Дыхание скандала Эссекс Элизабет
— Мисс Антигона. — Виконт Джеффри смотрел на нее нахмурившись и тщательно выговаривал слова, словно опасался, что она может не понять. — Вряд ли сейчас подходящее время и место… — Он повел рукой, указывая на конюшню, где суетились люди, выпрягая лошадей и увозя карету на место.
Антигона твердо стояла на своем.
— Вы любите ее? — повторила она.
При всем том, что ему было явно неловко посреди ночи и посреди конюшни выслушивать вопросы на личные темы, виконт Джеффри решил ответить.
— Да, — без колебаний сказал он.
— Вы обещаете мне заботиться о ней? Теперь и всегда?
— Я не понимаю, что… — Он провел рукой по волосам, в точности повторяя жест брата, выражавший досаду.
— Вы обещаете мне? Вы обещаете мне, что свяжете себя с ней, что будете заботиться о ней, защищать и делать все, что в ваших силах, чтобы она была счастлива?
— Мисс Антигона, на такой вопрос лучше отвечать в церкви, перед Богом и его законным представителем. Что я имею все намерения сделать…
— Поклянитесь сейчас, — настаивала Антигона. — Передо мной, Томасом, Уиллом, Здоровяком Хэмом и перед Богом, если уж на то пошло.
Он сделал глубокий вдох.
— Клянусь.
— Спасибо. — Антигона чувствовала, что ее решимость исчезает, сменяясь странным оцепенением. Словно она застыла между тем, что свершилось и что еще предстоит. Чего ей нужно добиться. — А теперь, будьте так добры, мне нужны мои пятьсот фунтов.
Томас посмотрел на Джеймса, Джеймс посмотрел на Уилла.
— Почему бы нам не войти в дом, — ответил ей Уилл, — там посмотрим, где можно найти пятьсот фунтов в два часа ночи.
У нее не оставалось другого выбора, только согласиться, тихо поблагодарить Здоровяка Хэма за помощь и последовать за братьями Джеллико через темный сад в дом. Как только они оказались в широком, отделанном черным и белым мрамором коридоре, Томас зажег подсвечник.
— Думаю, что вам лучше остаться нашей гостьей, мисс Антигона, — предложил Джеймс. — Уже поздно.
— До рассвета несколько часов, — добавил Уилл свой аргумент к словам брата. — Возможно, лучше провести остаток ночи здесь. Томас может исполнить свой долг перед вами и кобылой утром.
— Нет. Благодарю вас за доброту, но это невозможно. — Антигона вытащила из кармана заверенное печатью письмо секретаря лорда Гросвенора. — Это доказательство моей собственности, на случай, если Олдридж станет грозить вам судом.
— Мы оставим Олдриджа нашему отцу, мисс Антигона, — снова заговорил виконт Джеффри. — Но я должен настоять, чтобы вы остались. Как ваш будущий зять. Уилл вызовет экономку…
— Спасибо, но я должна идти.
— Куда?
Антигона повернулась к Уиллу, но не ответила, потому что сама не знала ответа. Она действовала, поддавшись порыву, полагаясь на инстинкт, без всякой мысли о том, что будет дальше.
Но Уилл не возражал и не задавал вопросов. Он просто кивнул и сказал:
— Я позабочусь о деньгах, Прес.
Как будто самое легкое дело на свете — найти пятьсот фунтов наличными в два часа ночи. Как будто такая сумма каждую ночь была у него под рукой на мелкие расходы и развлечения.
Томас был не так прост.
— Это моя кобыла и мой долг. Мне не нравится, что Уилл…
— Томас, — оборвал его виконт Джеффри. — Мы разберемся между собой утром. — Окончательность в тоне виконта положила конец спору, поскольку старший брат приобнял Томаса за шею и подтолкнул к лестнице. — Доброй ночи, мисс Антигона. Спасибо за такой богатый событиями вечер. Какой интересный способ отпраздновать мою помолвку. — Улыбнувшись, Джеймс ушел вместе с Томасом.
Оставив ее наедине с Уиллом Джеллико.
Именно там, где они расстались в последний раз, когда были наедине.
Это показалось ей не слишком благоприятным предзнаменованием. Но Уилл, похоже, мыслил не столь пессимистично, как она. Он взял подсвечник и за руку повел ее по мраморному коридору в библиотеку.
— Сюда.
Поставив свечу на большой стол, Джеллико открыл винный шкафчик, странным эхом повторяя их первую, оказавшуюся пророческой, встречу.
— Коньяк, — сказал он, хотя она не нуждалась в объяснениях. — Думаю, нам обоим глоток не помешает. И тут я по крайней мере знаю, где найти отличный напиток.
— Спасибо. — Антигона приняла и стакан, и судьбу провести остаток ночи здесь. Спать в библиотеке в кресле так же удобно, как на соломе в конюшне, даже гораздо удобнее. Она уже собиралась поддаться слабости и рухнуть в широкое кресло рядом с камином, но Уилл остановил ее.
— Не садись. Ты выглядишь измученной, а я по опыту знаю, что если в таком состоянии сесть, то уже не поднимешься, так что двигайся. — Он потянул ее и повел той же дорогой назад, пока они не оказались у широкой лестницы, наверху которой исчезли Джеймс и Томас. — Сюда, — снова сказал Уилл и вручил Антигоне свой стакан. После чего положил руку ей на поясницу и повел вверх.
— Куда мы идем?
— За деньгами. А потом в постель. — Рука, согревавшая ее поясницу, не позволяла никаких колебаний.
— Да, все правильно. Но…
— Никаких «но».
Джеллико больше ничего не сказал, они поднялись еще на один пролет лестницы и вошли в просторную угловую комнату, которая выходила в темный парк перед домом.
В камине еще горел низкий огонь, у одной стены стоял огромный дорожный сундук. Морской сундук. Морской сундук Уилла.
— Чья это комната? — спросила Антигона, хотя была уверена, что уже знает ответ.
— Моя.
Но его манера была такой сухой, а Антигона так устала, что больше она ничего не говорила и только смотрела, как он идет к сундуку и роется в его содержимом.
— Вот. — Уилл вручил ей тяжелый мешок монет. — Пятьсот гиней.
— Я продала кобылу Томасу, а не тебе…
— И я получу с него, не волнуйся. Но, думаю, ты не смогла бы отдохнуть, если бы не получила деньги. Ты, похоже, ради них сегодня впуталась в кучу бед.
— Да. Спасибо, — только и сказала Антигона.
Было слишком больно думать о том, что она делала и по какой причине — родная мать продала ее такому человеку, как Олдридж, продала, как животное, исключительно по причине собственной жадности. Это было такое колоссальное предательство, и Антигона так устала, пытаясь понять и оправдать. Так устала подбрасывать тарелки в воздух. Ее ум оцепенел от постоянного напряжения и тревоги.
Тяжелый мешок золотых монет так пригибал ее вниз, что ей снова захотелось подойти к креслу у камина и рухнуть на его подушки.
— Нет, — сказал Уилл, прежде чем Антигона успела добраться до цели. — Ты займешь кровать. В кресле буду спать я. Дай, я помогу тебе снять сапоги.
Он выглядел почти комично, опустившись перед ней на колени в роли камердинера, и Антигона почувствовала, что улыбается. Она слишком устала, чтобы спорить. И он такой красивый камердинер.
— Ладно. Ты снимешь мои, тогда я — твои.
Она вытянула ногу, но когда его руки, взявшись за ее пятку, чтобы стянуть сапог, скользнули по чулку к чувствительной впадинке под коленом, Антигона испытала одновременно и слабость, и прилив сил. Она издала звук такого удовлетворения, что Уилл наконец поднял на нее глаза и улыбнулся.
— Вижу, мой низкий план смягчить тебя работает, так что ты, возможно, захочешь поведать мне, почему сегодня вся как туго натянутый фал. И для чего тебе понадобились пятьсот фунтов…
Она оборвала его поцелуем.
Ухватив за лацканы сырого от дождя сюртука, она тянула Уилла к себе, наклоняясь, стремясь к нему всем телом, всей своей сущностью, всей душой. Она не станет пассивно ждать, когда он примет ее предложение. Она не позволит такой возможности ускользнуть от нее.
Сначала она мягко двигала рот по его губам, нащупывая путь к нему через тупик их последней встречи, используя его краткие поцелуи как ступени на своем пути. Она целовала его нежно, прижимаясь губами к его шершавой щеке, пока губы, казалось, не начали действовать по собственной воле, пока она не проникла языком в его рот, пробуя его на вкус. Ее руки, отпустив лацканы, обвили его шею, потом зарылись в волосы, удерживая Уилла на месте, чтобы она могла целовать его, как ей нравится, как она всегда хотела.
— Я не хочу оставаться в эту ночь одна, Уилл, — прошептала она с болезненным желанием, давно запертым внутри. — Я не хочу спать в кровати, когда ты будешь спать в кресле. Пожалуйста. Я знаю, что прошу у тебя. Я понимаю, какую жертву прошу у твоей чести. Но, пожалуйста, пожалуйста, не отвергай меня. Пожалуйста, позволь мне быть с тобой. Пожалуйста.
Если у нее будет ночь, один-единственный шанс быть с ним, тогда она сможет вынести любую суровость, неуважение, дискомфорт или одиночество в будущем.
— Пожалуйста. — Она осыпала поцелуями чувствительную кожу за его ухом. — Прямо сейчас. Я тебя умоляю. Я люблю тебя, Уилл Джеллико, и я хочу быть с тобой. Мне нужно быть с тобой. Пожалуйста, если ты хоть немного меня любишь, сделай это для меня.
— Прес… — Он покачал головой, словно возражая ей.
— Пожалуйста, Уилл.
Он долго смотрел на нее, его глаза, потемневшие и непостижимые, изучали ее лицо. Потом рука последовала за его взглядом, он нежно ласкал каждую ее черту, пальцы мягко скользили по каждому изгибу, легко задевая ресницы, огибая контур губ.
— Пожалуйста. — Антигона прижалась к впадинке на его шее, его пульс под ее губами бился сильно и ровно.
В ответ Джеллико взял ее лицо в свои ладони, потянул к себе и поцеловал. Легким, нежным поцелуем, который наполнял ее горько-сладкой надеждой.
Антигона почувствовала момент, когда его воля ослабла, когда его сопротивление уступило дорогу, и он начал целовать ее в ответ, целовать всерьез. Его руки напряглись, он потянул ее к своей груди.
Уилл проник в ее рот и позволил своим рукам блуждать по ее спине, пока они не поднялись к шее и не запутались в волосах, удерживая на месте.
— Да, — задохнулась Антигона.
Жар побежал по ее венам, его тепла хватало, чтобы отбросить холодный страх, всю ночь сковывающий ей грудь. Она отдалась теплому удовольствию, погружаясь в блаженство каждого нового ощущения, пока Уилл наконец не прервал поцелуй, хватая ртом воздух, как и она.
Он снова долго смотрел на нее, его грудь тяжело поднималась и опадала. Когда его рука снова поднялась погладить ее щеку и взять за подбородок, Антигона положила ладони на его руки и запрокинула голову, прижавшись щекой к его руке. Она отдыхала в его руках блаженные мгновения, пока он не отступил.
— Идем, — просто сказал он, подав руку.
Он провел ее шесть шагов к кровати, но это была самая длинная и трудная дистанция в ее жизни.
Его лицо в золотистых отблесках огня казалось торжественным.
— Прес, я не могу сделать это легко. Я не мог сделать это… то есть я мог бы, я могу, — сказал он чуть застенчиво, одарив ее своей неровной улыбкой. — Но я имею в виду…
— Ш-ш… Я люблю тебя, Уилл, — прошептала она. — Ты лучший, самый верный друг, какой у меня был, и я никого не любила так, как тебя.
Он убрал упавшую ей на глаза прядь и заправил за ухо. Обнял осторожно, благоговейно, словно Антигона хрупкая и может сломаться. Взял ее лицо в свои ладони и нежно погладил щеки большими пальцами.
— Сладкая, пугающая леди. — Он коснулся ее щек легкими, как перышко, поцелуями, бесконечно нежно коснулся ее губ. — Ты скажешь мне, если я причиню тебе боль. Я хочу сказать, что в определенный момент… Ты же знаешь, что будет немного больно, когда…
В ответ она прижалась губами к его рту. У него был привкус бренди, тепла и силы. Она отдалась поцелую, используя губы, язык и всю силу своей любви, чтобы убедить Уилла, соблазнить на безумие. Она чувствовала себя безумной, снедаемой желанием слиться с ним воедино, телом и душой. Ей нужно сейчас быть рядом с ним, вместе с ним.
Отступив на шаг, она расстегнула редингот, и, хотя пальцы у нее тряслись, она справилась с этим, сбросила его с плеч и взялась за пуговицы жилета. Она хотела быть нагой, чтобы между ними не было ничего, никаких одежд, никаких преград.
Сбросив сюртук, Уилл подошел к ней. Он потянулся вытащить полы ее рубашки из-за пояса. Ухватившись за ткань, Антигона стащила рубашку через голову и позволила ей упасть на пол.
— Ты отстаешь, — пошутила она, чтобы скрыть жар смущения, заливавший ее кожу, когда она стояла перед ним полунагая.
— Ты уверена? — спокойно спросил Уилл, всякое веселье и беспечность исчезли с его лица.
— Да. — Другого ответа нет. Никогда не было.
Глава 22
— Моя сладкая Престон.
Уилл нежно поцеловал ее, потом поднял на руки и осторожно положил на постель. Он опустился рядом с ней, и его руки мгновенно начали бродить по ее телу, легко касаясь торса, рук, лица, пробираясь в волосы.
Он вытащил шпильки, расплел косу, рассыпал по подушке длинные пряди. Зарылся в них лицом и глубоко вдохнул.
— Прес, — прошептал он ей на ухо. — О Господи. Престон, как я хотел тебя. Как я мечтал об этом моменте.
Его пальцы прошлись по контуру ее губ. Какая нежность скрывалась под его беспечным ершистым шармом! Роскошное напряжение пульсировало в венах Антигоны, сердце радостно подпрыгивало и кувыркалось в груди. Она думала, что Уилл скажет что-нибудь еще, но он просто закрыл глаза и глубоко дышал, наклонив к ней голову.
Он целовал ее снова, медленно, неторопливо, расслабляясь в ее объятиях. Ресницы Антигоны, затрепетав, опустились, когда она отдалась ощущениям, омывавшим ее кожу. Руки Уилла опаляли ее всюду, где прикасались, скользя через изгиб бедра и вокруг ягодиц.
— Моя Престон. Такая сочная, такая сладкая. — Его губы были у ее уха.
Ей не много было нужно, чтобы воспламениться. Жара его рук, прикосновения его языка к уху хватило для неодолимого прилива беспечности, поднимавшегося в ней. Антигона открыла глаза и подвинулась чуточку ближе, ей хотелось видеть Уилла, ей это необходимо. Она потянулась, чтобы коснуться дорогого лица, подержать в ладонях шершавые щеки, провести пальцами по скулам, как будто настроилась запомнить каждую его черточку.
Это Уилл, с яркими синими глазами и загорелой сияющей кожей. Мужчина, которого она выбрала… выбирает сейчас. Антигона провела пальцами по его загорелым вискам, слабым линиям морщинок, таким знакомым и таким дорогим ей теперь. Ее руки проникли в его короткие локоны, она почувствовала сильные мышцы на его шее и снова потянулась к его рту.
Она хотела быть ближе. Она хотела поглощать и быть поглощенной им. Она припала к его губам и углубила поцелуй, не думая сдерживаться. Ей хотелось, ей нужно было чувствовать жар его кожи, успокаивающую силу его тела рядом с собой и прогнать последние остатки холода внутри.
Антигона отдалась восхитительной беспечности. Когда их языки встретились, Антигона в голос ахнула с восторгом и облегчением от чистой радости ощущений, озаряющих ее словно молнией. Даже руки у нее горели, их покалывало иголочками, когда она водила ими по его телу, так отличавшемуся от ее собственного. Расстегнутый ворот рубашки открывал золотистую теплую кожу. Мышцы шеи и плеч изгибались, когда она сжимала пальцами его тугую плоть. Она провела руками по его шее, по гладким, скульптурным выпуклостям груди, восхищенная разницей текстуры, отличием от ее собственной кожи. Его грудь была покрыта золотистыми завитками, которые легко щекотали кончики ее пальцев и ладони.
Ее дыхание участилось, вырывались громкие вздохи, которые должны были бы смутить ее, но она уже была за гранью смущения, даже за гранью здравого смысла. Уилл здесь, рядом с ней, и она получит его. Сейчас, пока он не передумал. Пока никто и ничто не может встать между ними и остановить их. Она получит эту прекрасную ночь и годами сможет жить воспоминаниями о ней.
Антигона провела руками по его торсу к бриджам, беспокойно поторапливая его. Она неловко возилась с пуговицами, задевая пальцами все увеличивавшуюся выпуклость между его бедрами.
— Полегче, милая, — со смехом прошептал Уилл и накрыл ее руку своей.
Как он может быть таким спокойным, когда она едва не обезумела от желания? Антигона хотела, чтобы дело было сделано окончательно и бесповоротно, как он сказал в ту ужасную ночь в конюшне.
— Вот так, — пробормотал он, направляя ее руки. — Не торопись, милая. У нас вся ночь впереди.
— Ну, пожалуйста, — услышала Антигона собственную мольбу. Ночь наполовину прошла. И рассвет затеплится раньше, чем они поймут это. — Пожалуйста. — Игнорируя его инструкции, Антигона вернулась к пуговицам. Ее интриговали мышцы, исчезавшие под бриджами.
Она скользнула рукой по дорожке мускула, чтобы расстегнуть пуговицы, и Уилл проворчал:
— Ты покончила с осторожностью и медлительностью?
— Прости, но…
Он снова поцеловал ее.
— Мне нравится беспечность. А нагие и беспечные нравятся даже больше.
Он продемонстрировал свое восхищение, проведя по чувствительной нижней части ее груди, потом его рука легко задела тугие соски. Сначала одну грудь, потом другую, пока Антигона не почувствовала, что розовая плоть вот-вот взорвется от блаженства. У нее вырвался возглас жажды и отчаяния, она выгнула спину, сильнее прижимаясь к его рукам.
— Пожалуйста, — снова молила она, точно не уверенная, о чем просит. — Пожалуйста, Уилл.
Впервые в жизни Уилл боялся, что окажется не на высоте. Страсть Престон была уже так восхитительно воспламенена, что он сомневался, что сумеет вовремя избавиться от одежды. Он предвкушал неспешный соблазн. Перед ним девственница, которую надо медленно посвящать в тайны любви, а не опытная женщина, хоть она и издает призывные эротические звуки и выкрикивает его имя голосом, пронизанным отчаянием и чувственной жаждой. Лопни его глаза, никогда он не встречал девушки, которая так решительно настроена покончить с девственностью.
— Полегче, милая, — снова повторил он.
Но она запустила руки в его волосы, потянула его рот к своей груди, настойчивая в своем желании. В жажде, которую он спешил утолить. Он провел кончиком языка по сладкому пику ее соска, увлажнив чудесную тугую почку, потом резко втянул ее в рот, прижав чувствительную плоть зубами.
Престон вскрикнула и запрокинула голову, ее глаза зажмурились, вбирая новое ощущение. Уилл смотрел на нее, и какая-то часть ее необузданной энергии начала передаваться ему. Он занялся другим соском, а его рука тем временем скользнула по впалому животу к рыжеватым завиткам между бедрами. Теперь настойчивые возгласы вырывались у нее с каждым быстрым вдохом. Восхитительно сильные бедра, натренированные верховой ездой, конвульсивно сомкнулись вокруг его руки. Она была напряжена и боролась за свое желание, так на корабле в бурю все снасти натянуты и содрогаются, когда он, кренясь, идет сквозь волны.
Уилл приподнялся над ней и провел свободной рукой по ее поразительно длинным ногам, ритмично сжимая напряженные мышцы, пока она не поймала ритм и не начала двигаться в такт, словно объезжая его руку, накрывшую ее рыжеватый холмик.
— Спокойнее, моя хорошая. — Уилл медленно проник одним пальцем внутрь, и ее внутренние мышцы сомкнулись вокруг него, горячие, влажные, восхитительные. Она была близка к финалу, так близка, что он мог чувствовать ее пульсацию.
Черт побери! Уилл вознес богохульную мольбу и склонился над Престон, чтобы усмирить своим весом. Она воспротивилась снова, когда он перекинул ногу через ее поднятые бедра. Он поцеловал ее, лаская языком в том же ритме, что и руками. Когда Уилл почувствовал, что ее тело чуточку расслабилось, он добавил еще один палец. Волна жара и желания обожгла его, когда Престон горячо и туго сомкнулась вокруг его пальцев. Он старался двигать их легко, хотя бы немного растянуть ее мышцы, чтобы она была готова принять его.
Престон издала стон, и ее бедра взметнулись над кроватью от мягкого движения его пальцев. Она была так близка к экстазу, что он сопротивлялся желанию отодрать эти чертовы пуговицы и сбросить бриджи, вместо того чтобы сосредоточиться на ласке чувствительной почки, укрытой между лепестками влажной плоти. Антигона неистово выгнулась, и он поцелуем заглушил крик сотрясавшего ее наслаждения.
Уилл поцеловал ее снова и медленно убрал руки от ее тела. Она великолепна. Он лежал рядом с ней и получал удовольствие, глядя, как она покачивается на затихающих волнах экстаза. Ее кожа чудесно раскраснелась, и даже в холодной комнате ее покрывала легкая испарина.
Как глупо с его стороны призывать Престон медлить. Почему он не понял, что она займется любовью с той же буйной энергией, с которой живет, с той же порывистой страстью, которую проявляла во всех аспектах своей жизни?
Ее хриплое дыхание начало успокаиваться, постепенно возвращаясь к нормальному, но он еще не закончил. Судьба была настойчива и добра к нему, снова и снова ставя на его пути Престон, и он, черт побери, намерен наилучшим образом распорядиться этим шансом.
Уилл провел рукой по изгибу ее бока, смакуя то, как ее удовлетворенное тело распростерлось на постели. Согнутая нога прикрыла от его жадных глаз треугольник рыжеватых завитков, другая откинута в сторону. Ее руки, всего лишь мгновения назад цеплявшиеся за него, теперь спокойно и расслабленно лежали на простыне.
Наклонившись, он вдыхал ее знакомый запах — холодный, чистый оттенок дождевой воды, смешанный с теплым ароматом лимона и календулы, — запах, который вызывал в нем умиротворение и уверенность. Уилл закрыл глаза и потворствовал другим своим чувствам, позволив рукам бродить по ее гибкому, отзывчивому на ласку телу. Ее кожа такая нежная и влекущая. Его мужское естество мгновенно дернулось, напоминая ему о его собственной жажде.
Он откинул влажные пряди ее волос, чтобы поцеловать чувствительную впадинку на шее, и Престон с соблазнительным и влекущим вздохом открыла глаза. Она повернулась в его объятиях, тесно прижимаясь к его груди. Уилл хотел ее так, что испытывал боль. За нее, за эту сильную и странно хрупкую, высокую, сумасшедшую девушку в его объятиях. И он хотел сделать то время, которое ему осталось с ней, самым драгоценным. Одному Богу известно, что может выйти из его планов, он еще не знал, сможет ли их осуществить. Никогда в жизни не обуревали его столь противоречащие друг другу порывы.
Но Антигона здесь, сейчас, они вместе, она нагая. И она его, и больше ничья.
Он целовал ее снова и снова, пряди ее шелковистых волос скользили по его ладоням. Он собирался легко поцеловать ее, дать время прийти в себя, но она шевельнулась и уткнулась ему в шею, его вожделение и копье поднимались с каждым ее гибким движением. Блики света играли на ее влажной коже, высвечивая прекрасные контуры стройного тела.
Боже милостивый! Он не может ждать ни минуты.
Антигона приходила в себя медленно, не желая отпускать неведомые прежде ощущения и мечтая как можно дольше задержаться в сладком тумане. Но почувствовав неприятный холод у бока, она сообразила, что осталась одна. Джеллико ушел от нее, выбрался из постели. Она резко села.
— Уилл? — позвала она голосом скорее настойчивым, чем вопросительным. Он не мог уйти.
— Спокойно, любимая. — Он с улыбкой наклонился поцеловать ее припухшие губы. — Я здесь.
Она собиралась попросить его не уходить, умолять его остаться с ней хотя бы чуточку дольше, когда ее взгляд задержался на движении его рук. Они расстегивали пуговицы бриджей.
Антигона снова опустилась на локти и в низком янтарном свете огня, словно зачарованная, смотрела, как он избавляется от одежды. Он не торопился и не прятал от нее свое тело, когда оно медленно и соблазнительно открывалось. Не сводя глаз с ее лица, Уилл прислонился бедрами к изножью кровати и наклонился, чтобы стащить сапоги. Потом выпрямился, его руки взялись за пояс бриджей. Он расстегнул оставшиеся пуговицы, разом стянул тугие замшевые бриджи и белье, бросил их в кучу у ног и повернулся к ней.
У Антигоны от этого вида пересохло во рту. Его руки и торс были таким скульптурными, словно высечены из теплого золотистого мрамора. Кожа, загорелая до талии, ниже становилась светлее. Грудь покрыта легкой порослью золотистых завитков. Они поблескивали в свете огня и вели ее взгляд туда, где узкой дорожкой спускались ниже талии. Антигона чувствовала, как краска заливает ее шею и лицо, и стекает ниже, туда, где своенравно бьется жаркий пульс блаженства.
Уилл, похоже, не возражал против того, что она разглядывает его. Когда Антигона оторвала взгляд от его тела и смущенно подняла к лицу, он просто смотрел на нее, без улыбки, не выражая ни удивления, ни осуждения. Такой его взгляд всегда содержал для нее обещание, говорил, что они товарищи. И теперь Уилл собирается выполнить это обещание.
Он повернулся, чтобы поставить подсвечник ближе, на маленький столик у кровати.
— Я хочу видеть тебя.
— Я тоже хочу тебя видеть, — тихо согласилась Антигона. Она улыбнулась ему, уверенная в своих желаниях и его любви.
Уилл замер, глядя на нее. Потом снова поцеловал ее, проведя языком по ямочкам на щеках, потом прошелся от подбородка к уху.
— «Телом тебе поклоняюсь», — прошептал он ей на ухо.
Сердце Антигоны наполнилось чем-то более глубоким и мощным, чем просто физическое блаженство, и она в ответ поцеловала Уилла со всей любовью, со всей сердечной мукой и горько-сладким счастьем, которые испытывала. Но одних поцелуев, не важно, какие они роскошные, недостаточно.
Она провела руками по его груди, потом ниже, с любопытством отыскивая признаки его пола.
— О Господи! Да, — гортанно выдохнул он.
— Уилл, пожалуйста.
Он поцеловал Антигону, когда ее рука твердо сомкнулась вокруг него, жадно проник языком в ее рот, пока она не почувствовала настойчивое давление его тела, и он широко раздвинул ее ноги своими коленями.
Потом он убрал ее руку, и Антигона почувствовала толчок его мужского естества, когда Уилл направил его в ее дрожащую плоть.
Возникло неприятное жгучее ощущение. Антигона напряглась и стиснула зубы, когда он двинулся глубже, растягивая ее сильнее, чем ей хотелось.
— Спокойнее. Не спеши, милая. Легче, — шептал он. Его голос был напряженным и сдержанным.
В этом не было ничего легкого и красивого. И вряд ли это приятно. Антигона слышала, как сбилось ее дыхание, превратившись в хриплые вздохи, ее руки поднялись к его лицу, ища уверение в его улыбке.
— Сладкая Прес. Девочка моя, — прошептал Уилл ей на ухо. — Успокойся, любимая. Все кончено.
— Ох, — выдохнула она, сначала с облегчением, потом с разочарованием. Куда делись все прежние чудесные и удивительные ощущения?
Антигона чувствовала, как его теплый смех, словно круги по воде, расходится по ее телу от того места, где они сливались.
— Не навеки кончено, милая. — Уилл улыбнулся и потерся носом об ее щеку, там, где от улыбки появлялась ямочка. — Кончилась самая неприятная часть. Больше не будет больно, обещаю.
Он опустил голову к ее груди и взял в рот сосок, заставив мгновенно забыть о дискомфорте и снова вызвав волшебные ощущения.
Ее охватила легкая дрожь чего-то жаркого и зудящего. Нет, не зуд, а скорее тяга, тяга к чему-то большему.
— Расслабься.
Антигона не хотела расслабляться. Она хотела большего.
Потом вместо рта ее грудь принялись ласкать его руки, и Антигона потянула Уилла к себе, целуя в ответ, скользя языком по его языку, восхищенная его вкусом, запахом, самим ощущением его рядом с собой. Ее тело начало двигаться в ответ, бедра своенравно шевельнулись под ним. Уилл приподнялся на руках, освобождая ее от своего веса и напряг мышцы бедер.
Ох, силы небесные, это лучше.
— Уилл, — как молитву, выдохнула она его имя.
— Да. Скажи мне, покажи, что тебе нравится.
Она в ответ придвинулась ближе, прижимаясь к нему бедрами, и он снова опустил голову к ее груди, посасывая сосок одновременно с проникновением в ее лоно. Антигона чувствовала, как зарождается в ней эротический ритм, заставляя бедра двигаться ему навстречу. Она закрыла глаза и сосредоточилась на ритме и на чудесном, мощном ощущении, заливавшем ее. Руки покалывало от желания коснуться Уилла, служить его телу и его любви. Она провела ладонями по живой скульптуре его сильных рук, потом по шее, широким плечам, вниз по мускулистой груди. Под ее руками ее собственное божество, которому она готова служить и поклоняться, как какой-нибудь язычник, опьяненная захватывающим блаженством.
Ее любопытные пальцы плясали по его удивительно плоским соскам, и он издал невнятный звук, скорее удовольствия, чем боли.
Открыв глаза, Антигона увидела, что он поднялся над ней, его зубы стиснуты, словно от муки.
— Уилл? — вопросительно шепнула она.
— Сделай это снова.
— Это? — Она провела руками по его груди, пальцы прошлись по соскам, повторяя то, как он касался ее. — Тебе это нравится?
— Да. Нравится. — Он поднялся на колени, крепко прижал ее к себе, потом отпустил ее бедра и обхватил грудь. Он потирал тугие розовые пики мозолистыми подушечками больших пальцев.
Звук ободрения и жажды вырвался из ее горла чувственным криком. Глаза зажмурились, от низа живота расходились первые волны наслаждения. Антигона открыла глаза, когда почувствовала, что Уилл поймал ее руки, но расслабилась, когда он поднес их к ее груди.
— Коснись себя, — подбадривал он. — Кончиками пальцев. Ты сможешь делать это, когда меня здесь не будет.
Он направлял ее руки, учил, как лучше вызвать приятные ощущения. Делая это и наблюдая за ним, Антигона поняла, что ему нравится смотреть, как она сама доставляет себе удовольствие — его дыхание стало еще более прерывистым, глаза странно затуманились.
В ответ Уилл провел руками по ее бедрам. Поднявшись на колени, он сжал ее тугие ягодицы. Она наблюдала, как его руки сомкнулись вокруг нее и тянут вверх. Антигона почувствовала пронзившее ее мощное радостное удовольствие, и что-то внутри, какие-то последние остатки сдержанности сорвались с привязи и подняли бунт, опрометчивая, настойчивая, пьянящая смесь боли и наслаждения усиливалась с каждым нарастающим толчком. Уилл входил в нее все сильнее и сильнее, утоляя жажду, питая огонь, который зарождался там, где соприкасались их тела.
Антигона чувствовала, что ускользает, тонет в неодолимом вихре ощущений. Она вцепилась в простыни, сжимая в кулаках мягкую ткань, пытаясь удержаться под натиском давления и наслаждения.
Ох, она хотела. Хотела! Хотела получить это наслаждение!
Упираясь ногами в постель, она выгибала тело выше, отчаянно пытаясь успокоить зудящую жажду, но Уилл с такой силой входил в нее, что ноги не удержались и скользнули по простыне.
— Нет! — крикнула она, стремясь вернуться к удовольствию, которое с все нарастающей жадностью пульсировало в теле.
Уилл, потянувшись, схватил в изголовье подушку и подсунул ей под ягодицы, поднимая ее вверх. Но этого было недостаточно — он слишком высокий, — и сладкое ощущение исчезло.
С возгласом досады и муки Антигона подняла бедра выше, отчаянно цепляясь за него.
Уилл сердито пробормотал что-то, очень похожее на ругательство, и оттолкнул подушку. А потом он… У Антигоны перехватило дыхание, когда он просто поднял ее ноги к своей груди.
Ее пронзило до болезненности острое наслаждение. Антигона услышала страстный стон и поняла, что стонет она, что это звук удовольствия и беспокойства, потому что было так хорошо, слишком хорошо… наслаждение было таким интенсивным, что граничило с болью.
Но Уилл был неутомим. Он поднимался над ней с такой силой и красотой, что у Антигоны сжалось сердце. Она одновременно чувствовала его отдельным от себя и частью себя, и понимала в этот миг, что значит отпустить последнюю связь с реальностью и дать дорогу великолепной волне переворачивающих все вверх дном эмоций, которые бушевали в ней.
Она закрыла глаза и чувствовала, как он гладит ее по животу, по завиткам, скрывавшим место их слияния. Он перебирал завитки, потом скользнул пальцами чуть ниже, к чувствительной плоти.
Антигона закричала. Этого было слишком много и одновременно недостаточно. Ее голова моталась по простыне из стороны в сторону. Но Уилл не собирался отпускать. Он притянул ее назад и крепко держал за бедра, входя в нее. И что-то изменилось, стало так хорошо. У нее было такое ощущение, что она вот-вот рассыплется на тысячу осколков блаженства.
И это случилось. Подхватив ее за шею, Уилл поцеловал Антигону в тот момент, когда она закричала.
Жар, радость, покой и облегчение обрушивались на нее каскадом, оставляя после себя безмятежное тепло.
В следующую секунду Уилл напрягся и с возгласом, в котором были и радость, и мука, вошел в нее последний раз.
Антигона чувствовала странную невесомость, словно не могла ощутить под собой постель, словно все чувства исчезли, оставив ее в приятном оцепенении. С особым удовольствием наблюдала она, как Уилл отпустил ее, отодвинувшись. Он, казалось, блуждал в тумане, когда пытался перевести дух.
Они оба пыхтели и сопели, как два рысака, которые только что промчались дистанцию на соревнованиях. Антигона чувствовала, как ее губы растягиваются в широкой улыбке, слышала сорвавшийся с них смех.
— Смеешься? Ты смеешься надо мной?
Она услышала в тоне Уилла озорство.
— Нет! О Господи, конечно, нет! Это было… Слово «великолепно» ничего не может выразить.
— Да. — Вытянувшись рядом с ней, Уилл поглаживал ее бедро. — Но ты совершенно великолепна. — Обняв за талию, он повернул ее и тесно прижал спиной к своей груди. — Престон, моя пугающая Престон, — прошептал он в ее волосы.
Антигона удивленно улыбнулась от странного щекочущего прикосновения его груди к своей спине и довольно закрыла глаза. Она была так счастлива, чувствовала себя в его объятиях в такой безопасности, что хотела смаковать это как можно дольше. Она глубоко вдохнула и услышала, что дыхание Уилла стало ровным и спокойным, значит, он уже заснул.
Она сильнее прижалась к нему и долго бодрствовала, слушая, чувствуя, думая о чудесной странности жара и запаха мужчины рядом с ней. Это было ошеломляюще и все-таки мало. Как хотелось, чтобы эта ночь, эти последние минуты длились вечно.
Глава 23
Антигоне снились сияющее солнце, цветы календулы и Уилл. Проснувшись от серенького утреннего света, она обнаружила, что ее возлюбленный бодрствует и смотрит на нее своими прекрасными синими глазами, словно ожидая ее пробуждения.
Его улыбка была такой нежной, теплой и чудесной, что Антигона наконец решила присоединиться к нему в бодрствовании. Он отвел упавшую ей на глаза прядь.
— Доброе утро.
— Оно доброе? — спросила она, хотя это божественно — просыпаться в постели Уилла, свернувшись рядом с ним, окутанной роскошным теплом и чувством безопасности. Но одновременно это было и страшно. Она в его постели, в доме его отца. В этом нет ничего хорошего. И это определенно небезопасно.
Но Уилл улыбнулся ей своей неторопливой улыбкой, от которой у Антигоны возникло ощущение, что солнце восходит прямо у нее внутри.
Читать бесплатно другие книги:
