Золотой человек

Потомство

Эд Дойл торопился, как только мог. Поймав колесный наземный таксомотор, он помахал перед носом робота-водителя пятьюдесятью кредитами, утер налившееся нездоровым румянцем лицо красным носовым платком, расстегнул ворот рубашки, а потом всю дорогу к больнице самым жалким образом потел, сглатывал и облизывал губы.

Наконец наземный автомобиль плавно затормозил перед огромным, увенчанным белым куполом зданием больничного комплекса. Немедленно выскочив из кабины, перемахивая разом через три ступеньки, Эд растолкал посетителей и выздоравливающих пациентов, столпившихся на широкой террасе, с разбегу, ударом плеча, распахнул двери и ворвался в холл, не на шутку изумив санитаров и прочих важных, занятых делом особ.

Посреди холла он остановился, обводя взглядом все вокруг: ноги расставлены шире плеч, кулаки стиснуты, грудь высоко вздымается с каждым вдохом, хриплым, точно дыхание зверя.

– Где?! – рявкнул Эд.

В холле сделалось тихо. Все вокруг, забыв о делах, повернулись к нему.

– Где?! – вновь рявкнул он. – Где она… э-э… они?

Как же им повезло, что Дженет родила именно в этот день! Проксима Центавра от Терры неблизко, с регулярностью сообщения дела – хуже некуда. В ожидании рождения ребенка Эд вылетел с Проксимы заблаговременно, за несколько недель, и только что прибыл в город. И только-только поставил чемодан на ленту багажного конвейера, как робот-курьер вручил ему сообщение: «Центральная больница Лос-Анджелеса, только что».

Разумеется, Эд сразу же поспешил туда. И всю дорогу невольно радовался, как угадал с прибытием – приехал, можно сказать, час в час. Знакомая радость… Сколько раз подобные чувства охватывали его за долгие годы ведения дел в «колониях», на дальних рубежах, на окраинах терранской цивилизации, где улицы до сих пор освещены электрическими фонарями, а двери открывают рукой!

Похоже, привыкнуть к прежней жизни будет не так-то просто. Сконфуженный, Эд оглянулся на двери за спиной. Он ведь распахнул створки плечом, даже не вспомнив о «глазе», и теперь двери плавно, неторопливо закрывались за ним. Несколько успокоившись, он спрятал носовой платок в карман. Больничные санитары снова взялись за дело, возобновив прерванную работу. Один из них, высоченный робот последней модели, подкатил к Эду, ловко развернул планшет для заметок, нацелил фоточувствительные элементы глаз на раскрасневшееся лицо Эда и замер.

– Позвольте осведомиться, кого вы ищете, сэр? Кого вы желаете видеть?

– Жену.

– Ее фамилия, сэр?

– Дойл. Дженет Дойл. Она только что родила.

Робот сверился с записями.

– Следуйте за мной, сэр.

С этими словами он покатил вдоль коридора. Эд, вновь охваченный беспокойством, двинулся следом.

– С ней все о’кей? Я успел вовремя?

– С вашей супругой все в порядке, сэр.

Робот вскинул металлическую руку к плечу, и одна из боковых дверей отодвинулась в сторону.

– Сюда, сэр.

Одетая в потрясающий костюм из лазоревой сетки, Дженет с сигаретой между пальцев, скрестив стройные ноги, сидела у письменного стола красного дерева и говорила, говорила, а элегантного вида доктор, сидевший по ту сторону стола, внимательно ее слушал.

– Дженет! – воскликнул Эд, переступив порог.

Жена повернулась к нему:

– Привет, Эд. Только что прилетел?

– Ага. Что, уже… уже все? Ты… ну, то есть… произошло, да?

Дженет рассмеялась, сверкнув двумя ровными рядами белоснежных зубов.

– Ну конечно! Входи же, садись. А это доктор Биш.

Вне себя от волнения, Эд уселся напротив обоих.

– Хелло, док. Стало быть, делу конец?

– Да. Ожидаемое событие произошло, – подтвердил доктор Биш.

Голос его прозвучал монотонно, металлически, и Эд с удивлением понял: да ведь доктор не человек – робот! Робот высшего класса, в отличие от обычных железноруких, железноногих трудяг изготовленный человекоподобным. Настолько человекоподобным, что Эду, долгое время пребывавшему в отъезде, не сразу удалось его раскусить. Впрочем, удивляться тут было нечему: выглядел доктор Биш этаким пухлым, упитанным добрячком в очках. Его широкие, мясистые ладони покоились на столе, на пальце поблескивало кольцо. Все, все как настоящее – костюм в полоску, полосатый галстук с бриллиантовой заколкой, аккуратно остриженные ногти, безукоризненный пробор в черных волосах…

Вот только голос выдавал его с головой. Похоже, добиться живого, человеческого звучания пока что не удалось никому – сжатый воздух и система вращающихся дисков для этого не годится, но в остальном выглядел доктор весьма и весьма убедительно.

– Насколько мне известно, вы, мистер Дойл, работаете в районе Проксимы, – любезно заговорил доктор Биш.

– Ага, – кивнув, подтвердил Эд.

– Далековато, не так ли? Мне побывать там пока что не довелось, но очень хотелось бы. Правда ли у нас почти все готово, чтобы двинуться дальше, к Сириусу?

– Послушайте, док…

– Имей же терпение, Эд.

Затушив сигарету, Дженет укоризненно взглянула на мужа. За шесть месяцев разлуки она нисколько не изменилась: небольшое личико, светлые волосы, алые губы, глаза, холодные, точно пара голубых льдинок… а теперь и фигура по-прежнему безупречна.

– Сейчас его принесут прямо сюда, – продолжала она. – Всего через пару минут. Его ведь нужно и вымыть, и глазки закапать, и сделать волновой снимок мозга.

– «Его»? Значит, у нас мальчик?

– Ну разумеется! Разве не помнишь? Ты ведь был здесь, со мной, когда я сделала снимки, и мы уже тогда все обговорили. Ты ведь не передумал?

– Менять что-либо уже поздно, мистер Дойл, – монотонно, безмятежно, металлически прогудел доктор Биш. – Ваша жена решила назвать сына Питером.

Слегка ошарашенный, Эд согласно кивнул.

– Питер. Да, верно. Мы ведь договорились. Питер, – проговорил он, будто пробуя имя новорожденного сына на вкус. – Ага. Питер. Прекрасно. Мне нравится.

Внезапно стена исчезла, из матовой сделавшись прозрачной. Эд, вздрогнув от неожиданности, обернулся. За стеной оказалась просторная, ярко освещенная палата, полная медицинского оборудования и роботов-санитаров в белом. Один из роботов, толкая перед собою тележку, двигался к ним. На тележке стояла довольно большая металлическая ванночка.

Дыхание Эда сделалось чаще, голова закружилась. Не сводя взгляда с ванночки на тележке, он поднялся и шагнул к прозрачной стене.

Следом за ним встал из-за стола и доктор Биш.

– Не хотите ли тоже взглянуть, миссис Дойл?

– Конечно, хочу.

Подойдя к стене, Дженет остановилась рядом с Эдом, скрестила руки, смерила ванночку изучающим взглядом.

Доктор Биш подал знак санитару. Опустив в ванночку электромагнитные захваты, заменявшие кисти рук, робот вынул из нее и поднял повыше решетчатый лоток. В лотке, с головы до ног мокрый после мытья, лежал, изумленно глазея на все вокруг, новорожденный, Питер Дойл – сплошь ярко-розовый, если не считать пушка волос на макушке и огромных голубых глаз, крохотный, беззубый, сморщенный, точно иссушенный старостью древний мудрец.

– Ну и ну! – выдохнул Эд.

Доктор Биш вновь подал знак роботу-санитару. Стена отъехала вбок, и санитар с подносом на вытянутых руках въехал в кабинет. Вынув Питера из лотка, доктор Биш поднял его повыше, внимательно осмотрел, повернул так и сяк, изучая младенца со всех сторон.

– Прекрасно выглядит, – наконец сказал он.

– А что показали волновые снимки? – спросила Дженет.

– Результаты исследования великолепны. Весьма многообещающий потенциал. Особо отмечу высокий уровень развития… – Но тут доктор осекся на полуслове. – Что с вами, мистер Дойл?

