Летописец. Книга 3. Четыре наследника Ефимова Юлия

– Дак мне незачем врать, моя госпожа, ибо мне нужна ваша помощь, – Фил говорил почти подобострастно, но она ему не верила. Этот прохвост обманет кого угодно.

– А точнее? – Ванда нетерпеливо поёрзала в кресле у стены и покосилась налево – Фил пристроился в соседнем кресле. Между ними притулился столик астурийского малахита, на нём стояли небольшие часы в бронзовом шестигранном корпусе – подобие шкатулки на коротких ножках-шариках. Стрелка на верхней плоскости указывала на цифру 9. Эту маленькую механическую диковинку муж привёз из Шагурии вместе с пистолетом – до тех пор Ванда видела только настенные и башенные часы. Георг любил такие вот новинки.

Помимо малахитового, вдоль стены выстроились деревянные столики с шахматными досками и колодами карт, а также диван. Стену напротив занимали три высоких окна, выходившие в цветущий сад. По окнам барабанил дождь – он почти не прекращался уже много дней.

Они сидели в гостиной дома Георга, Фил даже выпросил бокал красного вина. Ванда глотнула немного из своего бокала и поставила его на столик, прислушиваясь к монотонному тиканью часов. Она любила эту гостиную, поэтому, наверное, ничего здесь не поменяла: светло-зелёные стены с резными деревянными панелями, пейзажи сканналийских и барундийских художников, кресла с обивкой изумрудного цвета. Огромный камин доходил до потолка. Ванда украсила гостиную вазами с веточками деревьев из сада – она предпочитала их цветам, – и запах свежей зелени наполнял комнату. В центре висела люстра на двадцать свечей. Обычно под ней ставили большой деревянный стол, сейчас он не нужен – единственным гостем после Дня Великого Дара был Кэйрон.

– Я хочу видеть вас королевой, вы имеете полное право на трон, разве нет? Не меньше, чем королева Марция. – При упоминании Марции Ванда поморщилась – шрам от её коготков остался на щеке и раздражал Ванду каждое утро при взгляде в зеркало. Она пыталась спрятать его под слоем пудры, но Кэйрон вечно смотрел на неё так, словно видел уловку насквозь. Зачем она связалась с этим болваном? Кэйрон только и делает, что слушает скантов, возбуждает ненависть в народе, устраивает казни недовольных да издаёт законы в пользу язычников. Эктариан и зарианцев он пока не трогал – Ванда была уверена: это ненадолго. Сколько покушений он вынесет, прежде чем начнутся массовые казни? Первая такая случилась после нападения на эту чёртову Маю. Кэйрон в ту ночь схватил и запытал до смерти человек десять, столько же казнил на следующий день, Мая же наутро как ни в чём не бывало появилась на публике. Это вызвало переполох среди всех, Кэйрон приказал ей не появляться вне дворца. Впрочем, он наверняка боялся новых покушений. Ванда скривилась: какие тут покушения, если весь город уверен, что она побывала на том свете и обрела бессмертие. Вот бы с кем поговорить о воскрешении Макса. Кстати, о Мае.

– Если я потомок Свенейва, значит, я смогу приказывать летописцу?

– Ну да, коль станете королевой, – заверил Фил.

– Но как я ей стану? Мой муж жив…

– С вашего-то мужа мы и начнём, – Фил встал и налил вина. Бутылка почти опустела, но в комнате было ещё две. Может, он напьётся и выдаст что-нибудь важное? Ванда пристально изучала собеседника, пока он пил. Один вопрос вертелся у неё на языке.

– Объясни, – начала Ванда, – почему ты идёшь против своих? Почему ты сказал, что их вера не твоя? Ты же свергал Дайруса вместе с ними.

– По другим причинам. – Фил аккуратно поставил пустой бокал на столик. – Как по мне, я не верю, что сканналийцы сумеют вернуть старую веру. Наивно считать, будто горстка заговорщиков удержится у власти, вы не согласны?

– По-твоему, Дайрус вернётся? – не выдержала Ванда.

– Если выживет. – Фил уставился на неё, по спине Ванды побежали мурашки. – Но он не выживет, уж поверьте. Вы окажетесь единственной наследницей и станете королевой. Коли у Кэйрона хватит мозгов, он ухватится за вас, если ж нет… Он тоже не бессмертен, верно? Бессмертие возможно лишь по ту сторону Черты, но мы-то живём по эту.

– Есть не только Дайрус…

– Конечно, прикончить надо всех наследников, вы же понимаете? Их судьба решена.

Ванду передёрнуло: она впервые задумалась о троне всерьёз. Ни разу до этого её не волновало, сядет ли она на него. Как и её мать когда-то, Ванда не испытывала тяги к власти, презирая тех, кто воображал себя властителем над людьми и землями. По горским обычаям женщина вообще не имела права на власть, и когда-то Рижитта со смехом отринула предложение матери выйти за Айвариха. Ванда не помнила мать, но, судя по тому, что она знала, между ними обеими много общего. Она когда-то влюбилась в Георга, ради него готова была воевать с королём, жить в глуши, даже умереть. Матери повезло больше – её страсть нашла утоление в страсти мужа. Вот если бы Макс… Но и Макс не столько любил её, сколько хотел использовать. Наверное, он просчитал всё давным-давно, или кто-то просчитал это за него. Ванда не была высокого мнения об уме Макса.

– Скажи, когда Захар пообещал мне вернуть Макса живым, он врал? – вдруг спросила Ванда Фила.

– Он говорил правду, потому что это возможно, но он врал, потому что сам он на такое неспособен, – Фил уставился на струи дождя на стекле окна напротив. – Он брал вашу кровь для Летописи, а не для ритуала оживления мертвеца.

– Но его можно оживить?

– Вы этого хотите, моя госпожа? – Фил повернул голову, глядя исподлобья.

– Захар уверял, что если взять тело Георга и голову Макса, соединить мёртвой водой…

– Ну да, но добыть ту воду можно лишь прыгнув в Марвагу. В Иштирии вы найдёте бессмертие, да вот воротиться оттуда не получится. Грань между мирами открывается редко: когда Сканналия на краю гибели, приходят Воины Иштирии, чтобы её спасти. Захар расскажет вам эти легенды лучше меня, не так ли?

– Так это легенды или правда? – подобных сказок Ванда наслушалась с детства. Она уже лет в пять перестала верить в сказки. Это боги живут вечно – люди всегда умирают. И не только люди. Она поняла это, когда попыталась оживить любимого котёнка водой из глубокой и тёмной расселины. Говорили, будто она уходит на тот свет; по ночам души мёртвых выглядывают из неё в мир живых, как на Нортхедском кладбище. Отец… Валер тогда объяснил, что такой воды нет, это всё сказки, и она чуть не заплакала. Но ведь Иштирия есть, Летопись эта проклятая тоже есть, Мая как-то выжила! Последнее обстоятельство особенно бесило Ванду. Она боялась себе признать: Мая её пугает.

– Ну, есть сказание о Тиргалве, который в бою остался без головы. Ему пришили голову быка, окропили водой, и он ожил, – медленно сказал Фил. – Но то было до появления Черты, теперь же источник мёртвой воды растворился в недоступной Марваге.

– Значит, если я пришью голову Макса к телу… к любому телу и брошу в Марвагу, он оживёт?

– Так гласят легенды, верно? Но он не вернётся к вам, если…

– Если что?

– Если вы не отправитесь за ним следом.

– За ним? Куда?

Фил пожал плечами:

– В Иштирию, куда ж ещё? Вы могли бы жить там с ним или стать королевой тут. – Он поднялся. – Я дам вам время подумать, ладно? Я сделаю вас королевой, взамен вы дадите мне кой-чего.

– Что именно?

– Скажу, коли мы договоримся, идёт? Через несколько дней приду за ответом.

Ванда не стала его задерживать: ей хотелось всё обдумать. Перед ней расстилались два пути; какой выбрать, она понятия не имела. Фил давно ушёл, а Ванда сидела, уставившись в никуда. Наконец она поднялась и спустилась в конюшню. Приказав оседлать кобылу, она прихватила несколько крепких слуг и понеслась к Бронзовым воротам. Скоро вечер, надо успеть. Выехав за городскую стену на дорогу к гавани, Ванда тут же повернула направо, к кладбищу. Арка серых камней слегка выступала над землёй, ступеньки вели вниз. Вход в склеп Ворнхолмов перекрывала плита, отодвигавшаяся благодаря особому механизму. Его секрет знали лишь она с Георгом. Ривенхеды, не имевшие такой защиты, лет десять назад обнаружили в своём склепе чей-то скелет, стены пришлось отскабливать от неприличных надписей, а склеп чистить от дерьма. Кроме того, воры ограбили несколько покойников. Теперь склеп Ривенхедов закрывался на замок.

Ванда приказала слугам отойти, нажала скрытый среди камней рычаг. Плита отъехала, Ванда вошла, подняв над головой чадящую лампу. Она спустилась в подземный склеп, где выстроились саркофаги с предками Георга. Только один деревянный саркофаг – самый новый и нетронутый временем – принадлежал её семье. Он не был богато украшен – горцы не любили мишуры, – но Георг приказал раскрасить его в цвета герба Мэйдингоров – лазурный и серебристый. Она не собиралась тревожить покой отца – лишь попросить совета. Ванда коснулась крышки саркофага и заговорила. Она рассказала про Фила, про Макса, про Георга, потом замолчала и надолго задумалась. Покой внутри склепа нарушали странные шорохи: казалось, уши улавливают шёпот мертвецов. Ванде стало не по себе, но у неё осталось ещё одно дело.

Воровато оглянувшись, словно мертвецы могли увидеть её действия, она поставила лампу на деревянную крышку, наклонилась, начала рукой ковырять сырую землю. Пальцы быстро заболели – она огляделась в поисках чего-то подходящего. Кинжал на поясе помог, вскоре под слоем грунта показалось дерево. Она расчистила крышку небольшого ящика, который не так давно сама тут закопала. Ванда приоткрыла крышку и застыла. Голова Макса взирала на неё остатками сгнившей плоти и волос, обнажившимися костями черепа, пустыми глазницами и живыми червяками. Ничего знакомого не осталось от Макса. Перед ней лежали разложившиеся останки, а не мужчина, способный любить и ненавидеть.

Разговор с Филом рвал Ванду на части, она готова была пожертвовать собой ради Макса, но что в итоге? Вот это? Сделает ли пресловутая вода Макса таким, как прежде?

Ванда закашлялась от запаха разложения и захлопнула крышку. Она быстро прикопала её, притоптала землю ногами. Ей надо подумать. Надо… Ванду трясло, когда она садилась на Анхаль, всю дорогу до дома она лихорадочно прикидывала, что лучше: стать королевой или рискнуть отправиться в неизведанное в надежде вернуть Макса. Она почти задыхалась, когда служанки раздевали её перед сном, долго не могла заснуть: полная луна светила прямо в глаза, даже если она отворачивалась от окна. Ванда вертелась на постели, её бросало то в жар, то в холод. Потом она увидела его: Макс стоял на дороге посреди поляны, сзади бушевала река, скрытая туманом. Она откуда-то знала, что это и есть Черта, за которой начинается Иштирия. Макс улыбнулся знакомой улыбкой, блеснул белоснежными зубами. Она замахала ему рукой, он пошёл к ней. Она замерла, узнав знакомую походку Георга. Ванда присмотрелась и поняла: Макс вовсе не Макс. Наполовину это её муж, наполовину… Лицо Макса исказилось, начало гнить на глазах. Через минуту он улыбался беззубым ртом, пустые глазницы словно пытались её приворожить. Чудовище протянуло руки и коснулось её груди, Ванда заорала от страха и проснулась. Перед глазами так и стоял Георг… Макс… Они оба в одном теле. Ванда вытерла пот, завернулась в одеяло. Её трясло, зубы стучали друг о друга, в груди была пустота. Мысль вернуть Макса такой ценой вызывала отвращение. Этой ночью – самой короткой в году – она окончательно поверила, что Макс мёртв и больше не вернётся. По крайней мере тот Макс, которого она знала. Никакая волшебная вода его не спасёт.

Нет, она не станет бросаться с головой в воды Марваги. Она не хочет отправляться на тот свет, чтобы обнаружить такое вот чудовище. Лучше уж пусть Фил избавит её от мужа и посадит на трон. «А зачем мне трон без Макса?» – вдруг подумала Ванда. Потом вспомнила Кэйрона: этот ублюдок заплатит за свои шутки и высокомерие. Я уберу его с дороги, я выпущу ему всю кровь до последней капли. Дайрус тоже заплатит за смерть Макса, как и Георг, а Марция… Ванда потрогала шрам на щеке: Марция никогда не будет больше приказывать ей! На троне Сканналии есть место только для одной королевы!