Похищение премьер-министра Кристи Агата

Затерянный прииск

Я со вздохом отложил свою чековую книжку.

– Странная вещь, – заметил я, – но моя задолженность банку почему-то никак не уменьшается.

– И это беспокоит вас, не так ли? Я тоже, когда у меня есть долги, не могу спокойно спать по ночам, – согласился Пуаро.

– Я полагал, что ваши денежные дела в полном порядке, – возразил я.

– У меня на счете имеется сорок четыре фунта четыре шиллинга и четыре пенса, – сказал Пуаро с долей самодовольства. – Складненькая сумма, не правда ли?

– Должно быть, в вашем банке тактичный управляющий. Ему, очевидно, известна ваша любовь к симметрии и порядку. А что вы думаете, скажем, о вложении трех сотен в акции Поркьюпайнских нефтяных месторождений? Судя по публикациям, помещенным в сегодняшних газетах, они собираются выплатить своим акционерам стопроцентные дивиденды в следующем году.

– Нет, это не для меня, – сказал Пуаро, с сомнением покачав головой. – Мне не нравится вся эта шумиха. Я предпочитаю гарантированные и надежные инвестиции – les rentes, консолидированную ренту, так вы, кажется, называете этот доход.

– Неужели вы никогда не делали рискованных вложений?

– Нет, mon ami, – серьезно ответил Пуаро, – не делал. И единственные имеющиеся у меня акции, которые вы не назвали бы золотой жилой, – это четырнадцать тысяч акций «Бирма-Майнс Лтд».

Пуаро сделал паузу, явно ожидая моей поощряющей реплики.

– Неужели? – заинтересованно спросил я.

– Да, и за них я тоже не платил наличными… Нет, они достались мне в качестве вознаграждения за работу моих маленьких серых клеточек. Вы хотели бы услышать эту историю, не правда ли?

– Разумеется, хотел бы.

– Так вот, прииск этой фирмы находился в глубине страны, в паре сотен миль от Рангуна. Его открыли китайцы еще в пятнадцатом веке, и он разрабатывался до начала мусульманских волнений, но был окончательно заброшен к 1868 году. Китайцы добывали там отличную свинцово-серебряную руду из верхних слоев рудника, но извлекали из нее только серебро, выбрасывая богатый свинцом шлак. Конечно, это было вскоре обнаружено при проведении в Бирме геологоразведочных работ, хотя благодаря тому, что старые выработки были заполнены рыхлыми породами и водой, все попытки найти месторождение руды оказались тщетными. Синдикат много раз посылал туда исследователей, и они перерыли там все, что можно, но эта сокровищница по-прежнему оставалась ненайденной. Но вот один представитель напал на след китайской семьи, у которой могли сохраниться записи о местонахождении искомого рудника. Нынешнего главу семьи звали У Линь.

– Какая захватывающая страница коммерческого романа! – воскликнул я.

– А разве нет? Ах, mon ami, романы могут быть не только у златокудрых девушек несравненной красоты… О, простите, вам ведь нравятся рыжеволосые. Помните, как…

– Продолжайте вашу историю, – поспешно сказал я.

– Eh bien, мой друг. Итак, к истории подключается У Линь. Он оказался почтенным торговцем, весьма уважаемым в своей провинции. Он подтвердил, что у него хранятся такие документы, но отказался вести переговоры с кем-либо, кроме главы фирмы. В итоге для него устроили путешествие в Англию, где он должен был встретиться с одним из руководителей синдиката.

И вот наш У Линь отправляется в Англию на пароходе «Ассунта», который прибыл в Саутгемптон туманным и холодным ноябрьским утром. Один из членов правления, мистер Пирсон, поехал в Саутгемптон, чтобы встретить корабль, но из-за тумана его поезд опоздал, и к тому времени, когда он прибыл, У Линь уже сошел на берег и отправился поездом в Лондон. Мистер Пирсон вернулся в город несколько раздосадованный, поскольку не имел представления, в каком месте мог остановиться китаец. Но во второй половине дня служащие компании получили телефонное сообщение. У Линь остановился в гостинице на Рассел-сквер. Он неважно себя чувствовал после длительного путешествия, но заявил, что завтра сможет присутствовать за столом переговоров.

