Несущая смерть Кристофф Джей

– Мальчик принес нам этого человека в подарок. Разве такое деяние не является достаточным доказательством верности?

– Очевидно, нет.

– Он предназначен для великих свершений, Сятей-гасира. Сын Киоши достигнет высот, о которых его отец и не мечтал. В Палате Дыма лжи не говорят.

– Вам нечего бояться. – Кенсай повернулся к двери. – Введите его.

Даичи смотрел, как в комнату вошел еще один лотосмен, неторопливым, но уверенным шагом, со сцепленными впереди руками. Атмоскафандр свидетельствовал о принадлежности к секте мастеров-политехников – инженеров и техников, создававших механические чудеса Гильдии. Латунь была украшена изысканной филигранью, узор напоминал Даичи кружащийся дым.

– Второй Бутон, – сказал прибывший, низко кланяясь.

Сердце Даичи екнуло, руки непроизвольно сжались в кулаки. Даже под маской он узнал бы этот голос где угодно. Мальчик, которому он доверял.

Однако тот отдал его на растерзание и сожжение псам.

– Кин-сан, – ответил на поклон маленький человечек в черном.

– Кин-сан? – рыкнул Кенсай. – Твой отец Киоши после смерти отдал свое имя тебе. Благородный сын носил бы его с гордостью.

– Сятей-гасира, почтенный Первый Бутон повысил нашего младшего брата и даровал ему звание Пятого Бутона именно после того, как он отдал пса Кагэ в руки правосудия, – заявил человечек. – Вы, вне всякого сомнения, должны признать, что он заслужил собственное имя.

Даичи рывком выпрямился, оскалился, обнажив зубы под растрескавшимися губами, цепи туго натянулись.

– Ты – безбожный предатель! – выплюнул он в лицо юноши. – Да проклянет тебя Энма-о…

Ладонь лотосмена хлестнула его по лицу, отбросив назад с такой силой, что у Даичи посыпались зубы. На запястьях сомкнулись твердые руки, механическая сила крепко сковала, не давая пошевелиться.

Но Кин не взглянул в сторону лотосмена.

– Вы посылали за мной, Второй Бутон? – спросил юноша. – Что прикажете?

– Инквизиция проверила информацию, которую вы собрали во время вашего пребывания среди Кагэ. Принято решение, что дальнейшие допросы этого… – Второй Бутон жестом указал на Даичи. – …излишни. Вы уже сообщили нам о местоположении лагеря повстанцев. Об их численности и диспозициях. Об активах и ресурсах.

– Я стремлюсь искупить прошлые ошибки, – ответил Кин. – Если мои знания помогут привлечь псов Кагэ к ответственности, значит, время, которое я… провел в странствиях, было потрачено не зря. Лотос должен цвести.

– Лотос должен цвести. – Из дыхательных путей маленького человечка вырвался легкий дым.

– Естественно, – проговорил Кенсай, которого явно не впечатлила речь. – Имея это в виду, было принято решение немедленно ликвидировать заключенного.

Даичи стиснул зубы, подавляя приступ страха. Он внезапно закашлялся, с трудом сглотнув. Взяв себя в руки, уставился в пол.

Неужели он сгинет здесь? В мерзкой яме?

– Если вы уверены, Второй Бутон… – Голос Кина растворился в тишине.

– А с чего бы мне сомневаться?

Кин, наконец, перевел взгляд на Даичи – впервые с тех пор, как вошел в камеру. Мехабак на груди щелкал, жужжал и мигал, считая мелькающие бусины, перемещавшиеся по реле с точностью часов, отсчитывая секунды до убийства Даичи.

– Я полагал, что его необходимо казнить публично, – начал Кин. – Чтобы продемонстрировать бескожим, чем может закончиться их неповиновение.

– Мнение бескожих вас не касается. Таков приказ Первого Бутона.

– Слушаюсь, Второй Бутон.

Воцарилась тишина, окрашенная металлическим дыханием, пульсацией шлифованной кожи, внутри которой свернулись эти монстры. Даичи напряг руки в кандалах, не добившись ничего, кроме усилившегося покраснения на кистях и очередной пощечины от стоявшего рядом гильдийца.

– Тогда, простите меня, Сятей-гасира, – осторожно продолжил Кин. – Но зачем вы позвали меня сюда? Меня не особо волнует, жив мятежник или…

– Его палачом станешь ты. Кин-сан. – Кенсай сунул руку за пояс и достал уродливое устройство из трубок и насадок.

Даичи видел похожую штуку лишь однажды и был свидетелем того, какой урон она могла нанести доспехам о-ёрой и скрытому под ними мясу.

Железомёт.

– Вы хотите, чтобы я…

– Да, Кин-сан, – подтвердил Кенсай. – Я хочу, чтобы вы убили этого человека.

– Здесь?

– Сейчас.

Мальчик застыл, и дыхание у него в мехах застопорилось. Даичи подумал о дочери Каори – о ее огне и ярости, о прекрасных серо-стальных глазах, напоминающих его собственные. О шраме от ножа, пересекающем нежное лицо, – удар руки безумца, который ступил на этот путь много лет назад.

А теперь все закончится. Совсем скоро прозвучат звуки похоронного марша. Лязг и стон рвотных машин…

Кин уставился на железомёт в руке Кенсая.

– Я…

Губы Даичи растянулись в оскале, когда голос Кина дрогнул.

– Трус, – прошипел он. – И как ты набрался храбрости, чтобы прикончить Исао и остальных? Ты убивал их, стоя лицом к лицу, или нанес удар в спину? Идзанаги, будь я проклят, старый дурак! И почему я предположил, что ты способен поступить правильно? Тебе не хватает смелости даже взглянуть в лицо человеку, когда ты его убиваешь.

Кин посмотрел на него, стиснув кулаки.

– Ты ничего не знаешь о том, что правильно! – заявил он. – Как и Исао со своими псами.

– И поэтому ты приполз обратно к хозяевам? Из-за подозрительной активности небольшой горстки людей? Рассказал монстрам, где находится наша деревня? Где спят наши дети? Наши дети, Кин?

– Ваши дети – насильники и убийцы, Даичи. Свиньи, все до единого. – Кин наклонился, в его пристальном взоре возникло отражение старика. – А свиней отправляют на убой.

Даичи плюнул на него. Брызги черной слюны попали прямо в гладкую латунь, служившую юноше лицом. С яростным шипением Кин выхватил железомёт из руки Кенсая. Устройство издало тихий, задыхающийся вздох, когда он прицелился, направив ствол между глаз Даичи.

Старик уставился прямо в бездонную черноту дула.

И кивнул.

– Давай.

Кин нажал на курок.

Она не должна здесь находиться.

Аянэ поднималась по лестнице, бесшумно, медленно. Во чреве капитула пел целый хор машин, а мехабак у нее на груди исполнял арию внутри разума, и фальшивые ритмы переплетались друг с другом.

Она остановилась на уровне жилых помещений, прижавшись к стене. Провела пальцами по предплечьям, пытаясь вспомнить поцелуи ветра Йиши на голой плоти, как встали дыбом волоски у нее на затылке и как покалывало свежестью кожу. Но сейчас она почти ничего не чувствовала: она была снова заключена в блестящую землисто-коричневую кожу, плотно облегающую тело, но не дающую ни тепла, ни комфорта.

Я не должна здесь находиться.

Место предназначалось для жилищ сятеев – братьев. У лже-особей, подобных ей, были покои, расположенные далеко за зданием капитула и двумя этажами ниже.

Аянэ занималась яслями-питомником, хирургическими протезами, имплантами, машинами, имитирующими жизнь в доме капитула. Мужская и женская плоть не смешивались никогда – даже когда приходило время и лже-особь должна была произвести на свет нового гильдийца, она встречалась только с чьим-то семенем и трубкой для оплодотворения.

Большинство гильдиек проживали жизнь, так и не познав мужского прикосновения.

Но она познала. Почувствовала его дыхание на обнаженном лице, губы, прижатые к ее губам, мягкие, как приглушенный лунный свет. Она закрыла глаза при воспоминании и свела бедра, чувствуя, как по телу бегут мурашки.

Нет, подумала она, не по телу – по коже. Моей коже.

Она выглянула на лестничную клетку и, когда путь освободился, проскользнула дальше. Серебристые руки сложились у нее за спиной, как лапки давно умершего паука, пока Аянэ скользила по коридору, читая имена на табличках у дверей жилищ.

И Аянэ нашла его, увидев тонкую латунную пластину со свежей гравировкой. Имя, за которое он долго боролся и теперь, наконец-то, получил.

Кин. Пятый Бутон. Секта мастеров-политехников.

Аянэ повернула рычаг, наблюдая, как стальная радужная диафрагма расширяется и открывается, впуская ее в комнату. Жилище Пятого Бутона было чуть менее аскетичным, чем у обычного лотосмена. Но, благодаря повышению, комната Кина теперь стала попросторнее. В ней располагался верстак. Кровать была пошире.

Аянэ повернулась и потянула за рычаг, диафрагма со скрежещущим вздохом сжалась, медленно заглушая свет за ее пределами. И теперь, в темноте, освещенная красным сиянием своих глаз и монитором чистоты над вентиляционным каналом, она стояла и просто дышала.

Должно быть, она сошла с ума, раз пришла сюда. Она рисковала всем – тем, что сделала, кровью, ложью, болью. Но разум переполняли мечты о нем, в животе, кружась, порхали мотыльки. Мысли о времени, которое они провели вместе, о том, что он заставил ее чувствовать…

Индикаторы медленно меняли цвет с красного на зеленый, воздушные фильтры, зашипели насыщенным металлическим звоном, сигнализируя о полной очистке.

Аянэ расстегнула застежки на спине, выше и ниже пустого серебряного шара, вздувшегося на позвоночнике. Потянув за молнию вниз, согнулась пополам, высвободилась из скользкой мембраны, голой подошла к кровати Кина и забралась на нее. Она лежала в темноте, представляя его таким, каким он был в Йиши, бледным и совершенным, с губами, прижатыми к ее губам, и по коже танцевало напряжение. Она провела руками по телу, представляя, что это не ее пальцы, а его, ожидая момента, когда он откроет дверь и найдет ее в постели.

Где ее быть не должно.

Интересно, что он скажет?

Поймет ли, как сильно она в нем нуждается? Аянэ закусила губу.

Я заставлю его понять.

Она услышала лязг, шипение поршня, радужный портал расширился в такт ударам лезвия о лезвие. Сидя на кровати, завернувшись в простыню, она улыбнулась силуэту, обрисовавшемуся в дверном проеме. Высокий и худощавый, укутанный в черную шелестящую ткань.

Из дыхательного отверстия респиратора в форме ухмылки выплывали клубы дыма.

– О нет… – выдохнула Аянэ.

Некто вошел внутрь, за ним последовал кто-то еще, оба с ног до головы были укутаны в черный шелк. Из респираторов струился дым, рисуя в воздухе зыбкие очертания марионеток.

Аянэ почувствовала запах дыма от чи. Неочищенный. Подавляющий. Глаза у вошедших оказались красными, но не светились – просто глаза, налитые кровью от дыма, которым они дышали каждое мгновение своей жизни.

Она знала их. Братья, которые насаждали доктрину Гильдии, наблюдали за церемониями Пробуждения в Шиме, защищая Гильдию от порчи во всех ее проявлениях.

Инквизиция.

Они закрыли за собой дверь, погрузив комнату во тьму, освещаемую только монитором чистоты, который снова сменил зеленый цвет на красный.

Первый Инквизитор говорил так, будто он находился не совсем… здесь. Словно некая его часть дрейфовала в холодной и далекой черноте, и Аянэ могла видеть только осколок.

– Ты хорошо послужила, сестра, – сказал он. – Но время службы истекло.

– Нет, – взмолилась она. – Пожалуйста…

– Ты заблудилась, сестра, – добавил другой. – Но мы покажем тебе Путь.

– Нет, не сейчас! – Глаза ее наполнились слезами, которые тепло заструились по щекам. – Я сделала то, о чем вы просили. Я вернула его вам.

– Сделала, – подтвердил первый, глядя на свои растопыренные пальцы. – И прими нашу благодарность.

– Но ты отравлена ядом, – выдохнул второй. – Мы наблюдали, как он распространяется по твоей плоти. Тащит тебя вниз, ведет сюда, где не должна быть ни одна сестра, следующая Путем Чистоты.

– Кожа крепка, – изрек первый. – Плоть слаба.

– Слаба, – раздался шепот.

– Я же сделала то, о чем вы просили! – Голос Аянэ повысился, стал резким, рычащим, и она, стиснув кулаки, прижала простыню к груди. – Я настроила его против них! А их – против него!

– Мы задавались вопросом, как тебе это удалось.

Она посмотрела на грозную пару, испытывая стыд при воспоминании о бесконечной веренице придуманных обманов и уловок.

– Я испортила его машины. Метатели сюрикенов, которые он смастерил. Я подстроила все таким образом, чтобы они вышли из строя, когда на деревню напали демоны. А когда этого оказалось недостаточно, я… нанесла себе рану. И заставила его думать, что они…

– У тебя талант к обману, сестра.

– Он убивал ради меня. Знаешь, на что похоже…

– Сестра. – Первый протянул руку. – Ты позоришь себя.

– Ты знала, что это произойдет, – заметил второй. – В тот момент, когда решила переступить порог комнаты и последовать по пути плоти.

– А что должно было случиться? – Аянэ пыталась подавить слезы и напряглась, чувствуя, что они вновь катятся по щекам, обильнее, чем она могла надеяться. – Кем, по-вашему, я должна была стать, когда вы выпустили меня из клетки? Когда я почувствовала, как кто-то прикасается ко мне, действительно прикасается ко мне впервые в жизни? Вы считали, что я с улыбкой приползу обратно в мерзкую яму? Что, по-вашему, я должна была сделать?

– Что? – Инквизиторы синхронным жестом обвели пространство вокруг себя. – Именно это.

– Вы – ублюдки! – простонала она.

– Кожа крепка, – сказал первый.

– Плоть слаба, – подытожил второй.

– Пойдем с нами. – Первый шагнул к ней, протянув руку. – Боли не будет. Никаких мучений, предназначенных тем, кто останется. Тихий уход – благословение для тебя, сестра. Подарок.

– Нет…

– Она уйдет. – Первый качнул головой. – Ее дети тоже. Через несколько лет все превратится в пепел. Здесь не будет места для ребенка человека. Для тебя или любого другого.

– Будьте вы прокляты…

– Пойдем. – Пальцы Инквизитора нацелились на ее руку, и мысль о чужой плоти, которая сейчас прижмется к ее собственной, вдруг стала совершенно невыносимой.

– Не трогай меня! – Аянэ вскочила, быстрая как ртуть, и серебристые конечности у нее за спиной расправились и сверкнули в воздухе, приняв форму лезвий.

Хромированные клинки со свистом вонзились Инквизитору в лицо, в грудь, в протянутую руку. Он вдруг стал выше ростом, и глаза у него распахнулись, как у человека, пробудившегося ото сна.

– Как ты смеешь… – Он молниеносно нанес ей удар ногой, и ее мехабак смялся, как бумажный мешок.

Ослепленная искрами и болью, Аянэ отлетела к стене и впечаталась в твердую поверхность. Взмахнула хромированными руками, но Инквизитор уже исчез из поля зрения: лишь в воздухе шипел дым, а по полу расползался черный пар. Внезапно он появился прямо перед ней, сгруппировался и кулаком разбил ее подбородок.

Аянэ перевернулась на бок, серебристые руки бессильно опустились, она рухнула на колени, подбородок был залит красным. Тогда она заплакала и плакала до тех пор, пока не стихла болтовня мехабака. А потом она снова почувствовала в голове тишину. Ту же тишину, с которой познакомилась в Йиши, когда, моргая, смотрела на пестрый день сквозь поющую завесу листьев.

Она взглянула в налитые кровью глаза, выпученные и безжалостные, уставилась на разорванную тунику, прикрывавшую бледную кожу, которая, вероятно, никогда не знала солнечного света.

И когда его окровавленные пальцы потянулись к ней, она узрела татуировку на правой руке – свернувшееся кольцами черное существо – там, где бескожим наносят татуировку их клана.

Змей.

Его рука уже находилась у нее во рту, проталкиваясь между зубами. Аянэ почувствовала пепел на языке, в легких, в глазницах. Она пыталась укусить его сломанной челюстью и одновременно пыталась заговорить. Прошептать имя своей любви, мечту, растворяющуюся в белоснежных цветах. Но в легких больше не осталось воздуха – даже для самых коротких слов.

Только дым. Сине-черный дым.

И поэтому она удержала его имя внутри. Близко к сердцу.

И когда свет почти угас и чернота окончательно придавила веки, ее пульс простучал слово, которое не могли прошептать губы:

–Кин.

Свет померк.

–Мне так жаль.

И наконец воцарилась настоящая тишина.

Щелк.

Кин моргнул, дыхание стало оглушительно громким, железомёт не стрелял.

Даичи издал рваный вздох, закончившийся сдавленным кашлем.

Оружие в руке Кина показалось ему тяжелым, как горы.

Незаряженный…

– Ну вот, – проговорил Инквизитор. – Надеюсь, теперь вы довольны, Второй Бутон?

Кин стоял натянутый, как тетива лука, когда Инквизитор вынул железомёт из его пальцев. Он чувствовал обжигающий взгляд Кенсая, и во рту появился привкус пепла лотоса.

Сосредоточившись, он попытался унять гнев.

– Вы сказали, что Первый Бутон хочет смерти этого человека.

– Хочет, – ответил Кенсай. – Просто не сейчас.

– Испытание, – догадался Кин.

– И вы с честью прошли его, – сказал Инквизитор. – Вы не только выдали нам мятежника, но и смогли казнить его одним лишь словом. Восхитительно, не правда ли, Второй Бутон?

Кенсай пялился на них чуть не целую вечность и не дышал, юношеское лицо-маска сияло, подсвеченное кроваво-красным светом лампы. Кин молча смотрел на него. На человека, прежде бывшего ближайшим союзником отца.

На человека, которого он когда-то считал дядей.

На человека, который даже после того, как Кин предал Кагэ и выдал руководителя, явно доверял ему… насколько мог.

– Действительно, восхитительно, – проронил Кенсай.

– Примите нашу благодарность, Пятый Бутон. – Инквизитор сделал паузу, коснулся мехабака, и гибкие пальцы затанцевали в ответ. – Ваше присутствие требуется в Зале Механизмов.

– Я направлялся в свою зону обитания, – пробормотал Кин. – Час уже поздний…

– Братья не задержат вас надолго. – Инквизитор поклонился. – Лотос должен цвести.

– Лотос должен цвести, – повторил Кин, кивая и цепенея.

Воздух наполнился ритмичным гулом машины, лязгом и грохотом поршней и смазанного железа, биением сердец конструкций внутри бетонных миль и черных металлических оболочек.

Более не взглянув на Даичи, Кин вышел за дверь.