Титан: Противостояние Рави Ивар
Это был выстрел в десятку: при упоминании жены Акрама Берт побледнел, сбился и что-то залепетал на дикарском языке.
– Ната, отдыхай, кажется, мы нашли главную жилу этой шахты,– смилостивился над уставшей девушкой.
– Пошли человека за Гураном, пусть придет со своими верными людьми,– выпроводил на улицу Богдана, кожей чувствуя, что близок к разгадке.
Гуран не заставил себя долго ждать, явившись со своими всадниками: цокот множества копыт по мостовой возвестил о приближении всадников брата Терса. Отведя в сторону Гурана, поделился своими подозрениями. Слушая меня, брат Терса несколько раз менялся в лице. Едва я закончил, смущаясь переспросил:
– Макс Са, возможно, ты ошибся? Акрам хорошо служил Берлину, как и его отец до него.
– Возможно, и ошибся, но мы можем это проверить и выяснить прямо сейчас. Нужно, чтобы сюда привели Акрама и его жену-дикарку. В нашей ситуации лучше перестраховаться, Гуран. Пошли своих верных людей, чтобы привели мужа и жену, у меня есть одна задумка.
Гуран дал указание своим людям, всадники моментально бросились исполнять поручение. Акрама и его жену доставили быстро. Практически не отставая от всадников, за ними спешили четверо воинов из крепости. На их лицах – мрачная решимость заступиться за своего военачальника.
– Макс Са, почему меня везут как дикаря,– обиженно завопил градоначальник, представ передо мной.
– Акрам, дело спешное, просто воины перестарались. Мне надо поговорить с твоей женой. Подожди здесь с Гураном, мы недолго.
Взволнованная дикарка, по местным стандартам писаная красавица, проследовала за мной в комнату, пугливо озираясь. Увидев пленного, женщина не смогла сдержать крик, кинувшись на пленного. При ее появлении лицо Берта исказила гримаса отчаяния и боли. Он заговорил на своем языке, но я дал знак Богдану увести женщину в другую комнату.
– Что это значит, Макс? – Ната выглядела обескураженной.
Отведя свою девушку в сторону, чтобы пленник не мог слышать наш разговор, поделился своим мнением:
– Думаю, она – его сестра, не исключено, что и жена. Акрам стал жертвой алчности и любви к женскому полу, я так думаю. Теперь твоя очередь, Ната: сейчас самый важный момент. Его надо убедить в том, что малейшая ложь или неверная информация,– и женщина будет сожжена заживо. Сможешь?
– Но ее же не будут жечь на костре? Поклянись, Макс!
– Клянусь, более того, я дам ей возможность уйти, если мы узнаем всё, что нас интересует.
– А ее муж? Он сможет уйти с ней?
– Если подтвердится его предательство, будет повешен. И больше ни слова о нем,– жестко осадил девушку. Закончив шептаться, вернулись к пленнику. На лице Берта читалось отчаяние.
– Скажи ему, Ната, что их замысел раскрыт. Это был хороший план: выдать дикарку за Акрама, усыпить бдительность и перетянуть его на свою сторону. Скажи, что Акрам и дикарка будут сожжены, но у него есть шанс спасти женщину. Что и как говорить дальше – на твое усмотрение.
Дикарь продержался недолго: спустя всего несколько минут он заговорил с такой скоростью, что Нате приходилось его останавливать. В его речи мелькали такие слова, как «штурм», «план», имеющие общее происхождение для всех европейских народов. Допрашивала его Ната около десяти минут. За это время дважды выходил наружу, где в неизвестности томился Акрам. Чуть поодаль стояла группа его воинов: присутствие брата правителя Берлина охлаждало горячие головы. При моем появлении воины окончательно тушевались, старательно отводя глаза.
– Макс, я закончила,– появившись в дверях, Ната поманила меня рукой.
– Богдан, если почувствуешь неладное – прими меры,– достаточно громко для сторонников Акрама напутствовал своего телохранителя, входя вместе с Гураном в комнату.
Ната метнула взгляд на брата Терса:
– Говори всё, что узнала. У меня нет от Гурана секретов.
Дитрих, король двух немецких фюрляндов, оказался далеко непрост. Вместе с Гансом Мольтке, побывавшим в плену у Русов, они разработали гениальный план. Молодой немецкий король и не планировал атаковать Мехик в лобовую, предпочтя хитрую кампанию. Чем дальше рассказывала Ната, тем сильнее мрачнело лицо Гурана. Будучи еще очень молодым, брат правителя Берлина оказался достаточно умным, чтобы уловить всё коварство врага.
Узнав, что дикари, проживающие в окрестностях Мехика, торгуют с Русами, Дитрих решил этим воспользоваться. Для этого он внедрил двух полукровок в племя Бана, щедро одарив их железными ножами. С каждой группой дикарей непременно приходил один из лазутчиков, проводивший разведку. Оставив Ганса заниматься сбором информации, сам Дитрих переключился на формирование большой армии. Разведчики доносили Гансу количество воинов, состояние материала крепостной стены и даже расположение домов и улиц сразу за стеной. В одной из таких торговых сессий Берт взял с собой жену. Женщину заприметил Акрам, разгневанному Берту едва удалось сдержать себя в руках. Но этой информацией решил воспользоваться Ганс, убедивший Берта временно пожертвовать женой до взятия Мехика.
Оказавшись на ложе Акрама, Зира постаралась обработать градоначальника, постепенно внушая ему мысль о могущественном короле на севере. Акраму обещали Мехик в наследное владение и сохранение власти, но при условии помощи врагу.
План Дитриха и Ганса состоял в том, что во время одной из торговых встреч вместо дикарей придут воины Ганса, переодетые дикарями. Обычно, чтобы впустить дикарей и их трофеи, требовалось открыть одну дверь. От Акрама требовалось дать указание на открытие второй двери и уменьшить число воинов на крепостной стене. Штурмовой отряд Ганса должен был ждать сигнала к атаке, укрывшись в зарослях на самой опушке леса. Сигналом к атаке служило исчезновение воинов на двух башнях, расположенных у входных ворот. По плану Ганса именно Акрам должен был спустить воинов со стены под предлогом помощи занести туши убитых животных.
Воины, переодетые дикарями, должны были наброситься на стражу Мехика, едва та спустится со стены и станет уязвимой. Одновременно штурмовой отряд Ганса, планировал преодолеть триста метров, разделяющие крепость от леса, и ворваться внутрь. При соотношении сил один к пяти дальнейший исход схватки был весьма предсказуем. Задержка исполнения этого плана была вызвана колебаниями со стороны Акрама: потакая торговле и прикрывая врага, он не решался сделать последний шаг. При предпоследней торговой встрече предатель дал окончательное согласие второму шпиону. Сегодняшняя встреча была последней перед штурмом, так сказать, генеральной репетицией. Подвело Берта любопытство и чувства к жене: ему хотелось увидеть, где расположен дом Акрама.
– Макс Са! Можно мне убить Акрама? – Гуран кипел гневом, его ноздри хищно раздувались.– Надо послать гонца к брату, нам нужно подкрепление.
– Подкрепление нам нужно, но убивать Акрама рано, надо подумать, как его использовать против немцев. Пусть его приведут, мне надо задать ему пару вопросов.
Еще во время рассказа Наты в голове начал формироваться план. Пока это только наметки, надо было всё взвесить и рассчитать.
Акрам зашел в комнату в сопровождении Богдана и Баска. Увидев пленного, он всё понял: его рука схватилась за нож на поясе, но оружие у него отобрали, а самого поставили на колени, фиксируя за плечи.
– Что ты скажешь в свое оправдание? – Предатель проигнорировал вопрос, бешено пытаясь вырваться.
– Ната, приведи Зиру, одного она разговорила, посмотрим, как разговорит второго.
Дикарка зашла за Натой, не смея поднять глаза. Увидев ее во второй раз, вынужден был признать в душе: молодая женщина – истинная красавица. Именно так выглядят девушки на рекламных проспектах Таити и Микронезии.
– Зира!..– попытался рвануться к дикарке Акрам.
– Не дергайся,– Богдан припечатал кулак в голову предателя, заставив того смолкнуть.
– Я сожгу на костре твою Зиру, а тебя заставлю подбрасывать дрова,– пригрозил Акраму, игнорируя возмущенный возглас Наты.
– Пощади ее, Макс Са,– взмолился коленопреклоненный предатель,– сожги меня, Берта, а ее – пощади.
– Может, и дарую ей жизнь, всё зависит от тебя,– закинул наживку.
Акрам хватался за любую соломинку:
– Я сделаю всё, что скажешь.
– Макс Са, дай мне убить его! – взбешенный Гуран выхватил свою саблю.
– Не сейчас! У меня есть план. Есть ли в городе тюрьма, подвал, острог где можно несколько дней подержать наших пленных?
Вопрос задавал Акраму, но ответил Гуран:
– Есть! Только не понимаю, зачем их кормить и держать в подвале.
– Поймешь, всему свое время. Баск, позови сюда воинов Акрама, пока они не решили, что их командира убивают. Акрам,– обратился к бывшему градоначальнику,– сейчас сюда зайдут твои воины, признаешься им, что ты – предатель и перешел на сторону врага. Сделаешь это – сохраню жизнь Зире.
– Сделаю,– обреченно проронил раздавленный командир, в одну секунду лишившийся всего.
Баск вернулся с делегацией из пяти воинов: увидев своего командира на коленях, двое судорожно сглотнули, руки непроизвольно потянулись к ножам.
– Русы,– привлек я внимание воинов,– перед вами на коленях – предатель, ваш бывший командир Акрам. Он перешел на сторону врага и собирался открыть им ворота, чтобы враг захватил Мехик.
– Это правда,– глухо подтвердил Акрам, не поднимая головы.
– Но это должно остаться между нами, враг не должен понять, что мы узнали о предательстве. Кто из вас старший?
– Я, Макс Са,– склонил голову воин со шрамом на всё лицо.
– Как тебя зовут?
– Нгха.
– Отныне тебя зовут Шрам, запомни! Это имя тебе дает сам Макс Са. Увеличь число воинов на стене и пусть все остальные тоже будут в готовности. Будешь отчитываться мне и Гурану.
– Хорошо, Макс Са,– приложил правую руку к груди новоявленный командир.
– А теперь иди и смотри, чтобы не разошлись слухи о предательстве Акрама. Ты меня понял?!
– Ната, уведи Зиру, Баск, проследи, чтобы она не могла убежать. Этого,– указал на лазутчика Берта,– тихо прикончить и труп утопить в болоте. Акрама в темницу или в подвал, и чтобы охрана была из твоих людей, Гуран.
– Когда следующая встреча с дикарями?
Акрам дернулся, но ответил:
– На следующий день после полной Луны.
Когда предателей увели, я поспешил удовлетворить любопытство Гурана:
– Наши враги замыслили для нас ловушку, а мы их самих поймаем. Используем их план против них самих.
– Как, Макс Са? Мы пошлем к ним лазутчика? А как наш рейд, мы же хотели сжечь их деревни и убить много врагов? – Гуран весь подрагивал в ожидании ответа.
– Необходимости в рейде нет, пара десятков сожженных домов нам ничего не даст, кроме повышения мобилизованности врага. Пусть враги думают, что всё идет по их плану. Боюсь, исчезновение Берта насторожит Ганса, но придется довериться интуиции. Каменный век, с любым воином может случиться неприятность. Будем надеяться, что и Ганс рассуждает именно так, другого выбора у нас нет. Не думаю, что он станет менять тщательно спланированную операцию из-за пропажи одного лазутчика. Немецкая генетика и пунктуальность должна сработать, это не русские, что импровизируют на ходу.
Гуран с открытым ртом выслушал мой монолог, едва ли поняв половину сказанного. Надо было удовлетворить любопытство парня, пока его не разорвало.
– Гуран, мы сделаем вид, что не знаем о предательстве. На следующий день после полнолуния Акрам откроет обе калитки, чтобы дикари могли занести животных.
– Но это же будут не дикари, а наши враги,– вскричал Гуран, теребя рукоять сабли.
– Знаю,– невозмутимо продолжил рассказ,– воины спустятся со стены, чтобы помочь им занести туши. Тем самым мы подадим врагу сигнал, что можно атаковать.
– Они побегут атаковать, а наши воины поднимутся на стены, а калитки мы закроем,– радостно перебил меня Гуран, едва не хлопая в ладоши.
– Нет, мы дадим им ворваться внутрь, и лишь потом закроем ворота. Враги окажутся в западне.
– Зачем их впускать, Макс Са? – растерянно спросил брат Терса, судорожно сглотнув.
– Чтобы ни один из врагов не смог уйти живым. Думаю, потеря трех сотен отборного отряда надолго охладит пыл Дитриха, заставит его искать варианты для переговоров,– улыбнулся в лицо озадаченному Гурану, искусавшему губы до крови.
– Сейчас самое главное – послать гонца в Берлин к Терсу: нам нужны еще минимум пара сотен воинов, и особенно – арбалетчики.
– Я подберу человека,– Гуран двинулся к выходу.
– Нужно, чтобы поехал ты. Никто другой не сможет убедить Терса остаться в Берлине. А он там очень нужен. Неспокойно мне, Гуран, всё время ожидаю нападения со стороны сатанистов.
– Я понял, Великий Дух, возьму с собой двоих людей и отправлюсь прямо сейчас.
– Передай Терсу мои слова: пусть готовится отражать нападение сатанистов. И ни в коем случае не покидает Берлин!
– С нами Великий Дух Макс Са, нам не страшен никакой враг,– улыбнувшись, как мальчишка, Гуран вышел, оставив меня ломать голову, как соорудить хитроумную мышеловку для отряда Ганса.
Глава 7. Противостояние
Дитрих расхаживал по тронному залу, меряя шагами комнату. Отряд, посланный к атлантическому побережью поздней весной, не вернулся. Тридцать обученных воинов под командованием Свена Пруста не могли исчезнуть просто так. Прождав июнь и июль, молодой правитель фюрлянда отправил поисковую экспедицию: такими людьми, как Пруст, разбрасываться было нельзя. Поисковая экспедиция дошла до океана, но следов первого отряда не обнаружила. Потратив на поиски почти два месяца, экспедиция под командованием Нормана Крюге вернулась с пустыми руками. Как ни прискорбно, но Дитриху пришлось смириться с мыслью о безвозвратной потере Свена Пруста и тридцати его воинов.
После первоначальных успехов в деле производства стали для пушек наступил ожидаемый процесс стагнации. Его инженеры и кузнецы не могли добиться улучшения баллистики. Увеличивая длину пушечного ствола, удалось достичь дальности выстрела в четыреста метров. Инженер Лерниц высказался о невозможности увеличения дистанции выстрела при существующих технологиях. Дитрих вспомнил, как стойко выдержал Лерниц его вспышку гнева, ни один мускул не дрогнул на лице инженера.
Со слов Лерница, увеличения дальности выстрела можно добиться двумя способами: изготовлением унитарных зарядов, не допускающих выхода части пороховых газов впереди ядра, или использованием нарезов в стволе пушки. Но все они недостижимы в настоящее время: Лерниц просил два года для изготовления унитарных боеприпасов и пушек, заряжающихся с казенной части. Образец был: снятая с субмарины пушка, уже больше ста лет хранившаяся в фюрлянде. Но не было даже образца снарядов, все знания основывались на записях предков и редких книгах, переживших их хозяев.
Не сильно продвинулись Огюст и Лерниц в изготовлении огнестрельного оружия для воинов. Первая десятка "топов«,– Дитрих не знал кому в голову пришла идея так назвать ружья,– была передана отряду Ганса, находившемуся недалеко от цитадели врага. По одной версии, слово «топ» было восклицанием дикарей, услышавших ружейный выстрел. Стволы для ружей приходилось ковать вручную, сваривая их кольцами для достижения необходимой прочности. Заряжание – со ствола, но здесь дело обстояло куда легче, чем с пушками. Для заряжания огромных пушек, что отливались в фюрлянде, требовалось несколько человек.
Меткость таких ружей оставляла желать лучшего, но главным было пробивное действие: круглая пуля пробивала доспехи его воинов. Следовательно, пробьет и доспехи Русов, со слов Ганса, доспехи их врага не сильно отличались от экипировки дойчей.
Первоначальный план – обрушиться всей массой на пограничный городок и смять его гарнизон Дитрих изменил после того, как наткнулся на записи Адольфа Эрста, описывавшего Великую Войну. Его предок писал, что хитрости на войне надо отдавать больше предпочтения, нежели грубой силе и напору. Ганс Мольтке побывал в разведке, где, взобравшись на горные вершины перед крепостью, оценил вероятность штурма пограничного городка Русов.
– Будут большие потери, мой король,– доложил его надежный товарищ, вернувшись из разведки.– Проход в страну Русов преграждает высокая стена, упирающаяся в отвесную скалу.
– Обойти ее нельзя? – Дитрих не любил ответ «нет». Ганс был не из робкого десятка, да и дружили они с детства.
– Нет, мой король. Второй конец стены уходит в озеро. Собственно, само озеро – это часть болот, что простираются вокруг него. Болота страшные, я потерял двоих воинов, сунувшихся в них. Эти Русы коварны, они выстроили стену так, что ее нельзя обойти. Крепость надо брать, но будут большие потери.
Дитрих помнил этот разговор до мельчайших подробностей. И не забыл, как совершенно случайно перед ними открылась лазейка завладеть неприступной крепостью.
– И что, они там сидят за этой стеной вечно? Им есть, охотиться, сажать хлеб не надо? – грохнув кулаком по столу, дал он тогда выход своим эмоциям. Но ответ Ганса заставил его вскочить от радости.
– Дитрих,– Ганс мог позволить себе обратиться к королю по имени,– там местные дикари им приносят животных в обмен на безделушки.
– Какие безделушки?
– Железные ножи отвратительного качества, кузнецы у них явно не самые лучшие,– пренебрежительно отозвался Мольтке вставая.
Ганс уже дошел до двери, когда Дитрих окликнул его:
– Вернись, Ганс, я придумал, как нам взять эту крепость, запирающую выход в земли Русов.
– Расстрелять пушками и пойти в атаку? – предположил Ганс, возвращаясь к королю.
– Нет, мы сделаем иначе: твои отборные солдаты проникнут внутрь под видом дикарей, вступят в бой и откроют двери для остальных воинов. Надо всё продумать, торопиться не будем, у нас один шанс, и его надо использовать сполна.
Они просидели тогда до поздней ночи, обсуждая всё варианты. Отправляя Ганса с отборным отрядом к границе, Дитрих дал Гансу свободу действий. Мольтке мог самостоятельно доработать или изменить план и самостоятельно выбрать время для его успешного исполнения. Отборный отряд, включавший в себя десять обладателей «топов», двадцать всадников,– пятую часть всей конницы фюрлянда,– и больее двухсот пеших воинов, ушел к границе почти два месяца назад. За это время Ганс прислал всего одну короткую весточку: «Мой король, всё идет по плану. О сроках атаки сообщу дополнительно».
Усевшись в кресло, Дитрих мысленно обратился к неведомому Макс Са, чьими детьми себя считали Русы. Со слов Ганса, побывавшего в плену Русов, Макс Са у них не то Бог, не то посланник Бога. Из разговоров Русов, что смог понять Мольтке, этот самый Макс Са ушел на небо, но обещал вернуться. И случилось это, судя по всему, во времена, когда его предок Адольф Эрст попал в эти края.
"Очередная сказа про Великого Шамана«,– усмехнулся Дитрих, перелистывая рукописные труды своего предка.
Осторожно постучав в дверь, заглянул Карл, начальник дворцовой охраны:
– Мой король, есть донесение от Мольтке.
– Неси сюда,– вскочил с места Дитрих.
Разорвал кожаную тесьму и развернул лист грубого пергамента.
Короткое послание гласило: «На следующий день после полнолуния. Твой друг и подданный Ганс Мольтке».
– Карл! – заорал Дитрих. Перепуганный начальник охраны влетел в комнату, обнажая саблю.
– Зови Фрица Лейбнера, нам надо обсудить военную кампанию.
Карл выскочил за дверь, а Дитрих аккуратно сложил донесение Ганса среди остальных бумаг. До этого пограничного городка около восьми дней пути. С учетом обоза и пушек, это дней десять. А полнолуние – примерно через неделю.
– Нельзя терять ни минуты, чтобы прибыть вовремя,– пробормотал себе под нос молодой король,– воинам после победы нельзя долго бездействовать, иначе они теряют желание сражаться.
Эту великую мудрость он вычитал в книге своего предка. Была там еще одна запись, но о ней Дитрих сейчас не думал, погрузившись в размышления о близкой победе и молниеносном наступлении. Стояла середина октября, до сезона дождей оставались считанные недели.
– Надо закончить войну до середины ноября,– сам себе установил срок будущий завоеватель, зевая в ожидании своего военного министра. Он спланировал то, чего так страстно хотел его великий предок – достижение мирового господства. Первыми покорит Русов, расставит по всему миру свои форпосты, чтобы его потомки могли контролировать развитие племен дикарей. Нельзя допускать развития иных цивилизаций, кроме дойчей. Это противостояние с целым миром, но в душе молодого короля бурлила горячая кровь, не давая трезво мыслить. Вторая мысль в хрониках его предка гласила, что нельзя оставлять врага недобитым.
– Не оставлю, великий Адольф, не оставлю,– прошептал потомок нацистов, завороженно смотря на огонь в камине, где ему чудились битвы и сражения.
От глубоких размышлений его отвлек Фриц Лейбнер.
– Мой король!..– вошедший почтительно склонился.
– Фриц, каковы наши силы на настоящий момент? – Дитрих сразу перешел к делу.
– Больше двух тысяч обученных пеших воинов, две сотни лучников, около пары десятков стрелков проходят обучение. Есть еще две сотни всадников,– закончил подсчет Лейбнер.
– А пушки?
– Десять малых и две большие,– мгновенно ответил военный министр на вопрос короля.
– Мы выступаем на юго-запад, к землям Русов. Оставь небольшое количество воинов для охраны дворца и наших городов, все остальные послезавтра должны быть готовы выступить.
– Мой король!..– открыл рот Лейбнер, чтобы возразить.
– Фриц, я всё сказал, можешь идти,– пресек его попытку Дитрих.
После ухода Лейбнера он достал «Хроники IV Рейха», открыл на чистой странице и вывел красивыми буквами: «Начало завоевания мирового господства».
* * *
Патриарх Никон мог считать себя счастливым человеком: он был единственным из ныне живущих в Макселе, кто еще помнил «отцов-основателей». Образ деда в памяти потускнел, но усилием воли Никон мог представить себе бородатое хмурое лицо своего деда. Тот был совсем молодым, когда попал в этот мир. Он взял на себя функции Патриарха, женив своего брата на местной правительнице. За многие десятки лет преследований секта «Новый Израиль», или «Христоверы», наконец обрела свой новый дом, не боясь притеснений.
Никон любил выспрашивать у старого умирающего деда подробности тех времен, когда " христоверы" оказались на новой земле. Уже перед самой смертью дед Алексей, доживший до ста лет, рассказал Никону, что всю жизнь боялся возвращения Макс Са. Этот мифический персонаж имел силу среди Русов даже спустя сто пятьдесят лет своего отсутствия.
Никон знал со слов деда, с какими трудностями пришлось столкнуться «отцам-основателям», высадившимся в этой благодатной местности. Аборигены говорили на искаженном русском языке, отказываясь принимать новую веру. Спустя десять лет бесплодных попыток Алексей Гаврилов, дед Никона, пошел на беспрецедентный шаг, объявив Макс Са сыном Иисуса. Это не сразу, но дало результат: ряды " христоверов" начали пополняться Русами, которым возвышение статуса любимого Макс Са очень понравилось.
Но были и те, кто яростно продолжал сопротивляться нововведению. Первоначально, во времена Алексея Гаврилова, первого Патриарха, их просто не трогали. При отце Никона сектантов «Возвращения» выселяли из городов, чтобы они не мутили народ. Никон, унаследовав титул Патриарха, первый десяток лет продолжал политику отца, выселяя сектантов из населенных пунктов. Спустя время он понял, что эта тактика была ошибочной: создавались целые анклавы, где не признавался Иисус. Тогда Никон поменял тактику, сажая сектантов в тюрьмы и обрекая их на рабский труд на рудниках.
Всё эти репрессии давали обратный эффект, усиливая недовольство Русов. Первого сектанта приговорил к сожжению суд Будилихи ровно десять лет назад. Вначале сожжения были часты, но с каждым годом их становилось меньше. Всё меньше оставалось желающих прилюдно заявить, что Макс Са вернется, и что Он – Великий Дух, а не сын Иисуса. Сектанты еще оставались среди Русов, в этом Никон не сомневался, но то, что они боялись выступать прямо – было хорошим знаком.
Прожив долгую обеспеченную жизнь, Никон был готов к смерти, считая, что существованию " христоверов" ничто не угрожает. Еще пара поколений, и про Макс Са можно забыть, предать его забвению. Единственное, что беспокоило патриарха,– так это неумение его сына Синода держать себя в руках. Вспыльчивый, он уже успел натворить немало дел. Никон знал, о воровстве из казны, но прощал это единственному сыну. Простил и смерть семьи своего счетовода Лутова, сгоревшего вместе с семьей.
Но не суждено было Никону умереть спокойной старостью: из Будилихи привезли странного сектанта. Патриарх хорошо разбирался в людях, а сопоставив рассказ Максима Серова,– так представился молодой крепкий парень,– со словами деда, понял, спокойной смерти ему не видать. Борясь с совестью, он принял единственное верное решение, устранить угрозу существованию «христоверов», поручив Синоду утопить Максима и женщину, которая была вместе с ним. Но Синод и здесь опростоволосился, позволив сбежать мифическому Макс Са. Трупы охранников обнаружили быстро, стрела была местного изготовления, даже быстро вышли на кузнеца.
Под страхом сожжения на костре кузнец выдал покупателя, но дом парня по имени Баск оказался пуст. Бросив всё силы на поиски беглецов, Никон упустил из виду порт. Вспомнив о морских воротах, послал туда отряд. С момента бегства Макс Са из порта Макселя ушло всего одно судно – берлинская торговая шхуна. За ним отрядили один из лучших парусников Макселя с требованием досмотреть судно, и при обнаружении Максима Серова убить на месте.
А дальше начались чудеса: судно не вернулось и было обнаружено в семидесяти километрах от Макселя практически полностью сгоревшим. Спаслись два члена экипажа, клятвенно заверявшие, что мужчина, которого им предстояло убить, на их глазах метнул молнию правой рукой. Все попытки инквизиции " христоверов" переубедить спасенных в невозможности такового наталкивались на иступленные крики двух матросов, клявшихся в своих словах. Никон отдал приказ убить обоих, живые они принесли бы столько вреда, что от одной мысли об этом Патриарх начинал задыхаться.
Не дал результата ультиматум правителю Берлина Терсу: проклятый безбожник не испугался войны, объявив о выходе из подчинения Макселю. Его внучатый племянник император Тихон и сын Синод кипели гневом, требуя организовать военную экспедицию и покарать как Макс Са, так и правителя Берлина. Никону пришлось дважды повысить голос, чтобы заткнулись оба. Сейчас он ждал прихода императора и сына, предстояло обсудить полученные от информатора сведения. Патриарх сумел внедрить несколько своих людей в Берлин, одного даже сумел пристроить во дворец Терса.
Данк заботливо подбил ему подушку, усадив Никона поудобнее. Этот огромный и с виду страшный человек всецело был предан ему душой. Данк родился на его глазах, до него в личной охране Патриарха был отец Данка, а еще раньше дед. Дед Никона рассказывал, что на окраине города встретил предка этих огромных страшных людей. Взял его к себе, кормил, заботился. Так появилась династия Данков, являвшихся личными телохранителями Патриархов.
Первым пришел Синод. Поцеловав руку отца, присел на стул, поигрывал рукоятью украшенного кинжала. Император Тихон IV явился спустя почти полчаса. Император приходился внучатым племянником Никону, линия младшего брата его деда не отличалась долгожительством. Формально главой империи был император, хотя реальная власть была в руках Патриарха.
– Дети мои,– слабым голосом начал Никон,– я получил весточку из Берлина, потому и вызвал вас. Сектант, называющий себя Макс Са, отбыл с небольшим отрядом в городок Мехик и прислал оттуда гонца к Терсу с требованием подкрепления.
– Самое время напасть на Берлин, отец,– перебил Никона Синод.
Укоризненно взглянув на сына, Патриарх продолжил:
– Мне удалось узнать, что проклятый чужеимец в некоторых вещах говорил правду. На севере есть сильное государство немцев, и, судя по всему, они идут войной в нашу сторону. С одной стороны, Русы одной крови с нами, но Берлинцы – безбожники, не признающие нашего Господа. С другой стороны,– и это информация достоверная,– немцы – христиане, хотя и лютеранского толка. Кто нам ближе – Брат по крови или брат во Христе?
Никон устало откинулся на подушку. Молчание нарушил император Тихон: будучи всего на год старше Синода, он отличался редкостной логикой.
– Отец наш Никон, я думаю – нам ближе тот, кто может победить в этой войне.
Губы Патриарха тронула слабая улыбка: из рассудительного Тихона и вспыльчивого Синода получился бы хороший правитель, возжелай Господь соединить их характеры в одном человеке.
– Нам никто из них не ближе,– возразил Синод,– одни – безбожники, вторые – люди чужой крови. Надо напасть на Берлин и прибрать его к рукам, а потом,– он сделал паузу, ловя реакцию отца,– выступить против немцев, чтобы никогда не ступала их нога на землю русскую.
– Брат мой, Синод,– император встал и прошелся по комнате,– не лучше ли нам их оставить пока в покое, пусть воюют друг с другом. А мы потом обрушимся на победителя и приберем всё к рукам.
Никон открыл глаза: он услышал то, ради чего пригласил племянника и сына.
– Мы подождем, если Берлин не падет под ударом немцев, заключим соглашение с немцами. Макс Са для нас опаснее чуждых по крови. Если Берлин падет – тогда мы придем на выручку Русам и будем спасителями для них. Это приведет безбожников к нам, к нашему Господу и посрамит проклятого чужеимца. А сейчас оставьте меня, я очень устал. Данк, проводи моих детей и дай мне воды,– Никон смежил глаза, давая понять, что разговор окончен.
Прислушиваясь к шагам в коридоре, он пожалел, что Синод не отличается благоразумием Тихона. Именно рассудительность и выдержка потребуется " христоверам" в этом странном противостоянии, что началось с появлением Максима Серова.
Глава 8. Мышеловка
Берта, лазутчика немцев, убили тихо и без шума. Ночью его труп следовало притопить в болотах. Зира и Акрам были посажены в подвал с надежной охраной. Гуран отбыл с двумя всадниками в Берлин, чтобы вернуться с подмогой. С собой они по моему совету взяли запасных лошадей: до полнолуния оставалось примерно девять дней, за это время следовало сделать многое. Я хотел избежать долгой и кровопролитной войны с немцами. Для этого следовало ошеломить противника, вселить в него неуверенность, создать иллюзии своего невероятного могущества и силы. Этого можно добиться, уничтожив отборный отряд Ганса и послав выжившего пленного к Дитриху. Любой монарх должен задуматься о целесообразности дальнейшей войны, если твой лучший отряд перемалывают в щепки.
Шрам, новоявленный командир воинов Мехика, а также Богдан, Баск и Борд сопровождали меня повсюду. Первым делом я оценил вместимость пространства сразу за стеной с нашей стороны. Со слов Берта, в отряде Ганса было около трехсот человек. Чтобы уничтожить их всех, мне надо дать им возможность пройти за стену и запереть их внутри города, лишив возможности бегства. Но площадь за стеной до первых домов не могла вместить такое количество людей: мешали три частных дома и одна небольшая казарма.
– Шрам, собери свободных воинов и простых людей, надо разобрать всё эти дома.– Шрам не стал задавать вопросов, вместо него это сделал Борд.
– Макс Са, зачем их разбирать?
– Нам нужно, чтобы все враги смогли войти внутрь стены, прежде чем мы закроем ворота. Если дома не убрать, они просто здесь не поместятся,– пояснил командующему Берлина, мысленно осматривая место, где придется строить баррикады.
Если возвести высокие баррикады между домами, немцы попадут в замкнутое пространство. Их можно будет безнаказанно расстреливать, укрываясь в башнях на стене и за баррикадами. Нужен был еще элемент для внесения сумятицы в их ряды, заставив забыть о первоначальных планах.
Мимо прошествовал пушкарь Нарм со своим отрядом из семи человек.
– Нарм, шьют мешки для картечи? – окликнул я парня.
– Да, Макс Са.
– Как проходит обучение? Ты решил вопрос с мерником?
Получив утвердительные ответы на оба вопроса, отпустил парня. Глядя в спину грамотному парню, пожалел об отсутствии Бера. Бер со своим спецназом мог бы зайти с тыла атакующим немцам, внеся сумятицу в их ряды, обрушившись как гром среди ясного неба. «Как гром среди ясного неба!» – повторил про себя и радостно вскрикнул: надо в баррикадах установить пушки, заряженные картечью. Когда враг ворвется внутрь, выстрелы в упор просто проложат ряды среди такого количества врагов. Вот и сумятица, и гром среди ясного неба. Стоял вопрос с воротами: как их закрыть, не рискуя людьми.
Шрам собрал воинов и горожан, приступая к разборке домов.
– Переселишь людей из этих домов в другие, потом построим им новые. А бревна и камни тащите сюда,– указал на место, где планировалась первая баррикада.
К крепостной стене выходили три улицы: перекрыв проход между улицами, можно было получить вторую стену, куда не смогут пройти враги. Если поставить еще две баррикады с боков, то получится большой прямоугольник длиной триста метров и шириной примерно в сто.
Рассадив лучников и арбалетчиков за баррикадами, будем в упор отстреливать врагов, оказавшихся в окружении. По-прежнему оставался вопрос, как закрыть ворота: хлынувшая масса немцев просто не позволит приблизиться к ним. Вопрос с воротами меня беспокоил конкретно: если ничего не придумать, часть врагов просто обратится в бегство. Добравшись до леса, они окажутся в выигрышном положении, разя преследующих Русов из-за укрытий. Чтобы мышеловка сработала, нужно, чтобы всё работало как часы.
Именно слово мышеловка и натолкнуло меня на решение проблемы ворот: нужно сделать железные решетки. И придумать конструкцию, чтобы решетки падали сверху, намертво закрывая выход. Пока Шрам с воинами и привлеченными горожанами разбирал дома, перенося стройматериал на улицы и складывая его там, чертил на земле решетки перед двумя местными кузнецами. То ли кузнецы были тупые, то ли я сам не отличался острым умом – меня упорно не понимали. Позвав Борда, попробовал объяснить ему принцип падающей сверху решетки, наглухо закрывающей проход. Борд сразу ухватил суть и показал мне, как иногда надо достучаться до местных, отвесив звонкие оплеухи кузнецам.
После оплеух кузнецы разом поумнели, предлагая свои варианты решения проблем. Всё дело оказалось в том, что местные любители ковать железо просто не хотели заниматься этим делом в то время, как у них были заказы. Вот и валяли дурака, изображая непонимание. После воспитательной работы Борда проблем с недопониманием не возникло. Кузнецы оказались знакомы с таким вариантом: нечто подобное использовалось для ловли животных живьем. Дверца клетки устанавливалась на распорку, животное задевало распорку, и тяжелая дверца закрывалась, скользя по направляющим.
– С утра займитесь этой работой, как вернется Гуран, он оплатит ваши труды и материал,– мои слова оказались кстати, кузнецы повеселели, обещав управиться с работой за пару дней.
К концу первого дня подготовки к вторжению мы сумели разобрать всё три дома, начав возводить баррикады. Надо было предусмотреть в них бойницы для пушек, пусть каждая сделает всего по одному выстрелу, этого будет достаточно. Остальное довершат лучники и арбалетчики, если за это время в Берлине не положили на мои слова про изготовление арбалетов.