Останкино 2067 Сертаков Виталий
– Подожди-ка. – Я лихорадочно вспоминаю, кто есть кто. – Так он же у тебя журналист, вроде честный парень.
– Честнее некуда… Этот идиот выступил в каком-то ток-шоу, где возразил против «Акта от девятого января». Он ничего не делал, Януш, ни к чему не призывал, понятно? Он всего лишь выразил мнение… – Бекетов шумно сморкается.
Мне все понятно, и мне искренне жаль его брата, но ничего нельзя поделать. «Акт от девятого января» подразумевает непременную презумпцию вины гетеро в случае даже недоказанного оскорбления в адрес гомо. Или что-то в этом роде, но суть дела не меняется. У документа есть более громоздкое юридически верное название, и принят он бог знает когда, однако упорно не растворяется в кислоте времен.
– Он никого не оскорблял, понятно? – Бекетов скребет мне по груди влажными ладонями. Он, видимо, давно стоял тут, в темноте, и успел окончательно раскиснуть. – Мой брат никого не оскорблял, он всего лишь сказал, что сочувствует некоторым гетеросексуальным парам, проживающим в определенных районах, вот и все…
Сто раз следует подумать, прежде чем публично выражать симпатии гетеросексуалам. Публично никому выражать симпатии нельзя, это старая очевидная истина. Мне нечего посоветовать лейтенанту.
Наверху суматоха, заплаканные лица секретарш, непонятно, кто их сюда вытащил. Нелепые ограждения, через которые все бродят взад-вперед, ползающие по ковру киберы-криминалисты, жужжание скринов, десятки голосов одновременно.
Я не иду к убитому, не хочу я на него смотреть. Я стою в глубине коридора, за оцеплением, и смотрю, как госпожа Фор отбивается от пауков. Пауки притворились корректными, ухоженными мужчинами в добротных костюмах. Они уже сделали все, на что способны, – отняли скраббер, наследили и испортили настроение моему шефу. Как я и предсказывал, без принта Юханова труп им неинтересен. Сомнения пропали, они толпой грузятся в лифт, и это почему-то пугает меня больше, чем предстоящая обратная дорога на студию, наедине с принтом мертвеца.
Серому дому плевать на убийство, им нужно что-то другое.
– Я слушаю. – Клементина запирается со мной в гардеробной.
Я вдыхаю побольше воздуха и исповедуюсь. Это довольно непросто, утаить служебные тайны и в то же время исполнить обещанное. Когда я рассказываю о событиях в «Ирисе», Клео качает головой и хмурится. Затем мне приходится упомянуть о Ксане. О ней говорить тяжелее всего, рот словно заполняется вязкой кашей. Клементина следит за мной искоса, затем отлипает от стенки и начинает ходить взад-вперед.
– Я бы уволилась. – Она протягивает мне капсулу со свеженьким чипом.
– Что? – До меня не сразу доходит смысл ее слов.
Я ожидал, что Клео попросит больше информации, потребует от меня свидетельских показаний, но она повторяет эти три холодных слова:
– Я бы уволилась, Полонский.
Я снова набираю в грудь воздуха, но постыдно молчу. Мне хочется сказать ей, что подвести Гирина я всегда успею. Также я не скажу Клементине, где и за сколько я раздобыл «стрекоз» и «жуков», Гирин оплатил все из особого нецелевого фонда. Чудеса техники следовало вернуть, их обязательно надлежало вернуть, поскольку даже пассивное владение аппаратурой дальнего слежения означает тюремный срок, но я их не вернул.
Я прячу капсулу и тем же путем выхожу в сырую темноту. Назад я возвращаюсь под проливным дождем. Два часа ночи, почти все купола над центром города распахнуты, и потоки воды врываются в пересохшие улицы. Я прокручиваю в голове сегодняшний вечер и не могу себе простить, что так и не переговорил с Гириным начистоту. Чем дольше я умалчиваю о результатах «собственного» дознания, тем сложнее будет потом выкрутиться. Я твержу себе, что не имел права умолчать о Ксане и событиях в «Ирисе», тем более скрывать от человека, который платит мне деньги. Я казню себя и уже почти готов набрать номер Карловича, как вдруг пиликает частный вызов.
Когда я вижу, кто это звонит, мне почему-то начинает казаться, что домой я сегодня не попаду.
Это Коко.
– Сверни на Обводный, – вместо приветствия выпаливает она, – спустись на платную магистраль, поезжай до вокзала. Там брось машину и поднимайся к выезду со стоянки. Просто стой в тамбуре, я тебя заберу!
– Откуда ты… – Я хочу ей сказать, что не могу постоянно плясать под чужую дудку, и что как раз сегодня по горло сыт гонками и конспирацией, но чертовка уже отключилась.
Ксана меня убьет.
15. Коко
Коко шуршит одеждой, отжимает мокрые волосы. Она совсем не похожа на безумцев, которые носятся по ночным проспектам в поиске дождя, но вымокла насквозь. Единственное вразумительное объяснение этому – Коко совсем недавно была за пределами города и довольно долго пробыла вне машины и вне купола.
То есть она ночью в одиночестве посещала зону риска, куда без чрезвычайной надобности не отправится и вооруженный мужчина. Полонский думает, что у хозяйки «ситроена», в котором он сейчас находится, больше секретов, чем у дюжины профессиональных детективов. Полонский смотрит вниз, его ноги по щиколотку засыпаны розовыми, сиреневыми и пятнисто-леопардовыми тряпками.
– Что уставился?
Для ее хрупкого сложения голос удивительно низкий и хриплый. У Полонского проскальзывает мысль, что Коко недавно прошла «мейкап», в угоду пристрастиям Клео. Она стаскивает через голову свитер, на секунду отворачивается. На спине лиловые следы от плетки.
– Ты же не пинк? – внезапно озаряет его. – Ты же притворяешься?
Коко хохочет, красиво запрокидывая подбородок. Хохочет и расстегивает боковую молнию на шортах. Издалека кажется, что на пальцах самые обычные ногти. Теперь Полонский убежден, что женщина прошла «мейкап», он вспоминает, как об этом вскользь упоминала госпожа подполковник. Клео уважает исключительно тоненьких, изящных блондинок, очень гибких и очень… как бы это помягче сформулировать… очень растянутых и с высоким порогом боли. У Коко излишне тяжелая грудь для миниатюрной талии и слишком торчат соски. В сосках и пупке дырочки от хеви-принта, и на фоне загара заметен светлый треугольник. Она таскала цепь между грудями и промежностью, нарочно загорала с этой цепью…
– Так ты на контракте? – До Януша внезапно доходит смысл ее превращений.
– А как ты думал? – Девушка моется, склонившись над раковиной, раскачивает задом. – Ты думал, я позволю мамочке лупить меня бесплатно?
– Я не думал, что бесплатно, но…
– Ты думал, что белобрысая дурочка позволяет лупить себя по заднице за пару конфетных оберток? Если бы Клео была такой тупой, она просто купила бы ваше персональное шоу. Она получила бы ангелочка гораздо смазливее меня, и ангелочек смотрел бы ей в рот день и ночь. Ведь именно так обещают ваши сраные рекламки, а, котик?
Девушка затягивает себя в «питонью кожу», с удовлетворением проводит помадой по губам и приступает к выбору вечернего скрабстила. Она останавливает выбор на китайских «Огнях дракона», закатывает в капсулы на висках новую обойму и делает пробный пуск.
Полонский зажмуривается: такое ощущение, что в салоне взорвался ящик с петардами. Коко хлопает в ладоши, хохочет и сучит ногами. Похоже, девушку не особо заботит отсутствие нижнего белья. Сетчатая кожа начинается у нее на затылке и спускается до бедер, едва прикрывая пупок, а зубчатые голенища сапог почти упираются в пах.
Полонский давно не сомневается, что малышка Коко совсем не так проста, как показалась на первый взгляд. Дознавателя уже не заботит ее нагота: он впервые встретил человека, заключившего контракт на свободное сожительство. Он слышал о подобных договорных отношениях, но ни разу не читал текст. Вероятно, в тексте договора должно быть указано, сколько раз и с какой интенсивностью можно избивать свою младшую подругу…
Коко в третий раз меняет одежду и обувь, наносит макияж, но в зеркало следит за его лицом.
– Так Клементина подумывала купить перформера? – небрежно спрашивает Януш. – А мне показалось, что «наши сраные рекламки» ее совсем не привлекают…
– Мамочка не любит тех, кто не умеет думать.
– Ах, вот как?
– Ваши рекламки твердят, что вы продаете любовь! – Коко подкрашивает ресницы, сидя по-турецки на ковре. – Мамочке не нужна любовь, ей нужны специалисты.
– И по каким вопросам ты специализируешься?
– Ты зря точишь зуб, котик! Например, я умею разговаривать с грубыми девочками и мальчиками.
– Тебе так не терпится меня поддеть? Тогда не называй нашу продукцию «сраной»! Сколько раз повторять, что я не сценарист, и даже не техник!
– Выпей! – Коко протягивает полную рюмку.
– Я не хочу.
– Выпей, иначе не буду говорить. Ты напряжен, как пружина.
Стоит дознавателю выпить коньяк, девушка немедленно наливает ему вторую порцию.
– Ты не боишься ментов?
– Это моя работа – бояться мамочку, – ухмыляется она. – Ты косишь под дурня или приехал из тайги? Я получаю бабки за то, что правильно боюсь…
– Что случилось в «Ирисе»? Я тревожился за тебя…
– Не смеши меня, котик. Тревожился он… Донна просила передать, что оторвет тебе все, что болтается, если еще раз встретит. Кроме той девчонки Лиз погибла сотрудница из внешней охраны.
– Кто это был? Кто на нас напал?
– Ты не поверишь, котик. Но об этом потом.
– Кажется, ты кого-то ранила?..
– Одного ранила, одного убила. Про убитого можешь не спрашивать, это полный ноль. Уверена, что за парнем не придут родственники, но, если отправить тело в морг, он исчезнет на второй день.
Коко отправляет в рот конфету. Полонский тщетно ищет на ее лице следы раскаяния, но девушка ведет себя как профессиональный наемник.
– Кто ты такая, Коко?
– Я? Маленькая шлюшка, а что? – Она показывает растекшуюся конфету на кончике языка.
– Я перевел еще пять тысяч, как ты просила.
– Да, в финансовом отношении к тебе нет претензий.
Звучит двусмысленно, но Полонский дает себе слово не заводиться. «Ситроен» выныривает на поверхность где-то во Внуково. Януш плохо знает этот район, но Коко ведет машину уверенно. Раза четыре сворачивает в темные, внешне не отличимые друг от друга переулки, останавливается перед невзрачными серыми воротами. Впрочем, посреди ночи все кажется серым.
Коко выходит из машины и стучит в ворота. Полонский не может поверить своим глазам, но все происходит не во сне. Девушка действительно не пользуется принтами, а стучит кулаком, и внутри отзываются на ее стук. Затем машина заезжает во мрак.
– Еще выпей!
Возле губ оказывается рюмка. Кажется, это уже третья за вечер.
– Что за дурь ты подмешала в спиртное?
– Тебе надо расслабиться. Скинь куртку и всю начинку, – говорит Коко. – Мы пройдем через магнитный тамбур, только там сможем спокойно поговорить.
Янушу приходится оставить в каком-то шкафчике оружие и всю электронику. В последний раз обернувшись в сторону гаража, он видит двоих мужчин, методично обшаривающих днище «ситроена». Перед дверью в коридор дознаватель долго прицеливается, чтобы перебросить ногу через порог. Порог внезапно вырастает до размеров серьезного препятствия, узкий коридор освещен далекой лампочкой и раскачивается из стороны в сторону, как подвесной мост.
– Теперь можно говорить? – Полонский оглядывает узкую комнату без окон, он старается тщательно выговаривать слова. – Я не спросил тебя, погиб ли кто-то из посетительниц.
– Хрен их знает… – Коко наливает себе еще коньяка – Нашел о чем переживать, котик… Есть вещи поважнее. Сядь, откинься.
Она мягко толкает его на софу, после чего задумчиво бродит по комнате, зажигает свечи. Полонский не делает попыток подняться, он чувствует, что даже глазами шевелить непросто.
– Слушай, я отыскала еще двоих, кто общался с нашей неуловимой рыжей подружкой. По отзывам, эта телка наверняка «би», обе девушки с ней переспали, но обе не смогли сказать ничего определенного. Неизвестно, где она живет и чем занимается, даже назвалась разными именами. Только Лиз была с ней долго. Короче, дело гнилое, мы потеряли человечка, который мог нам помочь… – Коко смотрит на собеседника очень пристально, но фразу так и не заканчивает.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что найти рыжую нам может только твоя жена.
– Не трогай Ксану, она тут ни при чем…
– Послушай, котик, а почему бы тебе самому не спросить свою Ксану? Почему ты не хочешь ее спросить? Отвечай мне! – Коко вдруг оказывается прямо перед ним. Она садится на корточки, берет дознавателя обеими руками за затылок, прохладными пальцами массирует ему виски. Она похожа на биолога, собравшегося препарировать необычную лягушку. Остатки ускользающего сознания подсказывают Полонскому, что убивать его не собираются.
Коко что-то нужно, и это «что-то» не слишком связано с порученной ей работой.
– Что ты мне подсыпала?
Последняя фраза дается ему с нечеловеческим усилием. Януш уверен, что Коко начнет спорить, но девушка только качает головой. Такое ощущение, что она что-то или кого-то ждет.
– От-ве-чай, – по слогам негромко скандирует блондинка. – Почему ты не спросишь свою жену, с кем она общается?
– Я… я не знаю… – давит из себя Януш. – Не трогай меня, отстань…
– Почему ты не заставишь ее включать маяк? Ты отпускаешь свою женщину одну в кабаки?
– Я… Она не спрашивает…
– Где твой брачный контракт?
– Не… не знаю.
– Где живет Ксана? Назови ее адрес!
Дознаватель чувствует, что еще парочка вопросов, и с ним случится нечто непоправимое. Его начнет тошнить, выворачивать наизнанку, и остановить этот процесс будет невозможно, пока в организме не закончится жидкость. Он видит себя, каким он станет, как бы со стороны. Плоская, иссохшая мумия, вросшая в диван, забытая в недрах неизвестно кому принадлежащего гаража.
Как ни странно, Коко больше не настаивает. Она поднимается, допивает алкоголь и начинает медленно раздеваться.
Внезапно Януш всхлипывает. Жар приливает к вискам, сердце колотится так, будто совсем недавно пробежал стометровку. Полонский поднимает руку, сгибает в локте и бесконечно долго рассматривает ладонь. Ощущение такое, что собственные пальцы находятся за сто километров, а ног он вообще не чувствует. Ноги где-то отдельно, голова тоже отдельно от тела, он даже не понимает, мягко ли ему лежать на софе. Теперь стены комнаты – это волнующиеся морские глубины, а по углам в напольных подсвечниках горят толстые свечи, на четыре фитиля каждая.
У Коко в руке крохотная капсула-шприц. Укол не причиняет боли, а спустя несколько секунд Полонский чувствует себя гораздо лучше. Он по-прежнему лежит, развалясь, и тело категорически отказывается повиноваться, но голова стала ясной, как никогда. Все печали и недомогания остались позади, впереди только работа и красивая женщина.
Очень красивая женщина.
