Митридат Полупуднев Виталий
– Понимаю и ценю! И великий родитель мой тоже ценит твою преданность! Он возлагает на тебя большую задачу – готовить войско здесь, на Боспоре! Это дело более важное, чем простое участие твое в боях с римлянами! Ибо войско это, в которое войдут и греки и варвары, также направлено против Рима!.. Это будет великое войско для похода на Рим через Скифию! Кто знает, может, именно ты и возглавишь великий поход!
– О, как милостив ко мне великий Митридат!
– Так вот! Я займусь государственными делами Боспора, а ты – подготовкой великого похода! Надо строить лагеря и заселять их воинами! Нужно обучить воинов штурмовать крепости, драться в сомкнутом строю, сооружать полевые укрепления!.. В общем, старина, дел много, пусть боги дадут нам силы их свершить!
– Все это потребует денег, продовольствия, рабов для рытья земли и возведения построек!
– Верно. Будем повышать налоги, заставим всю эту толпу бродяг и бездельников, которых сейчас вылавливают по всему городу, работать! Кто силен, пойдет в войско. Кто слабее, поработает лопатой. А кто богат, поможет деньгами для оснащения войск! Известно ли тебе, что не только Фанагория, но и Нимфей, и Феодосия не платят дани в пользу царства?..
– Известно, хотя я подтянул многих, предупредил!
– Плохо подтянул, здесь нужна крепкая рука!.. Готовь отряд Асандра, вооружи его, одень и пошли собирать недоимки с ближних городов!
– Города воспротивятся, ворота закроют, не пустят!
– Не посмеют! А посмеют – двинемся против них с огнем и железом! Уже сейчас надо готовить поход против Фанагории!
– Понимаю и повинуюсь!
– Вот и хорошо! Я рад, что ты сразу понял меня!
XIII
Несмотря на удачную выдумку с образованием фиаса и получение должности сотника, Асандр не попал, да и не мог попасть в число аристопилитов, то есть властных людей царства.
Он был беден, а потому и оказался всего лишь исполнителем приказаний наместника, его подручным, мало чем отличающимся от обыкновенного наемника. Он попал в ту серую толпу подчиненных, которые обслуживали и охраняли царевича, были у него на посылках. Он встречался с Махаром куда проще, чем старший жрец храма Зевса или представитель совета города. Но не смел и подумать о том, чтобы стать утром перед «царскими вратами», плечом к плечу с теми, кто составлял вторую ступень государственной власти, после друзей правителя. Хотя Махар и не имел царского титула, но, по велению отца-государя, его, как и самого Митридата, каждое утро встречали вельможи и знатные люди, через которых он осуществлял власть над страной. Отсюда и название их «аристопилиты» – «лучшие у ворот» дворца. Аристопилитами могли быть лишь такие, как Парфенокл или Атамб, люди богатые, вожаки сильных родов, владетели обширных земель и многолюдных эргастериев, хозяева тысяч рабов.
Поэтому, несмотря на то, что на оргиях фиаса Асандр сам наливал чашу Махара заморским вином, рассказывал ему смешные истории или приводил к нему молодых женщин на выбор, сам он не мог преступить ту роковую черту, которая отделяла его от правителя и властной верхушки боспорского общества.
Асандр сумел сочетать в себе внешнее достоинство царского отпрыска с непринужденной манерой и услужливостью слуги-фаворита, которому многое дозволено. Он сумел привлечь к себе сердце Махара, тот относился к нему с большой снисходительностью. Скучающий на чужбине царевич нашел в обществе обаятельного боспорца и его разгульных фиаситов ту среду, в которой можно забыться от будничных дел и туманных речей боспорских архонтов, сегодня таких льстивых, но лишь вчера бунтовавших против власти Митридата.
И нужно сказать, что Махар не ошибся в выборе. Асандр оказался не только веселым собутыльником, но и способным вожаком вооруженного отряда. Его люди отбывали в другие города царства и возвращались с караванами, нагруженными хлебом, мясом, винами и деньгами.
Махару было выгодно, чтобы налоги и дани взимались с городов руками самих боспорцев, а не чужеземцами, дабы не навлекать на заморскую власть ненависти народной. Зато вооруженные евпатористы вскоре снискали всюду славу людей жестоких и отчаянных, которые угоняют скот и отбирают хлеб, не обращая внимания на вопли обиженных, на их косые взгляды и глухие угрозы.
Богатые и властные боспорцы смотрели на Асандра как на дворцового прихлебателя, презирали его как наемника, продавшегося иноземному властителю.
– Асандр потерял облик боспорца, – говорили они, – приказчиком стал у Махара!
– А что ему оставалось делать? – отвечали более умеренные и снисходительные. – Ведь он гол и беден, как беглый раб!.. К тому же ни роду, ни племени!
– Ого, он считает себя сыном царя Перисада!
– Это выдумка его матери, которая была в связи с последним Спартокидом!
– Кто знает, может, это и правда!
Особый разговор произошел в храме Зевса Спасителя, расположенном в стороне от акрополя. Храм этот, высоко почитаемый горожанами как место чудесных откровений свыше, был обычным местопребыванием Левкиппа. Здесь собирались жрецы города, образовав нечто вроде тайного совета под главенством старого жреца. Они обсуждали дела боспорские и сообща влияли на их ход, используя свою близость к богам. Жрецы пристально следили за возвышением Асандра. И сейчас хором порицали его за низкопоклонство перед Митридатом и Махаром.
– Никогда пантикапейцы не преклоняли колен перед иноземными богами! – говорили они горячо. – А тем более перед живыми!.. Асандр первым осмелился сделать это, признал Митридата богом! Нечестивец, он оскорбил этим весь пантеон нашего города!.. Да и олимпийские боги не простят ему этого!
Седовласый Левкипп выслушал эти осуждения с обычной рассеянной улыбкой, потом, когда все утихли, изрек:
– Асандр одним прыжком достиг ворот пантикапейского акрополя! Раньше он был замечен как герой, а теперь готов стать государственным мужем! Его шествие с зелеными венками возвысило его не менее, чем ледовая битва. Его фиас не вызов богам города, он подсказан Асандру богами! Ибо, как мы ныне убедились, Асандр не только храбрец, но и имеет голову на плечах. Он может принести пользу городу и царству в годину неудач, особенно теперь, когда мы стали бедны способными людьми! Ведь Асандр пантикапеец, он должен послужить общине!.. Такие люди нужны!
Этого было достаточно, чтобы отношение жреческих кругов к Асандру резко изменилось. Вместо осуждения Асандра было решено не чинить препятствий его действиям, даже поддержать его, если это окажется выгодным для города и царства в целом.
XIV
Прибыв на Боспор как правитель и наместник отца, Махар не собирался заниматься благоустройством Пантикапея и других городов царства. В хозяйственную жизнь их вообще вмешиваться было излишне. Она шла по заведенному кругу, имела вековые традиции, управлялась своими внутренними законами.
Задачей наместника было обеспечить целостность царства, а также сколачивать войско для грядущего северного похода против Рима, давно задуманного Митридатом, а главное – собирать налоги и дани.
И молодой правитель с превеликим усердием стал помогать отцу в подготовке новой войны, отправляя в Синопу морские караваны с хлебом, рыбой, солониной и другими грузами, столь необходимыми для огромного понтийского воинства.
Две предыдущие войны, которые пожаром пронеслись по просторам Анатолии, изрядно истощили эту страну. Они разорили ее города, опустошили нивы, испортили водоснабжение и усеяли берега теплого Термодонта развалинами, печальными в своем мертвом молчании. Население поредело.
Поэтому Митридат настойчиво требовал присылки не только продовольствия и денег, но и воинов для пополнения своих ратей. Через боспорские порты отправлялись за море отряды вооруженных северян – местных греков, скифов и сарматов, даже рабов, если они были молоды и сильны телом и духом.
В сыновнем рвении Махар не стеснялся опустошать закрома боспорских хлеборобов, резать скот и отбирать у хозяев молодых рабов с целью сделать из них воинов.
И результаты не замедлили сказаться. Рынок Пантикапея быстро оскудел, торговля нарушилась, торговать стало нечем.
Торговать стало не с кем!.. Как только Боспор вновь оказался под властью Митридата, римский флот, возглавляемый навархом Сервилием, появился у северных берегов Понта Эвксинского. Он перерезал торговые пути, соединявшие Тавриду с богатым заморьем. Римляне топили корабли боспорских навклеров – морских торговцев, – в чем им рьяно помогали многочисленные пираты.
Теперь, чтобы отправить очередной караван судов в Синопу или Амис, Махар принужден был давать ему охрану из десятков военных кораблей, которые могли бы противостоять вражеским нападениям.
Торговые корабли гибли в пути, и пантикапейские судовладельцы, стремясь избежать полного разорения, стали уклоняться от повинности по перевозке царских грузов через море. Придумывали разные отговорки, ставили суда на ремонт.
– Кому хочется, чтобы его корабль был потоплен или оказался в руках пиратов! – говорили судовладельцы между собою.
– А ведь дохода никакого! – сетовали люди торговые. – Было бы для чего рисковать. Уже сколько погибло кораблей с людьми и грузами!
До ушей Махара доходили эти суждения и приводили его в ярость.
– Низкие люди! – кричал он в бешенстве. – Они не понимают, что все делается для великой победы моего отца, а их повелителя и государя! Он сторицей вернет их потери! А кто погибнет ради дела Митридата, тот будет восславлен в веках! А его потомки будут пользоваться неизменной свободой торговли в царстве Митридата!.. Чего же еще?..
Но и груженые корабли стояли в гавани без надежных экипажей. Сервилий и пираты отпугнули самых смелых. Моряки предпочитали бродить по рынку и спать под городскими стенами, перебиваясь нищенством и воровством, чем плыть на верную гибель.
Здесь опять выдвинулся Асандр, который готов был рискнуть головой ради собственного успеха и возможности пополнить пустующий кошелек. Он решил обратиться к Махару с предложением своих услуг, но сначала уединился с Панталеоном, желая посоветоваться с ним, как с верным другом и опытным моряком.
– Мы, Панталеон, – сказал Асандр, – одними оргиями евпатористов и даже службой в отрядах по сбору налогов не поправим наших дел!
– Это так. Но уже то хорошо, что мы ежедневно сыты и даже пьяны!
– Стоит разгневаться Махару – и все это полетит вверх ногами!
– Ты что-то задумал?
– Задумал, друг! Хочу возглавить флотилию кораблей, которые идут в Синопу с грузами для Митридата! И охрану тоже взять на себя!..
– Ого!.. Это дело опасное, может, даже безнадежное! Сервилий сейчас силен и нападает смело! Да и экипажи ненадежны!
– Но другого пути показать свое рвение и получить награду нет!.. А мы ведь никогда трусами не были! К тому же надо сделать это в удачный миг, когда пантикапейские мореходы струсили, а судовладельцы заявили, что корабли, мол, они дали бы, да вот хороших экипажей нет!.. Мы-то и дадим эти экипажи! Сейчас Махару преданные и смелые люди вот как нужны!.. Тебе моряки поверят, если ты поговоришь с ними, посулишь хорошую оплату!.. Скажешь им, что во главе каравана будем мы! Ты, Панталеон, и я!
– Ты и я?.. Это дело серьезное, – покрутил головой Панталеон. – Но как ты себе это представляешь? Рассчитываешь остаться живым и получить награду от Махара?
– Не только это. Я думаю договориться с некоторыми купцами, мы повезем их товары и за морем продадим за выгодную цену! Привезем купцам их выручку и получим свою долю!
– Это было бы неплохо! Сейчас в Понте дороговизна, и каждый, кто прибудет туда с продовольствием, получит большую прибыль!
– Именно так. Значит, ты согласен?
– Пожалуй, да!
– Ты будешь моим проревсом. А по возвращении получишь ненамного меньше меня. Только набери ребят надежных… Я же выберу лучших из фиаситов!
– Я согласен, ибо верю, что боги споспешествуют тебе. Верю в твое счастье! Да и не только я, за тобой пойдут все – моряки и «ледовые братья»!
– А я уверен в твоих талантах флотоводца!.. Благо за собою их не чувствую. Итак, принесем жертвы Афродите Судоначальнице и Аполлону Дельфинию, укротителю бурь, и спросим их милости!
– Да будут боги милостивы к нам, я готов!.. Дерзай!
В это время Махар ломал голову, думая, как обеспечить отправку очередного каравана кораблей и их неуязвимость в пути. И кипел от негодования. Его возмущали хитрость и двоедушие боспорских судовладельцев, равно как и трусость моряков, что боятся пуститься в плавание.
– Они еще пожалеют об этом! – угрожающе говорил он, сжимая волосатый кулак.
Предложение Асандра показалось ему дерзким. Но когда тот резонно изложил свой замысел, рассказал, что набирает преданных людей, верных Митридату, которые пойдут на любой риск, наместник задумался.
– Иди, потом получишь ответ, – сказал он надменно.
И тут же подумал, что, пожалуй, этот Асандр нисколько не хуже тех, на кого он мог рассчитывать. Преданность Асандра и его незаурядный талант вожака, за которым охотно идут смелые и сильные люди, были вне сомнения.
На другой день Пантикапей облетела весть, что Асандр вновь оказался впереди других, что его новая выходка принесла ему удачу. Он получил должность наварха, хотя лишь на одно плавание и ценою огромного риска.
– Вот теперь-то он сломает шею, – обрадовались недоброжелатели из числа Ахаменов и Гераклидов, – живым ему не вернуться!
– Кто знает, – качали головами горожане победнее. – Боги капризны и иногда помогают очень смелым, бесшабашным людям!
XV
Собираясь в дальнее плавание, Асандр сказал Гиерону:
– Готовься стать моряком. Да приоденься получше. Вот, возьми, я купил тебе хорошую накидку, и недорого! Какой-то пьяный купец продал ее старьевщику, а тот – мне!..
Гиерон с изумлением узнал ту самую накидку, которая досталась ему от Микста и была позже оставлена в домике Евпории. «Пьяный купец» был не кто иной, как Клитарх по прозвищу Жаба. Это он продал накидку и пропил деньги!
Гиерон с внутренним содроганием думал о предстоящем путешествии. Ему грезились страшные бури и не менее страшные встречи с пиратскими судами, а то и римскими быстроходными либурнами.
«Видно, от судьбы не уйдешь, – подумал он с тайным воздыханием. – Я хотел стать пиратом, но побоялся!.. За это боги решили посмеяться надо мною, они устроили все так, чтобы я попал-таки на море и испытал на себе его гнев!»
Ему сильно захотелось побывать у Евпории, оправдаться перед нею за невыполненное намерение бежать в пираты. «Теперь-то она уже не будет смеяться, ведь не по своей воле отправляюсь я в плавание. Причем наверняка и бесповоротно!.. Боги что-то задумали!»
Опоясавшись коротким мечом, Гиерон накинул на плечи старый плащ, а подарок хозяина аккуратно свернул и взял под мышку. Через полчаса он был у калитки Евпории и засвистал дроздом, давая знать о себе.
– Тсс… – встретила его озабоченная и заплаканная Дидона, приложив палец к губам. – Послушай!
Из глубины домика, окруженного цветочными клумбами, доносились глухие звуки ударов вперемежку с грубой бранью и женскими воплями.
– Это хозяин Клитарх наказывает Евпорию!
Гиерон отстранил служанку и приблизился к дверям дома.
– Зазналась, подлая, зазналась! – слышался гневный голос Клитарха. – Отказываешь выгодным гостям, жрешь и пьешь хозяйское, а что даешь мне?
– О Клитарх! – отвечала Евпория, рыдая. – Но эти гости – грязные матросы, деревенские скотоводы, не умеют сказать приличного слова и дышат луком и чесноком! Они противны мне!
– Они несут деньги – это главное! А что они тебе противны, меня не касается!
– Пойми, Клитарх, после этой неумытой оравы портовых пьяниц и пастухов уже ни один горожанин не зайдет ко мне посидеть у очага и послушать мою игру на кифаре!.. Всякий скажет, что не приятная женщина живет здесь, а грязная уличная гетера, которая не брезгует медными деньгами матросов!
– Да, но твои горожане сидят и слушают, а матросы и пастухи приносят хотя и медные, но деньги!
– Не буду я принимать матросов!
– Нет, будешь!
Послышались удары и брань.
– Слушай, – сообразил Гиерон, обращаясь к плачущей Дидоне, – утри слезы, не тебя бьют. Мы сейчас прекратим это!.. Иди скажи, что в воротах ждет приличный гость!
Служанка, утирая слезы, робко поднялась по ступеням крылечка и вошла в дом. Через минуту крики и звуки побоев прекратились. Дидона вышла и сказала:
– Как ветром сдуло! Вышел через заднюю дверь! И наказал, что, если к его возвращению не будет денег, отправит Евпорию, а с нею и меня, на рынок с рогожками в руках!
– А, пират, добытчик! – встретила Гиерона хозяйка дома с досадой в голосе. – Так это ты и есть тот «приличный гость», который ждал в дверях?.. О боги, не миновать мне опять хозяйской палки! Ну, говори, как твой хозяин прославился на весь город и вошел в милость к Махару! Говорят, он отправляется в плавание?
– Мы вместе отправляемся, Евпория!
Женщина не удержалась от смеха, одновременно хватаясь руками за избитые плечи.
– Ха-ха-ха!.. Ты уже не пират, а царский моряк? Поразительно! Ты неплохой парень, весельчак, но я не верю тебе больше – ты лгун и трус!
– Я трус? – возмутился Гиерон. – Нет, Евпория, я не трус, просто у меня в голове есть немножко мозгу!.. Что толку в опрометчивости и глупой отваге? Да, я отказался от пиратства, так как мой господин пошел в гору!.. Я опять сыт и каждый день пью вино!.. Что еще надо?.. А сейчас я взойду на корабль не по своему желанию, а по приказу хозяина. И буду не матросом и не пиратом, а личным телохранителем господина! Мне все будут кланяться, как приближенному наварха!.. За что же ты обзываешь меня лгуном и трусом?.. Не ожидал я этого от тебя! А я пришел сказать, что все добытое в плавании принесу тебе! Вот ты назвала меня трусом. Да не я ли сидел в яме у Парфенокла и смеялся в глаза палачам, когда они потащили меня на дыбу и начали крутить зубчатое колесо? Жаль, ты не могла видеть меня в тот страшный час!
– Да? – Евпория широко открыла глаза, невольно содрогнувшись. – Ты был в руках палачей и не испугался?
– Ты еще будешь сомневаться в этом!
– Как же ты остался цел и жив?.. Парфенокл помиловал тебя?
– Ого! Парфенокл содрал бы с меня кожу! Он не простил мне песенку, которую я сочинил о нем и о Миксте! В ней я использовал твои ругательства… Ты мастерица ругаться!
– Мои ругательства?.. А я-то при чем?
– А при том, что ты мастерски ругаешь своего Жабу-Клитарха! За глаза, конечно!.. Мне такого не придумать. И я твои словечки, словно стрелы, измазанные навозом, пустил как бы в Микста, а на самом деле в Парфенокла. Это все поняли. Свиная утроба, кошачий кал!.. Как думаешь, трусливый посмел бы так ругать архонта?
– Это верно, – притихшим голосом ответила Евпория. Она уже не смеялась над своим гостем, а смотрела на него с любопытством и уважением. «Нет, – думала она, – этот Гиерон совсем не такой уж нарцисс и сделан не из сырой глины!.. Действительно, песенку пели всюду, к великой досаде Парфенокла. Кто же осмелился сочинить такое?.. Все он же, Гиерон!»
– Как же ты был спасен? – переспросила Евпория, потирая ладонями ушибленные места.
– А так, что у хозяина оказались два заложника, лучшие воины Парфенокла. О, Асандр знал, что я стою не меньше двух воинов! И произошел обмен – Парфенокл получил своих воинов, а я остался жив и готовлю новые насмешки против Ахаменов!
– Ой, как страшно!.. Не сносить тебе головы, друг мой!
– Вот теперь ты сама убедилась, что я играю опасностью как мячом!.. Может ли такое делать трус?
– Нет, нет, мой дорогой Гиерон! Ты не трус, ты герой и мой единственный настоящий друг!.. Иди ко мне, забудем о неприятностях, только не будь груб, ведь я вся избита!
Уходя от Евпории, Гиерон сказал:
– Чтобы твой хозяин не очень гневался, скажи, что гость оставил вот это!
И развернул узорчатую накидку, уже знакомую Евпории. Та ахнула, огонек суеверного испуга вспыхнул в ее глазах.
– Опять та же накидка!.. Она один раз выручила меня. Но кто подсунул тебе ее вновь, как это получилось?
– Клитарх продал, а хозяин купил и отдал мне, вот и все!
– Нет, не все, Гиерон, в этом есть какое-то предзнаменование, но какое?
– А такое, что я вернусь из плавания и приду к тебе с подарками!
– Да хранят тебя боги, друг мой!
Евпория осталась одна и погрузилась в глубокое раздумье, разглядывая накидку.
«Что бы это могло означать?»
Часть II.
«Хварно! Хварно!..»
I
Караван боспорских кораблей вез Митридату хлеб, соленое мясо, вяленую рыбу и возбуждающий скифский корень.
Конечным местом плавания должна была стать Синопа – столица Понтийского царства.
Это было весною семьдесят четвертого года до нашей эры, то есть перед самым началом третьей войны Митридата против Рима.
Благополучно избегнув встречи с рыскающими судами пиратов, флотилия не могла миновать борьбы со свирепыми бурями, когда моряки становятся игрушкой страшных волн. Но распорядительность Асандра и опытность Панталеона счастливо сочетались с добросовестностью набранных матросов. Ни один корабль не пострадал. Караван был близок к цели своего назначения.
Слева в дымке показывался и исчезал каменистый берег Анатолии. Южное солнце осыпало бирюзовые волны сверкающими бликами лучей. Было видно, как лопасти длинных весел погружаются в прозрачную воду, захватывая белые кружева пены, и вновь вскидываются в такт насвистыванию флейтиста, сидящего на носу корабля.
– Скоро мы увидим мыс, вдающийся в море, – говорил бывалый Панталеон, прикрывая глаза ладонью, – на этом мысе и стоит Синопа, прекрасный город!
– Погляди, что это? – протянул руку Асандр.
Словно красные цветы, покрывающие степь, показались многочисленные багряные паруса десятков кораблей, казалось усеявших море. Они появились внезапно и шли с большой быстротой, их подгоняли попутный ветер и дружная работа гребцов. Сомневаться не приходилось, краснокрылые корабли заметили боспорский караван и спешили окружить его.
– Трубить сигнал к бою! – зычно крикнул Асандр и обернулся, намереваясь приказать Гиерону принести его доспехи и меч. Но вспомнил, что Гиерон с первого дня плавания свалился с ног замертво, мучимый морской болезнью.
– Зря взял я с собою этого дармоеда! – сказал он в сердцах. – Толку от него никакого! Не выкинуть ли его за борт?
– Что ты, господин, что ты! – послышался слабый голос, приглушаемый икотой. – Сейчас, перед битвой, выбросить за борт верного слугу и телохранителя?.. Я же здесь, около тебя!
Бледный, словно растерзанный, Гиерон выбрался из-за свертка каната и, держа ладони на животе, кинулся за оружием.
– Это я дармоед? – бормотал он с горечью. – Я всю дорогу ничего не ем!.. Теперь я узнал, что такое муки Тантала, когда видишь пищу и не можешь взять ее в рот!
– Кажется, мы угодили в самое сердце пиратского флота! – озабоченно обратился Асандр к Панталеону.
Действительно, к ним приближались полуторки и двухъярусные биремы, на которых уже видны были воины, одетые пестро. Они махали мечами и готовили багры с крючьями, намереваясь зацепиться ими за борта боспорских судов.
«Ледовые братья», составлявшие большую часть экипажей грузовых судов, поспешно вооружались, надевали шлемы, брали в руки копья и топоры.
– Прочь с нашего пути! Именем Митридата! – басовито вскричал Панталеон, приложив ладони ко рту. – Мы везем царский груз! Если вы разграбите царское имущество, ваши головы будут торчать на шестах в синопском порту!.. Слава Митридату!
В ответ послышался язвительный хохот, яростные крики и ругань. В воздух взметнулись стрелы. Не долетев, они с легкими всплесками исчезали в волнах.
– Кажется, не угадал, – тряхнул головой Панталеон – Это пираты Сервилия, а не Митридата! С ними один разговор – топором по темени!..
– Друзья! – громко обратился Асандр к своим воинам. – Не уступим наглым пиратам, покажем им, как дерутся «ледовые братья»!.. К оружию, побратимы!
Но что-то произошло. Гиерон опять показался на палубе, бросил на доски охапку оружия, подбежал к борту и стал кричать, неистово размахивая руками.
– Что такое, Гиерон? – обратился к нему Асандр, берясь за оружие.
– Боги шутят с нами! – продолжал кричать Гиерон в неожиданном веселье. – Эй ты, Евлупор, Евлупор!.. С каких пор на своих нападаешь? Это же мы – хозяин Асандр и я, твой друг Гиерон! Ты стал пиратом, так и нападай на других, а нас оставь в покое! Мы – слуги Митридата!.. Эге-гей!
– Мы не пираты! – послышался трубный голос с пиратской биремы. – Мы царские воины и тоже служим Митридату! Но мы не любим, когда нам угрожают!
– Он, это он! – хохотал Гиерон. – Это его голос, он и быка перекричит! Горластый демон!.. Слушай, Евлупор, зачем же вы нас окружили? Мы везем хлеб Митридату!..
Теперь и другие распознали Евлупора. Его всклокоченные волосы развевались по ветру, бородатый лик ощерился в смехе. Он был и остался тем «звероподобным рабом», каким его купил Парфенокл в Танаисе. Только могучая грудь блестела чешуей металлического панциря, с плеча ниспадала хламида воина. Он сразу выделялся среди окружающих его соратников и выглядел гордым военачальником. Взяв сильной рукой деревянную колотушку, он ударил в гонг, укрепленный на рее. Это был сигнал отбоя.
– Ай ай! – с непередаваемым в словах чувством покрутил головой Гиерон, зажмурившись, как бы от яркого света. Он увидел, что его друг не только свободен, но возвысился и стал не просто пиратом, а одним из важных людей во флоте Митридата!.. Да когда же это он успел?
Приступ мучительной тошноты прервал эти размышления, напомнив Гиерону, что он на море. Евлупор и его корабль раздвоились. Асандр едва успел схватить его за шиворот и удержать, иначе он свалился бы за борт вслед за содержимым своего желудка. Однако, падая, Гиерон хорошо расслышал мужественный голос бывшего дружка, который возвестил:
– Продолжайте путь в Синопу!.. Мы будем сопровождать вас и не дадим в обиду другим!.. Слава Митридату!
– Да возлюбят тебя боги, Гиерон! – облегченно вздохнул Асандр – Первую битву на море выиграл ты! Это тебе зачтется, ты заслужил награду!.. А пока отправляйся вниз и лежи, скоро ступишь на твердую землю!
Перекидываясь словами с Евлупором и его людьми, боспорцы узнали, что Митридат решил немедля начать великую войну. Сейчас царь вывел флот в море, желая лично посмотреть, как он будет выполнять боевые сигналы.
II
Огромные, многовесельные пентеры с пурпурными парусами и позолоченными бортами покачивались на морских волнах. Они походили на сказочные плавающие дворцы. На самом большом корабле высилось нечто напоминающее узорчатый шатер. Ветер пригибал и вздувал многоцветные полотнища. Там на коврах возлежал бородатый человек. Пышные серебристые волосы его были повязаны сверкающей самоцветами диадемой. Он говорил тихо, едва шевеля губами, надменно выпяченными из-под усов, окрашенных хной. Но выразительные восточные глаза его горели внутренним возбуждением, той неуемной страстью, которая всю жизнь сжигала этого человека. И его тихие, многозначительные слова звучали оглушительно громко для тех, кто стоял перед ним, склонившись, как бы не вынося остроты его пронзающего взора.
– Эта война – третья война с Римом – решающая, последняя! – говорил бородатый владыка. – Мы обрушимся на Рим, как град на спелую ниву! Мы потопчем его рати на суше, сожжем его города! А на море опрокинем римские флоты и штурмом овладеем гаванями! Действовать надо решительно, всеми силами, и горе тому, кто замешкается, отстанет!.. Лучше бы ему не родиться на свет!
– Ты победишь, государь! – нестройным хором ответили приближенные, мужи осанистые и важные, одетые в воинские доспехи.
Удары гонгов и пискливые звуки сигнальных рожков заставили его прислушаться, повести в сторону смоляные глаза. Один из подчиненных выскочил из шатра и вскоре вернулся, сообщив с поклоном, что с востока приближается вереница кораблей, не иначе караван с продовольствием из Пантикапея.
– Его сопровождают легкие корабли пиратов из флотилии твоего пресветлого сына Фарнака, – добавил вошедший. – Слава тебе, великий Митридат!
– Добрый знак, добрый знак! – молвил царь, отстраняя волосатой рукой златотканый занавес, и, прищурившись, посмотрел на море, усеянное судами. – Передайте, чтобы они шли в Армену, но не разгружались. Боспорские суда с грузом будут двигаться со всем флотом на запад. А старшего их ко мне на берег! И обеспечить охрану, чтобы никто не мог протянуть руку к боспорскому хлебу!
Асандр издали увидел царские корабли и поразился их богатству и аляповатой многокрасочности. Ему передали приказ Митридата двигаться в гавань Армены и там стать на якорь, не разгружаясь. Армена считалась предместьем Синопы и являлась ее морскими воротами, так как сама Синопа была труднодоступна со стороны моря и своей большой гавани не имела.
Царские корабли первыми вошли в гавань и заняли ее. Со стороны моря было видно, как матросы опускали алые паруса на огромных пентерах и как человеческий поток хлынул навстречу царю, сходящему на берег. Копьеносцы разделили толпу народа, дабы дать царю и его свите проход.
К самому борту боспорского корабля подошла большая ладья с десятком гребцов. В носу ладьи стояли двое: один – впереди, в зеленом кафтане, другой – позади, в нем легко было узнать Евлупора, хотя он прикрыл косматую голову блестящим шлемом.
– Э-гой! – вскричал Евлупор, поднимая руку. – Асандр! Сойди к нам, будешь следовать за царевичем к царю Митридату!
Асандр оставил за себя Панталеона, а сам в сопровождении слуги спустился в зыбкую ладью, которая сразу устремилась к берегу. Человек в зеленом кафтане повернулся. Он был широк в плечах, тонок в талии, носил персидские сапоги с острыми каблуками и остроконечную шапку, отороченную мехом. Его закрученные усы были окрашены в красный цвет по персидской моде. Широкий пояс и тяжелый меч сверкали золотом и самоцветами.
– Это царевич Фарнак, приветствуй его, – быстро вполголоса сказал Евлупор.
Асандр поклонился и, прижав руку к сердцу, произнес слова приветствия.
– Великий Митридат милостив к тебе и желает видеть тебя! – сказал царевич низким голосом. – Государь любит смелых!
Здесь Асандр заметил, что облик царевича грубоват, как у воина, руки шершавы, а лицо опалено солнцем и морскими ветрами. Его расшитый кафтан был в пятнах и даже прожжен в нескольких местах, словно царский сын спал в нем у костра на голой земле. Сразу можно было догадаться, что царевич не избалован придворной жизнью и не привык к роскоши. Позже Асандр узнал, что Фарнак славился как неутомимый охотник и мужественный воин, который не любит нежиться в прохладных залах царского жилья. Дни, а часто и ночи, он проводил верхом на коне, гоняясь за дикими козлами или обучая войска сложным поворотам и стремительным атакам в сплоченных рядах. Он покидал седло лишь для того, чтобы ступить крепкими ногами на палубу боевой триеры и возглавить быстроходную флотилию пиратских кораблей, где его доверенным помощником был Евлупор, бывший беглый раб и пират. Этот прирожденный воин сам явился к Митридату и пал ниц, умоляя принять его в войско вместе с подчиненными ему пиратами, а корабль его включить в состав царского флота. Митридат проявил милость, оставил его капитаном корабля в составе флотилии, подчиненной Фарнаку. Царевич приблизил его к себе за бесстрашие, силу и честность; разгадав характер этого человека по смелым поступкам и открытому, благожелательному взгляду странно голубых глаз.
Подплывая к берегу, царевич спрыгнул прямо в воду и двумя прыжками достиг сухой песчаной полосы. Его красные сапоги намокли и оказались перепачканными илом и морской зеленью.
Медведеподобный Евлупор поступил так же, он выскочил на берег даже раньше Фарнака. Асандр не мог не усмехнуться, глядя на его широкое лицо, заросшее бородой, и раздувающиеся ноздри. «Звероподобный раб!» – воскликнул он мысленно, вспомнив кличку, под которой в Пантикапее знали Евлупора.
Сообразив, что ему неловко оставаться в лодке и ожидать, пока она стукнется носом в берег, Асандр подобрал полы плаща и тоже выпрыгнул из ладьи и поспешил за Фарнаком, чувствуя, как вода быстро проникла в его чувяки.
III
Асандру предстояло явиться к царю в момент, когда тот стоял у походного жертвенника на холме, окруженном войсками и народом. Митридат готовился принести жертву богам и испросить у них поддержки в предстоящей войне. Тут же сгрудилась пестрая толпа царских друзей, стратегов и жрецов.
Солнце припекало по-южному, куда жарче, чем в Пантикапее. Боспорец обливался потом, стараясь не отстать от Фарнака, которого за резвость ног называли «быстроногим Ахиллом». Фарнак считался вторым по значению царским сыном, первым был Махар, как старший по возрасту и более проявивший себя в делах государственных.
Царевич шагал легко, держался прямо, как тренированный гимнаст. Он не замечал жары, которую испытывал ежедневно. Невольно напрашивалось сравнение его с Махаром, тоже быстрым в движениях, но мешковатым и обремененным преждевременной полнотой. И если глаза Махара всегда поблескивали хитрецой и затаенной подозрительностью, то Фарнак смотрел более простодушно и прямо. Возможно, у Махара было больше способностей к делам государственным, тогда как Фарнак с головы до ног был воином, для которого выше всего являлся закон пролитой крови.
Сзади вполголоса переговаривались Евлупор и Гиерон. Последний испытывал слабость и пошатывался, как пьяный, хотя уже покинул неустойчивую палубу корабля и шагал по каменистой, раскаленной солнцем, земле Анатолии.
– Ты стал большим начальником и, как видно, любимцем царевича? – спросил Гиерон, икая и непрестанно утирая рукавами пот, стекающий по бледным щекам.
– Я служу великому государю, – ответил Евлупор с достоинством, – а это уже счастье! Теперь я не раб, а воин! И это счастье! Ты тоже можешь стать воином Митридата, я найду тебе место на моем корабле. И хозяин не воспротивится, так как здесь законы иные, чем на Боспоре!
– На корабле? – испуганно переспросил Гиерон, испытывая в желудке судорогу, предшествующую началу рвоты. – Я что-то не очень хорошо чувствую себя на море. Уж если воевать, то на суше!
– И то дело! Обратись к Фарнаку, он даст тебе копье, и ты станешь воином подсобной пехоты. Отличишься – получишь место десятника, добудешь богатство, а после войны приобретешь участок земли, а может, и рабов, которые будут на тебя работать! А?
– Я подумаю, друг мой, – ответил Гиерон неуверенно и как бы в раздумье. – Но я рад за тебя, ты нашел свою долю! А главное – обрел свободу!
– Ну, свободу найти труднее, чем поймать белую ворону. Конечно, обратно к Парфеноклу я не пойду! Я ношу оружие и повелеваю людьми. А вот свобода ли это – точно не скажу!.. Одно чувствую – теперь я стал человеком, как другие… Но перед царем – раб!
– Понимаю, царь тот же хозяин!.. Но ты мог остаться пиратом и быть свободным, как ветер моря!
– Ого!.. Ты плохо знаешь пиратов и их обычаи. Там есть один закон – это закон сильного, и одна свобода – убивать и быть убитым!
– Но ты же подружился с киликийцем, который возглавил ваш побег. А с таким дружком можно быть сильным!
– Подружился?.. Как раз нет!.. Мы не поладили, скрестили оружие.
– Из-за добычи?
– Нет… Он хотел выбросить за борт больного Микста, поскольку тот в пираты не годился. Микст лежал и охал, проклиная Парфенокла, который разбил ему печень пинком. Киликийца это бесило, но я вступился за Микста!
– И что же?
– Киликиец оказался на дне моря, а я вот здесь, в войске Митридата.
– А Микст?
– Умер, бедняга. Я похоронил его на острове Левка, там, где когда-то, по преданию, пребывал Ахилл после смерти… Боги воскресили Ахилла, а Микста не захотели. Да и едва ли смогли бы. Крепко бьет Парфенокл, лягается, как жеребец! Хотел бы я воткнуть ему копье в брюхо!
– Эй, потише! – сурово окликнул их Фарнак. – Мы приближаемся к великому государю! Готовьтесь пасть ниц!
Асандр невольно поправил на плече фибулу, скрепляющую края хламиды, и широко раскрыл глаза, рассматривая в волнении величайшего из царей, поднявшего руку на римское владычество.
– Вот он, повелитель Востока, сам Митридат Евпатор Дионис, – прошептал боспорец, испытывая неожиданную робость.
И тут же ему пришло в голову, что это не тот Митридат, которого он представлял себе по изображениям на монетах. Тот был моложавый человек с бритым лицом и выглядел культурным греком. Этот, с его крашеной бородой, одетый в негнущиеся ризы, избыточно затканные золотом и драгоценными камнями, да еще увенчанный большой китарой – башенной золотой шапкой, казался настоящим персом или вавилонянином. Спустя короткое время Асандр узнал, что Митридат был артистом в жизни и умел перевоплощаться в зависимости от поставленных целей, государственных или военных. Сейчас подчеркнуто персидская внешность как бы символизировала его враждебность к западному миру эллинов и римлян.
– Падай ниц, – подсказал Фарнак.
Асандр, как подкошенный, упал на пыльную каменистую землю, упершись носом в пучок верблюжьей колючки.