Отступник Седов Б.

– Водочки?

– А как же! – Гаврилыч энергично потер сухие ладони. – Всеобязательно!

Михайлов налил ему и водочки.

Выпив и закусив в полной тишине, Гаврилыч слегка отодвинулся от стола и, посмотрев на Михайлова, объявил:

– Позвольте представить вам еще одного, нового члена нашего прелестного сообщества, – в голосе Гаврилыча прозвучал откровенный сарказм, – прошу любить и жаловать – депутат Государственной думы, только что назначенный председатель Комитета по природным ресурсам и землепользованию Михайлов Александр Николаевич. Депутат, кстати сказать, от Томска. Он и раньше неоднократно помогал нам. Он и его региональная администрация. И теперь не заграница нам поможет, а Сибирь, которой наша Россия приросла и прирастать будет. Мы с вами в прошлый раз о кандидатуре премьера не договорились? Ну так вот вам кандидатура. Обсуждению не подлежит.

Михайлов не был готов к такому, хотя и невероятно благоприятному, но весьма неожиданному повороту. Прелестное сообщество – тем более.

Вокруг стола пронесся легкий шорох, и, осмотревшись, Михайлов увидел, что на лицах сидевших вокруг стола людей отразились самые разнообразные чувства – от зависти и ненависти до подобострастия и желания понравиться.

Он, все еще не веря своим ушам, слегка наклонил голову, как бы с готовностью подчиняясь решению старшего, а Гаврилыч сказал:

– Познакомитесь потом, а сейчас…

Он взглянул на растерявшегося Михайлова и, хлопнув его по колену, воскликнул:

– Да не ссы ты! Все будет путем!

Михайлов поправил галстук, который стал почему-то тесен, и кивнул.

– Но об этом – потом, – Гаврилыч ковырнул вилкой студень, – а сейчас меня больше всего интересует, что же это за силы такие нездешние поломали нам все планы. И спецзона, и поезд… Мнения есть? Прошу высказываться.

И он, слегка склонившись к Михайлову, многозначительно кивнул на хрустально-граненую бутылку водки.

Михайлов взялся за бутылку, и до него только сейчас дошло, что он сидит справа от серого кардинала. Правая рука…

«Интересно», – подумал Михайлов и стал осторожно наливать Гаврилычу водку.

Правая рука.

А ведь не зря бояре чинились, где кому сидеть! И теперь получилось так, что он, Михайлов, сидел выше всех. Это было невероятно удачно, но и очень опасно. Интриги со всеми вытекающими последствиями, вплоть до физического устранения соперника, пока еще никто не отменял.

Словно услышав его мысли, Гаврилыч повернулся к нему и, не двигая губами, прошелестел:

– Теперь рядом с тобой всегда будут мои люди. Иначе нельзя.

Михайлов едва заметно кивнул.

Гаврилыч поднял рюмку и провозгласил:

– Ну, за новоиспеченного премьера!

Все послушно выпили, и Гаврилыч, для разнообразия занюхав водку хлебом, сказал:

– Ну? Так я слушаю мнения. Кто первый?

То, что прозвучало в следующие десять минут, было полным бредом, а по большому счету – просто тупым перечислением всех существовавших в современном мире опасностей и технологий.

Начали, как всегда, с чеченских террористов, потом, по аналогии, вспомнили про Аль Каиду, Коза Ностру и даже про Триаду с Якудзой, далее затронули ЦРУ, Моссад и почему-то Сигуранцу. В этом месте над столом прозвучал дружный смех, несколько разрядивший напряженную обстановку, и убогая чиновная фантазия понеслась дальше.

С легкой руки шефа Института перспективной технологии и разработок предположения перешли в русло достижений военной науки. Орбитальный лазер, сейсмическое оружие, ультразвуковая пушка, магнитная пушка, простая пушка…

А когда научно-технические предположения иссякли, директор Института экспериментальной финансовой политики, выпятив губы, пробормотал:

– Березовский… Или Абрамович…

Все. Это был конец обсуждения.

Народ хохотал, визжал и рыдал.

Жерехов свалился под стол, а Гаврилыч, скупо улыбнувшись, тихо сказал Михайлову:

– Нет, ты понял? И вот с ними я работаю.

Он постучал вилкой по тарелке и, дождавшись далеко не сразу наступившей тишины, сказал:

– Так. С вами все ясно. А ты, Александр Николаич? Может, ты скажешь нам что-нибудь утешительное?

Михайлов почувствовал, что именно сейчас от него требуется все его умение, весь его опыт, приобретенный за годы номенклатурной работы с людьми, и по большому счету именно сейчас решится, пожалеет коварный и страшный Гаврилыч о своем выборе или нет. Он ослабил галстук давно отработанным непринужденным жестом, обвел слушателей ясным и прямым взглядом и, слегка кашлянув, сказал:

– Я не уверен, что обладаю конкретной информацией, но… Надеюсь, что общими усилиями, так сказать – мозговым штурмом, мы сможем достичь понимания проблемы.

Михайлов нахмурился и прищурился, как бы взвешивая имевшиеся у него соображения, затем почесал пальцем нос и, задумчиво глядя в неизвестное далекое пространство, начал говорить:

– Возможно… Подчеркиваю – возможно, что источник неприятностей находится в Томске. То есть – в непосредственной близости и от бывшей спецзоны, и от учебного центра. Местный князь господин Вертяков… Я имею достоверную информацию о его связях. Современная техника, знаете ли, помогает.

Он усмехнулся и продолжил:

– В том, что Вертяков теснейшим образом связан с криминальными структурами, нет ничего особенного. Люди, как говорится, всякие нужны. Но прослушивание записей его бесед с другими, точнее – с другим персонажем… В общем, как я понял, появилась в Томске какая-то странная фигура. Русский американец без определенных занятий. Некто Майкл Боткин. И не понять – кто он такой? То ли просто богатый бездельник, то ли… Черт его знает – резидент какой-нибудь? У моих технарей имеются записи разговоров Вертякова с этим Боткиным, а также – Вертякова со своим братом, уголовным авторитетом Кислым, об этом Боткине. Странные, знаете ли, разговоры. Особенно в свете последних событий. Денег, судя по разговорам Вертякова с его уголовным братцем, у этого Боткина неопределенно много. В общем, что-то с этим Боткиным не чисто.

Гаврилыч, внимательно выслушав Михайлова, удовлетворенно кивнул и, как бы подытоживая разговор, сказал:

– Ну вот и славненько. С этого Боткина и начнем. А пока…

Он оглядел стол.

– А пока неплохо бы поесть. Что там насчет горячего?

Судьба плетет свои узоры, как ей заблагорассудится, и человеку не по силам постичь смысл и нечеловеческую красоту этих узоров.

Возможно, то, что людям кажется вопиющим безобразием и чудовищным злом, на холсте картины бытия выглядит всего лишь гармонично вписывающейся в общий сюжет деталью, а события и люди, являющиеся примерами высот человеческого духа – бликом на пуговице сюртука, в который одет натурщик…

Саня Щербаков, совершенно очумевший от московских приключений, стоял у стойки бара в аэропорту Домодедово и осторожно пил пиво, с величайшим подозрением оглядывая тех пассажиров, в руках которых были кейсы.

А когда из подсобного помещения вышли двое рабочих в заляпанных краской комбинезонах и один из них сунул правую руку за пазуху, Саня напрягся и спрятался за колонной. Рабочие удалились, так никого и не подстрелив, и Саня облегченно вздохнул.

Допив пиво, он бдительно огляделся и направился к сверкавшему цветными глянцевыми обложками журналов киоску. У него в руках не было ничего, потому что ангел, снабжавший Саню инструкциями, сказал, чтобы он не брал с собой совершенно ничего, и Саня отправлялся в родной Томск с пустыми руками. Это было непривычно, но забавно… А кроме того, совершенно исключалась возможность случайно подхватить чужой кейс, в котором, как Саня был уже совершенно уверен, обязательно окажется очередная сотня тысяч долларов.

Подойдя к киоску, он стал разглядывать голых девок, которые фальшиво улыбались с обложек журналов для настоящих мужиков, и тут рядом с ним кто-то сказал:

– Ну и что? Вертяков теперь один остался, и будет сидеть ниже травы.

Ему ответили:

– Ага, щас! Свято место пусто не бывает, и замена братцу найдется быстро.

Саня, будучи жителем Томска, знал, о ком идет речь, поэтому слегка повернулся в сторону разговора и, сделав равнодушное лицо, скользнул взглядом по говорившим.

Рядом с ним стояли двое крепких молодых мужчин.

Один из них, брюнет, был коротко острижен и, несмотря на то что у него были мятые уши и слегка искривленный нос, бандитом не выглядел. В его лице было что-то неуловимо самурайское. Другой, модно подстриженный самоуверенный тип в дорогих дымчатых очках, пренебрежительно оглядывал зал и вертел в пальцах золотую зажигалку.

Он поднял бровь и, слегка пожав плечами, ответил:

– Ладно… Приедем – увидим.

Саня отвернулся и стал выбирать журнал, в котором было бы побольше девок. На обложке одного из журналов раскорячилась совершенно голая двадцатилетняя красотка с бюстом, как у раскормленной доярки. Вся она был утыкана и увешана пирсингом, и Саня только подивился тому, как это ей не мешают железки, установленные в самых что ни на есть неудобных местах.

О двух молодых мужиках, только что стоявших рядом с ним, он уже забыл.

Знахарь и Тимур медленно шли по полированному мрамору огромного зала и неторопливо беседовали.

– А как насчет пивка? – поинтересовался Тимур.

Знахарь посмотрел на часы и ответил:

– Ну… У нас еще как минимум полчаса. Так что не возражаю.

И они направились к светившемуся в полусотне метров от них бару.

Оба находились в том расслабленном состоянии, когда обязательные действия вроде регистрации уже выполнены и теперь все зависит от других людей, которые должны объявить посадку и пригласить в самолет.

Усевшись за столик, они заказали четыре бутылки «Грольша» и стали ждать, пока им принесут заказ.

Тимур кашлянул и, бесцельно оглянувшись, спросил:

– Ну а что же красотка твоя, Рита?

– Что – Рита? – не понял Знахарь.

– Я имею в виду – почему она тебя не провожает?

– А-а-а… Ну, она сказала, что не любит проводы. И я ее, в общем-то, понимаю.

– Ага… А вообще она – правильная баба.

И Тимур уверенно кивнул.

– Она-то правильная, – засмеялся Знахарь, – да только вот я рядом с ней чувствую себя неправильным. Она, как бы это сказать… Она – аристократка, а я…

– А ты – полуграмотный пильщик дров, который ей понравился, – закончил фразу Тимур.

– Во-во, – Знахарь кивнул, – вроде того. Я постоянно чувствую ее превосходство.

– Ну это ты брось, – отмахнулся Тимур, – это только внешне. А внутри они все обычные бабы. Хоть аристократки, хоть королевы. Так что ты не расстраивайся, все нормально.

– Да я и не расстраиваюсь, – улыбнулся Знахарь, – и все действительно нормально. Ты сам видел.

– Видел. Но могла бы и проводить.

– А зачем? Она же сама скоро приедет.

В это время молоденькая смазливая официантка принесла пиво, и разговор перешел на главные свойства прохладительных, а также горячительных напитков.

– Что ни говори, – авторитетно вещал Тимур, – а жажду лучше всего утолять горячим чаем. Думаешь, чучмеки дураки? На улице плюс сорок, а он пару ватных халатиков на себя накинет и дует горячий чай чайниками. И – ничего!

Сам он в это время медленно наливал себе пиво.

Знахарь усмехнулся и, глотнув пива, поинтересовался:

– А что же ты не заказал себе чаю?

– Так на дворе ведь не сорок градусов! – ловко вывернулся Тимур и приложился к высокому запотевшему стакану, погрузив нос в пену.

Через два столика спиной к ним сидел плотный широкоплечий мужчина.

На нем была клетчатая рубашка с закатанными рукавами, джинсы и обыкновенные китайские кеды. Его аккуратно стриженный седоватый затылок переходил в крепкую загорелую шею, такими же загорелыми и крепкими были его мускулистые руки.

Двадцать минут назад он прошел регистрацию как Савелий Андреевич Штерн и теперь, сидя в нескольких метрах от расслабившихся Знахаря и Тимура, внимательно слушал их благодушную болтовню. Но его совершенно не интересовал сравнительный анализ туркменского чая и немецкого пива.

Семен Барков пощадил его тогда, в лесу, и это было его огромной ошибкой.

Штерн не стал возвращаться в зону, а вместо этого поселился в Томске под видом простого работяги. В списках УВД он числился как пропавший без вести, и через два месяца о нем забыли. Но он не забыл ничего.

Абсолютный властитель человеческих жизней, привыкший распоряжаться ими, как ему заблагорассудится, сам попал в руки к человеку, который, не моргнув глазом, приговорил его к смерти. И только минутная слабость исполнителя приговора не позволила ему сделать то, что было бы вполне справедливым.

Семен Барков развязал Штерна и выстрелил в воздух.

И теперь Штерн сидел спиной к Знахарю и неслышно бормотал себе под нос:

– Пива тебе, чаю тебе… Будет тебе и пиво, и чай, и еще кое-что. Вот прилетишь в Томск – будет тебе сюрпризик. Я до тебя доберусь, и тогда…

Что будет тогда, Штерн не додумал, потому что под потолком огромного зала прозвучал мелодичный гонг и молодой женский голос произнес:

– Объявляется посадка на рейс Москва – Томск. Пассажиров, не прошедших регистрацию, просят подойти к стойке номер два…