Коко производит легкое движение бедрами, шорты падают к ее ногам. Теперь из одежды на ней только полупрозрачные туфли и мини-корсет с ложной шнуровкой. Корсет на глазах меняется, приобретая леопардовую окраску. Бушующее по стенам комнаты море приобретает глубокие ультрамариновые тона. Свечи трепещут по углам, облизывая бронзовую кожу Коко жаркими лиловыми язычками.
– Не волнуйся, милый. Больше не стану тебя обижать.
Полонский отводит глаза, насколько это возможно. Он старается не скрипеть зубами от ярости, понимая, что просить о пощаде бессмысленно. Он клянется себе, что достанет проклятую нимфоманку и сделает из нее рагу.
Коко переворачивает мягкую сумку, та тоже выглядит как кусок леопардовой шкуры. На пол высыпается груда предметов женского гардероба.
Она передразнивает Ксану. До Полонского только сейчас доходит. Эта дрянь и раньше неоднократно передразнивала его жену, но он старался не обращать внимания. Откуда-то она все знает, копирует жесты и мимику. Коко вставляет в рот сигарету и начинает медленно натягивать сапоги. Отброшенные туфли мерцают, как осколки горного хрусталя.
Полонский клянется себе, что никогда в жизни не возьмет в рот спиртного. Он старается не смотреть, но зрачки сами фокусируются на оголившейся женской фигуре.
Коко беззвучно смеется. Она приподнимается на секунду и шершавым языком проводит дознавателю от подбородка до лба. Мужчина чувствует широкую влажную дорожку на своем лице, слюна Коко отдает коньяком, ванильной конфетой и таким же ванильным табаком. Девушка не торопясь отползает назад, на ковер, и Полонский замечает блеск металла в ее промежности. Перед тем как сердце снова сбивается с ритма, перед тем как липкая испарина ужаса покрывает его лоб, Полонский успевает обозвать себя дураком. Потому что он с самого начала не заметил то, чего, как профи, не должен был пропустить. Коко носила цепи, но на рабыню походила примерно так же, как на шахтера.
По стенам и потолку снуют стайки серебристых рыб, раскачиваются водоросли. Потолка не видно, вместо него, в бесконечной дали, сквозь сотни оттенков зелени порхает размытый солнечный диск. Нет ни окон, ни дверей, тянет океаном и горячим воском. Пахнет большой водой, это запах безумной девицы с кожей цвета питона. Надев сапоги, Коко откидывается на ковре, любуется на себя, затем плавным движением встает в мостик. Выше сапог на ней ничего нет. Немного покачавшись, словно раздумывая, что же делать дальше, блондинка прогибается еще сильнее, и, мелко перебирая ногами, разворачивается лицом к мужчине. Мужчина полулежит, его руки безвольно раскинуты, из краешка рта тянется струйка слюны, с висков стекает пот.
Он хочет закрыть глаза, но не может.
Единственное, что осталось послушным его мозгу, – это глазные яблоки. Лицо женщины перевернуто, но она встречается с мужчиной глазами, она застывает, упираясь макушкой в мохнатый ковер. Полонский видит ее напрягшийся живот, выбритый бугорок с продетыми металлическими колечками, видит трехцветного дракончика, извивающегося в атласе ее кожи.
Блондинка сползает на пол, становится на четвереньки спиной к Полонскому и начинает разыскивать в горе на полу нужную вещь. Януш пытается отвлечься, но не может контролировать свое тело. Ниже пояса все горит и болит. Надо попросить ее о пощаде, надо это сделать немедленно, но из горла вырывается только хриплый стон.
– Что с тобой, котик? – Она движется виртуозно.
Приподнявшись на одном колене, внедряет пальцы Янушу в прическу, кружит надувшимся соском вокруг его губ, царапаясь о щетину. Он приоткрывает рот, невольно тянется вперед, но девушка его не пускает. Похоже, Коко игра нравится больше, чем мужчине, грудь набухает, ее ногти все яростнее разрушают порядок на макушке дознавателя. Вдруг она откидывается назад, как брошенная марионетка. Мужчина выгибается, точно охваченный внезапной эпилепсией. Он сползает с дивана и замирает на ковре, дергаясь, словно ему попал кусок в дыхательное горло. Коко смотрит на свои ладони и неровно дышит.
– Ты весь потный… Чем ты колешься, котик?
– До тебя ничем не кололся…
– Ни хрена себе «ерунда»! Да ты же… Ты что творишь, весь пол заблевал!
Полонский пытается встать на четвереньки, но локти подгибаются, и он снова утыкается лицом в пушистое покрытие. К счастью, в этой загадочной квартирке на задворках гаража имеется «домовой». Пронырливый паук уже шелестит рядом, разбрызгивая моющую пену. Коко становится рядом на колени, ее движения точны и экономичны, как у профессиональной медсестры. Она раздвигает мужчине челюсти, поворачивает его голову и просовывает скомканный платок в рот. После этого рвет на горле воротник и рывком переворачивает дознавателя на бок.
Ее руки испачканы в остатках пищи, но девушка не обращает внимания. Откуда-то достает наркотический детектор и шприц с противошоковым средством.
– Черт, извини… – Несмотря на дикость своего положения, Янушу становится стыдно.
– Фигня, все фигня! – Девушка натягивает шорты и распахивает дверь.
Входят трое.
16. Ночные гости
– Как он? – спрашивает приглушенный мужской голос.
– Хуже, чем мы думали, – отвечает женский голос.
– Зато все подтвердилось, – возражает Коко.
– Что подтвердилось?! Что вам от меня надо?
Януш силится приподнять голову, с третьей попытки это ему удается. Вокруг столпились четыре пары ног, одна пара в сетчатых сапогах, остальные – в черных безликих штиблетах.
– Вы уверены? – переспрашивает невидимая женщина и ставит на ковер металлический баул. – Реакции соответствуют?
В глаз Полонскому ударяет лучик света; женщина оттягивает ему веко, затем прикладывает к принту на ладони валик медицинского датчика.
– Кто вы такие?! – Полонский пытается придать голосу строгость. Это все, на что он способен, – валяться на полу в чужом гараже, запачкать чужой ковер и пугать с пола обидчиков. – У меня документы во внутреннем кармане, проверьте – там зеленый флажок!
– Вот видите, какой бодренький, а вы опасались комы, – чуть ли не с восторгом отзывается мужчина.
Он опускается на колени и затягивает поперек лба Януша ремень. Дознаватель чувствует прохладу электродов на висках, легкое покалывание вокруг темечка, затем раздается гул и по комнате растекается голубоватое свечение. Януш имел дело с таким оборудованием – это передвижная реанимация.
Чьи-то руки в перчатках засучивают на нем штанины, расстегивают оставшиеся пуговицы на рубахе. Снова укол, на сей раз в предплечье, из профессионального инъектора, которым пользуются врачи «скорой помощи». Подвижности ни одной части туловища укол не добавляет, разве что становится легче дышать. Перед носом дознавателя колышутся ворсинки ковра и свисает пучок проводов.
– Почему такой уровень шума, коллега?
– Потому что Коко затравила его стимулятором!
Возмущенное шипение Коко:
– Вы сами разрешили малую дозу… Ой, что это?
– След от первичной рефлексии, дорогуша.
– Ему будет больно?
– Не думаю. Мы снимем эпюры потенциалов, но для этого надо разогнать нейроны в определенный цикл… Не больнее, чем у дантиста…
Амнезия, думает он. Если это наемники из Института мозга, жди самого худшего. После такого сканирования они обязаны усыпить меня навсегда или добиться амнезии. Чтобы никому не рассказал. Точно по времени они прицелиться не сумеют, стало быть, захватят кусок нужной мне памяти. Точно по времени еще никто не научился, даже американцы…
Женщина развернула скрин, но с пола дознаватель не может разглядеть, что происходит на экране. От мертвенно-голубого света лица всех троих, склонившихся над скрином, кажутся посмертными масками. Четвертый посетитель, обладатель очень больших ног, так и не отошел от двери. Он стоит внутри комнаты, спрятавшись за косяком, чуточку напрягая колени.
– Кто вы такие? – в бессильной ярости повторяет распростертый на полу дознаватель.
Если эти мерзавцы его отпустят, то увольнение обеспечено. Гирин не станет держать на работе дознавателя, превратившегося в кисель. Это даже не смешно.
– Он возбудился, эрекция была? Ага, вижу, вижу…
– Да выключите вы это море, раздражает, словно в батискафе!
– Несомненно, возбудился, но блок очень серьезный.
– Я испугалась, что остановится сердце, и прекратила, – это Коко. Она меняет обои, возвращается унылый серый цвет.
– Правильно сделали. Даже для локального зомбирования всплеск слишком сильный. Пародокс в том, что парень лет двадцати мог бы погибнуть.
Полонский только сейчас вспоминает про чип с памятью убитого Юханова. Если чип пропадет, ему придется искать работу за рубежом. Но его карманами никто пока не интересуется.
– Давайте быстрее! – раздается неожиданно визгливый голос мужчины, стоящего у двери. – У него маяк включен, а вы копаетесь!
– Никто его не ищет! – это Коко.
– Коллега, а вы не допускаете точечной подкорковой изоляции?
– Ни в коем случае. Взгляните сюда, четвертая дорожка, абсолютно чисто.
– Скорее! – Это мужчина у двери. – Сюда кого-то несет.
Он что-то делает, шевелит руками на уровне груди. Потом в поле зрения Полонского оказывается разложенный приклад, это полицейский «сонник» британского производства.
– Но Миша должен был перекрыть дорогу!
– Эй, потише, наш пациент не спит.
– Удивительная картина, они добились невозможного! – Женщина щелкает тумблерами прибора, спрятанного в недрах саквояжа. – Я бы осмелилась заявить о двухуровневой программе…
– Если не трехуровневой, коллега. Обратите внимание на частоту в дельта-ритме!
– По всем каналам приходится держать шестнадцать микроампер.
– Сколько может уйти времени на раскодировку? – Деловитый равнодушный тон Коко вгоняет Полонского в дрожь.
– Постараемся за пару суток, загрузим все свободные кластеры.
– И что потом?
– Если все подтвердится, то выход только один.
– Но доказательной базы все равно нет!
– Весь вопрос в том, сколько человек в Останкино успели так загру…
– Тихо, тихо! Вы закончили, коллега?
– Одну секунду… Готово.
Жужжание, щелчок, голову освобождают от ремней, скрин компьютера гаснет. Полонского поднимают с ковра и бережно возвращают на софу. Затем вспыхивает свет, и, когда глаза привыкают, он видит в комнате лишь свою белокурую спутницу. Дверь распахнута настежь, в полумраке гаража отсвечивает багажник «ситроена». Ни малейших следов от троих посетителей.
Коко ужасно серьезна. Убедившись, что мужчина способен ее воспринимать, девушка садится рядом и берет его широкую ладонь.
– Слушай меня очень внимательно, котик. Рада бы с тобой поболтать, но ждут дела. Надо отрабатывать твои десять штук. Поэтому я поеду, а Миша подождет, пока ты придешь в норму, и подбросит тебя до твоей тачки. Будь паинькой, возвращайся домой и честно ходи на службу. За меня, котик, можешь не волноваться, я знаю, что делать. Мы найдем эту рыжую красавицу, если только она еще жива, и сразу тебе сообщим. Мама Фор никогда никого не обманывает. Ты, главное, верь нам и не лезь к мамочке с глупыми вопросами, вроде того, где меня найти. Идет? Мамочка не любит подлых штучек, ты же знаешь. Посиди, остынь, сходи в бассейн… Я сама тебя найду. Да, ведь тебе, наверное, обидно, что мои друзья без спросу поковырялись в твоем мозгу. Ты, наверное, хочешь знать, кто они такие и что они там нашли. Извини, Януш, но я тебе лучше отвечу на другой вопрос. Тебя вроде бы занимало, с кем мы схлестнулись в «Ирисе»? Так вот, это ребята из кремлевской охраны. Я тебе на скрин сбросила ссылку, сам посмотришь. Личность убитого, того, что чуть не прикончил тебя, я сверяла с базой «Ног Брайля». Как минимум шесть раз его рожа мелькает среди телохранителей. Доказать ничего нельзя, и донна Рафаэла никогда в жизни не признается милиции, что в ее «Ирисе» замочили трех человек. Ты все уловил, котик? Я жду ответа…
Полонский медленно опускает веки. Да, он уловил. Еще не переварил, еще не до конца поверил, но уловил.
– Отлично, милый… – Коко нежно целует дознавателя во вспотевший лоб. – Ты, кстати, в курсе, что отчудил ваш генеральный? Час назад он открыл учредительный съезд новой партии, а секретарем избрали зама министра внутренних дел. Конкретно показал господин Сибиренко, с кем в одной упряжке. Но партию каждый дурак создать может, ты бы слышал, что Лева в программной речи заявил.
Поскольку Полонский ничего не может ответить, Коко тянет выразительную паузу до последнего.
– Они будут бороться за открытие доходов и полную индексацию имущества всех депутатов и госчиновников. Ты можешь себе такое представить? Это даже не смелый шаг, это все равно что бросить хабарик на бензоколонке! Если до выборов не ошибутся, чем черт не шутит, котик…
Но я к тому, что господин Сибиренко очень занят, ему не до нас. И если тебе вдруг придет глупая идея обсудить нашу сегодняшнюю встречу со своим начальством, помни о пианистке Лиз, что хотела с нами встретиться в «Ирисе». Ей тоже было что рассказать. Помни о дырке в ее голове, а я буду помнить о тебе.
17. Мисс Лилиан
Это не жена Юханова.
Но она похожа на настоящую Линду, как две капли. Эта женщина прошла «Тотал мейкап» такого уровня, что придраться невозможно. Вероятно, если измерить ее рост, вес и объемы, обнаружатся мелкие неувязки. Вероятно, у нее другая группа крови и еще парочка параметров, которые даже отдел перфоменса изменить не в состоянии. Она обладает памятью его жены ровно в той мере, которая оговорена в контракте. Она привязана к своему мужу гораздо в большей степени, чем настоящая жена, которая находится сейчас в другом городе и никак не сможет помешать работе. Эта женщина сексуально ориентирована на запах только одного мужчины, чтобы исключить возможные накладки. Ее пристрастия в интимной сфере устраивают команду режиссеров и соответствуют запросам клиента. Они лишь немного отредактированы, в рамках медицинского страхования…
До того как поставить свою подпись, актриса, на пару с собственным адвокатом и представителями обеих страхующих сторон, месяц изучала пакет соглашений. Теперь она вспомнит, кто она такая на самом деле, только после окончания срока действия сценария. Она вспомнит, получит кучу денег; ей в обязательном порядке будет возвращена прежняя внешность. Вернется прежняя дикция и тембр голоса. Медики из страховой фирмы скрупулезно проанализируют ее организм на предмет любых повреждений и заболеваний. После чего под документами появится новый ряд подписей, и актриса навсегда забудет о своем участии в проекте.
Так все выглядит в идеале. Но не в этот раз.
Сценарий прерван, потому что заказчик погиб.
…Линда Юханова стоит на противоположной стороне проспекта. Виниловая куртка отражает блеск витрин. Высокие скулы, раскосые фиолетовые очки, надменный чувственный рот. Над верхней губой едва заметные усики; она нарочно их не удаляет, в этом сезоне модно.
…«Лукум» гораздо дороже и на порядок сложнее «Халвы». Это настоящее чудо. Здесь сладость не на двоих. В проекте могут участвовать двое и даже трое перформеров обоих полов. В проект можно добавлять новые лица и даже заранее вводить уровень приязни между ними. Крайне непросто подобрать и увязать эмоциональные стримы в соответствии с пожеланиями заказчика, процент согласования падает до семидесяти пяти, но это еще никого не остановило. Напротив, заказчики утверждают, что непредсказуемость поведения актеров их только заводит.
У технического отдела и отдела режиссуры совсем иное мнение, они спорили до драки, отстаивая перед Советом свою позицию, которая сводилась к простейшему – «не пущать!». Они кричали о пороге опасности, о невозможности дистанционного контроля сразу за тремя перформерами; они требовали даже психиатрического освидетельствования для клиентов…
Как ни странно, никаких печальных последствий пока не наступило. Более того, четверть заказчиков вообще не включили секс в обязательную программу. А около трети, насколько я успел изучить сценарные ходы, потребовали две недели охоты или рыбалки в уединенном месте с друзьями. Им ничего не стоило урвать две недели, заказать живого кабана или рыбу на крючок, но проблема упиралась в друзей.
В настоящих друзей, а не тех, кто улыбается только в лицо.
Таким другом может стать только перформер. Это не мои слова, это реклама «Лукума».
«Лукум» связывает с обычными телевизионными проектами только общая техническая база и терминология. Это самое передовое и захватывающее персональное шоу, которое… никогда не увидит мир. Его увидят лишь несколько человек, а точнее – трое из команды разработчиков, представители Экспертного Совета и… И впервые к материалам допущен дознаватель.
Логичнее всего войти, используя записи стрима самих перформеров, тем более что по условиям соглашения чип со стримом клиента по окончании работы остается у него. Клиент не может сам его активировать, но уверен, что никто не продаст и не переживет на себе его ощущения. Все это слишком лично и тонко. И дело совсем не в сексе. И не в разнузданных оргиях, и уж тем более не в оплаченных дорогостоящих путанах из Лиги свободных гетер.
Бордели, помнится, легализовали, еще когда я был ребенком, и интерес к ним почти сразу угас. Особенно после введения обязательных контрактов при заключении гостевых браков. Никому, кроме дряхлых инвалидов, не нужны платные гетеры, поскольку свобода отношений и так плещет через край. Вся грандиозность нашего ноу-хау и залог победы лежат совсем в иной плоскости. Отдел перфоменса продает эмоции.
…Линда Юханова поворачивается и заходит в распахнутые двери «Амазонии». Сквозь стеклянную стену я вижу, как спиральный эскалатор поднимает ее на четвертый этаж. В этом сезоне носят полосатые клеши и обтягивают задницы. По Линде можно ориентироваться во всех последних веяниях моды.
А еще жена Юханова структурный дизайнер. Сложно дать однозначное определение, что это такое. Их лавка занята тем, чтобы примирить жесткий виртуальный мир с реалом. Плавный переход, сглаживание углов, смещение акцентов на прекрасные стороны. Например, настоящая Линда сейчас обкатывает модель яслей, где на восемь групп детей будет всего один воспитатель. Полный бред, но ей нравится. Той «хромированной» брюнетке, что поднимается сейчас на верхний этаж развлекательного центра, нравится та же самая работа. Она ничем не отличается от прототипа и вполне искренне считает, что находится в отпуске.
…А еще жене убитого Рона Юханова нравятся живые собаки, паэлья, кальвадос, даосизм, хайку, Патагония и мисс Лилиан. Для меня все эти понятия – лишь отголоски чужого космоса. Кроме последнего. Мисс Лилиан представляет крайне серьезный интерес. Если бы заказчик сразу сообщил о появлении этого персонажа, возможно, его незавидная судьба выглядела бы иначе. Но Рону Юханову не пришло в голову оспаривать режиссерские ходы. На его месте я бы тоже ничего не заметил. Для этого надо быть хитрой лисой, вроде Костадиса, надо быть придирчивым и желчным.
Режиссеры не исключают, что перформер мог просто-напросто познакомиться с этой мисс Лилиан в одном из «розовых» баров. Вполне естественное обоюдное притяжение, особенно если учитывать природный темперамент актрисы и режиссерские «добавки». Так я раньше полагал, насчет естественности…
Но «новая» Линда не должна была ни с кем знакомиться. Сценарий «Лукум» подразумевает одновременную работу с заказчиком нескольких актеров. Но в случае Юханова речь шла только об одном любящем партнере. Остальные интересовали Рона как приставки для супружеского секса. Ему хотелось, чтобы супруга при нем занималась любовью с кем-то еще. Невинная забава, но настоящей жене она пришлась не по вкусу. Рон встречался с подружками «новой» Линды несколько раз; по условию сценария, она его и знакомила. Но Рон не удосужился проверить, откуда взялся новый персонаж.
Он слишком любил свою жену.
Журналисты высмеяли бы наречие «слишком», но я его хорошо понимаю. Я прекрасно осведомлен, что означает «болеть кем-то».
Линда часто проводит время в этой башне. «Амазония» выстроена на развязке Садового кольца. Купол над проспектом только что захлопнулся, последние капли дождя дрожат на деревьях, над стоками утробно урчат водовороты. Желающие ощутить прелесть осени нарочно прогуливаются с непокрытыми головами. Здесь полно таких чудаков: бродят по центру с расписанием помывок и соревнуются, кто сколько раз за день успел промокнуть.
Они играют в дождь.
Я перехожу проспект и оказываюсь между двумя десятиметровыми пальмами. «Амазония» обволакивает странной смесью запахов: жареного кофе, мартышек, носящихся внутри огромной сетки, горячих ванильных вафель и рекламного парфюма, который навязчиво предлагают размалеванные девахи у самого входа. Точнее сказать, я помню запахи, которые здесь присутствуют, потому что и сам люблю сюда забегать. Обоняния у меня нет, как и осязания, эти фокусы оставим для фантастических романов. Я просто лежу на мягкой кушетке в полной изоляции, голову и грудь полотно фиксируют захваты, несколько игл микронной толщины введены в нужные участки мозга, и специальный наркотический раствор поступает в вену на левой руке. Вот и все. Никаких там эластичных костюмов со встроенными электродами. Осязательный контур записывать пока не научились. И никаких экранов для всеобщего обзора. Стрим может воспринять только человеческий мозг, мозг открытого перформера. Поэтому в качестве доказательства для суда он вряд ли сгодится.
Стрим Рона Юханова можно поделить на три составляющие: зрение, слух и собственно стрим, тот самый эмоциональный код, доступный лишь тонкой аппаратуре. Техника для расшифровки стрима существует в единичном исполнении. По крайней мере так до последнего времени полагали шишки из Экспертного Совета.
Теперь уже никто ни в чем не уверен.
Зато я, по крайней мере, могу не бояться упустить Линду из виду. Юханов шагает и глядит совсем не так, как Костадис. Он был ниже Костадиса ростом и слегка переваливался при ходьбе. Он следил за женой, а меня интересуют окружающие. Все, кроме Линды. Я не могу их сфотографировать и не могу прокрутить запись в обратную сторону. Я даже не могу скосить глаза на зеркальную стенку, чтобы проследить, кто вошел в здание следом.
…Линда вышла на четвертом этаже и рулит прямиком в бар. Баров тут штук пятнадцать, на самые разные вкусы. Эскалаторы разбегаются во всех направлениях, лифты ездят прямо внутри аквариумов, три десятка круглосуточных театров зазывают на розыгрыши призов. Недавно социологи обнаружили, что в развлекательных центрах вроде «Амазонии» появились постоянные жители. Преимущественно это профессиональные геймеры, кочующие по этажам между тотализаторами и игровыми автоматами. Они даже спать ухитряются в кинотеатрах. А всего через «Амазонию» на Садовом в день проходит не менее сорока тысяч человек.
Я сворачиваю за Линдой в дымный сумрак. Хорошо, что мой нос не чувствует этой вони. Человек двадцать сосут кальяны, еще столько же раскачиваются в групповом танце над аквариумом. Барная стойка висит в воздухе, черный парень с серебряными волосами наливает Линде кальвадос. На самом деле он перекрашенный белый, но этой весной в среде яппи модно играть ферментами. На подиуме делает «мостик» обнаженная девица, на ее теле нет ни единого волоска. Ее голый череп украшен иероглифами. Вторая танцовщица в красном латексе капает на гениталии подружки воском с двух зажженных черных свечей. Вместо задней стены – водопад; весь покрытый каплями от воды и пота рослый мулат дергает за веревки колокольчиков и лупит колотушками в музыкальные бочки. Ему кажется, что так он помогает оркестру.
Я не пробираюсь между танцующими, я их просто тараню. Рон Юханов не учился в школе высоких манер, он занятой человек и презирает гуляк. Все, о чем он втайне мечтал, – это чтобы его супруга была с ним понежнее. Линда моложе мужа на семнадцать лет. Вместе со своим структурным дизайном она колесит по свету, одновременно учится и продает разработки. Она не желает в ближайшую пятилетку заводить детей, не интересуется купленным для нее домом, не спит с Роном больше раза в неделю. А когда чудо физического слияния происходит, Линда ведет себя так, словно отрабатывает скучную обязанность. Она подписала гостевой контракт, но, как деловая женщина, ревностно оберегает свою независимость.
Это та скупая информация, которую я выудил из нашего психотерапевта. Перед тем как скачивать стрим, заказчик в обязательном порядке посещает медиков. Его святое право – промолчать и ничем не делиться, но в таком случае отдел перфоменса не отвечает за качество работы. Мне немножко жаль Юханова, хотя, судя по его досье, покойный был порядочным мерзавцем. Купил бы лучше себе «Халву», получил бы влюбленную студентку!
Линда Юханова улеглась на пушистой кушетке, закинув ногу на ногу, в одной руке – тяжелый бокал, другой гладит по коленке рыжеволосую девочку в корсете. Та сидит на кушетке по-турецки, ко мне спиной. На ее ножках очень яркие брючки, на затылке переливается гирлянда, голые плечики покрыты татуажем. От перезвона бочек и колокольчиков у меня во рту начинают вибрировать зубы. Ослепительно-черный гарсон меняет кальяны. Его улыбка плывет в облаках дыма, как реклама зубной пасты. Голая девушка на эстраде теперь сидит на шпагате, задрав вверх лицо. Мускулистый парень в кожаных шортах затягивается «травкой» и выпускает дым ей прямо в рот. На дальних кушетках целуются взасос. Я на секунду бросаю взгляд наверх и только тут понимаю, почему в баре все лежат. Под звездным куполом беззвучно идет боевик.
Читать бесплатно другие книги:
