Маргелов Костин Борис

«Прощаемы за храбрость»

Боеспособность войск основывается на жесткой дисциплине. В разные времена крепилась она по-разному. В 1878 году в вооруженных силах Российской империи были учреждены дисциплинарные части, которые существовали в качестве отдельных батальонов, рот, команд. Они формировались из нижних чинов, осужденных «полковыми и военно-окружными судами за грубые нарушения воинской дисциплины, нежелание выполнять воинские обязанности, за уклонение от военной службы по религиозным мотивам...» Максимальный срок наказания для преступивших закон равнялся трем годам.

Чуть позже появился даже воинский устав о наказаниях, установивший правило: «Воинские чины могут быть прощаемы лишь в виде награды за храбрость в сражении или за другие отличные подвиги». Этот принцип, несколько видоизменяясь, сохранялся в разные эпохи армейской жизни.

Дисциплинарная практика Красной Армии, а затем и Советской, многое почерпнула из дооктябрьского времени. М. В. Фрунзе, опираясь на опыт прошлого, сделал вывод: «Поддержание служебной дисциплины в рядах армии является обязательным и необходимым условием ее мощи, и в этом отношении требования Советского государства самые решительные». При его непосредственном участии был разработан «Временный дисциплинарный устав РККА», который действовал с 1925 по 1940 год.

В дисциплинарные части, созданные в 1919 году, направлялись в основном дезертиры, не желавшие служить в Красной Армии.

После Гражданской войны дисциплинарные части стали пополняться военнослужащими срочной службы, осуждении на срок до одного года. Просуществовав до 1934 года, дисбаты были ликвидированы. Основанием для такого решения послужило мнение высшего военного руководства о том, что в Красной Армии изжиты случаи откровенного неповиновения и дезертирства и со всеми солдатскими прегрешениями вполне может справиться командир или начальник, отправив нарушителя на гауптвахту, предельный срок пребывания на которой ограничивался двадцатью сутками.

Советско-финляндская кампания преподнесла целый «букет» воинских преступлений, для которых рамки временного дисциплинарного устава оказались тесны. Так появилось на свет «Положение о дисциплинарных батальонах РККА» № 214 от 15 июня 1940 года. Согласно этому положению должность командира дисциплинарного батальона приравнивалась к должности командира полка, а формировался дисбат из рядовых и младших командиров, осужденных военными трибуналами за самовольное оставление части, за невыполнение приказаний и другие тяжелые проступки. Срок пребывания в батальоне, в зависимости от тяжести содеянного, составлял от шести месяцев до двух лет.

В верстах двадцати от Великого Новгорода, на левом берегу Волхова, граф Муравьев, николаевский вельможа и устроитель русской армии, заложил небольшой военный городок, который даже в советское время продолжал носить имя своего основателя. В путеводителе по Новгородской губернии начала XX века эти места описаны так: «Унылый и однообразный вид берегов Волхова несколько облагораживают усадьбы29 и постройки времен Аракчеева, так называемые "штабы"... Близ штабов построены пристани. В Муравьевских казармах некогда квартировал уланский полк, который сменила 1-я резервная артиллерийская бригада...»

Решением военного совета Ленинградского военного округа Муравьевские казармы были признаны самым подходящим местом для размещения в них 15-го отдельного дисциплинарного батальона. Командовать им был назначен майор Маргелов. Такой выбор нельзя назвать случайным. Во-первых, это было повышение по службе, а во-вторых, дисциплинарная часть находилась не только под пристальным вниманием командования и политуправления округа, но и военной прокуратуры и, конечно, НКВД. И только офицер с незапятнанной репутацией, пользовавшийся безусловным авторитетом у начальства, мог быть назначен на должность. Дисбат этот хотя и носил порядковый номер пятнадцать, но был, по сути, первым в Красной Армии. Майору Маргелову предоставлялось право отбора офицеров, только должность заместителя командира батальона по политической части находилась в ведении политуправления округа В помощники Маргелову был назначен старший политрук Николай Петрович Бастин, который одновременно являлся и секретарем партийной организации. Говорить о том, что все офицеры дисбата были либо членами либо кандидатами в члены ВКП(б), не имеет смысла. Идеологическая «подкованность» краскомов рассматривалась как основа борьбы с «пережитками капитализма» в красноармейской среде. Пережитки эти, впрочем, свойственны всем временам: наколки на теле, похабщина, утверждение собственного «я» или попросту мордобой.

Времени на раскачку Маргелов не имел. В батальон этапировали партиями, иногда превышавшими сотню человек. «Исправление» начиналось сразу, но без унижения человеческого достоинства. Маргелов был тверд в понимании задач дисбата — это не исправительная колония, не тюрьма, а воинское подразделение, где труд соседствовал с боевой учебой. По численности личного состава дисбат был более схож с линейным полком: к декабрю 1940 года в нем насчитывалось 2500 человек.

Напряженный служебный ритм Маргелова отражает книга приказов. По частым его командировкам в Ленинград можно судить, с каким повышенным интересом в штабе ЛВО относились к нововведению. Характерно одно из донесений, подписанных Маргеловым: «Добиться полного исправления осужденного дело чести ОДБ, вернуть его в свою часть, полностью загладив вину перед родиной честной работой».

Сухие строчки, конечно, не передают сложной атмосферы, в которой проходили будни дисбата. По прибытии новой группы все личные вещи, деньги и облигации складывались в индивидуальный чемодан. Пропажа, а тем более кража чего-либо из небогатого красноармейского скарба приравнивались к ЧП. «Вплоть до отдачи под суд», — гласил приказ Маргелова. Это в том случае, если неблаговидный поступок совершался кем-либо из постоянного состава. Если на добро товарища по несчастью покушался отбывавший наказание, срок пребывания в дисбате увеличивался вдвое.

В оружейной комнате — идеальный порядок: ровные ряды винтовок, вещмешки, противогазы. Маргелов, имевший за плечами две войны, планировал время таким образом, чтобы хозяйственные работы никоим образом не доминировали в распорядке дня. Тактические учения, марш-броски на лыжах, действия в ночных условиях и стрельбы — вот далеко не полный перечень боевых предметов, без получения положительной оценки по которым немыслим был перевод из «разряда проштрафившихся» в «разряд исправляющихся».

Первый экзамен по боевой подготовке батальон держал в феврале 1941 года.

«Товарищи бойцы, командиры и семьи командного и начальствующего состава, — говорилось в праздничном приказе командира дисбата. — Поздравляю вас с днем 23-й годовщины Красной Армии. Этот день — торжество всего советского народа.

У Красной Армии — славная новейшая история, и подтверждением тому победы, одержанные у озера Хасан, на Халхин-Голе, в борьбе с финской белогвардейщиной. Однако для победы в современном бою мало одной храбрости и преданности, надо еще уметь воевать. "Смелость и отвага, — учит тов. Сталин, — это только одна сторона героизма. Другая сторона — это умение..."

Народный комиссар обороны в своем приказе № 30 "О боевой и политической подготовке войск на 1941 учебный год" требует: "Учить войска только тому, что нужно на войне".

Выполняя это требование, батальон достиг определенных результатов. В соревнованиях по стрельбе из винтовок и ручного пулемета победителями стали: л-т Бондаренко М. Л. — 100 р. премия, ст. л-т Бояринов И. Н. — 75 р. Жены начальствующего состава в стрельбе из винтовки выбили: Бояринова — 26 очков из 30, Швецова — 22 очка из 30. Денежная премия, соответственно, — 30 и 20 рублей».

В этом, казалось бы, оторванном и заброшенном в глухомань, замкнутом мире действовали не только суровые законы, но и налаживалась нормальная жизнь, чему немало способствовали жены офицеров, или, как тогда их величали, боевые подруги. Наряду с мужьями они изучали политическую грамоту, что в общем-то было обычным для многих гарнизонов, и проявляли недюжинную изобретательность в проведении праздников и торжеств.

Неприглядным и неуютным выглядело помещение, где разместился клуб части. Однако уже к 8 марта 1941 года его прибрали и украсили. На танцы под радиолу потянулись девчата из соседних деревень — Дубровки, Горбов, Кирилловки. Женорг М. В. Никульшина и ее добровольная помощница Н. А. Будникова могли в любое время обратиться к Маргелову, заведомо зная, что комбат поддержит их начинания.

Маргеловы без сожаления расстались с домашней библией которую передали в клуб. Феодосия Ефремовна обвила на общую пользу и свой незаурядный музыкальный дар: усилиями женского комитета была организована солдатская самодеятельность — ведь армейская среда во все времена была щедра на таланты. Были в дисбате и свои советы, умельцы игры на баяне и балалайке. Сам Василий Филиппович всегда любил хорошую песню, имел и слух, и голос. В то время, когда он командовал Воздушно-десантными войсками, в любом солдатском клубе или доме офицеров, даже в самом глухом гарнизоне, можно было видеть, сколь вдохновенно и напряженно шла подготовка к полковым и дивизионным смотрам художественной самодеятельности. Они были подлинной отдушиной в суровой десантной жизни и отнюдь не ставили целью потрафить «бате». Для некоторых из тех, кто при В. Ф. Маргелове выходил на армейскую сцену, она становилась трамплином в профессиональное искусство...

В дисбате случалось всякое. Были в нем и свои «вожачки», и «подпевалы», были и дезертиры, были и выездные заседания военного трибунала, были и случаи рукоприкладства. Как мы помним, «Временный дисциплинарный устав» не возбранял применять «силу и оружие». Ходили слухи о том, будто бы тяжелый кулак Маргелова расставил в подразделении все и вся по своим местам. Но подобные домыслы никак не вяжутся с характером и принципами Василия Филипповича, который никогда не был костоломом и всегда следовал не только букве, но и духу уставных требований, требовал от своих подчиненных неукоснительного исполнения строжайшей директивы Главного политического управления «О воспитательной работе в дисбатах РККА». На его рабочем столе среди фундаментальных работ М. В. Фрунзе, И. В. Сталина можно было обнаружить и труды А. С. Макаренко, которого он почитал и чьи педагогические принципы сформировали взгляды Маргелова-воспитателя.

Вскоре к этим книгам прибавилась небольшая по размерам брошюрка — новый «Дисциплинарный устав РККА» 30, в котором подчеркивалось, что «...советская военная дисциплина зиждется на однородности классовых интересов всего личного состава Красной Армии, на беззаветной преданности своему народу и на чувстве высокой ответственности каждо го военнослужащего за вверенное ему дело обороны Социалистической Родины».

Здесь будет уместно заметить, что еще 8 июля 1934 года Президиум ЦИК СССР, «учитывая нарастающую военную опасность для СССР со стороны капиталистического окружения», принял постановление «О защите Родины», многие положения из которого вошли в «сталинскую» Конституцию 1936 года. 23 февраля 1939 года весь личный состав Красной Армии принял новую «Военную присягу». Первые фразы звучали так: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным бойцом...» Исчезли из текста намеки на защиту завоеваний «мировой революции», возросла и ответственность за отказ от выполнения священного воинского долга. Дисциплинарный устав между тем в основе своей остался незыблем. Статья 6-я гласила: «В случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка командир имеет право применить все меры принуждения, вплоть до применения силы и оружия».

Однако Маргелов жестко пресекал вольные трактовки этого положения. Однажды ему стало известно, что младший политрук Н. А. Корниенко избил красноармейца Симонтабова, при этом выхватил пистолет и выстрелил вверх. Другой политрук — И. Ф. Ромашко вмешался в происходившее и добавил несколько тумаков насмерть испуганному дисбатовцу. Их действия комбат посчитал необоснованными и потребовал обсуждения политруков на партсобрании. Даже сухие строчки протокола собрания передают эмоциональный накал выступления Маргелова: «Я считаю, что этот выстрел был сделан не случайно, а с тем, чтобы запугать красноармейца. Наша Красная Армия воспитывается в духе сознательности, а не на мордобитии. А поскольку таким делом занимаются политруки, то, без сомнения, на них глядя, и другим захочется испробовать силу в качестве такой методы. У меня такие сведения есть». Маргелов настоял на исключении ретивых политработников из партии. Лишенные партийных билетов, они продолжали службу, но уже командирами взводов.

Между тем дисциплинарные батальоны Красной Армии были вовлечены в соцсоревнование за достойную встречу 1 Мая — Дня международной солидарности трудящихся. Задача, которую Маргелов в своем приказе поставил перед подчиненными, уложилась в одну строчку: «Добиться и приложить все знания и усилия, чтобы к 1 Мая 15 ОДБ занял первое место». А на словах перед строем добавил: «Помните, что мы работаем не на дядю, а для народа». В ходе Сталинской вахты перевыполнили план сапожный и портновский цехи, а в Ленинград и Москву были отправлены дополнительныесоставы с щебнем — отгружали его по 100 тонн в сутки. Стоило дробильной машине стать на ремонт, как дисбатовцы переходили к военной подготовке: штурмовали горки, учились окапываться, вести меткий огонь из винтовки. Тяжелый подневольный труд по 12 — 14 часов вкупе с боевыми заданиями служил и основным мерилом исправления. В итоговом приказе Маргелова объявлялось: «Красноармейцев, отбывших одну треть срока наказания и показавших высокую воинскую дисциплину и образцовое отношение к работе, перевести в разряд исправившихся и направить для прохождения службы в свои части». Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1941 года позволял командиру дисбата самому принимать решение о зачислении в списки постоянного состава красноармейцев, отбывших наказание.

В субботний вечер 21 июня 1941 года майор Маргелов по обыкновению принимал доклад своего заместителя по строевой части лейтенанта Гусева. Ему и старшему политруку Бастину, который присутствовал в кабинете, удалось наконец-то привести в порядок учет «в поросячьем и конском княжестве», как шутливо в дисбате именовался хозяйственный двор. Накормить и напоить три тысячи человек — задача не из простых. Маргелов умел находить общий язык с руководителями местных колхозов и никогда не отказывал им в помощи. Вот и в этот день он распорядился, чтобы колхозники могли посещать военторг по средам, пятницам и воскресеньям.

Гусев доложил, что купальня на Волхове готова, но вода еще холодная.

—  Добавь еще, что сырая и мокрая... Здоровье бойцов — понятие святое, но война времени года не выбирает. Я на финской снег килограммами ел. Завтра первым совершу омовение.

В разговор вступил Бастин:

— В клубе сегодня «Александра Невского» будут показывать, а завтра, после спортивного праздника, «Трактористов».

—  Я в Ленинграде чуть живот не надорвал, — вспомнил Маргелов, когда, находясь в командировке, нашел-таки время и вырвался в кинотеатр. — А вот «Невского» посмотреть  не удалось. Запамятовали мы, однако, что отсюда, от стен Великого Новгорода, Александр Ярославич полки свои на немцев повел. Кстати, не верю я, Николай Петрович, хоть режь, их заверениям в дружбе. Имел несчастье на собственной шкуре в том убедиться.

Гусев положил перед командиром подготовленный на подпись приказ № 216 от 22 июня 1941 года. Параграф первый: «Дежурным по гарнизону назначить старшего лейтенанта Поддубного, дежурным по кухне и красноармейской столовой — помощника политрука Зыбина, дежурным по штабу — ефрейтора Анисимова...» Далее шли строчки, в которых до мелочей была расписана жизнь дисбата: исправившихся направить в части, не оправдавших доверия «для пользы службы» возвратить в разряд наказанных, объявить благодарность за лучшую ленкомнату...

...Воскресенье шло к полудню, когда на купальню прибежал вестовой и сунул Маргелову записку, которая содержала всего одно лишь слово: «Война». Последующие распоряжения замелькали словно в калейдоскопе. «Собрать батальон в казармы. Зачитать речь В. М. Молотова. Усилить караулы. Подать в штаб ЛенВО сведения о связистах, шоферах, танкистах, артиллеристах».

Первым, кто покинул дисбат, оказался старший политрук Бастин. Его затребовал к себе обратно начальник политпропаганды Ленинградского гарнизона. Маргелов и Бастин недолго служили вместе, но, как говорится в народе, успели за год пуд соли съесть и крепко подружиться. Они свиделись еще раз, когда Маргелова вызвали в штаб ЛенВО, где он получил разнарядку, которую начальник Ленинградского МГБ управления П. Н. Курбаткин сопроводил такими словами:

— На вышку нарвешься, комбат, коль шваль в войска задумаешь сплавлять, время-то военное.

Но Маргелов за «политико-моральный облик» своих «питомцев» не опасался. Конечно, в семье не без урода, но таких в дисбате можно было пересчитать по пальцам. И все же ни одна партия красноармейцев без санкции присланного в дисбат представителя военного трибунала в действующую армию не направлялась. Ряды дисбата редели с быстротой, пропорциональной неудачам на фронте. В распоряжение Северного фронта было направлено: в разведбат — 16 человек, в стрелковый полк — 120, в рембат — 76, на авиабазу — 9, в автобат — 11...

Ускоренными темпами шло формирование дивизий и полков народного ополчения. В конце июля 15-й отдельный дисциплинарный батальон Ленинградского военного округа перестал существовать. Гарнизон в Муравьевских казармах, дав кров военному госпиталю, перешел в ведение Северного фронта. В сентябре 1941 года он стал передним краем обороны.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года, в котором разрешалось «военным советам фронта, округов и флотов освободить всех военнослужащих из дисциплинарных батальонов и направить их в действующие части Красной Армии», оказался явно запоздалым. Дисбаты западных военных округов давно уже сражались с фашистами и только на Дальнем Востоке они просуществовали до 1945 года.

Прежде чем поставить точку на этой теме, оказавшейся связанной с судьбой нашего героя, заметим, что даже в солидных изданиях существует путаница в понятиях «дисбат» и «штрафбат». Предыстория создания последних такова. В один из самых тяжелейших периодов Великой Отечественной войны перед угрозой полного развала фронта Ставка Верховного главнокомандования с целью укрепления дисциплины издает приказ «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» (№ 270 от 16 августа 1941 года). Имелись там и такие строки: «...Позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы...» К трусам и дезертирам предписывалось принимать крайние меры: «уничтожать их всеми средствами», «при необходимости расстреливать их на месте».

В дни новой смертельной опасности, нависшей над страной после военных неудач в Крыму и под Харьковом, Сталин подписал 28 июля 1942 года приказ № 227, вошедший в историю под названием «Ни шагу назад!». Им, в частности, предусматривалось «сформировать в пределах армиихорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной». Предполагалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех  (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек, куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить свои преступления против Родины... Сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной».

28 сентября 1942 года было утверждено «Положение о штрафных ротах, батальонах и заградотрядах действующей армии», один из пунктов которого гласил: «Штрафники, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание, восстанавливаются в звании и во всех правах».

Ленинградская застольная

21 июля 1941 года Маргелов сдал гарнизон в Муравьевских казармах и на следующий день поутру вместе с Гусевым прибыл в Ленинград. На Московском вокзале царило столпотворение и неимоверный гвалт — отправляли в эвакуацию детей. От вокзала до Смольного, где располагался штаб фронта, прошлись пешком. На Суворовском проспекте их дважды останавливал патруль и тщательно проверял документы, ссылаясь на то, что в город засланы немецкие лазутчики. Дежурный долго не мог связаться с начальником штаба фронта полковником Н. В. Городецким, но наконец в трубке раздался его голос: «Жду тебя, майор, ровно в 18 часов».

В распоряжении офицеров был почти целый день! В мирное время о таком подарке приходилось только мечтать. Теперь же Ленинград стал прифронтовым городом, и даже яркое июльское солнце казалось блеклым, а вода в Неве свинцовой. Невский изменился до неузнаваемости. Дворцы и памятники скрывали холщовые полотнища, маскировочные сети и нелепые пейзажи. На площадях торчали устремленные ввысь жерла зенитных орудий. Хотя в городе вот уже несколько дней действовала карточная система, офицеры смогли без проблем «отовариться» продуктами в Елисеевском магазине по «коммерческим» ценам. Они примостились перекусить на скамейке в Летнем саду, на аллеях которого шла поразившая их работа: группа людей, по внешнему виду мало напоминавшая саперов, рыла траншеи, в которые бережно укладывались скульптуры. Они молчаливо и сосредоточенно занимались своим делом даже после того, как надрывно завыли сирены и по соседству, с Марсова поля, заухали зенитки.

Разговор в Смольном был краток. Предписание гласило: «Майору Маргелову немедля прибыть в райком ВКП(б) Невского района и приступить к формированию полка 1-й  гвардейской дивизии народного ополчения». От себя начштаба добавил: «Решение назрело и будет принято не сегодня-завтра. Остатки дисбата использовать по твоему усмотрению. Даю двое суток на передислокацию».

Гусев отправился на Волхов, а Маргелов, скоротав ночь у Бастина, наутро без труда отыскал новое место службы.

...Ополченцы. Слово это появилось на устах ленинградцев в конце июля 1941 года. Вновь ожил в нем великий патриотический смысл, поднимавший на защиту родной земли от вражеских нашествий народные ополчения Минина и Пожарского, фельдмаршала Кутузова... Война с фашистскими захватчиками едва ли не с первых дней стала народной.

Еще 27 июня 1941 года Военный совет фронта и городской комитет ВКП(б) приняли решение о формировании ленинградской «Армии народного ополчения» численностью в 200 тысяч человек. Каждый район Ленинграда, а их к началу 1941 года насчитывалось 15, обязан был отправить на фронт одну дивизию. Командующим этой армией был назначен генерал-майор А. И. Субботин. О составе дивизии вспоминает ленинградец В. Щеглов:

«...Многие из них (ополченцев. — Б. К.) впервые возьмут винтовку, впервые увидят миномет, первое время плохо будут бросать гранату, плохо переползать — все это так! Все знают это! И знают, что крови прольется много, но другого выхода нет».

Через две недели работы по комплектованию соединений из добровольцев стало ясно — районный принцип негоден. Дивизии получались куцые, без артиллерии, боевой техники. Вместо запланированных 15 формирований к середине июля удалось отправить на фронт всего лишь 4 дивизии народного ополчения.

Тем временем обстановка на Ленинградском фронте катастрофически ухудшалась. 14 июля командующий Северо-Западным направлением маршал К. Е. Ворошилов отдал приказ: «Товарищи красноармейцы, командиры и политработники. Над городом Ленина — колыбелью пролетарской революции — нависла прямая опасность вторжения врага... Требую отстоять Ленинград во что бы то ни стало... Наша земля должна стать могилой гитлеровскому фашизму».

25 июля Военный совет Северо-Западного направления и бюро Ленинградского горкома партии решили создать еще четыре гвардейские дивизии народного ополчения. Как известно, почетное звание гвардейских частей и соединений было официально установлено позднее, в сентябре 1941 года после боев под Ельней. Применительно к ополчению это решение утвердил секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) А. А. Кузнецов, объяснив свое решение многочисленными просьбами ополченцев, связавших судьбу города с событиями 1918 года, когда отряды Красной гвардии оставили немцев на подступах к Петрограду.

В «Очерках истории Ленинграда» упоминается, что «в относительно лучшем положении находилась 1-я гвардейская дивизия, куда влилось несколько кадровых подразделений». Добавим, что в их числе были остатки 15-го дисциплинарного батальона ЛенВО. Впрочем, в полку Маргелова насчитывалось всего лишь три кадровых офицера. После трех суток, отпущенных на формирование, 27 июля дивизия31 выступила к Красному Селу. Здесь бывшие дисбатовцы основательно взялись за обучение новобранцев, но... Майор с горечью смотрел на вооружение своих подчиненных: винтовок — одна на двоих, гранаты и бутылки с зажигательной смесью — наперечет, несколько пулеметов. И это против до зубов вооруженного врага!

В автобиографии Василий Филиппович Маргелов о своем участии в героической обороне Ленинграда сообщает скупо: «Июль 1941 по октябрь 1941 г. Командир 3-го гвардейского полка, 1-й гвардейской дивизии Ленфронта. Действовал в районе Луги, Волосово, Ропши, Ораниенбаума. Два раза был в тылу противника с полком по приказу вышестоящего командования».

Уже только по одним названиям городов можно судить, что ополченцы дрались с фашистами на самом болевом участке фронта, от Нарвы до Кингисеппа, протяженностью семьдесят километров. В корреспонденциях многотиражной газеты народного ополчения «На защиту Ленинграда» говорилось, что «при отбитии у врага поселка N отличились воины Энского полка под командованием майора М.». По этим прошедшим строжайшую цензуру строчкам трудно понять и оценить весь драматизм ситуации. Что мог в такой обстановке и с такими силами сделать командир полка, который был обязан выстоять любой ценой? Выстояли. Командование фронта по достоинству оценило стойкость и мужество гвардейцев-ополченцев, приняв решение о переформировании дивизий в кадровые. 1 сентября 1941 года Дивизия, в которой сражался Маргелов, стала 80-й, а его полк получил порядковый номер 218-й стрелковый.

6 сентября фашисты, получив приказ Гитлера покончить с Ленинградом «во что бы то ни стало», начали наступление  по всему фронту. К периоду ожесточенных оборонительных боев относится служебная характеристика Маргелова:

«Бойцы и командиры 218 с.п. 80-й с.д. с основания полка, организатором которого является тов. Маргелов, по праву гордятся званием маргеловцев.

На всем протяжении боевых действий полка личный состав любил его как принципиального, отважного командира, зажигательного агитатора и как честнейшего товарища.

В период боев у станции Молосковицы тов. Маргелов вместе с небольшой группой бойцов уничтожил 7 танков противника... В течение 7 дней т. Маргелов сковал и продержал с группой бойцов превосходящего по силе противника у поселка Ропши. Дважды попав в окружение, он вывел оставшихся с ним бойцов.

Под его руководством полк организовал и оснастил неприступную для противника линию обороны...

Дважды раненный... тов. Маргелов уходил с поля боя тогда, когда получал строжайшее указание вышестоящего командования».

Всю неделю на позиции, которые занимала 80-я дивизия, обрушивался шквал атак, прижавших оборонявшихся к Стрельне и Петергофу.

Как известно, в эти критические для города дни по приказу Ставки командование Ленинградским фронтом принял Г. К. Жуков. Принятые им жесткие меры по укреплению организованности и порядка обороняющихся, мобилизации всех ресурсов породили уверенность в успехе и возымели свое действие. В двадцатых числах сентября наступательный порыв фашистов иссяк. Немецкие войска перешли к позиционной осаде Ленинграда.

Понимая, что преодолеть оборонительные рубежи с ходу уже не по силам, Гитлер подписал 22 сентября директиву «О будущем города Петербурга». Суть ее отчетливо выражена в следующих строках: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования такого населенного пункта. Предложено жестко блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей...»

В истории Великой Отечественной войны немало примеров, когда целые части, проделав кратковременный боевой путь, запечатленный лишь в памяти тех, кому удалось дожить до светлого победного дня, исчезали бесследно из каких-либо официальных упоминаний. Нечто подобное произошло и с 1-м особым стрелковым полком, сформированным из моряков Краснознаменного Балтийского флота и получившим почетное название «Полк имени Ленсовета». А ведь события, связанные с историей этой части, в какой-то мере повлияли на судьбу целого поколения десантников. Речь идет об одной из главных составляющих воинской формы ВДВ, без чего не мыслит себя ни один современный десантник, — тельняшке с голубыми полосами. Первыми их одели части и соединения Воздушно-десантных войск, принимавшие в 1968 году участие в событиях в Чехословакии. Предыстория появления тельняшек у десантников такова. На одном из совещаний в Министерстве обороны СССР при утверждении новых образцов воинской формы адмирал флота СССР А. А. Горшков недовольно пробурчал:

— Мыслимое ли дело, товарищ министр (маршал А. А. Гречко. — Б. К.), десантники — в тельняшках. Анахронизм какой-то!

Командующий ВДВ резко возразил:

—  Я воевал в морской пехоте и знаю, что заслуживают десантники, а что — нет!

И ведь Маргелов в действительности знал, чего стоят «братишки», сошедшие с кораблей на берег и сеявшие панику среди фашистов. Не случайно прозвали враги морских пехотинцев «черной смертью».

...Начальник штаба Краснознаменного Балтийского флота Ю. А. Пантелеев в начале ноября 1941 года сделал в дневнике такую запись: «Для ледового фронта... мы сформировали лыжный отряд и две пулеметные роты». Поставить матросов на лыжи для выполнения особых задач — проблема не из легких. К тому же на кораблях оказалось их не слишком много. На призыв откликнулись добровольцы из частей береговой обороны, вспомогательных служб. Н. Шувалов в книге «Мы становимся солдатами» (Л., 1973) так описывает представление командира полка: «Как известно, моряки народ своеобразный. Влюбленные в морскую стихию, они не особенно жалуют сухопутных собратьев. Когда Маргелова назначили командиром морских пехотинцев, некоторые поговаривали, что он там не приживется, "братишки" не примут. Однако это пророчество не сбылось.

...Когда полк моряков был построен для представления новому командиру, Маргелов после команды "Смирно!". Увидев много хмурых лиц, смотревших на него не особенно дружелюбно, вместо обычных, положенных в таких случаях слов приветствия "Здравствуйте, товарищи!" крикнул: "Здорово, клешники!" Мгновенье — и в строю ни одного хмурого лица».

А между тем новоиспеченный комполка едва сдерживал смех. И было от чего. Один из краснофлотцев, П. Ф. Орлов свой внешний вид впоследствии описал так: «На мне поверх ватных брюк были натянуты флотские клеши, напуском свисавшие из-за голенищ сапог. Из-под расстегнутого бушлата на фоне тельняшки торчал наган и свисали ленточки от спрятанной бескозырки. Поверх маскхалата — ремень и торчащие из-под него гранаты, а за голенищами сапог — финский нож».

Приказ командования Ленинградского фронта об операции по деблокаде города, намеченной на 20 октября, был расписан до малейших деталей. Но попытка эта, как известно, была сведена на нет взятием немцами Тихвина. Об очередном намерении отбросить немцев с южного берега Ладоги и выбить их из Шлиссельбурга можно судить лишь по косвенным документам и воспоминаниям участников этого героического десанта.

К концу ноября 1941 года лед на Ладоге устоялся и позволил начать строительство ледовой трассы, получившей название «Дорога жизни». Вдоль нее в ночь с 27 на 28 ноября и отправились в свой поход лыжники Маргелова, не имея ни малейшего представления о противнике. Ориентиром для наступавших служил Бугровский маяк, к слову, давно уже бездействовавший. Надо отдать должное немцам — они не сидели сложа руки и узкую полосу местности, отделявшую Ленинград от Большой земли фашисты превратили в мощный оборонительный плацдарм. Закрытые артиллерийские позиции, системы дотов, проволочные заграждения и минное поле — вот что ожидало отважных моряков.

Они шли в бой без поддержки артиллерии, в надежде на то, что пехотинцы ударят с востока и немцам придется отбиваться с двух сторон. Увы, ожидания эти не сбылись. При явной несогласованности в действиях «братишкам» все же удалось изрядно насолить немцам. Но какой ценой! От полка осталась лишь горстка бойцов, которые уходили по льду туда, откуда они вышли в ночной рейд. Двое балтийцев тащили на себе волокушу, на которой лежал израненный комполка, поскрипывая зубами от невыносимой боли.

На острове Зеленец Маргелов стал подавать признаки жизни. Горечь подкатывала к горлу. С такими орлами, которыми он командовал, горы можно было воротить. А тут полный конфуз. Вины за собой комполка не чувствовал, однако людей было бесконечно жаль. Пали они героями.

Совершенно неожиданным в госпитальной палате, где Маргелов залечивал раны, стало появление военного дознавателя из окружного трибунала. «Сам товарищ Жданов, — сообщил офицер, — кровно заинтересован в наказании виновных». Скрывать что-либо Маргелову было нечего. А через некоторое время его доставили на заседание военного трибунала. Он поставил радом с собой костыли и вгляделся в лица тех, кто так и не пришел к нему на помощь. Приговор был суров — командир и комиссар дивизии за проявленную трусость были приговорены к расстрелу. Такие же суровые наказания ожидали и других начальников, сорвавших штурм.

После вынесения приговора комдив и комиссар попросили у Маргелова прощения.

Пожелтевшие листы центральных советских газет начального периода Великой Отечественной войны свидетельствуют о том, что, невзирая на откровенные неудачи, на тяжелые поражения Красной Армии, высшее руководство страны отнюдь не преуменьшало героизма и самоотверженности бойцов и командиров. Указы Президиума Верховного Совета СССР со списками награжденных публиковались почти ежедневно. Только вот фамилию «Маргелов» отыскать в них невозможно. Парадоксально, но факт: имея за плечами две войны, командуя боевыми частями, выполнявшими невероятно трудные задачи, Маргелов был обойден боевыми наградами. Да и в воинском звании «майор» отважный командир, по меркам военного времени, явно засиделся. Справедливость восторжествовала в июне 1942 года, когда приказом народного комиссара обороны Маргелову было присвоено звание подполковник. Бесценной реликвией считал Василий Филиппович медаль «За оборону Ленинграда». Вручили ему награду уже под Сталинградом в декабре 1942 года.

Любил Маргелов песни военных лет. В его домашнем репертуаре имелась и «Песня лыжного батальона», написанная на мотив «Раскинулось море широко». Но с особым вдохновением пел Василий Филиппович «Ленинградскую застольную», ведь каждая ее строфа напоминала об огненных верстах, холоде окопов, завывании ладожской пурги и о том отчаянии, с которым бойцы, ведомые им, шли в атаку на позиции фашистов.

А между тем у этой песни была сложная судьба. Написанная на стихи М. Косенко и А. Тарковского Исааком Рубаном, вначале она называлась «Наш тост». Были там и такие слова:

Корреспондент газеты «Фронтовая правда» Павел Шубин, известный ленинградский поэт, который участвовал в боях в тех же местах, где сражался Маргелов, внес в текст свои изменения. Произошло это в 1943 году. Песня прозвучала уже как «Волховская застольная», а после 1953 года она еще раз изменила свое название, став «Ленинградской застольной». Вот ее текст:

Участники боев под Ленинградом, соединив два приведенных текста, предложили широкой публике народный вариант, который неизменно заканчивался так: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!» Осталась неизвестной причина, по которой П. Шубин не включил «Волховскую застольную» ни в один из своих поэтических сборников, и только однажды, во «Фронтовой правде», она была напечатана под его именем.

А между тем «Ленинградская застольная» стала семейной песней Маргеловых.

Военврач Анна Александровна Куракина по праву могла считать себя ленинградкой, хотя родилась и выросла вдалеке от города на Неве. В Ленинграде она с отличием закончила медицинский институт, а в начале 1941 года — курсы врачей-хирургов при Военно-медицинской академии. Медаль «За оборону Ленинграда» и знак «40-летие снятия блокады Ленинграда» с надписью «Защитникам В. Ф. и А. А. Маргеловым» — свидетельства признательности земляков, ленинградцев за спасенные жизни бойцов и командира. Неизвестно, как бы сложилась фронтовая судьба Маргелова, если бы не заботливые руки Анны Александровны, которую раненые называли не иначе как «матушка».

Они встретились на Ленинградском фронте и больше никогда не расставались, опровергнув превратное представление о скоротечности фронтовых романов.

Командир железной воли

В своем фундаментальном труде, посвященном танковым сражениям Второй мировой войны32, немецкий историк Ф. Меллентин пишет: «...Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису Третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии». Речь идет о сражении на реке Мышковой, левом притоке Дона.

Совершенно беспристрастными выглядят строки «Военного энциклопедического словаря» (1983): «Мышкова, река в Волгоградской области... на рубеже которой во время Сталинградской битвы с 19 по 24 декабря в ходе Котельниковской операции 1942 года войска 2-й и 51-й гвардейских армий отразили удар сильной группировки немецко-фашистских войск и сорвали планы немецко-фашистского командования по деблокаде окруженных под Сталинградом войск противника». Группировкой этой, носившей название «Гот», командовал генерал Герман Гот.

Под Сталинград Маргелов попал, повоевав на Волховском и Южном фронтах, а когда стала формироваться 2-я Ударная армия (командующий генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский), он получил назначение на должность командира 13-го гвардейского полка 3-й гвардейской дивизии, входившей в состав 13-го гвардейского стрелкового корпуса, командовал которым генерал П. Г. Чанчибадзе. Над Маргеловым и его начальником солдаты незлобиво посмеивались, называя и того и другого «командирами чертовой дюжины». Но эта, казалось бы, недобрая народная примета на этот раз действовала на руку нашим войскам.

Однако до первого военного успеха понадобилось совершил воистину суворовский марш-бросок по занесенной снежной пургою степи. От железнодорожной станции Большие Липки, на которой выгрузился 13-й гвардейский полк, до Мышковой — более ста километров. Весь путь Маргелов находился в голове колонны, поддерживая запредельный темп марша к оборонительному рубежу. Вот, наконец, и дошли. Ни бугорка, ни балки, ни кустика. Земля — словно бетон. И все же полк за двое суток сумел создать полосу обороны, на которой захлебнулось фашистское наступление. Наградной лист кратко, но вполне правдиво передает происшедшее на берегах Мышковой:

«...Командир 13 гв. сп. гв. подполковник Маргелов В. Ф. своим умелым руководством обеспечил выполнение боевых задач.

Под его руководством гв. сп. сдержал наступление крупных сил противника, которые пытались при поддержке 70 танков прорвать оборону полка в районе деревни Васильев™ и выйти на соединение с вражеской группировкой, окруженной в районе Сталинграда.

В трехдневных боях, с 20 по 23.12.42 г. 13 гв. сп. нанес противнику большие потери в живой силе и технике. Этим самым полк блестяще выполнил задачу сдержать противника до подхода главных сил 2-й гв. армии.

Руководимый Маргеловым полк не менее успешно провел последующие наступательные операции против укрепившегося противника в дер. Антоновка, Кругляков, Шестаков. В результате этих боев 13 гв. сп. захватил в качестве трофеев 2 танка, 12 пушек, 2 зенитные установки, 6 пулеметов и уничтожил 900 солдат и офицеров противника, 26 танков и бронемашин. В бою за деревню Шестаков тов. Маргелов был серьезно контужен, но через двое суток вернулся в строй.

Волевой и бесстрашный командир. Полк своими успехами обязан его твердому и умелому руководству.

Достоин награждения орденом "Красного Знамени".

Командир 3-й гв. сд гв. генерал-майор Цаликов».

С непосредственным начальником генералом К. А. Цаликовым у Маргелова сложились добрые отношения. И не случайно, что именно комдив, характеризуя командира 13-го гвардейского полка, назвал его «талантливым офицером». А вот от командира корпуса, имевшего привычку обращаться к подчиненным через голову комдива, Маргелову доставалось изрядно. Сказывался неуемный кавказский темперамент П. Г. Чанчибадзе. Угроза расстрела в устах командира корпуса выглядела едва ли не обыденной.

Как известно, операция немецко-фашистского командования по вызволению из сталинградского «котла» 6-й армии генерала Паулюса получила название «Зимняя гроза». Воины-маргеловцы оказались среди тех, кто окончательно похоронил надежду противника на ее благополучный исход В одну из ночей уходящего 1942 года Маргелов на свой страх и риск, оставив в окопах перед Котельниковым один батальон, с двумя другими обошел населенный пункт, выйдя на его юго-западную окраину. В книге о боевом пути 2-й гвардейской армии содержатся страницы, посвященные сражениям в районе Котельникова. Упоминается в ней, что «боевые порядки атаковавших войск возглавлял стрелковый полк под командованием мужественного и талантливого офицера В. Ф. Маргелова...»

Свой первый боевой орден командир 13-го гвардейского стрелкового полка подполковник Маргелов получил из рук командарма Р. Я. Малиновского. Как показало время, генерал, а впоследствии маршал Советского Союза, не выпускал из поля зрения боевого офицера. На многих представлениях к наградам и боевых характеристиках Маргелова можно встретить резолюцию «Достоин» и подпись прославленного полководца.

Неоднократно в послужном списке В. Ф. Маргелова встречается аббревиатура «и. д.» — «исполняющий должность», вызывающая ассоциации с затхлой канцелярской атмосферой и парусиновым портфелем чиновника. Но путь Маргелова к вершинам карьеры пролегал не по коридорам учреждений, а через траншеи и окопы, блиндажи и КП. Мало сказать, что в бою он всегда находился на передовой — часто оказывался в самой гуще событий, был там, где считал нужным. За что и получал нагоняи от начальства.

Три месяца Василий Филиппович исполнял обязанное начальника штаба 3-й гвардейской стрелковой дивизии семь месяцев он был заместителем комдива, правой рукой генерала К. А. Цаликова, а когда Кантемир Александров получил ранение, исполнял обязанности командира дивизии. Это было время беспрерывных кровопролитных боев. К началу февраля 2-я Ударная армия, преодолев жесточайшее сопротивление фашистов, освободила левобережье Дона. 13 февраля 1943 года был взят Новочеркасск, на очереди был Ростов. В марте 1943 года Гитлер прилетел в штаб группы армий «Юг» и потребовал от фельдмаршала Манштейна ни при каких обстоятельствах не отдавать Донбасс большевикам, «даже временно». Наступление застопорилось перед «Миус-фронтом» — так немцы называли мощную оборонительную полосу, возведенную ими еще в 1941 — 1942 годах, которая прикрывала «подбрюшье» Донбасса. Близок был город, да не возьмешь — силы бойцов и комндиров не беспредельны. Например, 3-я гвардейская дивизия потеряла в боях половину своего личного состава. Все же топтание перед «Миус-фронтом» не было бесцельным — части и соединения 2-й Ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера сковывали значительную группировку фашистов, которую Гитлер окрестил «Армией мстителей». Была она создана из самых боеспособных частей вермахта и имела тот же порядковый номер — шестой, что и плененная в Сталинграде армия Паулюса.

В советской военной историографии содержится не много упоминаний о первом штурме «Миус-фронта», кровопролитном и неудачном. Ошибкой или недоразумением была попытка прорыва, предпринятая 17 июля 1943 года командованием Южного фронта, судить было не замначдиву Маргелову. Своих забот у него было невпроворот. Он головой отвечал за подготовку пополнения, прибытие которого в некоторой степени компенсировало убыль в личном составе. Тревожило его и то, что опыта преодоления подобной обороны противника дивизия не имела. А ожесточившиеся немцы превосходили даже самих себя. Не позволяя противнику вести фронтовую разведку, фашисты вместо пассивного сидения в траншеях широко использовали маневрирование и контрудары, В лоб не возьмешь. Ко всему прочему, усилить 2-ю Ударную армию механизированными соединениями у Ставки не было возможности. На Курской дуге уже неделю шли тяжелейшие бои.

Вот в такой обстановке командующий фронтом генерал-полковник Ф. И. Толбухин отдал приказ: «Товарищи красноармейцы, командиры, политработники! На советско-германском фронте начались решающие сражения. Временное затишье кончилось». Полковника Маргелова ожидало «первое свидание» с отборной дивизией СС «Мертвая голова», вооруженной новейшими танками — «тиграми». Немцам удалось сорвать наступление ударных частей 2-й Ударной армии. Но и гвардейцы лицом в грязь не ударили, развеяв миф о неуязвимости и несокрушимой мощи «тигров».

О трехдневных ожесточенных боях на «Миус-фронте» в сводках говорилось весьма сухо: «Части 3-й гвардейской дивизии... отважно и храбро дрались в окружении, сковав своими действиями большие силы противника, чем облегчили действия армии». А между тем дело принимало порой тра гический оборот. Окружение есть окружение. Конечно, е ли в первые месяцы войны это слово звучало с мрачным оттенком, сея панику, то в 1943 году к нему относились спокойнее: случаются же на войне неудачные боевые эпизоды, из которых находится выход.

Маргелов, оказавшись в круговерти сражения на КП своего родного полка, подменять командира не собирался. Но создать ударный кулак, который сработал на направлении прорыва, помог. Миусский «котел», невзирая на все усилия фашистов, не состоялся.

В организацию второго штурма «Миус-фронта» вмешалась Ставка, и вместо удара в лоб 18 августа было предпринято концентрическое наступление силами двух фронтов, Юго-Западного и Южного. Противоборствующие стороны отчетливо сознавали, что судьба Донбасса решается именно здесь. Накануне наступления армейская многотиражка призывала: «Нынче пробил час решительной битвы. Перед нами порабощенная гитлеровцами Советская Украина, перед нами угольный Донбасс — наша всесоюзная кочегарка. Дело нашей гвардейской чести вышибить немецких захватчиков из Донбасса, освободить Украину. Этого требует от нас Родина».

Родина не только требовала — Родина помогала. И эту помощь теперь уже в полной мере ощущали Маргелов, все его бойцы и командиры. Накануне штурма дивизия пополнилась боеспособными подразделениями, танками, минометами, гаубицами, пушками. С неба позиции фашистов беспрерывно утюжили десятки «Илов».

Несмотря на все усилия, за первый день боев части 3-й гвардейской дивизии вклинились в оборону противника всего на два километра. За первой полосой у обороны фашистов обнаружилась вторая, еще более мощная, разведать которую прежде не представлялось возможным. Вот тут-то замкомдив и решил «тряхнуть стариной» и вместе с разведвзводом 9-го полка, которым командовал младший лейтенант М. И. Рогачев, отправился в ночной поиск. Но фашисты не дремали и обнаружили разведчиков. Ввысь полетели ракеты, и началось преследование. Уйти удалось только чудом. Но при этом цепкая память Маргелова запечатлела тот злосчастный рубеж, на который наткнулись в первый день наступления. Генерал Цаликов, заметив, что Маргелов сильно припадает на правую ногу, спросил: «Что с тобой, Маргелыч?» — «Пустяк, царапина», — ответил заместитель. Однако, набросав на небольшом листке схему расположения обороны немцев, почувствовал, что с ногой творится что-то.

Когда Маргелов снял сапог, военврач 3-го ранга Анна Куракина, ахнула: в ноге засел крупный осколок, и она уже начала синеть. Впрочем, все закончилось благополучно: ведь операцию делала любимая женщина и в успешном исходе ее гвардии полковник не сомневался. К тому же ранение предоставило им редкую возможность провести несколько дней вместе.

Командующему 6-и армией генералу Карлу Холлидту удалось избежать участи своего предшественника, генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, удалось с большим трудом — была потеряна едва ли не половина армии. Русские дивизии, взломав казалось бы, неприступный «Миус-фронт», устремились к Таганрогу и Сталино33. Маргелов нагнал дивизию, когда она подходила к Краснодону.

Бывший генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн в книге «Утерянные победы» цинично признал, что, отступая из Донбасса, он отдал распоряжение о создании зоны «выжженной земли». То, что предстало перед взорами гвардейцев, в действительности потрясало воображение. Опустошенные города и поселки, остовы шахт и цехов и, самое страшное, — колоссальные человеческие жертвы. Трупы извлекали из штолен, ими были завалены степные балки, следы злодеяний фашистов виднелись на каждом шагу. Безумная жестокость врага ничего, кроме ненависти, у освободителей Донбасса не вызывала.

3-я гвардейская дивизия, изрядно поредевшая в августовских боях, расположилась в Краснодоне на отдых и доукомплектование, как могла помогала наладить в городе мирную жизнь. Вот тогда-то Маргелов и услышал рассказ о подпольной организации «Молодая гвардия». Уже многие годы спустя, прочитав роман А. Фадеева о славных делах и подвигах молодогвардейцев, Василий Филиппович, отдавая должное художественной стороне произведения, замечал, что «события, описанные в романе, имели мало общего с тем, что было на самом деле». Трудно сейчас сказать, что именно имел он в виду, скорее всего, не мог позабыть потрясения и ужаса от увиденного.

В Краснодоне на гимнастерке полковника Маргелова появился еще один орден — Отечественной войны I степени. Судя по боевой характеристике гвардии полковника Ф. Маргелова, заместитель командира 3-й гвардейской стрелковой дивизии, отличившийся в боях за взятие города олновахи, был представлен к ордену Красного Знамени.

Вот несколько выдержек из этого документа: «Полковник Маргелов... командир железной воли, требователен к себе подчиненным. Решительный. В боевой обстановке вынос лив, несмотря на четыре ранения... В боях на реке Миус систематически находился в частях дивизии... осуществляв личный контроль и проверку исполнения всех приказов командования. В трудную минуту боя помогал командирам частей в руководстве боем.

17.09.43 при выбытии из строя командира 9-го гвардейского стрелкового полка принял на себя командование полком. Смелым маневром полк под командованием тов. Маргелова успешно овладел крупным железнодорожным узлом Приазовья, станцией и городом Волноваха... За личную отвагу и успешное выполнение боевых задач тов. Маргелов награжден правительственной наградой — орденом Красного Знамени и вторично представлен».

Где затерялся наградной лист, и по сей день неизвестно. Но с той поры 3-я гвардейская стрелковая дивизия стала носить почетное наименование «Волновахская».

Звезда Героя

К концу сентября 1943 года Красная Армия, освободив левобережную Украину, вышла к Днепру по фронту протяженностью более семисот километров.

...Уже после окончания войны дивизионный художник, изрядно поднаторевший на оборонительных и наступательных схемах, прочертил боевой путь 49-й гвардейской Херсонской Краснознаменной, ордена Суворова стрелковой дивизии. Эта «не пыльная», по солдатским понятиям, работа заняла у него несколько часов. А вместила в себя эта схема боевой путь длиною почти в четыре года. Валдай, Дмитров, Вязьма, Сталинград, Новочеркасск, и вот, наконец, Херсон.

Вызов в штаб армии для Маргелова был делом обыденным. Новый командарм генерал Г. Ф. Захаров, приступая к очередной операции, стремился, чтобы начальники всех степеней знали боевую задачу назубок. Но на этот раз Маргелов оказался в штабе в гордом одиночестве, а Захаров, пожав полковнику руку, вручил ему приказ: «Сдать должность временно исполняющего обязанности комдива 3-й гвардейской стрелковой дивизии и приступить к исполнению должностных обязанностей комдива 49-й стрелковой дивизии...» Произошло это событие 15 января 1944 года. Заметим, что и 3-я, и 49-я гвардейские дивизии входили в 13-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта П. Г. Чанчибадзе. Имея характер горячий и вспыльчивый, комкор все же был отходчив и не злопамятен, а в таком сложном деле, как форсирование Днепра, лучшего помощника, чем Маргелов, ему было трудно сыскать.

Еще 9 сентября 1943 года Ставка Верховного Главнокомандующего издала директиву, в которой указывалось, что «быстрое и решительное форсирование рек, особенно крупных, подобных реке Десна и реке Днепр, будет иметь большое значение для дальнейших успехов наших войск». Доводилось до сведения командиров соединений и частей, что  начальствующий состав будет представляться к награждению орденом Суворова — за форсирование Десны и к присвоению звания Героя Советского Союза — за форсирование Днепра. Как известно, высшими наградами Отечества И. В. Сталин не разбрасывался, но случай здесь был иной. Как известно, Красная Армия в 1941 году так и не сумела создать прочную оборону, отступив за Днепр. Напротив немцы превратили правобережье Днепра в мощный оборонительный вал, предварительно уничтожив все, что могло быть использовано советскими войсками при переправе. В соперничество с немецкой основательностью и педантичностью вступила смекалка бойцов и командиров Красной Армии. Дивизия Маргелова не составляла исключения. Пустые бочки из-под ГСМ, порожние снарядные ящики, доски, вязанки камыша, которого в днепровских плавнях было предостаточно, — все эти подручные средства шли на создание «Херсонской флотилии».

О том, как развивались последующие события, В. Ф. Маргелов помнил всю свою жизнь:

«9 марта 1944 года я отдал приказ командиру 149-го гвардейского стрелкового полка подполковнику Тюрину совершить марш и сосредоточиться напротив Борислава... Ночь была адская. Дождь хлестал как из ведра. Неистово завывал ветер. Днепр недавно освободился ото льда и плескался у самых ног. "А не попытаться ли форсировать Днепр прямо сейчас? — пришла мне в голову неожиданная мысль. — Ночь хоть глаза выколи. Немцы, наверное, попрятались по блиндажам. Пока они очухаются, не то что полк, дивизию можно будет переправить... Да и бойцы, узнав, что их комдив уже на правом берегу, совершат бросок через Днепр..."

Не думал, не гадал я тогда, что мне придется с 67-ю бойцами почти трое суток удерживать плацдарм, и в живых нас останется только 14 человек».

Помышлял ли полковник Маргелов о звезде героя? Вероятно, нет. Да и действовал он на свой страх и риск, не предупредив высшее командование. Самовольство вполне могло обернуться суровым наказанием. К тому же немцы, обнаружив поутру наш десант, принялись утюжить его из орудий, минометов, над гвардейцами непрестанно кружились «Юнкерсы», атаки пехоты следовали одна за другой. Шквал огня не позволил основным силам полка прийти на помощь зацепившейся за правый берег группе ни в первый, ни во второй день. Но, невзирая на то что ситуация складывалась непредсказуемо, Маргелов умудрялся поддерживать связь со штабом дивизии, возглавлял который подполковник В.Ф. Шубин. Нашел-таки он у немцев прореху в обороне, через которую 11 марта переправил на правый берег целый батальон. Все усилия фашистов отбить плацдарм оказались безрезультатными. Маргелов под непрерывным огнем переправился на свой берег и тотчас попал «в объятия» Чанчибадзе. Отборный мат, привычные угрозы отдать под трибунал и расстрелять... Когда словесный запал иссяк, командир корпуса потребовал доложить обстановку.

— Один полк уже воюет на том берегу, второй заканчивает переправу. Мы с бойцами выстояли и обеспечили успех соединению. Разрешите продолжить наступление? Список героев готов представить вам на утверждение после взятия Херсона.

Наступило молчание. Безусловно, Маргелов был виновен в том, что бросил дивизию и предпринял авантюру, которая вполне могла закончиться для него печально. Но ведь плацдарм-то завоеван! И причем малой кровью. У соседей Маргелова дело с форсированием Днепра явно не ладилось.

Остывший Чанчибадзе распорядился:

— 49-я дивизия действует на основном направлении; 295-я — ее сосед справа.

«Приказ Верховного Главнокомандующего

генералу армии Малиновскому.

Войска 3-го Украинского фронта, форсировав реку Днепр в нижнем течении, заняли город Борислав и, развивая наступление, сегодня, 13 марта, в результате уличных боев овладели городом Херсон — крупным узлом железнодорожных и водных коммуникаций и важным опорным пунктом обороны немцев устья реки Днепр.

В боях отличились войска генерал-лейтенанта Гречкина, генерал-майора Рубанюка, полковника Маргелова, полковника Дорофеева; артиллеристы генерал-лейтенанта артиллерии Неделина, генерал-майора артиллерии Осмалковского; танкисты генерал-лейтенанта танковых войск Свиридова, летчики генерал-лейтенанта Судец и понтонеры генерал-лейтенанта инженерных войск Котлярова, полковника Сергеева.

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за освобождение городов Херсон и Борислав, представить к присвоению наименований "Херсонских" и "Бориславских" и награждению орденами.

Сегодня, 13 марта, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Украинского фронта, овладевшими городами Херсон и  Борислав — двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность всем руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение городов Херсон и Борислав.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий,

Маршал Советского Союза И. Сталин.

13 марта 1944 года».

Когда Москва салютовала воинам 3-го Украинского, героям-маргеловцам, бои под Херсоном не утихали ни на сутки... А в штабе 28-й армии, в которую входила 49-я гвардейская дивизия, готовился наградной лист: «За умелое управление войсками при форсировании р. Днепр и овладении г. Херсон, проявленные при этом инициативу, настойчивость и личную храбрость полковник Маргелов достоин звания "Герой Советского Союза"». 16 марта представление подписали командующий 28-й армией генерал-лейтенант А. Гречкин и член Военного совета генерал-майор А. Мельников, а на следующий день под ним поставил свою подпись командующий 3-м Украинским фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский. 19 марта 1944 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, и Малиновский направил Маргелову поздравительную телеграмму, текст которой читался во всех частях дивизии. Громче всех кричали «ура» чудом уцелевшие на «Бориславском пятачке» бойцы 3-го батальона 149-го гвардейского полка. Вместе с Маргеловым звание Героя получил и командир пулеметной роты старший лейтенант С. Гуменюк. Командир 149-го гвардейского стрелкового полка подполковник Тюрин был награжден орденом Ленина, его заместитель по политической части майор Грачев — орденом Александра Невского. Не остались без боевых наград и остальные участники ночной переправы. Маргелов умел держать свое слово.

...Солдатский фольклор не всегда отвечает высоким художественным и эстетическим канонам, зато всегда исходит от души. Как память о пережитом, о подвигах, совершенных воинами 49-й гвардейской дивизии на Днепре, о бесстрашном комдиве В. Ф. Маргелове долгое время жила в соединении песня, стихи к которой написал старший лейтенант Аркадий Питанов. Распевали ее бойцы на мотив популярной в свое время «Песни о Щорсе»:

...В марте 1968 года Василий Филиппович Маргелов неожиданно получил письмо из Херсона, в котором сообщалось, что городской комитет КПСС и Исполнительный комитет решили поддержать просьбу ветеранов Великой Отечественной войны и трудящихся ряда предприятий о присвоении ему звания «Почетный гражданин города Херсона». Даже по прошествии четверти века о славных делах воинов 49-й гвардейской дивизии, заслуженно носившей имя «Херсонской», в городе помнили. И чтили память тех, кто сложил голову при форсировании Днепра.

Сталинские благодарности

В первую годовщину Победы советского народа в Великой Отечественной войне Министерство Вооруженных Сил выпустило персональные книжки, по образцу напоминающие орденские, — «Сталинские благодарности». Они вручались офицерам и генералам Красной Армии, заслужившим в боях благодарности от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. У Героя Советского Союза гвардии генерал-майора Василия Филипповича Маргелова (генеральское звание ему было присвоено 13 сентября 1944 года) их двенадцать. Первая — за освобождение городов Борислава и Херсона. Вторая — за участие дивизии в освобождении города Николаева.

И вот тут-то комдива В. Ф. Маргелова поджидал сюрприз. Собственно говоря, организовал он его сам. А дело обстояло так. После долгих мытарств Агафья Степановна с внуком оказались в Молотове у дочери Марии. Здесь-то их и разыскал адъютант комдива. Имя командира 49-й гвардейской Херсонской дивизии гремело на всю страну, а рассказы очевидца о славных делах сына вызывали у Агафьи Степановны чувство материнской гордости. К тому же ей, как матери Героя Советского Союза, полагались и помощь, и пособие. О внуке Генке особый разговор. В 1944 году ему исполнилось тринадцать лет. Пацан, да и только. Но в войну дети взрослели необычайно рано, и желание бить фашистов так, как делал это отец, росло с каждым рассказом. Дело оставалось за малым: уговорить бабушку и адъютанта. Бабушку пришлось скрепя сердце обмануть, а вот сержант Е. Иванов был ошарашен, когда в вагон поезда, увозящего его из Молотова, протиснулся Генка.

Можно представить, что творилось на душе бывалого воина на всем долгом пути, который он проделал с сыном комдива до фронта. Ведь никаких полномочий, касающихся Генки, он не имел. Напротив, мальчишка был необычайно доволен — мечта побывать в настоящем бою и предчувствие радости от встречи с отцом соседствовали в его сердце. Но вот и КН дивизии. Землянка, грубо сколоченный стол с разбросанными на нем картами, над которыми при свете коптилкисклонился генерал. Генерал — это отец, с которым не виделся целых пять лет! Обнялись крепко, по-мужски. Адъютанту комдив пригрозил, для порядка, наказанием. Затем оглядел сына: «Экий ты худой!» И тут же распорядился: «В медсанбат его, на откормку, а там поглядим, куда пристроить». Анна Александровна Куракина, тайком наплакавшись, приняла Генку как родного, и вскоре у мальчугана, откормленного на армейской каше, на щеках заиграл румянец. А тут и форма подоспела, новенькая, с иголочки. Нашелся и фотограф. В далекий Молотов полетело письмо с фотографией — гляди, мол, бабуля, каков я молодец! Маргелов-старший пристроил сына в запасный учебный батальон, где уже проходили службу братья Шубины, сыновья начштаба дивизии.

...Генка, надрывая глотку, вместе с другими бойцами громко кричал «ура», когда зачитывался приказ о награждении дивизии орденом Красного Знамени. Такую оценку получили действия соединения при взятии Николаева. На очереди была Одесса, на ближние подступы к которой части дивизии вышли 4 апреля. И тут Генка нарушил слово, которое он дал отцу, — не лезть на передний край. Но разве в той обстановке, которая предшествовала штурму Одессы, усидишь в тылу? Вместе с братьями Шубиными, такими же ослушниками, пробрались на передовую. В уличных боях понятия фронт и тыл — относительные. Не растерялся Маргелов-младший, когда лицом к лицу оказался с фашистом. У того в руках автомат, у него — карабин. Генка выстрелил первым.

Когда отгремели бои и Одесса начала возвращаться к мирной жизни, комдив потребовал к себе сына. Генка стоял понурив голову и на все вопросы отца отвечал односложно: «Виноват. Так точно. Никак нет». — «Трое суток ареста!» — подвел итог семейному разговору Маргелов-старший. За взятие Одессы комдив 49-й гвардейской Херсонской дивизии получил очередную благодарность от Верховного Главнокомандующего, а Генка, отбывая наказание на «губе», в обычной землянке, гадал, что будет с ним дальше. Через сутки его вызвал к себе отец и без слов показал журнал «Красный Воин», на обложке которого красовался розовощекий, улыбающийся суворовец. «Хочешь учиться?» — спросил Маргелов-старший. «Да!» — ответил, не раздумывая, Генка.

Анна Александровна засела с ним за учебу. Мальчишка оказался смышленым, и вступительные экзамены в Тамбовско суворовское училище, куда она его отвезла, сдал успешно.

...На завершающем этапе войны Ставка, полагая, что 49-я гвардейская Херсонская дивизия и ее командир способны решать самые сложные задачи, переподчиняла соединение то 2-му, то 3-му Украинским фронтам, которыми командовали соответственно Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин. Кишинев маргеловцы освобождали в составе 2-го Украинского фронта, участвуя в широко известной Ясско-Кишиневской операции, а на Дунае дивизию переда, ли в подчинение командованию 3-го Украинского фронта.

8 сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта вступили на территорию Болгарии, правительство которой лишь накануне объявило о разрыве отношений с Германией и запросило условия перемирия с СССР. Продвижение частей Красной Армии проходило без единого выстрела. Маргеловцев встретила ликующая Силистра. Комдива и офицеров подбрасывали на руках, громогласно звучало: «Добре дошли!» То же самое приветствие, которым встречали русских воинов-освободителей в 1877 году.

...3 марта 1978 года, когда Болгария торжественно отмечала столетний юбилей со дня обретения независимости, командующему ВДВ генералу армии В. Ф. Маргелову на приеме в болгарском посольстве была вручена медаль «100 лет освобождению Болгарии от османского ига». Всего же у Василия Филипповича было пять болгарских наград.

...«Грузиться на пароходы и баржи!» — получил Маргелов приказ и невольно присвистнул. Всякое бывало на его армейском веку, но командовать флотилией, состоящей из разношерстных судов и барж, приходилось впервые. Невольно вспомнилась мелодия старинного вальса «Дунайские волны», когда «флагман» — пассажирский пароход, на который погрузились штаб дивизии и разведка, отошел от пристани. Над строем судов барражировали истребители и штурмовики. Ровно сутки продолжалось это удивительное водное путешествие, и 16 сентября дивизия выгрузилась в румынском городе Корабия, незадолго перед тем освобожденном от фашистов. Напомним, что еще 24 августа 1944 года Румыния выступила на стороне Советского Союза против фашистской Германии.

Позже Маргелов вспоминал: «Честно говоря, еще задолго до Ясско-Кишиневской операции я не замечал у румын особого боевого рвения. Допрашивая пленных, чувствовал их нелюбовь к своим германским союзникам, нежелание воевать за чуждые Румынии, румынскому народу интересы... Без единого выстрела сдавались в плен целые румынские части, добровольцы принимали участие в боях против гитлеровцев.

В те времена в состав 2-го Украинского фронта вошла румынская пехотная добровольческая дивизия имени Тодора Владимиреску. А позже, в Венгрии, я уже воевал с механизированной румынской дивизией против общего врага».

Добавим, что среди наград Василия Филипповича были ордена и медали Румынии.

8 октября 1944 года 49-ю Херсонскую дивизию, занявшею после упорных боев с эсэсовцами румынский город Турну-Северны, командующий 46-й армией неожиданно повернул на юг. Маргеловские полки прочно оседлали шоссейную дорогу, ведущую в Югославию, — не использовать столь благоприятную возможность было бы непростительно. К тому же Маргелов был проинформирован, что одновременно с вступлением его дивизии в Югославию по тылам фашистов должны ударить партизаны.

Но внезапно в планы вмешалась непогода. Холодный дождь превратил горные дороги в сплошное месиво. И все же гвардейцы вышли на позиции немцев и обрушили на них смертоносный огонь. Фашисты пытались закрепиться в городке Бела-Церква, но тот был уже взят югославскими партизанами. Вскоре туда вступил и передовой, 144-й гвардейский полк. В воспоминаниях командира роты старшего лейтенанта Л. Н. Ефременко это событие выглядело так:

«...Гвардейцы подтянулись, стройно зашагали в ногу. Все население города высыпало на улицу и со слезами радости на глазах хлебом-солью встречало, по славянскому обычаю, своих братьев-освободителей... Идешь по городу, а к тебе бегут с поцелуями, цветами, выпивкой, закуской... просят зайти в дом, чтобы в доме остался хотя бы дух воина-освободителя».

На следующий день Бела-Церкву ожидал необычный совместный строевой смотр частей Красной Армии и Югославской Освободительной Армии, на который прибыли маршалы Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин. Звучали слова команд, не требовавшие перевода, произносились на Русском и сербском языках речи, смысл которых был ясен и понятен всем — враг будет непременно добит и долгожданная победа не за горами. А затем местное население проявило настоящее сербское гостеприимство — веселье било через край. Не остался в долгу и Маргелов — разве кто откажется пробовать крепость русской водки?

До конца своих дней вспоминал Василий Филиппович незабываемый поход по горным отрогам, сербские города и села, которые брала с боями его дивизия, открытость сердец братского народа, его признательность и благодарность — самую большую награду и для солдата, и для генерала.

Маргелов помышлял уже о походе на Белград, когда 46-ю армию перебросили в Венгрию. За боевые действия на венгерской территории 49-я гвардейская Херсонская дивизия и ее командир получили от Верховного Главнокомандующего целых пять благодарностей. 147-й гвардейский стрелковый полк стал именоваться «Будапештским», а 144-й гвардейский стрелковый полк был награжден орденом Александра Невского.

В отличие от Болгарии и Румынии, где освободительные движения имели реальную силу, и, свергнув ненавистные режимы, обратили оружие своих национальных формирований против фашистской Германии, режим М. Хорти, пребывавший у власти почти четверть века, сумел вовлечь венгров в гитлеровскую авантюру, сулившую обширные территориальные приобретения. Венгры ожесточенно сражались против Красной Армии под Сталинградом, Кишиневом, в Югославии. Не собирались они складывать оружие перед советскими войсками и теперь, в преддверии очевидного исхода войны, пытались не допустить вступления Красной Армии на территорию страны, гарантировать немцам свободный отход и предоставить право хозяйничать в Венгрии американцам и англичанам. Конечно, комдиву гвардейской 49-й о сложной политической игре, которая шла на переговорах в Москве осенью 1944 года, ничего известно не было. Но ясно было, что противник стремится выиграть время, с тем чтобы создать в северной части Трансильвании и Среднедунайской низменности оборонительные рубежи. Один из них получил поэтическое название «Маргарита».

Даже всякое повидавшие сталинградцы спустя годы неизменно отмечали, что им не доводилось участвовать в таких жесточайших боях, которые шли в Венгрии. Дело порой принимало непредсказуемый оборот. Мощная танковая группировка немцев рассекла 3-й Украинский фронт и вышла на КП командующего Ф. И. Толбухина. И тогда на помощь пришли соседи — 46-я армия 2-го Украинского фронта. Если взглянуть на карту, Венгрия — небольшое государство, площадью чуть больше 90 тысяч квадратных километров. И вот на этом пространстве сражались сразу целых три советских фронта. 2-му, 3-му и 4-му Украинским фронтам Ставка поставила твердую задачу: не позволить немцам деблокировать будапештскую группировку. Дивизия Маргелова отбивала атаки немцев на внешнем кольце окружения. Комдива с неизменным маузером в руке видели в самых горячих точках. Вновь, как и на Мышковой, зазвучал призыв: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» К концу декабря немецкое наступление застопорилось. Перед самым новым, 1945 годом по войскам разошлась листовка: «На подлое убийство советских парламентеров капитанов М. Штеймеца и И. Остапенко ответим взятием Будапешта». Речь шла о представителях 2-го и 3-го Украинских фронтов, предъявивших противнику 9 декабря ультиматум о прекращении сопротивления. Но немцы и венгры, превратившие Будапешт в неприступную крепость и уповавшие на скорое избавление из «котла», сражались за каждую улицу, каждый дом, и только 13 февраля 1945 года столица Венгрии капитулировала.

В то время, когда советские войска штурмовали Будапешт, в городе Дебрецен заседало Временное национальное собрание — верховный законодательный орган переходного периода. 22 декабря оно образовало Временное правительство, а 28 декабря Венгрия вступила в войну против Германии. Первая венгерская награда — Звезда и Знак Ордена «Венгерская Народная Республика» появилась на груди генерала В. Ф. Маргелова в 1950 году. Второй — медали «Братство по оружию» Золотой степени — он был удостоен спустя тридцать пять лет. Все это время советский военачальник, командующий Воздушно-десантными войсками в памяти некоторых венгров олицетворялся с образом «душителя венгерской свободы». Маргелова это не смущало. Пройдя через жестокие бои на территории Венгрии, он по-своему воспринял события 1956 года. Поэтому позволим себе в следующей главе нарушить хронологию нашего повествования.

Венгерский октябрь

В 1946 году Венгрия была провозглашена республикой, а в 1948 году венгерские коммунисты и социал-демократы, объединившись, образовали Венгерскую партию трудящихся (ВТП). Провозглашенная в 1949 году Венгерская Народная Республика избрала советскую модель социализма. Методика и знания, почерпнутые руководителями ВПТ и государства М. Ракоши, Э. Гере, М. Фаркашом, И. Надем и другими в коридорах Коминтерна во время пребывания в эмиграции в СССР, породили в стране систему жесткого администрирования. Хозяйственная машина стала давать существенные сбои, а попытки заарканить частника в коллективные хозяйства и кооперативы провалились. Идеология сталинизма приживалась в умах венгров с превеликим трудом. Репрессии, жертвами которых становились невинные и оболганные, вызывали среди населения серьезное недовольство.

Смерть И. В. Сталина, арест и расстрел Л. П. Берии, наконец, XX съезд КПСС, развенчавший культ личности, вызвали небывалый и противоречивый всплеск эмоций. Первый секретарь ЦК ВПТ Матьяш Ракоши считал, что «никакая особая необходимость не требовала вынесения этого вопроса на суд общественности в такой форме, и Хрущев оперировал каменным топором там, где нужно было применить тончайший медицинский ланцет».

Волна дискуссий о дальнейшей судьбе Венгрии захватила все слои общества. Центром оппозиционных сил, в котором сходились все нити недовольства, стал «Кружок Петефи», названный именем поэта и демократа, погибшего во время революции 1848 — 1849 годов. Историческая аналогия была очевидна: когда в ходе революционных событий Габсбурги потерпели поражение, на выручку им пришли войска царской России. Пребывание на территории страны советских войск рассматривалось кружковцами как оскорбление национальных чувств венгерского народа.

Особым корпусом, расположенным в Венгрии, командовал видный советский военачальник, Герой Советского Союза генерал-лейтенант П. Н. Лащенко. Корпус подчинялся непосредственно министру обороны и состоял из двух механизированных, двух авиационных дивизий, частей боевого обеспечения. В Будапеште, городе с двухмиллионным населением, имелась лишь комендатура. В развитие внутривенгерских событий комкор не встревал, поскольку у него и других задач было в достатке. Особый корпус являлся единственным звеном, связующим оккупационные советские войска, находившиеся в Австрии, с родиной. Между тем внутрипартийная чехарда сменилась правительственной, и руль государственной политики, словно в шторм, кренился то вправо, то влево. Попытки руководства ЦК КПСС стабилизировать обстановку с помощью лидера, способного вывести Венгрию из кризиса, привели на вершину власти Имре Надя.

Сохранился любопытный документ — подписка по «форме № 6» сотрудника 2-го отдела ОГПУ Надя Имре Иосифовича, где он обязывался, «состоя на службе, или будучи уволенным, ...хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе ОГПУ и его органов, ни под каким видом их не разглашать и не делиться ими даже со своими родственниками и друзьями». За агентом «Володя» (под таким псевдонимом вошел в историю ОГПУ Имре Надь) числилось немало очернительных доносов, которые легли в основу многих громких и печально известных дел. Осужденные, проходившие по этим процессам, либо отправлялись в ГУЛАГ, либо приговаривались к расстрелу. Странная метаморфоза случилась с И. Надем: большевик и агент ОГПУ, деятельный член Коминтерна, «человек с довольно-таки туманной биографией» превратился в «последовательного борца со сталинизмом», «сторонника демократии и коренного обновления социализма»34. Однако Имре Надь ничего не мог противопоставить тому движению, которое не было объединено ни общей дисциплиной, ни единым руководством, но которое питалось враждой к существующему порядку вещей. Я Венгрии назревала кровавая драма.

С начала октября вызовы командующего ВДВ Ф. Маргелова в Генеральный штаб стали почти ежедневными. Обстановка в Венгрии накалялась, но в сложных логических маневрах последнее слово оставалось за высшим Руководством страны. А оно ошибочно полагало, что сил  Особого корпуса вполне хватит для наведения порядка в Будапеште. У Генерального штаба имелось особое мнение — уже 19 октября В. Ф. Маргелов получил указание: «Части 31-й и 7-й гвардейских воздушно-десантных дивизий привести в повышенную боевую готовность в гарнизонах». 31-я дивизия располагалась в Киевском военном округе, в Новоград-Волынском и Александрии, 7-я — вблизи Каунаса 20 октября два полка 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии — 80-й и 108-й и два полка 31-й гвардейской воздушно-десантной дивизии — 114-й и 381-й были подняты по боевой тревоге. Вариант десантирования частей не рассматривался, и командующий ВДВ избрал комбинированный способ выхода полков в районы сосредоточения.

108-й гвардейский парашютно-десантный полк на самолетах Ил-12 и Ли-2 перебрасывался в Венгрию по воздуху с задачей захватить аэродром Текель. 80-й гвардейский парашютно-десантный полк двигался по железной дороге. Конечная точка маршрута — станция Берегово, от которой до Будапешта четыреста километров. Это расстояние предполагалось преодолеть своим ходом.

114-й гвардейский парашютно-десантный полк погрузился в самолеты на львовском аэродроме. 381-й гвардейский парашютно-десантный полк должен был взлетать с аэродрома близ города Хмельницкий.

В то время, когда шло сосредоточение воздушно-десантных частей в исходные районы для десантирования, накаленная обстановка в венгерской столице вырвалась из-под контроля. Началось со свержения памятника И. В. Сталину и штурма радиокомитета. Бронзовый гигант был повержен, а вот охрана административного здания оказала сопротивление. Пролилась первая кровь. Поздно вечером 23 октября Президиум ЦК КПСС отдает распоряжение начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршалу В. Д. Соколовскому ввести танковые части Особого корпуса в Будапешт. Одновременно границы Венгрии пересекли моторизованная дивизия, расквартированная в Румынии, и две дивизии Прикарпатского военного округа.

Очевидец этого события, начальник оперативного отдела Особого корпуса полковник Е. И. Малашенко вспоминал: «23 октября 1956 года в 15 часов (в Будапеште. — Б. К.) началась демонстрация. В ней участвовали десятки тысяч человек. Ее участники скандировали лозунги, требуя восстановления венгерской национальной эмблемы и старого венгерского национального праздника, отмены военного обучения и уроков русского языка, проведения свободных выборов и вывода из страны советских войск. Прикрываясь настроение ослепленных, взбудораженных людских масс, на арену выступили вооруженные отряды и группы».

24 октября премьер-министром венгерского правительства стал Имре Надь, а в три часа ночи по среднеевропейскому времени в Будапешт вошли танки, получившие приказ огня не открывать. Советские воины ценой немалых потерь поставили под охрану важнейшие объекты венгерской столицы: Здание ВПТ, парламент, вокзалы, мосты через Дунай, главпочтамт. Сил для таких действий было явно недостаточно, а венгерские военные и органы правопорядка бездействовали, более того, без всякого сопротивления сдавали оружие и боеприпасы повстанцам. Имели место случаи перехода целых частей на сторону «контрреволюционеров». В венгерском министерстве обороны царили нервозность и неразбериха. Начальник Генерального штаба венгерской армии Бела Кирай, бывший хортистский офицер и командир еврейской штрафроты, переметнулся на сторону восставших, встал во главе «Национальной гвардии» и взял на себя обязанности военного коменданта Будапешта.

Советское правительство, в надежде, что И. Надю удастся обуздать стихию, решило проявить политическую гибкость и дало распоряжение на отвод войск Особого корпуса в места постоянной дислокации. 29 и 30 октября на улицах Будапешта не осталось ни одного советского танка и бронетранспортера. И вот тут-то «борцы за демократию» вовсю проявили свой норов. Оголтелые толпы, в которые влились повылазившие из подполья хортисты и выпущенные на свободу уголовники, чинили зверские расправы над людьми, чья вина состояла лишь в том, что они являлись коммунистами, работниками, служившими в органах безопасности и правопорядка, носили форму солдат венгерской армии, не пожелавших изменить присяге. По так называемому «Суду народа» запылал Национальный музей — сокровищница венгерской культуры, в начале ноября рухнула наземь статуя Свободы, кувалды вандалов прошлись по памятнику, стоявшему на горе Геллерт.

Интерес в этой связи представляет заметка в австрийской газете «Osterreichische Volksstimme» («Голос австрийского народа»), в которой говорилось о том, что так называемая «венгерская канцелярия», расположенная в американской зоне оккупации в Зальцбурге, «работает на полный ход и через австрийскую границу, словно вороны, летят сотни шаров, начиненных подстрекательскими листовками с призывами установить западную демократию». Далее в заметке  говорилось: «Почти непрерывно с австрийских аэродромов Будапешт отправляются самолеты. Наблюдатели могли убедиться в том, что в Венгрию переправляются сотни бывших венгерских военнопленных, офицеры армии Хорти, сотни офицеров и солдат, служивших в гитлеровской армии». От себя добавим: и пронизанных жгучей ненавистью к советскому строю, к армии-победительнице, реванш над которой был глубокой мечтой недобитков всех оттенков и мастей.

В. Ф. Маргелов не находил себе места в Москве. Однако главком Сухопутных войск маршал И. С. Конев, по совместительству командовавший войсками Варшавского договора, вежливо сдержал порыв боевого генерала. Не убедили Конева и слова командующего ВДВ о том, что однажды ему уже приходилось брать Будапешт: «Ты нужнее здесь! Что последует за Венгрией — неизвестно».

Мирный путь решения венгерской проблемы после того, как И.Надь отменил 31 октября действие комендантского часа и в Будапеште рабочие советы заявили, что не приступят к работе, пока не будет полного и немедленного удовлетворения всех их требований, оказался зыбким. Выступление И. Надя по радио и вовсе сделало его эфемерным. Повстанцам был дан карт-бланш, и очередной прилив «демократии» кровавой волной прокатился по городам и весям Венгрии. «Выбора у нас другого нет», — заявил 31 октября на заседании Президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущев и поручил министру обороны СССР Г. К. Жукову «разработать соответствующий план мероприятий». Подготовленный в Генштабе план получил название «Волна». Тем временем уже не управляемый из Кремля венгерский премьер-министр преподнес очередной сюрприз. В ноте, врученной послу СССР в Венгрии Ю. В. Андропову, сообщалось, что Венгрия выходит из Варшавского договора, становится нейтральным государством и советским войскам на ее территории делать нечего. Это лишь ускорило развитие событий.

1 ноября командующий ВДВ В. Ф. Маргелов отдал приказ «на взлет» и транспортные самолеты взяли курс на Венгрию — Текель и Веспрем, а 80-й гвардейский полк двинулся походной колонной к Будапешту. Все части поступали в распоряжение командующего Особым корпусом генерал-лейтенанта Н. Н. Лащенко. Саму же операцию, получившую название «Вихрь», возглавлял маршал Советского Союза И. С. Конев, командный пункт которого находится в городе Сольнок.

Части 7-й и 31-й гвардейской дивизии обрушились с неба на землю: на венгерские подразделения, прикрывавшие аэродромы Текель и Веспрем, и после скоротечной схватки обеспечили бесперебойную посадку самолетов военно-транспортной авиации. На аэродром Текель, куда сходились не только военные нити, но и нити политического решения венгерского кризиса, переместился штаб Особого корпуса. Янош Кадар, выйдя из правительства Имре Надя, начал группировать вокруг себя людей, которые взяли ответственность за судьбу Венгрии и обратились к командованию советских войск с просьбой помочь «разбить черные силы реакции и контрреволюции, возродить народный социалистический строй, восстановить порядок и спокойствие в стране».

Не сидели сложа руки и путчисты. Вокруг Будапешта был создан оборонительный пояс, усиленный сотнями зенитных орудий, поставленных на прямую наводку. В пригородах и районах венгерской столицы были расположены небольшие гарнизоны, в составе которых имелись танки и артиллерия. Численность венгерских частей в Будапеште достигала 50 тысяч солдат, более 10 тысяч человек входило в отряды «Национальной гвардии» и дружины.

Три дня в подразделениях десантников и частей шла боевая учеба. Ведь им предстояло действовать в двухмиллионном незнакомом городе. И тут на помощь пришел боевой опыт участников Великой Отечественной войны, а они имелись почти во всех звеньях от роты до полка. Для захвата важнейших объектов были созданы штурмовые отряды в составе армейского батальона, ста пятидесяти десантников на бронетранспортерах и танках. В этих отрядах находились ответственные работники Комитета государственной безопасности, в задачу которых входил захват членов правительства Имре Надя и его приближенных, а также руководителей восстания. Готовность к действиям — к исходу 3 ноября, начало операции — по сигналу «Гром».

...Маргелов практически не покидал своего служебного кабинета. Уж он-то доподлинно знал, что значит вести уличные бои, когда с превеликим трудом можно определить, где укрылся противник. В том, что венгры будут сражаться с ожесточением, Маргелов сомнений не имел. А вот как проявят себя десантники? К сожалению командующего, Генштаб дозировал информацию. Ну а страна уж тем более пребывала в полном неведении о происходящем в Венгрии.