Химера Соколова Наталья
– Вы с ума сошли?! Я не умею летать!!! Да я же нас обоих разобью!!!
– Кажется, ваша девушка слегка боится, – иронично подметила администратор. Улыбка на её лице стала ещё шире. – Вы в первый раз? Не переживайте, у пилота есть дублирующий штурвал, и если что-то пойдёт не так…
– Нет!!! – воскликнула я. – Я не!..
– Ника просто так кокетничает, – мягко взяв за поледеневшую от страха руку, Чернов потащил меня к выходу на крышу. – На самом деле, она у меня опытная. Летает с детства… Да, ангел?..
На вертолётной площадке лютый ветер с воем ударил нам в лицо и осыпал с ног до головы крупинками плотного снега. Пилот – крепкий плечистый дядька лет сорока – посетовал себе под нос, что даже ему «взлететь нужно будет ещё постараться». Услышав это, я внутренне возликовала. Ну конечно! Погода-то, к счастью, нелётная. Нас сейчас отсюда просто развернут, и никто не пострадает!..
– Не переживайте, всё пройдёт легко, – уверил пилота Чернов. – Питерская стихия, как женщина, очень изменчива. Секунду назад злилась, и вдруг уже ласкается как мартовская кошка. Видите?..
Свист ветра смолк. Снежная буря, внимая ему, успокоилась. Кажется, даже немного потеплело. Пилот в ответ на метафору бенефактора почему-то захихикал – наверное, скрипач и с ним умудрился в два счёта сонастроиться и дёрнуть нужную «струну».
– Вот и славно, – подсадив меня в кабину, Чернов положил руку мне на плечо. – Маршрут нехитрый. Мы сделаем круг по городу, опишем небольшой крюк над Финским заливом и сядем на площадку у Английской набережной, откуда до твоего общежития можно дойти пешком.
Развалившись на заднем сиденье, он откинулся на спинку и подмигнул мне:
– Давай, Ника, покажи нам, что такое настоящий ас! Ни пуха, ни пера!
Да уж, перьев на этот раз не будет. Только рокот винта, треск гарнитуры и широкий, как рога непослушного быка, штурвал, выскальзывающий из вспотевших рук. Так я никогда ещё не летала, и до воздушного аса мне как до луны…
Железная машина, слегка кренясь, поднялась над высокой красивой новостройкой, в блестящих окнах которой отражался лимонный серп месяца. Никто из жителей Петербурга уже и не помнил, что раньше, когда-то очень давно, лет тридцать назад, на её месте стоял низенький, наполовину деревянный дом, похожий на барак, где со стен свисала рваная проводка, пол вздулся от протечек воды, а на чердаке водились крысы размером с кошку. Вырос мальчик, катавшийся на трёхколёсном велосипеде. Умер старый мохнатый пёс, державший в страхе весь подъезд. Одинокая женщина из тринадцатой квартиры купила в подарок старушке-маме новый, кнопочный телефон…
– Я могу рассчитывать на конфиденциальность? – спросил в тот вечер Чернов, проводив меня до общежития. – Или нужно дополнительно объяснить, что наш сегодняшний разговор не предназначен для ушей Сыроежкина, Чародеевой и, тем более, ваших друзей-старшекурсников?
– Да, конечно, Лев Станиславович, – уверила его я, едва заметно пошатываясь. За недолгую прогулку на вертолёте меня неслабо укачало, и даже язык немного заплетался. – Можете быть спокойны. Я никому ничего про вас не расскажу…
На ночь глядя к нам в гости заглянул Яшка. С дотошностью осмотрел новую, отремонтированную стену в ванной и модное круглое зеркало с подсветкой, которое мы заказали накануне взамен разбитого. Лизка решила, что нам нужно что-то оригинальное – и её папа идею одобрил, выделив нам необходимую сумму. Подруга от обновки просто пищала, а вот мне белый светодиодный контур напоминал жутковатую «корону» вокруг солнца во время затмения, поэтому я старалась лишний раз туда не смотреться.
Перепробовав все сладости в вазочке, Сыр попросил налить ему ромашкового чая и, отхлебнув, выпалил:
– Ну, Ника, рассказывай. Я же не просто так пришёл, а как заинтригованный уроборос. Ты сегодня путешествовала во времени и дофига всего там поменяла. Надеюсь, это было санкционировано?
И как он только это понял! Молча открыв на ноутбуке карту, я нашла адрес новой высотки с вертолётной площадкой на крыше и ткнула в неё пальцем на панораме:
– Ещё вчера этого дома здесь не было. Точнее, он был, но выглядел по-другому, потому что попал во временную петлю…
Слушая меня, Яшка даже позабыл про свой чай и постоянно перебивал, чтобы задать уточняющие вопросы про занятие. Помню ли я момент перехода по кротовой норе? Какой предмет я использовала в качестве якоря? И помогал ли мне бенефактор преодолеть темпоральный парадокс? Лизку же моя индивидуалка не заинтересовала – ну прошлое и прошлое, подумаешь – её больше волновало то, что рассказал мне Чернов.
– Ух! Теперь мы не просто должны! Мы обязаны поехать в тот монастырь! – воскликнула она, едва я выложила все запретные подробности, о которых обещала молчать. – Нужно срочно выяснить, не врёт ли он тебе! Если врёт, то это уже прямое доказательство, что у него самого рыльце в пушку!
– Слушайте, – перебил её Сыр. – С прошлым мне более-менее всё понятно. А вот историю Льва Станиславовича я всё равно не проследил до конца. Допустим, его из монастыря забрали в АД. Просканировали там на осколки, офигели от результата и вынесли приговор на смертную казнь. В последний момент одумались и решили, что его красный оргон можно использовать по-другому. Обучили всем этим ФСБ-шным штукам, заставили поступить в ЛИМБ, а теперь ради охоты на Светлоликого, оформили его тут как препода, пририсовав звание профессора. Разумеется, так как он опасный персонаж, то за ним со всех сторон следят. Даже питерская «скорая» прилетела на вызов за пять секунд, едва Ника назвала его фамилию и имя. Окей, это всё логично. Но где же было их всевидящее око, когда он угрохал тех четырёх парней?! А когда скинул тела в реку? Как они это проглядели? Или не проглядели, а временно простили до конца расследования?
– Проглядели, – уверенно выпалила Лизка. – Они не знают, что это сделал он. Иначе не стали бы давать такую огласку в новостях, а просто замяли бы дело.
– Интересно, если бы Ника сразу обратилась в АД и всё им рассказала, они бы арестовали его? – задумчиво почесал подбородок Сыроежкин. – Или, наоборот, убрали бы её, как Хромого, чтобы не мешала важной операции?..
– Нужно позвонить твоему дяде Роме, – заключила Чародеева.
– Зачем? – не поняла я. – Я даже его номера не знаю.
– Так узнай у родителей! Если сейчас с Черновым что-то пойдёт не так, то Роман – твоя последняя надежда на спасение. Хотя… – рыжая посмотрела на меня искоса и почему-то хихикнула. – Что, чёрт возьми, у вас с ним может пойти не так?! Я всю жизнь мечтала полетать на вертолёте! И ни одна сволочь меня не пригласила на такое классное свидание! А ты!.. Эх…
Лизка огорчённо замолчала, а Яшка, оттеснив меня от ноутбука, принялся с любопытством искать на карте границу, отделяющую Ленинградскую область от Псковской.
Глава 11. Крест Константина
В узком помещении с низким потолком царит полумрак. Ламп и электричества здесь нет – только тусклое мерцание чадящих восковых свечей освещает келью. Карамельный аромат ладана, разлитый в затхлом воздухе, не может скрыть тяжёлый мерзкий запах. Так воняет застарелый человеческий пот и что-то ещё похуже. Будто в тёмном углу лежит дохлая кошка, и её тушка распространяет вокруг себя тошнотворно-сладковатый смрад.
Светловолосый парень в белой рубашке с подвёрнутыми рукавами в который раз дёргается – скорее из упрямства, чем в надежде вырваться – но крепкие бородачи в тёмных рясах прочно удерживают его за предплечья и запястья, покрытые чёрными татуировками. Мечта монахов сбылась – юный поджигатель снова здесь, только вот отомстить ему за уничтожение монастыря не получится. Его привезли люди из КГБ.
Под строгим серым пиджаком мужчина в сизом галстуке прячет потайную кобуру с пистолетом Макарова, но оружие сейчас ему мало помогает. Знал бы, что тут так омерзительно воняет – взял бы противогаз! Морщась, военный подносит к лицу платок и прикрывает нос. Он настолько не в восторге от разлитых в воздухе «благоуханий», что аж глаза слезятся.
– Отец Феогност уже тридцать лет носит на своем теле стальные вериги, чтобы победить страсти, – объясняет в ответ на его немой вопрос один из монахов, будто бы извиняясь. – Его плоть подвергается непрерывному истязанию, дабы умножить аскетический подвиг.
Мужчина понимающе кивает. Впрочем, его затравленный бегающий взгляд выдаёт одно-единственное желание – убраться из «святого места» поскорее. Если бы не приказ, ноги его здесь не было бы…
В тёмной глубине помещения раздаются неспешные, шаркающие шаги. Отец Феогност – седой, как лунь, выступает из мрака, словно привидение. Тусклые отблески свечей играют на его морщинистом лице, кустистых бровях и неровной, клочковатой бороде. Некоторое время черноризец стоит неподвижно, пристально смотря на паренька. Кажется, он даже не дышит – лишь чуть заметно двигаются сухие узловатые пальцы его левой руки. Ползут, будто змеи, кольцами обвитые вокруг широкого балахона, длинные-предлинные деревянные чётки.
– Что скажете, уважаемый? – сиплым голосом нарушает тишину человек в сером костюме. – Вы действительно знаете, как обуздать химеру?
Старец словно не слышит. Оставляя после себя шлейф из смеси запахов пота и гнилого мяса, он подходит к юноше вплотную. Твёрдой, уверенной рукой хватает за подбородок и поднимает ему голову так, чтобы отросшие прядки волос разошлись в стороны, открыв лицо. Некоторое время они играют в гляделки. Глаза у старика ясные, лазурно-голубые, а у парня – испепеляющее-чёрные, и кажется, что когда они смотрят друг на друга, свет сталкивается с тьмой.
Наконец, аскет отводит взгляд и, резко отвернувшись, шаркает обратно в тень:
– Нет, сын мой. Мой ответ: нет, – раздается его скрежещущий, надтреснутый голос. – Ежели даже ваша армия не смогла с ним совладать, то чего вы алчете от меня одного?.. Воистину несчастное дитя! Мрак, переполняющий его, подобен безбрежному океану. Кто может обуздать океан? Разве один Господь!..
– Ваш монастырь довольно сильно пострадал от пожара… – словно между прочим подмечает военный. Он мнёт в руке платок, стирает со лба капельки пота, затем снова возвращает его к носу. – За два года вам так и не удалось восстановить разрушенную часть здания даже наполовину.
– Увы, лишь немногие из нас уцелели. А сил тех, кто остался в живых, не хватает…
– Общими стараниями дело бы пошло гораздо быстрее. Мы готовы вам помогать. Если вы поможете нам.
Свеча издаёт громкий треск и начинает коптить клубами чёрного дыма. Монах долго рассматривает яркие запрещающие печати на теле юноши, водя по ним крючковатым пальцем.
– Возможно, я ошибаюсь, и у отрока ещё есть шанс… – шипит, будто бы обращаясь к самому себе, отец Феогност и тычет длинным расслоенным ногтем парню в живот. – Вот тут, под правым ребром, нужно начертать крест Константина! Сюда распятого Господа нашего Иисуса Христа ударили копьём. Отсюда Бог забрал Адамово ребро, чтобы сотворить порочную Еву. Здесь – место, где первородный грех оставляет на теле брешь!..
– Нет, только не это! – парень снова начинает извиваться, и монахи ещё сильнее выкручивают ему руки, чтобы удержать. Срывают рубашку, бросают его на дубовую скамью, прижимая спиной к прогнившим доскам. Сухие верёвки хрустят, впиваясь в запястья и лодыжки.
В глубине комнаты журчит вода – пока юношу связывают, старый монах долго и тщательно, как хирург перед операцией, моет руки. Рядом со скамьёй ставят два деревянных табурета. На один из них кладут причудливый набор инструментов – длинную полоску кожи с воткнутыми в неё серебряными иглами разной длины. Вместо петель для ниток у них – миниатюрные звериные и птичьи головы: лев, телец, орёл, голубь…
Открывается банка с густо-чёрной краской, острый металлический аромат наполняет келью. Старец снова выползает из тьмы и садится на второй табурет. Засучивает рукава, оголяя морщинистую кожу предплечий, плотно покрытую сложными угловатыми орнаментами, перемежающимися с витиеватыми буквами древней кириллицы.
По обнажённому телу парня ползёт капельками холодный пот, словно кто-то выплеснул на него ведро ледяной воды. Краснеют запрещающие печати. Пламя, вспыхнувшее на секунду в темноте кельи, съёживается и гаснет. Разлетаются по полу, превращаясь в сор, белые перья и серебристая чешуя.
Довольно кивнув, монах кладёт ладонь юноше на правый бок, нащупывая ребро.
– Крепись, мой мальчик, – шепчет он. Размашисто перекрестившись, вынимает одну из игл, окунает её в чернила и быстрым, уверенным движением втыкает в побледневшую кожу.
Громкий крик сотрясает узкий каменный свод кельи. Ни одно копьё, ни одна запрещающая печать не сравнится с намоленной монограммой отца Феогноста. Адские муки в самом жерле преисподней не причинят столько боли! Каждая линия, каждый малый штрих заставляют юношу задыхаться от рвотных спазмов и извиваться, с треском натягивая верёвки.
– «С этим знаком победишь» – так гласило Божье послание великому римскому императору Константину, когда небеса даровали ему сей чудесный символ!.. – невозмутимо приговаривал аскет за работой, низко склонившись над мечущимся по скамье, бьющимся в конвульсиях телом. – Он победил, победим и мы! Но будьте осторожны! Храните отрока от гибельного распутства! Дьявольская страсть способна изничтожить даже самые сильные молитвы! Даже исцеляющую священную рану! Даже сам Господень крест!..
– Да уж лучше распутство, чем вот это вот всё, – с отвращением бурчит военный, в который раз ненавистно обводя глазами зловонную келью.
– Будь ты проклят! – тихо хрипит парень. – Не попасть тебе на небеса, пока я жив! Смерть к тебе не придёт – будешь вечно пресмыкаться на земле!
– Ох, горе нам! – ничего не слыша, причитает отец Феогност. – Горе грешным – живущим во времена, когда в мире родилось такое дитя!..
Под колёсами Лизкиной «ауди» хлюпал талый снег. По обеим сторонам трассы покачивались от ветра запорошенные высокие ели. В салоне было тепло, уютно и вкусно пахло конфетно-сладким автомобильным освежителем. Я оторвала затылок от подголовника и несколько раз в непонимании моргнула.
– Эй, птичка, дурной сон приснился? – не отводя взгляда от дороги, спросила подруга.
Сыр, читавший методичку по истории искусств, отвлёкся от текста и внимательно посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Его жёлтые глаза блеснули по салону двумя яркими солнечными зайчиками.
– Слушайте, давайте туда не поедем! – взволновано протараторила я, дёргая Лизку за руку.
– Ты раньше определиться не могла?! – возмутилась та. – Мы уже въехали в Псковскую область, скоро будем на месте! Я встала в семь утра и три с лишним часа за рулём! Не выспалась, и всё затекло – думаешь, это легко?!.. Ну нет, я теперь из принципа не отступлюсь!
– Ника только что снова была в прошлом, – глухо пояснил Яшка. – И для феникса погрузилась очень глубоко. Расскажи нам, что ты там увидела?
– Как-нибудь в другой раз, – пробормотала я. – Это с нашей поездкой не связано.
Не связано, ага. Именно с поездкой этот сон и связан. Из-за поездки я сама не своя и за каждым кустом вижу опасность. И из-за поездки же мой телефон с отключённым звуком мигает в кармане экраном, отображая входящие звонки. За утро Чернов набрал мне, наверное, уже раз пять. Пять вызовов подряд от бенефактора – это беспрецедентный случай. Он не просто нервничает, он в бешенстве, поэтому я и не отвечаю. А что я ему скажу? Лизка всё равно не повернёт назад…
Преображенский монастырь оказался точно таким же, как в моих видениях. Высокие, угрожающе острые пики тёмных куполов царапали низкие хмурые облака. Рыже-красные кирпичные стены тяжело давили на голову. На металлических автомобильных воротах висел замок и надпись «Осторожно, злые собаки!», а чуть ниже: «Котят не приносить!».
Других машин рядом не было, и Лизка припарковалась прямо напротив входа. Хлопнули дверцы «ауди», с двух пушистых елей слева и справа от дорожки упали сугробы снега. Встревоженный громким звуком, взметнулся в небо чёрный ворон. Вдалеке залаяли псы. Судя по рокочущему басу, они здесь и правда злые.
Яшка дёрнул калитку и отчитался:
– Незаперто, – но шагнуть на территорию так и не решился.
Щёлкнув брелком, Лизка поставила машину на сигнализацию и, отстранив его, первая вошла внутрь. Но не успела она процокать на своих тонких каблучках и пары шагов, как её окликнули:
– Эй! – недовольный голос, почти такой же рычащий, как утробный лай собак. – Сестра, почему без юбки?
Подруга от неожиданности замерла на месте, но быстро нашлась:
– Холодно же, батюшка, зима на дворе! Минус десять было ночью!..
Высокий рыжебородый мужчина в длинном одеянии, очищающий дорожки от снега, придирчиво окинул нас взглядом. Яшке только махнул рукой, мол, проходи, а вот нам преградил дорогу шваброй:
– Платки-то хоть есть у вас? Головы свои беспутные прикройте!
Лизка нехотя вытащила из кармана розовую шапочку со стразами, а я нацепила капюшон. Неодобрительно цыкнув, монах отступил на шаг назад, но стоило нам пройти чуть дальше, снова нас позвал:
– Что вы здесь забыли-то, ребята? Кто такие? Кого ищете?
– Мы… – протянула Лизка, готовясь импровизировать. – Мы студенты из города. Нам задали сделать проект о каком-нибудь древнем монастыре, и мы выбрали ваш. Это нужно для зачёта по… истории искусств.
Будто в подтверждение её слов, Яшка помахал в воздухе методичкой Чернова:
– У вас ведь очень древний монастырь. И очень красивый. Когда он был построен? Наверное, ещё при царе?..
Мужчина взмахнул шваброй, счищая с кованой скамейки снег:
– Нет, не при царе. Позже. Но история у нас и вправду долгая и интересная. Монастырь однажды горел дотла, но возродился, как жар-птица, из пепла! Садитесь, сейчас я всё вам расскажу, в точности как мне самому в своё время рассказали… Но приготовьтесь много писать!
Мы переглянулись. Записывать нам было не на чем – разве что для вида можно включить диктофон. Металлическая лавочка покрыта льдом – сидеть холодно. Да и собаки надрываются так, что долгую беседу вести сложно. А лично мне и вовсе с первой секунды как я здесь оказалась, хотелось бежать без оглядки.
Читать бесплатно другие книги:
