Несущая смерть Кристофф Джей

– Моего отца сейчас пытают в адской яме Гильдии из-за паучьелапой гадины Аянэ. И ты надеешься, что мы поверим ее речам?

– Ложь лучше прятать между правдой. Если в Гильдии сформировалась группа, которая хочет разрушить ее изнутри, а Мисаки существует…

– Ты хочешь, чтобы мы взялись за оружие и встали рядом с чи-монгерами?[3] – В голосе Мичи звучало недоверие.

– Ты же сама сказала, Мичи, что нам понадобится любое оружие, которое мы сумеем достать.

Акихито нахмурился, потирая покрытое шрамами бедро.

– Если в Гильдии действует группировка мятежников, они могли быть среди тех, кого мы убили при нападении на Киген…

– Верно. – Юкико уставилась на огонь, думая о кораблях Гильдии, которые она уничтожила над хребтами Йиши. – Они точно такие же, как и мы. И видят, что творится в мире. А мы их убили.

НА ВОЙНЕ НЕТ УБИЙСТВ.

Мысли Буруу нависли над Юкико грозовыми тучами.

Скажи это тем, кого они любили.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВИНИТЬ СЕБЯ, СЕСТРА. ТЫ НЕ ЗНАЛА.

Но теперь мне многое известно. Мы не имеем права продолжать действовать в том же духе, Буруу. Могут они увеличить силу или нет, нам нельзя их убивать. Как-то… неправильно.

– Разреши взглянуть? – Каори протянула руку.

Юкико передала ей письмо и наблюдала, как Каори просматривает его серо-стальными глазами с холодным, как снег, выражением лица.

Томо залаял и даже пронзительно взвизгнул. Юкико вздрогнула. Проклятие сорвалось с ее губ, и она повернулась к собачке, проникая в череп Томо и готовая резко потребовать тишины.

Острые, как серебряные бритвы…

Она моргнула, зрачки расширились.

Красный глаз смотрит! Плохо, плохо, плохо…

СЕСТРА, ОСТОРОЖНО!

Буруу вскочил, отшвырнул Петра в сторону и запрыгнул на крышу хижины. Две тонны мускулов, клюв и когти разнесли карниз в щепки, Маро тревожно вскрикнул, Томо опять взвизгнул, а собравшиеся разбежались, когда потолок частично обрушился.

– Дыхание Творца, что, черт возьми, с ним случилось? – закричала Каори.

Буруу приземлился среди разбитых бревен, качая головой, будто волк, терзающий добычу. Пока члены Кагэ стояли ошеломленные, он открыл клюв и выплюнул на настил переломанные останки серебристого заводного механизма и тонких паучьих лапок с заводным ключом и светящимся красным глазом.

– Яйца Идзанаги! – прошипела Мичи.

Совет сгрудился вокруг разрушенного механизма размером с горстку пепла. Одна из тонких лапок дернулась, вспыхнули голубые искры, и свет в глазу неторопливо угас. Буруу зарычал, в его груди раздался басовитый рокот.

Однако потом стало мертвенно тихо.

– Что это, черт возьми? – проворчала Каори.

Мичи низко пригнулась к доскам, глядя на разрушенную машину. Перепуганный щенок прыгнул к ней на руки, поджав хвост и не сводя глаз с Буруу. Грозовой тигр фыркнул, махнув хвостом из стороны в сторону с легкой кошачьей грацией.

ХОРОШЕЕ ЗРЕНИЕ, МАЛЕНЬКИЙ ВОЛЧОК. МОЖЕТ, ТЕПЕРЬ Я И НЕ СЪЕМ ТЕБЯ.

– Дрон-разведчик Гильдии, – ответила Мичи. – Во дворце Кигена их полным-полно.

– Для чего они? – спросил Акихито, подтолкнув останки сапогом.

– Они следят и сообщают Гильдии обо всем, что зафиксировали.

Глаза великана широко распахнулись. Он поднял боевую дубинку и ударил по изломанному пауку.

Мичи прижала перепуганного Томо к груди.

– Боги, он уже сломан, Акихито!

Здоровяк пожал плечами, извиняясь, и еще раз стукнул по пауку на всякий случай, окончательно раздавив дрон.

– Откуда он взялся? – поинтересовалась Юкико.

– Может, спрятался на «Куреа»? – Акихито посмотрел на Блэкбёрда. – Сиськи Аматэрасу, ты проверял судно, чувак?

Капитан выгнул бровь.

– С какой стати гильдийцы запускают дроны на борт моего корабля? Если бы они знали, что я сочувствую Кагэ, меня бы заперли в камере пыток быстрее, чем шлюха из Доктауна задерет кимоно, когда флот атакует город.

Мичи почесала песика за ушками, чтобы успокоить.

– У одной из лже-особей, которых я убила в спальне Аиши, была похожая штука, спрятанная в шаре на спине. – Она посмотрела прямо на Каори. – Может, паук принадлежал лже-особи, которую вы держали здесь в плену?

Сердце Юкико упало.

– Аянэ…

– И она шпионила за нами, – выдохнула Каори. – Даже запертая в камере, сука могла видеть все! – Она швырнула испорченную машину в кострище и яростно выплюнула: – Кстати, как долго тварь шпионила за нами? И ты хочешь, чтобы мы объединились с этими… Змеями, Юкико?

– Каори, просто…

– Что? Что просто? Гильдия Лотоса убила наших союзников и друзей! Уничтожила тысячи гайдзинов. Если у них назревает бунт, то они всего-навсего стая трусов, которые сидят сложа руки, пока страна катится к краю пропасти. – Каори повернулась к Маро. – Ты сейчас пойдешь к радиостанции, и мы сегодня же вечером распространим эту новость. Назовем Мисаки в открытую, во всеуслышание, и посмотрим, что подумают правители кланов, когда они поймут, что в Гильдии может быть мятеж.

– Ты не посмеешь так поступить, – заявила Юкико.

– Не тебе мне указывать, что я могу, а что – нет, Танцующая с бурей.

– Как ты думаешь, что сделает Гильдия, если ты назовешь имя Мисаки в открытую? Они убьют ее, Каори!

– Одним чи-монгером меньше. Пожалуй, смерть подтолкнет товарищей Мисаки к активным действиям.

– Серьезно? С каких пор мы убиваем невинных?

– Невинных? – Каори скривилась. – Ты шутишь?

– Мятежники Гильдии могут стать нашими союзниками! Мы, черт возьми, на одной стороне баррикад!

– Да неужели? И что предприняли наши «союзники», пока Гильдия превращала небо в кровь, а реки в деготь?

– Прочитай письмо! Они работали годами, ожидая…

– Ожидая! – взревела Каори. – Ожидая, пока погибнут тысячи. С неба падают птицы, на земле вырубают леса, гайдзинов превращают в удобрение. А они ожидают… Чего? Приглашения? Идеального момента, который никогда не наступит?

– Нет. Как-то все неправильно, Каори. Разве мы имеем право рисковать чужими жизнями?

– Какой пример для остальных, а? Могучая Араши-но…

– Хватит нести чушь про Танцующую с бурей!

Каори и Юкико теперь стояли нос к носу.

Рука Каори легла на вакидзаси, но Юкико еще не коснулась своей катаны. Их клинки когда-то принадлежали Даичи, который отдал холодное оружие дочери и ученице – девушкам, которые, как он, должно быть, надеялся, объединятся после его ухода.

Буруу, который был возле Юкико, зарычал, и его растущий гнев оказался отражением ее собственного. Ярость Юкико привлекла и Кайю, арашитору, спустившуюся с облаков и приземлившуюся на разрушенную крышу хижины. Теперь Кайя наблюдала за происходящим с прищуренными глазами, а по всей деревне зажигались фонари, сонные люди выползали из дверей, чтобы посмотреть, из-за чего поднялся шум и суета.

Каори же ни на кого не обращала внимания, изо рта у нее брызгала слюна, и она продолжала реветь:

– Мы сражаемся и умираем, Юкико! Мы платим кровью и нашими жизнями, пока мятежники коротают время в пятигранных рабских ямах и считают дни. Что ж, скоро они узнают, что значит истекать кровью! Как мы истекали кровью! Как я истекала…

– Речь не про тебя!

– Именно! Речь про каждого из нас! И всех в деревне! Всех, кто называл его отцом или другом. – Глаза Каори сузились до щелочек. – Он и тебя любил. Ты носишь меч Даичи на бедре, но предлагаешь лечь на одну подстилку с псами, которые украли его? Ты хоть представляешь себе, через что он сейчас проходит? Если предположить, что его пока еще не бросили в чан с удобрением?

– Черт подери, Каори. Дело не в Даичи! Ты собираешься убивать наших союзников! Мы можем объединиться с повстанцами Гильдии – и вместе станем сильнее, чем поодиночке.

– Нет, Танцующая с бурей, нет никаких «мы вместе». Есть только мы и они. Они заслуживают то, что получат: Кин, Аянэ, все до единого. Хочешь, чтобы я оплакивала мятежников? Мне на них плевать. Будь они прокляты! Пусть провалятся в подземный мир Йоми! А ты со своим предложением объединиться с ублюдками позоришь нас и то, за что мы боремся.

– Ты просто ослеплена, – выдохнула Юкико. – В тебе говорит ненависть… То, что ты делаешь и говоришь, напрямую связано с одним событием. О боги, боги, Каори! – Юкико попятилась, взглянув на шрам юной женщины. – Когда Йоритомо порезал тебе лицо, он, вероятно, и не понял, что сделает тебя настолько уродливой.

Повисло жуткое молчание, растянувшееся буквально на вечность. Юкико увидела, как распахнулись у Каори глаза, а зрачки превратились в булавочные уколы, костяшки пальцев, лежащие на вакидзаси, побелели. А потом клинок, чистый и яркий, очутился у нее в руке, спев гимн острием стали по кромке ножен. Акихито предостерегающе зарычал, сжимая боевую дубину, но Каори взмахнула мечом, со свистом рассекающим воздух, чтобы нанести Юкико удар в голову.

Смертельный удар.

Юкико подняла катану и истошно закричала, когда мечи соприкоснулись. Взрыв искр и хрупкий звук целующейся стали, удар был отражен. Каори шагнула вперед и сильно ударила Юкико в грудь.

Юкико упала.

Акихито предостерегающе гаркнул, и его слова разрезали воздух, как сталь в руке Каори:

– Не надо, она беременна!

Раздался рык, подобный грому, прогремевшему в десятках футах над головой. Звук могучим гулким эхом прокатился до дрожащих небес. Между Каори и Юкико встал Буруу, расправив крылья и плюясь горящими изломанными стрелами молний. Сверху на девушку, широко расставив лапы, приземлилась Кайя, накрыв ее своим телом.

Глаза Буруу вспыхнули, когда он снова взревел, широко раскрыв жестокий клюв, всего на волосок от руки Каори, которую был готов оторвать по локоть, вывернуть наизнанку, разорвать в клочья, а останки расшвырять по деревенской площади под испуганными взглядами детей.

Члены Кагэ приблизились с оружием на изготовку, в их глазах отражались изломанные молнии.

–ПРЕКРАТИТЕ! – воскликнула Юкико.

Они почувствовали этот крик. Все они. Не только рядом стоящие, но и те, кто находился дальше.

Взлетели сидящие в кронах галдящие птицы. Дыбом поднялись и задрожали волоски на телах людей.

Все почувствовали возглас Юкико своими костями, инстинктом, древним, рептильным, скрывавшимся в основании черепа и всплывающим при ощущении голода, жажды или вожделения.

Зверь сидел внутри каждого.

И он боялся.

–Прекратите, – сказала Юкико.

Грудь Каори тяжело вздымалась, с приоткрытых губ стекал иней слюны. Юкико выкатилась из-под Кайи, вложила катану в ножны и опустила руку на плечо грозового тигра. Буруу вновь зарычал – столь низко и глубоко, что казалось, будт падает небо. В последний раз прогремел гром, подул слабый ветер. Изогнулась яркой дугой молния, и начался дождь.

Прозрачный, как настоящее стекло, ледяной и обжигающий обещанием снега. Как будто Сусано-о удерживал его в ладонях много недель подряд, а теперь ливень, наконец, вырвался на свободу и хлынул, низвергаясь на твердь могучим водопадом. Охладил жар собравшихся, погасил тлеющий костер. Но глубоко внутри углей еще бушевал огонь.

– Беременна? – Голос Каори едва различался сквозь обрушившиеся потоки воды.

– Близнецы, – ответила Юкико.

– Кто отец?

– Не твое чертово дело.

– Твой Кин?

Юкико облизнула губы. И промолчала.

– Может, наш будущий сёгун Хиро?

Молния пронзила небо, наполнив мир зловещей, отвратительной белизной.

– Если честно, – сказала Каори, – даже не представляю, что хуже. В любом случае это кое-что объясняет.

– Давай закончим. – Юкико откинула с глаз влажные волосы. – Я ухожу.

– Уходишь? – Акихито в ужасе уставился на нее. – Куда?

– В Йаму. – Юкико повысила голос, обращаясь к присутствующим. – Желающие могут присоединиться ко мне. Я поддержу мятежников из Гильдии Лотоса. Поговорю с даймё Кицунэ и выясню, готов ли он принять мою помощь. Когда же появится Землекрушитель, я прегражу ему путь. Но я не буду ни стоять в стороне, ни принимать участие в убийствах. Я не собираюсь оставаться в деревне и смотреть, как восстание превращается в резню.

– Ну и катись, – объявила Каори. – Вали, расти ублюдков среди псов Гильдии, которых хочешь подманить. Они будут в компании себе подобных, как бы ни звали предателя, которого ты трахнула, чтобы породить их.

Рев Буруу разорвал тишину, переполненную потрясением. Он сделал шаг, и деревянные доски разлетелись в щепки под его когтями. Юкико протянула руку, в ее лице не осталось ни кровинки. Грозовой тигр посмотрел на нее, хлестнув хвостом всего раз, и между струями дождя мелькнули брызги блестящих капель.

Девушка покачала головой, сжав губы в тонкую, как бритва, линию. Арашитора повернулся к Каори с рычанием, которое заставило ее вздрогнуть, и замер.

На лицах жителей деревни отразилось удивление, смешанное с ужасом и глубоким пониманием происходящего. Ситуация опустошила их, заставила затаить дыхание.

Вперед выступила девочка, совсем еще ребенок, по щекам у нее текли слезы, смешиваясь с грозовым дождем.

– Ты не можешь бросить нас, Танцующая с бурей!

– Я не могу остаться, – ответила Юкико. – Не сейчас. Мятежники Гильдии знают, что в мире, который мы построили, что-то явно не так. Они решили бороться, чтобы исправить ошибки и сделать мир правильным. Как они воюют – не наше дело. Мы не имеем права разоблачать их или подвергать чужие жизни риску. Мы ничем от них не отличаемся. Мы не лучше. Как только мы начнем смотреть на них свысока, мы уподобимся еще одному сёгунату, ожидающему своего часа. Но вы можете пойти со мной. Любой из вас. Все вы. – Она повернулась к капитану неболёта, стоявшему поблизости в своей невероятной соломенной шляпе. – Блэкбёрд-сан, отвезешь их на «Куреа»? Есть желающие отправиться со мной в Йаму?

– Ты спасла мою жизнь. Мой экипаж и корабль, – кивнул капитан. – Если ты просишь, я к твоим услугам.

Когда Акихито шагнул к Юкико, Буруу и Кайя зарычали, одновременно взмахнув крыльями и вытянув хвосты, как хлысты.

Здоровяк застыл как вкопанный и понизил голос:

– Юкико, ты не можешь этого сделать.

– Уже сделала, Акихито. Тебе нужно выбрать, на чьей стороне – ты. – Девушка взобралась на спину Буруу, посмотрела на деревенских жителей, на облакоходов.

Этот крошечный узел – сердце повстанцев – сейчас распутывался быстрее, чем кто-либо мог предвидеть. Крепость из глины и веток рушилась под музыку падающего дождя.

– Все вы, – повторила она под раскат грома. – Выбирайте.

2

Капитуляция

Доблестный Киген потерял Первую дочь.

Город был одет в цвета черного траура, дощатые настилы на улицах усеивали останки выпотрошенных неболётов. В Даунсайде еще тлели мелкие очаги пожаров, наполняя душный воздух дымом. Жители в покрытой сажей одежде растерянно тянулись по тротуарам. А по мостовым шагали солдаты, низко склонив головы от стыда. По черному берегу реки отрешенно брела мать, потерявшая ребенка, и глаза у нее были такими же пустыми, как обугленная плетеная коляска, которую она толкала перед собой.

Когда Танцующая с бурей приземлилась на Рыночной площади и призвала людей Кигена открыть глаза и поднять кулаки, всем показалось, что это просто… а еще прекрасно и убедительно.

И в каком-то смысле так оно и было. Но в то же время здесь крылось нечто уродливое. Жестокое, бессердечное, кровавое.

Люди Шимы пока учились, пытались понять, что значит встать в полный рост, а не преклонять колени. Под сенью тирании свободу никто никогда не даст даром – ее можно только завоевать. Повстанцы Кагэ сделали все, как обещали. Сожгли город Киген. Лишили Тору Хиро шанса возродить династию, которая правила Шимой на протяжении девяти поколений. И убили леди Аишу.

На погребальном костре присутствовали почти все мужчины, женщины и дети, оставшиеся в городе. Она была для них прекрасной принцессой. Последним отпрыском гордого рода, звеном, что связывало их с давно минувшими славными днями. Ее брата, сёгуна Йоритомо, уважали, ему повиновались, его боялись. Но Аишу… ее любили за мудрость, красоту и безупречную грацию.

А теперь она мертва.

Ее жених смотрел, как горит тело Аиши, доспехи были окрашены в белый цвет смерти, а лицо вымазано пеплом, как будто и его собирались предать погребальному костру. Он не опозорил себя слезами.

Но, когда огонь погас, даймё клана Тигра обратился к народу, и в его глазах горожане увидели пустоту, говорящую обо всем, что они потеряли.

– То, что у нас отняли, вернуть невозможно, – сказал он. – Последней дочери Казумицу пришел конец, а вместе с ней оборвались и наши надежды на завтрашний день. Но перед великим Энма-о она предстанет не в одиночестве. Танцующая с бурей, псы Кагэ, которые сожгли город, те, кто превратил каждого из нас в скорбящего, – все они присоединятся к моей невесте в смерти. Я уложу ее на ложе из вражеского пепла. И когда я умру, они встретят меня в аду.

Некоторые наградили его одобрительными возгласами и аплодисментами. Кое-кто заплакал. Большинство молча пялились. Настал тот час, когда слова ничего не значили. Когда разговоры о революции и справедливости поблекли, и осталась горькая реальность – опустошенный дом, залитая кровью улица, пустая детская коляска. Да еще свежеиспеченные солдаты, марширующие для посадки на неболёты Гильдии. Матери и жены, целующие сыновей и мужей, которых они, наверное, более никогда не увидят.

То была боль перед рождением. Гроза перед наступлением весны. Все то, о чем они просили и чего хотели.

Это была война.

Пятнадцать дней.

Хиро стоял, сцепив руки за спиной, изучая зелеными глазами гигантскую карту островов Шимы, расстилавшуюся под ногами. Длинные черные волосы были собраны в пучок, красивый подбородок закрывала острая бородка, все лицо измазано белым пеплом. Железный протез на месте правой руки выплевывал дым чи в пропитанный сажей воздух, окрашивая копотью стены из рисовой бумаги.

Рядом с ним замерли шестеро железных самураев, их лица тоже покрывал церемониальный пепел. Каждый достигал семи футов ростом и был облачен в доспехи белого цвета смерти и маски, выполненные в виде морд демонов ни: бивни, рога и оскаленные клыки.

Глаза у всех напоминали глаза мертвецов.

– Пятнадцатидневный переход, даймё, – произнес голос, похожий на стрекот крыльев разъяренного насекомого. – Потом вы и Землекрушитель окажетесь в Йиши.

Хиро взглянул на того, кто маячил рядом с ним. Сятей-гасира Кенсай был облачен в тяжелый латунный атмоскафандр. Вместо ничего не выражающей маски, как у других гильдийцев, на лице Рупора Гильдии Лотоса Кигена красовалась тщательно вылепленная маска из латуни. Она представляла собой лик прекрасного отрока в расцвете юности, со сложенными бантиком губами, которые были открыты в постоянном вое, ивергая изо рта сегментированный кабель. Пылающие кроваво-красные глаза смотрели на Хиро не мигая, бездушно.

Возле Второго Бутона застыли три мастера-политехника Гильдии, закованные в латунь, усеянную заклепками. На груди у каждого щелкали и мигали мехабаки, считая шарики, перемещающиеся туда-сюда в непостижимой последовательности. Хиро подумал, что, наверное, кто-то из них помогал разработать искусственную руку взамен настоящей, оторванной от его плеча.

Он чувствовал отсутствующие пальцы, пытаясь игнорировать желание почесаться. И закричать.

Зал, в котором находились мужчины, назывался Лик Шимы. Он располагался в самом сердце дворца сёгуна на площади в пятьдесят квадратных футов и высотой в два этажа. Пол состоял из более чем тысячи взаимосвязанных плиток, образующих огромную карту островов Шимы. Скопление огней и сеток на потолке освещало крошечные армии в городе Киген, в столице Феникса Данро, на плацдарме подле Главдома.

Нация балансировала на грани войны.

Глаза Хиро были прикованы к выложенным мозаикой вершинам гор Йиши и миниатюрному прожектору, обозначающему крепость Кагэ.

Там она меня ждет.

– Север, северо-восток, – сказал он. – Маршрут от Главдома до Йиши. Увеличьте.

Слуги в будке управления потянули за рычаги и рукоятки настройки. Снизу донесся скрежет железных трещоток, и, подобно волне, набегающей на деревянный океан, плитки пола скользнули вниз, в расположенный в глубине невообразимый механизм.

Спустя миг на их место встали новые плитки, переворачиваясь одна за другой, пока пол снова не стал единым целым. Теперь карта показывала увеличенную версию северо-востока Империи. Сетка была перевернута, и запланированный маршрут вторжения подсвечивал красный свет.

– Мы движемся в обход, – заметил Хиро. – Почему бы нам не отправиться прямо в горы?

– Мертвые земли в провинции Джукай следует избегать, даймё. – Кенсай указал на серые области вокруг Главдома, называемого Пятном. – Землекрушителю это не помешает, но некоторые трещины слишком широки, и корчеватели-кусторезы не смогут их пересечь. Кроме того, вам нужно собрать войска.

– Флот Феникса собран, – нахмурился Хиро. – Даймё Шин и Шу любезно передали мне командование армиями. Кстати, и мои войска Тигра не дремлют, пока мы сейчас разговариваем.

– А клан Дракона? А Лисы?

– Рю будут болтаться туда-сюда, как костяшки на счетах. А Лисы зарылись в норах. Они нам не понадобятся. В дополнение к Землекрушителю, сотне кусторезов и флоту неболётов Феникса, у нас более чем достаточно мечей, чтобы уничтожить Кагэ.

– Драконы и Лисы еще могут преклонить колени, когда увидят Землекрушителя.

– Сейчас наша главная задача – уничтожить повстанцев. Остальное пока не имеет значения, Кенсай-сан.

В голосе Второго Бутона зазвучал холод металла:

– Я считаю, что лучше сделать крюк: надо дать Лисам и Драконам шанс присоединиться к нашему начинанию.

– Нет.

– Нет?

– Я не хочу тратить время на то, чтобы обращаться к ним за помощью. Каждый день Юки… – Хиро запнулся и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Каждый день жизни убийцы Йоритомо – это очередной день, когда элита Казумицу влачит позорное существование. Кагэ сожгли мой город. Убили невесту. Они должны умереть. Все до одного. Но не в новом году. Не в следующем месяце. Сейчас! – выкрикнул он и ударил бронированным кулаком по дереву.

– Я повторюсь. – Кенсай скрестил руки на груди. – Если Кицунэ и Рю предложат присягнуть на верность, когда увидят Землекрушителя, вы их примете.

– Ты забываешься, гильдиец. Я – твой сёгун!

– Но вы – не сёгун, Хиро-сан. Даймё Харука из клана Дракона не присягал вам. Даймё Исаму из клана Лиса даже не присутствовал на свадебном пиру. Вы командуете кланами Тигра и Феникса только благодаря силе оружия, которое предоставляет Гильдия Лотоса. Если Лисы или Драконы в какой-то момент склонят перед вами знамена, вы встретите их с распростертыми объятиями. Хотя вы, вероятно, полны решимости совершить славное самоубийство, но у некоторых из нас есть обязательства перед Империей после подавления мятежа. Война против гайдзинов должна быть возобновлена. Нам необходимо больше земли, рабов. И конечно, иночи. Если мы сумеем избежать многомесячного конфликта с Лисами и Драконами, мы это сделаем.

– Я не буду просто…

– Ты будешь делать то, что тебе говорят!

Самураи Хиро, все как один, вытащили цепные катаны из ножен и включили зажигание. Блеснул свет фонарей, отразившись от вращающихся стальных зубьев в глазах мертвенно-белых самураев в масках демонов. Воздух наполнился визгом зубчатых лезвий. Шипящих поршней. Ускоряющих скорость вращения двигателей.

Раздался глухой смех Кенсая.

– Вы обнажили цепные клинки против меня? А ведь я предоставляю вам чи, которая их питает. И я спроектировал колосса, которого ты поведешь к Йиши, – ухмыльнулся Сятей-гасира за своей идеальной маской юноши. – Кагэ испепелили твой флот, когда сожгли гавань Кигена, даймё. Ты не сможешь даже переместить свои войска без нас, не говоря уже о том, чтобы сражаться, когда – и если – вы туда доберетесь.

– Железная дорога пока работает. Наши силы могут отправиться на север на поезде.

– А кто, по-твоему, снабжает топливом поезда? – Кенсай покачал головой. – Уберите мечи, дети, и вспомните, кто вы такие.

– Мы воины клана Тигра. Мы – самураи!

– Кем бы вы ни были, – проронил Кенсай, – вы, прежде всего, принадлежите нам.

Хиро плотно сжал челюсти и еще сильнее – кулаки. Но через томительно долгое мгновение взглянул на своих людей и резко взмахнул рукой. С мучительной медлительностью каждый самурай снял перчатку, обагрил обнаженную сталь кровью, затем вложил клинок в ножны. Кенсай молча наблюдал, но истинное выражение его лица было скрыто за бесстрастной маской юноши.

Когда он заговорил, его голос был похож на жужжание тысячи лотосовых мух:

– У погребального костра Леди Аиши ты произнес волнующую речь, даймё. Но время зрелищ закончилось. Танцующая с бурей представляет для нации такую угрозу, которую невозможно переоценить. За несколько недель она привлекла к мятежу почти все население, а столицу страны превратила в пепел. Но не думай, что проблемы сёгуната исчезнут, когда она умрет. Если тебя не заботит будущее государства, имей хотя бы здравый смысл подчиниться тем, кого оно заботит. – Глаза его горели кроваво-красными пятнами, словно звезды, умирающие на небе из латуни.

– Ты слышишь меня, Хиро-сан?

Хиро смотрел на механическую руку. Вытянул пальцы с шаровидными суставами и железно-серыми сухожилиями, окрашенными в цвет белой кости. Цвет траура.

Он думал о смерти, ожидающей его в конце жизненной стези.

О смерти чести. О Пути.

О девушке, которая когда-то считала его своей любовью.

– Я слышу тебя.

– Чем раньше состоится твое свидание с Землекрушителем, тем быстрее он отправится в дорогу, – сказал Кенсай. – И с того момента… сколько тебе понадобится времени? Пятнадцать дней?

Металлические пальцы цвета белой кости сжались в кулак.

Он кивнул.

– Пятнадцать дней.

3

Сброшенная кожа

С каждым вздохом, когда спертый воздух проникал сквозь сжатые зубы, боль вспыхивала в нем, как солнечный свет на битом стекле. Даичи закашлялся, и влажные брызги оставили черный привкус на языке. Он сгорбился в железном кресле внутри камеры без окон, наручники врезались в запястья, вонь чи наполняла сломанный нос. Пол сотрясался от гула бесчисленных двигателей.

Сколько он уже здесь? Несколько дней? Недель? Желудок был настолько пуст, что не урчал, а в голове до сих пор звенело от последнего удара. Но он не сломался. Не молил о пощаде. Во всяком случае, пока.

Но он знал, что это лишь вопрос времени. Капля камень точит, а сильные дожди способны превратить горы в песок. Так и черная чума продолжала трудиться в его теле, в бесконечной, тихой темноте, между одним ударом и другим. Недуг не унимался и в те минуты, когда от землетрясений тряслись окружавшие его стены, окрашивая кожу в цвет пыли. Даже когда лотосмены прекращали обрабатывать его со всей тщательностью, приближая к финалу, враг, затаившийся в плоти, упорно собирал и копил силы.

И он задавался вопросом, кто же окажется победителем в гонке.

Конечно же, у смерти есть фаворит.

Дверь камеры открылась, желтый камень прорезала полоса болезненного света. Раздался грохот тяжелых железных сапог, дробный, как сердцебиение, стук пяток и носков смешивался со звуками песни, исполняемой механическими устройствами на коже лотосменов. Сколько их прибыло сегодня, чтобы поработать с ним на сей раз? Четверо? Пятеро?

Впрочем, какая разница?

Он чувствовал, как гладкие пальцы нащупывают его пульс, оттягивают веки. У него создалось впечатление, что его касаются длинные серебристые руки и на него изучающе смотрят кроваво-красные глаза, зияющие на пустом – безликом – лице. Талия как у осы. Блестящая кожа. Шум, как звуки оркестра из частей насекомых.

– Как он? – Мужской голос, низкий, рычащий.

Даичи вгляделся сквозь зыбкую дымку и различил лицо, которое узнал по воспоминаниям прошлых лет. Лик юноши из полированной латуни, металлические провода, извергающиеся из открытых, застывших губ. Рупор города Киген – Второй Бутон Кенсай.

Повелитель мух наконец-то прибыл на пир.

– Он слаб, Сятей-гасира, – промолвил женский голос, тонкий, шипящий. – Истощен, обезвожен, у него сотрясение мозга. Думаю, он испытывает значительную боль.

– А мы можем сделать посильнее, чем просто «значительная»?

– Мы не видим в этом смысла, Сятей-гасира. – Голос собеседника Кенсая был тихим, как у человека, который что-то бормочет во сне.

Даичи прищурился, пытаясь разглядеть говорившего, и уловил очертания маленького человечка в темной одежде. Рот прикрыт черным респиратором в форме ухмылки, испускавшей клубы сладкого дыма, но, к удивлению, Даичи, лицо мужчины было открыто.

Глаза оказались столь сильно налиты кровью, что белки приобрели красный цвет.

Когда Даичи смотрел на него, ему почудилось, что в камере становится темнее.

– Здесь я буду судить, в чем есть смысл, а в чем – нет, Инквизитор, – последовал ответ Кенсая. – Ведь я и являюсь Вторым Бутоном Капитула.

Страницы: «« 12345678 »»