Песнь крови Райан Энтони

– Увидимся в Королевстве, милорд! – молодцевато отсалютовал Галлис и строевым шагом поднялся на корабль. Крельник и Норен взбежали следом.

Последним отрядом, всходившим на корабли, были кумбраэльские лучники. Ваэлин предлагал их пустить вперед ренфаэльцев, чтобы солдаты не решили, будто Темный Меч лелеет какой-то предательский замысел, собираясь оставить их альпиранцам, но Брен Антеш удивил его, настояв на том, чтобы подождать до тех пор, пока не отплывут все остальные. Ваэлин предполагал возможность засады: в конце концов, он остался наедине с тысячей человек, которые видели в нем врага своего бога. Но все они без заминки взошли на корабли. Большинство либо не обращали на него внимания, либо кивали с почтением и опаской.

– Они вам благодарны за то, что остались живы, – сказал Антеш, поняв, о чем он думает. – Но они скорее умрут, чем скажут спасибо. Скажу хоть я.

Он поклонился. Ваэлин сообразил, что впервые видит, чтобы он кланялся.

– Пожалуйста, капитан.

Антеш выпрямился, взглянул на ожидающий корабль, посмотрел на Ваэлина.

– Это последний корабль, милорд.

– Знаю.

Антеш вскинул брови – до него наконец дошло.

– Вы не намерены возвращаться в Королевство.

– У меня дела в другом месте.

– Здесь вам задерживаться не стоит. От этих людей вам ждать нечего, кроме лютой смерти.

– А в пророчестве Темного Меча ждет именно это?

– Отнюдь. Его соблазняет колдунья, которая становится царицей благодаря своей способности вызывать пламя из воздуха. Они вместе сеют ужасные разрушения по всему миру, пока, наконец, ее пламя не поглощает его в порыве их грешной страсти.

– Ну, по крайней мере, мне есть на что рассчитывать.

Он поклонился Антешу в ответ.

– Удачи вам, капитан.

– Мне нужно кое-что вам сказать, – сообщил Антеш. Его лицо, обычно безмятежное, сделалось мрачным. – Я не всегда носил имя «Антеш». Когда-то меня звали иначе, и это имя вам хорошо известно.

Песнь крови зазвучала в полный голос, но это было не предупреждение, а отчетливый, ярый триумф.

– Ну-ка, ну-ка? – сказал Ваэлин.

Ожоги Ам Лина зажили неплохо, но было видно, что шрамы останутся у него навсегда. Правая сторона лица, от скулы до шеи, была обезображена большим пятном сморщенной, обесцвеченной кожи, такие же уродливые шрамы виднелись на руках и груди. Несмотря на это, Ам Лин вел себя так же непринужденно, как всегда, хотя просьба Ваэлина явно его опечалила.

– Она спасла меня, ходила за мной, – говорил он. – И так с ней поступить…

– А вы бы со своей женой поступили иначе? – спросил Ваэлин.

– Я бы следовал своей песне, брат. А вы ей следуете?

Ваэлин вспомнил ясную, торжествующую мелодию песни, которая звучала, пока он слушал то, что рассказывал ему Антеш.

– Куда больше, чем когда бы то ни было.

Он посмотрел каменотесу в глаза.

– Вы сделаете то, о чем я прошу?

– Похоже, наши песни согласны. Так что у меня нет выхода.

Шерин постучалась и внесла миску супа.

– Ему надо поесть, – сказала она, поставила миску рядом с постелью каменотеса и обернулась к Ваэлину: – А ты иди, помогай мне собираться.

Ваэлин коротко коснулся руки Ам Лина в знак благодарности и вышел из комнаты следом за ней. Шерин заняла прежние комнаты сестры Гильмы в подвале дома гильдии и деловито отбирала, какие из неисчислимого множества бутылочек и коробочек с лекарствами взять с собой.

– Мне удалось добыть небольшой сундучок для твоих вещей, – сказала она ему, отошла к шкафчику и повела рукой вдоль ряда бутылочек, выбирая одни и оставляя другие.

– У меня только это, – ответил он, сбросил свой плащ, свернул его и протянул ей вместе с дощечками, которые привез ему Френтис, завернутыми в платок Селлы. – Не очень-то богатое приданое, я понимаю.

Она бережно развернула платок, провела пальцами по замысловатым узорам.

– Красивый какой! Где ты это взял?

– Благодарственный дар от прекрасной девы.

– Мне уже можно ревновать?

– Вряд ли. Она сейчас на другом конце мира и, подозреваю, замужем за белокурым красавцем, которого мы оба когда-то знали.

Шерин раскрыла дощечки.

– Зимоцвет!

– Это от сестры.

– А у тебя есть сестра? Кровная?

– Да. Мы с ней всего один раз виделись. Мы говорили о цветах.

Она стиснула его руку, вызвав непреодолимую потребность быть рядом с нею, такую мощную и всепоглощающую, что Ваэлин почти готов был забыть то, о чем он просил Ам Лина, забыть про аспекта, про войну, про всю эту жалкую, кровавую историю. Почти.

– Губернатор Аруан договаривается насчет корабля, но у нас есть еще несколько часов, – сказал он, отошел к столу, где она готовила свои смеси, сел и откупорил бутылку вина.

– Возможно, это самая последняя бутылка кумбраэльского красного, что осталась в городе. Ну что, выпьешь с бывшим лорд-маршалом тридцать пятого пехотного полка, бывшим мечом Королевства, бывшим братом Шестого ордена?

Она выгнула бровь.

– Я что, связалась с пьяницей?

Он взял два бокала, плеснул в каждый понемногу красного.

– Ладно тебе, женщина, пей уж!

– Хорошо, милорд, – сказала она с напускной покорностью, села напротив и потянулась за бокалом. – Ты им сказал?

– Только Баркусу. Остальные думают, что я плыву последним кораблем.

– Мы еще можем вернуться. Теперь, когда война окончена…

– Тебе там места нет. Ты же сама говорила.

– Но ты так много теряешь!

Он потянулся через стол и стиснул ее руку.

– Я ничего не теряю, зато получаю все!

Она улыбнулась и пригубила вино.

– А то задание, что дал тебе аспект, – ты его выполнил?

– Не совсем. Выполню к тому времени, как мы отсюда уедем.

– Но теперь-то ты можешь мне рассказать? Могу я наконец узнать?

Он крепче сжал ее руку.

– На вижу причин, почему нет.

День был холодный, куда холоднее обычного, даже для веслина. Аспект Арлин стоял на краю тренировочного поля и смотрел, как мастер Хаунлин учит группу послушников обращаться с посохом. Судя по возрасту и по тому, что группа была невелика – это были те, что выжили к третьему году. Поодаль безумный мастер Ренсиаль пытался стоптать конем другую группу мальчишек. Его пронзительные вопли далеко разносились в морозном воздухе.

– Здравствуй, брат Ваэлин, – приветствовал его аспект.

– Аспект, прошу предоставить тридцать пятому пехотному полку зимние квартиры.

По настоянию аспекта они оба соблюдали этот ритуал: Ваэлин официально просил предоставить им квартиры каждый раз, как полк возвращался в Дом ордена, в знак того, что, несмотря на то что полк финансируется и экипируется орденом, подразделение все равно остается частью королевской стражи.

– Просьба удовлетворена. Как там, в Нильсаэле?

– Холодно, аспект.

Большую часть минувших трех месяцев они провели на границе Нильсаэля с Кумбраэлем, охотясь на одну особенно дикую и фанатичную шайку богопоклонников, называвших себя Сынами Истинного Меча. Одной из их самых неприятных привычек было похищать и насильно обращать в свою веру нильсаэльских детей, многих из которых подвергали различным истязаниям, чтобы добиться послушания, а некоторых, особенно упрямых или беспокойных, даже убивали. Охотиться за шайкой среди гор и долин южного Нильсаэля было непросто, однако же полк преследовал разбойников так свирепо, что к тому времени, как их загнали в угол в одном глубоком ущелье, еретиков осталось всего человек тридцать. Они тут же убили оставшихся у них пленников, брата и сестру восьми и девяти лет, похищенных на нильсаэльской ферме за несколько дней до того, а потом принялись стрелять в Бегущих Волков, распевая молитвы своему богу. Ваэлин предоставил Дентосу с его лучниками истребить еретиков всех до единого, и совесть его совсем не мучила.

– Потери есть? – спросил аспект.

– Четверо убитыми, десять ранеными.

– Прискорбно. И что ты узнал об этих, как их там, Сынах Истинного Меча?

– Они считали себя последователями Хентеса Мустора, который, как полагают многие кумбраэльцы, был воплощением Истинного Меча, о коем говорится в пророчестве в их пятой книге.

– Ах да. Очевидно, существует еще одиннадцатая книга, о которой говорят по всему Кумбраэлю, «Книга Истинного Меча», в которой повествуется о жизни и мученической кончине Узурпатора. Кумбраэльские епископы ее осудили как еретическую, но многие их последователи стремятся ее прочитать. Так оно всегда бывает: сожжешь книгу – из пепла возродится тысяча новых. Похоже, убив одного сумасшедшего, мы создали в их церкви новое течение. Вот ведь ирония судьбы, а?

– Да, аспект.

Он замялся, собираясь с силами, чтобы сказать то, что надо было сказать, но аспект его, как всегда, опередил.

– Король Янус желает, чтобы я поддержал его войну.

«Вас, кажется, вообще нельзя застать врасплох», – подумал Ваэлин.

– Да, аспект.

– Скажи, Ваэлин, веришь ли ты, что в каждом переулке и под каждым кустом таятся альпиранские шпионы, которые готовят вторжение их войск?

– Нет, аспект.

– А веришь ли ты, что альпиранские отрицатели похищают наших детей, чтобы осквернять их в своих неудобопроизносимых богопоклоннических обрядах?

– Нет, аспект.

– В таком случае, считаешь ли ты, что грядущее богатство и процветание Королевства зависит от того, сумеем ли мы присоединить три главных альпиранских порта на Эринейском море?

– Не считаю, аспект.

– И тем не менее ты явился просить моей поддержки от имени короля?

– Я явился просить совета. Ради того, чтобы принудить меня повиноваться, король поставил под угрозу моего отца и его семью. Но я считаю, что не могу спасти их ценой гибели тысяч людей в бессмысленной войне. Должен быть способ заставить короля отказаться от этой идеи, как-то на него надавить. Если бы все ордена выступили единым фронтом…

– Время, когда ордена выступали единым фронтом, давно миновало. Аспект Тендрис жаждет войны с неверными, как похмельный пьяница жаждет эля, а наши братья из Третьего ордена зарылись в книги и на события в мире смотрят с холодным равнодушием. Пятый орден, по обычаю, не принимает участия в политике, а что касается Первого и Второго, для них общение с собственными душами и с душами Ушедших куда важнее любых земных забот.

– Аспект, у меня есть причины полагать, что существует еще один орден, который, возможно, обладает большим могуществом, чем все прочие, вместе взятые.

Он ожидал хоть какого-то проявления тревоги или шока, но аспект лишь слегка приподнял бровь.

– Я смотрю, сегодня тот день, когда надлежит раскрыть все тайны, брат.

Аспект сцепил свои длиннопалые руки, спрятал их под одеяние, повернулся и кивнул.

– Идем, пройдемся.

Они молча шли рядом. Под ногами похрустывал иней. С тренировочного поля доносились возгласы и стоны боли и торжества, которые он так хорошо помнил. Ваэлин внезапно ощутил острый приступ ностальгии: несмотря на всю тогдашнюю боль и потери, годы, проведенные в этих стенах, были в каком-то смысле проще, а потом королевские интриги и тайны Веры принесли в его жизнь тьму и смятение.

– Откуда тебе это сделалось известно? – спросил наконец аспект.

– На севере я повстречал человека, брата ордена, который Верные давным-давно считают мифическим.

– И он тебе рассказал о Седьмом ордене?

– Не совсем по своей воле, и очень немного. Он подтвердил, что Седьмой орден по-прежнему существует и что тайна эта известна всем аспектам. Хотя, учитывая недавний разрыв с Четвертым орденом, подозреваю, что аспект Тендрис пребывает в неведении относительно этого факта.

– Так оно и есть, и очень важно, чтобы он пребывал в нем и впредь. Ты не согласен?

– Конечно, согласен, аспект.

– Так что тебе известно о Седьмом ордене?

– То, что он связан с Тьмой, как мы с войной, а Пятый орден – с целительством.

– Именно так. Хотя наши братья и сестры из Седьмого ордена не говорят о Тьме. Они рассматривают себя как хранителей и владельцев опасного тайного знания, большая часть которого бросает вызов таким мирским понятиям, как имена или категории.

– Но согласятся ли они использовать это знание, чтобы нам помочь?

– Конечно. Они всегда так поступали и продолжают поступать так по сей день.

– Человек, которого я встретил на севере, говорил о войне внутри Веры, о том, что внутри Седьмого ордена некоторые оказались развращены собственным могуществом.

– Развращены, а быть может, сбиты с толку. Кто скажет? Многое остается известным лишь ушедшим годам. Ясно одно: члены Седьмого ордена овладели знанием, которое лучше было бы оставить сокрытым, и каким-то образом проникли Вовне и коснулись чего-то, некоего духа или существа, наделенного таким могуществом и злобой, что оно едва не погубило нашу Веру, а с нею и все Королевство.

– Но его удалось победить?

– Вернее было бы сказать – «сдержать». Однако оно и поныне бродит там, Вовне, и ждет. И существуют люди, которые призваны выполнять его повеления, строить заговоры и убивать по его наущению.

– Резня аспектов…

– И это, и многое другое.

Ваэлин подумал о своей встрече с Одноглазым в недрах города и о том, что Одноглазый говорил Френтису, вырезая замысловатый узор шрамов у него на груди.

– Ожидающий.

На этот раз аспект заметно удивился.

– А ты не терял времени зря, да?

– Кто он?

Аспект помолчал, обернулся, посмотрел на мальчиков на тренировочном поле.

– Быть может, это мастер Ренсиаль, а его кажущееся безумие все эти годы служит лишь прикрытием его подлинных замыслов. Или мастер Хаунлин, который так и не рассказал, откуда у него эти ожоги. А может, это и ты, кто знает?

Взгляд, который аспект устремил на Ваэлина, был пугающе пристальным.

– В конце концов, что может быть лучшим прикрытием? Сын владыки битв, отважный во всем, по всей видимости, не имеющий пороков, любимый Верными. И в самом деле, что может быть лучшим прикрытием…

Ваэлин кивнул.

– Это верно. Лучше меня только вы, аспект.

Аспект медленно моргнул, отвернулся и пошел дальше.

– Я хочу сказать, что он слишком хорошо прячется, и никакие ухищрения и усилия Седьмого ордена пока не помогли его обнаружить. Это может быть брат ордена или солдат твоего полка. Или даже кто-то, кто вообще не имеет никакого отношения к ордену. Насчет того, как он это сделает, пророчества ничего внятного не сообщают, зато ясно, что цель Ожидающего – уничтожить наш орден.

Ваэлин озадаченно нахмурился. Концепция пророчества была не свойственна Вере. Пророки и их видения принадлежали области ложных верований, богопоклонников и отрицателей, цепляющихся за суеверия, которые они принимают за мудрость.

– Пророчества, аспект?

– Появление Ожидающего было предсказано Седьмым орденом много лет назад. В их рядах есть те, кто обладает даром прозревать будущее, или, по крайней мере, те изменчивые облака тени, что составляют будущее, – так мне говорили. Видения, описанные такими людьми, редко совпадают так, чтобы тени слились в узнаваемое целое, но все они сошлись в двух моментах: у нас будет лишь один шанс обнаружить Ожидающего, и, если мы не сумеем этого сделать, наш орден падет, а без ордена падет и Вера, и Королевство.

– Но шанс его остановить у нас есть?

– Один – есть, да. Последний брат, который изрек пророчество на эту тему, жил больше ста лет тому назад. Говорят, он впадал в транс и записывал свои видения куда более четким и изысканным почерком, чем самый искусный писец в стране, хотя вне транса он вообще не умел ни читать, ни писать. И вот незадолго до смерти он еще раз взялся за перо и оставил короткий отрывок: «Война разоблачит Ожидающего, когда король отправит свое войско сражаться под солнцем пустыни. Он будет искать смерти своего брата и, может статься, обретет свою собственную».

«Смерти своего брата…»

– Ты пережил два покушения на свою жизнь еще во время обучения, – продолжал аспект. – Мы полагаем, что оба были совершены теми, кто служит злой силе, обитающей Вовне. Она почему-то жаждет твоей смерти.

– Но если Ожидающий таится в ордене, отчего бы ему просто не убить меня?

– То ли еще не представилась возможность, то ли он при этом рискует выдать себя, а ему еще многое нужно сделать. Но среди хаоса войны, среди стольких смертей, он может попытаться воспользоваться случаем.

Ваэлина пробрала дрожь, не имеющая никакого отношения к ледяным ветрам, выметающим тренировочное поле.

– Королевская война – это и есть наш шанс?

– Наш единственный шанс.

– Предсказанный человеком, который что-то такое написал в трансе больше ста лет тому назад. То есть вы готовы заставить орден ввязаться в войну на основании одного этого?

– После всего, что ты видел, всего, что тебе стало известно, ты все еще сомневаешься в этом? Эта война все равно будет, поддержим мы ее или нет. Король принял решение, и его уже не переубедишь.

– Если это произойдет, Королевство может пасть в любом случае.

– А если нет, оно падет обязательно. И не просто распадется на враждующие фьефы, как прежде – оно будет лежать в руинах, земля будет выжжена, леса сгорят дотла и все люди: и народ Королевства, и сеорда, и лонаки, – все погибнут. Что еще нам остается?

– Я не мог придумать, что ответить, – говорил Ваэлин Шерин, водя пальцем по гладкой коже ее руки. – Он был прав. Это было ужасно, кошмарно, но он был прав. Он сказал мне, что это будет война, какой мы еще не знали. Будут принесены великие жертвы. Но я должен вернуться. Независимо от того, сколько моих солдат и братьев погибнут, я должен вернуться в Королевство, когда выполню свою задачу. Перед тем как расстаться, он сказал, что я напоминаю ему мою мать. Я часто гадал, как они познакомились, а теперь, наверно, так и не узнаю.

Ее голова лежала на столе, глаза были закрыты, губы полураскрыты, рука все еще сжимала бокал, который дал ей Ваэлин.

– Две части валерианы, одна часть царского корня и щепотка ромашки, чтобы забить вкус, – сказал он, поглаживая ее по голове. – Постарайся не возненавидеть меня.

Он одел ее в ее плащ, спрятал в складках платок и дощечки и отнес ее в гавань. Нести ее было легко, она была такая хрупкая. Ам Лин ждал на причале возле большого купеческого корабля, его жена, Шоала, крепко держала его за руку, и лицо у нее кривилось от сдерживаемых слез: она с тоской смотрела на город, которого, по всей вероятности, никогда более не увидит. Губернатор Аруан сговаривался с капитаном корабля, коренастым человеком с Дальнего Запада, который заметно встревожился при виде Ваэлина. Возможно, то был один из капитанов, которых принудили смотреть на сожжение кораблей после того, как моряки попытались бежать. Ваэлин его не помнил. Но, как бы то ни было, капитан быстро перестал торговаться с губернатором и поднялся по трапу.

– О цене договорились, – сказал губернатор Ам Лину. – Они поплывут прямиком на Дальний Запад, и первый порт, в котором…

– Мне лучше не знать, – вмешался Ваэлин.

Ам Лин подошел, забрал у него Шерин, легко подняв ее на своих мускулистых руках каменщика.

– Скажите ей, что меня убили, – попросил Ваэлин. – Что, когда корабль отходил от пристани, явилась императорская гвардия и убила меня.

Каменотес нехотя кивнул.

– Как песнь подскажет, брат.

– Она могла бы остаться здесь, – предложил губернатор Аруан. – В конце концов, город ей многим обязан. Ей не будет грозить большая опасность.

– Губернатор, вы в самом деле думаете, будто лорд Вельсус разделяет вашу благодарность? – осведомился Ваэлин.

Губернатор вздохнул.

– Пожалуй, нет.

Он снял с пояса кожаный кошелек и протянул его Шоале.

– Это ей, когда она очнется. И передайте ей от меня спасибо.

Ваэлин провел пальцами по волосам Шерин, пытаясь навеки запечатлеть в памяти ее спящее лицо.

– Берегите ее, – сказал он Ам Лину.

Ам Лин улыбнулся.

– Моя песнь не позволила бы мне поступить иначе.

Он повернулся, чтобы уйти, потом остановился.

– В моей песни не слышно прощальных нот, брат. Мне невольно думается, что в один прекрасный день мы еще споем вместе.

Ваэлин кивнул, отступил назад, Ам Лин поднялся на борт с Шерин на руках. Ваэлин стоял рядом с губернатором, глядя, как корабль отходит от пристани, несомый отливом к выходу из гавани, разворачивая паруса, ловя дующий к северу ветер, увозя ее прочь. Он стоял и ждал, пока парус не сделался лишь крохотным пятнышком на горизонте, пока он не исчез совсем и не остались лишь море да ветер.

Ваэлин отстегнул меч и протянул его Аруану:

– Губернатор, город ваш. Мне приказано ждать лорда Вельсуса за стенами.

Аруан посмотрел на меч, но даже не попытался его взять.

– Я замолвлю за вас словечко, у меня есть связи при дворе. Император славится своим милосердием…

Он запнулся и остановился, видимо, осознав, насколько все это пустые слова. Помолчав, он заговорил снова:

– Спасибо, что спасли мою дочь, милорд.

– Возьмите, – настойчиво повторил Ваэлин, протягивая меч. – Пусть лучше вы, чем лорд Вельсус.

– Как вам угодно.

Губернатор взял меч своими пухлыми руками.

– Я могу что-то сделать для вас?

– Я хотел попросить насчет моей собаки…