Химера Соколова Наталья

Глава 9. Красный телефон

– На моём зачёте ты работала на вдохе, это было довольно смело. Я бы даже сказал, дерзко.

Стемнело. Зажглись фонари. Мы стояли на смотровой площадке Исаакиевского собора, и я любовалась тем, как красиво пушистый белый снег ложится на крыши домов. Чернов, как всегда, курил. Круг татуировки на его запястье сейчас казался ярче – похоже, недавно ему обновили рисунки магических печатей.

– А в чём разница? – после небольшой паузы я всё же решила уточнить.

– Когда ты задерживаешь дыхание на выдохе, без воздуха в лёгких, то внутри твоей ауры создаётся пустое место, возникает тяга, как в вакууме, и энергетика вбирает в себя окружающее пространство. Если же задержать дыхание на вдохе, то аура, напротив, расширяется, ты выходишь за рамки своего тела и транслируешь себя наружу. При обычном сканировании безопаснее втягивать информацию в своё биополе. Оно полностью тебе подконтрольно, и если что-то пойдёт не так, ты быстро это остановишь. Но если нужно получить большое количество важных данных в рекордные сроки и без искажений, то приходится вылезать из панциря во внешний мир и работать на вдохе. Правда, это чревато такими приключениями, как у тебя. Твоё тело воспринимает увиденное слишком буквально. Болит, плачет, кровоточит, теряет волосы…

– Я не потеряла, мне их отрезали!

– Не тебе. Ворожеевой. Ты чересчур плотно с ней соединилась. Попрошу тебя больше так не делать. Если не будет особых указаний, то ты работаешь на выдохе. Договорились?

– Хорошо. Но я так и не поняла, что с ней случилось? Она жива или нет?

– Пока да, – спокойно, будто говорит о сроке годности булочек из ближайшей пекарни, ответил Чернов.

– Что значит пока?! – всполошилась я. – Кто её убьёт? Светлоликий?!

– Время, – Чернов постучал пальцем по мундштуку. Хлопья серого пепла, смешиваясь со снегом, полетели над вечерним городом. – Ворожееву, как и других студенток, перенесли из нашего мира в астральный. Это похоже на то, как вы каждый учебный день ненадолго покидаете материальный Петербург и переходите в невидимый простому глазу ЛИМБ. Разница лишь в том, что после пар вы возвращаетесь из института – кто домой, кто в общежитие – и за ночь ваши физические тела полностью восстанавливаются. Похищенные девушки уже давно не возвращались в материальный мир. Чем больше времени они проводят в астрале, тем сильнее истощаются и слабеют их биологические оболочки. Однажды наступит день, когда они потеряют возможность вернуться.

– То есть, погибнут?

– Если ассоциировать человека исключительно с физическим телом, как мы все привыкли, то да. Их фантомы ещё на несколько лет зависнут на острове, потом бесследно растворятся – так же, как происходит после насильственной смерти.

– Сколько времени у нас есть, чтобы успеть вернуть их живыми?

– У нас?.. – бросив очередную затяжку, Чернов пристально посмотрел на меня.

– У тех, кто остался здесь, – смутившись, пояснила я. – У тех, кто их ищет.

Он тут же потерял интерес к разговору и опять принялся травиться ядами, отстранённо наблюдая за тонущим в снегу городом.

– Если вы действительно приехали в Питер, чтобы спасти всех этих девушек, – так и не дождавшись ответа, я снова подала голос, – то почему запретили мне снять беса с Милы Феечкиной?

– Моя задача не спасти девушек, а выяснить, кто за этим стоит.

– Разве это не одно и то же?

– Как видишь, нет, – Чернов устало выдохнул дым и пояснил. – Я поставил на беса якорь. Что-то вроде астральной камеры, чтобы проследить его глазами за происходящим на острове. Увы, тогда вы с ребятами сломали фотоаппарат и не дали прихвостням Светлоликого довести похищение до конца. Сектанты испугались и легли на дно, расследование встало. И лишь недавно на зачёте ты самостоятельно настроилась на это место, смогла попасть туда и вернуться без особых потерь – если не считать волос. Но так мне даже больше нравится.

– Что?!

– Волосы хранят часть ауры своего владельца. Через ритуал пострига ты подключилась к эгрегору секты, а это значит, что если они снова сменят частоту вибраций, как делают каждое новолуние, ты автоматически проследуешь за ними, – невозмутимо пояснил бенефактор. – Теперь, благодаря нашему алхимическому каналу, ты будешь моими глазами. К сожалению, пока мы можем только смотреть. У Светлоликого очень мощная защита, остров окружён сотнями крылатых агрессивных тварей, а его неофитки, чья энергия заключена в ритуальных дольменах, готовы отдать жизнь во имя хозяина. Девушек он вербует давно, на протяжении семи последних лет. За это время его астральную резиденцию пытались несколько раз штурмовать силой, но безуспешно. Там пропала без вести уже не одна группа оперативников из Департамента, а следователи менялись как перчатки. Вплоть до прошлого года, когда начали похищать студенток ЛИМБа. Тогда всполошился уже не только АД, но и правительство – и расследовать это дело поручили мне. Отказаться я не мог. Чтобы избежать смертной казни, я дал два обещания: первое – никого больше не убивать, второе – исправно работать на следственный отдел. А исправно в понимании моего начальника – это без права на промах. До недавней поры мне удавалось выполнять все его приказы, но тут я сразу понял, что дело дрянь. Тогда я решил действовать под прикрытием и попросил выделить мне огромный срок – полтора года, надеясь, что за это время или Светлоликий выдаст себя или начальник сдохнет. Но увы, у командира отменное здоровье, а Светлоликий слишком аккуратен и нигде не ошибается. На данный момент я в тупике. Задержать «Великого Отца» возможно только в реальном мире – когда он в очередной раз вернётся, чтобы восстановить силы, однако я до сих пор не смог установить его личность. Его адептов из ЛИМБа, руками которых он похищает девушек, я вычислил в первый же месяц. Я посещал кружок по созданию сверхандрогина и настолько примелькался среди юных «химиков», что они считают меня за своего. Я даже раскрыл преступление, о котором меня не просили, и задержал вашего извращенца-историка. Но всё бесполезно. Никто не видел Светлоликого без маски. Никто не понимает, что на самом деле происходит на острове. Никто не знает, как именно планируется использовать собранную с молодых людей энергию и содержимое золотой чаши… А что касается твоей новой причёски – если тебя в данный момент это интересует больше всего – ты не ослышалась. Тебе правда идёт.

Я притихла, растерявшись.

– Ещё вопросы будут? Не стесняйся. Давай, наконец, разрушим непонимание, которое легло между нами.

Да уж, непонимания между нами столько, что оно не просто легло – оно возвышается непреступной горой. И если про ситуацию с расследованием мне теперь более-менее ясно, то кое-что до сих пор скрыто за плотной вуалью тайны.

– Зачем вы убили Хромого? – выпалила я прежде, чем успела сообразить.

От неожиданности он подавился дымом и закашлялся, прикрывая рот рукой в кожаной перчатке:

– Кого?! – переспросил хрипло.

– Скажите мне правду. Я постараюсь понять.

– Кто такой Хромой?!

Тут до меня дошло, что Чернов и впрямь мог не знать, как называли погибшего. Тем более, до конца не ясно, настоящая ли это фамилия или просто кличка, которую ему дали в кругу друзей. Зря я сразу после той драки во всём не призналась! Теперь будет сложно объяснить, что мы с ребятами хотели как лучше…

Сигаретный окурок полетел вниз, описав дугу над парапетом смотровой площадки. Бенефактор снял перчатку, и горячие электризованные пальцы легли мне сзади на шейные позвонки. О ужас, если он сейчас полезет в мои воспоминания, то мне крышка!

– Ого, ты снова была на острове, – я зажмурилась, но его рука, вместо того, чтобы меня придушить, поправила мне шарф, прикрывая горло от ветра. – И навела там много шума. Как только не попалась?! Да не дрожи так, эти девушки живы, хотя отведённое им время ты своей выходкой порядком сократила…

Я потрясённо молчала.

– Больше ты на остров без меня не ходишь. Понятно?

– Да, но я не…

– А что касается этого твоего «Хромого», – настойчиво перебил он. – Послушай меня внимательно. Ваши глупые расследования нужно прекратить, это не только бесполезно, но и опасно. Никакого Хромого я не убивал, мы даже не были знакомы. Но он неудачно «копнул» под меня, а надо мной стоит человек, которому сейчас, во время ответственного мероприятия, очень важно сохранить моё инкогнито…

– Точно человек? – тихо пролепетала я, всё ещё до конца не веря, что небо не разверзлось и меня прямо там, где стою, не испепелила молния.

– Что ты имеешь в виду?

– Если над таким опасным существом, как вы, есть ещё какая-то крыша, то это, наверное, должен быть сам дьявол!..

Скрипач невесело ухмыльнулся:

– Иногда мне тоже кажется, что он вылитый дьявол. Но нет, потом я присматриваюсь и понимаю: всё же это обычный человек… Просто сволочь, – добавил он сквозь зубы.

Чернов предложил мне самой найти место для проведения индивидуального занятия, и хотя я не чувствовала себя на это способной, он убеждал, что моё подсознание прекрасно знает, какой урок я должна сегодня получить.

В итоге, тонкий и закрученный морозными узорами след красного оргона привёл нас к ветхому, наполовину деревянному трёхэтажному зданию на юго-западе Петербурга. Я даже и не подозревала, что в пределах всего лишь нескольких станций от центра города можно найти такие старые дома.

– Неплохой выбор, – как всегда я не понимала, издевается Чернов или правда меня хвалит. – Но на всякий случай уточню: ты уверена, что хочешь зайти внутрь?

– В смысле? – покосилась на него я. – Там что, опять какой-нибудь монстр? Это дом с привидениями?

– Нет. Приведений нет, монстров тоже. Во всяком случае, сейчас.

Любит же он говорить загадками!

– Ладно, пойдёмте. Разберёмся.

Хмыкнув, он сложил зонт, защищающий нас от пушистого снегопада, и открыл передо мной тёмную дубовую дверь единственного подъезда. Ни домофона, ни хотя бы простого замка на двери не было, только сверху над входом звякнул старый латунный колокольчик.

– Главное, не торопись. Развязать каждый новый узел будет сложнее, чем предыдущий.

– Вы о чём?

– Скоро поймёшь.

В подъезде пахло сыростью и ржавым металлом. В почтовых ящиках пылились конверты никому не нужных писем, со стен свисала частично оборванная и перемотанная изолентой проводка, а из-за глухо закрытых дверей квартир, обитых потрескавшимся дерматином, веяло ментоловым бабушкиным лекарством. Лифта, разумеется, нет. Звонки сломаны – вместо кнопок из пластиковых коробочек торчала оголённая медная проволока. Вверх вела раскрошившаяся от старости бетонная лестница с перилами, которые давно не красили.

– Давайте поднимемся, – неуверенно предложила я. Когда за нами закрылась тяжёлая входная дверь, свет уличных фонарей погас, и подъезд погрузился в полумрак – только далеко на втором этаже трещала голубовато-белая длинная лампа.

– Как скажешь, – безразлично-отстранённый голос Чернова не сулил ничего хорошего и будто бы даже намекал, что оставаться внизу безопаснее, но я всё же пошла на свет.

На втором этаже стоял запах мокрой собачьей шерсти, а у одной из дверей на крючке висел старый кожаный поводок с большим исцарапанным карабином. Звонок рядом с этой квартирой уцелел, и я, плохо понимая, зачем, несколько раз в него позвонила. В ответ мне раздался рокочущим басом собачий лай, но никто так и не открыл, даже не подошёл к порогу, чтобы взглянуть на меня в затуманенный глазок. Наверное, это и к лучшему – встречаться с рассерженным псом не очень-то хотелось. Застыв на середине узкой лестничной клетки, я закрыла глаза и принюхалась к красному оргону.

– Это выше. На третьем этаже. Нет, скорее на чердаке.

– Хорошо, – Чернов, не подсказывая и ничего толком не комментируя, будто на экзамене, послушно поднимался следом за мной.

Третий этаж встретил меня длинным коридором, уходящим вглубь – туда, где на первых двух этажах была глухая стена. Под моими ногами скрипнул старый, выложенный «ёлочкой» рыжий паркет. Я пошла вдоль дверей квартир, разглядывая номера на покосившихся овальных табличках. Из-за двери с надписью «десять» пахло убежавшим и пригоревшим к плите супом. В одиннадцатой квартире шумела вода, будто кто-то наполнял ванну. Приглядевшись, я увидела, что тряпичный коврик перед порогом уже весь промок, и паркет под ним потемнел, вздувшись от влаги. У двенадцатой квартиры стоял советский, насквозь проржавевший детский трёхколёсный велосипед, на руле у которого висело игрушечное ведёрко с засохшими полевыми цветами. У тринадцатой квартиры лежал на боку старый красный дисковый телефон.

Мысок моего ботинка ткнулся в отвалившуюся крышку пластикового динамика. Я присела на корточки, подняла трубку и повертела в руках. От красного телефона фонило красным оргоном. Прорезиненный чёрный провод уходил через щёлку порога в тринадцатую квартиру.

– Мне нужно поговорить с владельцем этого аппарата.

Звякнул механизм внутри базы – я положила трубку на рычаг.

– Поговори, если сможешь, – усмехнулся бенефактор.

Следующие несколько минут я звонила и стучала в закрытую дверь, а потом ещё и кричала отчаянное «Эй! Есть тут кто-нибудь?». Всё сильнее пахло супом. Текла вода из-под соседнего коврика. Лаяла собака снизу, но из людей никто не отзывался.

– Пойдёмте на чердак, – потеряв терпение, заключила я. Моя рука коснулась облупившихся железных перил. Лестница на этот раз неохотно пустила меня выше. С каждым шагом идти становилось всё сложнее, будто навстречу мне дул, сбивая с ног, ураганный ветер. Затаив дыхание и зажмурившись, я продиралась вперёд через невидимую стену, а Чернов терпеливо следовал за мной. В какой-то момент меня снесло назад, я покачнулась и чуть не упала, но он придержал меня, подталкивая в спину.

– Соберись. Ещё четыре ступени.

Четыре. Три. Две. Одна… И вот, наконец, я на площадке. С облегчением открыв глаза, я вздрогнула. С обшарпанной стены прямо на меня смотрела цифра «3». Я снова была на третьем этаже. В одиннадцатой квартире бурлил, шипя на раскалённой плите, суп. Текла вода. Снизу издевательски лаял пёс. Красный телефон, окружённый облаком красного оргона, таращился на нас своим круглым циферблатом.

Я в растерянности обернулась на Чернова.

– Ну вот, наконец, мы добрались до сути проблемы, – с безразличной издёвкой заключил он. – Давай посмотрим, как ты с этим справишься.

По моей спине прогулялся холодок. Ноги сковал липкий страх – будто я застряла в лифте, в котором не ловит сотовая связь, а кнопка вызова диспетчера не работает.

– Попробуем подняться ещё раз, – выпалила я, пытаясь не выдавать своей паники, и опять ринулась вверх по лестнице.

Следующие несколько минут я как заведённая бежала по ступеням. Всё выше, и выше, и выше – превозмогая плотную, отталкивающую меня назад силу – но каждый раз снова и снова оказывалась на третьем этаже.

Создавалось впечатление, что на площадке совсем ничего не менялось, но потом я заметила, что велосипед у двенадцатой квартиры больше не трёхколёсный. Теперь у него два больших резиновых колеса и два маленьких, пластмассовых – а в ведёрке не цветы, а гладкие морские камушки.

Меня неслабо тряхнуло. Возникло мерзкое, дурманящее ощущение, что я сплю, в висках застучало, перед глазами поплыло. Переводя взгляд с одного предмета на другой, я пыталась заставить себя вспомнить, каким он был раньше.

Рыжий паркет под ногами превратился в грязно-жёлтый линолеум. Коврик одиннадцатой квартиры, оказывается, не серый, а тёмно-зелёный. А вместо цифры «10» на соседней двери стоит римское «Х». И только ярко-красный советский телефон по-прежнему оставался красным.

Я пробовала подниматься, перешагивая через две или три ступени. Пробовала идти боком, по стеночке. Один раз выпустила крылья и взлетела. Один раз перепрыгнула через лестничный парапет вниз, но неизменно оказывалась на том же самом третьем этаже.

Пробежав ещё несколько пролётов туда-сюда, я бессильно опустилась на побитый коричневый кафель и прижалась спиной к скрипучим перилам – ещё недавно металлическим, а теперь прогнившим деревянным.

– Пожалуйста, хватит! – воскликнула, поднимая лицо на Чернова.

– Я думал, ты боишься только высоты, а у тебя ещё и клаустрофобия? – хмыкнул тот. – Что это за непрофессиональная истерика?

– Признаю, я была не права, – с трудом выдавила из себя я. – Даже не так – мы с ребятами поступили с вами очень плохо. И то, что произошло дальше, вся эта драка… это было ужасно, я правда тогда за вас испугалась и пожалела о случившемся! Мы не хотели! Слышите?.. А теперь, пожалуйста, выпустите меня!

Прижавшись спиной к стене, бенефактор словно невзначай посмотрел на потолок, отгораживающий нас от несуществующего чердака. Сейчас в потолке темнел деревянный откидной люк, из щелей которого нам на головы капала вода – видимо, из верхней одиннадцатой квартиры.

– Ника, неужели ты всерьёз полагаешь, что пространственно-временная петля – это тоже моих рук дело?

– Конечно! Вы же специально привели меня сюда!

– Напротив, сегодня я специально никуда тебя не вёл. Ты пришла сюда сама. Действуй.

Я чуть не разрыдалась от досады и задрала голову, чтобы слёзы невзначай не покатились по щекам. Следом за скрипачом посмотрела на потолок, на мокрый, прогнивший люк – и тут ко мне пришла идея:

– Подсадите меня!

– Что?.. – покосился на меня Чернов.

– Лестница заколдована! Но тут в потолке есть дверь на чердак. Это наш шанс! Поднимите меня, я попробую туда залезть!

– Ты уверена, что это хороший план?..

– Нужно проверить!

Вздохнув, бенефактор присел, подставляя мне спину.

Скрипнула его кожанка. Вскарабкавшись к нему на плечи, я уселась поудобнее и махнула рукой – мол, поднимайтесь. Потолки тут были довольно высокие, метра три точно, и даже когда Чернов распрямился, мне с трудом удалось достать до люка. Вытянувшись, я с силой толкнула дверцу, та описала в воздухе полукруг и с грохотом шлёпнулась на пол чердака. Меня обдало облаком пыли. Чихнув, я вцепилась в край проёма и подтянулась, заглядывая наверх.

На чердаке гулял ветер. Старая крыша совсем прохудилась, и через дыры в черепице на меня обрушился проливной дождь. Моталось на натянутых нитках развешенное кем-то белое, проеденное молью бельё. Сняв с головы влажную простынь, залепившую, словно паутиной, мне лицо, я снова пригнулась. Надо мной с шумом хлопнула крышка люка. Дверца сама собой закрылась.

Чернов недобро взглянул на меня снизу вверх:

– Ну что, проверила?

Я наспех отряхнула промокшие волосы:

– Попробую ещё раз!

Сейчас на чердаке было сухо, но жутко воняло крысами. Я засунулась наверх почти по пояс, когда на меня вдруг со звоном опрокинулось алюминиевое ведро, полное огромных рыжих тараканов. Взвизгнув, я качнулась и сильнее стиснула колени, чтобы не упасть. Чернов тихо чертыхнулся, одной рукой придерживая меня за лодыжку, а другой стряхивая с воротника своей рубашки толпу насекомых, норовивших забраться ему за шиворот. Дверца снова захлопнулась.

На этот раз мне понадобилась пауза в пару минут, чтобы вынуть всех прусаков из своих волос, но всё же я решилась повторить попытку.

В третий раз крышка люка открылась с жутким, истошным визгом. Я заглянула наверх и тут же сжалась, сгибаясь. Чердак был полон странных существ, словно сошедших с картины Дали – с увесистыми грузными телами, но тонкими, как ноги кузнечика, лапками. На мордах вместо ушей, глаз и носа у них росли морщинистые слоновьи хоботы. Увидев чужака, уродцы всеми своими отверстиями затрубили тревогу и бросились ко мне, готовясь запинать угловатыми конечностями. Я попыталась спрятаться, прикрывая за собой дверцу, но с потолка крыши ко мне протянулись чьи-то костистые руки и с хохотом схватили за волосы. Я завизжала, Чернов снова ругнулся, теперь уже громче. В миллиметре от моего носа воздух рассёк, будто копьё, ствол его сложенного зонта-трости, и блестящий длинный наконечник расшиб напополам вцепившийся в меня скелет. По чердаку разлетелись мелкие обломки костей.

– Спасибо, – пробормотала я, плотно захлопнув люк.

– Это низшие сущности и неупокоенные души, – бенефактор снова отряхнулся, в этот раз от кладбищенской пыли. – Они обожают кучковаться там, где энергия стоит без движения, как вода в болоте.

– Надеюсь, они больше не станут с нами связываться, – я упрямо взялась за ручку дверцы. Кстати, не припомню, чтобы у неё раньше была ручка…

– Ника, нет! – воскликнул Чернов, и я уловила в его ещё недавно безразличном голосе нотку отчаяния. – Давай на этом остановимся!

– А что вы предлагаете, остаться тут навсегда?!

– Я предлагаю слезть с меня, раскрыть поле красного оргона и поработать. Это место ждало тебя много лет, чтобы ты помогла предотвратить случившееся – а не играла с ним в русскую рулетку.

– Я умею расшифровывать только тот оргон, который идёт от людей. А тут, кроме нас, ни одной живой души!

– За каждой вещью стоит живая душа, и вовсе не обязательно биться в закрытые двери, чтобы услышать её крик или плач. Сделай выдох. Замри. Настройся. Так было здесь не всегда. Этот дом ничем не отличался от других до определённого дня. Что это был за день? Как давно это произошло? Что случилось?.. Представь, что стоишь на вышке, а внизу перед тобой – море ответов, которое ждёт твоих вопросов. Задержи дыхание. Закрой глаза. Прыгни.

Перекрывая его гипнотический голос, вдруг раздался оглушающий протяжный дребезг, будто в мои уши забивали огромным молотком сразу сотни маленьких гвоздиков. Я вздрогнула и со страху потеряла равновесие, а Чернов то ли не успел, то ли постеснялся схватить меня за бёдра. Перекувырнувшись назад, я в беспорядочном сальто упала с его плеч и распласталась на кафельном полу.

На моём лбу проступил пот, как в кошмарном душном сне. Руки похолодели. Я, наконец, поняла, откуда исходит этот невыносимый металлический звук.

Красный телефон зазвонил.

Глава 10. Река времени течёт вперёд

– Когда я сказал тебе «Прыгни», я имел в виду не это, – подметил Чернов, поднимая меня с пола.

Не оборачиваясь на него, забыв даже отряхнуться, я кинулась к двери тринадцатой квартиры. Дверь была не заперта. Телефон звонил изнутри, из тесного маленького коридора, с глянцевой поверхности лакированной советской тумбочки.

– Алло, – проговорила я, подняв трубку, и не узнала своего голоса. Усталый, низковатый и чуть осиплый – он принадлежал женщине лет пятидесяти.

– Мама, ты оказалась права про него! – раздалось отчаянное мне в ответ, девушка на том конце провода всхлипывала на каждом слове, её душили рыдания. – Не нужно мне было ездить так поздно на это свидание! Что мне теперь делать?!

– Где ты? Что случилось?

– Я звоню из таксофона! Я от него убежала, но не знаю, надолго ли. Он крикнул вслед, что найдёт меня. Боже, как я могла согласиться выйти замуж за такого человека!.. Автобусы уже не ходят, даже такси не видно. Здесь пустырь…

– Он приставал к тебе до свадьбы?

– Нет, мама, нет, хуже. Он… он что-то сделал со мной. Ты была права, он не химик! Может быть, в его пробирках наркотики!.. У него руки горят страшным светом, мама. Он сказал, что пошутил насчёт свадьбы, а потом… потом – что заберёт мою душу.

Я потрясённо молчала, а вместе со мной – женщина, разбуженная звонком посреди ночи.

– Я схватила тот скальпель, который ты дала мне… Господи, я считала тебя сумасшедшей, а теперь понимаю, зачем ты это сделала!.. Я ударила его в грудь, а потом полоснула по лицу, но он даже не поморщился, только вытер со щеки белым платком синее пятно. Мама, ты же врач, скажи, он чем-то отравил меня?! Он угощал меня лимонадом из автомата! Что в его пробирках – там яд?! Это всё галлюцинации?!

– Нет, не галлюцинации, – хрипло выдавила я вместо растерявшейся женщины.

– Тогда почему у него синяя кровь?!

– Потому что он не человек, а коллекционер… – проговорила я глухо.

В ответ мне раздался оглушительный визг и отчаянное:

– Мама, он здесь, он по другую сторону будки! Он пришёл за мной!

– Работай, – шепнул Чернов. – Пора.

У коллекционеров нет своего оргона. Символы у него на ладони и колпачки резервуаров светятся цветом ауры его очередной жертвы. Сегодня его пробирка зелёная, а красную энергию излучает женщина, голосом которой я говорю. Мать готова пойти на всё ради спасения своего ребёнка. Даже на невероятное. Даже на преступление. Она не просто принесёт дочери с работы самый острый хирургический нож, чтобы защитить от жениха. Она уничтожит весь мир, если это нужно!

Звякнув, упал на паркет красный телефон. Треснула, отвалившись, крышка динамика. Сердце женщины пропустило удар, дёрнулось болезненно и остановилось, а вместе с ним и время отскочило на минуту назад, застыв в стенах проклятого дома навечно – так, чтобы этот звонок никогда не прозвучал. Так, чтобы её дочь осталась жива. Даже если одновременно оборвутся истории сразу сотни людей, живущих рядом, даже если они сгинут, так и не ступив в завтра – неважно.

Всего один удар сердца пробил реальность и завязал стрелки часов в морской узел, лишая ни в чём не повинных соседей будущего. Если я уберу красный оргон, как предлагает мне Чернов, то снова запущу время, но при этом помогу коллекционеру погубить его жертву. Так нельзя! Вот, где настоящее преступление! Женщина не виновата!

Лопнули стёкла таксофона. Чёрные крылья прошили его насквозь, и в будку ворвался тёплый питерский ветер, а вместе с ним – невесомые парашютики одуванчиков. На улице конец мая, уже начинаются белые ночи, и севшее солнце оставляет за горизонтом светлую полоску. У коллекционера совсем нет совести – это же надо обмануть собственную невесту в начале такой красивой поры. Очаровать, влюбить в себя, зажечь её зелёный оргон, заставить открыться, а потом предательски забрать у неё доверчивую душу!..

– Беги! – толкнув до смерти испуганную девушку, я вылетела навстречу демону с большим осколком стекла, зажатым в кулаке. Может быть, он не боится ножей, но битое стекло ему точно не понравится!

Зелёная пробирка выпала на асфальт и разлетелась мелкими блестящими крошками – словно россыпью изумрудов. Коллекционер вскрикнул и, прижав руку к груди, согнулся вперёд. На пушистые одуванчики, растущие у обочины брызнули ярко-синие капли крови.

– Феникс, ты-то тут откуда? – прохрипел он через боль. – Ты же ещё не родилась!

– Если не отстанешь от меня, я найду тебя где угодно, хоть в будущем, хоть в прошлом! – прошипела я. – И разобью самые ценные экземпляры твоей коллекции! Понял?!

Подняв на меня затуманенные глаза, демон горько ухмыльнулся в усы:

– Самые ценные мои экземпляры, собранные вместе, не идут ни в какое сравнение с тобой! – он осторожно коснулся огромного острого осколка, торчащего у него из груди. Зажёгся на его ладони витиеватый магический символ, и стекло, начало плавиться, капая на землю, будто тающий лёд. – К чёрту души влюблённых дурочек, это слишком банально! Клянусь всей своей богатой коллекцией, феникс, ты будешь моей!..

– Честно говоря, я надеялся, что ты ликвидируешь красный оргон, развяжешь временную петлю, тем самым дав коллекционеру возможность до конца осуществить его план – он получит душу той девушки, обрадуется, и на этой почве вы с ним помиритесь… – сетовал Чернов, поднимаясь следом за мной по ступеням на четвёртый этаж. – А ты опять натворила дел. И снова работала на вдохе – да что с тобой такое?!

– Ну, знаете ли, – я уверенно шла вверх по лестнице, теперь уже безо всякого труда. – Быть сообщницей этого маньяка я не собираюсь. Дружить с ним – тем более. А ваше задание я выполнила, красный оргон иссяк, дом расколдован. Видите, мы уже на четвёртом этаже. Что не так?

– Всё нормально. Просто начинаю за тебя волноваться. Кажется, сегодня вы окончательно рассорились. Отобрать у коллекционера его добычу – это же надо додуматься!..

– Здесь есть пятый этаж, – взволнованно перебила его я. – Ничего себе! И шестой! Да тут ещё десяток этажей! А как изменился дом! Вы заметили?! Теперь здесь всё чистенькое! Похоже на новостройку!..

Скользя ладонью по гладким блестящим перилам, я поднималась всё выше, читая вслух цифры на этажах: седьмой, восьмой, девятый… Лестничные площадки, выкрашенные свежей светло-бежевой краской, были уставлены цветочными горшками. На стенах висели картины. С глухих металлических дверей на меня смотрели натёртые до блеска камеры видеоглазков.

Этажей оказалось семнадцать, причём последние три из них принадлежали организациям, снимающим помещения под офисы, а на остеклённой крыше располагалась вертолётная площадка, где, судя по огромной цветастой вывеске, мог попробовать себя в управлении железной птицей любой желающий.

Засмотревшись открывшимся видом ночного неба, я в изумлении замерла на пороге и даже не заметила, как ко мне подбежала администратор с красным платочком, повязанным поверх накрахмаленной белой блузки:

– Вы бронировали? – вежливо, но деловито прощебетала «стюардесса». – Фамилию и имя, пожалуйста?

– Нет… – замямлила я. – Понимаете, мы просто…

– Да, – одновременно со мной ответил бенефактор. – Лев Чернов.

Ахнув, я чуть не задохнулась от возмущения:

– Так вы всё-таки заранее это подстроили?! Вы ещё до занятия знали, что мы здесь окажемся?!

– Ты молодец, – Чернов подтолкнул меня к стойке ресепшен, за которую вернулась, надев на лицо профессиональную улыбку, администратор. – Справилась со своими старыми фобиями, и теперь заслужила в награду ещё одну новую.

Вот так награда!

– На вертолёте я не полечу! – оттянув его в сторону, шепнула я. – Прошу, давайте просто спустимся и уйдём отсюда своими ногами!

– Мы столько сил потратили, чтобы сюда подняться, – хмыкнул бенефактор. – Обратной дороги нет.

– Пожалуйста!

– Чего ты боишься, дурёха, у тебя же есть крылья, – расписавшись за нас обоих в журнале по технике безопасности, он добавил уже серьёзнее. – Это очень символично. Река времени течёт только вперёд. Мы не должны возвращаться к прошлому, не должны идти по одному и тому же пути дважды. Не переживай, управлять вертолётом – не сложнее, чем водить авто. Инструктор тебе сейчас всё покажет и объяснит.

– В смысле, объяснит?! Хотите сказать, что я буду за рулём?!

– За штурвалом, – невозмутимо поправил Чернов.