Счастье под запретом Беверли Джо

— Серена, мое терпение сейчас лопнет. Повторяю в последний раз, что вовсе не считаю тебя столь вероломной. И я надеюсь, что ты бастард, потому что чем меньше общего у тебя с братьями, тем лучше, но вообще-то мне наплевать. И если быть до конца честным, то я просто умираю от желания!

— Вот и хорошо, страдай.

— И буду, пока и ты не испытаешь то же самое.

— Но я не могу…

— Не можешь? А если ты обратишь всю свою ярость на мое нагое тело…

— Френсис!

Он прошел через всю комнату, поигрывая мускулами, и подобрал наручники, а затем защелкнул у себя на запястьях.

— Немедленно сними, — прошептала она.

Но звезды свидетели — серебро и камни на руках придавали ему вид великолепного сказочного существа.

— Хочешь приковать меня к кровати? Хочешь отхлестать меня? — спросил Френсис.

— Нет! Не смей!

Она порывисто приблизилась и положила ладони ему на грудь.

— Я чувствую себя очень странно.

В его глазах зажегся огонь.

— Я на это и надеялся.

Френсис схватил ее за волосы и жадно поцеловал, а потом развернул так, что они упали прямо на кровать. Серена высвободилась.

— Нет. Хочу раздеться.

Нехотя он отпустил ее, и она встала с кровати. Он наблюдал за ней глазами, потемневшими от страсти, страсти, которую он безжалостно сдерживал. Это сочетание красоты, страсти и самообладания довело Серену до того, что ее дрожащие пальцы никак не могли справиться с простейшими застежками. Совершенно неожиданно для самой себя она застонала от желания слиться с ним и вдруг испугалась: что, если это желание превратит ее в безропотную рабыню?..

Раздевшись донага, она повернулась к нему и спросила:

— Теперь я твоя наложница?

Он показал ей наручники:

— Но ведь это я в цепях.

Серена взяла в руки варварский рабский ошейник и задумалась на секунду. Затем нацепила его и застегнула. Тяжелая золотая цепь повисла между ее грудями и заскользила по коже, когда она двинулась к постели.

Френсис не колеблясь поймал конец цепи, намотал на руку и подтянул ее к себе.

Серена и боялась, и жаждала его, страшась этого странного, чуждого ей до сих пор мира страсти.

— Вот мы и в плену друг у друга, — прошептала она и принялась губами обследовать его тело, двигаясь все ниже и ниже…

Как только она осознала это, то немедленно прекратила свои нежные ласки. Раньше она считала такое не чем иным, как противной обязанностью. Теперь ей нравятся подобные вещи, и кто же она теперь?

— Френсис, это несправедливо, не правильно. Что, если я желаю многих мужчин? Что, если у меня душа проститутки? Посмотри на мою мать.

Он привлек ее к себе.

— Серена, между нами не может быть чего-то правильного и не правильного. Как бы там ни было, — добавил он с нежным поцелуем, — если верить леди Кол, то твоя мать любила только одного мужчину, и это был не Олбрайт.

Серена с жалостью подумала о своей тихой, несчастной матери.

— О, я очень надеюсь, что это так!

— Но у нее были минуты счастья. Разве мы не заслуживаем того же?

— Ты-то точно заслужил!

Он покачал головой и спросил:

— А теперь тебе нравится, когда тебя целуют?

Она запустила пальцы в его шевелюру.

— Кажется, мне это может понравиться.

Его рука сжала ее грудь.

— А это?

— Да, это так сладко!

На смену пальцам пришли губы и зубы, и Серена изумленно вскрикнула:

— Френсис, Френсис!

Боже, что с ней происходит? Она теряет голову от тех ласк, которые совсем недавно оставляли ее равнодушной!

Его руки и губы творили с ней чудеса, и он прошептал:

— Пусть это случится, Серена! Пожалуйста!

Она и сама хотела бы безоглядно предаться всепоглощающему чувству, но что-то в ней словно противилось этому…

В конце концов Серена в отчаянии закричала и взмолилась, чтобы он остановился. Он подчинился, и она отпрянула, страдая от стыда и отчаяния. Ну почему Френсис не может просто взять ее? Почему у него такая огромная потребность дарить?

Он снова развернул ее лицом к себе, и она приготовилась к самому худшему — злости, ненависти, но в его глазах светилась любовь.

— Извини, — прошептала она, ничего не видя из-за слез.

Он слизнул их и хрипло сказал:

— Ради всего святого, Серена, это же не экзамен.

Он свесился с кровати и схватил с пола рисунок, на котором она пыталась кое-что изменить.

— Посмотри на это, черт возьми, и возненавидь! Не позволяй чему-то подобному управлять собой. Не допусти, чтобы Ривертон управлял тобою из ада! Не дай ему повода позлорадствовать!

Он схватил ее за волосы и взглянул на нее в упор.

— Я — не Ривертон! Я — Френсис! Ты можешь доверять мне.

Он жадно и требовательно поцеловал женщину.

— Разозлись хорошенько, моя сирена, и вырвись из его власти. Иди ко мне.

Эти слова возымели волшебное действие, и когда он снова прикоснулся, Серена выгнулась словно лук, изнемогая от желания.

— Доверься мне, Серена. Будь свободна. Ты в безопасности…

Да, это же Френсис! Ривертон не посмеет управлять ею из ада!

И вся ее ярость сгорела в чистом пламени страсти… Она закричала, отчаянно возжаждав слиться с ним.

Она и сражалась с ним, и любила его, и когда Френсис погрузился в нее, она лишь стряхнула цепи, сковывающие ее, и вырвалась наконец на волю.

…Она лежала умиротворенная и обессиленная.

— Я умерла? — спросила она.

Он простонал.

— Нет, ты убила меня, дорогая.

Он снял с нее ошейник и поцеловал в затылок.

— У тебя там осталась краснота. Мы избавимся от этих штучек.

Она взяла его руки в свои ладони и улыбнулась, глядя на наручники.

— Пожалуй, они мне даже нравятся.

— Ага, потому что на мне, да?

Она ущипнула его.

— Не знаю. Но если ты привяжешь меня к кровати, это, пожалуй, будет забавно.

Он понял, что она доверяет ему, и возликовал. Его нежные глаза улыбнулись, когда он произнес:

— Повтори это тогда, когда я не буду таким опустошенным, женщина.

Она погладила пальцами его совершенное, блестевшее от пота тело.

— Ты когда-нибудь уже делал это? Связывал?

— Нет.

Она подняла ошейник и провела им по его бедрам и животу, восхищаясь блеском золота на фоне его кожи, и заметила, как он задрожал всем телом. Теперь эта жуткая вещица была просто игрушкой!

— Меня удивляет, что все произошло слишком обыденно.

— Ну я так не думаю. — Он завладел ее рукой и посмотрел в глаза. — Но лучше тебе спросить кого-нибудь еще.

— Почему?

Френсис виновато улыбнулся.

— Время признаний. Я исключительно неопытный в этом деле, любовь моя. Ты моя первая и единственная женщина.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, пытаясь отыскать какой-нибудь тайный смысл в его словах.

— Ты имеешь в виду, что там у Постов?..

Он кивнул.

— Разочарована?

— В ужасе! — У нее на глазах выступили слезы.

Он крепко обнял ее.

— Тсс, не плачь. Это было восхитительно. Вспоминая ту ночь, я вижу в этом знамение Божье.

Она нахмурилась.

— Я тебе не верю. Ты же такой замечательный любовник.

Он довольно ухмыльнулся.

— Я польщен, но откуда тебе знать, добродетельная моя?

— И верно! В конце концов в сравнении с Мэтью, которому было наплевать на меня, любой мужчина покажется…

Она вскрикнула, когда он поцеловал ее. И, конечно, просто должна была поцеловать его в ответ.

Они снова успокоились в объятиях друг друга.

— Но тогда почему ты такой опытный? — спросила Серена.

— Я просто хорошо начитан. Впрочем, мне нравится учиться у тебя.

Он слегка провел пальцем по внутренней стороне ее бедра.

— Это так приятно, как об этом пишут?

— Хм-мм. Но лучше делать это метелкой для смахивания пыли.

— Что-о-о? — Он расхохотался.

Она лукаво посмотрела на него.

— Я тоже читала книги. В прошлом я терпеть не могла такого рода образование, но теперь думаю, что эти знания даже полезны.

Френсис проворчал:

— Я всегда подозревал, что образование женщин — это не слишком хорошо.

— Ты имеешь в виду, что наши бедные нежные мозги перегреются?

— Я имею в виду совершенно другое. Впрочем, я и сам что-то разгорячился. Но все это гораздо большее, нежели знания и опыт.

Он ласково погладил ее по животу.

— Я счастлив лишь касаться тебя, мое сокровище.

Серена глубоко вздохнула.

— Почему книги никогда не упоминают о красоте слов? Твои слова согрели мне душу, подарили мне свободу.

Она слегка подвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я говорила, что люблю тебя? Люблю своего мужа, единственного мужа перед лицом Господа.

Его рука замерла.

— Вряд ли я заслужил такое отношение. Но я обязательно заслужу.

— Конечно, заслуживаешь! Ни один мужчина не сумел бы быть таким нежным и добрым.

— Наверно, мне повезло, что ты можешь сравнить меня только с Ривертоном.

Она немедленно приложила палец к его губам.

— Любая женщина знает, с кем сравнивать. Мы носим это в своем сердце. Вот почему, глядя лишь на братьев и отца, я с самого начала знала, что Ривертон — чудовище. Но до конца поняла только, когда встретила тебя.

Она нежно поцеловала его.

— Ривертон хорошо вышколил свою женушку…

Она снова закрыла ему рот поцелуем.

— Но в браке с ним мне многое было недоступно, а попросту — запрещено! Это любовь, нежность, уважение, достоинство. А посему я стала использовать свое тело, чтобы совратить незнакомца.

— Не надо, я ведь все понимаю.

— Именно за это я и ценю тебя. Потому-то ты и сумел научить меня всем этим запретным штучкам — любви, нежности, уважению и достоинству.

— Тебя нечему обучать, Серена.

Она поцеловала его нахмуренные брови.

— Ну, значит, ты напомнил мне об этом. Подарил мне жизнь и счастье, освободил от чудовища и его цепей. Даже если бы я не полюбила тебя, я была бы предана уже за это.

Она заметила, что он почувствовал себя неловко, и сменила тон на более игривый и легкомысленный.

— И поскольку я теперь свободна, пусть это будет на твоей… голове, милорд!

И ее выразительный взгляд ясно показал, что за голову она имела в виду. Плоть слабо шевельнулась, и Серена улыбнулась мужу.

— Язык, зубы, лед, перья… — вызывающе забормотала она. Подобрав плетку, она пощекотала ею Френсиса.

— В любви, радость моя, нет ничего запретного.

После мгновенного замешательства он расхохотался, а она — вслед за ним, и их обнаженные тела сплелись посреди забытых цепей.