Другая история науки. От Аристотеля до Ньютона Калюжный Дмитрий
«Я должен признаться, мне показалось странным, когда я приехал домой и услышал, что наши люди говорят такие распрекрасные вещи о власти, славе, великолепии и торговле китайцев, потому что, насколько я видел, они являют собой презренное стадо или толпу невежественных злобных рабов, подчиненных правительству, только на то и годному, чтобы управлять подобным народом».
Впрочем, в те времена подобные выпадения из общепринятой традиции были относительно редки.
Одним из наиболее выдающихся иезуитских миссионеров, установившим первую постоянную миссию в Китае, был Маттео Риччи, проживший в Китае с 1583 года до своей смерти в 1610 году.
В отличие от «шоковой» тактики доминиканцев и францисканцев, которые незадолго до него пытались внедрить в Китае свои идеи, он предложил нечто вроде «культурной аккомодации». Ему с помощниками удалось поселиться во внутреннем Китае, в Чжаоцине, но разрешение от губернатора он получил при условии, что они будут сами себя содержать, носить китайскую одежду и жениться на китаянках, если вообще намереваются это делать.
Риччи поразительно быстро отстроил здание миссии. Посмотреть на образец чужеземного строительства собирались большие толпы народа. Однако идея повесить над алтарем изображение Девы Марии оказалась явным промахом, потому что китайцы сходу посчитали, что приезжие поклоняются женскому божеству. Богоматерь заменили изображением Христа, тщательно подписанного Риччи как тяньчжу – Властитель Небесный, что было встречено с большим одобрением. Уже это переименование показывает, что начиналась постепенная подгонка христианских догм под китайские реалии.
Сначала этот итальянский проповедник и его коллеги одевались в буддийский костюм, но затем, из соображений, что буддийские монахи не имели особого уважения у населения, переоделись в типичных китайских шэньши, ученых мужей. Сам Риччи мог смело причислить себя к этому сословию, поскольку отлично знал конфунцианское учение. Даже есть мнение, что он кое-что конфуцианству прибавил, желая доказать, что оно не противоречит христианству.
Одним из важнейших предприятий, осуществленных Риччи, было создание карты мира. Вот что он сам говорил об этом:
«Отцы вывесили в своем зале карту целого мира… Когда китайцы поняли, что это было, все наиболее серьезно настроенные зрители захотели увидеть ее напечатанной с китайскими обозначениями, чтобы лучше понимать ее содержание, так как никогда раньше не видели и не представляли подобной вещи. Поэтому Отец (Риччи упоминает себя в третьем лице. – Авт.), который немного разбирался в математике, будучи в Риме учеником Клавия, взялся за выполнение этой задачи с помощью одного ученого, своего друга, и достаточно быстро они сделали карту мира большую, чем любая другая в доме… До тех пор китайцы напечатали много карт мира с заголовками типа «Описание всего мира», где Китай со своими пятнадцатью провинциями занимал мир полностью; по краю изображалось небольшое море, где были разбросаны несколько островков, на которых были написаны названия всех государств, о которых когда-либо слышали; все эти государства, сложенные вместе, не равнялись по размеру одной из китайских провинций… Когда они увидели, что мир так велик и Китай находится в его углу, наиболее невежественные стали насмехаться над таким изображением, но более умные, увидев упорядоченное устройство линий долгот и широт, не могли противиться чувству, что вся карта верна… Она была напечатана вновь и вновь, и весь Китай был наводнен копиями».
Когда позже в Чжаоцине Риччи сделал для китайцев несколько глобусов, понятие координат стало им еще более ясным. Историки нас убеждают, что китайцы все это давно знали, – а ведь только Риччи в конце XVI века показал им, что Земля шарообразна и Китай занимает достаточно скромную часть поверхности суши, а остальные страны гораздо больше, чем китайцы думали до того.
Однажды Риччи показали обсерваторию в Нанкине, и он был поражен великолепием содержавшихся там инструментов. Оказалось, они были сделаны во время правления монгольской династии Юань. Но кем? Мы полагаем, что европейцами, побывавшими там помимо Риччи; историки же уверенно говорят, что сделали инструменты китайцы, просто потом (по словам Дубровской) «китайцы забыли, как ими пользоваться, забыли настолько безоговорочно, что, когда инструменты были привезены в Нанкин из другого места, они не смогли отрегулировать настройку под широту нового местоположения».
Постепенно Риччи приобрел среди китайских ученых репутацию выдающегося человека. Позже он написал об этом своему другу:
«Поразительно, сколь мало они знают, так как заняты они исключительно морализаторством и красотой стиля, которым они… пишут об этом… Они думают обо мне, как о столпе учености и считают, что ничего подобного мне никогда не покидало наших берегов. Все это заставляет меня смеяться».
Демонстрируя китайцам достижения западной науки и технологии, иезуиты надеялись хотя бы в этом завоевать доверие и уважение правящих классов. В научной оболочке они пытались пронести христианство, которое туземцы оценили бы как составную часть всей западной учености. В самом деле, наука оказалось существенно эффективней, чем костры доминиканцев и шпаги португальцев.
Однажды из Европы привезли большие часы для губернатора провинции. Через некоторое время их вернули обратно в миссию, ибо никто не мог их отрегулировать, а попросту – заводить. Затем передали властям различные математические инструменты и книги; они вызвали особый интерес разнообразием переплетов с большим количеством золота и прочей орнаментировки. Позже прибыли музыкальные инструменты, вызвавшие огромный интерес к христианам: миссию целыми днями осаждали серьезные люди, а берег реки перед домом был полон лодок.
Прочитав некоторые фундаментальные классические произведения китайской литературы, Риччи приобрел полное понимание китайской культуры. После этого он начал поиски пути приложения христианских верований к этой культуре. Погружаясь в китайскую литературу, он обнаружил в канонических книгах много сюжетов, которые прекрасно сочетались с предметами веры, таких как единство Бога, бессмертие души, «слава благословенных».
Маттео Риччи стал первым европейцем, переведшим китайские классические тексты, и он был первым человеком с Запада, который в совершенстве овладел китайским языком. И ведь ему приходилось составлять свои собственные словари, чтобы в одиночку одолевать труднейший омонимичный иероглифический язык, в котором значение слога зависит еще и от тона, а в письменности – от индивидуальных особенностей употребления иероглифа тем или иным книжником. Перевод пяти классических книг конфуцианского канона даже сейчас кажется делом, которого хватило бы на целую жизнь, для Риччи же это было лишь побочным занятием.
«Китайский мудрец Кун Фу-цзы был неизвестен на Западе до тех пор, пока Риччи не перевел его работы и не дал ему имя, которое стало известно всем – Конфуциус, – сообщает Дубровская. – Тем временем он пытался восполнить пробел, который оставляло конфуцианство в трансцендентальной сфере, с помощью христианских идей. (То есть попросту дополнил конфуцианство своими идеями. – Авт.) В рационалистическом и гуманистическом наследии самого Конфуция и приписываемых ему трудах не остается места мистицизму, который легко можно найти у других древних учителей, таких как Будда или Мухаммед. Его взгляд на жизнь, на людей, на то, как надо распоряжаться делами – это взгляд разумного человека, способного к компромиссам… Конфуцианство представлялось Риччи прекрасной идеологией-партнером, которую можно было дополнить идеями о Всевышнем… Мысль о Божественном присутствии в душе каждого человека полностью отсутствовала в конфуцианской схеме, и именно эту лакуну Риччи собирался восполнить тенетами христианской веры».
Можно предположить, что ему просто времени не хватило «обнаружить» подобное у китайского классика. Зато он внезапно обнаружил, что держат себя с ним, как с равным. Ему больше не приходилось падать на колени в присутствии великих мира сего. В новом длинном одеянии фиолетового шелка с обширными рукавами, обрамленном у шеи голубым, в высокой черной шапке, несколько напоминавшей митру христианского епископа, с новым именем – Ли Мадоу, Риччи стал совсем новым человеком. Он носил наряд представителя китайского образованного сословия. Эта одежда, как признают исследователи, во многом напоминала облачение высших иерархов Римской церкви. Случайно ли?
Осенью 1598 года Риччи отправился в Пекин. Однако сколь много он ни знал о том, как делаются дела в Китае, он не мог пробиться сквозь препоны бюрократии, пронизавшей всю структуру власти Минской династии, близившейся к своему концу. По пути в Пекин он чуть было не потерял свободу, а когда наконец достиг столицы, все попытки получить аудиенцию у императора Ваньли были заблокированы ревнивыми и подозрительными легионами сановников.
Успех пришел неожиданно: Риччи пригласили во дворец, чтобы завести часы. Во многом этот начальный эпизод оказался симптоматичным для судеб иезуитов в Пекине, где им еще долгие годы предстояло служить «по научно-технической части», а не в идейной сфере, как они того желали. В любом случае, миссионер сумел извлечь максимум выгод из представившегося ему случая, а ведь он был первым европейцем, проникшим внутрь дворца.
Забота о часах была передана во дворце придворным математикам, их же попечению на целых три дня вверили и Риччи для того, чтобы он восстановил целостность часов. За этот срок ему не только пришлось изобрести китайские наименования для каждой части часов, но и, разобрав их, собрать снова. Конечно же он объяснил, что через определенные промежутки времени часы необходимо заводить. Три дня Ваньли буквально изводил Маттео Риччи вопросами о незнакомой стране, из которой тот был родом. Вопросы касались многих сторон итальянской жизни: традиций, плодородия земли, одежды, архитектуры, драгоценных камней, брака и церемоний свадьбы и похорон. А самое главное, Ваньли был в восторге оттого, что часы снова ходят и мелодично отбивают время. После этого можно ли верить в достижения древней китайской механики?
Следующим пунктом соприкосновения стала музыка. К Риччи направили четверых дворцовых евнухов для обучения игре на клавикордах. Интересно, что евнухи неоднократно порывались делать коутоу (ритуал почитания) и самим учителям и клавикордам.
Риччи задолго до приезда в Пекин понял, что один из способов получить влияние в Китае – это выправить китайский лунный календарь, который в течение почти четырех столетий находился в запущенном состоянии. Правила, по которым производились необходимые вычисления, были давно уже утеряны (а были ли они вообще?); проводились лишь чисто эмпирические замеры, которые давали большие ошибки. Ввиду того, что почти каждое важное событие в Китае приурочивалось к календарным вехам, календарь был своего рода политическим инструментом, а летосчисление – весьма серьезной и проблематичной сферой.
В своем письме в Рим в 1605 году Риччи жаловался:
«У меня нет ни одной книги по астрологии, но с помощью определенных умозаключений и португальских альманахов я иногда предсказываю затмения более точно, чем они… Если бы математики… приехали сюда, мы могли бы перевести наши таблицы на китайский язык и исправить их год. Это укрепило бы нашу репутацию, шире открыло бы ворота в Китай и дало бы нам возможность жить более защищено и свободно».
Эта просьба была выполнена уже после смерти миссионера.
Друг Риччи, китаец Сюй Гуанчжи (крещеный как Павел), блестящий ученый, выдержав государственный экзамен на занятие места в императорской Академии, смог претендовать на такие ключевые посты, как пост официального историка, составителя императорских указов или же, что было намного важнее для Риччи, – на пост учителя императорских детей. Вдвоем Риччи и Сюй перевели на китайский язык «Элементы» Евклида. Из всех знакомых Риччи только лишь Сюй и еще один обращенный, Ли Шицзао, смогли овладеть предметом.
Ли Шицзао (крещеный как Лев) служил в Министерстве общественных работ в Пекине. Он был географом старой традиции; карты Риччи открыли ему глаза на географическую реальность. Именно ради него Риччи сделал грандиозную настенную проекцию карты под два метра высотой и о шести панелях, отображавшую глобальный образ Земли. Он также перевел одну из книг Клавия и ввел в культурный оборот в Китае книгу англичанина Джона Холирудза «Трактат о сферах». К этому трактату Риччи написал стихотворение, озаглавленное «Трактат о созвездиях», в котором двадцати восьми созвездиям китайского неба давались четкие характеристики в форме легко запоминающихся рифмованных строк. А ведь по традиционным представлениям в Китае все это давным-давно знали.
В 1610 году Риччи умер. Стела над его могилой гласила:
«Человеку, который приобрел известность за справедливость и написал прекрасные книги. Ли Мадоу, человеку с Великого Запада. Воздвиг Хуан Чи-ши, губернатор столичного города Пекина».
Эта история имеет продолжение.
В 1620 году Павел Сюй сумел пригласить португальских заводчиков – производителей пушек, чтобы вооружить китайские армии современным оружием и оказать отпор маньчжурам, но общественное мнение в Китае по-прежнему противодействовало всему, что делалось иностранцами, и производители были высланы. Сами китайцы производить пушки не умели.
Чиновник Чу Шису (крещеный как Томас) в 1628 году представил императору доклад с просьбой разрешить ему изучать западное искусство литья пушек и другого оружия. Он сообщил, что в 1619 году уже были добыты четыре иностранные пушки. Таким образом, Мины стремились получить европейские пушки для защиты против маньчжур. Позже, в последние годы правления династии Мин, не только иезуиты, но и другие иностранцы приезжали в Пекин, чтобы делать оружие и для службы в китайских войсках.
В 1639 году иезуит Франсискус Самбиасо преподнес императору много подарков, включая часы, бинокли, карты, орган, зеркало и попугая. Он представил доклад, обращающий внимание на необходимость располагать хорошим календарем, разрабатывать различные руды, развивать межгосударственную торговлю и покупать западное оружие. В сущности, это была программа модернизации Китая, однако император, занятый войной с маньчжурами, из всех рекомендаций заинтересовался только календарем и оружием.
Консерваторы возражали против применения западных научных приборов, говоря, что часы дороги и бесполезны, что пушки не уничтожают противника, а в первую очередь сжигают самого бомбардира, и что Китай на карте мира Маттео Риччи не находится в самом центре и недостаточно велик. Они даже возражали против западного изобразительного искусства.
«Критики западной науки пытались ложно трактовать научные открытия европейцев, приводили пространные и неконкретные цитаты из конфуцианской классики и заявляли, что западная наука берет свои истоки в китайской, – пишет Д. В. Дубровская. – Таким образом, было заявлено, что западные календари были взяты из главы «Яотянь» в «Лишу», базовые идеи западных воззрений на Землю в ее астрономическом статусе исходили из комментария к 10 главе Цзэнцзы, а формула для вычисления длины окружности была найдена и освоена Цзы Чунчжи (425–500). В отношении алгебры заявлялось, что тут был позаимствован метод Ли Е времен династии Юань, тогда как другие элементы западной математики были извлечены из древнего математического трактата «Чжоуби суаньцин».
Между тем астрономы, о которых просил Риччи, прибыли в Пекин (в 1622). Это были два высокообразованных священника – Адам Шалль фон Белл (в латинской транскрипции Скалигер) и Иоанн Шрэк, или Терентиус. Четыре года спустя Шалль опубликовал здесь первое описание телескопа Галилея на китайском языке, а Терентиус в 1628 году напечатал на китайском же языке трактат о движении звезд и планет, в котором без обиняков навесил на старую китайскую астрономию ярлык «фантазии». Он наглядно, с помощью телескопа показал недостатки древних заблуждений.
«Момент истины» наступил, когда в Пекине ожидалось солнечное затмение 21 июня 1629 года. Ответственные за небесные предсказания астрономы получили официальное указание предоставить свои расчеты. Они предсказали, что затмение произойдет в 10 часов 30 минут и продлится два часа. Иезуиты же вычислили, что оно начнется на час позже, а продлится не более двух минут. Затмение произошло в точно предсказанное иезуитами время.
Через два дня высшие сановники государства представили императору доклад, превозносивший выдающихся западных астрономов. Через два месяца Палата Церемоний, главой которой был Павел Сюй, представила трону доклад о возможных исправлениях лунного календаря, страдавшего существенными неточностями в течение уже 360 лет. Наконец появился императорский указ, вверявший проведение реформы календаря иезуитам. Спустя две недели Павел Сюй в сотрудничестве с Терентиусом изложил долгосрочную программу по переводу западной научной литературы по математике, оптике, гидравлике и даже музыке на китайский, о сооружении десятков современных астрономических инструментов и об изменении счисления времени.
Такова история китайской истории. Риччи, как и его последователи, посылали в Европу доклады, в которых Китай рисовался страной, управлявшейся философами. Эти сообщения оказали глубочайшее влияние на такие важнейшие фигуры, как Лейбниц и Вольтер, а вкупе с китайской убежденностью в превосходстве и древности всего китайского породили мифический «древний Китай».
Наибольшее влияние на мыслителей середины и конца XVIII века оказал труд иезуитов «Географическое, историческое, хронологическое, политическое и физическое описание Китайской империи и китайской Тартарии», впервые опубликованный в 1735 году. В это время из различных частей мира, не только из Китая, приходили новости о добродетельных и даже великолепных цивилизациях, находящихся вне европейского влияния. Эти описания подпитывали всеобщее недовольство социальными и этическими реалиями, характерными для века, и дали толчок новой литературной форме вымышленного путешествия, в которой традиции и институты, рожденные воображением автора, приписывались отдаленным народам.
В политической области вывод, что столь чудесная цивилизация, которая ничем не была обязана Европе, в принципе могла существовать, произвел огромный эффект. Разделявшаяся многими надежда политического прогресса в Европе того времени состояла в том, что в Китае существовала абсолютная монархия, какой ее видели в идеале. Этот пример был хорош потому, что сама Европа не имела прецедента, на который можно было опереться, а в Китае нашли то, что хотели. Нашли, по словам Хадсона, «империю, столь же старую, как Римская, и все же до сих пор существующую, населенную так же, как вся Европа, свободную от кастовых, дворянских и церковных привилегий, управляемую правителем, посаженным небесами посредством бюрократии, состоящей из ученых-чиновников».
Для многих европейцев XVIII века Китай был страной мечты (особенно учитывая тот факт, что мало кто мог туда поехать). Китай был не реальностью, а воплощением Утопии. Это была страна Бога, такая, какой чуть раньше в воображении угнетенных и обездоленных европейцев была Америка.
Но уже в XIX веке европейцы достаточно резко писал, что переводы классических китайских работ, сделанные римскими миссионерами (в том числе Риччи), показывают, сколь малоценны эти работы для европейцев. Они говорили, что китайская литература – «детская», и это правильно, учитывая состояние общества и интеллекта, из среды которого эта литература произошла. Возникло мнение (даже среди китайских поклонников западной цивилизации), что китайской философии нечего добавить к европейской мысли.
Возвращаясь к теме образования, отметим, что, хотя многие позднейшие писатели полагали, будто соревновательные экзамены во Франции обязаны своим происхождением Китаю, все же и сама экзаменационная китайская система, и вообще «огромное уважение к учености», якобы свойственное китайцам, были значительно преувеличены.
Китайская школа прожила без каких-либо серьезных перемен весь последний отрезок своей средневековой истории при манчжурской династии Цин (1644–1911). «Китай будто уснул, охваченный летаргическом сном», пишет А. Н. Джуринский.
Ценные и оригинальные идеи педагогов, например Хуан Цзунси (1610–1695), которого иногда называют «китайским Руссо», оказались невостребованными и не повлияли на практику воспитания и обучения. Содержание образования носило сугубо гуманитарный характер. Учащиеся фактически не получали никаких сведений о соседних и дальних странах, им внушалась мысль, будто «Китай есть весь мир». Школьная система и государственные экзамены сохранялись в традиционном виде.
Обучение мальчиков грамоте начиналось с 6-7-летнего возраста в государственных школах за небольшую плату. Длилось обучение семь – восемь лет. Девочки получали лишь домашнее воспитание. Состоятельные родители нанимали домашних учителей или отдавали детей в частную школу.
Придя впервые в школу, мальчик кланялся изображению Конфуция, припадал к ногам учителя и получал иное – школьное – имя. Понятие учебного года отсутствовало, так как прием в школу проходил в любое время года. Учились весь год, кроме праздников и новогодних каникул, с 7 до 18 часов с перерывом на двухчасовой обед. Символ власти учителя – бамбуковая трость красовалась на видном месте и то и дело пускалась в ход. Каждый учился в собственном ритме. Главным способом было мнемоническое обучение: отвечая урок, ученик поворачивался спиной к тексту и старался воспроизвести его по памяти. Отсюда, кстати, китайский иероглиф, который одновременно означает «повернуться спиной» и «учить наизусть».
В итоге первоначального обучения нужно было заучить 2–3 тысячи иероглифов. Программа предусматривала последовательное заучивание текстов трех классических книг – «Троесловие» (начала философии, литературы и истории), «Фамилии всех родов» (типология китайских имен), «Тысячесловник» (содержанием сходный с «Троесловием»). Заучивали и другие тексты, например, «Детские оды» нравоучительного характера.
Особое внимание при элементарном обучении уделялось каллиграфии – искусству иероглифического письма.
После успешного экзамена в начальной школе учащиеся могли продолжить образование на следующей ступени. Обучение здесь длилось пять-шесть лет. В программу входили философия, литература, история, стилистика. Главными учебными пособиями являлись два конфуцианских компендиума: «Четверокнижие» и «Пятикнижие». Программа естественно-научного образования фактически отсутствовала, преподавались лишь начала арифметики. Учащиеся регулярно и часто сдавали экзамены (месячные, семестровые, годовые). По окончании обучения 18-19-летние юноши могли готовиться к сдаче государственных экзаменов.
Процедура экзаменов была громоздкой и утомительной и просуществовала вплоть до 1905 года. Во время экзаменов соискателей, предварительно обыскав, запирали в одиночные кельи, где те писали сочинение на заданную тему и согласно рутинному канону. Экзамены включали три последовательных этапа. Первый – уездные экзамены. Неудачники обычно становились школьными учителями. Успешно прошедшие экзамены удостаивались первой ученой степени сюцай (дословно «расцветающее дарование»). Они могли занять должности уездных чиновников и получали право на прохождение следующего этапа – провинциальных экзаменов.
Подобные испытания проходили один раз в три года в Пекине, Нанкине и главных городах провинций. Экзамены контролировали столичные и крупные провинциальные чиновники. Прошедшие экзаменационное сито получали ученую степень цзюйжэнь(буквально «представляемый человек») и крупные административные должности в масштабе провинции. Им предоставлялась возможность испытать себя на столичных экзаменах, которые проводились с интервалом в три года. Успех улыбался немногим; третью ученую степень цзиньши (буквально – «прогрессирующий ученый») получал только каждый третий из экзаменовавшихся. Три сотни счастливцев (обычное число выдержавших экзамены) могли рассчитывать на блестящую бюрократическую карьеру.
По сути, государственные экзамены подменяли функции школы, которая оказалась лишь началом многолетней и многоступенчатой процедуры самообразования. Причем экзамены отнюдь не являлись подлинным инструментом отбора талантов. В истории Китая есть немало примеров, когда известные ученые так и не сумели преодолеть бастионы восьмичленных экзаменационных сочинений. Для успешного экзамена требовались вовсе не творческие способности. Как говорили в Китае, «чтобы выдержать экзамен, нужно обладать резвостью скакуна, упрямством осла, неразборчивостью вши, выносливостью верблюда».
Образование в Европе
В отличие от истории развития педагогической мысли Византии, в Европе этот процесс изобилует такими необъяснимыми скачками, что пора вспомнить синусоиду А. М. Жабинского.
«Негоже одними и теми же устами возносить хвалу Юпитеру и Иисусу Христу», – писал папа Григорий I, как полагают, в VI веке (линия № 3 синусоиды), требуя устранить из программы образования греко-римскую литературу. В Византии в это время вполне уживалось одно с другим, а вот в XI веке (та же линия № 3) даже в Византии такое заявление было возможным.
В педагогике Европы с XI века начинает играть определяющую роль схоластика (от латинского scola – школа). Будучи универсальной философией и теологией, схоластика господствовала затем в общественной мысли в течение XI – начале XVI века. Как философия она разрабатывала алгоритмы дедуктивных рассуждений и силлогизмов; как педагогика – имела в виду преподать в логически стройном виде христианское вероучение, довести учащихся до совершенного систематизированного знания.
Варварское воспитание
«Ученый мир раннего Средневековья не предал полному забвению античные традиции. Они были использованы религиозными и педагогическими деятелями V–VI веков при обосновании иной системы обучения и воспитания», – пишут историки (например, А. Н. Джуринский) и тут же сообщают, что «в практике воспитания и обучения раннего Средневековья причудливо сплетались языческая (варварская), античная и христианская традиции». После чего идут совсем другие рассказы: оказывается, эти же самые века были временем расцвета варварского воспитания и обучения.
В Галлии как раз к V веку фактически исчез институт языческих жрецов (друидов), выполнявших ранее функции наставников и учителей, и начали складываться варварские традиции – особенно нравственного, физического, военного воспитания, которые сохранялись затем очень долго. И в других местах традиции варварского воспитания, начавшись с V века, развивались и крепли очень долго.
Из саг XIII века мы узнаем, что у скандинавов существовало только домашне-семейное воспитание. Мальчики и девочки до семилетнего возраста находились на попечении матери, затем воспитанием мальчиков занимались мужчины семьи и рода.
Программа воспитания мальчиков, подростков и юношей состояла прежде всего в физических упражнениях, которые одновременно готовили к крестьянскому труду (рыбака или хлебопашца) и профессии воина. Нордическая педагогическая традиция исключала участие жрецов (друидов); умственное воспитание (варварское право, генеалогия родов, мифология, руническое письмо как магический феномен) давали старейшины семьи и рода.
Будучи верным таким традициям, король остготов Теодорих (ок. 454–526, эпоха так называемых варварских королей) не только требовал, чтобы подданные приучали мальчиков к военному делу и укрепляли их физически, а даже возражал против интеллектуального римского (ромейского, византийского) образования. Это – линия № 4 синусоиды Жабинского. И в XII веке, линия № 4, идеалом воспитания было наличие физических и вполне определенных интеллектуальных достоинств. Ярл (региональный руководитель) Орхад Рогнвалдр Кали (ум. 1158) перечисляет следующие необходимые знания и умения для мужчины: игра в шахматы, знание рун и поэзии, работа по металлу, бег на лыжах, стрельба из лука, владение мечом и копьем, игра на арфе.
Эти варварские традиции сохранялись в семейно-домашнем воспитании, которым довольствовалось абсолютное большинство населения Европы даже в эпоху Возрождения, когда эллинская образованность пришла наконец в Европу. Традиция имела сословные черты и особенности, и организовалась в систему ученичества для третьего сословия и рыцарского воспитания детей феодалов.
Ученичество было основной формой обучения ремесленников и купечества. Мастер брал за определенную плату одного-двух учеников, которые становились даровыми работниками. Последнее обстоятельство подвигало мастера увеличивать срок обучения (в XIV–XV веках оно длилось восемь – десять лет). Во многих договорах об ученичестве оговаривалось, что мастер позволяет посещать ученику в течение одного года или двух лет школу или сам берется выучить его грамоте. Завершивший учебу становился подмастерьем, работая у мастера за плату, пока не открывал собственное дело.
Светские феодалы, помимо школьного обучения, прибегали к иному пути формирования подрастающего поколения – рыцарскому воспитанию. Его идеал включал идею жертвенности, послушания и одновременно личной свободы, при понимании превосходства над остальными сословиями. В этой среде было распространено презрительное отношение к книжной школьной премудрости. Ей противопоставлялись «семь рыцарских добродетелей»: владение копьем, фехтование, езда верхом, плавание, охота, игра в шахматы, игра на музыкальном инструменте с пением собственных стихов.
Первые упоминания о рыцарстве, по сообщениям энциклопедий, относятся к концу Х века, но называли их тогда по-разному. Например, в латинской терминологии рыцарь – milites. Сначала под рыцарями понимали категорию военных слуг знати, преимущественно конных. В XI–XII веках (линии № 3–4 синусоиды Жабинского) рыцарями стали называть всех светских феодалов-воинов, а позже, с образованием духовно-рыцарских орденов, и церковных феодалов.
Однако мы с легкостью находим и рыцарей и принципы их воспитания в более ранних веках традиционной истории. Например, варварского короля Артура (V–VI века, линии № 3–4), явного участника Крестовых войн (которые начались в конце XI века) тоже называют рыцарем. А вот что говорится о воспитании рыцарей в англосаксонском эпосе «Беовульф» (VI век): «С детства наследник добром и дарами дружбу дружины должен стяжать… ратное дело (ему) с детства знакомо». И в средневековом эпосе («Парсифал», «Тристан и Изольда», «Бедный Генрих») мы находим образцы рыцарского воспитания. Очевидно, мнимая история раннего Средневековья есть некое отражение реальной истории более поздних веков.
В качестве педагогов выступала обычно придворная челядь. Приглашались для обучения музыканты и поэты (менестрели, трубадуры, мейстерзингеры). С семи лет мальчики приобретали знания и умения, будучи пажами при супруге сюзерена и ее придворных; в 14 лет переходили на мужскую половину и становились оруженосцами при рыцарях. Эти рыцари являли для них образец нравственности, силы, мужества, воспитанности.
Пажи и оруженосцы должны были усвоить «основные начала любви, войны и религий». К «началам любви» относились вежливость, доброта, великодушие, знание этикета, благородные манеры и речь, умение слагать стихи, воздержанность в гневе, еде и прочее. «Началами войны» назывались воинские профессиональные умения. Ближе к завершению службы у оруженосцев на первый план выводилось религиозное воспитание. В 21 год, как правило, происходило посвящение в рыцари: юношу благословляли освященным мечом. Обряд предварялся испытаниями на физическую, воинскую и нравственную зрелость в турнирах, на поединках, на пирах и пр.
На протяжении Средних веков рыцарское сословие постепенно приходило в упадок. Распалась и традиция рыцарского воспитания, но не исчезла бесследно: кодекс чести, как и вообще идеи эстетического и физического развития юных рыцарей, выйдя за сословные рамки, вошли составной частью в идеалы педагогики Возрождения.
Церковные школы средневековой Европы
Если для третьего сословия имелась своя система ученичества, а для феодалов – система рыцарского воспитания, то естественно, что церковь тоже создала свою систему школ.
В школьном деле «на развалинах Римской империи», говорят историки, поначалу существовали «традиционные и сравнительно новые формы». К первым относят школы грамматиков и риторов, ко вторым – церковные школы (схолии). Традиционное образование эпохи развала Римской империи (IV век) совпадает по синусоиде Жабинского с XIII веком, когда действительно развалилась Ромейская (Византийская) империя под ударом крестоносцев.
В мнимой истории Европы античные школы исчезли не вдруг. На синусоиде Жабинского 2-й трак – регрессный, и действительно, история как бы течет вспять. Сначала существует хорошо развитое образование. Потом оно становится все хуже, хотя короли его поддерживали. Так, говорят, что король Теодорих (V век, линия № 4) материально поддерживал труд грамматиков и риторов. Во Франкском государстве при династии Меровингов в Галлии, Аквитании, Бургундии действовали школы, ученые кружки, где изучались латинские риторика и грамматика, римское право, но, как сообщают историки, «к VII веку, однако, школы античного типа полностью исчезли». Причины этому странному событию предлагаются такие: постоянные войны, отсутствие кадров преподавателей, конкуренция церковных учебных заведений, но главное – исчезло античное общество, которое обслуживали эти школы.
В Византии, однако, при всех тех же причинах развала школьного образования не произошло, что подтверждает мифичность европейской истории этого периода.
Приведем мнение А. Н. Джуринского, а потом дадим свой комментарий:
«Восприемником античной традиции оказались церковные школы. Наиболее приметным ее проявлением являлась (хотя и искаженная) латынь, ставшая языком образованной и обучающейся средневековой Европы. Следы античности мы находим в программах («тривиум» и «квадривиум»), методах средневековой школы.
На протяжении V–XV вв. церковные школы выступали сначала единственными, а затем преобладающими учебно-воспитательными учреждениями Европы.
Школьное дело в V–VII вв. оказалось в плачевном состоянии. В варварских государствах повсеместно царили неграмотность и невежество. Жизнь едва теплилась в немногочисленных церковных школах… Неграмотной была и верхушка общества. Так, основатели династии Меровингов не умели даже писать по-латыни. При первых Каролингах (VIII в.) знать была чужда грамотности. Один из основателей династии Карл Великий (742–814) оставался невеждой до 30 лет».
И такая беда – отсутствие научного образования – была характерной для всей Западной Европы вплоть до XII века. А по синусоиде Жабинского вся история выглядит так: на линиях № 1–3 наличествует только варварское (семейное) воспитание, это века с VI по XI, затем на линиях № 4–5 (а это и IV–V и XII–XIII века) обнаруживаются и школы «римского» (ромейского, византийского) типа для воспитания церковных деятелей, и рыцарское воспитание, и ученичество для детей купцов и ремесленников. Понятно, что «ранней эпохой» следует считать не IV–V, а именно XII–XIII века.
Повторим здесь то, о чем писали в первой части этой книги:
Если бы во времена господства аристотелевской динамики, или в эпоху флогистонной теории в химии, или птолtмеевской системы в астрономии вы стали объяснять людям, что их занятие – сплошное мракобесие и антинаучность, вас бы не поняли. ТОГДА эти уважаемые и общепринятые концепции природы не были ни менее научными, ни более субъективистскими, чем сейчас – наши современные. Они просто были другими.
Это была подлинная наука своего времени.
Схоластика выработала культурные ценности, опиравшиеся на аристотелизм и христианское богословие. Важную роль в создании новой идеологии обучения и воспитания сыграл философ и теолог Фома Аквинский (1225/26-1274). Он попытался сопрячь светское знание и христианскую веру, поставив первыми постулаты религии.
Блестящими схоластами были французский богослов и педагог Абеляр (1079–1142) и глава парижской кафедральной школы, автор «Дидас-калиона» (трактата, вводившего в систему средневековой образованности) Гуго Сен-Викторский (1096–1141), оставивший важные дидактические рекомендации, в частности о целесообразности изучения прежде всего сущностей («не умножай боковые тропинки, пока не пройдешь по главному пути»). Здесь только та проблема, что по нашим исследованиям эти двое, как и некоторые другие мыслители XII века, должны быть хронологизированы не ранее как XIV веком, но не будем останавливаться на этом.
Еще стоит упомянуть таких деятелей, как наставник детей французского короля, автор трактата «О воспитании знатных детей» Винсент де Бове (1190–1264), предлагавший завоевывать интерес детей шуткой и играми. Он, может быть, первым обратил внимание на детскую специфику, важную при воспитании: незлобивость, искренность, бескорыстие, слабоволие, капризность, необоснованный страх. Важной идеей можно считать тезис о целесообразности взаимосвязи интеллектуального и нравственного воспитания («что пользы видеть дорогу, если нет знания, как идти по ней»).
Другой французский педагог, канцлер Gарижского университета Жан Шарль Герсон (1363–1429) в трактате «Приведение детей ко Христу» призывает наставников к кротости и терпению («детьми легче руководить ласками, нежели страхом»). Испанский мыслитель Раймонд Луллий (ок. 1235 – ок. 1316) считал, что начинать обучение надо на родном языке, приучать детей к труду, давать с детства навыки профессии («я нахожу весьма привлекательным обычай мусульман учить детей профессии»).
Прежде чем появились светские учебные заведения, в Европе сложились два главных типа церковных: епископальные (кафедральные) школы и монастырские школы.
Школы готовили служителей культа (внутренняя школа) и обучали мирян (внешняя школа). Учебные заведения элементарного образования именовали малыми школами, повышенного образования – большими школами. Учились только мальчики и юноши (в малых школах 7-10-летние, в больших школах – более взрослые).
В малых школах один учитель (схоласт, дидаскол, магнискол) преподавал все предметы. С ростом количества учащихся к нему присоединялся кантор, преподававший церковное пение. В больших школах, кроме учителей, за порядком надзирали циркаторы.
О епископальных школах сообщают, что они в течение IX века переживают упадок, но, в соответствии с версией Жабинского, они только тогда и появились, ибо «в Х веке рост сети епископальных и кафедральных школ возобновился». Во Франции «вновь» возникли подобные учреждения в Суассоне, Вердене, Реймсе, Шартре, Париже (школы Нотр-Дам и Святой Женевьевы). В числе основателей этих школ можно указать Лефранка (1005–1089).
Монастырские школы заведомо должны были появиться раньше других подобных заведений, в силу общинного характера самих монастырей. Среди создателей первых монастырских школ Средневековья выделялся Кассиодор. В монастыре, который он возглавлял, была устроена школа с библиотекой.
Заметно выделялись монастырские школы Англии и Ирландии. Ирландия вообще слыла у современников «островом ученых». Ирландские и английские монахи (наиболее известный – Алкуин, ок. 735–804) создали довольно многочисленную учебную литературу по грамматике, стихосложению, астрономии, арифметике, истории и литературе, подготовив дальнейшие реформы образования.
В течение шести веков монастырские школы бенедиктинцев оставались наиболее влиятельными учебными заведениями такого типа. В конце VIII века, например, в Западной Европе существовало до 15 тысяч монастырей св. Бенедикта, при каждом из которых действовала школа. Но к ХIII веку влияние бенедиктинцев на духовную жизнь упало. Средневековое общество справедливо обвинило многих членов ордена в разврате и излишествах. Первенство в организации монастырских школ захватил орден капуцинов – францисканцы (создан в 1212) и доминиканцы (создан в 1216). У капуцинов обучались по преимуществу дети высших сословий, а руководителями ряда учебных заведений ордена являлись видные богословы: Роджер Бэкон (ок. 1214–1292), Фома Аквинский (1225/26-1274).
Церковные школы были важным инструментом религиозного воспитания. Ведущими и постоянными объектами изучения являлись Библия, богословская литература. Сквозь сито христианства просеивался весь учебный материал. Так, в школах повышенного типа, руководствуясь установками христианского аскетизма и благочестия, предпочитали изучать Сенеку, но не Цицерона, не Катона, не Эзопа и не Вергилия. «Для вас достаточно священных поэтов. Нет основания загрязнять умы излишествами стихов Вергилия», – говорил ученикам кафедральной школы в Туре Алкуин. По тем же причинам почти полностью пренебрегали физическим воспитанием, руководствуясь догматом «тело враг души».
Впрочем, школа не забывала, что имеет дело с детьми. Порой устраивались «дни веселья», когда дозволялись игры, беготня, борьба и т. п. Хотя формально каникул не существовало, дети могли отдохнуть во время церковных праздников.
В школах царили жесткие наказания: голодом, карцером, избиением. Науку предлагалось вбивать кулаками. При этом подавляющее большинство церковных школ ограничивалось рудиментарным образованием. В школах бенедиктинцев учили в течение трех лет началам грамоты, пению псалмов, соблюдению религиозных празднеств. Немного шире была программа школ капуцинов, которая складывалась из религиозного учения и общей подготовки (письмо, счет, пение); иногда к этому добавляли начала астрономии.
Основными учебными книгами были Абецедарий и Псалтырь. Абецедарием называлось пособие, напоминающее современный букварь. Его изучение приобщало учеников к христианской идеологии, которую они сопоставляли с устными наставлениями на родном языке. Псалтырь учили сначала наизусть, затем (после знакомства с алфавитом) читали.
Церковные школы, где давалось образование выше начального, исчислялись единицами. Сами же историки сообщают об этом: единичные школы с образованием выше начального были в конце VIII века в Англии, Ирландии и Шотландии. Лишь со временем, через несколько столетий некоторые школы превратились в крупные учебные центры. И уже в начале XII века в Парижской богословской школе, по сохранившемуся свидетельству современников, обучались до 30 тысяч студентов. Цифра явно преувеличенная; столько сейчас учится в МГУ. Возможно, это общее количество обучавшихся в заведении за какой-то большой промежуток времени.
Обучали в церковных школах повышенного образования по программе семи свободных искусств. Первые формулы такой программы для средневековой Европы выработали, по мнению историков, философы-педагоги Марциан Капелла (410–427), Боэций, Кассиодор, Исидор (570–636) – это линии № 2–4 синусоиды Жабинского. Удивительно ли, что их учебники по программе семи свободных искусств пользовались популярностью еще и в XIV веке, линия № 6.
Канон семи свободных искусств включал следующие дисциплины: грамматика (с элементами литературы), диалектика (философия), риторика (включая историю), география (с фрагментами геометрии), астрономия (с элементами физики), музыка, арифметика.
Программа делилась на две части: низшую – тривиум (грамматика, риторика, диалектика) и высшую – квадривиум (арифметика, география, астрономия, музыка). Эта система совершенно аналогична византийской.
Грамматика, как и в Византии, была главным учебным предметом. Изучение латыни начиналось с элементарных правил, освоения простейших фраз (правила были весьма сложными, например, знаки препинания появились только в VIII веке). При обучении грамматике пользовались учебниками Присципиана, Доната, Диомеда, Алкуина (до IX века), Ратерия (в Х веке), Александера (до XV века). Постепенно учебники упрощались, становились доступнее. Например, в учебном пособии Александера латинская грамматика и Библия излагались в рифмованном виде.
После освоения грамматики переходили к изучению литературы. Сначала читали короткие литературные тексты вроде басен. Далее приступали к правилам стихосложения, читали поэтические сочинения. Учитель рассказывал о личности поэта, кратко сообщал содержание его произведений. Выбор литературы был крайне консервативен. Изучались прежде всего сочинения «отцов церкви» (например Пруденция, Седулея). В программу входили сочинения Сенеки, Катона, Орозия и некоторых других.
Классическая греческая литература изучалась в латинских переводах, поскольку греческий язык исчез из программы (он появился «вновь» в XV веке). Не было в программе и новейших языков.
Диалектика и риторика изучались одновременно. Первая учила правильно мыслить, строить аргументы и доказательства, выступая и как логика. Вторая – правильно строить фразы; искусство красноречия высоко ценилось у священнослужителей и аристократии. При изучении философии и диалектики опирались прежде всего на произведения Аристотеля, но заучивали также тексты из святого Августина и других отцов церкви.
География и геометрия являлись науками об устройстве обитаемого пространства с помощью чисел. Число не отделялось от пространственной формы, каждая цифра имела свою геометрическую фигуру. В соотношении фигур и чисел искали глубокий нравственно-философский смысл. Собственно геометрию изучали по скудным отрывкам из Евклида. Географическая наука была развита крайне слабо, ибо среди ученых было мало географов. Основные географические сведения черпали из арабских источников.
Астрономия выступала прежде всего как прикладная наука, связанная с вычислениями череды многочисленных церковных праздников. Школяры должны были выучить и помнить «Цизиоланус» – праздничный церковный календарь из 24 стихов. Всеобщим признанием пользовалась птолемеева картина мира. В силу неразвитости собственной астрономии опирались опять же на труды арабских астрономов; на их основе были созданы первые трактаты европейских ученых, например «астрономические таблицы» Альфонса Кастильского (XII век).
В музыкальном образовании главным было, что музыка отражает гармонию природы, человека, общества и Бога. Инструментальной музыке обучали с помощью нот, означаемых буквами алфавита; в 1030 году появилась линейная нотная грамота.
Универсальным методом обучения являлись заучивание и воспроизведение образцов. Усидчивость почиталась наилучшим способом овладения христианским школьным знанием. «Сколько напишут букв на пергаменте школяры, столько ударов они нанесут дьяволу», – таким был девиз средневековой школы.
В итоге церковные школы принесли немного пользы. Детям из низших слоев, то есть абсолютному большинству населения, доступ к образованию оставался закрытым. Уровень подготовки выглядел крайне низким. Достаточно сказать, что в университетах XIII–XV веков нередко обучали первогодков элементарной латинской грамоте, поскольку те не овладевали ею в школе.
Светское образование в Европе
Первоначальная Ромейская (Византийская) империя, объединившая большинство стран Евразии, уже к V веку превратилась в конгломерат стран, в значительной степени самостоятельных, но признававших Константинопольского иерарха (кайсара по-еврейски, василевса по-гречески) высшим из всех владык земных, помазанником Божиим. Религия основывалась на Ветхом Завете, а, видимо, единственным письменным языком был древнееврейский. Соответственным было и государственное устройство «членов» этой империи: цепь каганатов протянулась от Испании до Восточной Сибири.
На основе древнееврейского алфавита появился греческий, от него – латинский алфавит, а затем и другие письменности; религия по-разному эволюционировала в разных областях; появилось апокалиптическое христианство; менялись принципы государственного устройства; но до поры все признавали верховенство константинопольского императора, получали от него благословение на власть. Соответственно светское образование, готовившее чиновников для власти, концентрировалось в основном в самом Константинополе, а «на местах» готовили только религиозных специалистов, развивая сеть церковных школ.
В VII веке арабская часть, возможно, не желая признавать отхода от семитического языка к греческому, отделилась от империи. Отделение сопровождалось исправлением ветхозаветных текстов в соответствии с арабской культурой; в дальнейшем исправленные тексты сформировались в новую религиозную книгу, Коран. Возникший Арабский халифат нуждался в кадрах для государственного управления, и началось развитие светских школ, причем в организации педагогического процесса многое заимствовалось у Византии.
Испания перешла к халифату, Южная Италия и Балканы (включая Грецию) были «в руце» Ромейского (Римского) императора, остальная Европа, население которой живет в значительно более суровых природных условиях, продолжала оставаться в сфере его влияния в силу недостаточности избыточного продукта, без которого невозможно было проводить собственную амбициозную политику.
Это, разумеется, упрощенное описание процесса. Широкое распространение в Х веке текстов Евангелий и появление письменной латыни породило религиозное противостояние, поскольку церковная наука, раздельно развивавшаяся в Западной Европе и Византии, по-разному толковала их тексты. Так что переход Европы к самостоятельной политике был подготовлен выпускниками немногочисленных церковных школ, и обеспечен открытием в XIII веке месторождений Рурского угольного бассейна и быстрым ростом выплавки железа.
Естественно, потребовались подготовленные для науки, производства и управления кадры. На протяжении XII–XV веков школьное образование постепенно выходит за стены церквей и монастырей. Это выразилось прежде всего в создании так называемых городских школ и университетов; общепризнанно, что такие учреждения зарождались в недрах церковного образования.
В городских школах преподавали и на латинском и на родном языке. Раздельно обучали мальчиков и девочек.
Первые такие школы возникли во второй половине XII – начале XIII века в различных европейских городах: в Лондоне, Париже, Милане, Флоренции, Любеке, Гамбурге и других. Они появлялись несколькими путями, и один и них – трансформация приходских школ. Одними из первых светских учебных заведений во Франции стала разновидность городских школ – малые школы, впервые основанные в конце XII века в Париже. Преподавали в них светские лица, но под руководством каноника Нотр-Дама. Эти школы просуществовали около ста лет; в 1292 году их насчитывалось двенадцать, в том числе одна для девочек, в 1380 году – 63, включая 22 женские. В школах учились дети высших сословий. В ходе обучения мальчики выучивались читать, писать и считать, немного знали латинскую грамматику. Выпускники могли получить звание клирика, что позволяло быть учителем или священнослужителем.
Городские школы рождались также из системы ученичества, цеховых и гильдейских школ, школ счета для детей торговцев и ремесленников. Цеховые школы возникали с XII века. Они содержались на средства цехов и давали общеобразовательную подготовку (чтение, письмо, счет, элементы геометрии и естествознания). Обучение велось на родном языке. Сходная программа была у возникших в то же время гильдейских школ.
Поначалу городские школы целиком находились под контролем церкви, которая определяла программы и утверждала учителей. Постепенно, однако, города избавлялись от подобной опеки, отвоевывали право определять программу и назначать преподавателей.
Обычно городскую школу открывал нанятый общиной педагог, которого часто именовали ректором. Ректор сам подбирал себе помощников. Учителями становились поначалу духовники, позже – бывшие студенты университетов. Учителя получали плату деньгами и натурой (оплата была нерегулярной и меньшей, нежели в церковных школах). По истечении контракта педагогов могли уволить, и те подыскивали для работы другое место. В результате возникла определенная социальная группа – бродячие учителя.
Программы городских школ отличались от церковных, поскольку были ближе к практике. Кроме латыни, изучались арифметика, элементы делопроизводства, география, техника, естественные науки.
Происходила определенная дифференциация городских школ. Часть из них (школы счета) давали элементарное образование и готовили в латинские городские школы, которые давали образование повышенного типа. Были и другие учебные заведения. К ним можно отнести возникшие в XIV–XV веках во Франции коллегии. Эти светские учебные заведения выступали связующим звеном между начальным и высшим образованием. До середины XV века коллегии были также приютами детей малоимущих слоев, а позже превратились в землячества университетов и коллежи, учебные заведения общего образования.
Университетское образование
Светское образование не было бы полным, не появись такие учреждения, как университеты. В конце XI – начале XII века ряд кафедральных и монастырских школ Европы приобрели статус крупных учебных центров, которые затем стали первыми университетами. Парижский университет (1200) вырос из Сорбонны, богословской школы при Нотр-Даме и присоединившихся к ней медицинской и юридической школ. Схожий путь прошли и другие университеты: в Неаполе (1224), Оксфорде (1206), Кембридже (1231), Лиссабоне (1290).
Сеть университетов росла довольно быстро. Если в XIII веке в Европе насчитывалось 19 университетов, то в следующем столетии к ним добавились еще 25 (в Анжере, Орлеане, Пизе, Ферраре, Гейдельберге, Кельне, Вене, Праге, Кракове и других городах). Появление в каком-либо городе университета сулило оживление общественной жизни и торговли, рост доходов, вот почему города охотно соглашались на открытие университета. Известно, например, что власти опустошенной войной Флоренции открыли в 1348 году университет, полагая тем самым поправить дела.
Церковь стремилась удержать университетское образование под своим влиянием. Ватикан являлся официальным покровителем ряда университетов. Престижными в университете были факультеты богословия. Почти сплошь преподавателями являлись выходцы из духовного сословия. Ордена францисканцев и доминиканцев контролировали значительную часть кафедр. И тем не менее университеты Средневековья по программе, организации и методам обучения выглядели светской альтернативой церковному образованию.
Важной чертой университетов являлся в известной мере наднациональный, демократический характер. Так, в Сорбонне обучались люди всех возрастов и многих стран. Рядом оказывались кардиналы и политические изгнанники вроде итальянского поэта Данте. Для организации университета не требовалось больших затрат; годились практически любые помещения, а вместо скамей слушатели могли располагаться на соломе.
Порядок записи в университет выглядел весьма вольным, но обучение было платным. Студенты-бедняки снимали для жилья каморки, перебивались случайными заработками, уроками, нищенствовали, странствовали. К XIV веку даже сложилась особая категория странствующих студентов (ваганты, голиарды), которые перебирались из одного университета в другой. Многие из них не отличались особой нравственностью, но встречались и подлинные подвижники науки.
Первые университеты были весьма мобильны. Если окрест возникали чума, война и прочие беды, университет мог сняться с насиженного места и перебраться в другой город или страну. Студенты и преподаватели объединялись в национальные землячества (нации, коллегии). Так, в Парижском университете насчитывалось несколько таких корпораций: французская, пикардийская, английская и германская. В Болонском университете и того больше: семнадцать.
Позже землячеств в университетах появились факультеты или колледжи. Ими назывались учебные подразделения, а также корпорации студентов и профессоров.
Постепенно происходила определенная специализация заведений. Так, Парижский университет славился преподаванием теологии и философии, Оксфордский – канонического права, Орлеанский – гражданского права, университет в Монпелье (Южная Франция) – медицины, университеты Испании – математики и естественных наук, университеты Италии – римского права. Содержание обучения определялось программой семи свободных искусств. На факультете искусств в основном читали сочинения Аристотеля по логике, физике, этике, метафизике, которые были переведены в XII веке с арабского и греческого языков.
От студента требовалось посещать лекции: обязательные дневные (ординарные) и повторительные вечерние. В один и тот же час, в одном и том же помещении профессора диктовали выдержки из сочинений латинских авторов. Студенты записывали эти выдержки, затем переводили и комментировали. Наряду с лекциями еженедельно происходили диспуты. Один-два раза в год устраивались диспуты «о чем угодно» (без жестко оговоренной темы). В этом случае нередко обсуждались животрепещущие научные и мировоззренческие проблемы. Участники диспутов вели себя весьма свободно, нарушая запреты прерывать оратора свистом и криками.
Европейские школы и университеты в XV–XVII веках
Учебные заведения XV–XVII веков приобрели уже четкую классификацию: элементарного, общего и высшего образования.
Школы элементарного (начального) обучения оказались одной из арен соперничества между католиками и протестантами. И это соревнование, в общем, двинуло дело образования вперед.
Крупнейшие представители Реформации понимали важность начальных школ как средства влияния протестантизма на население. Лютер (1524), а затем и Кальвин (1533) провозгласили идею всеобщего элементарного обучения детей Катехизису на родном языке.
Чтобы облегчить задачу учителей-пасторов, Лютер в 1529 году составил «малый Катехизис»; аналогичные пособия на французском языке подготовили де Вез и Кальвин. Во второй половине XVI века протестантские начальные школы пользовались особыми школьными катехизисами на английском, французском и немецком языках.
Протестантские низшие городские школы предназначались для детей горожан, реже крестьян в возрасте от 5 до 11–12 лет. Отдельно обучались мальчики и девочки. Деятельность учебных заведений была регламентирована рядом документов: уставами, учебными планами. Предусматривалось обучение религии по протестантскому «школьному Катехизису» и латыни (чтение, письмо, грамматика), ежедневные занятия церковным пением. Курс делился на три класса. Планом И. Бугенгагена (1528) в программу дополнительно включалось изучение древнегреческого языка.
Католики – выходцы из первого и второго сословий, дети состоятельных представителей третьего сословия получали начальное образование в особых учебных заведениях либо в школах полного общего образования, программа которых включала как минимум чтение, письмо, счет, церковное пение. Но в организации элементарного обучения широких масс римско-католическая церковь уступала протестантам. Чтобы выправить положение, Тридентский вселенский собор принял «Катехизис собора» и предложил повсеместное открытие католических воскресных школ для низов.
В католических приходских воскресных школах обучали чтению Библии. Этим же занимались в своих «школах для бедных», «благочестивых школах» и прочих подобных заведениях католические конгрегации: пиаристы, лазариты, урсулинки, елизаветянки.
И в католических и в протестантских странах множилось число городских школ начального обучения, учреждавшихся властями и общинами: в них учили читать и петь псалмы. Особые помещения у таких школ имелись крайне редко и только в городах. В сельской местности учитель с учениками кочевал из дома в дом. Обычно все ученики занимались вместе. В первой половине XVII века появились школьные классы, где учеников делили по уровню подготовки.
В школах не было и намека на физическое воспитание, зато продолжали свирепствовать физические наказания. Секли всех без исключения. Из дневника воспитателя малолетнего французского короля Людовика XIII можно, к примеру, узнать, что юный монарх 15 мая 1610 года был коронован, а 17 сентября высечен наставником.
Долго продолжалось господство метода словесного мнемонического обучения, но в XVI веке при обучении родному языку все же отказались от автоматического запоминания отдельных слов и стали обучать по звукам и буквам. Появилась школьная доска. В XVII веке повсюду вместо угля начали писать перьями. При обучении счету в середине XV века перешли от римских цифр к арабским; в XVII веке наряду с абакой появились счетные кубики и жетоны, которые применяли вплоть до конца XVIII века.
Учебных пособий, приспособленных для детей, фактически не существовало вплоть до XVI века, когда появились особые учебники для школьников (те же «малые катехизисы»). Они были доступнее и меньше по объему, чем те, которыми пользовались учителя.
Но результаты все же были плачевными: в сельской местности царило поголовное невежество, в городах было немногим лучше. Заставляли зазубривать Писание, но, как следует из документов начала XVII века, большинство учащихся «не могли сколько-нибудь удовлетворительно читать». Масштабы и качество элементарного обучения в Западной Европе этого времени были столь удручающи, что французский ученый Летурно, оценивая их, пишет: «Если Европа не оглупела окончательно, то только потому, что вследствие малого числа особенно низших школ масса населения вовсе не училась и жила в относительно здоровом невежестве».
Заведения общего образования – городские (латинские) школы в XV веке были уже во всех крупных городах Западной Европы, и сеть их продолжала расти в XVI–XVII веках. Они имели более светский характер и постепенно вышли из-под церковного управления, стали подчиняться местным и общегосударственным властям. Церковь, впрочем, оставила за собой особое влияние, что выражалось в построении школьного воспитания на религиозных основах.
В Центральной Европе особую роль в учреждении и реформировании городских школ сыграли педагоги Реформации. Мартин Лютер учредил в Эйслебене низшую и высшую латинские школы (1527); спустя два десятилетия в Германии появились еще шестьдесят протестантских городских школ.
Первую крупную протестантскую городскую школу в Эйслебене возглавлял И. Агрикола. Программа высшего отделения включала изучение «школьного Катехизиса» на немецком языке, церковное пение, латинскую грамматику и литературу, изучение древнегреческих авторов, беседы на «мирские темы». Для последних использовалась «Педология» Мозеллана (1518). В пособии предлагались, например, примерные образцы бесед о сборе винограда, птицеводстве, супружестве, личной гигиене, этикете, театре и т. п.
Программа постепенно усложнялась и обогащалась. Меланхтон, развивая идеи И. Агриколы, дополнил программу преподаванием древнегреческого и древнееврейского языков. В центр учебного процесса было поставлено изучение латинского языка и литературы. Были определены три этапа пяти-шестилетнего изучения грамматики, чтения произведений Теренция, Плавта, Эзопа и других греко-римских классиков, сочинений на латинском языке П. Моселана, Эразма Роттердамского и других авторов.
Кроме городских школ, в Центральной и Западной Европе были созданы другие заведения повышенного общего образования: гимназии, грамматические и публичные школы, коллежи, школы иеронимитов, дворянские (дворцовые) школы, школы иезуитов.
Первые гимназии появились в Германии. «Отцом» этих учебных заведений был Ф. Меланхтон. В «Саксонском учебном плане» предусматривалась третья ступень обучения, которая вместе с низшей и старшей городскими школами становилась гимназией: предлагалось обучать наиболее способных учащихся. При изучении римской литературы прибавляли сочинения Цицерона, Вергилия, Овидия. Учащиеся должны были сами упражняться в сочинительстве латинских виршей. Вместо латинской грамматики вводилось преподавание диалектики и риторики. В стенах гимназии узаконили обязательное общение лишь на латыни. Меланхтон отрицательно относился к изучению в гимназии немецкого языка.
Гимназии явились едва ли не лучшим типом тогдашнего общего образования. В этих учебных заведениях вульгарная латынь уступила место классическому латинскому языку, формальная риторика – изучению литературы, средневековая диалектика – математике. Было введено обучение древнегреческому языку, часто преподавали древнееврейский язык.
В Англии первые публичные школы основаны в конце XIV – первой половине XV века в Винчестере (1387) и Итоне (1449). Школы учреждались на частные пожертвования или королевские субсидии. Обучались дети состоятельных родителей, способных вносить высокую плату. В 1512 году Дж. Колет при участии Эразма Роттердамского создал Лондонскую публичную школу. В ее программе записано следующее: «Катехизис на английском языке, изучение наилучшими учениками классической латинской и греческой литературы».
Коллежи появились во Франции в середине XV века при университетах Нанта и Сорбонны. Статусом 1452 года ученикам коллежа вменялось публично экзаменоваться на факультетах университетов. В XVI веке они были платными или бесплатными пансионами и экстернатами. Ученики изучали курс наук соответствующего факультета, но постепенно коллежи отделились, превратившись в самостоятельные учебные заведения повышенного общего образования.
В учреждении коллежей участвовали представители и католической и протестантской (гугенотской) партий. Так, статус коллежа 1452 году был разработан кардиналом д’Эстувилем, но основал коллеж и лидер гугенотов – адмирал Колиньи. Коллежи оказались столь хороши, что в 1627 году на севере Франции (Париж, Тулуза, Шампань) они насчитывали до 25 тысяч учеников.
В коллежах изучали латинскую литературу и язык. Ученики дважды в месяц писали латинские сочинения, а во время каникул должны были готовиться к очередным конкурсным сочинениям по классической литературе. Религиозное обучение шло вне стен учебного заведения. Учащиеся освобождались по средам и воскресеньям от занятий для отправления религиозных обрядов.
Особое место в системе западноевропейского школьного образования XV – начала XVII века занимали традиционные учебные заведения для дворянства – дворцовые школы. Подобные учреждения получили распространение в небольших государствах Германии и Италии: в Мейссене, Вероне, Падуе, Венеции, Флоренции; Царскосельский лицей в Петербурге продолжил эту традицию. Обыкновенно учащихся дворцовых школ готовили к деятельности на государственном, военном и церковном поприще. Программа была несколько объемнее гимназической и приближалась к университетской. Лучшие дворцовые школы обращали особое внимание на умственное и физическое развитие воспитанников, в результате чего были объединены лучшие традиции рыцарского и гуманистического воспитания.
Прочные позиции в сфере повышенного образования заняли в XVI–XVII веках школы иезуитов. Орден иезуитов стремился взять на себя воспитание господствующих классов и тем самым влиять на политическую и общественную жизнь Европы.
Среди воспитанников иезуитов было немало крупных ученых, писателей, философов, политиков: Ж Боссюэ, Р. Декарт, П. Корнель, Ж. – Б. Мольер и другие. Правда, позже некоторые из них отреклись от своих учителей. Вольтер, например, писал: «Отцы научили меня лишь немного латыни и глупостям». Ему вторит Г. Лейбниц: «Иезуиты в деле воспитания остались ниже посредственности».
Продолжался рост сети университетов.
Свои университеты (studia superiora) открывали и протестанты и орден иезуитов. Университетский курс у иезуитов распадался на два цикла: трехлетний философский и четырехлетний теологический. В основе занятий философией лежало изучение аристотелизма в католической интерпретации. Кроме того, на первом цикле в небольшом объеме изучались математика, геометрия и география.
В XV веке в Европе насчитывалось до 80 университетов, в следующем столетии – уже около 180; увеличивалось и число студентов в отдельных университетах. Так, в университете Левена (современная Бельгия) количество записавшихся студентов составляло ежегодно в среднем в 1426–1485 годах 310 человек, а в 1528–1569 годах – 622 человека, увеличившись вдвое. Некоторые университеты были просто огромны: в Саламанкском университете (Испания) в 1600-х годах насчитывалось ежегодно более 6 тысяч студентов.
В пределах германских государств в XVI–XVII веках действовали семь университетов, контролируемых Ватиканом. Они сохраняли традиции схоластической образованности.
Академии
Академия – название некоторых научных учреждений и учебных заведений. Название выводят то от местности вблизи Афин, где, якобы, возникла платоновская академия, то от имени древнего героя Академа: ему была посвящена роща, в которой прогуливались, беседуя на высокие темы, ученики Платона. Все это крайне недостоверно и больше похоже на литературный домысел, чем на описание реальных событий.
На более надежных основаниях построены сведения об Александрийской академии. Александрия была торговым, культурным и религиозным центром Востока. Правители Египта стали приглашать к своему двору знаменитых византийских ученых, которые основали знаменитый Мусейон (греч. musion, храм или святилище муз) – ученую академию, посвященную сначала развитию наук, но впоследствии превратившуюся в школу для образования молодых ученых. Здесь жили и работали ученые многих областей знания, приглашенные из различных стран Средиземноморья. Возглавлял ее жрец высшего ранга, назначавшийся правителем Египта.
Члены Мусейона получали от египетских правителей годовое жалованье, чтобы иметь возможность жить, не отвлекаясь от ученых занятий. Были созданы зоологический и ботанический сад и анатомическая школа. Для астрономической обсерватории были заказаны инструменты неслыханной до того точности; но, что всего важнее, в распоряжение ученых была предоставлена библиотека, собрание различных научных трудов.
Александрийскую библиотеку возглавляли крупнейшие ученые: Эратосфен, Зенодот, Аристарх Самосский, Каллимах и другие. Судьба библиотеки неизвестна. То ли она сгорела, то ли ее разорили христиане-фанатики, то ли арабы. Главное, ее содержание утеряно.
Заслуги александрийских ученых очень значительны в математике, астрономии, а также в географии, истории и филологии. Это было уникальное для своего времени учреждение по богатству средств, которыми оно располагало, и, наконец, по числу работников, занятых научными исследованиями в течение ряда столетий. К сожалению, дата появления академии в Александрии весьма сомнительна.
После основания Каира (969) начинался упадок Александрии, а во время турецкого завоевания Египта (1517) она была сильно разрушена.
В конце VIII века стали создаваться научные институты и в исламском мире, центром которого стал Багдад, расположенный на Тигре, как считается, вблизи развалин Вавилона. Основатель Багдада – халиф Мансур (707–775) хотел, чтобы его столица превзошла великолепием и ученостью Александрию и Константинополь. Позже халифа ал-Мамун (813–833) создал здесь свою академию – Дом мудрости. В Доме сочетались черты современной академии наук и научной библиотеки, а в целом он был сходен с Мусейоном и его библиотекой. Здесь объединялись творческие усилия ученых для решения наиболее актуальных в ту пору задач различных отраслей науки, прежде всего астрономии.
Ал-Хорезми, уроженец Средней Азии, большую часть жизни провел в Багдаде. Как и многие его выдающиеся соотечественники, он был привлечен для работы в этом научном центре, Доме мудрости. Ученых арабов в ту пору было еще мало, поэтому ведущую роль в новом Доме Мудрости в Багдаде играли сирийцы и персы, согдийцы и византийцы, принявшие ислам.
В Испании, где в 756 году Кордова была превращена в столицу самостоятельного халифата, науки достигли полного расцвета уже в царствование Абдуррахмана III (912–961), а в еще большей степени при его сыне Хакаме II (961–976). При нем Кордовская академия приобрела такую славу, что затмила своим блеском все школы Передней Азии. Хакам поручал особым посланникам в Аравии, Сирии, Персии и Египте покупать рукописи, не щадя денег, или, по крайней мере, приобретать списки, вследствие чего число томов в кордовской библиотеке достигло трехсот тысяч.
Кордовские профессора не только получали от халифа постоянное жалованье за преподавание, но и щедрую помощь для свободного завершения научных трудов. Кроме Кордовы, в Гренаде, Толедо, Севилье, Валенсии и других городах были учреждены высшие школы, библиотеки и ученые академии. Испания сделалась средоточием научной жизни и, если прежде просвещение шло из Багдада в Переднюю Азию, так теперь оно начало распространяться по Европе из Кордовы.
Считается, что Карл Великий по совету Алкуина основал академию, распавшуюся после смерти императора. Но в продолжение следующих столетий мы на Западе долго не находим и следа академий: наука и ученость укрывались в монастырях. По версии А. М. Жабинского, временем Карла Великого следует считать XIII век, и действительно, в этом веке началось основание первых университетов христианской Европы – в Болонье, Салерно, Падуе, Париже, Оксфорде, Кембридже и начался европейский период развития наук.
После 4-го Крестового похода Афины были превращены в столицу Афинского герцогства (1205–1456). Герцоги из Бургундии, а затем короли Сицилии сделали своей резиденцией Акрополь. К этому времени, вероятно, и относится рассказ об академии Платона, первом общедоступном университете Западной Европы.
Афинская академия являлась важнейшим центром преподавания платонизма. Оканчивающие академию, как правило, получали глубокие знания по византийской философии. Скорее всего, именно здесь, в период господства на греческих землях латинян, и была выработана та философия, которую ныне относят в глубокую древность. Лишь в 1456 году Афины, после захвата их турками, стали турецкой крепостью, и весь прошедший период – 250 лет неминуемо должен был перейти в разряд «древней истории». Но свидетели событий вовсе не склонны были относить Платона к каким-то «древним язычником»!
Неслучайно епископ святой Римской церкви, кардинал Сабинский и патриарх Константинопольский Виссарион в трактате «На клеветника Платона» (1456–1466) отвергает утверждения Георгия Трапезундского об опасности платонизма для христианства. Виссарион, в пику такому мнению, писал: «Книги Платона более соответствуют христианской религии, нежели книги Аристотеля».
И средневековые читатели этой книги Виссариона отмечали на полях его трактата:[36] «Заклинаю, обрати внимание, сколь велики подобие и соответствие этих слов (Платона) со Священным писанием!», или: «Чтение Платона полезно христианам», а также находили прямые соответствия, отмечая: «О Боге согласно Платону»; «О Троице, о сыне Бога и духе»; «Заметь, что сказал Платон о Троице» и так далее. Другое дело, что впоследствии победила точка зрения Георгия Трапезундского и подобных ему схоластов, и Платон «оказался» древним греком.
Наряду с философской академией в Афинах существовала и школа риторов, где преподавали грамматику и риторику. Главной задачей, стоявшей перед студентами этого учреждения, было изучение аттического языка. Одновременно в школе преподавали три профессора, которым город выплачивал жалованье. Абсолютное подобие правил, принятых в поздней Византии.
Афинская академия, как уже сказано, с поражением от турок осталась в прошлом, но в это время в Западной Европе уже началось серьезное развитие науки и искусства – как раз с середины XV века. В противоположность церковной и монастырской замкнутости стали возникать тут общества ученых и научно образованных людей, стремившихся к свободному общению умов.
Первым из таких обществ гуманистической направленности следует считать академию, основанную в 1433 году в Неаполе. Затем в 1474 году Лоренц Медичи основал во Флоренции академию Платона, имевшую в числе своих членов таких лиц, как Марсилиус Фицинус, Пико делла Мирандолла, Макиавелли и других. Академия занималась преимущественно философией Платона, облагораживанием итальянского языка и изучением Данте и служила образцом для многих других обществ подобного рода, образовавшихся в течение XVI века во всех значительных городах Италии.
Ученые цели преследовала основанная в 1560 году в Неаполе Academia secretorum naturae (Академия тайн природы) для изучения естественных наук. Цель ее заключалась в изучении медицины и натурфилософии. Она, однако, скоро закрылась после обвинения академиков в занятиях магией. По образцу ее была учреждена в 1603 году князем Чези Accademia dei Lincei (Академия зорких, или рысеглазых) в Риме, к членам которой принадлежал и Галилей; она закрылась после смерти Чези.
Все эти многочисленные общества в Италии были свободными академиями: хотя им и покровительствовали зачастую государи, но они не получали денег на свое содержание.
«Любительский» стиль коллективной работы в науке был неизбежен и даже удобен, пока во всей Европе одновременно работали всего два-три десятка крупных ученых. Как только их стало больше, общую работу пришлось организовать с помощью научных учреждений. Этот перелом произошел в 1660-е годы. В 1662 году объявило о своем рождении Королевское общество в Лондоне, а в 1666 году по его образцу возникла Парижская Академия наук. Оба эти содружества ученых сразу начали публиковать отчеты о своих собраниях и о тех открытиях, которые там обсуждались. С этого момента научный интернационал европейцев начал развиваться быстро и неудержимо.
Университеты, долго стоявшие во главе умственной жизни, окончательно перестали руководить ею. Даже в тех случаях, когда своей слепой привязанностью к устарелым схоластическим традициям они не создавали препятствий для движения науки вперед, они все же оказывались неспособными к преобразованию, чтобы отвечать требованиям Нового времени. Тем сильнее сознавалась необходимость создания таких организаций, которые были бы способны объединять в своих руках производство научных исследований и покрывать связанные с этим расходы.
Пример создания подобных организаций уже давно был показан Италией. С тех пор, как Козимо Медичи назвал академией работавшее под его покровительством собрание последователей философии Платона, это же название, пусть и со странными прибавлениями, стали присваивать себе бесчисленные ассоциации ученых, задававшихся самыми разнообразными целями. Подобные ассоциации получали денежные поддержки не от правительств, а от каких-либо частных покровителей, поэтому существовали они обычно недолго. Рассмотрим подробнее историю некоторых из них.
Академия деи Линчеи (Accademia dei Lincei, буквально – Академия рысеглазых), основанная в 1603 году Федерико Чези (1585–1630) вместе с тремя соучредителями, имела целью изучение и распространение научных знаний в области физики. Ее гербом служила рысь, которой приписывался столь острый взгляд, что он проникает сквозь предметы.
Академия, первое заседание которой состоялось в Риме 17 августа 1603 года, сразу же подверглась яростным нападкам со стороны отца Федерико Чези, человека грубого, презиравшего всякие исследования; ему удалось заставить прервать заседания в 1604 году. Но в 1609 году Федерико Чези преобразовал Академию, пригласив в ее состав новых членов, не только итальянцев, но и иностранцев, в первую очередь Галилея, который дал согласие на вступление в Академию 25 апреля 1611 года.
Между 1609 и 1630 годом, когда Чези умер, Академия процветала и постоянно выступала с открытой защитой учения Галилея.
Попытки поддержать ее деятельность после смерти Чези ни к чему не привели. В 1745-м, а затем в 1795 году ее пытались преобразовать, в 1802 году переименовали в Новую Академию деи Линчеи (Accademia dei Nuovi Lincei), а двумя годами позже вернулись опять к прежнему названию – Академия деи Линчеи.
Академия опытов (Accademia del Cimento) была основана в 1657 году князем Леопольдо Медичи, братом великого герцога Фердинанда II. Под председательством князя Леопольдо 19 июня того же года состоялось первое заседание Академии. Подобно Академии деи Линчеи, Академия опытов замышлялась для пропаганды науки и должна была способствовать расширению познаний в области физики путем коллективной экспериментальной деятельности своих членов, следуя методу, установленному Галилеем, на работы которого она прямо опиралась. Ее гербом была печь с тремя тиглями, над которой помещалась надпись – изречение Данте «provando е riprovando» (доказательством и еще раз доказательством).
Действительными членами академии были Винченцо Вивиани, Джованни Альфонсо Борелли, Карло Ренальдини, Алессандро Марсили, Паоло дель Буоно, Антонио Олива, Карло Дати, Лоренцо Магалотти. Потом к ним добавились многие итальянские и иностранные члены-корреспонденты.
Лучшая часть многосторонней десятилетней научной деятельности академии была представлена «ученым секретарем» Магалотти в знаменитой работе 1667 года «Очерки о естественно-научной деятельности Академии опытов». После общего введения в «Очерках» приводится описание термометров и методов их конструирования. Затем дается описание гигрометров, барометров и способов применения маятников для измерения времени. Далее идут описания четырнадцати серий систематических экспериментов: исследования атмосферного давления, затвердевания, термического изменения объема, пористости металлов, сжимаемости воды, магнитов, электрических явлений, цвета, звука, движения брошенных тел.
Читать бесплатно другие книги:
