Несущая смерть Кристофф Джей
– Прости.
– Но почему?
– Аиша бы воспротивилась. Это опозорит ее память.
– Ты думаешь, что раскол – моя вина? – Каори поднялась на ноги. – Юкико уходит. А я бы хотела, чтобы все остались и боролись вместе, как всегда.
– Теперь это больше, чем просто борьба, – ответила Мичи, махнув рукой. – И Даичи всегда говорил, что борьба – не только про нас. Кагэ хотели открыть глаза людям и показать, что им надо сражаться. У нас есть шанс победить, если мятежники Гильдии встанут на…
– Мятежники? Боги, давай называть вещи своими именами, Мичи. Не мятежники – трусы.
– Ты не знаешь, каково им. Жить, сохраняя молчание. Существовать в окружении жестокости и несправедливости, понимая, что, если ты произнесешь лишь слово, хотя ты исходишь криком, твои потуги ни к чему не приведут, кроме того, что вместо одного умрут двое. – Она добавила: – А я жила так каждый день в течение последних четырех лет. В общем, требуется сила, в которую ты не хочешь верить.
– Если ты намекаешь на свиней из Гильдии, то – да, ни за что не поверю.
– Аиша научила меня многое скрывать. Она говорила примерно так: «Пусть оно тлеет. Держи все внутри, спрятав до тех пор, пока оно не станет действительно важным. Вот тогда нужно встать и рискнуть. И пролить кровь. Да, ставки высоки. Но мы сможем победить». – Мичи пожала плечами. – День, когда мы победим, настает, Каори. Но нам необходима Юкико.
Каори сделала долгий размеренный вдох.
– Ты – проклятая предательница, – ядовито выплюнула она.
Мичи отпрянула, как будто Каори ударила ее.
– Я привела тебя сюда! – крикнула Каори. – Я относилась к тебе как к кровной сестре! И научила тебя всему! И вот так ты мне отплатила? Ты покидаешь нас? Сейчас, Мичи?
– Что-то с тобой не так, сестра. – На глаза Мичи навернулись слезы. – Что-то в тебе сломалось. Полагаю, мы с тобой по-разному представляем мир, который наступит, когда кошмар закончится. Я вижу голубое небо, зеленые поля и детей, танцующих под чистым дождем. И я не притворяюсь, что я хорошая и чистая. Я чувствую ту же ненависть, что и ты. И тоже хочу, чтобы враги страдали. Как страдал мой дядя. И деревня. Но потом… я жажду чего-нибудь другого – чтобы стало лучше, чем сейчас. А ты желаешь только одного – вдыхать дым. Тебя даже не волнует, будет ли потом, – ты лишь собираешься наблюдать, как все горит. – По лицу Мичи лились слезы, когда она коснулась предплечья Каори. – И мне бы очень хотелось помочь тебе, исправить то, что сломалось, но я не представляю как…
Каори хлопнула Мичи по руке, и лицо у нее исказилось от ярости.
– Не прикасайся ко мне!
– Пойдем с нами.
– Нет. Никогда в жизни я не встану в один ряд с Гильдией. Ни сейчас. Ни позже.
– Каори, пожалуйста…
– Умоляешь? Не позорься, сестра.
Фальшивая улыбка сползла с губ Каори, пока Мичи вытирала слезы, глядя на нее целую вечность. Но, наконец, девушка развернулась и покинула разрушенный дом Даичи. Каори стояла и смотрела ей вслед, а порывистый ветер сдувал челку с лица.
Куда бы она ни бросила взгляд, все напоминало об отце. Набор шахмат, который он привез из Кигена. Кожаная перчатка на стене, пропитанная криками и вонью горелой плоти, – воспоминание о дне, когда Каори попросила отца выжечь татуировку с ее кожи, до сих пор с кристальной четкостью всплывало в сознании. Носовой платок, испачканный черными пятнами.
Боги, где он теперь? Уже мертв? У нее никого нет – только он.
Она опустилась на колени, пытаясь дышать.
Боги, помогите мне…
Услышала, как кто-то идет по настилу снаружи. Шаги слишком тяжелы для Мичи и неуклюжи для воина – то была поступь хромого человека.
Она обернулась, ожидая увидеть Акихито, однако обнаружила человека с широкими разноцветными глазами: один – сапфирово-голубой, другой – белый, как отполированная на солнце кость. Короткие темные волосы и остроконечная бородка, струйка дыма с ароматом меда и корицы на губах.
Гайдзин, которого притащила Юкико. Тот, которого звали Пётр.
Она встала, повернулась лицом к круглоглазому, вдавливая горе в пятки.
Дыши.
Скрестив на груди руки, холодно взглянула на Птра.
Просто дыши.
– Что тебе надо?
– Юкико, – сказал гайдзин.
– Ее здесь нет.
– Да, – кивнул он. – Я знать. Но она неправильно.
– Неправильно?
– Да.
– Ты меня удивляешь, круглоглазый. Я считала тебя верным псом Юкико. Неужели у девчонки на коленях нет места и для тебя, и для ублюдков в ее животе? – Иногда слова резко срывались с ее губ, холодные и жестокие. Иногда она даже не знала, откуда они берутся.
Пётр покачал головой.
– Нет, про Гильдия Юкико говорит правду, и я думать, Каори знать. Но Юкико неправильно, говоря, Каори уродливая.
У Каори перехватило дыхание.
– Что ты сказал? – прошептала она.
Он указал на ее лицо.
– Красиво, – улыбнулся Пётр, а затем повернулся и посмотрел на деревню, на лес Йиши, на клубящиеся в небе грозовые тучи.
Казалось, он выжигал в воображении картину: море мертвых и вечнозеленых листьев, древние деревья, зазубренные пики гор, тянущиеся к гулкому небу над головой.
Наконец он решился и еще раз посмотрел на Каори, и от его улыбки все еще струился дымок с ароматом меда и корицы. Он протопал по доскам, направляясь к ней, наклонился, чтобы взять за руку.
И, глядя ей в глаза, когда Каори в замешательстве нахмурилась, поднес ее пальцы к губам.
– До свидания, прекрасная леди, – сказал он. – Надеяться вижу ее рядом. – Поморщившись, Пётр захромал прочь, поршни в сломанном колене шипели, тяжелый ботинок волочился по необработанным доскам.
Она молча смотрела ему вслед. Среди деревьев танцевал ветер, сильный порыв откинул челку с ее лица, вымокшего от дождя. Она потянулась к прядям растопыренными пальцами – теми самыми, которые Пётр только что прижимал к губам.
Это было так просто – взять и заправить волосы ей за уши, чтобы ветер и мир увидели уродливый шрам.
Надо было лишь взять и выдохнуть всю скопившуюся внутри нее мерзость, принять мир и дышать. И быть. Просто. И сложно – сложнее не бывает.
Она откинула челку.
А после сидела одна в темноте, глядя на остатки кострища, где когда-то горел огонь.
5
Пробуждение
Хана сжала руку брата, окутанную ароматом чистого дождя.
Брат и сестра сидели на деревянном настиле перед гостевым домом, свесив ноги с края. Хана посмотрела на зияющий внизу головокружительный провал. Ветер выл как раненый, дождь непрерывно барабанил, заглушая все звуки деревни.
В самом центре поселка происходил какой-то переполох, но Хана никак не могла заставить себя прислушаться и понять, что происходит. Она болтала и болтала ногами, позволяя слезам литься рекой, а страданию накатывать на нее ледяными, одинокими волнами.
Бедный Дакен…
Они нашли его в городской канализации Кигена. Маленького котенка, изгрызенного крысами-трупоедами.
Он любил Хану и Йоши, а они отвечали ему взаимностью.
Он был лучшим другом Ханы в мире.
А теперь его уже нет.
Она вытерла здоровый глаз и опустила голову, наблюдая, как слезы падают в пустоту. Хана старалась не думать о том, как Дакен покинул мир, как она хотела помешать этому, а якудза, который топтал кота ногами, слишком быстро умер от рук Акихито.
Повязка на левой стороне ее лица покрылась коркой засохшей крови, и ужас, охвативший Хану, когда ей вырвали глаз, все еще мучил ее и был осязаем.
Об этом она старалась не думать.
Но не могла.
Йоши пришлось еще хуже. Его страшно избили. На голове у него тоже была повязка, и мигрень не унималась. Сотрясение мозга, говорили они. Со временем заживет, говорили они. Но когда Хана посмотрела брату в глаза, она не видела прежнего Йоши.
А еще она вспоминала красивого юношу – холодного, мертвого, в луже из свертывающейся крови.
Улыбка без губ. Лицо без глаз. Бедный Джуру…
Она задавалась вопросом, что теперь делать. Куда деваться. Те несколько дней, что прошли с тех пор, как они приземлились в деревне Кагэ, казались сплошным туманом, в котором они навещали целителя, пили целебные отвары и страдали от боли. У Ханы пока не было возможности пообщаться с Юкико. Она толком не поговорила даже с Йоши о смерти Джуро. Все происходило так быстро. Ей просто нужна была минута, чтобы перевести дух…
Порывы ветра трепали взлохмаченные волосы, прилипшие к влажным щекам, раскаты грома над головой звучали гораздо ближе, чем плыли тучи. Она услышала скрежет когтей по соломенной крыше, стон измученного дерева. Оглянувшись через плечо, заметила пару прищуренных янтарных глаз, уставившихся на нее. Самка арашиторы сидела на крыше гостевого дома, полураскрытые крылья танцевали, излучая слабый электрический свет.
От ее вида у Ханы, возможно, и перехватило бы дыхание, если бы она уже не истратила все чувства на слезы.
– Йоши, – прошептала она.
Брат вздрогнул при виде зверя, и у него точно перехватило дыхание. Волоски на руках Ханы встали дыбом, нос защекотало от озона. Но она потянулась к теплу, как всегда, с самого раннего детства поступала с крысами и кошками, однако опасалась, что жар окажется слишком горячим для ее разума.
Здравствуйте.
–ЗДРАВСТВУЙ, ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ. —
Хана моргнула, вытерла глаза покрытыми коркой костяшками пальцев. Голос арашиторы прозвучал в черепе ударом грома.
Она сжала ладонь брата и удивленно прошептала:
– Йоши, она поздоровалась со мной…
Йоши отвернулся, глядя на лес.
– Ты же умела говорить со зверями, когда была мальком. Ничего нового.
– Ее голос… Боги, будто в голове бушует буря. Послушай.
Йоши нахмурился, указывая на повязку на лбу.
– Болит.
Хана повернулась к арашиторе, осторожно потянувшись к ее теплу. Это ощущение не было похоже ни на что другое, с чем ей приходилось сталкиваться раньше. В голове грохотали грозовые тучи, а по коже танцевало электричество.
Тебя зовут Кайя, верно?
–ДА. —
А я Хана.
–ПОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ? —
Хана моргнула, ошеломленная. Потом всхлипнула, заправив спутанные волосы за уши.
Никаких прелюдий, да? Ни стихов, ни цветов. Сразу головой в омут.
–ЧТО? —
Неважно.
Арашитора начала чистить перья, приглаживая их на левом крыле жестким черным клювом того же цвета, что и ободок вокруг чудесных янтарных глаз. Хана зачарованно наблюдала за ней. Тигрица выглядела как картинка из детской сказки, которая вдруг сошла с бумаги и обрела полноцветную жизнь. Ее мысли звенели в сознании Ханы: пронзительные, яростные, оглушительные.
Зверюга моргнула и вскинула голову.
–ПОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ? —
Мой друг мертв.
–ЮКИКО ИСПОЛЬЗУЕТ ЭТО СЛОВО. НЕ ЗНАЮ ЗНАЧЕНИЕ. —
Друг? Ты не знаешь, что такое друг?
Грозовая тигрица наклонила голову, мотая хвостом из стороны в сторону.
–ОТЕЦ ТВОИХ ДЕТЕНЫШЕЙ? —
Он был котом.
–КАК ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ МОЖЕТ СПАРИТЬСЯ С КОТОМ? —
Что?
–ОН БЫЛ ВЫСОКИМ КОТОМ? —
Боги, нет… послушай. Он был моим другом. Мы вместе разговаривали, вместе охотились…
–А-а-а… ОХОТА. ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ ДРУГА ПО СТАЕ. —
Да, наверное, так.
Грозовая тигрица встрепенулась, расправила крылья.
–СТАЯ… Я ПОНИМАЮ. ЭТО ХОРОШО. —
Рада помочь.
Сквозь шум проливного дождя Хана услышала громкие голоса и хлопанье крыльев. Йоши изумленно приподнял бровь. В деревне раздался топот бегущих ног и суетливые крики. Где-то вдалеке заработал двигатель неболёта, гул пропеллера прорезал раскаты грома.
Йоши приложил руку ко лбу и зашипел.
– Что, черт возьми, стряслось? Никакого уважения к телесной боли у этих мужланов.
Брат с сестрой посмотрели в небо и увидели, как над головами пронесся еще один грозовой тигр и с треском приземлился на настил. Хана слыхала разные байки и знала, что зверя звали Буруу. Он был великолепен – широкая грудь, бугрящиеся мускулы, огонь, сверкающий в глазах, молнии, пробегающие по механическим крыльям.
Но еще больше Хана была очарована девушкой, ехавшей на Буру верхом. Юкико. Девушкой, которую она впервые увидела на Рыночной площади Кигена: из носа у нее текла кровь. А сёгун зажал в кулаке железомёт, нацеленный ей в голову.
А потом Хана вспомнила слова Юкико, которая собиралась показать, на что способна одна маленькая девочка.
Волосы Юкико ниспадали на плечи черными волнами, удерживаемые очками, которые были приподняты на лоб. Заколыхался шквал листьев, отметивших прибытие Юкико и грозового тигра. Девушка была бледна как пепел. Хана понимала, почему люди так о ней отзывались. Помимо внешней красоты таилось в ней что-то еще – некая свирепость в том, как она двигалась. А в воздухе вокруг нее гудело электричество.
Йоши склонил голову, на губах заиграла легкая, но кривоватая улыбка.
– Танцующая с бурей.
Девушка улыбнулась в ответ.
– Просто Юкико, Йоши-сан.
Кайя встретилась глазами с Буруу, и Хана почувствовала презрение в сознании самки, низкое рычание в ее груди. Хана смотрела то на парочку тигров, то на свою спасительницу.
Юкико спасла их после нападения на Киген. Именно ей Хана обязана жизнью.
Хана заметила, что у Юкико, прежде такой бледной, внезапно раскраснелось лицо, а глаза широко распахнулись.
Хана ощутила ее гнев. Тоску. Печаль.
– Ты в порядке, Юкико-сан?
Юкико вздохнула, присела рядом с братом и сестрой, убрала с губ выбившуюся прядь волос. Капли дождя падали на кожу, сверкая, словно драгоценности.
Голос у нее был тяжелым, как свинец.
– Мне жаль, что приходится поступать с вами таким образом. Увы, но у вас не будет времени отдохнуть. Но кое-что случилось. Среди повстанцев – раскол. Я уезжаю отсюда сегодня же. И хочу, чтобы вы двое присоединились ко мне.
– Раскол? – Хана моргнула. – А почему?
– Внутри Гильдии Лотоса зреет мятеж. Я думаю, мы можем использовать мятежных гильдийцев как союзников, но не все Кагэ готовы встать рядом с ними и вместе бороться. Дело в застарелой ненависти, обидах и политике. В общем, Буруу, Кайя и я отправляемся на корабле с некоторыми менее воинственными Кагэ в город Йама. Даймё Лисов пренебрег сёгунатом, отказавшись присутствовать на королевской свадьбе. Он не дружит ни с правительством, ни с Гильдией. И я надеюсь, что он, вероятно, станет нашим союзником.
– Ты бросаешь своих маленьких друзей-повстанцев, – проронил Йоши. – Как же так?
– Я собираюсь продолжить борьбу. Но не могу быть частью восстания, которое убивает невинных людей. Надеюсь, вы сможете это понять. И надеюсь, вы пойдете со мной.
Хана изо всех сил старалась не хмуриться.
– А куда нам еще деваться?
– Куда хотите. Я не желаю, чтобы вы чувствовали себя обязанными мне. Это война, и я увязла в ней по уши. Я буду сражаться за то, чтобы свергнуть Гильдию и освободить страну от кровавого лотоса. От смога. От мертвых земель. От яда, который и есть чи.
– Верно, – улыбнулась Хана. – Я слышала, как ты говорила по радио.
– Меня называют преступницей. Говорят, я пытаюсь уничтожить страну, а не только Гильдию. И на каждого, кто слушает пиратское радио, приходится дюжина тех, кто мечтает вернуться во времена изобилия. – Юкико пожала плечами. – И в глубине души я не виню их. Простого ответа не существует. Когда Гильдии не станет, на нас обрушатся тяжелые времена.
– Нас еще более тяжелые времена настанут, если Гильдия выстоит.
– Попробуй убедить в этом орущую толпу.
– Голоса трех Танцующих с бурей прозвучат громче, чем один.
Йоши усмехнулся, однако оставил свое мнение при себе.
Юкико посмотрела на Йоши и Хану, и в ее глазах был явный вопрос.
– Ты – очень умная девушка, Юкико! – Смех Ханы будто озарил сгущающиеся сумерки. – Но ты свихнулась, если считаешь, что после всех передряг нам снова захочется спать в канавах.
– Значит, вы со мной? Будем бороться вместе?
– Мы сделаем даже больше. Другого пути нет. – Хана взяла брата за руку. – Мы, черт возьми, победим.
Юкико усмехнулась и заключила ее в крепкие объятия. Хана была ошеломлена внезапным проявлением привязанности, но ощутила успокаивающую силу в объятиях Юкико, тлеющий жар Буруу и Кайи за спиной, и, казалось, впервые за целую жизнь почувствовала себя уверенно и в абсолютной безопасности.
Поэтому она поцеловала Юкико в щеку и обняла в ответ, купаясь в незнакомом тепле.
Девушки, наконец, оторвались друг от друга. На них тотчас, завывая, набросился ветер. И Кайя шагнула в пропасть и расправила одно крыло, опустив плечо к земле.
–ЛЕТИ СО МНОЙ. —
Ветер рвал волосы, выл в ушах, и она кричала во все горло и цеплялась пальцами за перья арашиторы. Пока они летели сквозь клубящуюся влажную мглу, воздух заиндевел, и Хана наклонилась ближе к Кайе, крепко обхватив ее за шею. Одежда насквозь промокла, пряди прилипли к лицу, желудок рухнул вниз, почти к коленям, а оставшийся глаз горел огнем.
Они набирали высоту.
Справа она видела Юкико и Буруу, а за ними следовал неболёт «Куреа». Судно было торговым, четыре больших гребных винта рассекали студеный воздух, а надувную часть – вытянутый воздушный шар – украшало изображение огромного дракона, изрыгающего пламя по всему полотну. Где-то на борту находился Йоши – он наотрез отказался забираться на спину грозовой тигрицы.
Мысли Ханы перенеслись в детство: короткое путешествие на корабле, которое они всей семьей совершили после того, как отец выиграл ферму. Тогда Хану охватило благоговение, а в животе порхали бабочки. Это был единственный раз в жизни, когда она летала. Йоши всю поездку провел в каюте, стараясь не блевать.
Воздух стал острым, как бритва, и с губ Ханы слетали белые струйки.
Она вцепилась в шею Кайи так сильно, что заныли руки, а стук зубов отдавался где-то в голове. И как раз в тот момент, когда она предположила, что они должны повернуть назад, поскольку им никогда не пробиться сквозь тучу, небо покраснело, а серая мгла исчезла, превратившись в море цвета стали, катившее внизу волны, простирающееся широко, далеко, словно вечность. Скалы Йиши, покрытые снегом и мерцающие, пронзали облачный покров. Жадные ветры вырвали у Ханы изо рта богохульство, и весь мир под облаками был забыт, погрузившись в океан неба Шимы.
Все, что она видела в тот единственный ослепительный момент, было идеальным.
Боги небесные. Как же прекрасно.
–ЭТО МОЙ ДОМ. —
Здесь, наверху можно забыть почти обо всем. О страданиях, боли и дерьме, что творится на земле.
–ПОЧЕМУ ТЫ ХОЧЕШЬ ЗАБЫТЬ? —
Думаю, что иногда это проще, чем справляться с проблемами.
Кайя зарычала.
–НЕ ПОНИМАЮ. ЮКИКО ПРОСИТ МЕНЯ ИЗУЧИТЬ ПУТЬ, КОТОРЫМ СЛЕДУЮТ ДЕТИ ОБЕЗЬЯН, А Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ. ТОЛЬКО ГЛУПОСТИ. ДЕЛАЕТЕ МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО. БЕССМЫСЛЕННО. —
Наш путь очень прост, Кайя.
–ДА? —
Мы – уроды. Мы эгоистичны, жадны и недальновидны, готовы предать друг друга из-за капли топлива или различия во мнениях. Вот в чем, собственно, и заключается наш путь.
Кайя, парящая в красном небе, посмотрела на Буруу, и Хана почувствовала неприкрытую ненависть, низкое рокочущее рычание в груди новой подруги.
–ЛЮДИ НЕ ЕДИНСТВЕННЫЕ, КТО МОЖЕТ ПРЕДАТЬ, ДИТЯ ОБЕЗЬЯНЫ. —
Ты говоришь о Буруу? Что он сделал?
–ПРЕДАТЕЛЬ РОДА. УБИЙЦА. ВЫЗЫВАЕТ У МЕНЯ ОТВРАЩЕНИЕ. —
Предатель рода?
–НЕ ДОВЕРЯЙ ЕМУ, ДЕВОЧКА. НИ НА МГНОВЕНИЕ. —
Но почему?
–ЗАПЛАТИШЬ КРОВЬЮ. —
Тогда почему ты тут? Почему помогаешь?
–ЕСТЬ ПРИЧИНЫ, НЕ МОГУ РАССКАЗАТЬ. —
Пара спикировала сквозь облако, и туманные отростки с неровной бахромой поцеловали Хану в щеки.
Хана подумала об Акихито, ворвавшемся на склад якудза и спасшем ее от смерти. Его большие руки у нее на плечах, грубая сила, обернутая в невозможную мягкость, сдерживающую всю боль. При этом воспоминании воздух стал чуть теплее.
Полагаю, не все люди злы. Некоторые глупы.
–НЕКОТОРЫЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮДИ. ВАША ЮКИКО ВИДИТ ПРАВДУ. ЕЕ БУДУТ ПОМНИТЬ. —
Кайя, мой народ сегда забывает самое важное.
–Я НЕ ПРО ДЕТЕЙ ОБЕЗЬЯН. Я ГОВОРЮ ПРО СИНЕЕ НЕБО И ЧИСТЫЙ ДОЖДЬ. И ПЕСНЮ ГРОМА. ЕЕ ИМЯ БУДУТ ВОСПЕВАТЬ ЕЩЕ ОЧЕНЬ ДОЛГО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОСТАЛЬНОЕ ПРЕВРАТИТСЯ В ПРАХ. —
Тигрица оглянулась через плечо, глаза ее были такими же глубокими, как пропасть у них под ногами.
–А КТО БУДЕТ ПЕТЬ О ТЕБЕ? —
А разве кто-то должен? Я – никто.
–НЕ ХОЧЕШЬ ОСТАВИТЬ СЛЕД НА ЭТОМ МЕСТЕ? НЕ ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ВОСПЕВАЛИ, КАК КИЦУНЭ-НО-АКИРА? ТОРА ТАКЕХИКО? —
Они – Танцующие с бурей, герои. Я не герой. Я не закрываю Врата Дьявола и не убиваю морских драконов. Я граблю пьяниц, сплю в лачугах и разговариваю с крысами. Иногда у меня заводятся блохи.
–НЕ МЕЧТАЕШЬ СТАТЬ КЕМ-ТО БОЛЬШЕ? —
Ветер гудел песней пропеллера, нашептывая простые и ясные истины.
Каждый мечтает…
Хана почувствовала, как жар арашиторы окутывает ее, наполняя жгучей гордостью. Каким-то образом она знала, что тигрица улыбается.
И поймала себя на том, что улыбается в ответ.
–ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО. —
Веселье охватило тигрицу, яркое и озорное, как у ребенка, рожденного проказничать. Хана и моргнуть не успела, как Кайя прижала крылья к бокам, и они камнем начали падать с небес.
Желудок Ханы подскочил к горлу, она кричала изо всех сил, пока они неслись прямо к лесу.
Хватит! Давай вверх!
Читать бесплатно другие книги:
