Подвиньтесь! Подвиньтесь! Гаррисон Гарри
— Вы заметили, в каком месте рва я находился?
— Да, сэр, похоже, вы были как раз у того окна, которое взломали.
— Да. Я прошел по рву с той стороны, от переулка, и вышел к окну. Как по-вашему, ночью меня можно было бы увидеть?
— В общем…
— Да или нет? Я не собираюсь ловить вас.
— Жилуправление уже делает что-то, чтобы обеспечить безопасность. В основном неприятности с системой сигнализации. Нет, не думаю, что я увидел бы вас ночью, сэр, особенно в темноте.
— Я тоже так думаю. Значит, вы считаете, что кто-то мог проникнуть в здание таким способом?
Маленькие, поросячьи глазки Чарли сощурились и забегали.
— Полагаю, — сказал он наконец, — что убийца мог попасть внутрь таким образом.
— Хорошо. Итак, он попал прямо в подвальное помещение. Подошел к окну, сигнализация на раме сломана, все в порядке. Взломщик мог заранее отметить окно сердечком, чтобы легче было найти его снаружи. А это означает, что он не один раз побывал в здании.
— Может быть, — согласился Чарли и улыбнулся. — А может быть, он оставил знак после того, как проник в здание, чтобы одурачить вас. Может быть, он хотел, чтобы вы посчитали, что это сделал кто-то находившийся в здании.
Энди кивнул.
— Вы соображаете. Чарли. Но в любом случае окно могло быть отмечено изнутри, и я отталкиваюсь от этой посылки. Мне нужен список всего обслуживающего персонала на данный момент, всех новичков и всех уволенных за последние два года, список жильцов и бывших жильцов. У кого могут быть подобные сведения?
— У начальника жилуправления, сэр, его кабинет по лестнице направо. Давайте я вас провожу.
— Одну минуту… сперва мне нужен еще один стакан воды.
Энди остановился перед внутренней дверью квартиры О'Брайена, делая вид, что занят просматриванием списков, которые получил у начальника жилуправления. Он знал, что Ширли, возможно, видит его на экране, и пытался казаться занятым и деловым. Когда он ушел сегодня утром, она еще спала, и он не говорил с ней со вчерашнего вечера, — да и тогда они не слишком много разговаривали. Не то чтобы он был смущен; просто вокруг царила некая атмосфера нереальности. Она принадлежала к здешнему миру, а он — нет. И если бы она сделала вид, что ничего не произошло, смог бы он поступить так же? Он сомневался в этом.
Ширли что-то долго не открывала дверь — может, ее нет дома? Нет, телохранитель Тэб внизу, а это означает, что она находится в здании. Что-нибудь случилось? Неужели вернулся убийца? Мысль была дурацкая, однако Энди громко забарабанил в дверь.
— Не ломай дверь, — сказала Ширли, впуская его. — Я убирала в комнате и не слышала сигнала.
Волосы у нее были собраны в узел, ноги — босые. На ней были только шорты и бледно-голубой лифчик. Выглядела она чудесно.
— Извини, я не знал, — серьезно сказал он.
— Ладно, это неважно, — засмеялась она, — не смотри так печально.
Она встала на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. Прежде чем он успел ответить, она повернулась и вышла из коридора. У нее были очень короткие, в обтяжку, шорты.
Когда за спиной защелкнулась дверь, Энди почувствовал себя совершенно счастливым. Воздух был восхитительно прохладным.
— Я почти закончила, — сказала Ширли. вслед за ее словами раздался вой пылесоса. — Одна секунда — и я уберу весь этот бардак. — Войдя в гостиную, он увидел, что она пылесосит ковер. — Не хочешь принять душ? — крикнула она. Счет получит Мери О'Брайен Хеггерти, так что можешь не волноваться.
Душ! — взволнованно подумал Энди.
— Поскольку я уже встречался с Мери Хеггерти, я буду рад послать ей этот счет, — крикнул он, и оба рассмеялись.
В спальне ему вдруг вспомнилось, что в этой комнате убили О'Брайена — за всю ночь он об этом ни разу не подумал. Бедный О'Брайен, он, похоже, был настоящим ублюдком, поскольку, по-видимому, ни один человек не сожалел о нем и не был по-настоящему расстроен его смертью. Включая Ширли. А что она думала о нем? Сейчас это уже неважно. В ванной он бросил одежду на пол и попробовал рукой воду.
В шкафчике лежала бритва с новым лезвием, и Энди, весело напевая, отмыл ее от седых волосков и намылил лицо. То, что он пользовался вещами покойника, ни в малейшей степени его не смущало. Наоборот, это даже доставляло большое наслаждение. Бритва плавно скользила по коже.
Когда он оделся и вышел в гостиную, пылесос уже был убран, а Ширли распустила волосы и, похоже, нанесла свежий макияж. Она еще была в лифчике и шортах, и он обрадовался, увидев ее такой. За всю свою жизнь ему не приходилось видеть более симпатичной — нет, более красивой девушки. Ему хотелось ей об этом сказать, но он подумал, что о таких вещах не так-то просто говорить вслух.
— Хочешь выпить чего-нибудь холодненького? — спросила она.
— Мне нужно работать — или ты пытаешься меня совратить?
— Можешь выпить пива, я поставила его в холодильник. Нужно прикончить почти двадцать бутылок, а я его не люблю. — Она обернулась в дверях и улыбнулась. — Кроме того, ты же работаешь. Ты меня допрашиваешь. Ведь я важная свидетельница?
Первый глоток холодного пива доставил Энди огромное наслаждение. Ширли села напротив и стала пить холодный кофе.
— Как идет дело? Или это служебная тайна?
— Никаких тайн, оно идет медленно, как и все дела. Работа полиции не имеет ничего общего с тем, что показывают по телевизору. В основном, скукота, хождения вокруг да около, составление служебных записок, писание рапортов — и надежда на какую-нибудь «подсадную утку».
— Я знаю, что такое «подсадная утка»! А что, действительно есть «подсадные утки»?
— Если бы их не было, у нас бы не было работы. Большую часть информации мы получаем от осведомителей. Большинство мошенников — глупы и слишком много болтают, а когда они начинают говорить, поблизости обычно кто-то слушает. Вот и сейчас кто-то треплется, иначе и быть не может.
— Что ты имеешь в виду?
Он отхлебнул еще пива — чудесный напиток.
— В этом городе живут свыше тридцати пяти миллионов человек, и сделать это мог любой из них. Я обегаю всех, работавших ранее в этом здании, и допрошу их; я попытаюсь разузнать, откуда взялся ломик; но задолго до того, как я закончу, люди на самом верху перестанут беспокоиться о О'Брайене, и меня отзовут — вот и все.
— Ты говоришь как будто с сожалением.
— Да, ты права. Я люблю и знаю свое дело, но мне всегда мешают его делать. У нас работы выше головы, и так было всегда, сколько я себя помню на службе. Ничего никогда не завершается, ни одно дело не расследуется да конца, люди ежедневно безнаказанно совершают убийства, и, похоже, это никого не возмущает. Если только нет какого-либо политического резона, как в случае с Большим Майком. Да и тогда никто в действительности не интересуется им, а беспокоятся только за свои шкуры.
— А можно взять на работу больше полицейских?
— На какие шиши? В городском бюджете нет денег, почти все уходит на пособия социальной помощи. Поэтому заработки у нас низкие, полицейские берут взятки, и… ты же не хочешь прослушать лекцию о наших проблемах!
Он допил остатки пива. Ширли вскочила.
— Давай, я достану тебе еще одну.
— Нет, спасибо, не на пустой желудок.
— Ты еще не ел?
— Проглотил несколько крекеров. Совсем не было времени.
— Я сейчас приготовлю тебе что-нибудь. Как насчет бифштекса?
— Ширли, перестань… у меня из-за тебя будет сердечный припадок.
— Нет, в самом деле. Я купила мясо для Майка… в тот день. Оно так в лежит в морозильнике.
— Я не помню, когда в последний раз ел мясо, да и с тех пор, как видел соевый бифштекс, тоже много времени прошло. — Он встал и взял ее за руки. — Ты чересчур обо мне заботишься.
— Мне это нравится, — сказала она и несколько раз быстро его поцеловала. Потом повернулась и пошла на кухню.
Забавная девчонка, подумал он и дотронулся языком до следов помады у себя на губах.
Ширли хотела есть в гостиной за большим столом. Но на кухне был столик у окна, и Энди предложил сесть там. Бифштекс получился отличный, огромный кусок мяса величиной с ладонь; когда Ширли положила его на тарелку, Энди почувствовал, что рот наполнился слюной.
— Пополам, — сказал он, разрезал его и положил половину на другую тарелку.
— Обычно я жарю себе овсяные лепешки…
— Их мы съедим на десерт. Сегодня начало эры равноправия.
Она улыбнулась и молча села. «Черт, — подумал он, — еще один такой взгляд — и я отдам ей все».
Кроме мяса она подала на стол морской салат, крекеры с соусом и еще одну бутылку холодного пива, из которой позволила налить себе только полстакана. Мясо было неописуемо вкусным. Энди резал его на крошечные кусочки и медленно жевал, смакуя. За всю жизнь ему не приходилось есть так вкусно. Покончив с едой, он откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул. Хорошо, даже чересчур хорошо, и он понимал, что это долго не продлится.
— Надеюсь, ты не сердишься, что прошлым вечером я так надрался?
Это прозвучало грубо, и он пожалел о сказанном в то же мгновение.
— Я не сержусь, милый.
Милый — усмехнулся он про себя.
— Меня по-разному называли, но так — еще никогда. Я думал, что ты рассердилась, что я вернулся.
— Я просто была занята. В квартире бардак, и ты голодный. Кажется, я знаю, что тебе нужно.
Она обошла стол, села к нему на колени и обняла за шею. Затем последовал поцелуй. Оказалось, что лифчик у нее застегивается спереди на две пуговицы. Он расстегнул их и прильнул лицом к гладкой и ароматной коже.
— Пойдем в комнату, — прошептала она.
Она лежала рядом с ним — обессилевшая, совершенно не стыдясь того. что его пальцы рассеянно блуждают по ее телу. Изредка из-за закрытого окна доносились какие-то звуки. Завешенные шторы хранили полумрак и уединение спальни. Он поцеловал ее в уголок рта и она, закрыв глаза, сонно улыбнулась.
— Ширли… — начал он и замолчал.
Он не мог выразить свои чувства словами. Однако его ласки были красноречивее всяких слов. Ширли придвинулась к нему поближе. Голос ее звучал хрипло.
— В постели ты очень хороший, совсем другой… ты об этом знаешь? С тобой я чувствую себя так, как никогда прежде. — Мышцы у него внезапно напряглись, и она удивленно взглянула на него. — Ты сердишься? Мне нужно тебя убеждать, что ты — единственный мужчина, с которым я спала?
— Конечно, нет. Это не мое дело и не волнует меня.
Однако по лицу Энди было видно, что это не так. Ширли повернулась на спину и посмотрела на пылинки в луче света, пробивавшегося в щель между шторами.
— Я не стараюсь найти какие-то извинения, Энди. Я выросла в очень строгой семье. Я нигде не бывала и ничего такого не делала, но отец все время за мной следил. Меня это не очень злило. Просто ему нечего было делать — вот и все. Папа меня любил; он, вероятно, думал, что делает мне добро. Он ушел в отставку — его заставили — в пятьдесят пять лет. У него была пенсия и кое-какие сбережения, поэтому он просто сидел дома и пил. Когда мне исполнилось двадцать лет, я участвовала в конкурсе красоты и получила первый приз. Я помню, что отдала деньги отцу на сохранение, и больше я его не видела. Один судья назначил мне в тот вечер свидание. Я пришла — и осталась у него, стала с ним жить.
Вот как? — подумал Энди. Он усмехнулся; какие у него на нее права?
— Ты надо мной смеешься? — спросила она, проведя пальцем по его губам; в ее голосе звучало отчаяние.
— Боже праведный, конечно, нет! Я смеюсь над собой, потому что — если хочешь знать — я немного ревновал. А на это я не имею права.
— Ты имеешь все права на свете, — сказала она, целуя его. — По крайней мере для меня теперь все выглядит совсем по-другому. Я знала не так уж много мужчин, и все они были вроде Майка. Мне казалось, что я просто…
— Замолчи, — сказал он. — Мне все равно. Мне только не все равно, что происходит с тобой здесь и сейчас — и все.
Глава 10
Энди дошел уже почти до конца списка, и ноги у него отнимались. Девятая авеню пылала под полуденным солнцем, и каждый клочок тени был забит людьми стариками, няньками, подростками, сидевшими в обнимку. Повсюду, словно трупы после битвы, валялись люди всех возрастов, раскинув грязные руки и ноги. Только маленькие дети играли на солнце, но их движения были замедленными, а крики — приглушенными. Вдруг раздались вопли, люди зашевелились — появились двое бегущих мальчишек. Их руки были в крови. На веревке они тащили за собой трофей: большую серую дохлую крысу. Сегодня вечером они хорошо поужинают. Посередине улицы с черепашьей скоростью двигались гужевики. Энди проскочил между ними, ища контору «Вестерн-Юниона».
Было невозможно проверить всех людей, которые бывали в квартире О'Брайена за последнюю неделю, но нужно было постараться выявить хотя бы самые очевидные связи. Любой мог обнаружить отключенную систему сигнализации в подвале, но только тот, кто был в квартире, мог знать, что и там сигнализация не работает. За восемь дней до убийства произошло короткое замыкание, и сигнализацию на двери отключили, чтобы отремонтировать всю систему. Энди составил список возможных кандидатур и проверял их одну за другой. Результатов пока не было. Показания счетчиков в квартире не снимали уже давно, а все посыльные, приходившие туда, были известны уже много лет.
«Вестерн-Юнион» проверялся на всякий случай. За ту неделю в здание принесли множество телеграмм, и швейцар был уверен, что некоторые из них предназначались О'Брайену. Он и лифтер вспомнили, что в ночь перед убийством телеграмму принес новый посыльный — мальчик-китаец. Тысяча против одного; что это не имело значения, но нужно было проверить. По крайней мере это уже что-то, о чем можно рассказать лейтенанту, чтобы он на некоторое время отцепился от Энди.
Над входом висела сине-желтая вывеска, и Энди вошел.
Контору разделяла длинная стойка. У дальней стены стояла скамейка, на которой сидели трое подростков. Четвертый разговаривал у стойки с диспетчером. Ни один из них не был китайцем. Мальчик у стойки взял дощечку посыльного и вышел. Энди направился к диспетчеру, но не успел подойти, как тот раздраженно замотал головой.
— Не сюда! — рявкнул он. — Телеграммы в то окно! Не видите, что ли, что я — диспетчер?
Энди взглянул на глубокие морщины на лице этого человека и уныло опущенные уголки рта, на валявшиеся вперемешку на столе дощечки, мелки и телетайпные ленты, на потертый значок с надписью: «М-р Бургер». Этот беспорядок на столе словно олицетворял годы беспросветного труда. В глазах клерка горела ненависть. Нужно запастись терпением, чтобы получить от этого человека хоть какую-то помощь. Энди показал бляху.
— Полиция, — сказал он. — Я хочу поговорить именно с вами, мистер Бургер.
— Я ничего не сделал, мне не о чем с вами говорить.
— Вас никто и не обвиняет. Мне нужна некоторая информация для расследования.
— Ничем не могу вам помочь. Для полиции у меня нет никакой информации.
— Позвольте мне решать подобные вопросы. Двадцать восьмая улица относится к вашему району?
Бургер замешкался, потом кивнул — медленно и неохотно, словно его принудили выдать государственную тайну.
— У вас есть посыльные китайцы?
— Нет.
— Но по крайней мере у вас работает хоть один мальчик-китаец?
— Нет.
Он начал царапать что-то на дощечке, не обращая внимания на Энди. По лысой голове струились ручейки пота. Энди не любил оказывать нажим, но делать было ничего.
— В нашем государстве существуют законы, Бургер, — сказал он строго и безапелляционно. — Я могу вытащить вас отсюда, привести в участок и на тридцать дней засадить в камеру за создание препятствий следствию. Вы хотите, чтобы я этим занялся?
— Я же ничего не сделал!
— Да неужели? Вы мне солгали. Вы сказали, что у вас никогда не работал мальчик-китаец.
Бургер заерзал на стуле, терзаемый страхом и желанием остаться в стороне. Страх победил.
— Был тут один мальчик-китаец, но он работал только один день и больше не возвращался.
— В какой день?
— В понедельник на этой неделе, — неохотно пробурчал Бургер.
— Он разносил телеграммы?
— Откуда я знаю?
— Потому что это ваша работа, — сказал Энди, нажимая на слово «ваша». Какие телеграммы он разносил?
— Он сидел тут целый день, но был мне не нужен. Это был его первый день. Я никогда не посылаю нового мальчишку в первый день. Даю им попривыкнуть к скамейке, чтобы у них не возникало никаких иллюзий. Но у нас было много телеграмм ночью. Пришлось послать его. Только один раз.
— Куда?
— Послушайте, мистер, я не могу помнить все телеграммы, которые проходят через меня. Их очень много, и, кроме того, мы их не регистрируем. Телеграмму принимают, относят и вручают — вот и все.
— Знаю, но эта телеграмма очень важна. Попытайтесь вспомнить адрес. Седьмая авеню? Или Двадцать третья улица? Челси-парк?
— Постойте!.. Да-да… Я помню, что не хотел, чтобы мальчишка шел в Челси-парк: они там не любят новых парней, но больше никого не было, и пришлось послать его.
— Ну вот, до чего-то мы и добрались, — сказал Энди, доставая блокнот. Как его зовут?
— Какая-то китайская фамилия… я не помню. Он был здесь только один день и больше не приходил.
— Тогда как он выглядит?
— Как все китайские мальчишки. Это не моя работа — помнить, как они выглядят. — Он опять начал злиться.
— Где он живет?
— Откуда я знаю? Мальчишки приходят, отдают деньги в залог — вот все, что меня касается. Не мое дело…
— Похоже, вообще все — не ваше дело, Бургер. Я к вам еще зайду. К тому времени попытайтесь вспомнить, как выглядел этот мальчишка, мне нужно будет задать вам еще несколько вопросов.
Когда Энди вышел из конторы, мальчишки заерзали на скамейке, и Бургер бросил на них грозный взгляд.
Это была небольшая зацепка, но Энди обрадовался. По крайней мере есть о чем поговорить с Грасси.
В кабинете лейтенанта находился и Стив Кулозик.
Они кивнули друг другу.
— Как дела? — спросил Стив.
— Будете трепаться в свободное время, — перебил его Грассиоли. Тик у него под глазом разошелся вовсю. — Тебе лучше приходить сюда не с пустыми руками, Раш. Это расследование, а не отпуск. В это дело суют нос все, кому не лень.
Энди рассказал об отсоединенной системе сигнализации. Он быстро пробежался по безрезультатным беседам с людьми, и перешел к мальчишке из «Вестерн-Юниона». Тут он остановился на всех подробностях.
— Ну и что же в итоге? — спросил лейтенант, прижав руки к животу — там, где была язва.
— Возможно, мальчишка на кого-нибудь работает. Посыльные должны давать десять долларов в залог. Немногие мальчишки могут выложить такие бабки. Мальчишка был послан, возможно, из Китайского городка. Доставляя телеграммы, он заодно осматривал квартиры. Он с первого раза сорвал банк, обнаружив, что на двери Большого Майка отсоединена сигнализация. Потом тот, кто его нанял, совершил взлом и убийство, после чего оба скрылись.
— Звучит чересчур складно, но это у нас единственная ниточка. Как зовут мальчишку?
— Никто не знает.
— Какого черта! — заорал Грассиоли. — Что толку в твоей выдуманной теории, если мы не сможем найти мальчишку? В этом городе миллионы мальчишек. Как нам найти нужного?
Энди не ответил.
Пока Энди излагал суть дела, Стив Кулозик стоял, прислонившись к стене. Теперь же он спросил;
— Можно кое-что сказать, лейтенант?
— Что ты хочешь?
— Давайте на минуту предположим, что это случилось на нашем участке. Мальчишка может жить в Китайском городке или где-нибудь еще, но давайте об этом забудем. Скажем, он живет в Корабельном городке, прямо у нас под боком. Вы ведь знаете, как эти косоглазые держатся друг за дружку, поэтому, возможно, мальчишку использовал тоже китаец. Просто предположим.
— Что вы хотите сказать, Кулозик? Переходите, черт возьми, к сути.
— Уже перехожу, лейтенант, — невозмутимо произнес Стив. — Скажем, мальчишка или его босс живет в Корабельном городке. Если так, то у нас должны быть их отпечатки пальцев. Это было до меня. Но ведь вы здесь работали в семьдесят втором, не так ли, лейтенант, когда сюда привезли всех этих беженцев с Тайваня, после того как накрылось вторжение генерала Куна на материк?
— Я здесь работал. Я только поступил на службу.
— Ведь тогда брали отпечатки пальцев у всех, даже у детей? На случай, если какой-нибудь коммунистический агент проскочил вместе с ними?
— Это делалось на всякий случай, — сказал лейтенант. — Отпечатки пальцев брели у всех, и еще пару лет у всех детей. Эти карточки у нас здесь, в подвале. Так ты об этом подумал, а?
— Так точно, сэр. Надо просмотреть их — не совпадают ли отпечатки пальцев на орудии убийства с одной из наших карточек. Просто на всякий случай, попытка — не пытка.
— Ты слышал, Раш? — спросил Грассиоли, подвигая к себе стопку рапортов. Возьмите отпечатки пальцев с ломика, спуститесь вниз и посмотрите, не найдется ли чего.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Энди, и они со Стивом вышли из кабинета. — Ну удружил, — сказал он Стиву, как только закрылась дверь. — Я скоро уже свалил бы отсюда, а ты тащишь меня в подвал, где я, вероятно, проведу всю ночь.
— Все не так страшно, — спокойно ответил Стив. — Я один раз пользовался этими досье. Все отпечатки закодированы, так что нужные находятся очень быстро. Я бы тебе помог, но я жду к ужину зятя.
— Того, которого ты так ненавидишь?
— Того самого. Но он работает на рыболовецком траулере и собирался принести ворованной рыбы. Свежей. Слюнки не потекли?
— Чтоб ты подавился рыбьей костью! Отпечатки пальцев находились не в таком идеальном состоянии, как представлял Стив. Каталогом уже не раз пользовались, и одни карточки лежали в строгой последовательности, другие были перепутаны, лежали кое-как. В подвале было прохладнее, чем наверху, но воздух был наполнен пылью и дышалось тяжело. Энди работал до девяти часов, пока в голове не застучало и не зарябило в глазах. Он поднялся Наверх, плеснул в лицо вода и отдышался. Некоторое время он раздумывал; закончить работу сегодня или оставить до утра. Но представив, что скажет Грасси, он опять пошел вниз.
Было около одиннадцати, когда он нашел карточку. Он хотел отложить ее в сторону, потому что на ней были отпечатки грудного ребенка, но, сообразив, что дети растут, он внимательно посмотрел на них через поцарапанную пластмассовую лупу.
Сомнений не оставалось. Это были те же отпечатки, что и на окне, и на ломике.
«Чун, Уильям, — прочитал он. — Родился в 1982 году, в больнице Корабельного городка».
Энди встал так быстро, что стул опрокинулся. Лейтенант сейчас скорее всего дома, может, даже в постели, и будет в гнусном настроении, если его разбудят. Наплевать.
Вот оно!
Глава 11
Где-то на реке раздался гудок буксира: два раза, потом еще два раза. Звук эхом отразился от стальных бортов кораблей, и его источник уже нельзя было определить; он стал печальным воем, наполнившим жаркую ночь. Билли Чун ворочался на мокром матраце, уставившись в темноту: сна ни в одном глазу. У дальней стены хрипло дышали спящие близнецы. Снова раздался пронзительный гудок. Почему он просто не схватил вещи и не убежал из квартиры? Он мог бы сделать это очень быстро. Почему этот здоровяк появился именно тогда? Он правильно сделал, что прикончил его, такого болвана. Ведь это самооборона, не так ли? Он первым напал на Билли. Одно и то же воспоминание повторялось снова и снова, как закольцованная пленка в проекторе: взмах ломиком, жирное красное лицо. Потом он опускает железный прут, и из головы появляется тоненькая струйка крови. Билли метался в кровати, мотая головой, из стороны в сторону и хватая себя за грудь.
Неужели каждая ночь будет такой же? С жарой, потом и воспоминаниями, бесконечно? Если бы он тогда не пошел в ванную… У Билли вырвался стон и замер. Он сел, закрыл лицо руками и давил пальцами на глаза так сильно, что в темноте поплыли красные круги. Может попробовать сейчас «грязи»? Он купил ее как раз для такого случая за два доллара, возможно, сейчас самое время. Говорят, что к ней нельзя пристраститься. Врут, наверное.
Он провел рукой в темноте по армированному кабелю на стальной стене и нащупал распределительную коробку. «Грязь» по-прежнему лежала там. Его пальцы сжали кусок полиэтилена, в который она была завернута. Попробовать? Сквозь жару вновь пробился гудок. Билли судорожно сжал кулаки. Шорты валялись у стены, куда он их бросил. Он натянул их и достал маленький пакетик. Он осторожно открыл дверь и босыми ногами бесшумно ступил на теплую металлическую палубу.
Все иллюминаторы были открыты: черные слепые глаза в ржавых стенах. В каждой каюте, в каждом кубрике, во всех отсеках спали люди. Билли поднялся на верхнюю палубу, слепые глаза и там смотрели на него. Последний трап вел в рубку, когда-то закрытую на замок, но давно разгромленную двумя поколениями детей. Дверь исчезла, рамы вместе со стеклами сняли с окон. Днем это было любимое место для игр у детей «Колумбии Виктории», но сейчас здесь было пустынно и тихо. Из углов резко пахло мочой. Билли вошел внутрь.
Сохранилось лишь то, что нельзя было утащить: стальной столик для карт, привинченный к стене, корабельный телефон, штурвал без половины рукояток. Билли осторожно раскрыл пакетик с «грязью» на столике и взял щепотку серой пыли, едва видимой при свете звезд. Как это называется? ЛСД? Все равно гадость, потому ее и называют «грязью». С этой штукой смешивают что-нибудь еще, чтобы лучше брало. Нужно принять это все, чтобы ощущения были достаточно сильными. Он видел, как Сам-Сам и другие «тигры» нюхали ее, но сам никогда этим не занимался. Как они это делают? Он поднес пакетик к носу, зажал одну ноздрю большим пальцем и сильно вдохнул. В носу страшно защекотало, и Билли зажал нос, чтобы не чихнуть. Когда раздражение прошло, он вдохнул остатки порошка через другую ноздрю и выкинул скомканный пакетик.
Никаких ощущений не было, вообще никаких. Мир оставался тем же самым, и Билли понял, что его надули. Два доллара коту под хвост. Он выглянул из окна, и по лицу у него потекли слезы вперемешку с потом. Он плакал и думал; как хорошо, что сейчас темно и никто не видит его плачущим, ведь ему уже целых восемнадцать лет. Грубый металл оконной рамы под пальцами казался ему маленькими горными пиками и долинами. Зазубренный, гладкий, ровный, твердый. Он наклонился и провел по нему пальцами. От прикосновения у него по спине пробежали мурашки наслаждения. Почему он никогда не ощущал этого прежде? Он высунул язык, и сладко-кисло-металлически-грязный привкус показался восхитительным. А когда он коснулся металла зубами, возникло ощущение, что он откусил кусок стали, большой, как мостик.
Весь мир заполнил гудок парохода. Он показался Билли музыкой. Он широко открыл рот, чтобы лучше ощутить ее вкус. Неужели это прогудел пароход? Темные силуэты рангоутов, мачт, проводов, антенн, вант, труб, шлюпок двигались вокруг него, танцуя на фоне черного неба. Они уходят в море, конечно, он всегда знал, что так и должно быть, а сейчас самое время. Он дал сигнал в машинное отделение и ухватился за штурвал — деревянные рукоятки были такими круглыми и гладкими — поворачивая его, он направлял корабль сквозь нагромождение черных остовов.
И весь экипаж был наготове, отличный экипаж. Он шепотом отдавал команды они слышали его, даже если бы он произносил команды про себя. Он утер нос. Они находились внизу, занимаясь тем, чем занимается отличная команда в то время, когда он ведет судно. Они о чем-то перешептывались; он слышал, как кто-то спросил: «Все на месте?», ему ответили: «Да, сэр». Это было приятно слышать, и он видел, как его команда двигается по палубе и вверх и вниз по трапам. Штурвал в его руках был большим и сильным, и он медленно поворачивал его, продвигаясь между другими кораблями.
Свет. Голоса. Внизу. Люди. На палубе.
— В комнате его нет, лейтенант.
— Он смылся, услышав наши шаги.
— Возможно, сэр, но я расставил людей у всех люков и трапов. И на мостиках, что ведут на другие корабли. Он должен быть на борту. Его мать сказала, что он лег спать вместе со всеми.
— Мы найдем его. У нас здесь столько людей, что не поймать какого-то мальчишку… Ищите его!
— Так точно, сэр.
Ищите его… Кого? Его, конечно. Он знал, что люди там внизу — полиция и им был нужен он. Они нашли его. Но он не хотел идти вместе с ними. Только не сейчас, когда он в таком состоянии. Неужели это «грязь» привела его в такое состояние? Восхитительная «грязь». Надо будет еще достать «грязи». Он очень многого не знал, но единственное он знал наверняка — у полицейских нет «грязи», и они ее не дадут. Никакой «грязи»?
Поручни заскрипели, тяжелые ботинки поднимались по трапу на мостик. Билли залез на стальной столик, а оттуда выбрался через окно наружу. Это было проще простого. И он по-прежнему чувствовал себя отлично.
— Как воняет, — произнес чей-то голос. — Его здесь нет, лейтенант!
— Обыщите все. Он должен быть где-то здесь. Ночной воздух был таким плотным, что трудно было двигаться. Он решил перелезть на другой корабль. Добравшись до дымовой трубы, он начал карабкаться по стальным тросам наверх.
— Ты не слышал ничего там наверху?
Последний трос — и вершина, и черная пасть трубы. Дальше двигаться было некуда, только внутрь, и он пощупал рукой пустоту. Его ноги соскользнули, и он свалился в длинный черный туннель. Падая, он зацепился за какой-то выступ, неровный и ржавый. Он вскарабкался на этот выступ и взглянул на небо. Голоса превратились в невнятное бормотание.
Он никогда ни видел таких звезд. Неужели это новые звезды? Они были разноцветными — таких цветов он никогда в жизни не видел.
Вдруг у него судорогой свело ногу. Голоса умолкли. Судорожно вцепившись онемевшими пальцами в металл, он представил себе, как падает вниз, в бесконечный темный туннель. Из последних сил выпрямив ноги, он выполз наружу.
Если ты родился на корабле и живешь на корабле, он становится для тебя таким же нормальным миром, как улицы или что-либо иное. Билли знал, что если забраться на нос корабля, повиснуть на нем и прыгнуть, то можно приземлиться на корме соседнего судна. Существовали и другие способы перехода с корабля на Корабль помимо трапов и мостиков, и он пользовался ими машинально, даже в темноте, выбираясь на берег.
Он почти достиг цели, как вдруг ощутил боль в босой ноге: он наступил на ржавый стальной трос, и в ступню впились концы металлической проволоки. Он сел, прислонился к поручням и попытался вытащить ее на ощупь. Внезапно он почувствовал, как его стала сотрясать дрожь.
Он помнил все и знал, что сделал, но только сейчас до него начал доходить истинный смысл происшедшего. Полиция его обнаружила и выследила. И только по счастливой случайности он оказался в трубе и не попался им.
Они его искали, и они знали, кто он такой!
За темными силуэтами города вставало серое небо. Он добрался до берега у самой границы Корабельного городка. На Двадцать третьей улице виднелись фигуры поздних прохожих.
Он спрыгнул на причал и побежал к складам — маленький, перепачканный в саже, босой и испуганный человечек. Тьма поглотила его.
Глава 12
Жара стояла над городом уже так долго, что о ней уже не говорили — ее просто терпели. Когда Энди ехал в лифте, лифтер — худой, усталый парень прислонился к стенке, широко открыв рот; его форма была насквозь пропитана потом. В начале восьмого Энди открыл дверь квартиры 41-Е. Когда внешняя дверь за ним закрылась, он постучал во внутреннюю, затем поклонился в направлении телекамеры. Замок щелкнул, и на пороге появилась Ширли — прямо с постели, со спутавшимися волосами, в пеньюаре.
— Сколько дней… — сказала она и бросилась в его объятия, а он поцеловал ее. Он забыл про пластиковый пакет под мышкой и тот упал на пол. — Что это? спросила она.
— Плащ. Я взял его на дежурство, ожидается дождь.
— Ты не останешься?
— Если бы мог, остался! — он еще раз поцеловал ее и притворно застонал. Много чего произошло с тех пор, как я видел тебя последний раз.
— Я сделаю кофе, это быстро. Заходи на кухню и рассказывай.
Энди сел и посмотрел в окно. Небо заволокли темные облака, которые, казалось, касаются верхушек небоскребов.
— Здесь в квартире этого не чувствуется, — сказал он, — но на улице даже хуже, чем раньше. Думаю, влажность повысилась, сейчас где-то около девяносто девяти.
— Ты нашел этого мальчишку Чуна?
— Нет. Он может быть сейчас только на дне реки. Прошло уже больше двух недель, как он улизнул от нас с корабля, и с тех пор мы не напали на его след, Нам даже разрешили напечатать его фотографии и отпечатки пальцев вместе с описанием внешности, чтобы разослать по всем участкам. Я отнес копии в Китайский городок и раздал там всем детективам. Сначала мы поставили пост у жилья мальчишки, но потом сняли его, потому что обзавелись двумя живущими на этом же корабле осведомителями — они будут смотреть во все глаза и дадут нам знать, если он появится — иначе им не заплатят. Вот все, что мы сейчас можем сделать.
— Думаешь, вам удастся его поймать? Энди пожал плечами и подул на кофе.
— Трудно сказать. Если он уйдет на дно или уедет, возможно, мы его больше не увидим. Теперь следует положиться только на случай. Хотелось бы убедить в этом муниципалитет.
— Значит… ты по-прежнему занимаешься этим делом?
— Наполовину. На нас по-прежнему давят, требуя поскорей найти мальчишку, но Грасси удалось убедить их, что я могу заниматься расследованием лишь часть времени, и они согласились. Поэтому я должен половину рабочего времени заниматься этим делом, а остальное время — дежурить. Что — поскольку ты знаешь Грасси — означает, что я весь рабочий день дежурю, а остальное время разыскиваю Билли Чуна. Я уже начинаю ненавидеть этого парня. Хорошо, если бы он утонул, а мне удалось бы это доказать.
Читать бесплатно другие книги:
