Как жить в мире перемен. Три совета Будды для современной жизни Чодрон Пема

Глава 6

За пределами зоны комфорта

Сочувствие – это угроза для эго. Мы можем думать о нем как о чем-то теплом и успокаивающем, но в действительности оно подразумевает жизнь «без кожи». Когда мы поддерживаем других, заходим так далеко, что примеряем на себя их ситуацию, когда мы стремимся никогда ни перед кем не закрываться, то быстро обнаруживаем себя на неуютной территории под названием «жизнь не по-моему». Второе обязательство, которое традиционно известно как обет бодхисаттвы, или обещание воина, призывает нас с головой нырнуть в эти негостеприимные воды и плавать за пределами собственной зоны комфорта.

Наше желание принять обет отказа от причинения вреда – первый шаг к тому, чтобы полностью расслабиться в неопределенности и переменах. Это обязательство воздерживаться от слов и действий, приносящих вред другим и нам самим, а потом подружиться с чувствами, побуждающими нас причинять вред как таковой. Второе обязательство основывается на том же фундаменте: мы берем обет сознательно идти в боль этого мира, чтобы помочь облегчить ее. По сути, это обет заботиться о других, даже если иногда нам не нравится, как это ощущается.

Второй обет глубоко и нерушимо связан с бодхичиттой, традиционно определяемой как стремление пробудиться ради того, чтобы помочь пробудиться другим, стремление выйти за пределы обусловленного счастья, освободиться из плена успеха и неудачи, похвалы и порицания.

Бодхичитта – это также вера в нашу внутреннюю способность выйти за пределы предубеждений, предрассудков, стереотипов и открыть наше сердце всем: тем, кто нам нравится, тем, кто не нравится, тем, кого мы даже не замечаем, и тем, кого, возможно, мы никогда не встретим. Бодхичитта препятствует нашей тенденции застревать в крайне узком, ограниченном мышлении. Препятствует нашему сопротивлению переменам.

Открытость такой степени возникает из веры в то, что все мы по сути своей хорошие и можем взаимодействовать друг с другом, проявляя внутреннюю доброту. Вместо того чтобы реагировать агрессивно в ответ на провокацию, бесконечно продлевая боль, мы верим, что можем проявить к другим интерес и заботу, и, таким образом, встретиться с их внутренними достоинством и добротой.

Моя подруга, которая работает в супермаркете, несколько лет назад решила испытать свою веру в изначальную доброту всех людей. Ей хотелось посмотреть, удастся ли ей найти кого-то, кто будет исключением. Конечно, каждый день она встречала дружелюбных людей, но было также много людей грубых, высокомерных, вредных и склонных манипулировать. В каждом случае она пыталась заглянуть за маску, надетую на человека, проникнуть сквозь его доспехи и вступить в контакт с его хорошим началом, с чувством юмора и добротой. В нашем последнем разговоре она сказала, что не встретила никого, в ком, по ее ощущениям, не было бы ничего хорошего. А она работает в этом магазине уже 15 лет.

С первым обязательством мы начинаем развивать уверенность в нашей способности открываться сырой, неудобной и непредсказуемой энергии жизни. Со вторым обязательством мы шагаем дальше, в зыбкость, и воспринимаем ее как источник пробуждения, а не ужаса, как путь к бесстрашию, а не как угрозу нашему существованию. Если мы ранее не тренировались в том, чтобы расслабляться в свойственном нам беспокойстве, то второе обязательство может показаться ужасающим, потому что мы ныряем еще глубже в неизведанные воды под названием «приносить пользу ближним».

Обязательство приносить пользу другим традиционно называется «Путь бодхисаттвы», путь героев и героинь, путь духовных воинов, чьи орудия – мягкость, ясность ума и открытое сердце. В тибетском языке паво – это «воин», а памо – «воительница», и эти слова означают «тот, кто развивает в себе храбрость». Тренируясь, как воины, мы развиваем в себе мужество и гибкость, необходимые для жизни в неопределенности, с этим неуютным и болезненным чувством тревоги, когда держаться не за что. Мы посвящаем свои жизни тому, чтобы быть доступными любому человеку в любой ситуации.

МЫ ОТКРЫВАЕМ ДВЕРЬ РОВНО НА СТОЛЬКО, НА СКОЛЬКО СПОСОБНЫ В ДАННЫЙ МОМЕНТ, И РАЗРЕШАЕМ СЕБЕ ЗАКРЫТЬ ЕЕ, КОГДА СТАНОВИТСЯ СЛИШКОМ НЕКОМФОРТНО.

Обязательство заботиться друг о друге часто описывается как обет приглашать в гости всех живых существ. Перспектива может быть ужасающей: это означает, что в наш дом может войти любой. Это означает открывать дверь всем: не только тем, кто нам нравится, тем, от кого приятно пахнет, кого мы считаем «адекватными», но также людям агрессивным и запутавшимся, людям всех форм, размеров, цветов, говорящим на разных языках, людям с разными взглядами. Второе обязательство означает готовность устраивать вечеринку с самыми разными людьми в собственной гостиной день за днем, до скончания времен.

Сначала большинство из нас совершенно не готовы к подобному, нам претит сама мысль шагнуть в зыбкость бытия, лишившись какой-либо опоры. Но если у нас есть стремление облегчить страдание, то что делать? Поначалу мы можем приглашать всех и всем открывать дверь, но ненадолго. Мы открываем дверь ровно на столько, на сколько способны в данный момент, и разрешаем себе закрыть ее, когда нам становится слишком некомфортно. При этом у нас всегда есть стремление снова открыть дверь и держать ее открытой на несколько секунд дольше, чем в прошлый раз.

Результаты такой практики могут быть удивительными. Открывая дверь постепенно, не пытаясь распахнуть ее настежь сразу, мы привыкаем к чувству незащищенности, возникающему тогда, когда люди, которых мы терпеть не можем, начинают приходить на вечеринку. Вместо того чтобы думать: «Я должен открыть дверь настежь» или «Я все неправильно делаю», – мы начинаем с твердого намерения продолжать открывать дверь, и понемногу получаем доступ к резерву внутренней силы и мужества, о котором даже не подозревали.

«Открыть дверь» отражает наше намерение снять доспехи, снять маску, встретиться лицом к лицу со своими страхами. Насколько мы готовы к открытой встрече с нашими чувствами, настолько способны действительно помогать другим. И мы даем обязательство, что до конца своих дней будем работать над освобождением себя от тирании собственных реакций, наших механизмов выживания, нашей склонности попадаться на крючок.

Это не значит, что с подобными чувствами покончено навсегда. Беспокойство будет возникать снова и снова, но мы не будем чрезмерно реагировать на него, не позволим ему управлять нашей жизнью. Однажды я спросила об этом Дзигара Конгтрула, и он сказал: «Да, я все еще испытываю эти чувства, но им не удается меня поймать». Похоже, он больше не боится страха.

Эти сырые чувства могут даже побуждать нас к действию. Когда интервьюер спросил Далай-ламу, жалеет ли он о чем-нибудь, он ответил, что да, жалеет: он чувствует себя ответственным за смерть старого монаха, пришедшего к нему за советами. Интервьюер спросил, как Далай-лама избавился от этого чувства сожаления, и Его святейшество ответил: «Я не избавился. Оно все еще здесь». Но чувство больше не тяготит его, а побуждает к тому, чтобы приносить людям пользу, как только возможно.

Обязательство заботиться друг о друге – это обет достичь пробуждения, чтобы помочь пробудиться другим. Это обет пробудиться, чтобы облегчить страдания мира. Обет идти по этому пути столько, сколько нужно, хоть целую вечность. Шантидева описывает суть этого обязательства стихом – как говорят, любимым стихом Далай-ламы:

Учитывая масштабность этого обязательства, следование ему похоже на невыполнимую миссию. Во-первых, мы нарушаем его, закрывая для кого-то сердце или ум лишь на несколько мгновений. Я никогда не встречала никого, кто мог бы полностью избежать этого, но все же мы даем обязательство продолжать, держать дверь открытой для всех. Еще один способ нарушить обет – это самоуничижение: верить в то, что наши недостатки неотделимы от нас, от них невозможно избавиться, и говорить себе: «Я безнадежен, у меня никогда ничего не получится». Мы также нарушаем обязательство, когда унижаем других, критикуем их культуру, обычая, традиции или веру. Предвзятость и фанатизм в любой форме – это нарушение обета.

Когда мы нарушаем первый обет, причиняем вред речью или действием – это очевидно. Если, например, мы убьем, солжем или украдем, то сомнений в нарушении обета не возникнет. Но когда речь идет об обязательстве заботиться друг о друге, нарушение обета не так очевидно. Есть традиционная буддийская притча на эту тему. Мореход, известный как Капитан Отважный, правил кораблем с 500 людьми на борту. На корабль забрался пират и стал угрожать всех убить.

Капитан понял: если пират совершит задуманное, он не только убьет всех пассажиров, но также посеет семена собственного страдания в будущем. Движимый сочувствием к пирату, а также желанием спасти 500 жизней, капитан убил пирата. Убивая одного ради спасения многих, Капитан Отважный был готов принять последствия своего действия, какими бы они ни были, ради того, чтобы предотвратить страдания других. Вот почему второе обязательство требует смелости – смелости делать то, что, по нашему мнению, принесет наибольшую пользу, а также смелости признать тот факт, что мы никогда не знаем наверняка, действительно ли наше действие принесет пользу или только ухудшит дело.

Конечно, мало кто из нас столкнется с выбором Капитана Отважного, но мы можем легко поймать себя на попытке дать нашему сомнительному поведению совершенно убедительные оправдания. Поразительно, каких глубин самообмана мы способны достичь. Но именно здесь обязательства оказывают огромную поддержку. Они помогают нам распознать подлинное состояние нашего ума, выскочить из него и не катиться дальше по наклонной.

Мы не переходим от одного обязательства к другому. Обязательство не причинять вреда остается с нами как основа обязательства заботиться друг о друге. Если мы хотим двигаться дальше, то нам необходима тренировка в том, чтобы не преумножать страдание действиями и словами, в том, чтобы распознавать свои триггеры и сохранять состояние присутствия в беспокойстве. Обязательство не причинять вреда помогает прорваться через самоуничижение и подружиться с собой, и эта дружба будет углубляться по мере того, как мы начнем смотреть на себя пристальнее и отбросим привычки, заставляющие нас продолжать страдать. Обязательство воина основывается на честности по отношению к себе. Когда мы на пределе, когда жизнь запускает механизм наших привычных реакций, мы учимся прерывать их, зная, что если начнем говорить и действовать под влиянием шенпа, то не сможем реагировать правильно и поддерживать других.

К счастью, когда мы нарушаем обязательство заботиться о других, его легко восстановить. В начале мы признаем, что нарушили данный обет, ожесточились сердцем, закрыли ум и исключили кого-то из круга заботы. А после можем восстановить нарушенное обязательство. Прямо на месте или во время ежедневной практики мы подтверждаем наше намерение держать дверь открытой для всех чувствующих существ до конца жизни. Это практика духовного воина, тренировка в развитии мужества, сочувствия и любви. Количество живых существ, испытывающих боль, не поддается исчислению, но мы все же стремимся не исключать никого из них и делать все возможное для облегчения их страданий.

Что и говорить, вряд ли мы будем в этом совершенны. Однажды я тихо сидела на своей постели, читала строки Шантидевы и плакала: мне так хотелось быть любящей и сочувствующей. Вдруг одна женщина внезапно вошла в комнату, и я рассердилась на нее за то, что она мне помешала.

Подобные случаи, конечно, разочаровывают. Они либо запускают поток уничижительной самокритики, либо вдохновляют на то, чтобы возобновить свое стремление помогать другим, какие бы чувства они у нас ни вызывали. В тот момент, когда мы оступаемся, можно использовать практику трех шагов, чтобы поймать искру раздражения, нетерпения или разочарования до того, как она превратится в пламя гнева. Эта практика позволяет нам видеть, что происходит вокруг нас, и в то же время осознавать, что происходит внутри нас. Вспомним эти шаги.

Сначала вернитесь в состояние «здесь и сейчас». Понаблюдайте, что с вами происходит в данный момент. Полностью осознайте свое тело, его энергию. Осознайте свои мысли и эмоции. Далее почувствуйте свое сердце, буквально положите руку на грудь, если хотите. Это – способ принять себя такими, какие вы есть в данный момент, способ сказать: «У меня сейчас вот такие переживания, и это нормально». А потом отправляйтесь в следующий момент без запланированной программы действий.

Эта практика помогает нам открываться другим тогда, когда мы склонны закрываться. Она позволяет бодрствовать, а не засыпать, открыто смотреть вокруг, а не отступать. Например, мы часто отправляемся на встречу, будучи настолько озабоченными своей предстоящей речью, что отключаемся от других людей, не слышим их слов и не улавливаем их чувств. Но если перед входом в помещение мы «заземлимся» с помощью практики трех шагов, объединим ум и тело в настоящем моменте, то сможем прийти на встречу с открытым умом, с заинтересованным настроем «посмотрим, что из всего этого получится», а не зацикливаться на достижении определенного результата. Мы готовимся, мы разбираемся в предмете, а потом совершаем рывок. Так меня учили учить. Я готовлюсь, читаю, делаю записи, решаю, что хочу сказать. А потом вхожу в комнату и говорю безо всякого плана.

Много лет назад один из монахов в аббатстве Гомпо познакомил меня с такой практикой – во время пробуждения говорить себе: «Интересно, что сегодня будет?» Это и есть настрой на то, чтобы совершить рывок.

По мере того как мы выполняем эту практику – в виде формальной медитации или прямо среди повседневных дел, – мы все лучше замечаем тот момент, когда заводимся. Тогда мы обращаемся к настоящему, «синхронизируем тело и ум», как говорил Чогьям Трунгпа, затем отбрасываем сюжетную линию и открываемся человеку или ситуации, которые перед нами. Это – основа заботы друг о друге, посвящения себя окружающим с добротой и сочувствием. Данная практика помогает утвердить в нас воинский дух, а не метаться под влиянием мыслей и эмоций.

Естественно, есть противоречие между масштабностью второго обязательства и нашей реальностью. Конечно, есть люди, которых нам трудно принять. Начальник, коллега, жених или невеста, сосед, мать, отец, ребенок – кто вам действительно не нравится, кого бы вы хотели больше никогда не видеть? Кто еще в этом списке? Скажите им спасибо: они ваши персональные учителя, которые всегда появляются вовремя, чтобы вы оставались честными. Только неприятные вам люди заставляют увидеть то, что вы спрятались, надели доспехи, зарыли голову в песок.

СУТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ – ЭТО ОТСУТСТВИЕ ОПОРЫ: НЕТ НИЧЕГО РАЗ И НАВСЕГДА ОПРЕДЕЛЕННОГО ДЛЯ ВСЕХ ЛЮДЕЙ.

Если бы вы не завидовали им, не ревновали их, то вам бы никогда и в голову не пришло выйти за пределы своей недоброжелательности и попытаться порадоваться их счастливому будущему. Если бы вы никогда не встретили своего противника, то могли бы возомнить себя лучше всех и высокомерно осуждать невротичное поведение других, вместо того чтобы исправить собственное.

Когда мы даем это обязательство, мы начинаем непрерывную тренировку в любящей доброте и сочувствии. Один способ добиться этого – постоянно спрашивать себя: «Как я могу помочь?» Можно сделать это ежедневной практикой. Однако порой мы не уверены, что именно принесет пользу, не причинив при этом боли. Но воин учится на своих неудачах. Мы учимся больше на ошибках, чем на победах. Нужно уметь распознать, когда метод не работает, и – что важно – не принимать неудачу слишком близко к сердцу. Вместо этого лучше последовать предложению Чогьяма Трунгпы: «Проживай свою жизнь как эксперимент». То есть с отношением «Я не знаю, что поможет в этом случае, но я поэкспериментирую». Иногда результат будет таким: «Ну как это могло не сработать!» Если так, значит, мы получили свой урок, и теперь можем попробовать что-то другое.

В наших попытках следовать этому обязательству полезно иногда отдохнуть и вспомнить о его масштабности – о времени, столь долгом, что его невозможно представить, о бесчисленном множестве тех, кому мы дали обет помочь: ведь это не только те, к кому мы чувствуем жалость, но вообще все живые существа, без исключения. Если мы встречаем их на улице, читаем о них в новостях, слышим от наших друзей – если они входят в наше сознание каким-либо образом, – они законные претенденты на нашу любящую доброту и сочувствие. И помните, это задача без пределов и ограничений, и мы навсегда вовлечены в эту практику, в эту работу.

Стремление воина – никогда не закрываться, даже если личные отношения дали сбой. Я не говорю, что больно не будет. Разрыв отношений с близким человеком швыряет нас прямо в гущу неопределенности человеческого бытия, и это, конечно, больно. Мы на пределе. Мы замечаем за собой такое поведение, которое, как мы думали, переросли много лет назад. Иногда достаточно одной мысли о человеке, чтобы мы захлопнулись. Но часто эта вроде бы неразрешимая ситуация дает нам наилучший урок, если мы готовы быть уязвимыми и честными, если хотим вступить в контакт с тем, что Чогьям Трунгпа называл «истинное сердце грусти». Как практикующие воины, мы делаем все возможное, чтобы держать человека в своем сердце, не лицемеря. Когда нас связывают с кем-то непростые отношения, можно поместить фотографию этого человека в месте, где мы будем часто ее видеть, и думать: «Я желаю тебе глубочайшего благополучия». Или можно написать имя этого человека и пожелание, чтобы он жил в безопасности, мирно и счастливо.

Независимо от того, какое действие мы предпринимаем, наше стремление – принести человеку пользу и желать ему всего хорошего. Это стремление основано на растущей уверенности в том, что и мы, и этот человек – изначально хорошие. Оно основано на нашем желании снять все слои защиты и увидеть другого человека без наших ярлыков и предрассудков. Мы стараемся отбросить сюжетную линию о том, какой вред этот человек причинил нам, о том, насколько он виноват. При этом мы можем испытывать «сырые чувства», отвращение к человеку и к сложившейся ситуации. Но независимо от того, что произошло и кто с кем как поступил, мы делаем все возможное, чтобы растворить нашу неприязнь. Это вовсе не значит, что мы снова будем вместе – часто это означает расставание, – но мы можем мысленно послать человеку прощение и заботу. Поверьте, это ощущается куда лучше, чем травить себя горечью.

Задание непостижимо: спасти всех и повсюду от неизмеримых страданий. Не только от голода, отсутствия одежды и жилья или от жестокого обращения, равнодушия, пыток или убийства. Мы также посвящаем жизнь спасению себя и других от самих причин страдания: от стремления причинять вред и усиливать агрессию, от неспособности распознать свои триггеры и видеть предрассудки, от укоренившихся склонностей поддаваться на провокацию и винить в этом кого-то другого.

Дав обет воина, мы постепенно становимся тем звеном, которое связывает других с их незамутненным умом, с их изначально благой сутью, и они тоже могут открыться зыбкости человеческого бытия как источнику вдохновения и радости. Наше пожелание счастья всем существам, включая нас самих, – жить без страха среди неопределенности и перемен. Сочувствие и доброта, необходимые для этого, безграничны, но мы строим фундамент из того, что у нас уже есть.

Обет воина подразумевает понимание, что в человеке нет ничего застывшего. Обычно мы изо всех сил стараемся сохранить свое жесткое представление о людях: «моя эгоистичная, безрассудная сестра», «мой веселый, жизнерадостный коллега», «мой злобный, закомплексованный отец». А что – я? «Я слишком толстая, неудачница, ничего в жизни не понимаю», «я умнее всех, я лучше всех выгляжу, я способная и успешная, я не создана для медитации», «я плохая мать и худшая в мире жена». Но в действительности ни один из ярлыков мы не можем приклеить навсегда. Мы никогда не можем дать исчерпывающего определения человеку, потому что все постоянно меняется. У нас всегда недостаточно данных.

Это обязательство подстегивает нас к тому, чтобы засомневаться в своем устоявшемся взгляде на мир, в том, такова ли реальность, какой мы ее обычно видим. Каждый из нас живет в реальности, которую считает единственно верной. Все так и есть, настаиваем мы. Точка. Но разве даже общепринятая реальность, которую мы все разделяем, будучи людьми, не является проекцией чувственного восприятия, свойственного человеку? У животных другое восприятие, и, следовательно, они живут в другой реальности. Так что же такое «реальная реальность»? Та, в которой живем мы? Или собаки? Или птицы? Или мухи? Ответ: единственной «реальной реальности» не существует. Реальность – в том моменте, в котором мы находимся, и она не такая прочная и определенная, как мы думаем.

Один из астронавтов, летавших на Луну, описал свои переживания при взгляде на Землю из космоса. «Земля выглядела такой маленькой, – сказал он. – Одинокий шарик, висящий в космосе». Ему стало грустно оттого, что мы зачем-то разделили ее на страны, к которым страстно привязались, установили границы и ведем войны. То, что мы делаем, не имеет никакого смысла, осознал он.

У нас есть только одна Земля и только одни люди, чтобы заботиться о ней, а то, чем мы занимаемся, – безумие.

То же откровение пришло к индейскому вождю по имени Сиэтл более ста лет назад:

«Мы все – дети великого духа. Мать-Земля – дом для всех нас. Наша планета в большой беде, и если мы будем продолжать старые распри, вместо того чтобы работать вместе, то все вымрем».

Какие определения мы даем миру, таким он для нас и будет. Когда мы называем часть Земли «Китай», «Бразилия» или «Соединенные Штаты», она становится отдельной страной, с огромным эмоциональным багажом, следующим за этим понятием. Когда мы определяем что-то как «хорошее», мы видим это хорошим. Когда мы определяем что-то как «плохое», мы видим это плохим. Мы так держимся за «нравится» или «не нравится», за «прав» или «неправ», будто эти определения и есть истинная реальность. При этом суть человеческой жизни – это отсутствие опоры: нет ничего раз и навсегда определенного для всех людей. Реальность постоянно разрушается. В этом потоке единственное, что имеет для нас смысл, – это протянуть руку друг другу.

Когда мы – на пути к тому, чтобы увидеть больше пространства вокруг наших жестких ментальных конструкций и представлений, нашего ограниченного чувства себя, наших понятий о правильном и неправильном, а также ярлыков, в которые мы вложили столько сил, то трещина в нашем привычном восприятии жизни становится все шире и шире. На этом этапе до нас начинает доходить: если мы хотим изменить фильм своей жизни, придется изменить свой ум.

Повар и учитель дзен Эд Браун рассказал мне эту историю о первых днях пребывания со своим наставником, Сузуки Роси. Эд был шеф-поваром в Горном центре дзен Тассахара, в Калифорнии, в 1960-х годах и славился своим вспыльчивым характером. Однажды, охваченный яростью, он пошел к учителю и пожаловался на ситуацию на кухне: люди плохо убирались, слишком много болтали, вели себя ужасно. Каждый день творится черт знает что. Ответ Сузуки Роси был прост: «Эд, если ты хочешь, чтобы на кухне стало спокойно, успокой свой ум».

Если ваш ум – широк и чист, вы обнаружите, что находитесь в куда более приятном мире, где все безгранично, интересно и живо. Ведь все определяется не местом, а состоянием вашего ума. Воин жаждет донести до всех существ, что у них есть доступ к изначальной доброте, и что путь к подлинной свободе – это выход за пределы ярлыков, проекций, предвзятости и предрассудков. Это и есть забота друг о друге.

Глава 7

Вдохнуть боль, выдохнуть освобождение

11 сентября 2001 года земля под ногами миллионов людей разверзлась. Когда два самолета врезались в башни-близнецы, жизнь изменилась для нас навсегда. Это было коллективное переживание зыбкости. Вся правда о непостоянстве внезапно обрушилась на жителей Нью-Йорка, США и людей по всему миру.

В последующие дни, в атмосфере полного непонимания того, что происходит и что необходимо делать, в городах по всей Америке собирались большие группы для совместной практики тонглен. Практика заключалась в том, чтобы как можно глубже вдохнуть боль и страх всех тех, кто находился в горящих башнях, разбился насмерть при попытке спастись, тех, кто находился в самолетах, а также миллионов людей, глубоко травмированных этим событием. Кроме того, вдохнуть в себя злобу террористов и тех, кто спланировал эту операцию. А потом выдохнуть, посылая им всем освобождение.

Некоторые посылали любовь и заботу всем, кто страдал. Некоторые – спокойствие и спасение от обжигающего пламени тем, кто застрял в башнях или в самолете. Некоторые посылали людям бесстрашие. Некоторые – пожелание, чтобы никто не держал в себе ненависти и ярости. Вдыхая, люди делали единственно возможное для поддержки тех, кто не выжил. Выдыхая, они находили способ применить свое искреннее стремление помочь, что бы это ни значило. Конечно же, тысячи людей в Нью-Йорке и не только сразу же предложили свою помощь. Волонтеров было столько, что помощь многих не понадобилась. Но никому не отказывали в практике тонглен, и те, кто не нашел иного способа помочь, объединились с другими людьми, которые также стремились облегчить страдания как погибших в невообразимой боли, так и выживших.

Тонглен – основное упражнение воинов, самое эффективное средство для развития мужества и пробуждения чувства единства с другими. Эта практика позволяет нам не цепляться за берега и оставаться посередине реки.

В тибетском буддизме обучают различным вариациям тонглен, но суть в том, чтобы вдыхать неприятное и нежеланное, а выдыхать – отправлять в мир – приятное, освобождающее, дающее наслаждение. Другими словами, мы вдыхаем то, чего обычно избегаем, например грусть и гнев, а выдыхаем то, за что обычно цепляемся, например счастье и здоровье. Мы вдыхаем боль и выдыхаем удовольствие. Вдыхаем стыд, а выдыхаем хорошую репутацию. Вдыхаем потерю, а выдыхаем обретение. Эта практика идет вразрез с привычными тенденциями нашего ума. Она помогает преодолеть страх перед страданием и получить доступ к состраданию, присущему всем нам.

В переводе с тибетского «тонглен» означает «отдавать и получать». Это относится к нашему желанию брать на себя боль страдающих и делиться с ними тем, что может облегчить их мучения, тем, что придаст им силы пребывать в состоянии присутствия в пору лишений, горя и разочарований.

Практика тонглен пробуждает наше естественное сочувствие, нашу естественную способность ощутить себя на месте другого человека. Проявлять к людям заботу в то время, когда они напуганы, озлоблены или высокомерны, бывает непросто, это заставляет нас столкнуться с собственной болью и страхом, напоминает о собственных тупиках. Но если мы способны пребывать с этими нежеланными чувствами, то можем использовать их как ступени к пониманию боли и страха других людей. Тонглен позволяет выяснить, в каком состоянии мы сейчас находимся, и в то же время развивать чувство общности с другими людьми. Когда возникают болезненные чувства, мы вдыхаем их, открываемся собственному страданию и страданию всех тех, кто чувствует то же самое. А потом посылаем освобождение всем живущим.

Этот вариант тонглен был самым освобождающим для меня. Здесь внезапное, выбивающее из колеи, «сырое» ощущение нашего собственного беспокойства используется для установления связи с другими. Это позволяет нам понять – не концептуально, а на реальном опыте, – что наше страдание не уникально, его разделяют миллиарды других существ, как животных, так и людей. Узнав, что у нас рак, мы вдыхаем страх, недоверие, боль всех онкологических больных, а потом выдыхаем их освобождение. Потеряв кого-то из близких, мы соединяемся со всеми, кто сражен таким же горем. Если мы не можем заснуть, это объединяет нас с бесчисленными людьми, которые также страдают от бессонницы. Прямо здесь и сейчас мы вдыхаем бессонницу – свою и других, – вдыхаем тревогу, смятение и беспокойство, которые чувствуют все.

ТОНГЛЕН – САМОЕ ЭФФЕКТИВНОЕ СРЕДСТВО ДЛЯ РАЗВИТИЯ МУЖЕСТВА И ПРОБУЖДЕНИЯ ЧУВСТВА ЕДИНСТВА С ДРУГИМИ.

И тут же посылаем успокоение, умиротворенность, удовлетворение. Можно даже представлять всех людей мирно и сладко спящими.

Тонглен – практика, предназначенная для того, чтобы научить нас мыслить шире, помочь увидеть сходство всех существ. Вместо того чтобы замыкаться в себе, мы можем использовать суровые реалии человеческого бытия как возможность взрастить нашу естественную способность к любви, заботе, пониманию всеобщей взаимозависимости. С практикой тонглен несчастья становятся способом разбудить наши сердца, дают нам возможность работать для других и в то же время стать самим себе лучшими друзьями.

Тонглен – это практика, которая делается не только на подушке для медитации. Она особенно полезна в повседневной жизни, где бы мы ни находились. Например, пришло сообщение от друга, у которого трудные времена, он в депрессии, переживает тяжелую утрату. Вы можете вдыхать боль своего друга, разделить его грусть или отчаяние и пожелать, чтобы страдание его облегчилось. Выдыхая, отправляйте ему освобождение – радость, заботу, умиротворение или все то, что, как вам кажется, ему нужно.

Например, вы видите на улице, как кто-то издевается над собакой, бьет ее, кричит или резко дергает за поводок. Можете вдохнуть боль, которую, как вам кажется, чувствует собака, и выдохнуть освобождение. Это может быть пожелание собаке доброго отношения, безопасности или сочной мозговой косточки. Можно также вдохнуть в себя чувства того, кто плохо обращается с собакой, – его ярость и запутанность, вынуждающие так себя вести. Вдохните его злобу, а выдыхая, пошлите хозяину собаки то, что, как вам кажется, смягчит его сердце. Это может быть ощущение, что его любят, чувство удовлетворенности собой, простора в уме и нежности в сердце.

Практика тонглен особенно полезна, когда мы поссорились с кем-то и чувствуем, как усиливаются боль и запутанность. Скажем, вы вошли в комнату и кто-то сказал вам неприятные слова или косо на вас посмотрел. Обычно мы закрываемся, отключаемся или зацикливаемся на том, чтобы отыграться, или устремляемся в «убежище» – делаем то же, что обычно, когда не хотим встречаться с болью. Между тем тонглен можно применять непосредственно на месте. Допустим, вы чувствуете страх. Вы можете полностью открыться ему – его запаху, текстуре, напряжению в теле – и вдохнуть все это. По мере того, как вы вдыхаете страх, можете думать обо всех людях в этом мире, которые сейчас напуганы. Можете даже расширить свое восприятие настолько, чтобы думать также о человеке, который вызвал ваш страх, желая ему или ей освобождения от страданий. А выдыхая, можете пожелать всем напуганным существам, в том числе и себе, освободиться от страха.

Здесь и сейчас вы полностью владеете своими чувствами. Вместо того чтобы отталкивать эмоции, вы пребываете в полном контакте с ними. Это не то же самое, что быть поглощенными собой, находиться в ловушке собственного беспокойства. Ничего подобного. Тонглен связывает нас со всеми, кто подобен нам, кто чувствует то же, что и мы. Мы все испытываем удовольствие и боль. Мы все тянемся к приятному и хотим избежать неприятного.

Часто люди задают мне вопрос: «Откуда мне знать, что другие испытывают те же чувства?» Думаю, можно с уверенностью сказать: нет такого чувства, которое помимо нас не испытывают в данный момент еще миллионы людей на планете – или не испытывали его в прошлом. Наши сюжетные линии различаются, но когда речь заходит о боли, удовольствии и наших реакциях на них, все люди одинаковы.

Тонглен противоречит нашему привычному отношению к миру: желанию, чтобы все было «по-нашему», чтобы все складывалось в нашу пользу, а с другими – будь что будет. Практика рушит стены, построенные нами вокруг нас, и освобождает нас из построенной нами же самими тюрьмы. По мере того, как защитный панцирь рушится, у нас естественным образом возникает желание выйти наружу. Людям нужна помощь, и мы можем помочь им – и напрямую, и опосредованно, просто желая им счастья.

Тонглен переворачивает нашу привычную логику: избегать страдания и охотиться за удовольствием. Мы способны открыться боли других настолько, насколько способны открыться своей собственной боли. Насколько мы способны сохранять состояние присутствия в своей боли, настолько же мы способны вынести кого-то, кто провоцирует нас. Мы начинаем видеть боль как возможность для трансформации, а не как что-то, чего нужно избегать любой ценой. По мере того как мы практикуем тонглен, наше сочувствие возрастает. Мы обнаруживаем, что все больше способны помогать другим даже в тех ситуациях, которые раньше казались невыносимыми.

Будут и такие времена, когда мы попросту не сможем делать эту практику. Это происходит, когда, столкнувшись со страданием – своим или чужим, – мы не в силах посмотреть ему в лицо и поэтому сжимаемся и немеем. Или, возможно, для нас не составляет труда встретиться с болью, но мы не можем послать вовне освобождение. Ситуация может быть настолько ошеломляющей, что нам и в голову не приходит мысль про освобождение, способное хоть что-то изменить в восприятии и чувствах. Но какой бы ни была причина, не позволяющая нам практиковать тонглен, это не повод для самокритики и отчаяния. Жизнь всегда предоставляет возможность попытаться снова.

Любое сопротивление указывает на то, как важно привнести в практику свободное пространство. Один из способов сделать это – представить, что вы вдыхаете пространство, пустое, как небеса. Если вы ощущаете свое тело как безграничное, прозрачное и достаточно большое для того, чтобы вместить любое страдание, то вы вдыхаете, зная, что боли негде застрять. Потом, выдыхая, можно посылать вовне то же чувство открытости и свободы, чувство безграничного пространства, которое может вместить все – несчастье, восторг, всю гамму человеческих эмоций.

У формальной медитации тонглен четыре ступени.

Первая ступень – это пауза, момент спокойствия и пространства, короткая передышка. Если вам нужен образ, можно представить любое переживание как широкое, открытое пространство, как будто вы смотрите на океан или безоблачное небо.

Вторая ступень – визуализация, работа с текстурой. Вы вдыхаете горячую, тяжелую, плотную энергию, чувство клаустрофобии. Вдохните это полностью, всеми порами своего тела. А потом выдохните чувство свежести, спокойной, легкой, яркой энергии. Распространите ее во всех направлениях. Продолжайте несколько минут или до тех пор, пока образ не синхронизируется с вдохами и выдохами.

Третья ступень – дыхание в особо болезненной ситуации, чтобы открыться ей, насколько это возможно, и выдохнуть пространство и освобождение. Традиционно мы делаем тонглен для животного или человека, которому хотим помочь, но также можно начать со своего переживания в данный момент – например чувства безнадежности или гнева – и использовать его как звено для связи с болезненными переживаниями других.

На четвертой ступени мы расширяем тонглен. Если мы делаем практику для друга, больного СПИДом, то распространяем ее на всех больных СПИДом. Если делаем практику для сестры, страдающей алкоголизмом, то распространяем ее на всех, страдающих от этой зависимости. Если мы делаем тонглен для всех тех, кто испытывает ту же боль, что и мы сами, можно распространить практику на всех людей во всем мире, которые страдают от чего-то, душевно или физически. Можно расширить практику еще больше, включив в нее всех, кто находится в ловушке эгоцентризма, всех, кто страдает от ограниченности ума и неспособности отпустить надежду и страх.

Основной совет: мы начинаем практику тонглен с реальной и злободневной ситуации, а не с абстрактной или нас не касающейся. Потом расширяем практику, включая в нее больше и больше существ, страдающих подобно нам, а также всех нас, страдающих от цепляния эго, от сопротивления неопределенности и непостоянству.

Если у нас есть хоть малейшее представление о том, каково жить без эго, в состоянии пробуждения, в состоянии свободы, то мы желаем этого и другим. Когда мы видим, что люди – на крючке, то вместо того чтобы критиковать и судить их, мы понимаем, что они испытывают, и сочувствуем им – мы тоже это переживали и отлично знаем, каково это. Мы желаем другим точно того же, чего и себе: ценить себя, распознавать ловушки и как можно быстрее выпутываться из этих чувств, прекратить усиливать негативные шаблоны поведения, продлевающие наше страдание, открыться другим, почувствовать человеческую доброту.

Нужно ли время, чтобы привыкнуть практиковать тонглен в повседневной жизни или в качестве формальной медитации? Да, нужно. Нужно ли привыкнуть к «сырой» боли? Нужны ли терпение и мягкость? Да. Не следует отчаиваться, когда практика покажется слишком трудной. Позвольте себе двигаться медленно, на своей скорости, сперва работая над ситуациями, которые в данный момент для вас легки. Я всегда вспоминаю, что говорил Чогьям Трунгпа, когда я теряла уверенность в себе и была готова сдаться. Он садился прямо, улыбался широко и заявлял: «Ты справишься!» Его уверенность была заразна, и когда я слышала эти слова, то понимала: я справлюсь.

Однажды я читала стих о практике тонглен во время войны. Там описывались падающие бомбы, насилие, отчаяние, то, как людям отрывало ноги, как они возвращались домой с обожженными, изуродованными лицами, и посылали вовне красоту земли и неба, человеческую доброту, безопасность и умиротворение. Так же и мы можем вдыхать ненависть и ревность, зависть и зависимость – все составляющие человеческой драмы, – используя наше собственное переживание этой боли, и распространять тонглен на всех, попавшихся в ту же ловушку. А затем выдыхать мягкость, добросердечие, благожелательность, силу – все, что, по нашим ощущениям, принесет комфорт, преображение, освобождение. Боль мира пронзает наше сердце, но мы никогда не забываем, какое это счастье – жить!

Чогьям Трунгпа как-то сказал: «Проблема большинства людей в том, что они всегда пытаются отдать плохое другим, а себе взять хорошее. Это всегда было проблемой общества и мира». Пришло время попробовать другой подход: взять плохое, а отдать хорошее. Сочувствие означает не жалость и не ситуацию, когда сильный помогает слабому: это отношения равных, построенные на взаимной поддержке. Практикуя тонглен, мы начинаем понимать, что благополучие других так же важно, как и наше собственное. Помогая другим, мы помогаем себе. Помогая себе, мы помогаем миру.

Глава 8

Катализатор сочувствия

Кто-то прислал мне стихотворение, в котором заключена сущность обета воина – сочувствие к другим существам. Оно называется «Дедушка – птичьи лапки» (Birdfoot’s Grampa) и рассказывает о мальчике и его дедушке, которые едут по проселочной дороге в бурю. Дедушка постоянно останавливает машину и выходит, чтобы собрать сидящих на дороге лягушек и отнести их в безопасное место, на обочину. Когда он делает это в 25-й раз, мальчик не выдерживает и говорит дедушке: «Ты не спасешь их всех, смирись, нам пора двигаться дальше». А дедушка, стоя по колено в мокрой траве, с ладонями, полными лягушек, улыбается внуку и отвечает: «Им тоже пора двигаться дальше».

Вот очень ясный образ того, как работает обязательство воина. Дедушка был не против остановиться 25 раз, был не против промокнуть ради спасения лягушек. Он также не рассердился на нетерпение своего внука, потому что ясно понимал: лягушкам хочется жить не меньше, чем ему самому.

Стремление, на котором основано второе обязательство – заботиться обо всех живых существах без исключения, – очень масштабно. Но даем ли мы это обязательство впервые или обновляем его, условно говоря, в десятый раз, мы начинаем оттуда, где мы сейчас находимся. Мы либо в состоянии внука, либо в состоянии дедушки, но, как бы то ни было, мы начинаем оттуда, где мы.

Считается, что когда мы принимаем обет воина, то глубоко в нашем подсознании, в уме и сердце навсегда закладывается зерно. Это зерно – катализатор или ускоритель роста для нашей изначальной способности к любви и сочувствию, к умению видеть, что все мы – похожи. Мы даем обязательство, сажаем зерно и потом стараемся не ожесточать свое сердце и не закрывать ум перед кем бы то ни было.

Конечно, сдерживать это обязательство нелегко. Но всякий раз, когда мы его нарушаем, важно понимать, что мы кого-то исключили, дистанцировались, сделали кого-то «чужим», человеком «по ту сторону забора». Зачастую нас переполняет праведное негодование, мы так заведены, что даже не замечаем собственного гнева. Но, если повезет, мы поймем, что произошло – или на что нужно обратить внимание, – и признаемся себе в том, что совершили. А потом, желая начать сначала, просто возобновим обязательство оставаться открытыми для других существ.

Некоторым нравится читать или цитировать вдохновляющие строки восстановления обетов. Можно использовать стих Шантидевы, который традиционно повторяют, чтобы подтвердить свое намерение помогать другим:

Мы повторяем эти слова или подобные им, чтобы обновить наше обязательство. Начинается новый этап, и мы идем дальше. Мы еще не раз споткнемся и будем начинать заново, снова и снова, но, если зерно посажено, мы всегда будем двигаться ко все большей открытости, все большим сочувствию и заботе.

Обязательство заботиться о других – обет воина – не подразумевает безупречности. Оно подразумевает, что мы продолжаем вкладывать добродетель в наше подсознание, продолжаем сеять зерна, которые помогают нашему сердцу безгранично расширяться, поддерживают нас на пути к пробуждению. Каждый раз, когда мы понимаем, что нарушили обязательство, вместо того чтобы критиковать других, сеять семена самоосуждения и самоуничижения, семена праведного негодования, ярости (или какие еще формы собственной фрустрации мы вымещаем на других), мы можем засеять семена силы, уверенности, любви и сочувствия. Мы сеем семена, чтобы все больше походить на того дедушку из стихотворения или на многих других людей, знакомых нам лично или понаслышке, которые с радостью посвящают свою жизнь ближним.

Когда вы недовольны собой из-за жесткого, неспособного прощать сердца, можно черпать утешение в строфах Шантидевы. По его словам, когда он принял обязательство спасти всех чувствующих существ, это было «чистым безумием», потому что, хотя он и не знал тогда об этом, он был так же «болен» и запутан, как и все остальные.

Запутанность, которую чувствуем мы, чувствуют все. Когда вы думаете, что проиграли по всем параметрам, непоправимо нарушили взятое обязательство, Шантидева предлагает: вместо того чтобы тонуть в чувстве вины, воспримите ситуацию как стимул распознавать свои привычные тенденции и в дальнейшем делать все возможное, чтобы не усиливать их.

Дать обет воина – все равно что, находясь на тонущем корабле, поклясться спасти пассажиров, прежде чем самому покинуть корабль. В 2009 году я видела тому прекрасный пример, когда огромный пассажирский самолет совершил аварийную посадку на реку Гудзон в Нью-Йорке. Вскоре после взлета из аэропорта Ла-Гуардия в двигатели аэробуса попали птицы, и пилот был вынужден посадить самолет на реку. Он так умело совершил посадку, что никто из 155 находившихся на борту пассажиров серьезно не пострадал. До сих пор у меня перед глазами кадры с людьми, стоящими на крыльях самолета, пока их не спасла флотилия маленьких лодок, поспешивших на место крушения. Дело в том, что пилот оставался на самолете до тех пор, пока всех пассажиров не посадили в лодки, затем дважды проверил самолет, чтобы убедиться, что никто не остался на борту. Это и есть ролевая модель человека, принявшего обет воина.

С другой стороны, люди рассказывали мне, как оказались в подобной ситуации и сбежали, ни о ком не подумав. Они все время повторяют, какими виноватыми чувствуют себя после этого. Одна женщина рассказала, как много лет назад попала в авиакатастрофу. Пассажирам велели немедленно эвакуироваться, потому что самолету угрожал взрыв. Женщина побежала к выходу, не попытавшись никому помочь, даже старику, который не мог расстегнуть ремень безопасности и встать. Впоследствии ей было очень тяжело от того, что она не остановилась, и это вдохновило ее взять за правило всегда помогать другим людям при любой возможности.

Шантидева говорит, что единственный способ полностью нарушить обязательство – отказаться от желания помогать другим, без колебаний вредить им и заботиться только о том, чтобы «самый главный человек на свете» был в порядке. Проблемы начинаются, когда мы закрываемся и становимся равнодушными, когда цинизм, депрессия или сомнения овладевают нами настолько, что нам все становится безразлично.

Основа соблюдения этого обета – решимость не бояться этого всплывающего из глубин нашего существа колющего, тяжелого и неудобного чувства. Задача – научиться улыбаться зыбкости, улыбаться страху. Я училась этому много лет. Дело в том, что у меня случаются панические атаки. Те, с кем такое бывало, знают: ужас может возникнуть на пустом месте. В моем случае это часто происходит среди ночи, когда я становлюсь особенно уязвимой. И мне потребовалось несколько лет, чтобы научиться расслабляться в этом чувстве, останавливающем сердце и парализующем ум. Моя первая реакция всегда – задохнуться от страха. Но Чогьям Трунгпа тоже задыхался, когда взахлеб рассказывал нам о том, как распознать пробужденный ум. Так что теперь, когда начинается паническая атака и я задыхаюсь, я представляю лицо Чогьяма Трунгпы, и то, как он задыхается, говоря о пробужденном уме. И энергия паники проходит сквозь меня.

Если вы даже непроизвольно, неосознанно сопротивляетесь панической энергии такого рода, страх может длиться долго. Способ работы с ним – отбросить привычную сюжетную линию, не упираться и не поддаваться мысли «это ненормально». Вместо этого нужно улыбнуться панике, улыбнуться этой ужасающей бездонной, зияющей пропасти, которая образуется в области живота. Когда мы способны улыбнуться страху, это выход на новый уровень: то, чего вы обычно пытаетесь избежать, становится средством для пробуждения вашей изначальной, основополагающей доброты, пробуждения ясности ума, заботы без ожиданий.

По сути, воин – это тот, кто способен спуститься в самый кошмарный ад и не дрогнуть от испытания жестокостью и невообразимой болью. Таков наш путь: даже в самых трудных ситуациях мы делаем все возможное, чтобы улыбнуться страху, праведному негодованию, трусости, бегству от уязвимости.

Традиционно описывают три способа ступить на тропу воина, чтобы это обязательство приносило пользу другим. Первый называется Путь монарха – короля или королевы. Это означает навести порядок в своем королевстве, а потом, располагая властью и силой, заботиться о своих подданных. То есть: я работаю над собой и своей жизнью, чтобы приносить пользу другим. Насколько мне удается не заводиться, настолько я могу сохранять состояние присутствия, не закрывать ум и сердце. С годами наше стремление посвящать себя другим людям становится все сильнее.

Хорошую тренировку в этом смысле проходят родители. Большинство матерей и отцов стремятся обеспечить своим детям хорошую жизнь, без агрессии и злости. Но иногда дети выводят родителей из себя. Бывает, что родители теряют контроль над собой, кричат, раздражаются, ведут себя несправедливо, незрело. Когда мы видим расхождение между нашими намерениями и поступками, это подвигает нас к тому, чтобы работать с умом, с привычными реакциями, с нетерпением. Это мотивирует нас учиться распознавать свои триггеры и воздерживаться от реактивных действий или подавления эмоций. Мы с радостью работаем над собой, чтобы стать более искусными и любящими родителями.

Люди, чья работа – заботиться о других, также постоянно тренируются на Пути монарха. Возможно, вы хотите работать с бездомными подростками, потому что когда-то тоже таким были. Хотите изменить жизнь хотя бы одного человека, дав ему почувствовать, что он кому-то небезразличен. И очень скоро обнаруживаете, что так рассержены поведением молодых людей, что уже не хотите им помогать. В этот момент вы обращаетесь к медитации или к первому обязательству – они помогают сохранять состояние присутствия и открытость ко всему, что возникает, включая чувство несовершенства, некомпетентности или стыда.

Второй путь к обязательству воина – это Путь лодочника. Мы пересекаем реку вместе со всеми чувствующими существами, мы все вместе открываемся нашей истинной природе.

БЕСПОКОЙСТВО, СВЯЗАННОЕ С НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬЮ, ВОЗНИКАЕТ ИЗ ЖЕЛАНИЯ, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛО «ПО-НАШЕМУ».

То есть: моя собственная боль станет шагом на пути к пониманию боли других. Наше собственное страдание не заставляет нас замыкаться на себе, оно становится средством, благодаря которому мы естественным образом открываемся страданию других.

Несколько людей, переживших рак, говорили мне, что такое отношение придало им силы, чтобы пройти через физические и психологические трудности изнуряющей химиотерапии. От боли они не могли ни есть, ни пить. Во рту – язвы. Организм обезвожен. Ужасная тошнота. Потом они получили инструкции по практике тонглен. Их мир расширялся по мере того, как они открывались другим людям, переживающим ту же физическую боль вместе с одиночеством, озлобленностью и другими эмоциональными страданиями. Их боль помогла им понять страдания тех, кто находился с ними «в одной лодке».

Помню, одна женщина сказала мне: «Хуже быть уже не могло, так что мне было не трудно вдыхать и говорить: „Поскольку боль уже здесь, пусть я приму ее полностью и пожелаю, чтобы она больше никого не коснулась“. И мне было нетрудно посылать вовне освобождение. Не то чтобы тошнота от этого прошла. Не то чтобы я вдруг смогла есть и пить. Но практика придает смысл страданию. Она придает силы. Сопротивление боли и чувство полной беспомощности и безнадежности исчезают».

Нет способа превратить ужасную ситуацию в прекрасную. Но мы можем использовать боль, чтобы увидеть свое сходство с другими людьми. Шантидева говорил: если все живые существа страдают от сильных, противоречивых чувств, вынуждены сталкиваться с тем, чего не желают, и не могут удержать то, чего сильно хотят, подвержены физическим недомоганиям, то почему я так озабочен лишь собой? Если мы все находимся в одинаковом положении, почему я настолько озабочен собой? Таково отношение лодочника: то, что обычно тянет нас вниз и заставляет замкнуться в себе, становится шагом на пути к пробуждению сочувствия и к встрече с обширным, незамутненным умом воина.

Третий путь – это Путь пастуха, чье стадо всегда идет впереди него. Таков дедушка, спасающий лягушек, таков пилот тонущего самолета. Это – пожарный, входящий в горящее здание, или отец, рискующий жизнью ради спасения своего ребенка. Пастух пропускает других вперед, не раздумывая.

Как правило, люди полагают, что обязательство воина всегда подразумевает пропускать других вперед. И если мы «недотягиваем» до этого высокого идеала, то начинаем винить себя. Но ни один из этих подходов не хуже других. Можно сказать, что мы развиваемся в направлении Пути пастуха, но это естественный процесс. Другие два подхода не менее ценны. Важность этого учения в том, чтобы подчеркнуть: все три пути к принятию обета воина прекрасны, достойны восхищения и искренних аплодисментов.

Кстати, большинство из нас используют в практике все три подхода. Наверняка в вашей жизни есть много примеров того, как вы работали над собой, надеясь стать более осознанными и полезными другим людям. Иногда ваше горе объединяло вас с горем других, несчастье или физическая боль позволяли понять, что испытывает другой человек. Также бывает, что вы без раздумий пропускаете других вперед.

Равнодушие и узость мышления – не те привычки, которые мы хотим культивировать. Они не направляют нас к пробуждению, а, напротив, загоняют в тупик. Мы даем обязательство воина – обязательство заботиться друг о друге – и делаем все возможное, чтобы никогда ни от кого не отрекаться. Когда мы спотыкаемся, то восстанавливаем свой обет и идем дальше, зная, что даже пробужденные мастера прошлого знали, что такое срыв и ошибка. Иначе откуда им было знать, что испытывают другие существа? Иначе как бы они смогли развить терпение, любящую доброту, сочувствие и способность прощать?

Глава 9

Спрятаться негде

С третьим обязательством мы ступаем в зыбкость бытия обеими ногами, расслабляемся в постоянно меняющейся природе нашей жизненной ситуации и переживаем ее как пробужденную энергию, как проявление лежащей в основе всего доброты. В каком-то смысле – ничего нового. В этом мы все время и упражнялись. Но переживается это как большой скачок вперед, который ставит нас перед необходимостью перехода на новый уровень сознания. Мы берем то, что получили от предшествующих обетов, особенно состояние полного присутствия с открытым сердцем, и выходим на новый виток. Здесь акцент делается на слове «полное»: требование полностью присутствовать в практике становится ключевым. Разумеется, это сильно ограничивает старую привычку цепляться за эго и зацикливаться на себе. Чувство, что спрятаться негде, может предельно обостриться.

Однажды, когда я делала эту практику в течение нескольких месяцев, стараясь быть как можно осознаннее, я пожаловалась Чогьяму Трунгпе, что у меня такое чувство, будто я вот-вот выпрыгну из собственной кожи. Меня бесили даже пылинки вокруг, я все время была готова сорваться на людей.

Он объяснил это так: практика требует, чтобы я была здравомыслящей, зрелой, а я еще к этому не привыкла.

Третье обязательство традиционно называется обетом самайи. Это обязательство принимать мир таким, какой он есть. В переводе с тибетского «самайя» означает «тайный обет» или «связующий обет». Он подразумевает объединение со всем нашим опытом, всеми переживаниями, установление непоколебимой связи с жизнью. Взяв это обязательство, мы признаем свое единство с реальностью, со всем, что воспринимаем каждую секунду. Нет никакого способа сбежать от нашего опыта, некуда идти, кроме места, где мы есть. Мы сдаемся жизни. Довольствуемся всеми образами, звуками, запахами, вкусами, мыслями, а также людьми, которых встречаем. Слова тибетского мастера медитации Дилго Кхьенце Ринпоче прекрасно выражают это состояние:

«Ежедневная практика – лишь для того, чтобы развить тотальное принятие и открытость всем ситуациям и эмоциям, всем людям, научиться переживать все полностью, без мысленных оговорок и запретов, так, чтобы никогда не сдаваться и не замыкаться на себе».

Отношение, которое подразумевает третье обязательство, заключается в том, что мы живем в мире по сути хорошем, пробужденном, и наша задача – осознать это. Проще говоря, практикуя на этом этапе, мы поворачиваемся лицом к своему опыту, во всей его полноте, ничего не исключая и никогда не отводя глаз.

Сначала вы продолжаете жить согласно другим обязательствам. Практикуете внимательность, постоянно возвращаетесь в настоящий момент, к своим переживаниям: ступни на полу, колено болит, теплая вода течет по рукам, зимний воздух режет глаза, стук молотков, запах кофе.

Затем вы добавляете чувство глубокой признательности за каждый из этих неповторимых и ценных моментов. Возможно, вам бы хотелось, чтобы рабочие перестали стучать – это продолжается непрерывно, ежедневно, в течение месяца, и вас это достало. Но это пройдет. И когда вы будете вспоминать это через год, вам покажется, что стук прекратился по щелчку пальцев. Стук молотков – это краткое, мимолетное переживание, и каждый удар – неповторимый момент бытия. Вы больше никогда не услышите точно такого же звука.

Как бы вы ни были раздражены тем, что слышите, каждый звук заслуживает внимания. Если вы слушаете его с признательностью, он вытаскивает вас из маленького, замкнутого на себе мирка, где всегда есть только «я». При возникновении связи с собой и миром у вас, возможно, начнутся первые встречи с пробуждением. Вы вдруг почувствуете себя так, будто находитесь в открытом, безграничном пространстве, полном воздуха. Как будто вышли из маленькой, темной, захламленной палатки и оказались на краю Гранд-Каньона. Это место, где вы просто пребываете. Это не другой, вымышленный мир. Вы не вышли за пределы своей обыденной жизни. Совсем наоборот. Вы наконец-то встретились с ней на все 100 процентов, и она превратилась во врата, за которыми открывается то, что в традиции ваджраяны известно как «священный мир». Священный не в смысле его религиозной святости, а в том смысле, что он драгоценный, редкий, мимолетный, в основе своей подлинный и благой.

Некоторые стихи Чогьяма Трунгпы описывают, каков этот мир. Этот стих начинается с описания того, как выглядит вход в священный мир:

«Явственно нереально в пустоте» относится к обычному, повседневному миру, где нет концепций и определений, который ясно воспринимается во всем своем великолепии и при этом никогда не дается в руки. Потом в стихе говорится: «и все же форма присутствует». Пустота и форма неразделимы. То, что мы видим – наше восприятие обычных, не таких уж важных и значимых образов, – это форма, проявление пустоты, пробужденной энергии. С момента нашего пробуждения утром до момента засыпания и даже в наших снах что-то постоянно, непрерывно проявляется. У нас всегда есть возможность позволить воспринимаемому образу соединить нас с драгоценностью этого священного мира.

Пустота – это не вакуум, в котором ничего не происходит. Вся суть в том, что открытия основополагающей доброты – открытия пробужденности, присутствия всего здесь и сейчас – не происходит, когда мы выходим за пределы обычной реальности. Оно происходит, когда мы начинаем ценить простые переживания, не создавая сценариев и заданной сюжетной линии. Когда видим красную машину с помятой дверью, чувствуем жар или холод, мягкость или жесткость прикосновения, ощущаем вкус сливы или аромат палых листьев. Эти простые, непосредственные переживания и есть наша связь с основополагающей пробужденностью и добротой, со священным миром. Лишь полностью прикоснувшись к нашему относительному опыту, мы открываем свежую, вневременную, истинную природу нашего мира.

Однажды, в начале 70-х, один ученик встал и потребовал, чтобы Чогьям Трунгпа объяснил ему, что такое просветление. Я навсегда запомнила его ответ. «Просветление, – сказал он, – это то же самое, что впервые услышать охотничий рожок или почувствовать запах табака». Такой взгляд стоит за учением о третьем обязательстве. Прячась от нашего опыта или пренебрегая им, мы упускаем шанс достичь просветления.

Далее в стихе говорится:

Слух, как и все ощущения, – это ворота в священный мир. Что бы мы ни слышали – это эхо, звук пустоты, пробужденной энергии, которую нельзя «схватить», но можно услышать. Это также «ясная и четкая речь гуру» – голос учителя. Когда кто-то говорит с нами, даже если нам не нравятся слова, это не просто чье-то занудное нытье. Это голос учителя, звук пустоты, проявление пробужденной энергии. Если ворон за окном пронзает наш слух своим хриплым криком – это звук пробужденной энергии, голос учителя, пробуждающий нас.

Мы не можем увидеть или услышать ничего такого, что не было бы проявлением просветленной энергии, вратами в священный мир. Таков взгляд третьего обета. Мы обязуемся поддерживать этот взгляд, когда даем обет принимать мир таким, какой он есть. Мы даем обещание ценить себя и наш мир. Обещаем повернуться к нему лицом и никогда не отворачиваться.

Обычно мы постоянно проецируем свои предпочтения на то, что проявляется. Все сопровождается нашими смешанными чувствами – личными предпочтениями, культурным багажом, а также огромным количеством шенпа. Но, как сказал Чогьям Трунгпа, «это вроде овсянки». Некоторые любят овсянку, некоторые – ненавидят. Несмотря на это, овсянка остается овсянкой.

Если мы зимой посмотрим на снег за окном, то увидим его цвет, увидим, как он падает, как опускается на землю, машины и деревья, как возникают сугробы разных форм. Увидим, как снежинки сверкают на солнце, увидим сине-белые тени. Мы видим снег как снег, ничего к нему не добавляя. Но обычно мы видим снег иначе. Наш взгляд замутнен эмоциональными реакциями. То, что мы видим, нам либо нравится, либо нет. Это вызывает радость или грусть, тревогу или раздражение: ведь снег надо расчистить, а мы и так опаздываем на работу.

Смешанные чувства бывают разными. Если снег нам нравится, мы можем испытывать к нему привязанность, шенпа («надеюсь, он не растает, и мы покатаемся в выходные на лыжах»). Чувство «не нравится» может тоже сопровождаться шенпа, праведным негодованием: «Как этот снег посмел выпасть прямо в канун моей долгожданной вечеринки?». Снег может не нравиться нам без шенпа, без эмоциональной привязанности. Но, что бы мы ни чувствовали относительно снега, – он идет, пробужденная энергия проявляется так, как проявляется. Мы можем просто смотреть на снег безо всей этой сюжетной линии.

Далее в стихе Чогьяма Трунгпа говорится:

Что бы ни занимало наш ум – мысли об отмщении, об уклонении от налогов, план действий после завершения этой встречи, будь то мысли духовные, гневные, тревожные, веселые – все, что происходит, является проявлением пустоты, проявлением просветленного ума. Путь к непоколебимому благополучию лежит через состояние полного присутствия и открытости всем образам, звукам, мыслям – когда мы не сдаемся, не прячемся и не пытаемся усилить или ослабить переживаемое.

Конечно, это задача не из легких. Именно поэтому мы тренируемся, практикуя первые два обязательства: используем воздержание как защиту от вредных слов и действий и не закрываем ни перед кем наши сердце и ум. Нам нужна эта углубленная тренировка, чтобы прийти туда, где все становится путем к пробуждению.

Основная тренировка в первых двух обязательствах подразумевает ослабление нашей тенденции сопровождать все, что мы переживаем, ярлыками и предрассудками, взглядами и мнениями. Взяв третье обязательство, мы идем еще дальше. Не то чтобы нам запрещалось иметь какое-то мнение насчет овсянки или снега, дело не в этом. Мы просто не цепляемся за эти мнения. Мы «примеряем» их, играем с ними, как актер или актриса во время спектакля. Мы танцуем с жизнью и когда она напоминает бурную вечеринку вразнос, и когда она чутка и нежна, как любовник или любовница. Мы работаем с тем, что есть, и с собой – такими, какие мы есть, прямо сейчас.

Это обязательство сводит нас с простотой жизни, с жизнью такой, какова она есть, без «накруток». Мы начинаем смотреть на свои взгляды и мнения – даже на очень «заряженные» эмоционально – как на свои взгляды и мнения, ни больше, ни меньше. Снег остается снегом. А овсянка – овсянкой, вне зависимости от того, хотим ли мы вычеркнуть ее из меню до скончания времен или так ее обожаем, что открываем ресторан здорового питания, где она входит в состав каждого блюда.

Вот еще один пример: курение. Одни считают курение ужасным явлением, мировым злом. Другие любят курить и чувствуют себя оскорбленными из-за навязанных им ограничений. Как бы то ни было, курение остается курением. Возможно, вы это читаете и сомневаетесь, что можете принять эту точку зрения – все знают, что курение разрушает здоровье, к тому же существует 570-страничное исследование, посвященное раку легких у курильщиков и последствиям пассивного курения. Но обратите внимание, как неистово вы отвергаете идею о том, что курение – это просто курение, или как неистово поддерживаете ее. Само по себе курение может быть ни плохим, ни хорошим, но оно определенно вызывает много шенпа.

ВЫ ВДРУГ ПОЧУВСТВУЕТЕ СЕБЯ ТАК, БУДТО ВЫШЛИ ИЗ МАЛЕНЬКОЙ, ТЕМНОЙ ПАЛАТКИ И ОКАЗАЛИСЬ НА КРАЮ ГРАНД-КАНЬОНА.

Все войны, вся ненависть, все невежество в мире происходят от одержимости своим мнением, своими взглядами и суждениями. А по сути все эти мнения – всего лишь наша попытка избежать изначального беспокойства, свойственного человеку, беспокойства из-за того, что мы не можем обрести твердую почву под ногами и потому держимся за свои жесткие представления: «Это так, и не иначе!» – и презираем противоположные мнения. Но представьте, каким стал бы мир, если бы мы смогли посмотреть на наши «нравится» и «не нравится» просто как на «нравится» и «не нравится» и увидеть: то, что мы считаем истиной в последней инстанции, всего лишь наша личная точка зрения.

Третье обязательство не касается будущего. Оно – о том, чтобы всецело открыться происходящему прямо сейчас. То есть учиться на непосредственном опыте, ценить непосредственный опыт, сливаться с непосредственным опытом, не раскрашивать наши чувственные переживания концепциями, внутренним диалогом и трактовками. Когда мы ощущаем беспокойство, нам свойственно формировать очень яркие, категоричные суждения и привязываться к ним, чтобы избавиться от чувства неуверенности и раздражения. Но есть другой способ работать с беспокойством – оставаться в состоянии присутствия и освежить наше обязательство, укрепить нашу приверженность здравому смыслу. Это обязательство подразумевает углубленную тренировку в том, чтобы наблюдать за собой с безграничным сочувствием. Мы наблюдаем за собой, когда скатываемся в косные суждения и представления, в жесткую идентификацию, цепляемся за эго, жаждем, чтобы все было «по-нашему», – делаем все для того, чтобы спрятаться от зыбкости человеческого бытия. Приняв третье обязательство, посредством доброты и предельной честности мы лучше узнаем самих себя. Это углубляет нашу дружбу с собой.

Взяв обязательство принимать этот мир, мы продолжаем ставить под вопрос нашу веру в жесткую идентификацию. Учитель чань-буддизма Шэн-янь написал прямо перед смертью такой стих:

Перед смертью становится ясно, что нет никакой жесткой самоидентификации: тело, с которым мы себя отождествляем, придется оставить. Но тогда возникает вопрос: если нет никакого «я», то кто чувствует удовольствие и боль? Дальше в поэме мастера Шэн-яня говорится:

Он не написал: «В пустоте, не соприкасаясь с жизнью».

Но это соприкосновение, или вовлечение возможно только тогда, когда перепуганное «я» не притягивает и не отталкивает жизнь, не шарахается от нее и не пытается ее контролировать. Мы полностью включаемся в жизнь, когда становимся меньше поглощены собой. По мере того как уменьшается наша преданность своему маленькому, эгоцентричному «я», жесткому представлению о том, кто мы есть и на что способны, мы обнаруживаем, что вместе с этим уменьшается страх открыться миру – такому, какой он есть. Как однажды сказал Леонард Коэн о пользе многолетней медитации, «чем меньше меня оставалось, тем счастливее я становился».

Между тем просто пожелать отпустить представление о жестком «я» недостаточно. Фиксированное «я» – то, к чему мы подталкиваем себя каждым жестом, каждым действием, каждой мыслью. Мы движемся либо к тому, чтобы отпускать то, что нужно отпустить, и укрепляем это качество, либо к тому, чтобы держаться за старую, основанную на страхе привычку, и усиливать ее. Мы можем выбирать реальность – оставаться в ней, быть здесь, самовыражаться, открываться всем образам, звукам и мыслям, проходящим через наш ум, – или мы можем отвернуться. Но если мы отвернемся, то скорее всего застрянем в привычной схеме страдания, никогда не приблизимся к переживанию бодрствования, никогда не ощутим священность нашего существования.

Тибетский Учитель Анам Тубтен однажды дал поучение под названием «влюбиться в пустоту». Это было учение о чувстве, сопровождающем принятие третьего обета: влюбиться в состояние, свойственное человеку, не разделять себя надвое – на так называемую «хорошую» часть, осуждающую так называемую «плохую», которая только и думает, как бы принизить «хорошую». Мы не пытаемся развить одну часть себя и избавиться от другой. Мы учимся открываться всему.

Во время этого учения Анам Тубтен сказал: «Для того чтобы влюбиться в пустоту, нужно задать себе важный вопрос: „Хочу ли я все отпустить?“». То есть «хочу ли я отпустить все, что отделяет меня от других людей и от мира?». Вот о чем вам следует спросить себя, прежде чем искренне дать обязательство открыться миру. Но не нужно слишком ругать себя, если в один день вашим ответом будет «да», а в другой – «это слишком трудно». В учениях говорится, что поддерживать это обязательство – все равно что протирать пыль на зеркале. Как и обязательство воина, это обязательство легко нарушить, но мы легко можем возобновить его, просто восстановив открытость к жизни.

Жизнь каждого человека подобна мандале – пустому, безграничному кругу. Мы стоим в центре своего круга, и все, что мы видим, слышим, думаем, образует мандалу нашей жизни. Мы входим в комнату, и комната становится нашей мандалой. Спускаемся в метро, и метро – наша мандала, вместе с подростком, проверяющим сообщения на смартфоне, и бездомным, лежащим в углу. Мы идем в горы, и все, что мы там видим насколько хватает глаз, – наша мандала: облака, деревья, снег на вершинах гор, даже свернувшаяся на тропинке гремучая змея. Мы лежим на больничной койке – и больница становится нашей мандалой. Мы не выдумываем мандалу, не выбираем, кому или чему в ней появляться. Как сказал Чогьям Трунгпа, «Мандала никогда не бывает упорядоченной, но она всегда наполнена». И мы принимаем ее такой, какова она есть.

Все, что появляется в вашей мандале – средство для пробуждения. С этой точки зрения пробуждение постоянно находится на кончиках пальцев. Нет ни одной капли дождя, ни одного плевка в придорожной пыли, которые не были бы проявлением просветленной энергии, вратами в священный мир. Но только от вас зависит, является ваша жизнь мандалой неврозов или мандалой гармонии.

Боль вашего запутанного ума и сияние вашего пробужденного ума составляют мандалу вашей жизни. В ней без проблем сосуществуют рождение и смерть, депрессия и радость. Красота, доброта, благородство, исключительность, разбитое сердце, жестокость, невежество – вы можете принять все это. Не нужно ничего избегать. Даже тяжелые эмоции, такие как гнев, жажда обладания, невежество, ревность и гордость, являются частью мандалы, так что можно поприветствовать и их.

Все, что появляется в нашей мандале – как в ночных кошмарах, так и наяву, – нереально и в то же время – присутствует. Можно назвать это ядом, а можно – мудростью. Как угодно. Мы сами решаем, работать с этим или бежать. Третье обязательство призывает нас сделать мандалу нашей жизни союзником и местом рождения нашего просветления.

Учитель дзен по имени Догэн сказал: «Знать себя значит забыть себя. Забыть себя значит стать просветленным всеми явлениями». Единственный способ забыть себя – осознать, что нет никакого жесткого, истинного я – это значит узнать себя. Нам нужно полностью узнать себя, ничего не избегая, не отводя взгляда. Нужно проявить любопытство к явлению под названием «наша жизнь», любопытство к человеку под названием «я». Взяв обязательство принимать мир, мы приближаемся к нему и исследуем.

Завершающими словами этого поучения Догэна были: «Забыть себя значит стать просветленным всеми явлениями». Взяв это обязательство, мы обещаем не стоять у себя на пути, прекратить настаивать на том, чтобы все было «по-нашему», и на том, что «по-нашему» – это именно так, как все есть на самом деле. Чтобы забыть «я», нужно прежде всего очень хорошо знать свои шенпа, свои склонности, привычные способы избегания – и пожелать от них избавиться. Захотеть победить лень, которая заставляет нас попадаться на одни и те же крючки снова и снова, как в первый раз. Нужно захотеть прислушиваться к своей мудрости, а не следовать, как робот, привычным схемам поведения. Нужно захотеть пригласить пугающие нас чувства остаться с нами подольше, чтобы мы смогли глубже узнать их. Захотеть принять мысль о том, что мы в основе своей гармоничные, хорошие и у нас есть потенциал к полному и окончательному пробуждению.

По словам Догэна, когда мы больше неподвластны соблазнам «я», все будет вести нас к просветлению. Таков урок третьего обязательства: жизнь – просветленная мандала, которая всегда побуждает нас оставаться в состоянии бодрствования и полного присутствия, быть живыми, быть доступными для других и приносить им пользу.

Обязательство не причинять вреда четко говорит о том, какие формы поведения следует культивировать, а от каких воздерживаться. Есть перечень так называемых добродетельных действий и так называемых недобродетельных действий. Мы не лжем, мы говорим правду. Не крадем, а проявляем щедрость. И так далее. Но в случае третьего обязательства мы сами выбираем свой путь. Нет никаких инструкций. Не за что держаться. Вы сами должны решить, что дает вам внутреннюю силу, что развеивает ваше неведение, что помогает выйти из тупика, что приближает к переживанию жизни без навязанной сюжетной линии. А затем вы воздерживаетесь от всего, что в данный момент слишком трудно, с чем вы пока не готовы иметь дело. Но вы всегда стремитесь достичь состояния, когда способны работать с чем угодно. А до этого вы просто движетесь в направлении ясности, все яснее распознаете шенпа как шенпа, крючки как крючки, взгляды и суждения просто как взгляды и суждения.

Ключ к этому обязательству – быть честным с самим собой относительно того, с чем вы можете справиться в данный момент, а с чем нет. Если вы, например, пытаетесь слезть с наркотиков, то не тусуетесь со своим драгдилером. Если хотите завязать с алкоголем, то не ходите по барам. Но третье обязательство, в отличие от первого, не говорит, что можно, а чего нельзя делать, в нем не сказано: «Не ходи по барам». Все «можно» и «нельзя» определяются вами, и перечень этот будет говорить лишь о том, где вы находитесь в данный момент времени. Вы не ставите задачи свято следовать всем этим пунктам до конца своих дней. Если вы, например, завязываете с алкоголем, то, наверное, хотите достичь точки, когда восстановитесь настолько, что сможете помогать другим вырваться из круга зависимости. И, чтобы сделать это, вы иногда можете обнаружить себя в баре. Но если через 20 минут пребывания там вы говорите себе: «Чтобы действительно помочь этому человеку, мне надо немного выпить» – то вы себя обманываете.

Такие вещи мы должны решать сами. На уровне третьего обязательства все решается индивидуально. Возможно, нам хочется, чтобы был такой недвусмысленный список, указывающий, что мы должны и чего не должны делать, но его нет. Вся ответственность лежит на нас.

Все три обета вместе формируют программу обучения воина. На пути воина мы терпеливо учимся никогда не отворачиваться от нашего опыта. А когда отворачиваемся, то важно уметь различать: мы отвернулись потому, что не можем сейчас с этим справиться, или мы отвернулись потому, что не хотим чувствовать то, что чувствуем, не хотим быть уязвимыми. Но эта способность различать развивается не сразу. Мы движемся к этому сантиметр за сантиметром, шаг за шагом, мгновение за мгновением, работая с нашими сердцем и умом.

Люди часто спрашивают меня: «Как понять, воздерживаться ли мне от чего-то или действовать?». Мой ответ – делайте то, что представляется естественным в данный момент. Если думаете, что первое обязательство – воздержание – будет наиболее полезным, то воздерживайтесь. Но если чувствуете, что можете немного дольше держать свои сердце и ум открытыми по отношению к человеку, который вас раздражает или испытывает ваше терпение, то следуйте своей интуиции и поступайте так. Возможно, благодаря тому, что вы останетесь открытыми немного дольше обычного, вы почувствуете, каково это – вовсе не закрываться.

Когда наш опыт углубляется, мы обретаем способность говорить и действовать свободно, будучи уверенными, что не причиним вреда. Но без осознанности своих действий – без знания того, попались ли мы на крючок, открыто или закрыто наше сердце – мы почти наверняка породим боль и запутанность. Наше стремление в этом обете – полностью открываться всему, что проявляется, переживать место, в котором находимся, как священное. Запутанный ум видит мир запутанным. А открытый ум видит мир как чистую землю, как мандалу пробуждения.

То, что сегодня происходит на Земле, – результат коллективного мышления, ума каждого человека, живущего на планете. Основное послание этого учения заключается в том, что каждый из нас должен взять на себя ответственность за состояние своего ума. Третье обязательство указывает путь к превращению мира из места нарастающей агрессии, где каждый защищает свою территорию и свои жесткие представления, в место пробуждения.

Если наши умы становятся холодными, жестокими, способными без колебаний причинять вред другим людям, то вспыхивает война и все приходит в упадок. Даже самая прекрасная политическая система не спасет мир, если жизнь людей будет основана на страхе. Мир и процветание зависят от того, насколько мы, обитатели этого мира, работаем со своим умом. Не убегая от превратностей жизни, а бесстрашно открываясь им всем, мы можем изменить к лучшему не только собственную жизнь, но и нашу планету.

Важно подчеркнуть, что мы работаем с умом, и потом, на основе этой работы, действуем. Мы действуем с пониманием того, что каждый человек по сути – хороший. Исключений нет. Никто не выброшен из мандалы. Когда условия сходятся, то даже те люди, чья жизнь – вовсе не образец для подражания, могут оказаться на высоте и помочь другим. Вспомните Оскара Шиндлера, немецкого промышленника: он спас сотни евреев во время Второй мировой, наняв их на свои военные и металлообрабатывающие фабрики. Он не был самым прекрасным человеком на свете: многие считали его спекулянтом, который проводит досуг с нацистской элитой. При этом Шиндлер упорно защищал своих работников от попыток нацистов депортировать их, и его всегда будут помнить за благородство и мужество.

МЫ НАЧИНАЕМ ВИДЕТЬ, ЧТО ГАРМОНИЯ И ДОБРОТА ПРИСУТСТВУЮТ ВСЕГДА, ИХ МОЖНО ОБНАРУЖИТЬ ПРЯМО ЗДЕСЬ, ПРЯМО СЕЙЧАС.

Как и Шиндлер, большинство из нас представляют собой гремучую смесь жесткости и мягкости, горечи и сладости. Но где бы мы ни были в данный момент, что бы ни происходило в нашей жизни, это и есть наша мандала, наша рабочая основа для пробуждения. Пробужденная жизнь – не где-то там, в отдаленном месте, куда можно попасть только после того, как мы все исправим. Взяв обязательство принимать мир таким, какой он есть, мы начинаем видеть, что гармония и доброта присутствуют всегда, их можно раскрыть прямо здесь, прямо сейчас.

Глава 10

Пробуждение на кладбище

В Тибете погребение в земле невозможно из-за того, что большую часть года земля промерзает. Так что когда кто-то умирает, тело уносят на горное кладбище, рубят на куски, и его съедают шакалы, а также грифы и другие хищные птицы. Подобное «небесное кладбище» – жуткое место, где повсюду разбросаны конечности, глаза и внутренности. Вряд ли вам захочется там прогуляться.

Но именно здесь, среди ярких свидетельств смерти и непостоянства, отважные йогины учатся сохранять состояние присутствия. Здесь, в самой гуще переживаний, наша практика обета принимать мир таким, какой он есть, может стать наиболее глубокой.

Кладбище стало метафорой жизни именно такой, какова она есть, а не такой, какой мы хотим ее видеть. Кладбище сравнимо с основой, где одновременно уживается множество самых разных переживаний. Неопределенность и непредсказуемость, непостоянство и перемены, хорошие и тяжелые времена, беда и радость, потеря и обретение – все это создает почву под нашими ногами, мандалу нашей жизни, основу для практики бесстрашия и сочувствия. В потенциале это наше богатство, наша сила. Так что мы работаем с ней, вместо того чтобы бороться. Нет более плодотворной почвы для пробуждения, чем стремление найти свободу прямо здесь и сейчас.

«Кладбищенская практика» – это серьезное испытание для нашего намерения принять мир. Она расширяет границы того, «как все есть», далеко за пределы нашей зоны комфорта. Практика требует повернуться лицом к полноте жизни, не прятаться от неприемлемого, постыдного, отвратительного, не предпочитать одно переживание другому, не отвергать болезненные переживания и не привязываться к приятным. На кладбище мы встречаемся и с убожеством, и с великолепием – с наиболее полным опытом человека – и обнаруживаем, что истинному воину необходимо и то и другое. Великолепие жизни поднимает наш дух, и мы с воодушевлением идем вперед. Когда приходят хорошие новости или мы встречаем вдохновляющих учителей, когда мы наслаждаемся обществом друзей или оказываемся в прекрасных местах, когда чувствуем, что все идеально и идет как по маслу, – чувство радости и легкости возникает само собой. Но если подобные удачи делают нас высокомерными, самодовольными или равнодушными, то беды ставят нас на место. Они вышибают нас из седла превосходства или чувства избранности, из иллюзии того, что у нас с рождения есть право на комфорт. С другой стороны, если несчастий, бед и отчаяния слишком много, нам хочется упасть и никогда не вылезать из постели. Так что сладость и горечь жизни прекрасно дополняют друг друга. Великолепие позволяет видеть, а несчастья «заземляют». Когда мы уже готовы сдаться, то доброе слово, взгляд на океан или красивая музыка могут спасти ситуацию. А когда мы слишком разогнались и вознеслись, то внезапное несчастье, плохие новости от врача или внезапная смерть любимого существа могут резко вернуть нас на землю и воссоединить с нашим собственным добрым сердцем.

Труднее всего сохранять состояние присутствия тогда, когда жизнь неудобна, мы слишком возбуждены и не знаем, что делать дальше. Но именно в это время практика наиболее полезна. Трудно практиковать присутствие, когда мы подавлены, расстроены, потрясены, загнаны в угол. Но именно эта скованность создает идеальную ситуацию для практики. Можно поступить радикально: принять страдание как элемент нашей основы, нашей просветленной мандалы, полностью открыться ему. Мы не достигаем пробуждения в каком-то идеальном раю, где все складывается «по-нашему». Мы достигаем пробуждения на кладбище.

Так что когда вы оказываетесь в ситуации, которая вытаскивает на поверхность ваши склонности – например, проводите много времени с родственниками, – можете практиковаться в том, чтобы не терять стержня и полностью включаться в ситуацию. Вы способны сохранять состояние присутствия даже в самых трудных ситуациях. Трудная ситуация трансформирует вас. Когда вы сможете увидеть даже самый кошмарный из всех адов как место для пробуждения, ваш мир перевернется.

Конечно, мы, как правило, воспринимаем трудности и дискомфорт иначе. Есть некоторые счастливчики, которые, кажется, смотрят на все как на приключение, как бы трудно и больно им ни было, но большинство из нас реагируют по-другому. Если кто-то высказывает предположение, что наше страдание – отличная возможность для практики, мы не склонны этому доверять и радоваться. Когда мир становится неприятным и страшным, мы ищем ближайшее убежище, это встроено в нашу ДНК. Стоит нам оказаться в горящем здании, мы инстинктивно бежим к двери. Желание избежать боли часто приводит людей на духовный путь. Это может быть хорошим стимулом, потому что заставляет нас искать ответы на вопросы. Проблема в том, что большинство людей проводят всю жизнь, перескакивая от одного обещания избавления к другому, и никогда не пребывают в боли достаточно долго для того, чтобы чему-то научиться.

Но рано или поздно все мы столкнемся с сильной эмоцией, от которой не удастся спастись. Это может быть страх, возникший в крайне опасной ситуации, или чувство, что вы попались на крючок и вот-вот погибнете. Вот знак, что вы уже начали «кладбищенскую практику» – знаете вы об этом или нет: вы оживляетесь при возникновении сильных чувств и, вместо того чтобы пытаться избавиться от них, открываетесь им и проявляете интерес. Когда вы достаточно открыты и способны позволить трудным чувствам присутствовать достаточно долго, чтобы чему-то вас научить, значит, ваше состояние ума уже позволяет делать эту практику.

Все, что мы поняли и усвоили из первых двух обязательств, становится основой для «кладбищенской» практики. Без этой основы работа с такими сильными чувствами была бы слишком трудна. Обязательство не причинять вреда учит распознавать шенпа в самый момент его появления и воздерживаться от слов и действий, обусловленных запутанностью. Мы учимся сохранять состояние присутствия и развивать терпимость к зыбкости бытия. Дав второе обязательство, мы делаем следующий шаг – учимся полностью осознавать наши чувства и на основе этого открываться другим. Мы начинаем глубоко чувствовать нашу общность с другими существами – как животными, так и людьми, и переживаем их трудности как свои собственные. Избавляясь от запутанности и боли, мы преисполняемся желания помочь другим выпутаться из их сетей. Такой образ жизни подразумевает значительно больший риск и отсутствие былого комфорта, ставя нас лицом к лицу с зыбкостью человеческого бытия.

Устанавливая более сочувственные и честные отношения с миром, мы можем шагнуть еще дальше и выйти за пределы оставшихся сомнений относительно того, как взаимодействовать с неприглядными сторонами нашей жизни. Дав третье обязательство, мы не отвергаем ничего, что появляется в нашей мандале пробуждения. Мы на самом деле сочувствуем этим малоприятным проявлениям жизни. Прямо посередине земли, где вокруг нас кружат шакалы и грифы, мы садимся и начинаем практиковать. Мы начинаем с понимания, что сможем прийти к глубокому благополучию, только работая с неприглядными реалиями жизни, а не противясь им.