Темная игра смерти. Том 2 Симмонс Дэн
– Думаю, это отчасти объясняет, почему мы здесь находимся.
Джексон ласково тронул ее за плечо:
– А ты подумала, что будешь делать, если они убьют Сола?
Натали вздрогнула и стиснула зубы.
– Мы заберем его тело… А потом я вернусь и убью эту тварь в Чарлстоне.
Джексон вздохнул, откинулся на спинку сиденья, и уже через минуту послышалось его сонное дыхание. Натали смотрела на океан, пока не стало больно глазам, потом повернулась к пилоту. На лице Микса застыло странное выражение. Встретившись с ней взглядом, он поправил свою кепку и вновь занялся приборами.
Раненый, истекающий кровью, с трудом держась на ногах и усилием воли сохраняя уплывающее сознание, Сол был несказанно рад, что очутился здесь. Он неотрывно смотрел на оберста. После сорока лет поисков он, Соломон Ласки, наконец оказался в одном помещении с Вильгельмом фон Борхертом.
Положение было не из лучших. Сол разыграл все как по нотам, он даже позволил Лугару справиться с собой, хотя реально имел возможность вовремя добраться до оружия, позволил лишь потому, что лелеял слабую надежду встретиться с оберстом. Именно этот сценарий он обсуждал с Натали несколько месяцев назад, когда они пили кофе в благоухавших апельсинами израильских сумерках, но обстоятельства сложились иначе. Он мог оказать сопротивление нацистскому убийце только в том случае, если тот попробует воздействовать на его психику. Сейчас же здесь присутствовали все мутанты – Барент, Саттер, некто по имени Кеплер, даже Хэрод и суррогатка Мелани Фуллер, и Сол опасался, что кто-нибудь из них завладеет его сознанием, лишив единственной возможности удивить оберста. К тому же в сценарии, который он рисовал Натали, встреча со стариком всегда происходила один на один, и Сол оказывался физически сильнее. Теперь же он прилагал все усилия для того, чтобы только не упасть, его кровоточащая левая рука безвольно повисла, под лопаткой засела пуля, оберст же выглядел бодрым и отдохнувшим в окружении по меньшей мере двух идеально обработанных пешек и еще полдюжины охранников, которых он мог призвать одним усилием воли. К тому же Сол не сомневался, что люди Барента не дадут ему сделать и трех шагов.
И тем не менее он был счастлив. Не было на свете такого места, где бы он хотел оказаться больше, чем здесь. Сол тряхнул головой, чтобы сосредоточиться на происходящем. Барент и оберст занимались расстановкой одушевленных фигур. Второй раз в течение этой бесконечной ночи у Сола начались галлюцинации. Все поплыло у него перед глазами, будто отражаясь в покрытой рябью водной глади, и он отчетливо увидел лес и камни польской крепости, где солдаты зондеркоманды в серых униформах развлекались под вековыми шпалерами, а в кресле сидел старик с генеральскими погонами, похожий на высохшую куколку какого-то насекомого. Тени, отбрасываемые факелами, плясали по камням и изразцам, падая на бритые головы тридцати двух еврейских заключенных, безвольно стоявших между двумя немецкими офицерами. Юный оберст убрал со лба прядь белокурых волос, оперся локтем о колено и улыбнулся Солу.
– Добро пожаловать, юде, – произнес он.
– Начнем, – скомандовал Барент. – Джозеф, встаньте на третью клетку королевского слона.
Кеплер отшатнулся с выражением ужаса на лице.
– Вы, наверное, шутите? – Он попятился, налетел на стол и опрокинул стоявшие на нем фужеры.
– Отнюдь, – ответил Барент. – И поскорей, пожалуйста, Джозеф. Мы с герром Борденом хотим уладить все прежде, чем станет слишком поздно.
– Пошли вы к черту! – заорал Кеплер и с такой силой сжал кулаки, что у него на шее выступили жилы. – Я не позволю использовать себя, как какого-нибудь долбаного суррогата, пока вы там… – Голос его оборвался, словно иголка проигрывателя съехала с испорченной пластинки. Он еще секунду шевелил губами, но не мог издать ни единого звука. Лицо его побагровело, затем сделалось синим, и он рухнул на пол. Руки изогнулись назад, словно их зверски заломил кто-то невидимый, щиколотки прижались друг к другу, будто связанные, и он задергался, как в припадке, скачками продвигаясь вперед. При каждом рывке его грудь и подбородок с размаху ударялись об пол. Таким образом Джозеф Кеплер, оставляя на белых квадратах кровавые следы от разбитого подбородка, проделал весь путь до указанной позиции. Наконец Барент ослабил контроль, и по телу Кеплера пробежала судорога облегчения.
– Встаньте, пожалуйста, Джозеф, – тихо произнес он. – Мы хотим начать игру.
Кеплер в ужасе посмотрел на миллионера и, не говоря ни слова, встал. Его дорогие итальянские брюки пропитались мочой и кровью.
– Вы собираетесь всех нас использовать подобным образом, брат Кристиан? – осведомился Джимми Уэйн Саттер. Евангелист топтался на краю импровизированной шахматной доски, его седые волосы поблескивали в лучах прожекторов.
– Я не вижу в этом никакой необходимости, Джеймс, – улыбнулся Барент. – Если, конечно, никто не будет препятствовать завершению нашей партии. А вы, герр Борден?
– Да, – согласился Вилли. – Джимми, ты, как мой слон и единственная оставшаяся у меня фигура, не считая короля и пешек, займешь свое место рядом с пустой клеткой ферзя.
саттер поднял голову, на лбу у него выступили капельки пота.
– А у меня есть выбор? – спросил он. Его театральный голос звучал хрипло и надтреснуто.
– Нет, – резко ответил Вилли. – Ты должен играть. саттер повернулся к Баренту.
– Я имею в виду, на чьей стороне играть? – пояснил он.
Миллионер приподнял бровь:
– Ты долго и верно служил мистеру Бордену. Неужели ты теперь переметнешься на другую сторону, Джеймс?
– Верующий в Сына да имеет жизнь вечную, – пробормотал саттер. – А не верующий в Сына не увидит жизни. Иоанн, глава третья, стих тридцать шестой.
Барент усмехнулся и потер подбородок:
– Герр Борден, похоже, ваш слон собирается дезертировать. Вы не возражаете, если он закончит игру на стороне черных?
На лице Вилли появилось обиженное выражение.
– Забирайте его к черту! – воскликнул он. – Мне не нужны жирные педерасты.
– Ну что ж, Джеймс, – обратился Барент к вспотевшему евангелисту, – ты будешь левой рукой короля. – И он указал на белую клетку перед черной королевской пешкой, которая начинала игру.
саттер занял место на «доске» рядом с Кеплером.
У Сола появилась надежда, что во время партии игроки не будут вторгаться в сознание своих пешек. Это оттягивало момент, когда оберст мог проникнуть в его мозг.
Вилли наклонился вперед в своем массивном кресле и тихо рассмеялся:
– Ну, если мне отказано в моем главном союзнике, тогда я с удовольствием повышу в звании свою старую пешку и произведу ее в слоны. Пешка, ты понимаешь? Иди сюда, еврей, и получи свою митру и посох. Сол поспешно, пока его не подтолкнули, пересек освещенное пространство поля и встал на черный квадрат в первом ряду. Теперь его отделяло от оберста всего восемь футов, но между ними находились Лугар и Рэйнольдс, к тому же охранники Барента не спускали с него глаз. Он уже по-настоящему страдал от боли – левая нога занемела и ныла, плечо горело, но Сол старался не показывать этого.
– Как в старые добрые времена, да, пешка? – спросил оберст по-немецки. – Прошу прощения, я имел в виду – герр слон, – и он рассмеялся. – Теперь у меня остались еще три пешки. Дженсен, пожалуйста, на КЗ. Тони – на QR3. Том будет ферзевой пешкой на N5.
Сол смотрел, как Лугар и Рэйнольдс занимают свои места. Хэрод продолжал стоять.
– Я не знаю, что такое QR3, – произнес он. Вилли нетерпеливо оглянулся.
– Вторая клетка перед моей ферзевой ладьей! – прорычал он. – Быстрее!
Хэрод заморгал и направился к черной клетке в левой части доски.
– Теперь ваша очередь расставлять фигуры, – обратился старик к Баренту.
Тот кивнул:
– Мистер Свенсон, если вы не возражаете, встаньте рядом с мистером Кеплером, пожалуйста.
Усатый охранник оглянулся, положил на пол свой автомат и занял место левее и чуть позади Кеплера. Сол понял, что он стал пешкой королевского коня, которая еще не совершала ходов и стояла на исходной позиции.
– Мисс Фуллер, – продолжил Барент, – не позволите ли вы вашей замечательной суррогатке проследовать на место пешки ферзевой ладьи?
Женщина, которую когда-то звали Констанцией Сьюэлл, с готовностью вышла вперед и встала через четыре пустые клетки перед Хэродом.
– Спасибо, мисс Фуллер, – поблагодарил Барент. – Мисс Чен, пожалуйста, рядом с мисс Сьюэлл.
– Нет! – закричал Хэрод, когда Мария Чен сделала шаг вперед. – Она не играет!
– Нет, играет, – возразил Вилли. – Она внесет определенное изящество в нашу игру, не правда ли?
– Нет! – снова крикнул Хэрод, поворачиваясь к старику. – Она не имеет к этому никакого отношения.
Вилли, улыбаясь, посмотрел на Барента:
– Как трогательно. Предлагаю позволить Тони поменяться местами с его секретаршей, если положение ее пешки станет… э-э… угрожающим. Вас это устроит, герр Барент?
– Вполне, – подтвердил тот. – Они могут поменяться местами в любой момент, когда пожелает Тони, главное, чтобы это не нарушало течения игры. Давайте же приступим. Нам все еще надо расставить своих королей. – И Барент окинул взглядом оставшуюся группу помощников и охранников.
– Нет! – Борден встал и вышел на поле. – Королями будем мы, герр Барент.
– Что вы такое говорите, Вилли? – устало спросил миллионер.
Немец развел руками.
– Это очень важная партия, – пояснил он. – Мы должны показать своим друзьям и коллегам, что поддерживаем их. – И он занял место справа через клетку от Дженсена Лугара. – Кроме того, герр Барент, – добавил он, – короля нельзя съесть.
Барент покачал головой, но встал и прошел к клетке Q3, рядом с преподобным Джимми Уэйном Саттером.
Тот посмотрел на него пустыми глазами и произнес:
– И сказал Бог Ною: конец пришел всякой плоти, ибо она наполнила землю злодеяниями. И теперь Я сотру их с земли…
– Заткнись, старый педик! – крикнул Тони Хэрод.
– Тихо! – приказал Барент.
В краткое мгновение последовавшей тишины Сол попытался представить себе ту позицию на доске, как она выглядела после тридцать пятого хода.
Обладая довольно скромными познаниями в шахматах, предсказать ход развития эндшпиля ему было сложно. Он знал, что предстоит схватка между гроссмейстерами высокого класса, что Барент имеет значительное преимущество в сложившейся ситуации и почти не сомневается в победе. Сол не понимал, как белые фигуры могут претендовать на нечто большее, чем ничья, даже при самом удачном раскладе, но он слышал слова оберста, что ничья будет означать победу Барента.
Одно Сол знал наверняка: оставшись единственной значительной фигурой среди трех пешек, слон будет использоваться весьма активно, даже невзирая на риск. Он закрыл глаза и попытался справиться с внезапно накатившей волной боли и слабости.
– Итак, герр Борден, – произнес Барент. – Ваш ход.
Глава 70
Мелани
В этот безумный вечер мы с Вилли предались воспоминаниям о нашей любви. После стольких лет. Конечно, мы сделали это с помощью наших пешек, до того как прибыть в особняк. Предложи он подобное или даже намекни, я дала бы ему пощечину, но его суррогат в образе негра-великана решил обойтись без вступлений. Дженсен Лугар просто схватил мисс Сьюэлл за плечи, швырнул ее на мягкую траву под деревом и грубо сделал свое дело. С нами. Со мной.
Тяжелое тело негра еще лежало на мисс Сьюэлл, а я невольно вспоминала наши перешептывания с Ниной, когда мы забирались с ней в одну постель. Нина, затаив дыхание, рассказывала мне, вероятно, подслушанные истории об огромных анатомических размерах и невероятной потенции цветных. Соблазненная Вилли, все еще прижатая к холодной земле тяжелым телом Дженсена Лугара, я решила переключить внимание с мисс Сьюэлл на Джастина. Пока я пребывала в легком тумане воспоминаний, негритянка заявила, что она вовсе не от Нины. Но я-то понимала, что она врет. Мне не терпелось сообщить Нине, как она тогда оказалась права насчет цветных.
Для меня это было отнюдь не обыденностью. Если не считать моего неожиданного и довольно призрачного знакомства с физической стороной любви в филадельфийском госпитале через мисс Сьюэлл, я об этом не знала ровным счетом ничего. Хотя буйное проявление страсти пешки Вилли с трудом можно было назвать любовью. Скорее это напоминало лихорадочные судороги сиамца моей тети, когда он вцеплялся в несчастную кошку, страдавшую течкой вовсе не по своей вине. А у мисс Сьюэлл, похоже, была постоянная течка, ибо она отвечала на грубые мимолетные приставания негра с такой похотливостью, какую ни одна юная особа в мое время не могла бы себе позволить.
Но как бы там ни было, дальнейшее переживание этого опыта было неожиданно прервано негром, который вдруг выпрямился и уставился в темноту, раздувая ноздри.
– Приближается моя пешка, – произнес он по-немецки и вжал мое лицо в землю. – Не двигайся. – С этими словами он вскарабкался на нижние сучья дуба, как огромная черная обезьяна.
Последовавшая глупая потасовка, абсолютно бессмысленная на мой взгляд, закончилась тем, что Дженсен Лугар поднял предполагаемого суррогата Нины по имени Сол и потащил его в особняк. После того как Нинин бедняга был сломлен, но нас еще не окружили охранники, наступило несколько чарующих мгновений, когда все фонари, прожектора и подсветка на деревьях вдруг вспыхнули, словно мы вошли в сказочное царство или приближались к Диснейленду по какому-то тайному заколдованному тоннелю.
Уход Нининой негритянки из моего дома в Чарлстоне и последовавшие за этим глупости отвлекли меня ненадолго, но к тому времени, когда Калли внес в гостиную бесчувственное тело Говарда и труп цветного самозванца, я уже была готова целиком отдаться своей встрече с К. Арнольдом Барентом.
Мистер Барент до кончиков ногтей был настоящим джентльменом и приветствовал мисс Сьюэлл со всем уважением, которого она заслуживала как моя представительница. Я сразу поняла, что за жалкой внешностью моей пешки он видит облик моей зрелой красоты. Лежа в своей постели в Чарлстоне в зеленом сиянии аппаратуры доктора Хартмана, я знала, что обаяние моей женственности в точности передается через грубый облик мисс Сьюэлл и достигает утонченных чувств К. Арнольда Барента.
Он пригласил меня играть в шахматы, и я приняла приглашение. Признаюсь, до сего момента я не испытывала к шахматам ни малейшего интереса. Мне всегда было скучно наблюдать за этой игрой, хотя Чарлз и Роджер Харрисон играли в нее постоянно. Но я так и не удосужилась выучить названия фигур или запомнить, как они ходят. Гораздо больше мне нравились оживленные игры в шашки, за которыми мы с мамашей Бут проводили дождливые вечера моего детства.
Между началом этой глупой партии и последовавшим затем разочарованием в мистере Баренте прошло некоторое время. Мне поневоле приходилось отвлекаться, чтобы послать Капли и остальных наверх и заставить их заняться приготовлениями к возможному возвращению Нининой негритянки. Несмотря на препятствия, я решила, что настало время осуществить план, составленный мною несколькими неделями раньше. Я все же продолжала поддерживать контакт с человеком, за которым наблюдала много недель во время прогулок Джастина и Нининой девицы по набережной. К этому моменту я уже решила не использовать его так, как было задумано, но поддержание с ним связи стало для меня своего рода вызовом, ведь он занимал важную позицию и пользовался сложной технической лексикой.
Позже я была более чем довольна, что потрудилась поддерживать эту связь, хотя сейчас она казалась мне лишь ненужной помехой.
Тем временем бестолковая шахматная партия между Вилли и хозяином особняка продолжалась, представляя собой какую-то сюрреалистическую картину, изъятую из оригинала «Алисы в Стране чудес». Вилли метался взад и вперед, как Сумасшедший Шляпник. Я позволила передвигать мисс Сьюэлл, полагаясь на обещание мистера Барента не ставить ее в опасное положение. Остальные жалкие пешки и фигуры ходили туда-сюда, съедали друг друга, погибали своими смертями и убирались с доски.
Пока мистер Барент не разочаровал меня, я обращала мало внимания на их мальчишеские игры. Мне нужно было завершить свое состязание с Ниной. Я знала, что ее негритянка вернется до наступления рассвета, и, несмотря на усталость, спешила все подготовить к ее возвращению.
Глава 71
Хэрод отчаянно пытался что-нибудь придумать. Неприятные ситуации сами по себе были довольно отвратительны, они ставили его в глупое положение, из которого нужно было искать выход. Пока Хэроду это не удавалось.
В данный момент, насколько он понимал, Вилли и Барент вполне серьезно разыгрывали шахматную партию, ставки на выигрыш в которой были очень велики. В случае победы Вилли, – а Хэрод никогда не видел, чтобы старый негодяй проигрывал, – они с Барентом продолжат свое состязание на более высоком уровне, когда ставкой будет уничтожение городов и целых стран. Победа Барента предполагала сохранение статус-кво, но Хэрод не слишком надеялся на это, ведь он только что видел, как Барент пренебрег правилами Клуба Островитян лишь для того, чтобы разыграть эту чертову партию. Хэрод стоял на своей черной клетке, на расстоянии двух клеток от края доски и трех – от безумной шлюхи Сьюэлл, и пытался изобрести хоть что-нибудь. Он готов был стоять здесь до тех пор, пока не найдет выхода из этой дурацкой ситуации, но Вилли сделал первый ход и сказал:
– Пешка – на эр-четыре, прошу.
Хэрод начал озираться. Остальные смотрели на него во все глаза. Двадцать или тридцать охранников, стоявших в тени, производили жуткое впечатление, никто из них не издавал ни звука.
– Это относится к тебе, Тони, – мягко проронил Барент. Миллионер в своем черном костюме стоял от него в десяти футах по диагонали.
Сердце Хэрода бешено заколотилось. Он испугался, что Вилли или Барент снова попытаются использовать его.
– Эй! – крикнул он. – Я в этом ни черта не понимаю! Объясните мне, куда идти.
Вилли скрестил руки на груди.
– Я уже объяснил, – проворчал он. – Ты стоишь на клетке эр-три, Тони. Перейди на одну клетку вперед.
Хэрод поспешно шагнул на белую плитку перед собой. Теперь его отделяла одна клетка по диагонали от белокурого зомби Тома Рэйнольдса и всего две пустых – от Сьюэлл. Мария Чен безмолвно стояла на белом квадрате рядом с суррогаткой Мелани Фуллер.
– Послушай, у тебя три пешки! – крикнул Хэрод. – Откуда мне знать, что ты имеешь в виду меня? – Для того чтобы увидеть Вилли, ему пришлось изогнуться и заглянуть за черную тушу Дженсена Лугара.
– Сколько у меня ладейных пешек, Тони? – раздраженно бросил немец. – А теперь заткнись и не мешай.
Хэрод отвернулся и плюнул в тень, пытаясь остановить внезапную дрожь в правой ноге.
Барент ответил тут же, полностью изменив представления Хэрода о долгих минутах или даже часах размышлений игроков над очередным ходом.
– Король на ферзь-четыре, – промолвил он с ироничной улыбкой и сделал шаг вперед.
Этот ход показался Хэроду глупым. Теперь миллионер стоял впереди всех своих фигур и лишь через клетку по диагонали от Дженсена Лугара. Хэрод с трудом сдержал истерический хохот, когда вспомнил, что черный великан олицетворял собой белую пешку. Он закусил губу и с тоской подумал о своем доме в Голливуде и джакузи.
Вилли кивнул, словно ожидал этого хода, и сделал нетерпеливый жест рукой в сторону истекавшего кровью еврея.
– Слон – ладья-три.
Бывший суррогат по имени Сол прохромал три клетки по диагонали и остановился на том месте, где только что стоял Хэрод. Вблизи он выглядел еще страшнее. Комбинезон его целиком пропитался кровью и потом. Близоруко прищурившись, еврей кинул на Хэрода измученный настороженный взгляд. Тони не сомневался, что именно он накачал его наркотиками и допрашивал в Калифорнии. Ему было глубоко наплевать, что с ним будет дальше, он надеялся лишь на то, что еврей уничтожит нескольких черных фигур перед тем, как его принесут в жертву.
Барент засунул руки в карманы, сделал шаг вправо по диагонали и остановился на белом квадрате прямо перед Лугаром.
– Король на ка-пять, – прокомментировал он. Хэрод ничего не понимал в этой идиотской игре.
В детстве он несколько раз играл в шахматы – ровно столько, чтобы знать названия фигур и уяснить, что игра ему не нравится. Прежде всего он избавлялся от своих пешек, а затем приступал к размену более крупных фигур. Его горячие противники никогда не ходили своими королями, кроме случаев рокировки – Хэрод уже не помнил, что это за штука, – или когда их начинали преследовать. И вот два гроссмейстера мирового уровня остаются почти ни с чем, кроме пешек, и мотают королей взад-вперед, как какие-нибудь извращенцы свои члены. «А пошли они…» – подумал Хэрод и перестал стараться что-либо понять.
Вилли и Барента разделяло всего шесть футов. Старик нахмурился, покусал губы и произнес:
– Bauer… entschuldigen… Bischric zum Bischof funf.[3] – Потом он посмотрел на Джимми Уэйна Саттера, стоявшего от него в десяти футах по диагонали, и перевел: – Слон на слон-пять.
Тощий еврей отер лицо и похромал по черным клеткам к Рэйнольдсу. Хэрод сосчитал плитки от края «доски» и удостоверился, что это действительно пятая по полю слона, или ряду слона, или как они там это называют. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что еврей теперь защищал позицию пешки Лугара, а по черной диагонали угрожал Сьюэлл. Но, похоже, женщина не осознавала, что ей грозит опасность. Хэрод снова посмотрел на нее, пытаясь разглядеть обнаженное тело в разрывах рубашки. Теперь, когда он восстановил в памяти основные шахматные правила, он ощущал меньшее напряжение. Пока он оставался на этом месте, ему ничто не угрожало. При прямом столкновении пешки не могли есть пешек. Справа от него, на клетку впереди стоял Рэйнольдс, защищая, так сказать, фланг Хэрода. Он снова посмотрел на Сьюэлл и решил, что, если ее как следует вымыть, она будет не так уж дурна.
– Пешка – ладья-три, – промолвил Барент и сделал учтивый жест рукой.
На какое-то мгновение Хэрод с ужасом подумал, что ему опять надо передвигаться, но потом вспомнил, что Барент был черным королем. Мисс Сьюэлл среагировала на жест миллионера и изящно переступила на белую клетку.
– Благодарю вас, дорогая, – сказал Барент.
Хэрод почувствовал, как у него снова начинает колотиться сердце. Еврей-слон больше не угрожал пешке Сьюэлл, но она находилась в одном диагональном шаге от Тома Рэйнольдса. Если Вилли не съест ее Рэйнольдсом, она уничтожит его следующим же ходом и тогда окажется по диагонали от Хэрода.
«Черт», – подумал он.
– Пешка на конь-шесть, – без промедления среагировал Вилли.
Хэрод повернул голову, пытаясь сообразить, как он может попасть туда со своего места, но Рэйнольдс пришел в движение. Белокурая пешка шагнула на черную клетку рядом с мисс Сьюэлл, оказавшись лицом к лицу с Марией Чен.
Хэрод облизнул внезапно пересохшие губы. Марии Чен пока ничего не грозило, Рэйнольдс не мог ее съесть.
«О господи, – подумал он, – а что же станет с нами, пешками, когда нас будут съедать?»
– Пешка на слон-четыре, – бесстрастно ответил Барент.
Свенсон вежливо подтолкнул Кеплера. Член Клуба Островитян заморгал и сделал шаг вперед. Барент перестал выглядеть на доске таким одиноким.
– Кажется, это сороковой ход? – заметил Вилли и сделал шаг по диагонали на черную клетку. – Король на ладья-четыре.
– Пешка – слон-пять. – Барент передвинул Кеплера еще на одну клетку.
Кеплер в своем перепачканном костюме двигался осторожно, словно в квадрате, расположенном рядом с Барентом, могла находиться западня. Заняв новую позицию, он остался стоять у самого края клетки, не сводя глаз с обнаженного негра, расположившегося в шести футах от него, на соседней черной диагонали. Лугар смотрел на Барента.
– Пешка бьет пешку, – пробормотал Вилли. Лугар сделал шаг вперед и вправо. Джозеф Кеплер закричал и повернулся, чтобы бежать.
– Нет-нет, – нахмурился Барент.
Кеплер замер в прыжке, мышцы его напряглись, ноги выпрямились. Не шевелясь, он смотрел на приближающегося негра. Лугар остановился рядом с ним на черной клетке. В глазах Кеплера застыл ужас.
– Спасибо, Джозеф, – сказал Барент. – Ты сослужил хорошую службу. – И он кивнул Вилли.
Дженсен Лугар обеими ладонями взял угловатое лицо Кеплера, стиснул его и резким движением вывернул голову. Хруст сломанной шеи эхом отдался под сводами зала. Кеплер один раз дернулся и испустил дух, снова обмочившись при падении. По жесту Барента вперед выскочили охранники и, схватив обмякшее тело, поволокли его прочь.
Лугар остался на черной клетке один, глаза его были устремлены в пустоту. Барент внимательно посмотрел на него.
Хэрод не мог поверить, что Вилли отдаст Баренту Лугара. Уже четыре года негр был любимчиком старого продюсера и, по меньшей мере, дважды в неделю делил с ним постель. Вероятно, Барент тоже сомневался в этом. Он поднял палец, и из темноты выступило с полдюжины охранников, нацелив свои «узи» на Вилли и его пешку.
– Герр Борден? – спросил Барент, поднимая бровь. – Мы можем сойтись на ничьей и вернуться к установленным состязаниям. На следующий год… кто знает?
Лицо Вилли превратилось в бесстрастную маску.
– Меня зовут герр генерал Вильгельм фон Борхерт, – ровным голосом произнес он. – Ходите.
Барент помедлил, затем кивнул своим охранникам. Хэрод ожидал шквала огня, но они лишь удостоверились, что траектории выстрелов свободны, и замерли в готовности.
– Что ж, пусть будет так. – Барент положил на плечо Лугара свою бледную руку.
Уже позднее Хэрод думал, что смог бы воспроизвести на экране то, что последовало дальше, при неограниченном бюджете, дюжине техников по гидравлике и работе с кровяными резервуарами, но ему никогда бы не удалось добиться такого звука и такого выражения на лицах окружающих. Через мгновение тело Лугара начало корчиться и дергаться, органы грудной клетки выперли наружу, грозя сломать ребра, бугры мускулов на плоском животе надулись, как крыша тента от порыва ветра. Затем все тело негра содрогнулось, будто охваченное каким-то жутким спазмом, и у Хэрода мелькнул образ расплющенной глины в руках выведенного из себя скульптора. Но страшнее всего были глаза: они закатились, так что остались видны лишь белки, которые постепенно увеличивались сначала до размеров шариков для гольфа, потом – бейсбольного мяча, надувных шаров… Лугар открыл рот, но вместо ожидаемого крика оттуда хлынула кровь. Хэрод слышал звуки, доносившиеся из утробы Лугара, – мышцы внутри рвались с таким же надрывным дребезжанием, как лопаются струны рояля, слишком туго натянутые на колки.
Барент отступил на шаг, чтобы не испачкать свой парадный костюм, белую рубашку и лакированные ботинки.
– Король берет пешку, – промолвил он, поправив шелковый галстук.
Вышедшие на поле охранники вынесли тело Лугара. Теперь Барента и немца разделяла лишь одна белая клетка. Шахматные правила запрещали кому-либо из них вставать на нее. Короли не могли вступать в противостояние.
– По-моему, мой ход, – промолвил Вилли.
– Да, герр Бор… герр генерал фон Борхерт, – ответил Барент.
Вилли кивнул, щелкнул каблуками и объявил следующий ход.
– Разве мы не должны уже прилететь? – спросила Натали Престон и, наклонившись вперед, посмотрела в залитое дождем ветровое стекло.
Дерил Микс жевал незажженную сигару, перегоняя ее из одного угла рта в другой.
– Встречный ветер сильнее, чем я думал, – ответил он. – Успокойтесь. Уже скоро. Высматривайте огни с правой стороны.
Натали откинулась назад и с трудом справилась с желанием в тридцатый раз заглянуть в сумочку и проверить «кольт».
– Я до сих пор не могу понять, что здесь делает такая малышка, как ты, – пошутил с заднего сиденья Джексон.
Натали резко обернулась:
– Послушай, я знаю, что я здесь делаю. А вот что ты делаешь здесь?
Уловив ее напряженное состояние, Джексон улыбнулся и невозмутимо ответил:
– Братство Кирпичного завода не может смириться с тем, что являются подлые люди и начинают расправляться с его членами на нашей территории. Когда-то ведь надо рассчитаться.
Натали сжала кулаки.
– Дело не только в этом, – промолвила она. – Это не просто подлые люди.
Джексон взял ее за плечи и тихонько сжал их:
– Послушай, малышка, на этой земле есть всего три сорта людей: подлые ублюдки, подлые черные ублюдки и подлые белые ублюдки. Подлые белые ублюдки хуже всего, потому что они дольше всех занимаются этим делом. – Он бросил взгляд на пилота. – Я не хотел тебя обидеть, приятель.
– А я и не обиделся, – сказал Микс, перекинув сигару в другой угол рта и ткнув пальцем в ветровое стекло. – Вон там, на горизонте, возможно, уже наш огонек. – Он сверился с указателем скорости и добавил: – Через двадцать минут… Может, через двадцать пять.
Натали снова нащупала в сумочке «кольт» тридцать второго калибра. Всякий раз, как она прикасалась к нему, он казался ей все меньше и незначительней.
Микс дернул дроссель, и «сессна» понемногу начала терять высоту.
Сквозь пелену боли и усталости Сол заставлял себя следить за игрой. Больше всего он боялся потерять сознание или по собственной невнимательности вынудить Вилли преждевременно применить свою силу. И то и другое запустило бы механизм фазы сна, а фаза быстрого сна повлекла бы за собой многое другое.
Как же ему хотелось сейчас лечь и заснуть долгим сном без всяких сновидений. Уже полгода он видел во сне одни и те же запрограммированные сюжеты, и теперь ему казалось, что если смерть – единственный вид глубокого сна, лишенный сновидений, то он готов был приветствовать ее.
Но не сейчас.
После смерти Лугара и потери единственной дружелюбной фигуры оберст – Сол отказывался производить его в генералы – воспользовался своим сорок вторым ходом и перешел в следующую клетку, передвинув белого короля на ладью-5. Похоже, его не волновало, что он оказался на чужой половине доски: две клетки отделяли его от Свенсона, три – от Сапера, и две – от самого Барента.
Только слон мог прийти сейчас на помощь старому немцу, и Сол заставил себя сосредоточиться. Если следующий ход Барента будет направлен на слона, Сол не выдержит и тут же набросится на оберста. До Вилли было почти двадцать футов, но он уповал лишь на то, что присутствие Барента помешает охранникам сразу открыть огонь. К тому же оставался еще Том Рэйнольдс, белая пешка, стоявшая на черной клетке в трех футах от Сола. Даже если никто из охранников Барента не среагирует, оберст непременно использует Рэйнольдса, чтобы схватить его.
Сорок вторым ходом Барент перевел своего короля в квадрат королевского слона-4 и встал рядом с Саттером. Теперь от оберста его отделяла всего одна пустая клетка.
– Слон на король-3, – объявил Вилли, и Сол, встряхнувшись, поспешно двинулся вперед, пока его не подогнали.
Но даже с новой позиции ему было трудно представить это скопление уставших тел со стратегической точки зрения. Он закрыл глаза и как бы воочию увидел шахматную доску, пока Барент делал ход король-5 и перемещался на соседнюю с ним клетку.
Сол понимал, что если оберст сейчас не передвинет его, то следующим ходом Барент его съест. Он заставил себя стоять на месте, вспоминая ту ночь в бараках Челмно, когда он решил, что лучше бороться и умереть, чем позволить увести себя в темноту.
– Слон на слон-два, – скомандовал старик.
Сол шагнул назад и вправо и оказался на расстоянии хода коня от Барента.
Миллионер задумался над следующим ходом, потом кинул взгляд на Вилли и улыбнулся.
– Это правда, герр генерал, что вы присутствовали при кончине Гитлера? – спросил он.
Сол широко раскрыл глаза. Это было невероятным нарушением шахматного этикета – обращаться к сопернику в ходе игры.
Но, похоже, Вилли не возражал.
– Да, я был в бункере фюрера в его последние часы, герр Барент. И что из этого?
– Ничего, – задумчиво протянул Барент. – Я просто подумал, не оттуда ли идет ваше пристрастие к «Сумеркам богов»?
Вилли захихикал:
– Фюрер был дешевым позером. Двадцать второго апреля… помню, это было через двое суток после его дня рождения… он решил отправиться на юг и возглавить военные группировки Шернера и Кессельринга, прежде чем падет Берлин. Я убедил его остаться. На следующее утро я вылетел из города на частном самолете, используя вместо взлетной полосы аллею разрушенного зоопарка. Ваш ход, герр Барент.
Барент выждал еще секунд сорок и отступил назад по диагонали на клетку слон-4, вновь оказавшись рядом с Саттером.
– Слон на ладья-четыре, – скомандовал Вилли. Сол миновал по диагонали две черные клетки и встал позади оберста. Пока он хромал, рана на левой ноге открылась, и теперь он стоял, зажимая ее тканью комбинезона. Он находился так близко от немца, что даже ощущал его запах – такой же острый и приторно-сладкий, каким он представлял себе запах газа «Циклон-В».
– Джеймс? – окликнул Барент Сапера, и тот, выйдя из своего транса, сделал шаг вперед и остановился рядом с хозяином на четвертой клетке королевской линии.
Вилли бросил взгляд на Сола и резким движением указал ему на пустой квадрат между Барентом и собой. Сол повиновался.
– Слон на конь-пять, – в гробовой тишине объявил немец.
Сол стоял и глядел на бесстрастного агента по имени Свенсон, находившегося в двух клетках от него, ощущая присутствие Барента в двух футах слева от себя и оберста на таком же расстоянии справа. Он подумал, что, наверное, то же самое чувство испытывает человек, очутившийся между двумя огромными кобрами.
Близость оберста подталкивала Сола к тому, чтобы начать действовать прямо сейчас. Ему надо было лишь повернуться и…
Нет. Время еще не пришло.
Сол украдкой посмотрел влево. Барент едва ли не с апатичным видом взирал на группу из четырех забытых пешек в дальней левой части «доски». Затем он похлопал Саттера по широкой спине и пробормотал:
– Пешка на король-пять.
И телепроповедник перешел на белую клетку.
Сол мгновенно понял, какую угрозу несет Саттер оберсту. Проходная пешка, достигшая последнего ряда, могла быть превращена в любую фигуру. Но пока Саттер стоял всего лишь в пятом ряду. В качестве слона Сол контролировал диагональ, на которой находилась шестая клетка. Однако теперь появилась вероятность, что ему придется «съесть» Саттера. Какое бы презрение ни испытывал Сол к отвратительному лицемеру, в это мгновение он твердо решил, что никогда не позволит оберсту использовать себя таким образом. Если последует распоряжение убить Саттера, значит, ему придется наброситься на немца, и наплевать, что при этом шансы на успех могут равняться нулю.
Сол закрыл глаза и чуть было не провалился в сон. Сжав левой рукой раненую ногу, он заставил, чтобы немыслимая боль вернула его в бодрствующее состояние. Теперь у него болела правая рука, пальцы еле реагировали, когда он пытался пошевелить ими.
Сол подумал о том, где сейчас Натали. Почему она не может заставить старуху действовать? Мисс Сьюэлл стояла далеко в третьем ряду на линии ферзевой ладьи, как брошенная статуэтка, устремив взгляд в тенистые своды зала.
– Слон на король-три, – скомандовал оберст. Тяжело вздохнув, Сол вернулся на свою прежнюю позицию, заблокировав продвижение Саттера. Он не мог причинить тому никакого вреда, пока черная пешка оставалась на белой клетке. И Саттер не мог сделать Солу ничего плохого, пока они находились лицом друг к другу.
– Король на слон-три, – произнес Барент и отступил назад на одну клетку. Теперь Свенсон оказался слева от него.
– Белый король на конь-четыре, – объявил Вилли и передвинулся на шаг ближе к саттеру и Солу.
– И черный король не отстает, – чуть ли не игриво откликнулся Барент. – Король на ка-четыре. – Он сделал шаг вперед по диагонали и остановился за Саттером. Фигуры сходились к бою.
С расстояния двух футов Сол смотрел в зеленые глаза преподобного Джимми Уэйна Саттера. В них не было страха, лишь недоумение, всепоглощающее желание понять, что происходит.
Сол догадался, что игра вступает в заключительную фазу.
– Король на конь-пять, – объявил Вилли, перемещаясь на черную клетку в ряду Барента.
Миллионер выдержал паузу, огляделся и отошел на клетку вправо, в сторону от оберста.
– Герр генерал, не хотите ли прерваться и освежиться? Сейчас почти три ночи. Мы могли бы перекусить и возобновить игру через полчаса.
– Нет! – упрямо сказал Вилли. – Кажется, пятидесятый ход? – Он сделал шаг по направлению к Баренту и перешел на белую клетку по диагонали от Саттера. Священник не пошевелился. – Король на слон-пять, – громко сказал немец.