Рябиновая невеста Зелинская Ляна
Олинн осмотрела сундук и за сундуком, и вдоль стены, и у кровати, перерыла всю постель, но бумаг нигде не было. Она устало опустилась на постель. За окном совсем сгустились сумерки, в дверь поскреблась Ислид, заглянула сначала, а потом вошла.
– Идёмте, эйлин Фэда вас ждёт. Вот, накиньте на волосы, – она протянула тонкую накидку, украшенную плетёным кружевом.
Погоди, Олинн взяла свой пояс и, подняв вверх, чтобы служанка его рассмотрела, спросила: – Ты этот пояс не брала? В этом поясе бумаги были, ты их не видела?
Вчера эйлин Фэда велела мне его принести вместе с вашей одеждой да сказала, чтоб я вас ненароком не разбудила. Но вы уж спали как убитая, ответила служанка, а потом я его назад принесла, вместе с рубахой-то. А бумаг не видела никаких.
Олинн бросила пояс на сундук и ощутила, как в ладони снова начала пульсировать звезда.
И это был дурной знак.
Глава 19.
Олинн набросила накидку на плечи и поспешила за служанкой, ощущая волну плохого предчувствия, подступившую к горлу удушьем.
Неужели это Фэда взяла бумаги? Видимо, испугалась, что теперь Олинн заняла её место, стала наследницей земель ярла? Да ей ни к чему эти земли! Они теперь всё равно принадлежат королю!
И не столько её расстроило то, что бумаги пропали ведь сестра, скорее всего, их сожгла сколько понимание того, что Фэда вообще так поступила.
До этого мгновенья Олинн даже не думала, что это может быть важно для Фэды. Она не воспринимала всерьёз то, что отец написал в этих бумагах в порыве ярости. Как же Фэда не понимает, что это не дар и не благо! Эти бумаги – проклятье!
Разочарование ощущалось привкусом горечи во рту.
Что теперь её ждёт? Фэда её прогонит? Наверное. Теперь понятно, почему она вчера сказала, что ей нельзя просто так здесь оставаться. Сошлётся на мужа, и выставят её за дверь на все четыре стороны. Тогда зачем это платье, зачем всё это мытьё-причёсывание и служанка? Может, так Фэда хочет загладить вину перед ней? Она всегда была неравнодушна к нарядам и драгоценностям, думает, наверное, что новое платье поможет забыть обиду.
Она терялась в догадках и не знала, что и думать. Ей хотелось верить в то, что Фэда поступает так потому, что сама здесь никто, что она боится и за свою жизнь. И, может, она права, может, их вообще стоило сжечь, мало ли кому на глаза попадутся эти бумаги?
Но звезда в руке всё сильнее пульсировала болью, будто возражала или предостерегала. Казалось, что она растёт, прорывая кожу острыми гранями, и Олинн привычным жестом сжала руку в кулак.
Да угомонись ты уже!
Разговаривать со звездой, пусть и мысленно, вошло у неё в привычку.
Они шли по нежилой части замка, в коридоре и на галереях было темно. Ислид несла в руках фонарь, держа его высоко над головой и постоянно предупреждая Олинн:
– Тут ступеньки стёрлись… А тут порожек… Здесь скользко, вода протекла с крыши…
Затем они вошли в башню, долго спускались по винтовой лестнице, поворот за поворотом, и Олинн не заметила, как добрались до первого этажа. Ислид распахнула дверь, и из темноты и сырости башни они внезапно вынырнули на ярко освещённую галерею. Повсюду жаровни, фонари, факелы, и… стража!
У дверей стояло двое воинов-южан с алебардами, их не трудно было узнать по гербам на плащах-сюрко* надетых поверх кольчуг.
Она даже не успела попятиться, чтобы юркнуть назад в спасительную темноту башни, как один из стражей захлопнул за ней дверь. Олинн замерла, беспомощно оглядываясь на суету вокруг: слуги бегали с подносами еды, двое мужчин катили бочку с элем, и со стороны распахнутых дверей в больой зал слышались громкие возгласы и смех. В обоих концах галереи тоже виднелись стражи – в их начищенных алебардах отражалось пламя факелов.
Ислид оглянулась нетерпеливо и, видя, что Олинн застыла, как вкопанная, схватила её за руку и потащила за собой со словами:
Да, идёмте же! А то, как бы господин не рассердился!
Господин? Какой ещё господин?!
Но задать свой вопрос она не успела. Большие двустворчатые двери распахнулись, и в мгновение ока она оказалась на пороге Медового зала, в котором было полно гостей. Может, сотня, а может, и больше.
Вдоль стен расположились длинные столы и ряды лавок, а в отдалении, в противоположном конце, их соединял ещё один большой стол, покрытый алой скатертью – для самых важных гостей. Или хозяев…
Олинн успела выхватить взглядом подвешенные на цепях люстры с множеством свечей и светильники на стенах, слева большой камин, в котором на вертелах томились, дожариваясь, гуси и утки, а с другой стороны – бочки с элем и мёдом. Рядом с ними разливающий споро наполнял кружки деревянным ковшом. Столы ломились от множества блюд, и слуги носились как угорелые, принося всё новые и новые угощения.
Дальняя часть зала утопала в сумраке, и кто сидел за столом, укрытым алой скатертью, Олинн не разглядела, но не сомневалась, что там сидит сам король. Позади него стену украшал огромный штандарт с зелёным деревом, а по обе стороны, между головами оленей и лосей, висели штандарты поменьше.
В углу у камина большой грудой были свалены круглые щиты пленённых северян – свидетельство победы. И судя по тому, как одетый в цвета короля Гидеона воин дробил их молотом, именно ими сейчас и топился камин. Каждый удар молота сопровождался радостными возгласами гостей и стуком кружек по столу. А справа от входа на широкой лавке трое скальдов наигрывали какую-то весёлую мелодию, ударяя в бубен всякий раз, когда молот с треском дробил очередной щит.
Всё это в мгновенье промелькнуло у Олинн перед глазами, и она даже не успела сразу понять всей нависшей над ней опасности. Но в тот же миг откуда-то из угла с музыкантами вынырнул раскрасневшийся бородатый герольд в праздничном одеянии. Он выудил из-под лавки длинный посох, стукнул им трижды по полу, требуя внимания, и натужно протрубил в рог. А затем крикнул зычно, так, что перекричал весь многоголосый хор пьяных гостей:
Славные воины короля! С той стороны реки, где туманы густые и белые, как соболиная шкура, а болота орошает клюквенная кровь, к нам пожаловала красавица Олинн из неприступной крепости Олруд! Так поприветствуем красавицу-северянку и гостью нашего короля, да осенит его милостью истинный бог! И поднимем сегодня наши кружки за славного командора Игвара Нье'Айрха из клана Дуба, который взял неприступную крепость Олруд за одну ночь! Нет на Севере боле неприступных крепостей! Скёлль!
Скё-ё-ё-л-ль! Скё-ё-ё-л-л-ль! Скё-ё-ё-л-ль! – проорали десятки пьяных глоток так громко, что под сводами забилось пульсом тяжёлое густое эхо.
Олинн даже уши зажала от испуга.
Снова протрубил рог, кружки застучали по столу, и музыканты подхватили веселье, с утроенной силой забренчав радостную мелодию.
Вот ты и попалась, лягушка глупая! Эх, Олинн, Олинн! Пришла сама прямо волку в пасть!
На неё уставились десятки глаз, и за столами в какой-то миг повисла тишина, ничего, кроме музыки. Герольд тронул Олинн за локоть и шепнул:
Иди, поприветствуй короля.
А у неё ноги пристыли к полу. В Олруде, конечно, она видела пиры, но там было куда меньше народу, и она знала если не всех, то большую его часть. К тому же, во главе стола всегда сидел отец, и ей нечего было опасаться. А здесь…
На неё накатила запоздалая волна страха, и, если бы не ощутимый тычок между лопаток, которым герольд подтолкнул её в сторону зала, она бы так и осталась стоять у двери, как каменный истукан.
Да иди же!
Олинн шла между столами, как будто во сне. Десятки жадных глаз сопровождали каждый её шаг, разглядывая и ощупывая всю с головы до ног, и ей бы очень хотелось, чтобы накидка была не такой прозрачной, а лучше вообще плотной, как кольчуга, чтобы защитила её от этих взглядов.
Она слышала сальные шуточки и шепотки, воины клацали языками и одобрительно крякали, и такого унижения ей раньше терпеть не приходилось. Она шла, будто рабыня, которую ведут к продажному столбу для осмотра. Но всё, что она смогла сделать, это стиснуть зубы, сжать руку в кулак, потому что звезда уже нестерпимо жгла ладонь, и смотреть в одну точку впереди – на алую скатерть королевского стола. Она просто должна туда дойти. Только бы не споткнуться!