом к столбу и так стоял. Он вздрагивал, когда плеть опускалась на спину, и только. Сомневаюсь, чтобы сам я мог так держаться, да и немногие могли бы. Джейми потерял сознание, получив половину ударов, его облили водой из кувшина и закончили дело.

— Все это ужасно, — сказала я. — Зачем вы мне рассказываете?

— Я еще не кончил свой рассказ, — сказал на это Дугал, вытащил из ножен кинжал и принялся кончиком чистить ногти.

Он вообще тщательно следил за собой, хотя в дороге соблюдать чистоту и опрятность было трудно.

— Джейми обвис на веревках, кровь текла ручьем и пачкала его килт. Я не думаю, что он был в обмороке, просто чувствовал себя слишком скверно, чтобы встать. Но как раз в это время капитан Рэндолл спустился во двор. Не знаю, почему он отсутствовал на экзекуции, возможно, у него были дела. — Джейми увидел его и сообразил закрыть глаза и опустить голову, как будто бы он без памяти.

Дугал сдвинул брови, весь сосредоточившись на не поддающемся его усилиям ногте.

— Капитан был явно вне себя оттого, что Джейми отхлестали в его отсутствие: кажется, он хотел бы сохранить это удовольствие для себя. Но тут уж ничего нельзя было поделать. И тогда он придумал расследовать обстоятельства побега Джейми.

Дугал принялся ощупывать лезвие кинжала, отыскивая неровности и зазубрины, потом принялся точить его о камень, на котором сидел.

— Начал он с того, что запугал нескольких солдат до одури. Со словами этот тип управляется недурно, надо отдать ему должное.

— Да, этого у него не отнимешь, — согласилась я. Кинжал ритмически двигался по камню — ширк-ширк, туда-сюда; когда лезвие натыкалось на особенно твердый участок, из-под него вылетала искра.

— Ну, во время этого расследования выяснилось, что у Джейми, когда его схватили, обнаружили ломоть хлеба и кусок сыра — он взял их с собой, собираясь перелезать через стену. Над этим обстоятельством капитан минутку подумал и улыбнулся такой улыбкой, какую не хотел бы я увидеть на физиономии у моей бабушки. Он объявил, что кража есть серьезное преступление, наказание должно ему соответствовать, и тут же приговорил влепить Джейми еще одну сотню плетей.

Я невольно вздрогнула.

— Это убило бы его!

— Да, то же самое сказал и гарнизонный доктор. Он заявил, что не может этого разрешить, что по совести заключенному надо дать неделю, чтобы он оправился и мог выдержать вторую экзекуцию.

— Как это гуманно с его стороны! — воскликнула я. — По совести, скажите на милость! А что на этот счет думал капитан Рэндолл?

— Вначале очень огорчился, однако потом смирился. Тогда главный сержант, который умел распознать настоящий обморок, отвязал Джейми. Парень зашатался, однако устоял на ногах, и несколько человек ему высказали свое одобрение, хоть капитану это и не пришлось по вкусу. Не по нраву ему пришлось и то, что сержант поднял рубашку Джейми и подал ее ему, но остальным это понравилось.

Дугал повертел лезвие так и эдак, проверяя, хорошо ли наточилось, положил кинжал на колено и посмотрел мне прямо в лицо.

— Понимаете, барышня, очень легко быть храбрым, когда сидишь в таверне за кружкой эля. Куда труднее приходится, ежели торчишь на карачках в мерзлом поле, а мушкетные пули свистят у тебя над головой и колючий вереск царапает задницу. Но еще труднее стоять лицом к лицу с твоим врагом, когда кровь твоя льется тебе на ноги.

— Вот бы не подумала, — сказала на это я, хотя было мне дурно и тошно.

Я опустила в воду обе руки, чтобы остудить запястья и приободриться.

— На той же неделе я снова съездил туда повидаться с капитаном Рэндоллом, — сказал Дугал таким тоном, словно его поступок нуждался в оправдании. — Мы с ним потолковали, и я даже предложил ему денежное возмещение…

— Я просто потрясена… — проговорила я, но опустила глаза под взглядом Дугала. — Нет, в самом деле. Это было великодушно с вашей стороны. Полагаю, Рэндолл отклонил ваше предложение?

— Да, отклонил. Не знаю почему; мне до сих пор не встречались английские офицеры, которым служебное рвение было дороже собственного кошелька, а ведь такой мундир, как у Рэндолла, обходится недешево.

— Возможно, у него есть иные источники дохода, — предположила я.

— Разумеется, есть, — согласился Дугал, — и все-таки… — Он помолчал, потом продолжил, но уже спокойнее: — Я опять приехал туда, когда Джейми снова должны были сечь, но никакой другой помощи я не мог оказать бедняге. На этот раз он был единственным заключенным, приговоренным к наказанию плетьми. Стражники сняли с него рубашку, прежде чем вывести его к столбу сразу после восхода солнца в холодное октябрьское утро. Мне было видно, что он весь исполосован, но он шел сам и не позволял стражникам дотрагиваться до себя. Он дрожал — и от холода и от волнения, на руках и на груди выступила гусиная кожа, но по лицу катился пот. Через несколько минут появился Рэндолл, плеть он держал под мышкой, и свинцовые наконечники позвякивали в такт его шагам. Он оглядел Джейми холодными глазами и велел главному сержанту повернуть его, чтобы осмотреть спину. — Дугал сморщился. — Вид был ужасный. Свежие рубцы только-только начали подживать и затягиваться черной коростой, а все между рубцами пожелтело. Одна мысль о том, что на эту жуть обрушится плеть, заставила меня побелеть. Рэндолл повернулся к сержанту и говорит: «Отличная работа, сержант Уилкс. Посмотрим, удастся ли мне сделать ее лучше». Соблюдая формальность, он велел позвать гарнизонного врача, чтобы тот официально подтвердил, что Джейми достаточно окреп и может вынести наказание. Вы видели, как кот играет с мышью? — обратился Дугал ко мне. — Вот так оно и выглядело. Рэндолл крутился вокруг парня, отпуская одно замечание за другим, и все до одного они были грустные. А Джейми стоял прямой, как дуб, не говоря ни слова, стоял и смотрел на столб, а не на Рэндолла. Я увидал, как он стиснул ладонями локти, чтобы унять дрожь, и Рэндолл тоже заметил это. Поджал губы, а потом и говорит: «Это ведь тот самый молодой человек, который неделю назад кричал, что не боится смерти. Разумеется, тому, кто не боится смерти, не страшны и несколько ударов плетью, не так ли?» И ткнул рукоятью плети Джейми в живот. Джейми прямо встретил взгляд Рэндолла и отвечает ему: «Нет, но я боюсь, что совсем окоченею, пока вы кончите разговоры разговаривать». — Дугал вздохнул. — Ну, это была речь смелая, но совершенно безрассудная. Когда с человека сдирают кожу, хорошего мало, но к тому же есть способы сделать такое как нельзя хуже — хлестнуть сбоку, чтобы плеть глубже врезалась, или ударить твердым наконечником по почкам. — Он покачал головой и добавил: — Такая мерзость! — Сдвинув брови, Дугал заговорил дальше медленно, тщательно выбирая слова: — У Рэндолла лицо было… я бы сказал, внимательное… и вроде бы светлое такое… так смотрит мужчина на девушку, которая ему нравится, если вам понятно, что я хочу сказать. Словно бы он собирался сделать с Джейми что-нибудь похуже, чем живьем содрать с него кожу. После пятнадцатого удара кровь полилась Джейми на ноги, а на лице у него пот мешался со слезами.

Я покачнулась и оперлась рукой о каменную ограду водоема.

— Ладно, — оборвал себя Дугал, обратив наконец внимание на мой вид, — больше я ничего не скажу, кроме того, что Джейми пережил это. Когда капрал развязал ему руки, он пошатнулся, но капрал и главный сержант поддержали его под руки и держали до тех пор, пока он не укрепился на ногах. Его всего трясло от боли и холода, но голову он держал высоко, и глаза у него сверкали — мне это было видно с расстояния в двадцать футов. Ему помогли сойти с помоста — он шел, оставляя кровавые следы, и все время смотрел на Рэндолла. Казалось, он только потому и держится на ногах, что глаз не сводит с капитана. У Рэндолла лицо было почти такое же бледное, как у Джейми, и он тоже не отводил глаз от парня, словно и его только это держало на ногах.