Мир, который построил Джонс Дик Филип
– Думаю, пустая трата времени.
Джонс подумал немного.
– Да,– наконец согласился он.– Это пустая трата времени.
Удивленный Пирсон хотел было что-то сказать, но потом передумал.
– Крестовый поход закончен,– заявил Джонс.– Он полностью провалился. Мне сообщили, что то, что мы называем шлындами, всего лишь пыльца невероятно сложного растениевидного существа, настолько развитого и обитающего настолько далеко, что мы и представить себе не можем, как не можем и представить, на что оно похоже.
Пирсон изумленно уставился на него:
– Вы это серьезно?
– Совершенно серьезно.
– В таком случае мы...– он сделал неопределенный жест,– кто мы для них такие? Пустое место!
– Хорошо сказано.
– Может, они приняли нас за какое-то вредное вещество.
– Скорей всего, за вирус. Что-то в этом роде. На таком примерно уровне.
– Но...– Пирсон остановился, а потом продолжил: – Что они собираются предпринять? Если мы совершали нападения на их пыльцу, уничтожали их споры...
– Взрослые особи приняли простое, рациональное решение. Очень скоро они начнут защищаться. И я не могу обвинять их в этом.
– Они что, собираются... уничтожить нас?
– Нет, они собираются нас просто изолировать. Вокруг нас скоро образуется кордон. Нам оставят Землю, Солнечную систему, звезды, до которых мы уже добрались. И все. А дальше,– Джонс щелкнул пальцами,– боевые корабли станут просто исчезать. Паразиты, или вирус, или, как вы говорите, отрава, будут помещены в непроницаемый контейнер. Запечатаны внутри санитарного кордона. Эффективное решение – ни одного лишнего движения. Так сказать, ответ в самую точку. Характерный, кстати, для этой растениевидной формы жизни.
Пирсон выпрямился:
– Давно вы об этом узнали?
– Нет, не очень. Война уже началась. И если бы это были впечатляющие межзвездные бои...– голос Джонса понизился до едва слышного шепота,– народ был бы доволен. Даже если бы мы проиграли, у нас остались бы слава, ощущение борьбы, ощущение врага, которого нужно ненавидеть. Но нам не оставят ничего. Через несколько дней кольцо замкнется, и корабли будут вынуждены вернуться. Нам не оставят даже поражения. Только пустоту.
– А что делать с ними? – Пирсон показал на окно, за которым все еще раздавались приветственные крики.– Думаете, они станут терпеть, узнав все это?
– Я сделал все, что мог,– спокойно сказал Джонс.– Из моего блефа ничего не вышло. Я и сам не понимал, кого мы пытаемся уничтожить. Я действовал вслепую.
– Стоило догадаться,– сказал Пирсон.
– Не вижу почему. Вы думаете, легко вообразить себе, что это такое?
– Нет,– согласился Пирсон,– это нелегко.
– Но я не об этом хотел бы с вами поговорить. Вы ведь были главой Службы безопасности? – продолжил Джонс.– Когда я пришел к власти, я распустил все структуры этой организации и закрыл все лагеря. Энтузиазм сохранял единство всего народа. Но энтузиазм ведь теперь скоро кончится.
Пирсон заподозрил неладное.
– Что все это, черт возьми, значит?
– Я предлагаю вам снова занять свою должность. Вы опять вернетесь в свой кабинет. И табличка останется та же: «Глава Службы безопасности». Вы снова станете возглавлять и тайную полицию, и военную полицию. Все будет как раньше... лишь с небольшими изменениями. Верховный Совет Федправа остается распущенным.
– И высшая власть сохраняется за вами?
– Разумеется.
– Пошел ты в задницу.
Джонс сделал знак охраннику:
– Позовите доктора Маньона.
Доктор Маньон оказался плешивым плотным человеком в превосходно сшитой униформе, с наманикюренными ногтями, слегка надушенный, с влажными толстыми губами. В руках у него был тяжелый металлический ящик, который он осторожно положил на стол.
– Доктор Маньон,– сказал Джонс,– познакомьтесь с мистером Пирсоном.
Они пожали друг другу руки. Все время, пока Маньон закатывал рукава, робко посматривая на Джонса, и открывал стальной ящик, Пирсон не двигался.
– Он хранится здесь,– сообщил он,– и прекрасно сохранился, просто замечательно перенес путешествие.– И добавил с гордостью: – Это лучший образец, который можно было получить.
– Доктор Маньон,– сказал Джонс,– ученый, его область – паразитология.
– Да,– быстро поддакнул Маньон, и его круглое, масленое лицо вспыхнуло от профессионального рвения.– Видите ли, мистер... Пирсон?.. да, видите ли, мистер Пирсон, как вы, вероятно, поняли, одной из самых сложнейших наших проблем была защита возвращающихся из полета кораблей от возможного попадания в них паразитических организмов внеземного происхождения. Мы бы не хотели допустить появления у нас на Земле новых форм патогенных,– он со щелчком открыл свой ящик,– организмов.
В ящике лежала какая-то серая свернутая кишка; видно, это и был паразит. Он был помещен в прозрачную желатиновую капсулу. Существо едва заметно пошевелилось. Его слепой кончик задвигался, как бы ощупывая все кругом, а потом прижался к внутренней поверхности капсулы влажной присоской. Должно быть, это был червь; по его членистому, разделенному на сегменты телу шли вялые волнообразные движения.
– Он хочет есть,– пояснил Маньон.– Сейчас это не паразит в прямом смысле, он не может принести вреда своему «хозяину». Связь между ними я бы назвал... симбиозом, но так будет до тех пор, пока он не станет откладывать яйца. Вот тогда личинкам нужно будет чем-то питаться, и источником питания послужит их «хозяин».– И он продолжил чуть ли не с любовной дрожью в голосе: – Оно напоминает некоторых наших ос. Полный период роста и взросления, до способности к откладыванию яиц, составляет около четырех месяцев. Проблема состоит в следующем: мы знаем, как оно живет там, в своем собственном мире,– кстати, оно обитает на пятой планете Альфа Центавра. Мы наблюдали, как оно ведет себя в условиях естественного, так сказать, для него «хозяина». Нам также удалось внедрить его в тело некоторых крупных земных млекопитающих, ну, таких как, например, корова и лошадь,– и, кстати, получили любопытные результаты.
– Теперь доктора Маньона,– сказал Джонс,– волнует проблема, сможет ли этот паразит существовать в человеческом теле.
– Паразит растет довольно медленно,– взволнованно задыхался Маньон,– нам необходимо производить наблюдения лишь раз в неделю. А к тому времени, как он отложит яйца, мы уже будем знать, как он сумел приспособиться к условиям человеческого организма. Но, увы, пока мы никак не можем найти добровольца.
Наступило молчание.
– А вы не хотите стать добровольцем? – спросил Джонс, обращаясь к Пирсону.– У вас есть выбор, пожалуйста: либо одна работа, либо... другая. Я бы на вашем месте предпочел ту, которую хорошо знаю. Вы были превосходным полицейским.
– Неужели вы это сделаете? – едва слышно спросил Пирсон.
– Увы, я вынужден это сделать,– ответил Джонс.– Мне необходимо вновь восстановить полицию. И особенно тайную, которая должна быть воссоздана специалистами в этом деле.
– Нет,– хрипло сказал Пирсон,– мне на все на это наплевать. Не хочу иметь ничего общего.
Доктор Маньон так и просиял. Стараясь хоть немного сдержать себя, он засуетился вокруг своей желатиновой капсулы.
– А тогда мы можем начинать? – И, обращаясь к Пирсону, сообщил: – Хирургический кабинет есть прямо здесь, в этом здании. Я имел удовольствие осмотреть его. Превосходное оборудование. Я бы хотел поскорее начать операцию, боюсь, как бы бедняжка не умерла от голода.
– Да, это было бы нехорошо,– согласился Джонс.– Проделать такой путь с Альфа Центавра... чтобы здесь помереть с голоду.
Он стоял, теребя свой рукав и о чем-то размышляя. Ни Пирсон, ни Маньон не отрывали от него глаз. Вдруг Джонс спросил:
– У вас есть зажигалка?
Озадаченный Маньон порылся в кармане, вынул тяжелую золотую зажигалку и подал ему. Джонс повернул регулятор, поднес зажигалку к ящику и обрызгал жидкостью желатиновую капсулу. Самодовольство Маньона враз улетучилось.
– Боже мой,– запричитал он, потрясенный,– что вы де...
Джонс поджег жидкость. Потрясенный Маньон беспомощно стоял и смотрел, как капсула вместе со своим паразитом пылали в мерцающем желтом пламени. Постепенно драгоценное содержимое коробки превратилось в комочек черной пузырящейся слизи.
– Но почему? – чуть слышным голосом восклицал ничего не понимающий Маньон.
– Я провинциал,– коротко объяснил ему Джонс,– меня тошнит от всего непонятного и странного.
– Но...
Джонс вернул хозяину зажигалку:
– А от вас меня тошнит еще больше. Забирайте свой ящик – и чтоб духу вашего здесь не было.
Потрясенный произошедшей на его глазах катастрофой, Маньон взял в охапку остывающий ящик и заковылял прочь. Охранник сделал шаг в сторону, пропуская его, и доктор скрылся за дверью.
Пирсон перевел дыхание:
– Вы ведь не станете работать с нами. Каминский хотел, чтобы вы принимали участие в Реконструкции.
– Ну что ж,– Джонс подчеркнуто вежливо кивнул охраннику,– этого человека посадить обратно в камеру. Пусть пока посидит.
– Надолго? – спросил охранник.
– Пока не сдохнет,– злобно ответил Джонс.
Вернувшись к себе, Джонс погрузился в мрачное раздумье.
Но разве он не ждал поражения? Разве он не знал заранее, что Пирсон откажется? Разве он не предвидел, чем окончится эта жалкая сцена, разве не знал, что не сможет довести свое испытание до конца? Он бы мог... и довел бы, но... ну, предположим, довел, разве это хоть что-нибудь изменило?
Да, это начало конца. Теперь у него не осталось ничего, кроме этого ужасного, этого отвратительно тягучего времени. Все, что бы он ни делал теперь, безнадежно. Время безжалостно к нему, и даже оно имеет свой конец. Но пусть он будет таким, чтобы люди запомнили его на века. И все же, как ни ужасно было себе это представлять, смерть надвигалась все ближе, она была неотвратима.
Он уже ничего не знает, что станет дальше с обществом: потому что впереди ничего не видно. Это означает одно: он скоро умрет. Уже почти год он постоянно думал об этом, и чем дальше, тем ужасней ему представлялась собственная смерть.
После смерти его тело и мозг станут медленно разрушаться. И это самое страшное. Нет, его пугала не мгновенная боль, которую он почувствовал в момент смерти. Это он еще смог перенести. Но как перенести медленное, постепенное разрушение собственного тела?
Искра индивидуальности еще несколько месяцев будет тлеть в его мозгу. Сознание тоже будет неясно мерцать – так говорила ему его память о будущем. Полный мрак, совершенная пустота смерти, и в этой абсолютной пустоте продолжает жить его личность.
Разложение начнется на самых высоких уровнях. Сначала оно коснется его высших способностей: начнут отмирать самые тонкие, самые сложные процессы, связанные с наивысшими уровнями сознания. Через час после смерти сознание сузится до уровня животного. Через неделю оно достигнет уровня растения. Его личность проделает обратно весь тот путь, какой в муках и страданиях проделал за миллионы лет своего существования весь живой мир на Земле, шаг за шагом, от человека к обезьяне, потом к менее развитым приматам и далее к ящерице, лягушке, рыбе, ракообразным, трехлопастным – и так до простейших. А потом совершенное угасание сознания на уровне минерала. Тихий конец, тихая смерть. Но на это понадобится время.
Труп не сознает, процессы в нем проходят на бессознательном уровне. Но Джонс не такой, как все. Вот теперь, в эту самую минуту, он ясно сознавал, что с ним происходит. В здравом рассудке и полной памяти, он ощущал, как постепенно разлагается его посмертная личность.
Невыносимо. Но что ему оставалось делать?.. С каждым днем становилось все хуже и хуже – и так будет, пока он не умрет на самом деле. И лишь тогда, слава богу, этой пытке придет конец.
Ну разве могут страдания, которые он причинял другим, сравниться с его собственными страданиями? Он понимал, что заслужил это. Он согрешил, и пришло воздаяние.
Последняя, самая мрачная фаза существования Джонса началась.
Глава 17
Кассик разговаривал с двумя членами полицейского сопротивления, когда длинная черная машина Организации резко затормозила перед его домом.
– Священные коровы,– тихо сказал один из его собеседников, натягивая пальто,– что они тут потеряли?
Кассик щелкнул выключателем, и в гостиной стало темно. Машина была не простая: на двери и на капоте красовалась эмблема из двух перекрещенных бутылок. Какое-то время сидящие в ней не двигались, очевидно о чем-то разговаривали.
– Мы можем взять их,– нервно зашептал один из полицейских,– их всего двое.
Второй сказал с отвращением:
– Ты думаешь? Да они наверняка выставили прикрытие и на крыше, и на лестнице.
Хмуро и настороженно Кассик продолжал наблюдать. В слабом свете ночных фонарей показалось, что одного он видел раньше. Мимо промчалась машина и на секунду высветила силуэты сидящих. Сердце его заколотилось: он не ошибся. Время тянулось невыносимо долго, а они все не выходили. Наконец дверь открылась. Знакомая фигура ступила на тротуар.
– Женщина,– удивился один из его товарищей.
Женщина захлопнула дверцу, повернулась на каблуках и быстрым шагом направилась к подъезду.
Хриплым срывающимся голосом Кассик приказал:
– Уходите, быстро, через черный ход. Я сам разберусь.
Оба так и уставились на него с раскрытыми ртами. Но они еще больше изумились, когда Кассик, не говоря больше ни слова, толкнул дверь в коридор и по толстому ковру побежал встречать таинственную гостью.
Она была еще на лестнице, когда увидела его. Глядя вверх, тяжело дыша и держась за перила, она остановилась. На ней был строгий серый костюм, сшитый по форме; густые светлые волосы прикрывала небольшая форменная фуражка. И все же это была она, его Нина. Оба стояли не двигаясь: Кассик наверху, Нина внизу на ступеньках; глаза ее сверкали, губы были слегка раскрыты, ноздри дрожали. И вдруг она отпустила перила и бросилась к нему. Лишь только он увидел ее протянутые руки, как сам побежал ей навстречу. Неизвестно, как долго они стояли, прижавшись друг к другу; он крепко обнимал ее, ощущая ее всем телом, вдыхая запах ее волос, полузабытый за столько месяцев разлуки, и остро чувствуя, как все это время ему не хватало ее.
– Ох,– наконец выдохнула она,– ты совсем раздавишь меня.
Он повел ее наверх, все еще обнимая, боясь отпустить, пока они не очутились в пустой квартире и не заперли дверь. Нина стояла посреди гостиной, тяжело дыша и стаскивая перчатки. Он видел, как волнуется она, как дрожат ее руки, когда она запихивала перчатки в сумочку.
– Ну,– спросила она срывающимся голосом,– как дела?
– Нормально.– Он отошел немного в сторону, чтобы получше разглядеть ее.
Она, видимо, оробела под его пристальным взглядом; прижавшись спиной к стене, она подняла руку к горлу, улыбнулась и умоляюще посмотрела ему в глаза, словно виноватая собака.
– Можно я вернусь обратно? – прошептала она.
– Обратно? – Он боялся и представить себе, что могли означать эти слова.
Ее глаза наполнились слезами.
– Я так понимаю, нельзя?
– Ну конечно, обратно, ты можешь вернуться обратно.– Он подошел и обнял ее.– Ты же знаешь, что ты всегда можешь вернуться обратно. В любое время. Когда захочешь.
– Лучше отпусти меня,– шепнула она,– я сейчас заплачу. Где мой носовой платок?
Он неохотно отпустил ее. Негнущимися пальцами она достала носовой платок и высморкалась. Какое-то время она стояла, вытирая глаза, губы ее дрожали, она молчала, боясь на него взглянуть и сдерживая новые слезы.
– Сукин сын,– сказала она наконец слабым, тонким голосом.
– Ты о ком, о Джонсе?
– Я расскажу тебе все.... когда смогу.
Скомкав носовой платок, она стала ходить по комнате; лицо ее дрожало.
– Ты знаешь, это долгая и не очень приятная история. Я состояла в Организации... кажется, уже больше двух лет.
– Двадцать восемь месяцев,– уточнил он.
– Да, что-то около этого.– Она неожиданно обернулась к нему.– Теперь все кончено. Я от них ушла.
– Что случилось?
Нина порылась в карманах:
– У тебя есть сигареты?
Он достал пачку, вынул сигарету, прикурил и протянул ей. Он видел, как дрожали ее губы, когда она делала затяжку.
– Спасибо,– сказала она, выдыхая голубой дым.– Но сначала, думаю, нам надо поскорее убраться отсюда. Он может накрыть тебя здесь, сейчас он хватает всех, кого попало.
– Но за мной ничего нет,– запротестовал Кассик.
– Милый, теперь это не имеет никакого значения, черт бы их побрал всех. Ты слышал, что он сделал с Пирсоном? Скорей всего, не слышал.– Быстро схватив его за руку, она потащила его к двери.– Будет лучше, если мы уйдем, здесь слишком опасно; забери меня отсюда куда угодно, куда хочешь.
Вся дрожа, она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его.
– Ты же не знаешь, что случилось. Пока это знают только члены Организации, Джонс не стал скрывать от нас. Завтра утром об этом узнают все.
– Да о чем ты?
– Великий Крестовый поход закончен. Корабли возвращаются. Это означает конец Джонса, конец всей Организации. Конец всего Движения. А раз мы состоим в Организации, значит...
– Но это прекрасно.– Кассик нащупал ручку двери.
– Прекрасно? – Она зло рассмеялась.– Нет, милый, это ужасно. И я скажу тебе почему, как только мы выберемся отсюда.
Милях в двух от дома они нашли ночную закусочную. За стойкой сидела пара сонных посетителей, тупо уставившись в газеты и попивая кофе. В углу напротив, возле электропечки, где что-то готовилось, официантка молча смотрела в темноту ночного города. Где-то негромко играла музыка.
– Отлично,– сказала Нина, проскальзывая в одну из кабинок в дальнем углу кафе.– Там, кажется, черный ход, как ты думаешь?
За стойкой был узкий проход, видимо для официантов.
– Хочешь что-нибудь пожевать?
– Нет, только кофе.
Он заказал два кофе. Несколько минут они молча помешивали ложечками в чашках, украдкой поглядывая друг на друга. Каждый думал о своем.
– Ты прекрасно выглядишь,– наконец сказал он.
– Спасибо. Похоже, я похудела фунта на два.
– Ты действительно хочешь остаться? Это не шутка? – Он хотел еще раз услышать, чтобы убедиться, что это не сон.– Ты не уйдешь снова?
– Нет, я не шучу,– просто ответила она, поднимая на него свои голубые глаза.– Завтра утром я хочу забрать Джекки.– Она помолчала и потом добавила: – Я приходила к нему всякий раз, когда могла. Мне кажется, он не успел от меня отвыкнуть.
– И я тоже,– сказал Кассик.
Потом они пили кофе, и Нина рассказывала ему, что произошло. В нескольких словах она описала ситуацию со шлындами и мобильными космическими войсками.
– Кольцо уже замкнулось,– говорила она,– и корабли возвращаются на Землю. Что им еще остается делать? Флагман под командованием Аскотта, эта огромная махина, приземлится первым. Сейчас для него готовится площадка под Нью-Йорком.
– Пыльца,– пробормотал пораженный Кассик.– Так вот почему у них отсутствовали органы.– Он почувствовал, что покрывается холодным потом.– Мы, кажется, впутались во что-то серьезное.
– Да забудь ты об этих страхах,– резко сказала Нина.– Вторжение, инопланетные существа и все такое, чушь собачья. Они тут вообще ни при чем. Это растения, понимаешь? И они заботятся только о собственной защите. Все, что им надо,– это нейтрализовать нас – и они уже это сделали. Все, понимаешь? Это уже произошло! Нам оставили небольшой клочок космоса, что-то около полудюжины звездных систем, а дальше...– она холодно улыбнулась,– а дальше ничего нет. Кордон.
– И Джонс об этом ничего не знал?
– Когда начинал, еще не знал. Ему стало известно около года назад, но что он мог поделать? Война началась... было уже поздно что-то предпринимать. Он поставил на карту все – и проиграл.
– Но он не говорил, что он играет. Он всегда утверждал, что он знает.
– Это правда, он лгал. Он многое мог видеть, но далеко не все. Теперь он платит за это... Он приказал военным кораблям возвращаться. Он вел нас за собой, весь народ он вел за собой... в ловушку. И вот он взял и бросил нас. Он нас предал.
– И что теперь?
– А теперь,– Нина сидела бледная и подавленная,– а теперь он начинает настоящую войну. Вчера он собрал всех нас, всех руководителей Организации.– Она расстегнула пуговицу и показала ему за отворотом искусно вышитую эмблему с какими-то буквами и цифрами под ней, окруженную стилизованным орнаментом.– Я – большая шишка, милый. Я называюсь вице-комиссаром «Лиги защиты женщин»... это одно из подразделений системы внутренней безопасности. Ну вот, меня и других очень больших людей собрали вместе, выстроили в шеренгу и заставили проглотить правду о том, что нас ждет в недалеком будущем.
– Как он сам все это воспринял?
– Чуть с ума не сошел.
– Но почему?
– Потому что,– сказала Нина, отхлебывая кофе,– хотя власть пока еще в его руках, он все равно проиграл. Он же прекрасно видит близкое свое поражение... Он видит всю ужасную и для него последнюю схватку не на жизнь, а на смерть, и он видит, к чему это приведет. Все это написано на его лице. Ты бы посмотрел на него, он похож на труп, он настоящий мертвец. Глаза как у мертвой рыбы. Ни жизни, ни хоть какого-то желания. Он едва держался на ногах, его так и шатало. Он весь подергивался, заикался... страшно было смотреть. И вот он заявляет, что Крестовый поход провалился, что корабли возвращаются и что в скором времени нужно ожидать волнений на улицах.
Кассик задумался:
– Значит, волнения на улицах. Обманутых сторонников.
– Нет, не только. С ним останется только костяк Организации, настоящие фанатики. Вот они будут драться за него до конца.
– Много их?
– Не очень. Идеалисты, молодежь, которой силы девать некуда. Но в конце концов Джонс действительно предал нас, это факт, и он сам понимает это, и все мы тоже это понимаем, а очень скоро это будет известно каждому. Однако есть люди, которые останутся на его стороне. Но только не я.– Последние слова она произнесла без всяких эмоций.
– Почему?
– Потому что,– тихо, с расстановкой сказала она,– потому что он сказал, что будет драться за власть. Что собирается бросить против народа все боевые корабли. Он даст им настоящего врага. А это значит...– ее голос пресекся,– это значит – гражданская война. Он не собирается сдаваться лишь потому, что все время лгал нам, потому что предал нас, что привел нас к краху, в ловушку, из которой уже не выбраться, нет. Как раз наоборот, для него это только начало. И если кто-то там думает...
Кассик вдруг схватил ее за руку.
– Успокойся,– властно сказал он.– И говори потише.
– Спасибо,– сдавленно произнесла она.– Это все так ужасно. Он знает, что у него ничего не выйдет, что его рано или поздно схватят. У него остается всего шесть месяцев. И все равно он не собирается сдаваться. Он камня на камне после себя не оставит. Если уж ему суждено погибнуть, так пускай вместе с ним погибают и все остальные.
Наступило молчание.
– И еще,– прошептала Нина,– мы никак не можем этому помешать. Помнишь наемного убийцу? Помнишь попытку Пирсона? Все это лишь помогло ему захватить власть.
– А что с Пирсоном?
– Пирсон умирает. Медленно и мучительно. Не так давно по приказу Джонса в него внедрили какого-то паразита. Якобы для научных опытов. Паразит питается его телом, а скоро еще станет откладывать яйца. Джонс так доволен – он только об этом и говорит в последнее время.
Облизав высохшие губы, Кассик хрипло спросил:
– Так вот, значит, каков человек, за которым ты пошла?
– У нас была мечта,– просто сказала Нина.– И у него была мечта тоже. Теперь все рассыпалось на куски... но он просто так не сдастся. Он не остановится. Ничто и никто не может его остановить. Мы можем только молча смотреть, что он станет делать. Облавы уже начались. Все, кто был связан с Федправом, должны быть уничтожены. А потом уже спокойно и по плану, систематически станут убирать всех, кто хоть мало-мальски способен быть в оппозиции.
Кассик отрывал по кусочку от бумажной салфетки и бросал обрывки на пол.
– Джонс знает, что ты порвала с ним?
– Не думаю. Скорей всего, еще не знает.
– Я думал, он знает все.
– Он знает только то, что он собирается узнать. Про меня он может вообще ничего не узнать, я ведь одна из многих, у него тысячи таких, как я, за всеми не уследить. И не я одна скрылась; со мной в машине сидел мой начальник. Он тоже скрылся, с женой и детьми. Бегут пачками, прячутся кто где может, уходят в подполье, чтобы просто пережить смутные времена.
– Тебе нужно вернуться.
Нина изумленно открыла рот.
– Вернуться? – переспросила она дрожащим голосом.– Ты что, хочешь поговорить с ним? Попытаться его убедить?
– Нет,– ответил Кассик,– не совсем так.
– А-а-а...– протянула Нина,– понимаю.
– Может быть, это то же самое, что пробовал Пирсон: когда-то он уже пытался сделать этот донкихотский жест. Но я не могу сидеть сложа руки...– он наклонился к ней,– а ты? Разве ты способна сидеть тут, попивая кофе, когда он собирается такое устроить?
Нина опустила глаза:
– Мне хочется одного: покончить с этим раз и навсегда. Я снова хочу быть только с тобой.
Глядя в чашку с кофе, судорожно зажатую в руке, она продолжила, торопясь и сбиваясь:
– Я знаю одно место, это в Западной Африке, там много пустующей земли, она никому не принадлежит. Я присмотрела его несколько месяцев назад, я все там устроила, рабочий отряд Организации построил там для нас дом, все уже готово. Я хочу забрать туда Джекки.
– Тебе его не отдадут, это незаконно. Он принадлежит нам обоим.
– Да уже давно не существует таких понятий, как «законно» или «незаконно»! Разве ты не знаешь об этом? Закон – это лишь то, чего хотим мы, что приказывает Организация. Я все приготовила: если мы отправимся немедленно, то будем там завтра утром. Межконтинентальный корабль Организации доставит нас до Леопольдвиля, а там на вездеходе – в горы, пара часов – и мы на месте.
– Звучит заманчиво,– отозвался Кассик,– может, действительно попробовать? Мы даже сможем немного пожить... месяцев шесть.
– Я уверена, что все будет хорошо,– горячо заговорила Нина.– Вспомни венериан, он давно уже махнул на них рукой. Все хотят выжить... а у него и так хватит забот – надо будет справляться с волнениями в городах.
Кассик посмотрел на часы:
– Мне нужно, чтобы ты вернулась в Организацию и чтобы ты взяла меня с собой. Ты сможешь провести меня через посты?
– Если мы туда вернемся,– голос Нины звучал ровно, негромко и твердо,– если мы туда вернемся, мы никогда не сможем оттуда вырваться. Я это знаю... я чувствую это. Мы не уйдем оттуда живыми.
Подумав немного, Кассик заговорил снова:
– Джонс научил нас одной очень хорошей вещи: иногда бывает очень важно действовать. Я думаю, сейчас как раз настало время. Мне нужно превратиться в одного из сторонников Джонса. Будто бы я хочу добровольно влиться в ряды «Парней Джонса».
Чашка выскользнула из дрожащих пальцев Нины; кофе пролился и растекся по столу бесформенным коричневым пятном. Оба не обратили на это внимания.
– Ну что? – спросил Кассик.
– Я думаю,– едва слышным голосом прошептала Нина,– тебе в конце концов на меня наплевать. Ты вовсе не хочешь, чтобы я была с тобой.
Кассик ничего не ответил. Он ждал ее согласия, и тогда колеса завертятся и придет в движение механизм, который приведет его в недра Организации Джонса и в конце концов к самому Джонсу. Он также думал, сначала вяло, а потом со все нарастающим отчаянием, как он станет убивать человека, который видит будущее как на ладони. Человека, которого нельзя захватить врасплох, человека, для которого не существует никаких неожиданностей.
– Хорошо,– сказала Нина едва слышно.
– Ты можешь вызвать машину вашей Организации?
– Конечно.– Она с равнодушным видом поднялась.– Я пойду позвоню. За нами приедут.
– Прекрасно,– удовлетворенно сказал Кассик.– Подождем.
Глава 18
По крыше машины, которую аккуратно вел в потоке медленно движущихся автомобилей шофер Организации в серой форме, барабанил дождь. Нина и Кассик сидели на заднем сиденье и молчали.
Читать бесплатно другие книги:
