Красные моря под красными небесами Линч Скотт

Он, тряхнув левым рукавом, протянул Реквину раскрытую ладонь, на которой оказалась невесть откуда взявшаяся колода карт.

Селендри моментально приставила к горлу Локка вороненые клинки.

– Любимая, колодой карт ему меня не убить, – с улыбкой сказал ей Реквин и кивнул Локку. – Неплохо, господин Коста.

– А теперь… – Локк отвел вытянутую руку в сторону, удерживая колоду вертикально, между большим и остальными пальцами.

Легкий поворот запястья, едва заметное движение большого пальца – и он срезал колоду и, сперва медленно, а потом все убыстряя темп, принялся переставлять пальцы, пока не начал перебирать ими с такой быстротой, что кисть словно бы превратилась в паука, берущего уроки фехтования. Десятки раз Локк срезал, пролистывал и перетасовывал колоду, а затем стремительно, широким веером, выложил ее на стол, сдвинув Реквиновы безделушки.

– Выберите карту, – предложил Локк. – Любую. Посмотрите, запомните, мне не показывайте.

Реквин взял карту, а Локк тем временем ловким скользящим движением собрал остальные со стола, будто ленту поднял, и снова принялся тасовать. Наконец, разделив колоду на две части, он опустил половину на столешницу:

– А теперь положите вашу карту вот сюда, наверх. Надеюсь, вы ее хорошенько запомнили.

Реквин послушно положил карту. Локк тут же накрыл ее оставшимися картами, снова ухватил колоду, хорошенько перетасовал и, сняв верхнюю карту – четверку кубков, с улыбкой швырнул ее на стол и торжественно возгласил:

– Вот ваша карта, о властитель «Венца порока»!

– Нет, – ухмыльнулся Реквин.

– Тьфу ты! – Локк открыл следующую карту – печать Солнца. – А, я так и знал, она вот куда подевалась.

– Нет.

– Вот незадача… – вздохнул Локк, торопливо открывая следующие карты в колоде. – Восьмерка шпилей? Тройка шпилей? Тройка кубков? Печать Двенадцати? Пять сабель? Да что же это такое… Владычица цветов?

Реквин раз за разом мотал головой.

– Прошу прощения. – Локк, отложив колоду на стол, левой рукой расстегнул правый манжет, озабоченно задрал рукав до локтя, потом одернул его и снова завозился с запонкой.

В левой руке Локка возникла еще одна колода.

– Ну-ка… Семерка сабель? Тройка шпилей? Нет, это уже было… Двойка кубков? Шестерка кубков? Владыка сабель? Тройка цветов? Где же она?! И что за дурацкая колода мне попалась!

Он положил вторую колоду рядом с первой и, рассеянно почесав живот над узким кушаком панталон, извлек откуда-то третью колоду, после чего с деланым изумлением вскинул бровь и улыбнулся Реквину:

– Этот фокус гораздо эффектнее исполнять обеими руками.

– Вы и одной рукой прекрасно справляетесь, – заметил Реквин.

Локк, вздохнув, перевернул верхнюю карту новой колоды:

– Девятка кубков! Она?

Реквин хмыкнул и снова помотал головой.

Третья колода присоединилась к растущей горке карт на столешнице. Локк, чуть приподнявшись с колен, вытащил четвертую – вроде как из панталон.

– Ваши прекрасно обученные служители, разумеется, без особого труда обнаружили бы у босоногого человека в одной рубашке четыре спрятанные колоды… погодите-ка, четыре? По-моему, я обсчитался…

Пятая колода, появившись откуда-то из складок шелковой рубашки, тут же прибавилась к угрожающе накренившейся стопке на столе.

– Нет, ну уж пять колод от ваших прекрасно обученных служителей никоим образом не укрылись бы, господин Реквин. Пять колод – это чересчур. Перегиб. Того и гляди засмеют, стыда не оберешься. И все же – вот они, красавицы. Прошу прощения, я мог бы пронести и больше, но их пришлось бы скрывать в местах не вполне пристойных. И опять же извините, но выбранной вами карты я отыскать не могу, хотя… Погодите-ка… А, вот куда она спряталась, мерзавка! – Он потянулся к столу, сдвинул бутылку вина, извлек из-под нее карту рубашкой вверх и, крутанув в пальцах, объявил: – Ваша карта. Десятка сабель.

Реквин расхохотался; в пламенеющем сиянии очков сверкнули желтоватые зубы.

– Прекрасно! Великолепно! Итак, принимая во внимание, что все это вы проделали одной рукой, приходится признать, что подобные фокусы вполне могут ввести в заблуждение моих служителей и гостей. Однако же вы с господином де Ферра проводили время за играми, в которых соблюдаются весьма строгие правила. Карточные фокусы в них неприменимы.

– Освободите меня, и я расскажу, как мы обошли ваши строгие правила.

– Мне хотелось бы сохранить за собой преимущество.

– В таком случае предлагаю равноценный обмен, – заявил Локк с неподдельной, отчаянной искренностью. – Выпустите мою правую руку, а я подробно перечислю все изъяны в системе безопасности вашего славного заведения.

Реквин неторопливо сплел в замок обтянутые перчатками пальцы, окинул испытующим взглядом коленопреклоненного Локка и задумчиво кивнул Селендри. Она, чуть отведя клинки в сторону, нажала какой-то рычажок под столешницей. Локк, потирая высвободившееся запястье, неуверенно поднялся на ноги.

– Премного благодарен, – с притворной беззаботностью произнес он. – Так вот, мы играли много и часто, однако, прошу заметить, старательно избегали «красное и черное», «двадцать», «девичью причуду»… В общем, все те игры, где посетители играют против заведения, а не друг против друга, – ведь игры эти основываются на тонком математическом расчете, дающем игорному дому существенное преимущество.

– Владельцы игорных домов пекутся о своей прибыли, господин Коста.

– Разумеется. Поэтому они и не представляют для меня никакого интереса. Я обманываю людей, а не заведение. Мне не страшны ни ваши хитроумные устройства, ни ваши хорошо обученные служители. В игре с противником из плоти и крови шулер всегда отыщет лазейку и просочится в нее, как вода в щели корабельного днища.

– Весьма зажигательная речь, господин Коста, – сказал Реквин. – Меня всегда восхищает красноречие обреченных. Однако нам с вами известно, что, к примеру, в лихой карусели обман возможен только по предварительному сговору всех четырех игроков, что, разумеется, лишает игру всякого смысла.

– Верно. Карусель обмануть невозможно, сданные карты не подтасуешь – во всяком случае, в вашем заведении. Зато вполне возможно обмануть игроков. Вы знаете, что такое бела-паранелла?

– Снотворное. Дорогое алхимическое зелье.

– Вот именно. Безвкусный и бесцветный порошок, действие которого, смею заметить, многократно усиливают спиртные напитки. Вчера мы с Жеромом всякий раз, прежде чем браться за карты, присыпали им кончики пальцев. У госпожи Корвальер есть хорошо известная привычка во время игры поглощать лакомства, облизывая пальцы, так что рано или поздно порошок на нее подействовал бы.

– Ах вот как! – озадаченно протянул Реквин. – Селендри, вам об этом известно?

– Мне известно о привычке госпожи Корвальер, – хрипло прошептала Селендри. – Она таким образом противников отвлекает.

– Да-да, я с несказанным удовольствием следил за ней весь вечер, – заявил Локк. – Она сама себя наказала.

– Что ж, весьма похоже на правду, – задумчиво произнес Реквин. – Теперь понятно, чем объясняется… внезапное недомогание Измилы.

– Да уж, она несокрушима, как ангар из Древнего стекла. Мы с Жеромом выпили порядочно, а ей досталось лишь несколько фиалов, от них она не захмелела бы, если бы не чудодейственное зелье.

– Допустим. А теперь поговорим о других играх – к примеру, об альянсах наугад.

В альянсы наугад играли в полном молчании. Игроки – четное число – занимали места за круглым столом с высокими перегородками перед каждым, которые надежно заслоняли от партнера, сидевшего строго напротив, однако позволяли заглядывать в карты соседей. Дабы партнеры не подавали тайных сигналов друг другу, перестукиваясь под столом, каждый игрок придерживал правой ступней левую ногу соседа справа. Играть приходилось по наитию, полагаясь лишь на отчаянные догадки, не видя, не слыша и не касаясь партнера.

– А, так это детская забава! Мы с Жеромом заказали особую обувь с железными вкладками в мысках. Если умеючи вытащить ногу из башмака, то сосед по игре не почувствует ничего подозрительного – вес железной вкладки полностью соответствует весу ступни, придерживающей ногу. Так что мы с Жеромом под столом целые поэмы друг другу выстукивали, у нас свой код имеется. Вам же наверняка доложили о наших баснословных выигрышах.

– Вы шутите?

– Нисколько. Могу вам обувь показать.

– Да, вам и впрямь чрезвычайно везло… Ну а как же вам удалось лорда Ландреваля в бильярд обыграть? Тут мошенничать бесполезно – и стол, и шары, и кии сделаны на заказ для игорного дома, вдобавок их всякий раз тщательно осматривают, а счет ведется моими служителями.

– Разумеется, подделать все это невозможно, но за десять соларов лекарь Ландреваля поведал мне о некоторых особенностях организма его светлости и среди прочего упомянул, что лорд Ландреваль испытывает болезненную чувствительность к лимонам. Перед каждой партией мы с Жеромом натирали руки, лицо и шею разрезанными лимонами, а запах маскировали ароматическими отдушками. За полчаса общения с нами у Ландреваля развивался такой отек, что он веки с трудом разлеплял. Бедняга так и не понял, из-за чего это происходило.

– Погодите, вы утверждаете, что выиграли тысячу соларов с помощью пары лимонов? Но это же совершеннейший вздор!

– Вы абсолютно правы. Я обратился к Ландревалю с учтивой просьбой о ссуде в тысячу соларов, а он, исключительно по доброте душевной, предоставил нам возможность опозорить его на весь свет, одержав победу в той самой игре, непревзойденным мастером которой он считается.

– Гм…

– Как часто Ландреваль проигрывал? Одну игру из пятидесяти? А потом появились мы с Жеромом, ну и…

– Да уж. Лимоны, говорите?

– Они самые. Видите ли, если не удается смухлевать в игре, то следует отыскать способ обмишулить игрока. Мы с Жеромом способны любого гостя в вашем уважаемом заведении превратить в послушную марионетку, дайте только время подготовиться и собрать необходимые сведения. Впрочем, если бы человек с моими способностями разузнал побольше обо мне самом, то и меня бы в марионетку превратили.

– Ваш рассказ меня заинтересовал, господин Коста. – Реквин взял бокал со стола, неторопливо отпил вина. – Положим, я готов снизойти до признания некоторой части ваших утверждений. Я подозревал, что вы с приятелем вовсе не биржевые дельцы, но в моем заведении всякий обладатель солидного состояния волен объявить себя кем угодно – хоть герцогом, хоть трехголовым драконом, мне все равно. До того как вы переступили порог моего кабинета, я считал вас человеком состоятельным, поэтому позвольте задать вам чрезвычайно важный вопрос: с какого перепугу вы мне все это рассказываете?

– Мне хотелось привлечь ваше внимание.

– Считайте, что вам это удалось.

– Увы, одного внимания недостаточно. Вы должны были в полной мере оценить мои способности и мои дальнейшие намерения.

– Что ж, я их оценил – с некоторыми оговорками. И как вы думаете, чего же вы этим добились?

– Того, что вы прислушаетесь к моему следующему заявлению.

– Какому еще заявлению?

– Понимаете, я здесь не ради того, чтобы обманом выманивать тысячи соларов у ваших уважаемых гостей. Несомненно, это доставило мне огромное удовольствие, но моя главная цель заключается в ином… – Локк развел руками и виновато улыбнулся. – Меня наняли для того, чтобы я проник в вашу сокровищницу и вынес оттуда абсолютно все у вас из-под носа.

Реквин недоуменно моргнул:

– Но это же невозможно!

– Увы, это неизбежно.

– Послушайте, речь идет не о ловкости руки и не о лимонах. Извольте объясниться, господин Коста.

– Устал я стоять, ноги гудят, – сказал Локк. – Да и в горле пересохло.

Реквин, пристально посмотрев на него, пожал плечами и небрежно произнес:

– Селендри, стул для господина Косты. И бокал.

Недовольно поморщившись, Селендри подняла резной стул темного дерева с кожаным сиденьем, стоявший у стены, и опустила его рядом с Локком. Локк улыбнулся и сел на стул. Селендри куда-то отошла и, вернувшись, вручила Реквину хрустальный бокал. Реквин взял со стола бутылку и щедро наполнил бокал красным вином. Красным? Локк удивленно заморгал, но тут же сообразил, что это камелеона, изменчивое вино – одно из сотен знаменитых творений веррарских алхимиков-виноделов. Реквин передал ему бокал и, скрестив руки на груди, оперся о столешницу.

– За ваше здоровье, – сказал Реквин. – Оно вам еще пригодится.

Локк с наслаждением глотнул вина, смакуя необычный букет, в котором привкус абрикоса сменялся ароматной свежестью чуть кисловатых яблок. Неплохо разбираясь в винах, Локк оценил глоток в двадцать воланов и с неподдельной признательностью кивнул Реквину, который равнодушно отмахнулся.

– Господин Коста, от вашего внимания наверняка не ускользнул тот факт, что моя сокровищница – самое надежное хранилище в Тал-Верраре. Это единственное в городе место, защищенное с избыточностью, превосходящей даже охрану личных покоев самого архонта. – Реквин левой рукой поправил тугую перчатку, обтягивающую пальцы правой. – Сокровищница заключена в оболочку первозданного Древнего стекла, и путь в нее преграждает череда заслонов – непревзойденных творений искуснейших механиков и литейщиков, совершенство которых, не сочтите за пустое хвастовство, не имеет себе равных. Конечно же, звучит это нескромно, будто я исподним похваляюсь, но, да будет вам известно, многие приоры предпочитают хранить свои деньги и ценности у меня.

– Примите мои поздравления, – сказал Локк. – Весьма лестно обзавестись такими важными клиентами. И все же вход в сокровищницу охраняется набором шестеренок, а шестеренки изготавливают люди. А все запертое кто-нибудь обязательно отопрет.

– Повторяю, это невозможно.

– А я вас снова поправлю – не невозможно, а трудно. Трудно и невозможно – как родственники, которых часто путают, хотя у них очень мало общего.

– Сквозь заслоны, оберегающие вход в мою сокровищницу, самому лучшему вору на свете не пробраться. Увы, господин Коста, проще бегемота родить. Это даже обсуждать глупо. Мы с вами всю ночь можем мужскими достоинствами мериться: мол, у меня пять футов, а у вас – все шесть и по команде огнем пышет. Вы сами признали, что обмануть механические устройства в моем заведении вам не под силу. А раз уж моя сокровищница охраняется механизмами, непревзойденными в своей сложности, то из ваших же слов следует, что я и есть тот самый противник из плоти и крови, которого вы надеетесь обвести вокруг пальца.

– Возможно, наша с вами беседа заставит меня забыть о подобной надежде.

– А как обман посетителей моего заведения связан с попыткой пробраться в сокровищницу?

– Видите ли, мы зачастили к вам под видом заядлых игроков для того, чтобы поближе ознакомиться с вашими методами, однако особого успеха это не принесло. А мошенничали мы со скуки, чтобы игре интереса придать.

– В «Венце порока» вам скучно?!

– Мы с Жеромом – воры. Вот уже много лет мы в картишки поигрываем и добро воруем и на востоке, и на западе. Мы и в Каморре не раз промышляли, и здесь. С богачами карусели крутить – милое времяпрепровождение, но быстро надоедает. Время идет, работа стоит, а развлечься чем-то надо…

– Кстати, о работе. Вы упомянули, что вас наняли. Вот об этом извольте рассказать подробнее.

– Нас с партнером сюда прислали, скажем так, наводчиками. Из всех подробностей нам известно лишь, что некая особа жаждет полностью опустошить вашу сокровищницу – не просто проникнуть внутрь, а вынести все подчистую, выжать все добро, как мед из сот.

– Некая особа?

– Некая особа. Понятия не имею, кто именно. Мы с Жеромом имеем дело исключительно с подставными лицами, а выяснить, кто за ними стоит, нам не удается. Наш заказчик как был безымянным, так вот уже целых два года им и остается.

– И часто вы с безымянными заказчиками связываетесь, господин Коста?

– Только в тех случаях, когда за мои труды платят грудами звонких монет. Смею вас уверить, мой заказчик на деньги не скупится.

Реквин уселся за стол, снял очки и устало потер глаза, не снимая перчаток.

– А какую игру вы теперь ведете, господин Коста? Почему решили осчастливить меня вашими откровениями?

– Мне мой заказчик прискучил. И общество Жерома мне прискучило. В Тал-Верраре мне нравится, поэтому хотелось бы подыскать себе новое занятие.

– Что, решили костюмчик сменить?

– Да, если вам угодно так выразиться.

– А мне от этого какая выгода?

– Во-первых, у вас появится возможность противостоять действиям моего заказчика. Имейте в виду, сюда не только нас с Жеромом заслали. Нам поручено выяснить, как пробраться в сокровищницу, только и всего. Все собранные нами сведения передаются кому-то еще. От нас требуется лишь вскрыть вашу кубышку, а дальнейшие планы нам неведомы.

– Продолжайте.

– А во-вторых, у меня есть взаимовыгодное предложение. Мне нужна работа. Надоело бегать из города в город, счастья искать. Я хочу обосноваться в Тал-Верраре, остепениться, дом прикупить, женщиной обзавестись. Вот помогу вам разделаться с моим заказчиком и с удовольствием в вашем заведении послужу.

– Фигляром?

– Реквин, вам просто необходим управляющий игорными залами. Признайтесь, сейчас вы так же уверены в надежности вашего заведения, как и в самом начале нашей беседы? Мне известны все игры, в которых можно смухлевать. Не будь я сообразительнее ваших служителей, мне бы не выжить. Кто лучше меня сможет уследить за гостями? Кто, как не я, сумеет обеспечить честную игру?

– Что ж, соглашусь, ваша просьба вполне логична. А вот ваше желание уйти от заказчика логическому объяснению не поддается. Вас не страшат последствия такого поступка?

– Нисколько, особенно если я помогу вам избавиться от угрозы. Основная трудность заключается в том, чтобы выяснить личность моего заказчика. Когда известно, с кем имеешь дело, избавиться от такого человека не составляет особого труда. Вам подчиняются все веррарские банды, к вашим советам прислушиваются приоры. Если мы узнаем, кто этот таинственный заказчик, то вы наверняка сумеете его приструнить.

– А как же ваш партнер, господин де Ферра?

– Мы с ним прекрасно работали, – сказал Локк, – но недавно рассорились из-за весьма досадного расхождения во взглядах. Он меня глубоко оскорбил, однако полагает, что заслужил мое прощение. Смею вас заверить, таких оскорблений я не прощаю. Как только мы покончим с нашим заказчиком, я лично намерен разобраться с Жеромом, дабы он перед смертью осознал, что в нашем споре я вышел победителем. Да, по возможности смерть он должен принять от моей руки. Это и работа в вашем заведении – все, чего я у вас прошу.

– Гм… Селендри, а что ты об этом думаешь?

– Есть тайны, которым лучше перерезать горло, – прошептала она.

– Умоляю, не беспокойтесь! – сказал ей Локк. – Для вас я угрозы не представляю. Управляющий игорными залами – предел моих мечтаний. Я отнюдь не желаю занять ваше место.

– При всем желании, господин Коста, у вас этого не выйдет, – заметил Реквин, ласково коснувшись правой, неизувеченной руки Селендри и нежно пожимая ей пальцы. – Ваша дерзость меня восхищает, но всему есть предел.

– Ох, прошу прощения. Я не собирался так далеко заходить в своих предположениях. Селендри, между прочим, я вполне с вами согласен. Признаюсь, я и сам был бы склонен полагать, что от меня лучше всего избавиться. Для людей моей профессии тайны весьма опасны. Таинственность, окружающая моего заказчика, стала меня раздражать. Мне хочется жить размеренно и предсказуемо, а потому и моя просьба, и мое предложение вполне искренни.

– А взамен, – сказал Реквин, – вы сулите предоставить мне расплывчатое объяснение неких опасностей, якобы грозящих моей сокровищнице, которая ограждена непревзойденными защитными мерами, разработанными мной лично, и по праву считается неприступной.

– Не так давно вы с такой же уверенностью утверждали, что ваши прекрасно обученные служители обладают непревзойденными способностями безупречно выявлять шулеров среди гостей вашего заведения.

– Ах, значит, вам все-таки удалось не только обмануть моих служителей, но и проникнуть в сокровищницу? Да полно, удалось ли?

– Для этого нужно время, – сказал Локк. – Дайте срок, и способ рано или поздно отыщется. Я от своих намерений отказываюсь не из-за трудностей, а исключительно из прихоти. Не принимайте мою искренность на веру, полюбопытствуйте, чем мы с Жеромом целых два года в Тал-Верраре занимались, – узнаете много интересного.

– Всенепременно, – ответил Реквин. – А с вами что прикажете делать?

– Да ничего особенного! Наведите обо мне справки, последите за Жеромом и мной, позвольте нам по-прежнему посещать «Венец порока» – клятвенно обещаю, что в ближайшие дни играть мы будем честно. А я тем временем поразмыслю, планы свои обдумаю… может быть, что-нибудь да разузнаю о нашем безымянном заказчике.

– Так вы ожидаете, что я вас отпущу подобру-поздорову? Не лучше ли подержать вас взаперти, пока я справки навожу?

– Если вы всерьез решили рассмотреть либо мою просьбу, либо мое предложение, либо и то и другое, – заметил Локк, – то обязаны всерьез задуматься об угрозе, исходящей от моего заказчика. Как только до него дойдут слухи о моем провале, нас с Жеромом тут же отстранят от дел, а вы упустите благоприятную возможность.

– То есть пользы от вас не будет никакой, – сказал Реквин. – Итак, вы, человек, согласный на предательство и на убийство партнера, предлагаете мне все принять на веру?

– Между прочим, вы так же цепко держите мой кошелек, как ваш стол совсем недавно держал мою руку. Все мои деньги в Тал-Верраре находятся на счетах вашего заведения, это вам в любом счетном доме подтвердят. Прошу заметить, я добровольно уведомляю вас об этом вашем преимуществе.

– Господин Коста, тот, кто пылает жаждой мести, готов отдать все белое железо в мире за любую возможность поквитаться с обидчиком. Мои враги не позволяют мне об этом забывать.

– Я и сам не дурак. – Локк взял со стола колоду карт и рассеянно, не глядя, перетасовал. – Жером без всякой на то причины нанес мне смертельное оскорбление. Положите мне приличное жалованье, предоставьте достойное обращение – и у вас не будет ни малейших поводов для недовольства.

Локк снял верхнюю карту с колоды, щелчком перевернул ее и бросил на стол лицом вверх; рядом с остатками Реквинова ужина красовался владыка шпилей.

– Я сознательно решил переметнуться на вашу сторону. Делайте ставку, господин Реквин, пока вам благоволит удача.

Реквин вытащил очки из кармана камзола и нацепил их на нос, задумчиво разглядывая карту. В зале воцарилось молчание. Локк снова пригубил вина – теперь бледно-голубого, со вкусом можжевеловых ягод.

– Что ж, забудем на время все прочие соображения, – наконец произнес Реквин. – По-вашему, я должен оставить без внимания то, что вы дерзко презрели незыблемое правило «Венца порока», и отпустить вас безнаказанным?

– Обычно ваши служители разоблачают мошенников на виду у гостей заведения, – с напускным раскаянием сказал Локк, стараясь, чтобы слова его звучали как можно искреннее. – Моего признания никто, кроме вас, не слышал, а о причине нашей встречи Селендри служителям не говорила.

Реквин вздохнул, извлек из кармана золотой солар и положил его поверх Локкового владыки шпилей.

– Для начала сыграю по маленькой. Предупреждаю, любой хоть сколько-нибудь подозрительный или необычный поступок приведет к смерти, вы и опомниться не успеете. А если окажется, что вы мне хоть в чем-то сегодня солгали, то вам зальют глотку жидким стеклом.

– Справедливое решение.

– Сколько у вас денег на счете заведения?

– Чуть больше трех тысяч соларов.

– Из которых две тысячи теперь мои. Со счета я их не сниму, дабы не вызвать подозрений у господина де Ферра, но распоряжусь, чтобы вам этих денег не выдавали. И запомните, в моем заведении правила можно нарушать только с моего ведома.

– Ого! А теперь, судя по всему, мне следует изъявить глубокую благодарность… Я вам очень признателен. Благодарю вас.

– Господин Коста, будьте осмотрительны, иначе вам несдобровать. Представьте, что у вас под ногами – яичная скорлупа, и ступайте с превеликой осторожностью.

– Значит, я могу идти? А можно считать это началом испытательного срока?

– Ступайте. Можете считать, что пока вы испытываете мое терпение. В следующий раз мы встретимся после того, как я наведу справки о вашем недавнем прошлом. Селендри вас проводит до первого этажа. А теперь убирайтесь.

Селендри, разочарованно вздохнув, убрала вороненые клинки в бронзовую ладонь, сложила механические пальцы протеза так, что они приняли свой обычный вид, и махнула этой рукой в сторону выхода. По сверканию здорового глаза Селендри Локк понял, что испытывать ее терпение и вовсе не стоит.

Во втором ярусе Савролы, в нескольких кварталах от гостиного двора «Вилла Кандесса», в отдельном кабинете клуба «Золотая галерея» сидел Жан Таннен, погруженный в чтение. Клуб представлял собой запутанный лабиринт с кабинетами темного дерева; войлочная обивка и толстый слой кожи оберегали от посторонних звуков посетителей, жаждущих уединения. Служителям в кожаных фартуках и красных колпаках запрещалось разговаривать, и на все просьбы гостей они отвечали утвердительным или отрицательным кивком.

Жан, неторопливо поглощая десерт – марципановых стрекоз с крылышками из жженого сахара, тускло поблескивавших в неярком пламени свечей, – перечитывал трагедию Лукарно «Десять честных предателей». Рядом с томиком в роскошном сафьяновом переплете тарелка с недоеденным ужином – фаршированными копчеными миногами в карамельном соусе с бренди – выглядела бренными останками, разметанными по полю недавнего сражения. Зачитавшись, Жан не заметил, как в кабинет проскользнул Локк и уселся за стол.

– Леоканто! Ох, ты меня напугал! – еле слышно выдохнул Жан.

– Жером, – шепотом ответил Локк, – ты опять от волнения за книги хватаешься? Твои привычки ничто не изменит, как я погляжу.

– Я нисколько не волновался. Так, немного обеспокоился.

– Ни волноваться, ни беспокоиться незачем.

– Значит, дело сделано? Я предан?

– Окончательно и бесповоротно. Считай, ты уже живой труп.

– Прекрасно! А как он к этому отнесся?

– Настороженно. Что нас вполне устраивает. Если б он воодушевился, то… – Локк красноречивыми жестами изобразил, как в грудь ему вонзается кинжал. – Это копченые миноги?

– Угощайся. Они нафаршированы абрикосами и томленым желтым луком, я такое не очень люблю.

Локк, вооружившись Жановой вилкой, попробовал миног. Начинка ему понравилась.

– Мой счет в «Венце порока» уменьшился на две трети, – наконец сказал он, оторвавшись от угощения. – Дань Реквину за мошенничество и за то, что я испытываю его терпение.

– Ну, мы на эти деньги и не особо рассчитывали, хотя, конечно, неплохо было бы ими пару недель попользоваться.

– Верно. Однако я поначалу опасался иного исхода, ведь все могло завершиться хирургической ампутацией конечности в походных, то есть в кабинетных, условиях, а моя рука в этом совершенно не нуждается. А что ты там читаешь?

Жан показал ему титульный лист, и Локк притворно закашлялся, закатив глаза, будто подавился.

– Не пойму, зачем ты Лукарно вечно за собой таскаешь. К чему постоянно перечитывать романтические бредни? Хочешь, чтоб мозги в розовые сопли превратились? Ты же честный вор! Того и гляди обывателем заделаешься, цветочки в саду начнешь разводить.

– Я с огромным удовольствием покритиковал бы твои литературные пристрастия, если бы хоть однажды застал тебя за чтением.

– Между прочим, я много читаю.

– Ага, исторические и биографические труды, и то из-под палки. Я же помню, как Цеппи тебя заставлял.

– А что в них плохого?

– Да хотя бы то, что мы теперь живем на руинах истории, возникших в результате опрометчивых решений, принятых великими людьми, о которых впоследствии восторженно пишут биографы. Ради удовольствия я их не читаю – к чему изучать карту, если путешествие уже окончено?

– Но ведь все эти романтические бредни – сплошные выдумки! Ложь и обман! Что в них интересного?

– Ты сам понял, что сказал? Сплошные выдумки, ложь и обман… Для нас с тобой самое подходящее чтиво, мы же именно что выдумками, ложью и обманом на хлеб зарабатываем, профессия у нас такая.

– Я не в сказке живу, а в безжалостной действительности, и приемы у меня самые что ни на есть всамделишные. Раз уж у нас профессия такая, то и действовать надо профессионально, ради пользы дела, а не из прекраснодушных мечтательных порывов.

Жан придвинул книгу к себе и многозначительно стукнул по сафьяновому переплету:

– Вот где нам с тобой место найдется, Шип… За себя не скажу, но ты уж точно туда попадешь. В исторических трудах мы удостоимся разве что скромной пометки на полях, а вот в легендах нас наверняка воспоют…

– Да уж, размечтался. В легендах все переврут, да и нас оболгут – либо вознесут до небес, либо с грязью смешают. А правда о наших делах умрет вместе с нами.

– Лучше уж так, чем в полной безвестности сгинуть. Было время, ты не гнушался ни романтических бредней, ни театральных представлений, они помогали тебе входить в образ.

Локк вздохнул, оперся локтями о столешницу и еле слышно прошептал:

– А ты забыл, чем это закончилось?

– Прости… зря я тебе о некой рыжеволосой особе напомнил.

На пороге кабинета возник служитель, обратил вопросительный взгляд к Локку.

– Нет, спасибо, я сыт, – сказал Локк, откладывая вилку. – Подожду, пока мой приятель с засахаренными шершнями не расправится.

– Это не шершни, а стрекозы, – буркнул Жан, сунул лакомство в рот, проглотил, не разжевав, и спрятал томик Лукарно в карман камзола. – Несите счет.

Служитель кивнул, убрал со стола грязные тарелки и приколол к дощечке у стола листок бумаги.

Жан достал из кошелька горсть медяков.

– Что ж, вечер у нас свободен, – сказал Локк. – Реквин наверняка за нами слежку устроил, поэтому не будем его огорчать, пойдем-ка развлекаться.

– Отлично, – сказал Жан. – Побродим по окрестностям, сядем в лодку, сплаваем к Изумрудному пассажу. Там кофеен много, музыка играет. Леоканто и Жерому в самый раз напиться и к танцовщицам в тавернах приставать.

– Вот пусть Жером, налившись пивом, ухлестывает за девицами, пока солнце нас в постель не загонит. А Лео будет сидеть в глубокой задумчивости и с отвращением взирать на выходки приятеля.

– Может, с Реквиновыми лазутчиками в прятки поиграем?

– Тоже дело. Эх, жаль, нет Клопа. Нам выглядчики сейчас пригодились бы, да где ж в этом проклятом городе надежных людей взять.

– Да, жаль, что Клопа нет… – вздохнул Жан.

Они неторопливо направились к выходу из клуба и, памятуя о любопытных ушах и глазах, завели негромкую беседу о каких-то вымышленных делах господ Коста и де Ферра. К полуночи они уже шли по знакомым тихим кварталам за высокими стенами Савролы. Здесь царили порядок и спокойствие – ни старьевщиков, ни кровавых драк в переулках, ни вонючей мочи в водостоках. У серых кирпичных стен мерцали серебристые фонари в чугунных переплетах; яркий лунный свет озарял округу, хотя в высоком небе чернели тяжелые тучи.

Какая-то женщина, внезапно выступив из теней слева от Локка, пошла рядом с приятелями. В ладонь Локка непроизвольно скользнул зарукавный стилет, но женщина – невысокая, молодая и худощавая, в неброском темном наряде – упорно держалась поодаль, заложив руки за спину. На темных волосах, стянутых в длинный хвост, красовалась четырехуголка с серым шелковым шарфом, гордо реющим за спиной, как флаг на корме корабля.

– Леоканто Коста, – произнесла незнакомка милым, ровным голосом, – я знаю, что вы и ваш спутник вооружены. Давайте обойдемся без неприятностей.

– Прошу прощения, сударыня… – обескураженно начал Локк.

– Одно неловкое движение клинка у вас в руке – и вам в горло вонзится стрела. А вашему спутнику лучше не касаться топориков под камзолом. Ну, пойдемте…

Жан едва заметно шевельнул левой рукой, но Локк, удержав его, решительно помотал головой: среди прохожих на улицах оказалось немало таких, которые не сводили с приятелей пристальных взглядов, а в переулках таились какие-то подозрительные личности в тяжелых, не по погоде, накидках.

– Тьфу ты, – пробормотал Жан. – А на крышах-то…

Локк мельком взглянул на противоположную сторону улицы: на крышах трех- и четырехэтажных каменных домов виднелись силуэты мужчин с длинными луками в руках.

– Ах, сударыня, вы застали нас врасплох! – Локк опустил стилет в карман и показал незнакомке раскрытую ладонь. – Чем мы обязаны чести вас лицезреть?

– С вами желают побеседовать.

– Раз уж все знают, где нас искать, почему бы попросту не отужинать с нами? За ужином и побеседовали бы.

– Беседы определенного рода лучше проводить с глазу на глаз.

– Вас прислал человек из пресловутой высокой башни?

Незнакомка улыбнулась и чуть погодя велела:

– На углу сверните налево. Там в доме с правой стороны будет открытая дверь. Войдите туда и следуйте указаниям.

Разумеется, на следующем перекрестке приятели увидели дом с распахнутой дверью; прямоугольник желтого света в дверном проеме отбрасывал бледное сияние на булыжники мостовой. Незнакомка вошла первой. Локк, сознавая, что, кроме лучников на крышах, в переулках прячутся еще четыре или пять человек, вздохнул и незаметно подал Жану знак успокоиться.