Эд, улыбаясь от уха до уха, тянулся к нему.

– Позвольте мне, док. Хочу подержать его. Поглядеть, насколько тяжел. С виду-то вон какой великан…

Доктор Биш в ужасе и изумлении разинул рот. Дженет ахнула, высоко подняв брови.

– Эд! – резко, визгливо вскрикнула она. – Что на тебя нашло?!

– Боже правый, мистер Дойл, – пробормотал доктор.

Эд в недоумении заморгал.

– Э-э… а… что тут такого?

– Если б я знал, что у вас на уме…

Доктор Биш поспешно вручил Питера санитару, и тот, стремительно выкатившись из кабинета, вновь опустил лоток в металлическую ванночку. Еще миг, и робот с тележкой и ванночкой скрылся из виду, а стена с глухим лязгом встала на место.

Дженет зло стиснула плечо мужа.

– Господи милосердный, Эд, ты в своем уме?! Идем. Идем отсюда, пока ты еще чего-нибудь не натворил.

– Но я…

– Идем, – оборвала его Дженет, вымученно улыбнувшись доктору Бишу. – Мы пойдем, доктор. Большое спасибо за все. А на него внимания не обращайте. Он, видите ли, долго пробыл в отъезде и…

– Да, понимаю, – как ни в чем не бывало откликнулся тот, успев взять себя в руки. – Надеюсь, миссис Дойл, позже мы с вами еще побеседуем.

Дженет выволокла Эда в холл. Щеки ее полыхали румянцем.

– Эд, что с тобой? Мне в жизни еще не бывало так неудобно! Эх, пнуть бы тебя вовремя!

– Но что…

– Сам знаешь: нам не позволено прикасаться к нему. Всю жизнь ему поломать хочешь?

– Но…

– Идем!

Поспешив наружу, оба остановились на больничной террасе. День выдался ясным, солнце палило вовсю.

– Кто знает, сколько вреда ты ему причинил? Возможно, уже всю психику малышу исковеркал! Вот вырастет невротиком с эмоциональным расстройством – знай: это из-за тебя.

Вспомнив обо всем, Эд вмиг обмяк, смущенно поник головой.

– Да, верно. Совсем забыл. К детишкам нельзя подходить никому, кроме роботов. Прости, Джен. Сам не свой был от радости. Надеюсь, я ничего непоправимого не натворил.

– Но как можно забыть о таких вещах?

– На Прокси все совсем по-другому.

Павший духом, пристыженный, Эд махнул рукой проезжавшему мимо колесному таксомотору. Водитель, свернув к тротуару, остановился возле него.

– Прости, Джен. Виноват я. Чертовски виноват. Совсем от радости голову потерял. Едем-ка, выпьем где-нибудь кофе, поговорим. Интересно же, что тебе доктор сказал.

Эд ограничился чашкой кофе, а Дженет заказала бренди со льдом. Темно в «Нимфитовом Зале» было – хоть глаз выколи, только над разделявшим их столиком мерцал неяркий, призрачный свет, исходивший непонятно откуда. Точно такое же сияние испускали и другие столики. Между столиками беззвучно сновала, разнося выпивку, робоофициантка с подносом, в глубине зала негромко играла музыка.

– А дальше? – нарушил молчание Эд.

– Дальше?

Сбросив жакет, Дженет перекинула его через спинку кресла. Груди ее слегка замерцали в рассеянном свете.

– Больше и рассказать-то практически нечего. Прошло все нормально, продолжалось недолго. Я почти все это время болтала с доктором Бишем.

– Хорошо, что я успел вовремя.

– Как долетел?

– Прекрасно.

– С сообщением лучше не стало? Добираться все так же долго?

– Да, тут все по-прежнему.

– Не понимаю, что тебя гонит в такую даль? Вы ведь на этой Проксиме… можно сказать, совсем от жизни отрезаны. Чем тебя привлекают эти «колонии»? Неужели там на сантехническое оборудование такой бешеный спрос?

– Да, спрос неплохой. Фронтир… а устроиться цивилизованно хочется всякому, – подтвердил Эд, неопределенно взмахнув рукой. – Что доктор тебе про Питера говорил? Каким он станет? Разве уже можно определить? По-моему, судить еще рановато.

– Об этом доктор собирался сказать как раз перед твоей дикой выходкой. Приедем домой, созвонюсь с ним по видеофону. Но волновые данные должны быть хорошими: как-никак, лучший евгенический потенциал…

– По крайней мере, с твоей стороны, – буркнул Эд.

– Надолго ты в этот раз?

– Не знаю. Нет, вряд ли надолго. Нужно назад возвращаться: дело не ждет. Но до отлета мне бы, конечно, очень хотелось увидеть его еще раз, – признался он, с надеждой взглянув на жену. – Как думаешь, можно?

– Наверное, да.

– Сколько ему еще там оставаться?

– В больнице? Дня два-три, не больше.

Эд сделал паузу.

– Вообще-то я не о больнице. Я имел в виду – с ними. С этими… Скоро мы сможем его забрать? Скоро домой отвезем?

За столиком воцарилось молчание. Покончив с бренди, Дженет откинулась назад, закурила; сигаретный дым пополз к Эду, клубясь в неярком мерцании столика.

– Эд, по-моему, ты так ничего и не понял. Тебя постоянно нет дома, а с тех пор, как ты был ребенком, произошло столькое! Новые методы, новые технологии… множество новых вещей, о которых прежде даже не подозревали. В кои-то веки – настоящий прогресс! Все по науке. Новейшая разработка, действенная методология работы с детьми на весь период развития. Воспитание, обучение… Я все об этом прочла, – с лучезарной улыбкой закончила она.

– И что же? Когда нам позволят забрать его?

– Через два-три дня его выпишут из больницы и направят в центр психопедиатрии, для тестирования и обследований. Оценят потенциал, все скрытые способности. Определят наиболее подходящее направление развития.

– А потом?

– А потом поместят в соответствующее воспитательно-образовательное учреждение. Для обучения согласно наклонностям. Знаешь, Эд, по-моему, его ждет блестящее будущее. Видел бы ты лицо доктора Биша! Когда я вошла, он как раз изучал волновые снимки и разглядывал их с таким выражением… Как бы это описать? – Дженет ненадолго задумалась в поисках подходящего слова. – Едва ли… едва ли не с алчностью, вот! С неподдельным восторгом! Они ведь всем сердцем болеют за дело, и…

– «Сердцем»? Это же роботы! Железяки!

– Эд, ну в самом-то деле! Что на тебя нашло?

– Ничего, – буркнул он, нахмурившись и опустив взгляд. – Продолжай.

– Так вот, они позаботятся о его правильном развитии и обучении. Постоянно тестируя его способности. Затем, примерно в девять, его переведут в…

– «Примерно в девять»? То есть в девять лет?

– Ну разумеется.

– А нам-то вернут когда же?

– Эд, я, кажется, объяснила! Неужели все заново повторять?

Эд, вскинувшись, выпрямился.

– Бог ты мой, Джен! Не можем же мы ждать девять лет! В жизни такого не слышал! Девять лет… да в девять человек, считай, наполовину взрослый!

– В этом и суть, – ответила Дженет, подавшись к нему и опершись обнаженным локтем о столик. – Расти ему нужно среди них. Не с нами. Вот после, когда он вырастет, сформируется, станет не столь пластичным, с ним можно будет общаться сколько угодно.

– «После»? Это когда ему стукнет лет восемнадцать? – Эд, оттолкнув кресло от столика, вскочил на ноги. – Поеду туда и сейчас же его заберу!

Дженет, перекинув изящную ручку через спинку кресла, смерила мужа безмятежным взглядом.

– Сядь, Эд. Сядь и, будь добр, хоть ради разнообразия веди себя как взрослый.

– Неужели тебе все равно? Неужели тебя все это нисколько не трогает?

– Разумеется, мне не все равно, – пожав плечами, ответила она. – Однако так нужно. Иначе он разовьется неверно. Все это – для его блага. Не для нас. Для нас его не существует. Надеюсь, ты не желаешь ему внутриличностных конфликтов и прочих психических отклонений?

Эд двинулся к выходу.

– Увидимся после.

– Куда ты собрался?

– Просто пройтись. Не выношу я заведений такого рода. Неуютно мне здесь. Увидимся после.

Миновав зал, он подошел к дверям. Двери отворились, и он оказался на улице, залитой полуденным солнцем. Казалось, жаркий солнечный свет хлещет с небес будто ливень. Ослепленный его сиянием, Эд заморгал. Мимо текли рекой, спешили куда-то бесконечные толпы народу. Люди, толчея, шум…

Ошеломленный, он слился с толпой и зашагал вдоль улицы. Конечно же, где-то там, в глубине души, он все понимал. Новые достижения в воспитании и обучении. Новые методы работы с детьми. Но прежде все это оставалось каким-то общим, абстрактным. Не имеющим ни малейшего отношения ни к нему, ни к его ребенку.

Прогулка мало-помалу успокаивала. Пожалуй, он в самом деле тревожится попусту. Конечно же, Дженет абсолютно права. Все это – для блага Питера. Питер же – не игрушка, не домашний кот или пес. Питер ведь, как-никак, человек, и жизнь его – его жизнь. Воспитание и обучение – не для них с женой, а для него. Для того чтобы он, Питер, правильно рос и воспитывался. Чтобы все способности смог раскрыть в полной мере. Для этого его нужно как следует сформировать, выучить, подготовить.

Естественно, роботы справятся с таким делом лучше людей. Роботы смогут воспитать его по науке, согласно рациональным методикам, не поддаваясь капризам эмоций. Роботы не сердятся. Роботы не ноют и не ворчат. Не шлепают детей, не орут на них. Не отдают противоречивых распоряжений. Не ссорятся между собой, не используют ребенка в собственных целях. И, наконец, когда вокруг только роботы, никакие эдиповы комплексы не страшны!

Да и вообще любые комплексы. Откуда им взяться? Давным-давно известно, что все неврозы уходят корнями в ранние годы жизни. К воспитанию. К родительскому воспитанию. К преподанным ребенку урокам, к внушенным ему запретам и манерам, к поощрениям и наказаниям. Неврозы, комплексы, отклонения в развитии – все это растет из субъективных отношений, складывающихся между родителями и детьми. А вот если исключить родительский фактор…

Никто из родителей не способен объективно относиться к собственным детям. Их отношение к детям неизменно пристрастно, подвержено влиянию чувств, а значит, и видение родителей неизменно искажено. Таким образом, в учителя и наставники для собственных детей никто из родителей не годится.

Роботы – дело другое. Роботы могут беспристрастно изучать ребенка, анализировать его желания и потребности, тестировать его способности и интересы, и даже не подумают загонять его в какие-то определенные рамки. Среди роботов ребенок будет воспитываться согласно собственным наклонностям, собственным интересам, определенным и оцененным научными методами.

Эд подошел к перекрестку. Мимо, урча двигателями, сплошным потоком неслись машины. Забывшись, он шагнул вперед…

…и вздрогнул от громкого лязга. Решетка, преградившая путь, поневоле заставила остановиться. Вот так-то. Его безопасность тоже вверена роботам.

– Будьте осторожнее, сэр! – прогремел строгий металлический голос где-то поблизости.

– Прошу прощения.

Эд сделал шаг назад. Решетка безопасности поднялась кверху, и Эд принялся ждать смены сигнала светофора.

Да, все это пойдет Питеру только во благо. Роботы и воспитают, и обучат его – лучше некуда. Ну а после, когда Питер минует стадию взросления, станет не настолько податливым, не настолько чувствительным к…

– Так для него будет лучше, – прошептал Эд. – Так для него будет лучше.

Очевидно, его шепот оказался не таким уж и тихим: несколько человек оглянулись. Смущенный, Эд покраснел. Разумеется, так для Питера будет лучше. Можно не сомневаться.

Восемнадцать лет! Общения с сыном ему не видать, пока Питеру не исполнится восемнадцать. Восемнадцать… практически взрослый человек!

Красный на светофоре сменился зеленым. По-прежнему погруженный в раздумья, Эд, старательно держась границ «зебры», перешел улицу вместе с прочими пешеходами. Да, так для Питера лучше. Однако восемнадцать лет – время очень уж долгое.

– Чертовски долгое, – хмуря лоб, пробормотал он. – Дьявольски долгое, будь оно проклято.

Доктор 2g-Y Биш внимательно пригляделся к стоящему у стола. Реле его накопителей памяти негромко защелкали, сужая область поиска опознаваемого изображения, стремительно проматывая перед считывателем возможные варианты.

– Я помню вас, сэр, – наконец сказал он. – Вы – тот самый, с Проксимы. Из колоний. Дойл. Эдвард Дойл. Так-так… так-так… Однако встречались мы с вами довольно давно. Если не ошибаюсь…

– Девять лет назад, – мрачно напомнил Эд Дойл. – Ровно девять лет назад, с точностью до дня.

Доктор Биш сложил перед собою руки.

– Присаживайтесь, мистер Дойл. Чем могу быть полезен? Как поживает миссис Дойл? Весьма обаятельная дама, сколько мне помнится. Принимая у нее роды, я имел с ней восхитительную беседу. Как…

– Скажите, доктор, известно вам, где мой сын?

Доктор Биш задумчиво забарабанил пальцами по полированной столешнице красного дерева, слегка опустил веки, словно глядя куда-то вдаль.

– Да. Да, мистер Дойл, где находится ваш сын, мне известно.

Эд Дойл слегка успокоился.

– Прекрасно, – кивнул он, с облегчением переводя дух.

– Где находится ваш сын, я знаю точно, так как сам около года назад направил его в Лос-Анджелесский Биологический научно-исследовательский центр. Ваш сын, мистер Дойл, оказался невероятно способным ребенком. Одним из немногих – не побоюсь этого слова, из считаных единиц, обладающих подобным потенциалом.

– Могу я увидеть его?

– «Увидеть»? В каком, извините, смысле?

Сохранить самообладание стоило Дойлу немалых трудов.

– По-моему, я выразился яснее некуда.

Доктор Биш, не сводя с собеседника взгляда, почесал подбородок. Фотоэлементы его мозга зажужжали, работая с максимальной быстротой, контакты реле защелкали, то наращивая, то понижая напряжение электрических токов, выстраивая длинные цепочки: есть сигнал – нет сигнала, есть сигнал – нет сигнала, единица – ноль, единица – ноль…

– Вы желаете осмотреть его? Таково первое значение употребленного вами слова. Или вы желаете поговорить с ним? Порой данное выражение может означать и более непосредственные контакты. Смысл слова «увидеть» довольно широк.

– Я хотел бы с ним побеседовать.

– Теперь понятно, – сказал Биш, неторопливо вынимая из раздаточного устройства на столе какие-то бланки. – Но прежде вам, разумеется, необходимо заполнить несколько стандартных документов. Как долго вы желаете беседовать с ним?

Эд Дойл, не мигая, глядел в добродушное, безмятежное лицо доктора.

– Я. Желаю. Побеседовать с ним. Часа два-три. Может, и больше. Наедине.

– «Наедине»?

– Без присмотра роботов.

Доктор Биш призадумался, зашуршал бланками, слегка сминая ногтем края страниц.

– Мистер Дойл, – заботливо заговорил он, – в подходящем ли вы эмоциональном состоянии для встречи с сыном? Вы ведь, насколько я понимаю, совсем недавно прибыли из колоний?

– Да. С Проксимы вылетел три недели назад.

– И, следовательно, в Лос-Анджелес прилетели только сегодня?

– Именно.

– А приехали только затем, чтоб увидеться с сыном, или у вас здесь есть и другие дела?

– Только затем, чтоб увидеться с сыном.

– Понимаете, мистер Дойл, для Питера начался весьма важный, критический период развития личности. Мальчик, можно сказать, только что переведен в Биологический научно-исследовательский центр для интенсивного обучения. До сих пор он проходил общеобразовательную – недифференцированную, как у нас принято говорить, – подготовку, но теперь в его становлении начался новый этап. Последние полгода Питер учился по особой программе, специализируясь в собственной, строго определенной области, а именно – в органической химии. Далее ему предстоит…

– А сам Питер об этом что думает?

Биш сдвинул брови.

– Не понимаю вас, сэр.