Встреча в правлении компании была назначена на одиннадцать утра. Когда в половине двенадцатого У Линь так и не появился, секретарь позвонил в отель. В ответ на его вопросы ему поведали, что китаец ушел с другом около половины одиннадцатого. Казалось очевидным, что он вышел из гостиницы с намерением пойти на встречу, но время шло, а он так и не появился. Конечно, не зная Лондона, У Линь мог и заблудиться, но даже поздно вечером он не вернулся в гостиницу. Мистер Пирсон не на шутку встревожился и сообщил о случившемся в полицию. На следующий день также не удалось обнаружить никаких следов пропавшего человека, но еще через день, ближе к вечеру, из Темзы выловили утопленника, которым оказался тот самый несчастный китаец. Правда, документы, связанные с рудником, пропали бесследно, их не было ни в одежде, ни в вещах китайца, оставленных в гостинице.

В этот момент, mon ami, меня и подключили к делу. Мне позвонил сам мистер Пирсон. Его глубоко потрясла смерть У Линя, но больше всего он расстраивался из-за пропажи документов. Полицейские, разумеется, прежде всего будут разыскивать убийцу, а поиск документов останется у них на втором плане. Поэтому он хотел, чтобы я, подключившись к работе полиции, действовал в интересах его компании.

Я довольно охотно согласился. Очевидно, что поиски мне предстояло вести в двух направлениях. Во-первых, можно было подозревать сотрудников компании, которые знали о приезде китайца, а во-вторых, пассажиров корабля, которые могли разузнать о цели его путешествия. Я начал со второго пути, выбрав более узкий круг поисков. Тогда-то я и встретился с инспектором Миллером, которому было поручено вести это дело. Самодовольный, невоспитанный и совершенно невыносимый тип, абсолютно не похожий на нашего приятеля Джеппа. Вместе с ним мы допросили служащих корабля. Но они не много смогли рассказать нам. Во время плавания У Линь держался особняком. Он завел знакомство только с двумя пассажирами. Первый был разорившимся европейцем по фамилии Дайер, который имел весьма сомнительную репутацию, а второй – молодым банковским служащим, Чарльзом Лестером, возвращавшимся домой из Гонконга. Нам еще посчастливилось получить фотографии этих людей. На тот момент мы почти не сомневались, что если кто-то из них и замешан в этом деле, то, конечно, Дайер. Обнаружилась его связь с шайкой китайских аферистов, и, естественно, он являлся наиболее вероятным подозреваемым.

Нашим следующим шагом было посещение гостиницы «Рассел». По фотографии там сразу же узнали У Линя. Потом мы показали им фотографию Дайера, но, к нашему разочарованию, швейцар решительно заявил, что этот человек не приходил в гостиницу в то роковое утро. На всякий случай я все-таки достал еще и фотографию Лестера, и, к моему удивлению, швейцар сразу признал его.

«Да, сэр, – ответил он, – именно этот джентльмен, зайдя к нам в половине одиннадцатого, спросил, где остановился мистер У Линь, а потом вышел вместе с ним».

Расследование явно продвигалось. Мы отправились поговорить с мистером Чарльзом Лестером. Он был с нами предельно откровенен, сожалел о гибели китайца и предложил свою помощь. Его история была следующей. По договоренности с У Линем он зашел за ним в гостиницу в половине одиннадцатого. Однако У Линя на месте не оказалось. В номере был только слуга, он объяснил, что его хозяину пришлось уйти, и добавил, что может отвезти молодого человека туда, где сейчас находится его хозяин. Ничего не подозревая, Лестер согласился, и китаец поймал такси. Они ехали какое-то время в направлении порта. Внезапно заподозрив неладное, Лестер остановил такси и вышел, несмотря на протесты слуги У Линя. Больше, как заверил нас Лестер, ему ничего не известно.

С удовлетворенным видом мы поблагодарили его и ушли. Вскоре выяснилось, что в его истории есть определенные несоответствия. Во-первых, У Линь путешествовал один, у него не было никакого слуги ни на пароходе, ни в гостинице. Во-вторых, нашелся водитель такси, который возил в то утро этих двух пассажиров. Лестер не выходил из такси по пути в порт. В действительности он вместе с китайским джентльменом проехал в известный своей сомнительной репутацией Лайм-хаус, китайский квартал. Интересующее нас место было, в общем-то, хорошо известно как притон курильщиков опиума. Оба пассажира, по словам таксиста, вошли туда, а примерно через час англичанин, которого шофер узнал по фотографии, вышел один. Он выглядел очень бледным и больным и велел таксисту отвезти его к ближайшей станции метро.

Мы навели справки о положении дел Чарльза Лестера, и оказалось, что, несмотря на отличную репутацию, он был азартным игроком и наделал много долгов. Дайера, разумеется, мы также не теряли из виду. Казалось слишком маловероятным, что он мог выдать себя за другого человека, к тому же такая версия не подтвердилась. На весь интересующий нас день у него было бесспорное алиби. Конечно, владелец опиумного притона с восточной флегматичностью отрицал все. Он никогда не видел Чарльза Лестера. В то утро к нему не заходил ни один из показанных нами на фотографиях мужчин. И вообще полиция ошибается: никакого опиума здесь не курят.

Какое бы значение ни имело отрицание этих фактов, оно мало чем помогло Чарльзу Лестеру. Его арестовали по подозрению в убийстве У Линя. В его квартире провели обыск, но не обнаружили никаких документов, связанных с рудником. Владелец опиумного притона также был задержан, но облава и обыск, устроенные в его заведении, оказались бесполезными. Не нашлось ничего компрометирующего это заведение.

А тем временем наш знакомый мистер Пирсон пребывал в крайне тревожном состоянии. Горестно сетуя, он нервно вышагивал взад-вперед по моей комнате.

«Месье Пуаро, – назойливо гудел он, – ну ведь у вас же должны быть какие-то идеи! Наверняка у вас созрели какие-то идеи!»

«Разумеется, у меня есть идеи, – осторожно ответил я. – Проблема как раз в том… что их слишком много; и вследствие этого все они ведут в разных направлениях».

«Например?» – спросил он.

«Например, водитель такси. Только с его слов мы знаем, что он отвез этих двух мужчин в притон. Это первая идея. Затем… что в действительности представляет собой этот притон? Предположим, они вышли из такси, зашли в дом и, выйдя через заднюю дверь, направились еще куда-то».

Мои слова, казалось, поразили мистера Пирсона.

«Но вы ведь ничего не делаете, только все сидите и думаете! Не могли бы вы сделать наконец хоть что-то?»

Как вы понимаете, он был легковозбудимым человеком.

«Месье, – с достоинством ответил я, – Эркюль Пуаро не станет бегать взад-вперед по зловонным улочкам Лайм-хаус, как собачонка в период течки. Не волнуйтесь. Мои агенты занимаются вашим делом».

На следующий день у меня появились новости для него. Двое мужчин действительно вышли из притона через заднюю дверь и направились в маленький ресторанчик на берегу реки. Официанты запомнили, что они посидели там, а потом Лестер ушел один.

И представьте себе, Гастингс, тогда мистер Пирсон ухватился за одну безумную идею. Ничто не могло удовлетворить его, как только то, что мы должны сами отправиться в этот ресторанчик и на месте провести расследование. Я спорил, уговаривал, просил, но он и слушать ничего не хотел. Он рассуждал о том, что нам следует изменить внешность… и даже предложил мне… я не решаюсь произнести это… предложил мне сбрить усы! Представляете? Я заметил ему, что последняя идея смехотворна и нелепа. Зачем бессмысленно уничтожать такое изящное украшение? Кроме того, желание испытать новые впечатления и покурить опиума могло с равным успехом возникнуть у любого бельгийца – как с усами, так и без усов.

В общем, он согласился со мной, но по-прежнему настаивал на осуществлении своего плана. Он вернулся ко мне в тот же вечер… Мой бог, ну и видок же у него был! Он напялил на себя какое-то старье, которое гордо назвал «бушлатом», вымазал грязью небритый подбородок и накрутил на шею омерзительного вида шарф. И представьте, Гастингс, он был весьма доволен собой! Поистине англичане безумны. Он произвел некоторые изменения с моей внешностью. Я позволил ему это. Разве можно спорить с маньяком? И вот мы отправились… В конце концов, не мог же я позволить ему пойти одному, этому ребенку.

– Естественно, не могли, – поддержал я.

– Продолжим… Итак, мы прибыли на место. Мистер Пирсон заговорил на каком-то чудном английском. Он изображал бывалого моряка. Твердил о каких-то салагах, баках и полубаках и еще черт знает о чем. Мы сидели в затхлом маленьком помещении в компании множества китайцев. Пробовали какие-то жуткие блюда. О, Dieu, mon estomac![30] – Пуаро погладил эту часть своего тела, прежде чем продолжить. – Потом к нам подошел хозяин этой забегаловки, китаец с порочной улыбочкой на лице.

«Вам, господа, не нравится здешняя еда, – сказал он. – Вы пришли за тем, что вам больше нравится. Курить опиум нравится, да?»

Мистер Пирсон в тот же момент сильно врезал по моей ноге под столом (он был также в морских башмаках, заметьте!) и сказал:

«А что, я бы не возражал, Джон. Давай, полный вперед!»

Ухмыльнувшись, китаец вывел нас в коридор и открыл дверцу подвала; мы спустились вниз на несколько ступенек и потом вновь поднялись наверх, оказавшись в комнате, обставленной очень уютными диванчиками и кушетками. Мы возлегли на них, и китайский мальчик снял с нас ботинки. Это были лучшие мгновения того вечера. Затем нам принесли трубки и набили их опиумом, а мы сделали вид, что собираемся курить и грезить в наркотическом забытьи. Но когда мы остались одни, мистер Пирсон, тихонько окликнув меня, слез со своего дивана и бесшумно подкрался к выходу из комнаты. Мы прошли в следующее помещение, где также сидели курильщики, и тут услышали голоса двух разговаривающих мужчин. Мы стояли возле занавеса и слушали. Они говорили об У Лине.

«Так где же бумаги?» – спросил один.

«Их унес мистер Лестер, – с китайской шепелявостью ответил другой. – Он сказал, они лежат в хорошем месте… полиция не сможет найти».

«Да ведь его же посадили», – возразил первый голос.

«Как посадили, так и отпустят. Полиция не уверена в его вине».

Больше они ничего особенного не сказали и потом, очевидно, собрались уходить, поэтому мы поскорее юркнули в нашу комнату и легли на диваны.

«Похоже, пора выбираться отсюда, – через пару минут пробормотал мистер Пирсон. – В этом притоне и заболеть недолго».

«Вы совершенно правы, месье, – согласился я. – Пора заканчивать нашу комедию».

Мы быстро направились к выходу, разумеется, щедро расплатившись с хозяином. Как только мы вышли на улицу, мистер Пирсон с наслаждением вдохнул относительно свежий воздух Лайм-хаус.

«Я счастлив, что мы ушли оттуда, – сказал он. – Однако наши старания не пропали даром».

«Да, действительно, – признал я, – и мне кажется, что после этого вечернего маскарада мы сможем без особых трудностей найти интересующий нас предмет».

Да, да, в сущности, все оказалось предельно просто, – вдруг подытожил Пуаро.

Его неожиданное заключение показалось мне столь удивительным, что я в недоумении уставился на моего друга.

– Но… но где же вы обнаружили документы? – спросил я.

– В его кармане – tout simplement.

– В чьем кармане-то?

– Parbleu![31] Ну разумеется, в кармане мистера Пирсона. – Затем, подметив мой изумленный взгляд, Пуаро мягко продолжил: – Вы еще не поняли этого? Мистер Пирсон, как и Чарльз Лестер, был по уши в долгах. Мистер Пирсон, как и Чарльз Лестер, был заядлым игроком. И он замыслил украсть документы у китайца. Встретив его в Сауггемптоне, он привез его в Лондон и доставил прямиком в Лайм-хаус. В тот день был сильный туман, и китаец, видимо, даже не понял, куда его привезли. Я полагаю, что мистер Пирсон сам частенько покуривал опиум и вследствие этого свел знакомство с весьма своеобразными субъектами. Не думаю, чтобы он замышлял убийство. Его план состоял в том, чтобы один из китайцев сыграл роль У Линя и получил деньги за продажу документов. Поначалу все складывалось хорошо. Но, по восточному разумению, гораздо проще было убить У Линя и бросить его тело в Темзу, и китайские сообщники Пирсона, не посоветовавшись с ним, предпочли действовать своими собственными методами. Можете себе представить, как перепугался мистер Пирсон. Вы, скорее всего, описали бы его состояние вашим английским выражением «blue funk»[32]. Ведь кто-то мог припомнить, что видел его в поезде вместе с У Линем… Простое похищение не идет ни в какое сравнение с убийством.

Его спасение было в том, чтобы один из китайцев представился У Линем в гостинице «Рассел». Только бы тело не обнаружили слишком быстро! Вероятно, У Линь сообщил ему о том, что к нему должен был зайти Чарльз Лестер, который и зашел к нему в гостиницу. Пирсон усматривает в этом отличную возможность для того, чтобы отвести от себя подозрение. Чарльз Лестер станет последним человеком, с которым встречался У Линь. Сообщник Пирсона должен был представиться Лестеру слугой У Линя и как можно быстрее привезти его в Лайм-хаус. Весьма вероятно, что там ему предложили выпить. А в это питье соответственно подмешали наркотики; и когда Лестер часом позже вышел из притона, он уже имел весьма туманное представление о том, что с ним случилось. Но что-то помнил определенно, и когда он узнал о смерти У Линя, то совсем перепугался и начал отрицать даже то, что побывал в Лайм-хаусе.

Тем самым, разумеется, он играет на руку Пирсону. Мог ли Пирсон довольствоваться этим? Нет, его беспокоит мой метод действий, и он решает убедить меня в виновности Лестера. Для этого он и придумал весь этот замысловатый маскарад. А я сделал вид, что ему удалось одурачить меня. Разве я не говорил вам, Гастингс, что он был подобен ребенку, разыгрывающему шараду? Eh bien, я сыграл свою роль. Он, радуясь, отправился домой. Но утром инспектор Миллер прибыл к нему с обыском. Документы оказались у Пирсона; игра закончилась. Он горько пожалел о том, что позволил себе разыграть комедию с Эркюлем Пуаро! В сущности, в этом деле была только одна настоящая сложность.

– Какая же? – с любопытством спросил я.

– Сложно было убедить инспектора Миллера! Ох и штучка он, доложу я вам! Мало того что упрям, так еще и глуп. А в итоге ему достались все лавры!

– Очень жаль, – воскликнул я.

– Да ладно, я получил свою компенсацию. Правление фирмы «Бирма-Майнс Лтд» выдало мне четырнадцать тысяч акций в качестве вознаграждения за мои услуги. Не так уж плохо, не правда ли? Но, Гастингс, я прошу вас, придерживайтесь более консервативных взглядов, вкладывая деньги. Не стоит слишком доверять газетной рекламе. В правлении «Поркьюпайна» тоже могут быть подобные пирсоны!

Плимутский экспресс

Алек Симпсон, офицер военно-морского флота, вошел с платформы на Ньютон-Эббот в вагон первого класса Плимутского экспресса. За ним следовал носильщик с тяжелым чемоданом. Он уже собрался забросить его на багажную полку, но молодой моряк остановил его:

– Не надо, положи чемодан на сиденье. Я уберу его наверх потом. Вот держи.

– Благодарю вас, сэр. – Взяв щедрые чаевые, носильщик удалился.

Двери с шумом захлопнулись; зычный голос объявил: «Отправляется поезд до Плимута. Пересадка на Торки. Следующая остановка – Плимут». Раздался свисток, и поезд медленно отошел от станции.

Лейтенант Симпсон ехал в купе в полном одиночестве. Декабрьский воздух был холодным, и он закрыл окно. Рассеянно принюхавшись, Симпсон поморщился. Что за странный запах! Он напомнил ему о времени, проведенном в госпитале, и о хирургической операции на ноге. Да, в купе явно пахло хлороформом!

Он приоткрыл окно и пересел на другое место – против хода движения поезда. Достав из кармана трубку, раскурил ее. Какое-то время Симпсон просто сидел, поглядывая в темное окно и покуривая трубку.

– Откуда, черт возьми, идет такая вонь? – пробормотал он и, решительно встав, наклонился и заглянул под сиденье…

Спустя мгновение ночь огласилась громким звоном, и скоростной поезд сделал вынужденную остановку, подчиняясь требованию, поступившему по экстренной связи.

– Mon ami, – сказал Пуаро, – я помню, что вас сильно заинтересовала тайна Плимутского экспресса. Прочтите-ка вот это.

Я взял записку, которую он перекинул мне через стол. Содержание ее было коротким и весьма определенным.

«Дорогой сэр,

я буду крайне признателен, если вы зайдете ко мне при первой же возможности.

Искренне ваш,

Эбенезер Холлидэй».

Я не понял, какое отношение она могла иметь к моему интересу, и вопросительно взглянул на Пуаро. Отвечая мне, он взял газету и громко прочитал:

– «Прошлой ночью была обнаружена чудовищная находка. Молодой офицер, возвращаясь в Плимут, обнаружил под сиденьем в своем купе тело женщины с пронзенным сердцем. Офицер сразу дернул за шнур экстренной связи, и поезд немедленно остановился. Богато одетая женщина, которой на вид было около тридцати лет, пока не опознана».

И далее мы читаем следующее: «Женщина, обнаруженная мертвой в Плимутском экспрессе, была опознана как достопочтенная миссис Руперт Каррингтон». Теперь вы понимаете, мой друг? Если же нет, то я могу добавить, что миссис Руперт Каррингтон, в девичестве Флосси Холлидэй, была дочерью Холлидэя, стального короля Америки.

– И он желает встретиться с вами? Чудесно!

– В прошлом я оказал ему маленькую услугу… в деле с ценными облигациями. И однажды, когда я был в Париже, мне довелось присутствовать на роскошном приеме, где я обратил внимание на мадемуазель Флосси. La jolie petite pensionnaire![33] И она также имела хорошенькое приданое! Что и внушало опасение. Да, да, она чуть не попала в беду.

– Так что же с ней случилось?

– Небезызвестный граф де ла Рошфор. Un bien mauvais sujet![34] Натуральный негодяй, как сказали бы вы. А попросту говоря, авантюрист и сердцеед, который отлично знал, как завоевать сердце романтической юной девушки. К счастью, ее отец вовремя почуял неладное. Он спешно увез ее обратно в Америку. Несколько лет спустя я узнал о ее свадьбе, хотя лично я никогда не видел ее мужа.

– Гм, – сказал я, – по общему мнению, достопочтенный Руперт Каррингтон далеко не завидная партия. Он довольно ловко промотал все свое наследство на скачках, и я могу представить, что доллары старого Холлидэя пришлись ему как нельзя кстати. Должен заметить, что такому благовоспитанному, приятному на вид, но совершенно бессовестному мерзавцу, должно быть, непросто было найти себе подходящую супругу!

– Ах, несчастная милая леди! Elle n’est pas bien tombe![35]

– Мне думается, он сразу дал ей понять, что его привлекала не она сама, а ее деньги. Я полагаю, что они практически с самого начала условились о том, что каждый будет жить своей жизнью. Недавно до меня дошли слухи, что дело вполне определенно идет к официальному разводу.

– Старина Холлидэй не дурак. При желании он может наложить строгое ограничение на использование ее денег.

– Будем надеяться. В любом случае я точно знаю, что достопочтенный Руперт, как говорится, находится в очень стесненных обстоятельствах, то есть, проще говоря, вечно сидит на мели.

– Ах вот оно что! Интересно…

– Что же вам интересно?

– Мой милый друг, не стоит пока забрасывать меня вопросами. Как я понимаю, вас заинтриговало это дело. Предлагаю отправиться за компанию со мной к мистеру Холлидэю. Тут на углу есть стоянка такси…

Нескольких минут хватило, чтобы домчать нас к шикарному особняку на Парк-Лейн, арендованному американским магнатом. Нас проводили в библиотеку, и почти тут же к нам присоединился крупный мужчина с пронзительными глазами и решительно вздернутым подбородком.

– Месье Пуаро? – сказал мистер Холлидэй. – Я полагаю, мне нет необходимости объяснять, зачем я пригласил вас. Вы читали газеты, а я не из тех, кто привык попусту тратить время. Случайно услышав, что вы в Лондоне, я вспомнил отличную работу, которую вы проделали для спасения моего состояния. Незабываемая история. Этим делом занимается Скотленд-Ярд, но я хочу подключить к нему своего доверенного человека. Затраты меня не волнуют. Все мое богатство я наживал для моей девочки… А теперь ее нет, и я готов истратить все до последнего цента, чтобы поймать проклятого подлеца, который сделал это! Понимаете? То есть я согласен на любые ваши условия и предоставляю вам полную свободу действий.

Пуаро кивнул.

– Мне довелось, месье, несколько раз встречаться с вашей дочерью в Париже, и я охотно возьмусь за это дело. А сейчас прошу вас рассказать мне о причинах ее поездки в Плимут и о любых других деталях, которые кажутся вам важными в данном случае.

– Ну, начнем с того, – ответил Холлидэй, – что она не собиралась в Плимут. Она планировала провести уик-энд с одной компанией в Эйвонмид-Корт, герцогском имении в Суонси. Она выехала из Лондона после полудня, в двенадцать с четвертью, с Паддингтонского вокзала, прибыв в Бристоль в два пятьдесят. Основные плимутские поезда идут через Уэстбери, но не подходят к Бристолю. А этот двенадцатичасовой экспресс без остановки следовал до Бристоля, впоследствии останавливаясь в Уэстоне, Тонтоне, Эксетере и Ньютон-Эбботе. Моя дочь зарезервировала себе отдельное купе до Бристоля, а ее служанка ехала третьим классом в следующем вагоне.

Пуаро кивнул головой, и мистер Холлидэй продолжил:

– В Эйвонмид-Корт намечалось несколько балов, на которых должны были собраться все сливки общества, и соответственно моя дочь захватила с собой почти все драгоценности… общей суммой, вероятно, на сто тысяч фунтов.

– Un moment, – прервал его Пуаро. – У кого хранились драгоценности? У вашей дочери или у служанки?

– Моя дочь обычно сама следила за ними, она держала их в голубом сафьяновом несессере.

– Продолжайте, месье.

– В Бристоле служанка, Джейн Мейсон, вышла на платформу с дорожными чемоданами моей дочери и подошла к дверям вагона Флосси. К ее глубокому удивлению, моя дочь сказала ей, что она решила не выходить в Бристоле, а ехать дальше. Она велела Мейсон отнести весь багаж в камеру хранения. Джейн могла перекусить в буфете, а потом ей следовало дожидаться на вокзале свою госпожу, которая собиралась вскоре вернуться на одном из встречных поездов. Служанка очень удивилась, но выполнила все указания. Она сдала багаж в камеру хранения и выпила чаю. Но встречные поезда шли один за другим, а ее госпожа так и не появилась. Когда прибыл последний вечерний поезд, она, решив не забирать пока багаж, отправилась ночевать в ближайшую гостиницу. Утром она прочла об этой трагедии и первым же проходящим поездом вернулась в Лондон.

– Есть ли хоть какие-то объяснения относительно того, почему ваша дочь так внезапно изменила планы?

– В общем, со слов Джейн Мейсон мне известно, что в Бристоле Флосси была уже не одна в своем купе. С ней находился мужчина, который стоял в глубине, выглядывая в заднее окно, поэтому служанка не видела его лица.

– В вагоне, естественно, был коридор.

– Да.

– С какой стороны он проходил?

– Со стороны платформы. Моя дочь стояла в коридоре, разговаривая с Мейсон.

– Есть ли, на ваш взгляд, какие-то сомнения в том… Извините! – Пуаро встал и аккуратно поправил чуть скособочившуюся крышку чернильницы. – Je vous demande pardon[36], – продолжил он, вновь усаживаясь на свое место. – Я не могу спокойно смотреть на подобные перекосы. Маленькая причуда, не правда ли? Я хотел спросить, месье, есть ли у вас какие-то сомнения в том, что эта, вероятно, неожиданная встреча послужила причиной столь внезапной перемены планов вашей дочери?

– Мне кажется, что это единственное разумное предположение.

– У вас нет идей относительно того, кто мог оказаться ее случайным попутчиком?

Миллионер на мгновение задумался, а потом ответил:

– Нет… я понятия не имею, кто это мог быть.

– Далее… как обнаружили тело?

– Его обнаружил один молодой военно-морской офицер, который сразу поднял тревогу. В поезде был врач. Он осмотрел тело. Ее сначала усыпили, а потом закололи. По его мнению, она была мертва уже около четырех часов, то есть, должно быть, ее убили вскоре после отправления из Бристоля, вероятно, перед Уэстоном или между Уэстоном и Тонтоном.

– А драгоценности?

– Несессер с драгоценностями исчез, месье Пуаро.

– Еще один момент, месье. Состояние вашей дочери… к кому оно переходит после ее смерти?

– Флосси написала завещание вскоре после свадьбы, оставив все своему мужу. – Он нерешительно помолчал и продолжил: – Я могу также сообщить вам, месье Пуаро, что я считаю своего зятя бессовестным негодяем и что, следуя моему совету, моя дочь уже готовилась развестись с ним… без каких-либо осложнений. Я открыл дочери специальный банковский счет, чтобы только она при жизни могла распоряжаться этими деньгами, и, хотя они уже несколько лет жили отдельно, зять частенько просил у нее денег, и она не отказывала ему, предпочитая избегать скандалов. Но я решил положить этому конец, и мои адвокаты уже начали бракоразводный процесс.

– А где сейчас месье Каррингтон?

– В Лондоне. По-моему, вчера он ездил за город и вернулся только вечером.

Немного поразмыслив, Пуаро сказал:

– Полагаю, это все, что вам известно, месье.

– Возможно, вы хотите поговорить со служанкой, Джейн Мейсон?

– Если не возражаете.

Холлидэй позвонил в колокольчик и отдал короткое распоряжение лакею.

Пару минут спустя в комнату вошла Джейн Мейсон, почтенного вида женщина с резкими чертами лица. Вопреки трагической ситуации она держалась с тем невозмутимым спокойствием, которое обычно отличает только хорошую прислугу.

– Вы позволите мне задать вам несколько вопросов? Вчера утром перед отъездом из Лондона ваша госпожа вела себя как обычно? Возможно, она была чем-то взволнована или взбудоражена?

– О нет, сэр!

– А в Бристоле она ужевела себя совсем иначе?

– Да, сэр, она выглядела ужасно расстроенной… так нервничала, что казалось, не знает, что говорит.

– А что именно она говорила?

– Ну, сэр, насколько я могу припомнить, она сказала: «Мейсон, я решила изменить свои планы. Случилось нечто особенное… я хочу сказать, что не намерена выходить здесь. Я поеду дальше. Возьми багаж и сдай его в камеру хранения; потом отдохни, выпей чаю и подожди меня на вокзале». – «Подождать вас здесь, мадам?» – уточнила я. «Да-да. Не уходи со станции. Я вернусь встречным поездом. Не знаю точно когда… возможно, поздно вечером». – «Слушаюсь, мадам», – ответила я. Мне было не по чину задавать вопросы, но я очень удивилась.

– Такое поведение было необычным для вашей госпожи, не правда ли?

– Очень необычным, сэр.

– И что же вы подумали?

– В общем, сэр, я подумала, что во всем виноват джентльмен, стоявший в ее купе. Она не разговаривала с ним, но один или два раза оборачивалась к нему, словно хотела спросить, правильно ли она все сделала.

– А вы не видели лица этого джентльмена?

– Нет, сэр. Он все время стоял спиной ко мне.

– Можете вы в общих чертах описать его?

– На нем было светлое бежевое пальто и дорожная шляпа. Вроде бы он был высокий и стройный, и волосы у него на затылке были темными.

– Вам он не показался знакомым?

– О нет, сэр, по-моему, я не встречала его прежде.

– Это не мог быть случайно муж вашей хозяйки, мистер Каррингтон?

Мейсон выглядела слегка испуганной.

– О, я так не думаю, сэр!

– Но вы не уверены?

– Конечно, тот мужчина был примерно одного роста с хозяином, сэр… но я и подумать не могла, что это был он. Мы так редко видели его… Я не могу утверждать, что в вагоне был именно он!

Пуаро поднял с пола какую-то мелочь, типа кнопки, и взглянул на нее с явным недовольством; затем он продолжил:

– Возможно ли, чтобы этот человек сел в ваш поезд в Бристоле до того, как вы вышли на платформу?

Мейсон задумалась.

– Да, сэр, думаю, возможно. В моем вагоне было много народу, и я смогла выйти из него только спустя несколько минут после остановки… кроме того, на платформе собралась толпа, что тоже задержало меня. Но в таком случае у него была всего лишь пара минут, чтобы поговорить с хозяйкой. Я считала само собой разумеющимся, что он перешел к ней из другого вагона.

– Да, это, конечно, более вероятно.

Все еще хмурясь, Пуаро немного помолчал.

– Вы знаете, сэр, как была одета хозяйка? – спросила девушка.

– В газетах упоминались какие-то детали, но я предпочел бы, чтобы вы подтвердили эти сведения.

– У нее была белая лисья шапка, сэр, с полупрозрачной вуалью, покрытой белыми пятнышками, и голубой ворсистый костюм… вернее, того голубого оттенка, который теперь называют «электрик».

– Гм, весьма эффектно.

– Кстати, – заметил мистер Холлидэй, – инспектор Джепп надеется, что это может помочь нам определить место, где было совершено преступление. Уж если кто-то видел ее, то наверняка не забудет.

– Precisement![37] Благодарю вас, мадемуазель.

Служанка вышла из комнаты.

– Хорошо! – Пуаро бодро поднялся с кресла. – Видимо, на данный момент я выяснил все, что можно… за одним исключением. Я хотел бы еще раз попросить вас, месье, сообщить мне все важные подробности, именно все!

– Я уже сообщил.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что ж, тогда нам не о чем больше говорить. Я вынужден отказаться от этого дела.

– Почему?

– Потому что вы не были откровенны со мной.

– Я уверяю вас…

– Нет, вы что-то скрываете.