Красные моря под красными небесами Линч Скотт

Прежде чем вступить в игру, уясни для себя три вещи: правила, ставки и урочный час.

Китайская пословица

Глава 1

Маленькие хитрости

Играли в лихую карусель, на кону стояла примерно половина их богатств, а горькая правда заключалась в том, что из Локка Ламоры и Жана Таннена вытряхивали деньги, как пыль из старых ковров.

– Последнее предложение в пятом круге, – объявил крупье в бархатном камзоле с возвышения у круглого стола. – Господа, не желаете ли поменять карты?

– Нет-нет, господа желают посовещаться, – ответил Локк, склонился влево, к самому уху Жана, и еле слышно прошептал: – У тебя что?

– Иссохшая пустыня, – произнес Жан, небрежно прикрыв рот правой рукой. – А у тебя?

– Бесплодная пустошь.

– Вот досада.

– Мы что, молитв давно не возносили? Или кто-то из нас в храме пернул?

– Так ведь проигрыш входил в наши планы.

– Верно, но проигрывать нужно с умом, а не бестолково.

Крупье предупредительно кашлянул, поднеся к губам пальцы левой руки, что за карточным столом было равносильно подзатыльнику. Локк выпрямился, легонько пристукнул картами по лаковой столешнице и, изобразив самую многозначительную ухмылку из своего обширного запаса гримас, с трудом подавил невольный вздох: груда деревянных фишек в центре стола вот-вот совершит короткое путешествие к соперникам.

– Разумеется, свою участь мы встретим с невозмутимостью, подобающей истинным героям, чья доблесть удостоится пристального внимания историков и поэтов.

Крупье кивнул:

– Дамы и господа отказались от последнего предложения. Прошу предъявить карты.

Четверо игроков зашевелились, с шорохом сбрасывая и перекладывая карты, и наконец выложили на стол окончательные карточные комбинации, рубашкой вверх.

– Превосходно, – провозгласил крупье. – Открывайте ваши карты, дамы и господа.

Шестьдесят, а то и все семьдесят богатых веррарских бездельников, не желая упускать из виду мельчайших подробностей очередного унижения Локка и Жана, дружно придвинулись поближе к столу.

Тал-Веррар, Роза Богов, находится на западной окраине цивилизованного мира, известного народам Терина.

Если зависнуть в разреженном воздухе в тысяче ярдов над самой высокой башней Тал-Веррара или лениво воспарить над городом, как стаи чаек, что гнездятся в ущельях и на крышах домов, то станет понятно, почему с глубокой древности город-архипелаг известен под таким названием: он представляет собой огромную расширяющуюся спираль, витки которой состоят из полукруглых, последовательно увеличивающихся темных островов, похожих на стилизованные мозаичные лепестки.

В отличие от материка, смутно вырисовывающегося в нескольких милях к северо-востоку, острова – не творение природы. Прибрежные скалы и утесы материка покрыты отметинами неумолимого времени, испещрены следами ветров и дождей, а острова Тал-Веррара пребывают в первозданном совершенстве, не подвластные ни течению лет, ни погоде. Они сотворены из черного стекла Древних – неимоверное число стеклянных пластов, рассеченных извилистыми проходами и припорошенных тонким слоем земли и щебенки, на котором и вырос город людей.

Розу Богов окружает еще одно творение неведомых мастеров – прерывистое, диаметром в три мили, кольцо рифов, зыбкой тенью чернеющих под темными волнами; этот невидимый барьер сдерживает яростные набеги неистового Медного моря, пропуская корабли под флагами сотен королевств, держав и княжеств в гавань, где в густом лесу мачт, тянущихся в небо, там и сям белеют свернутые паруса.

На самом западном острове внутренний изгиб полумесяца представляет собой крутой черный обрыв в сотни футов высотой, где у подножья волны гавани тихо плещут о деревянные причалы, а внешний изгиб, выходящий в море, по всей длине покрыт уступами – шесть ровных широких ярусов, перемежаемые пятидесятифутовыми отвесными стенами, гигантскими ступенями поднимаются к вершине острова.

Южная оконечность острова носит название Золотая Лестница – на каждом из шести уровней полным-полно таверн, игорных притонов, частных клубов, борделей, бойцовых арен и прочих заведений для развлечения публики. Среди теринских городов-государств Золотая Лестница считается игорной столицей, местом, где можно растратить деньги на что угодно, будь то невинные забавы или омерзительные, преступные извращения. Веррарские правители, проникнувшись духом гостеприимства, ввели для Золотой Лестницы строгий запрет на захват чужестранцев в рабство, а потому остров стал единственным местом к западу от Каморра, где путники, упившись допьяна, спокойно отсыпались в садах и канавах.

Устройство Золотой Лестницы строго иерархично: чем выше уровень, тем роскошнее заведение и тем большее число суровых стражей вовлечено в его охрану. На самой вершине Золотой Лестницы высится десяток причудливых особняков из старого камня и ведьмина дерева, утопающих в пышной, влажной зелени ухоженных садов и парков.

Это чертоги удачи – игорные заведения для знати, частные клубы, где богачи вольны тратить деньги по своему усмотрению, разумеется в пределах доступных им средств. Здесь испокон века вершатся судьбы мира: аристократы, чиновники, негоцианты, купцы и торговцы, капитаны кораблей, почтенные прелаты и тайные осведомители ставят на кон не только личные состояния, но и свои обширные связи, политический капитал.

Чертоги удачи оборудованы всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Знатных особ встречают на отдельном причале у подножья отвесных скал внутренней гавани и почтительно усаживают в роскошную кабину подъемника, которая при помощи сверкающего медью водяного двигателя возносит гостей к вершине, дабы избавить их от необходимости взбираться вместе с толпами обычных посетителей по узким извилистым дорогам пяти нижних ярусов на внешней, обращенной к морю дуге острова. В самом центре верхнего уровня раскинулась широкая лужайка с аккуратно подстриженной травой – площадка для дуэлей, где и хладнокровные игроки, и неосмотрительные безумцы одинаково полагались не на удачу, а на умение владеть оружием.

Чертоги удачи неприкосновенны. По освященной веками традиции, соблюдаемой пуще любого закона, городским стражам порядка воспрещалось – за весьма редкими исключениями – расследовать преступления, совершенные на территории этих игорных заведений. На материке о них рассказывают с завистливым восхищением – даже самые привилегированные клубы, славящиеся элегантной роскошью, не в состоянии воссоздать дурманящую атмосферу веррарских чертогов удачи, которые, в свою очередь, меркнут перед самым знаменитым игорным домом Золотой Лестницы – «Венцом порока».

«Венец порока», башня в сто пятьдесят футов высотой из стекла Древних, рвется в небо с южной оконечности верхней ступени Золотой Лестницы, в двухстах пятидесяти футах над гаванью. Гладкие стены башни отливают черным перламутром, а каждый из девяти этажей окружен широким балконом, где мерцают алхимические шары-светильники, озаряя ночь сиянием ярко-алых и сумеречно-синих огней – геральдическими цветами Тал-Веррара.

«Венец порока» – самый известный, самый привилегированный и самый охраняемый чертог удачи в мире – открыт с заката до рассвета для избранных счастливчиков, и прозорливые швейцары почтительно распахивают двери перед обладателями власти, богатства или красоты. Чем выше этаж «Венца порока», тем пышнее роскошь, тем знатнее и богаче посетители, тем рискованнее игра. Попасть на следующий уровень непросто; эту честь надо заслужить размером кошелька, изысканной эксцентричностью манер, а главное – безупречным и блистательным мастерством в игре. Многие посетители годами спускают тысячи соларов, безуспешно стараясь привлечь внимание хозяина заведения, всевластного и беспощадного вершителя судеб.

Неписаные правила поведения в «Венце порока» соблюдаются с большим тщанием, чем религиозные заповеди. Вкратце они сводятся к одному: любой обман в заведении карается смертью. Если бы архонта Тал-Веррара поймали с картой в рукаве, то сами боги не спасли бы его от наказания. Служители заведения неукоснительно пресекают любые попытки обойти эти правила, а потому нередки случаи трагических смертей – кто испускает последний вздох в собственной карете, якобы от чрезмерного увлечения алхимическими снадобьями, кто, будто бы по неловкости оскользнувшись на балконе девятого этажа, встречает бесславную кончину на каменных плитах у подножья башни.

Локку Ламоре и Жану Таннену пришлось обзавестись новыми личинами и потратить два года всевозможных ухищрений ради того, чтобы добраться до пятого этажа «Венца порока».

Исхищрялись они и сейчас, отчаянно стараясь ничем не выдать своего умения и держаться вровень с соперниками, которым никаких усилий прилагать не приходилось.

– У дам последовательный набор шпилей и набор сабель до печати Солнца, – объявил крупье. – У господ – последовательный набор кубков и смешанная комбинация с пятеркой кубков. В пятом туре побеждают дамы.

В душном зале раздались аплодисменты. Локк закусил губу: дамы выиграли четыре тура из пяти, а единственной победы их противников зрители даже не заметили.

– Тьфу ты! – притворно, но весьма убедительно вздохнул Жан.

Локк повернулся к сопернице справа. Маракоза Дюренна, стройная смуглянка лет сорока, с волосами как черный дым и рубцами шрамов на шее и предплечьях, держала в правой руке длинную черную сигару, обвитую золотой ленточкой-бандеролью; по сжатым губам скользнула отрешенная улыбка – еще бы, особого умственного напряжения игра не требовала.

Лопаткой с длинной ручкой крупье пододвинул к дамам горку деревянных фишек, проигранных Локком и Жаном, а затем той же лопаткой сгреб к себе все карты со стола – игрокам запрещалось прикасаться к картам после окончания тура.

– Что ж, госпожа Дюренна, примите мои поздравления в связи со все улучшающимся состоянием ваших финансов. Деньги устремляются в ваш кошелек быстрее, чем хмель – в меня, – сказал Локк, рассеянно перекатывая по костяшкам правой руки фишку (крохотный деревянный кружок стоил пять соларов – заработок поденщика за восемь месяцев тяжелого труда).

– Весьма сожалею, что вам выпал такой неудачный расклад, господин Коста. – Дюренна глубоко затянулась сигарой и так искусно выдохнула дым в сторону противников, что струйка, повисшая в воздухе между Локком и Жаном, не выглядела прямым оскорблением.

Локк сознавал, что сигарный дым Дюренна использовала в качестве так называемого страт-пти – «маленькой хитрости»; за игорным столом любой отвлекающий маневр – какая-нибудь невинная с виду привычка или якобы непроизвольный жест – вынуждал соперника делать ошибки. Жан и сам хотел использовать сигары в этих целях, но у Дюренны получалось намного лучше.

– С такими очаровательными соперницами ни один расклад неудачным не назовешь, – сказал Локк.

– Мужчина, сохраняющий способность к откровенной лести даже тогда, когда его обобрали до последней серебряной монетки, почти достоин восхищения, – заметила соседка Дюренны, сидевшая справа от нее, близ крупье.

Измила Корвальер статью не уступала Жану; румяная, дородная, с преувеличенно женственными формами и соблазнительными округлостями во всех подобающих местах, она была весьма привлекательна, однако во взгляде ее сквозило презрительное превосходство, коим часто грешат люди чрезвычайно умные и проницательные. Вдобавок Локк приметил в ней дерзкую уверенность уличного забияки, привыкшего побеждать в жестоких драках. Госпожа Корвальер постоянно извлекала из золоченой серебряной бонбоньерки вишни, обсыпанные шоколадной крошкой, и, смачно причмокивая, облизывала пухлые пальцы. Разумеется, это и был ее страт-пти.

«Корвальер будто нарочно создана для лихой карусели: расчетливый ум картежника и тело, способное выдержать специфическое наказание за проигрыш», – подумал Локк.

– Штраф, – объявил крупье и нажатием рычага запустил карусель в центре стола – многоярусное сооружение из медных подносов, уставленных рядами миниатюрных стеклянных фиалов, закупоренных серебряными крышечками.

Сверкающая карусель кружилась все быстрее; приглушенное сияние светильников игорного зала превратило ее в размытое золотистое пятно, исчерченное серебристыми полосами. Защелкали невидимые механизмы; тоненько звякнуло толстостенное стекло, и на стол выкатились два фиала, остановившись напротив Локка и Жана, у самого бортика столешницы.

В лихую карусель обычно играли парами, двое против двоих. Играли по-крупному, ведь механизм карусели обошелся «Венцу порока» недешево. В конце каждого тура проигравшим доставались фиалы, волею случая отобранные из необъятных запасов карусели и наполненные хмельными напитками различной крепости, которую маскировали всевозможными пряными добавками и сладкими фруктовыми соками. Строго говоря, карточные партии были лишь частью игры; игрокам требовалось сохранять ясность ума под все возрастающим воздействием пьянящего зелья. Игру оканчивали лишь в том случае, если один из игроков, захмелев, не мог продолжать.

Считалось, что в лихой карусели невозможны ни обман, ни подлог. Управляли механизмом служители заведения, они же подготавливали фиалы, серебряные крышечки которых для верности запечатывали воском. Игрокам не позволяли прикасаться ни к самой карусели, ни к фиалу партнера – тех, кто нарушал это незыблемое правило, немедленно объявляли проигравшими. Шоколад и сигары тоже поставляли из запасов заведения. Впрочем, Локк и Жан имели право запретить госпоже Корвальер лакомиться вишней в шоколаде, однако делать этого не стали – по многим причинам.

– Что ж, выпьем за тех, кто умеет очаровательно проигрывать, – изрек Жан, ломая восковую облатку на серебряной крышечке.

– Вот бы нам таких найти, – добавил Локк.

Фиалы приятели опустошили одновременно. Локку досталась забористая сливовая наливка; горло обволокло приторным теплом. Он со вздохом поставил на столешницу опустевший фиал – уже четвертый. Перед соперницами стояло всего по одному пузырьку. Ясность ума начинала понемногу исчезать, сознание туманилось.

Крупье перетасовал колоду для следующего тура. Госпожа Дюренна снова удовлетворенно затянулась сигарой, небрежно стряхнула пепел в золотую чашу справа и, лениво выпустив из ноздрей серое облако дыма, уставилась на карусель сквозь плотную дымовую завесу. «Дюренна – настоящая хищница, любит засады устраивать», – подумал Локк. По его сведениям, в городе она обосновалась недавно, но уже успела заслужить репутацию ловкого дельца. Прежде она была капитаном корсарского судна, захватывала и топила корабли джеремских работорговцев, так что шрамы свои заработала не на светских приемах.

Догадайся она, что Локк и Жан намерены выиграть, по излюбленному выражению Локка, «блистательно оригинальным, хотя и совершенно неприметным способом», то приятелям пришлось бы так худо, что лучше уж проиграть по-честному или быть пойманным на мошенничестве; служители «Венца порока» – люди занятые, свое дело знают, и смерть будет быстрой.

– Погодите, – сказала госпожа Корвальер крупье. – Маракоза, господам вот уже который раз выпадают исключительно неудачные карты. Пожалуй, стоит ненадолго прервать игру.

Локк едва сдержал восторженную дрожь: те, кто занимал выигрышное положение в лихой карусели, имели право предложить соперникам кратковременную передышку, однако такое, по вполне понятным причинам, случалось чрезвычайно редко – ведь тогда проигравшие получали возможность несколько протрезветь. В чем дело? Неужели это попытка отвлечь внимание от какой-то бреши в заведомо неуязвимой позиции?

– Господа наверняка выбились из сил, раз за разом пересчитывая фишки и передвигая их нам. – Дюренна снова с наслаждением затянулась сигарой, лениво выпустила клуб дыма. – Вы нас премного обяжете, господа, ежели ради удовлетворения нашего каприза согласитесь отдохнуть от трудов. Развеетесь, соберетесь с мыслями…

Ах, вот оно что. Локк с милой улыбкой оперся локтями о столешницу. Соперницы играли на публику, откровенно глумясь над противником и выражая полную уверенность в своей победе. С точки зрения светского этикета этот учтивый словесный выпад был равносилен клинку, приставленному к горлу. Отказать дамам правила приличия не позволяли, а потому ответить требовалось вежливо, но с достоинством.

– Игра с превосходным соперником лучше любого отдыха, – сказал Жан.

– Помилуйте, господин де Ферра, не давайте повода обвинить нас в бессердечии, – ответила госпожа Дюренна. – Вы же не стали возражать против наших маленьких слабостей… – Она указала дымящейся сигарой на бонбоньерку госпожи Корвальер. – Неужели вы не уступите нашему вполне объяснимому желанию оказать вам ответную любезность?

– Мы готовы на любые уступки, госпожа Дюренна, однако же больше всего нам хотелось бы удовлетворить ваше истинное желание, ради которого вы и изволили сегодня почтить нас своим присутствием. Умоляю вас, давайте продолжим игру.

– Тем более что мы ее только-только начали, – добавил Локк. – Мы будем глубоко уязвлены, если выяснится, что наше поведение доставило дамам неудобство. – Он многозначительно взглянул на крупье.

– До сих пор вы нам ни малейшего неудобства не доставили, – мило промолвила госпожа Корвальер.

К неудовольствию Локка, все гости заведения проявляли чрезмерное любопытство к этому обмену любезностями. Соперницы Локка и Жана пользовались в Тал-Верраре заслуженной репутацией лучших игроков в лихую карусель. Игорный зал на пятом этаже «Венца порока» был полон, однако же, вместо того чтобы вести игру за другими столами, посетители, будто негласно сговорившись с хозяевами заведения, с пристальным интересом следили за происходящей бойней.

– Если вы настаиваете, то и мы не будем возражать, – сказала Дюренна. – Что ж, продолжим игру. Может быть, вам улыбнется удача.

Окончание словесной перепалки не принесло Локку особого облегчения; соперницы по-прежнему намеревались вытрясти из приятелей все деньги, как кухарка вытряхивает куль зачервивевшей муки.

– Шестой тур, – возвестил крупье. – Первая ставка – десять соларов.

Игроки сдвинули по две деревянных фишки на середину стола. Крупье раздал каждому по три карты.

Госпожа Корвальер, отправив в рот очередную вишенку, жеманно слизнула с пальцев шоколадную крошку. Жан, прежде чем потянуться за картами, левой рукой с нарочитой небрежностью поправил отворот камзола и едва заметно шевельнул пальцами, будто почесываясь. Немного погодя Локк повторил его жест. Госпожа Дюренна выразительно закатила глаза: партнеры имели право подавать друг другу знаки, но делать это полагалось с большей изощренностью.

Дюренна, Локк и Жан одновременно взглянули на свои карты; Корвальер чуть замешкалась – влажные пальцы еще не просохли, – а потом негромко рассмеялась. Ей и впрямь повезло или это очередной страт-пти? Выглядела она весьма довольной, однако Локк подозревал, что это выражение лицо ее сохраняет даже во сне. Жан сидел с невозмутимой миной. Локк натянуто улыбнулся, хотя полученные три карты ничего особенного собой не представляли.

В дальнем конце зала виднелся изгиб широкой лестницы с бронзовыми перилами, ведущей на шестой этаж. У ступеней замер дюжий охранник, преграждая вход на лестничную площадку и дальше, в галерею. Краем глаза Локк заметил какое-то движение в сумраке галереи: там, полускрытый тенью, стоял какой-то худощавый человек в изысканном костюме. В золотистом сиянии светильников блеснули стекла очков. Локк едва не вздрогнул от возбуждения.

Неужели… Локк притворно погрузился в изучение карт, украдкой поглядывая на незнакомца. Блики на стекле не шелохнулись – неизвестный пристально смотрел на игроков.

Наконец-то Локк с Жаном привлекли – скорее всего, по чистой случайности, но и за это следует возблагодарить богов – внимание человека, занимавшего кабинет в девятом этаже. Владелец «Венца порока», тайный повелитель всех воров Тал-Веррара обладал неоспоримой властью над миром преступников и над миром привилегированных особ. В Каморре он носил бы титул капа, но здесь чины и титулы ему были без надобности, хватало и одного имени.

Реквин[2].

Локк, чуть слышно кашлянув, поглядел на карты и приготовился с честью проиграть очередной тур. За окнами, над темным морем, разнесся мелодичный звон судовых колоколов, возвещая десятый час вечера.

– Восемнадцатый тур, – объявил крупье. – Первая ставка – десять соларов.

Локк дрожащей рукой отодвинул в сторону одиннадцать фиалов и подтолкнул две фишки к центру стола. Госпожа Дюренна, неколебимая, как судно в сухом доке, потягивала сигару – четвертую за вечер. Госпожа Корвальер, разрумянившись чуть больше обычного, слегка покачивалась в кресле. Локк, напряженно следивший за тем, как она делает ставку, решил, что это у него от выпитого все плывет перед глазами, и предпринял очередную попытку расслабиться. Близилась полночь. От духоты прокуренного игорного зала щипало веки и першило в горле.

Крупье, по-прежнему бесстрастный и точный, как механизм карусели, сдал Локку три карты. Локк заложил пальцы за отворот камзола, посмотрел на карты и с деланым удовольствием вздохнул:

– Ах!

Карты оказались препаршивейшими; наихудшая раздача за сегодняшний вечер. Локк поморгал, потом сощурился, – может быть, ему с пьяных глаз мнится, а на самом деле карты отличные? Увы, как он ни вглядывался, карты оставались бросовыми.

В предыдущем туре дамам наконец-то пришлось выпить, но если только у Жана, сидевшего по левую руку от Локка, чудесным образом не окажется превосходной комбинации, то вскоре к подрагивающим пальцам Локка весело подкатится очередной фиал.

«За восемнадцать туров мы проиграли девятьсот восемьдесят соларов…» – рассеянно думал Локк. Захмелевший мозг вершил путаные вычисления: за год такую сумму знатный господин тратит на наряды; за эти деньги можно купить небольшой корабль или внушительный особняк; столько зарабатывает за всю жизнь честный ремесленник, какой-нибудь каменщик… А не притвориться ли каменщиком?

– Первый прикуп.

Голос крупье заставил Локка вернуться к игре.

– Карту, – сказал Жан.

Крупье сдал ему карту. Жан посмотрел на нее, кивнул и сдвинул одну деревянную фишку в центр стола:

– Повышаю.

– Ну, берегитесь, – сказала госпожа Дюренна и подтолкнула к центру стола две фишки. – Раскрываюсь партнеру, – добавила она, показывая две карты госпоже Корвальер, которая не смогла сдержать улыбки.

– Карту, – сказал Локк.

Крупье сдал ему карту.

Локк чуть приподнял уголок, вгляделся: двойка кубков, толку от нее – что шелудивый пес насрал.

– Повышаю, – с натянутой улыбкой произнес Локк, подталкивая к центру стола еще две фишки. – Воистину, боги мне благоволят.

Все выжидающе уставились на госпожу Корвальер, которая, просмаковав еще одну вишенку из изрядно опустевшей бонбоньерки, торопливо лизнула пальцы.

– О… о-го-го… – пробормотала она, легонько барабаня липкими пальцами по столу. – М-м-мара… к-к-о-о-о-за… не понимаю… – и внезапно ткнулась головой в груду деревянных фишек.

Карты посыпались на стол, переворачиваясь лицевой стороной, и госпожа Корвальер неуклюже попыталась их прикрыть.

– Измила! – встревоженно воскликнула госпожа Дюренна. – Измила!

Она схватила приятельницу за мощные плечи и хорошенько встряхнула.

– …сми-ила, – сонно пролепетала госпожа Корвальер.

Тоненькая струйка вишнево-шоколадной слюны сползла из раскрытого рта на деревянные фишки.

– М-м-и-ила… не понима-а…

– Слово за госпожой Корвальер, – произнес крупье голосом, в котором прорезались удивленные нотки. – Госпожа Корвальер, делайте вашу ставку.

– Измила, сосредоточьтесь! – зашипела госпожа Дюренна.

– Ка-а-рты… как мно-о-го… – бубнила Корвальер. – Маракоза, осторожнее… тут карты… на столе.

Затем последовало неразборчивое:

– Бвла… ста… пвст… га…

На этом ее сознание отключилось.

– Партия проиграна, – чуть погодя объявил крупье, сгреб лопаточкой все фишки госпожи Дюренны и быстро их пересчитал.

Выигрыш достанется Жану и Локку. Неминуемое расставание с тысячей соларов внезапно превратилось в соразмерную ему прибыль. Локк с облегчением перевел дух.

Крупье обратил взор на госпожу Корвальер, примявшую щекой фишки, как подушку, кашлянул, деликатно прикрыв рот ладонью, и сказал:

– Господа, вам, разумеется, предоставят новые фишки на сумму, соответствующую стоимости… э-э-э… оставшихся на столе.

– Разумеется, – кивнул Жан, ласково оглаживая неожиданно возникшую перед ним горку фишек Дюренны.

Зрители недоуменно качали головой, изумленно ахали и расстроенно вздыхали; некоторые снисходительно захлопали в ладоши, но аплодисменты быстро стихли; всех ошеломило неимоверно быстрое опьянение знаменитой госпожи Корвальер: подумать только, каких-то шесть фиалов – и такой конфуз!

– Хм… – Госпожа Дюренна раздраженно затушила сигару в золотой чаше и встала из-за стола, неторопливо оправив камзол узорчатого черного панбархата; наряд, отделанный серебряной парчой и платиновыми пуговицами, стоил целое состояние – не меньше половины сегодняшнего проигрыша. – Господин Коста, господин де Ферра… следует признать, что вы нас обошли.

– Обошли, но не обыграли, – сказал Локк с обворожительной улыбкой заклинателя змей, торопливо призывая на помощь остатки разума, помутившегося от выпивки. – Вы нас совершенно… измотали.

– И все вокруг плывет и раскачивается, – жалобно добавил Жан, хотя каждое его движение оставалось верным и отточенным, как у златокузнеца.

– Господа, ваше общество доставляет мне невероятное наслаждение, – ледяным тоном произнесла госпожа Дюренна. – Не соизволите ли сыграть с нами еще раз, ближе к концу недели? Сами понимаете, реванш – дело чести.

– С превеликим удовольствием, – ответил Жан.

Локк с поддельным восторгом закивал, хотя голова раскалывалась от боли.

Госпожа Дюренна вальяжно протянула руку, благосклонно позволив скользнуть над ней губами, что Локк с Жаном и проделали с опасливым почтением, будто склоняясь над разозленной коброй. Тем временем к безмятежно посапывающей госпоже Корвальер устремились четверо служителей, дабы препроводить ее в приличествующее для сна место.

– Вам, должно быть, прискучило каждый вечер глядеть, как посетители норовят опоить друг друга, – со вздохом заметил Жан, швырнув крупье пятисоларовую фишку, – как правило, служителям вручали небольшое поощрительное вознаграждение.

– Отнюдь нет, сударь, – ответил крупье. – Как вам удобнее получить сдачу?

– Какую еще сдачу? – с улыбкой осведомился Жан. – Это все вам.

Второй раз за вечер невозмутимость крупье дала трещину, – похоже, служители «Венца порока» тоже испытывали человеческие чувства. Стоимость крошечного деревянного кружка составляла половину вполне приличного годового жалованья. Локк швырнул крупье еще горсть фишек, и бедняга изумленно ахнул.

– Удача – дама ветреная, любит из рук в руки переходить, – пояснил Локк. – Надеюсь, на особняк вам хватит. Уж простите, мне сейчас точный счет дается с большим трудом…

– О боги! – пролепетал ошарашенный крупье. – Благодарю вас, господа… – Украдкой оглядевшись, он торопливо зашептал: – Между прочим, ваши соперницы почти никогда не проигрывают. На моей памяти такое случилось впервые.

– За всякую победу приходится расплачиваться, – вздохнул Локк. – Боюсь, мне это предстоит не далее как завтра утром – похмелье будет ужасным.

Служители осторожно понесли госпожу Корвальер вниз по лестнице; госпожа Дюренна шла следом, не спуская с носильщиков подозрительного взгляда. Толпа рассеялась; игроки, вернувшись к своим столам, нетерпеливо окликали служителей, требуя новые, запечатанные колоды карт.

Локк и Жан уложили фишки – чистенькие, не обслюнявленные, – в обитые бархатом деревянные ларчики и тоже направились к выходу.

– Поздравляю с победой, господа, – сказал охранник у подножья лестницы, ведущей на шестой этаж.

Сверху доносился звон хрусталя и шум разговоров.

– Спасибо на добром слове, – улыбнулся Локк. – Госпоже Корвальер каким-то образом удалось меня обогнать; продержись она еще тур – и меня постигла бы та же участь.

Внутренняя лестница кружила широкими витками вдоль наружной стены «Венца порока». Приятели, одетые по последней веррарской моде, неторопливо, как подобает знатным состоятельным особам, шествовали по пологим ступеням. Локк, превращенный алхимическим составом в яркого блондина, облачился в приталенный длиннополый камзол карамельного цвета с расклешенными фалдами; из-под обшлагов, отделанных золотыми пуговицами, выглядывали пышные, в три ряда, черно-оранжевые оборки огромных манжет. Довершали наряд насквозь пропотевшая сорочка из тончайшего шелка и небрежно повязанный черный шейный платок. Жан щеголял в камзоле цвета пасмурного моря, перепоясав чресла широким черным кушаком, в тон короткой курчавой бороде.

Лестница вела вниз, мимо игорных залов, где развлекалась знать… мимо королей и королев веррарской торговли, окруженных юными прелестниками и прелестницами… мимо игроков с купленными лашенскими титулами, снисходительно взирающих поверх карт и хрустальных графинов с вином на каморрских донов и доний, потомков захудалых родов… мимо продубленных солеными ветрами светлокожих вадранских мореходов-негоциантов в узких черных сюртуках. Среди посетителей Локк приметил двух приоров – членов торгового совета, якобы правящего Тал-Верраром. Похоже, для входа в «Венец порока» прежде всего требовалось наличие тугой мошны.

Стучали кости, звенели бокалы, гости шутили и смеялись, сквернословили и вздыхали. В жаркой духоте залов клубы сигарного дыма лениво смешивались с винными парами, аромат духов и притираний сливался с запахом пота и жареного мяса, откуда-то тянуло резкой смолистой отдушкой алхимических зелий.

Локк повидал немало дворцов и богатых усадеб; «Венец порока» не превосходил их роскошью обстановки – на рассвете многие из присутствующих вернутся в особняки, блещущие не менее великолепным убранством. Манящее очарование чертога удачи заключалось в ином – в непредсказуемой избирательности допуска; ведь все недоступное всегда облечено зыбким покровом пленительной тайны.

В глубине первого этажа, вдали от любопытных глаз, за толстой деревянной перегородкой находилась расчетная палата, которую охраняли рослые стражники. К счастью, очереди не оказалось. Локк чересчур резко впихнул ларчик с фишками в единственное окошко:

– Запишите мне на счет.

– С превеликим удовольствием, господин Коста, – ответил служитель.

Леоканто Коста, биржевой делец из Талишема, был хорошо известен в этом царстве выигрышей и винных паров. Служитель деловито пересчитал деревянные фишки и сделал соответствующую пометку в конторской книге; даже после щедрого вознаграждения крупье доля Локка в сегодняшнем выигрыше составила почти пятьсот соларов.

– Да вы сегодня оба заслужили поздравления, господин де Ферра, – сказал служитель, принимая ларчик с фишками у Жана, точнее – у Жерома де Ферра, уроженца Талишема и закадычного приятеля Леоканто; две вымышленные личины, одинаковые в своей безупречности, как горошины в стручке.

Внезапно чья-та рука коснулась левого плеча Локка.

Он резко обернулся.

Перед ним стояла кудрявая темноволосая женщина в богатом одеянии тех же цветов, что и мундиры служителей «Венца порока». Одна сторона ее лица поражала невероятной красотой; другая казалась уродливой темной маской из мятых складок сафьяна, опаленного пламенем. Половина рта сложилась в обворожительную улыбку, обожженная половина оставалась неподвижной. Локку на мгновение почудилось, что красавица безуспешно пытается высвободиться из глубин грубо вылепленной глиняной фигурки.

Селендри, главный распорядитель «Венца порока».

Рука, коснувшаяся плеча Локка, – левая, с обожженной стороны, – была бронзовым протезом, который тускло поблескивал в свете алхимического светильника.

– Ваши манеры и выдержка достойны всяческих похвал и делают вам честь. Примите наши поздравления, – промолвила Селендри жутковатым, глухим голосом, чуть пришепетывая. – Отныне вам и господину де Ферра открыт вход на шестой этаж, ежели вы пожелаете воспользоваться этой привилегией.

Локк искренне улыбнулся.

– Мы вам весьма признательны, – с пьяной развязностью произнес он. – И безмерно польщены.

Она коротко, равнодушно кивнула и отошла, затерявшись в толпе. Кое-кто из посетителей изумленно вскинул бровь – далеко не каждому гостю «Венца порока» становилось известно о повышении его статуса из уст самой Селендри.

– Похоже, мы начинаем пользоваться спросом, дражайший Жером, – небрежно обронил Локк, пробираясь сквозь толпу.

– Это ненадолго, – ответил Жан.

Служитель у входа сиял лучезарной улыбкой:

– Господин де Ферра, господин Коста! Велите подавать карету?

– Нет-нет, спасибо, – ответил Локк. – Мы пешком по ночному холодку прогуляемся, голову проветрим.

– Как вам будет угодно, сударь.

Четверо охранников с четкостью вымуштрованных караульных распахнули двери перед Жаном и Локком. Два вора чинно шагнули на широкие каменные ступени, устланные алым бархатным ковром. По обычаю, известному всем в городе, на рассвете ковер заменяли новым, а старый выбрасывали на свалку, а потому только в Тал-Верраре нищие могли похвастать тем, что каждую ночь спят на бархате.