Когда плачет скрипка. Часть 2 Дан Виктор
– Убийства…
– …зверского убийства лежало на земле?
– А где оно может быть еще?
– На ветках!
– Расскажи, что ты видела?
– Видела кусок трубы на кусте, но подумала, это же не на земле…
– Ты помнишь, где это?
– Да.
– Мы сейчас!
Михаил схватил Веронику за руку и потащил к выходу:
– Мы скоро вернемся!
– Я не допила пэпси!
– Потом! Я куплю еще… Пойдемте и вы со мной! Нужен свидетель. – пригласил Михаил учительницу, что помоложе.
На улице он держал Веронику за руку и невольно торопился. Учительница отстала. Со стороны это выглядело, вероятно, как похищение, потому что на них оглядывались. Один невысокий мужичонка перегородил дорогу:
– Куда ты тащишь девочку?
– Отойдите! Милиция…
Мужчина отскочил в сторону, но стал звать прохожих.
– Смотрите! Тащит девочку в парк!
Вероника вступилась за Михаила:
– Дяденька! Он, правда, милиционер! Мы идем ловить преступника…
Михаил, чтобы успокоить публику, достал удостоверение. Их догнала учительница. Далее они пошли спокойно, как супруги с дочкой на прогулке. Они спустились к пролому, ведущему в Санаторный переулок. Буквально в двух метрах от дыры в заборе между развилок веток куста был зажат, словно на показ, кусок трубы полуметровой длины. Дюймовая труба, почти забитая известковой накипью.
“Тяжелая. Горячая вода или отопление”, – отметил Михаил, когда осторожно вкладывал трубу в большой полиэтиленовый пакет, извлеченный из кармана куртки.
“Не далеко он ее спрятал. В начале мая листва еще прозрачна. Словно хотел, чтобы ее обнаружили, и вставил в развилку. Они могли ее обнаружить тогда с Манюней. Жаль, было уже довольно темно. Сколько людей прошло мимо! Правду говорят, что видят не глазом, а умом!” – подумал Михаил. Он был доволен. Еще не было экспертизы, а он уже не сомневался – в его руках орудие убийства.
Они вернулись в кафе с видом триумфаторов.
– Вероника заработала приз! Заказывай! – Михаил помнил свое обещание.
– Всем мороженое! А мне еще пэпси и жвачку…
В конце дня Михаил уже мог доложить Манюне результаты предварительной экспертизы:
– Один конец трубы обрезан газовой резкой, другой – ножовкой. Внутренность покрыта накипью. Это труба горячей воды. В ЖЭК нетрудно установить дату ремонта, если мы найдем дом, откуда труба.
– Естественно, начать нужно с дома и квартиры Крамара…
– Конечно. Но самое главное – на трубе органические остатки и несколько волос. Спектральный анализ и микроскопический показали – следы разложения крови. Волосы сильно обесцвечены, но нет сомнения, что Ларисы. Сравнили с образцами, взятыми при эксгумации.
– Я в тебе не ошибся! Дело опять завертелось. Жаль, я надолго привязан к этому агрегату! Что ты намерен делать дальше?
– Подожду точного количественного анализа состава стали и начну искать откуда труба отрезана.
– Можно не ждать результатов анализа, а сразу брать образцы в доме Крамара. Все равно их также нужно сдавать в химлабораторию.
– Действительно! Завтра и начну. Нужна только электродрель.
– Не занимайся только этим сам. Пригласи экспертов из НТО. Они знают свое дело и не любят самодеятельности следователей. У них есть соответствующий инструмент…
– Они вечно заняты.
– Скажу завтра Фесенко. Он организует. Мне сегодня провели телефон, так что я уже консультирую. Стало не так скучно лежать… Можешь и ты звонить для экономии времени, запиши номер.
– Лучше буду приходить, если не возражаете? Вы уже звонили в Хайфу.
– Ха-ха-ха! Что правда, то правда!
Утром Сумченко разыскал и пригласил к себе Михаила.
– Почему не докладываешь о находке?
– Жду окончательных результатов экспертизы. Нужно еще найти, откуда труба! – ответил Михаил и подумал: “Кто-то из отдела стучит Сумченко регулярно…”
– Можешь не сомневаться! Из дома Крамара или соседних домов. Взял с мусорной свалки во дворе.
– Ее пилили ножовкой. Довольно аккуратно. Интересно, держал ли Крамар в руках какой-либо инструмент, кроме смычка?
– Держал, держал! Он заядлый яхтсмен. Кроме того, у него есть дача.
– Любопытные сведения! – Михаил говорил вполне искренне и, очевидно, спровоцировал Сумченко.
– Вот, видишь! Как только ты последовал моим советам, так сразу получил результат.
– Опыт великое дело! – процитировал Михаил классика.
– Что ты намерен делать, если будет доказана причастность Крамара к этой трубе.
– Позвоню ему в Хайфу и задам несколько неудобных вопросов.
– Не советую это делать. Он хитрый еврей и что-нибудь придумает. Нужно готовить документы и добиваться его выдачи.
– В Израиле много хитрых евреев и лучше, если мы узнаем раньше, что они придумают.
– Он переменит фамилию и сбежит, если ничего другого не изобретет.
– В современном мире трудно затеряться.
– Если есть деньги, не трудно.
– Откуда у него деньги? На зарплату профессора провинциального вуза сильно не разгонишься…
– Он давал концерты, записывал пластинки…
– Может быть, вы правы и у него по нашим меркам есть деньги, но все же тактика открытой игры для нас выгоднее.
– Опять твоя настырность! Впрочем, решайте с Манюней этот вопрос сами… Потом снова скажите, Сумченко помешал…
Инженер ЖЭК полистал старую книгу нарядов и сообщил, что в подъезде Крамара была замена труб горячей воды в апреле восемьдесят седьмого года. Менее чем за месяц до убийства.
Большая делегация в составе Михаила, экспертов, инженера, сантехника и сварщика ЖЭК посетили квартиру Крамара. После предъявления ордера была снята кафельная плитка в районе стояка горячей воды. Экспертам повезло. Сварщик при замене на новую оставил несколько сантиметров старой трубы на выходе из стояка, чтобы упростить себе задачу.
Для начала насверлили стружки и договорились с ЖЭК, что по команде Михаила они вырежут фрагмент старой трубы целиком. Такая команда поступила в тот же день, так как анализ стружки дал положительный ответ – это была та же марка стали. Теперь нужен был весь образец для более тщательного сравнения химсостава. Как объяснили Михаилу эксперты-химики. каждая марка стали определяется содержанием, кроме железа, еще примерно десятка химических элементов. Причем количество каждого в процентах задается диапазоном значений. По этой причине каждая партия труб из одной плавки неповторима по своему химическому составу.
– После такой находки Крамар не устоит, хотя у меня сомнения остались… Если он убил Ларису, то он же наиболее вероятный убийца ее матери… Железобетонного алиби на время убийства у него не будет, но как он смог повесить ее в одиночку… – Манюня говорил медленно, с паузами между предложениями
– Вот случай, когда Сумченко нам помог. Он сообщил мне, что Крамар опытный яхтсмен. У каждого яхтсмена найдется пара блоков, чтобы соорудить полиспаст и поднять тело, как говорится, одной левой. Достаточно прочная веревка тоже есть.
– Теперь, кажется, все сходится…
– Кроме убийства деда Стефана и покушения на вас…
– Деда Стефана, возможно, убила старуха сама, а покушение – следствие моей мнительности, от которой, я надеюсь, избавлюсь после выздоровления…
– У меня тоже приступ мнительности. Не могу отделаться от ощущения, что за мной следят.
– Время лучший лекарь и от мнительности тоже. Извини, но ничего кроме банальности в моем положении сказать не могу. Да! Я уже попросил Фесенко организовать тебе разговор с Крамаром.
Разговора с Хайфой пришлось ждать всего три дня. Предыдущие два разговора позволили отработать организацию связи с Крамаром. За это время Михаил объехал несколько колхозных гаражей. Очередность выбирал, руководствуясь расстоянием от места аварии. Пока ничего, похожего на разыскиваемый самосвал, обнаружить не удалось.
Ожидание на переговорном пункте несколько затянулось, хоть выбрано было не самое загруженное время.
– Алло! Гражданин Крамар? С вами говорит следователь Гречка. Вы меня хорошо слышите?
– Хорошо. Как здоровье Манюни?
– Поправляется! Но это дело времени, а у нас возникло несколько вопросов и мы надеемся, что на этот раз вы будете более откровенным, чем в прошлый.
– Не могли бы вы более конкретно?!
– У нас есть основания считать, что вы дали ложные показания.
– Вы о чем?
– Вам не могла сказать о студентах мать Ларисы. Вы их видели сами, так как встречались с Ларисой вечером еще раз незадолго до ее убийства.
– Это провокация!
– Ваше право сказать да или нет, но квалифицировать как провокацию, а точнее, как ложь наше утверждение может только суд. Вы будете отвечать по существу?
Крамар ответил после длительной паузы. Возможно, он с кем-то совещался.
– Буду. Я действительно с ней встречался. Но это была не моя инициатива. Вахтер мне принес записку. В ней было написано чужим почерком примерно следующее: “ Лариса просила передать, что срочно хочет видеть вас вечером у себя дома”. Когда я пришел, выкроив полчаса между выступлениями моих учеников, она еще не вернулась. Мне пришлось ее ждать десять минут или несколько меньше. Я видел сцену со студентами, хотя не разобрал слов. Лариса была в слезах и удивилась, увидев меня. Я посоветовал ей зайти домой переодеться. Был чудесный вечер, и мне захотелось поговорить с ней на улице, посидеть на той же лавке, где я ожидал ее. Но она не стала переодеваться. Оставила только скрипку, ноты и, как я узнал потом от матери, кольцо. Она панически боялась его потерять…
– Вы сохранили ту записку?
– Нет. Выбросил сразу.
– Вы знаете, кто ее написал?
– После всего, что случилось, я боялся попадаться на глаза вахтеру, не то что расспрашивать, кто ее передал.
– Каким путем вы шли к дому Ларисы?
– Через санаторий.
– А каким возвращались?
– Тем же.
– Вас кто-нибудь видел? Вы с кем-нибудь встретились на дорожке парка?
– Нет. Не помню.
– Не помните, или не встречали?
– Не помню. У меня не было причины запоминать!
– О чем вы говорили с Ларисой?
– Разговор не получился. Я торопился, она была расстроена и сослалась на усталость. Но мы договорились все обсудить при первой же встрече. Я пообещал помочь вырваться из ее окружения. Было не просто решиться, но она была так красива в тот вечер, что я отбросил всякие сомнения.
– И убили ее обрезком трубы, которую принесли с собой.
– Какой трубы? Что вы говорите?!
– Трубой, которую вы отрезали от старой водопроводной трубы, после замены на новую…
– Это какое-то недоразумение!
– Помните, как в конце апреля того года в вашей квартире заменили трубы подачи горячей воды. А вы еще договорились в частном порядке с сантехниками и передвинули ванну.
– Передвинули. Ну и что?!
– Мы располагаем неопровержимыми доказательствами, что Лариса убита трубой из вашей квартиры. Вы это уяснили?! Отпирательство бесполезно и только усугубляет ваше положение…
– Какие доказательства?
– Химический анализ стали, из которой изготовлена труба.
– Возможно это случайное совпадение?!
– Ваш юрист подтвердит, что скорее обезьяна напечатает на машинке “Отче наш”, случайно ударяя по клавишам, чем получатся две идентичные плавки стали.
– Но я не убивал!
– Трудно вам верить после того, как вы лгали все эти четыре года. Еще раз повторяю, в ваших интересах чистосердечно во всем признаться, добровольно вернуться и предстать перед судом. Суд учтет все обстоятельства…
– Это недоразумение, или провокация! Я не убивал! С вами бесполезно говорить… – и Крамар, очевидно, положил трубку, так как связь прервалась.
Глава 4 Скрипка заговорила
Из Управления Михаил позвонил Манюне, рассказал вкратце содержание разговора и пообещал заехать, как только будет готова стенограмма. Он отдал кассету от диктофона в лабораторию звукозаписи для снятия копии и попросил Тамару Борисовну заняться стенограммой сразу же после изготовления копии.
Остаток дня он решил провести в спортзале. После первых успехов в расследовании, он посещал спортзал почти каждый вечер. Завтра пятница. Он уедет домой сразу после встречи с Манюней, поэтому потренироваться нужно обязательно. Тем более что сегодня занятия проводил Феликс.
Михаил тренировался в группе Феликса и с другими группами и нашел, что Феликс в профессиональном смысле выше других тренеров. Они оказались хорошо совместимы психологически и, похоже, стычка на водной станции постепенно перерастет в дружбу.
После тренировки Михаил спускался вниз к гостинице по плохо освещенной улице. Дорога была самой короткой и хорошо знакомой. Когда справа выросла темная глыба дома на капитальном ремонте, с выбитыми стеклами и жидким забором вокруг, Михаила охватила непонятная тревога. В доме слева не горел ни один фонарь у подъезда. Михаилу показалось, что накануне освещение здесь было. На всякий случай, чтобы проскочить образовавшийся темный мешок, он сошел с тротуара на середину проезжей части узкой улицы.
Глазами он невольно косил, то влево, то вправо, и это его спасло. Из среднего подъезда выскочил высокий парень и замахнулся чем-то, целясь в голову. Следом за ним спешил второй. Михаил блокировал удар левой рукой. Обожгло висок. Это помешало ему нанести точный удар правой. Он метил в горло, а попал чуть ниже в грудь. Однако нападавший упал, но Михаилу было не до него. Правой ногой с уходом влево он свалил второго, и едва не угодил под удар третьего. Его спас двойной кувырок через голову. Теперь он вырвался из окружения. Третий размахивал трубой или толстым прутом, но нападать не решался, также как и первые, хотя они уже поднялись с земли. Тогда Михаил начал серию обманных движений, чтобы обезвредить этого с трубой. Он был ближе всех к нему. Третий вдруг бросил трубу и с криком: “Он каратист! Атас!”, – побежал вверх по улице. Первые отступали более организовано, но когда Михаил поднял трубу, это была стальная арматура в палец толщиной, тоже побежали.
Он не стал их преследовать. Сейчас он пожалел, что пистолет оставил в сейфе, как посоветовал Фесенко. Висок саднил, но кровотечения не было. Михаил осторожно потрогал место удара рукой. Там образовалась довольно большая шишка. Чем же его ударили? Скорее всего, это была велосипедная цепь. Коварная штука. Нужно было уходить от удара или принимать на левую цепь, а не блокировать руку нападающего.
Дежурному администратору гостиницы, который выдал медицинскую аптечку, Михаил объяснил, что в темноте оступился и упал. Куртку из плащевки пришлось постирать в ванне. До отъезда она высохнет, а по городу придется щеголять в пуловере и байковой рубашке. Холодно не будет, но большинство в городе уже облачилось в плащи и кожу. Утром и вечером из-за близости моря было довольно сыро.
В начале второго пополудни Михаил заехал к Манюне со стенограммой и дорожной сумкой. Папку со стенограммой он договорился оставить у Манюни, и от него сразу ехать на автовокзал.
Манюня читал стенограмму телефонного разговора с Крамаром долго, потом сказал:
– Неужели, после всего этого он отвертится? Каждый раз перед убийством, сначала дочери, потом матери он с ними встречался, а говорит, что невиновен.
– Жизнелюб! – мрачно пошутил Михаил. Шишка еще болела. Разговор об этом он оставил на конец.
– Похоже, что твоя миссия закончилась и весьма успешно. На то, чтобы его посадить здесь или в Израиле, понадобятся долгие месяцы. Может быть даже годы. К тому времени я буду здоров. Приезжай в понедельник, сдай дела, закрой командировку и опять к жене под бочок. Небось, скучаешь! По себе знаю…
– Боюсь, не получится к жене под бочок… Вчера возвращался вечером с тренировки, а в темном переулке меня подстерегали трое. Видно плохо тренировался, за что заработал “боевое ранение”. Посмотрите! – Михаил продемонстрировал ссадину и шишку, которая стала меньше по высоте, но приобрела фиолетовый оттенок. Он рассказал подробно о нападении и своих планах на следующую неделю.
– Конечно, если руководство будет настаивать, я уеду. Но нужно довести до конца историю с наездом и нападением. Мне кажется, что это звенья одной цепи. Вопрос только в том, куда она тянется? Одного из нападающих я запомнил. Того, который ударил меня цепью. Долговязый, глаза на выкате, скошенный подбородок. Очень похож на Сову, один из ваших фотороботов. Точно, Сова!
– Если согласен остаться, то буду рад за тебя похлопотать. А цепь, думаю, тянется к наркодельцам или спекулянтам лекарствами. Сестрица и племянница-фармаколог меня здорово заинтересовали. Возможно, наши визиты к ним кого-то серьезно беспокоят. В понедельник свяжись с человеком с веселой фамилией Тризна. Вячеслав Андреевич занимается наркотиками. Ты видел его телефон в моей папке.
– В понедельник не смогу. Уже заказал транспорт для поездки по колхозам.
– Может, отложить бесполезные поездки, когда намечаются поиски Совы и прочей компании?
– Одно другому не мешает. Пока дают транспорт, буду ездить каждый день.
– Мои настаивают завтра крестить Нину, – такими были первые слова, сказанные Анастасией после приветственных поцелуев. Ниной назвали дочку в память о покойной матери Михаила.
– Я не поеду.
– Ты чего? Партию разогнали, можешь не бояться парткома…
– Не в этом дело. Ты же знаешь, я уважаю искреннюю веру и любую “человечную” религию, тем более христианство. Но я не верую и в церковь не пойду. Потом, в машине места не хватит.
– Анна и Юра поедут на своей.
– И прекрасно! Ты с малышкой и бабушка с прабабушкой, полный комплект.
– Прошу тебя! Поедем! Подождешь в машине…
– Отложим этот вопрос на утро…
– Не возражаешь, если Анна и Юра будут крестными родителями?
– Хорошо! Договорились! – он снова заключил ее в объятия. Она трепетала в ожидании скорой близости.
“Одно положительное качество командировок – любовный голод и сопровождающая его острота чувственности. Какое счастье быть женатым на любимой женщине!” – подумал Михаил, но не сказал вслух. Каждое прикосновение, каждый самый короткий поцелуй отзывались взрывом желания. Он вдыхал ее восхитительный запах, запах чистого тела кормящей женщины без всяких признаков парфюмерии. Михаил запретил Анастасии употреблять любую косметику, пока кормит ребенка. Мать должна пахнуть молоком, а не поделкой под Ланкомэ.
– Ой! Что у тебя с головой?
– Ударился на тренировке в спортзале.
– А не врешь? Вон и пистолет подмышкой.
– Так положено.
– Здесь ты не носил пистолет!
– Так то же город, да еще портовый!
– Значит, опасность есть?
– А в какой профессии ее нет?! Водителем работать опаснее… Корми лучше мужа. Он голоден как волк по всем статьям.
– Пока будешь в ванной, накрою стол. Сама еще не обедала сегодня, ждала тебя.
– Ну и напрасно. Уже пора ужинать, а ты еще не обедала. Чем будешь кормить малышку?!
– Не волнуйся за нее. Я понемножку хватала на лету… Пила простоквашу, сок, съела горсть орехов.
Действующая церковь была в соседнем приморском селе, километров семь по сносной асфальтовой дороге. Они с тестем остались в машине, пока женщины с малышкой и крестными родителями проходили ритуал крещения.
Церковь занимала господствующую высоту в округе. С площадки, где они стояли открывался грандиозный вид: на море, устье реки, сельские домики на склонах холмов, спускающихся к морю и реке. Несколько лет Михаил не был здесь и с любопытством осматривался.
Тесть прервал его созерцания:
– Настя сказала, ты носишь пушку. Бросай эту грязную работу. Двести рублей у нас платят начинающему шоферу… С учетом шабашки, считай вдвое больше.
– С учетом взяток и у нас гораздо больше.
– И то правда. Помнишь Писаренко. Такие были злыдни… После армии пошел в милицию. В райцентре богует на базаре. Ты должен знать…
– Знаю…
– Теперь живет на широкую ногу. Машину купил. Жена в нутриевой шубе на тот же базар ходит и обирает старух, стерва! Какую цену назначит, за такую отдай ей курицу, иначе муженек со свету штрафами сживет… Куда смотрит районная прокуратура?
– Никто не жалуется. Народ привык к бесправию. Хуже того. Если взяток не берет и под себя не гребет, уважать перестают – чего на должность полез. Все на несправедливость жалуются, а как деньжата появляются, каждый норовит закон обойти за взятку… Психология рабов! Сколько нужно еще столетий, чтобы ее изжить?! На выпускном банкете один наш доцент с кафедры хозяйственного права целую лекцию прочитал, как он выразился, по “рациональной теории взяток”, – Михаил замолчал на несколько минут, углубившись в воспоминания о той вечеринке в ресторане.
Когда вечеринка перевалила за кульминационный пункт и часть наиболее важных лиц из приглашенных отбыла домой, доцент Свирский поднялся с полным бокалом, постучал вилкой по тарелке и начал свой тост, который оказался лекцией на тему: как брать взятки.
“Минуту внимания! Хочу использовать данный тост для восполнения пробела в вашем образовании. Сами понимаете, краткая лекция, которую я сейчас прочитаю исключительно из любви к вам, не могла быть произнесена с кафедры. Не было бы даже этого тоста, если бы это не была наша последняя встреча. Вы уходите пахать на ниве закона, а я отправляюсь за бугор работать в зарубежном отделении одного эСПэ, совместного предприятия. Будете в Ганновере, милости прошу! Не могу быть в стороне, когда пошел процесс ГэГэ, Грандиозного Грабежа. Государство утратило долго хранимую невинность в виде монополии внешней торговли и теперь отдается всякому желающему иностранцу. Поэтому в большом дефиците знающие сводники, вроде меня. Не считайте меня циником. Мы, юристы, должны трезво смотреть на вещи. И вы тоже не должны упустить свой шанс здесь. Для этого сообщу вам несколько аксиом теории взяток с комментариями, теоремами и следствиями. Аксиома первая: знай дело. Некоторые считают знание дела лишним для взяточника. Глубочайшее заблуждение! Во-первых, кому-то нужно работать и вам начальство простит многие “шалости”. Во-вторых, знание дела – это связи с сильными мира, кому вы были полезны. В-третьих, квалификация вам поможет разобраться в механике чужих делишек и посадить на крючок начальство и коллег. Все они должны знать, что вы все про них знаете, но свой парень, так как они тоже знают кое-что о вас. Кристально чистых нигде не любят. В-четвертых, в любой технике есть свои “допуски и посадки”, то есть разрешенные отклонения от номинала, допустимая точность решений, свой “плюс-минус”, своя нейтральная полоса или ничейная земля. Тем более, это есть в юриспруденции. Если вы это знаете, то в глазах любого проверяющего будете выглядеть законником, а в глазах клиента благодетелем, то есть ничейная земля будет ваша. Нужно только выгодно ее продать. Аксиома вторая: не обижай начальство. Все вы знаете, что до бога далеко, а начальство рядом. Поэтому не обижайте начальство, даже если оно вас не любит. Во-первых, не берите больше, чем начальник. Нужно щадить его самолюбие. Если он берет слишком мало и это вас сильно ограничивает, помогите ему брать больше, но делайте это по возможности незаметно для него. Во-вторых, работайте аккуратно, даже если уверены, что начальство на вашей стороне, чтобы его не подставить. В-третьих, время от времени давайте заработать вашему начальству на ваших клиентах, но никогда не делитесь взяткой явно. То есть не ставьте начальника в двусмысленное положение, тем более, если начальник ваш друг… Аксиома третья: не обижай клиента. Эта аксиома – третья в порядке изложения, но первая по важности. Во-первых, такса должна быть разумной. Это работает на имидж благодетеля. Лучше берите чаще, но меньше. Во-вторых, никогда не обманывайте ожиданий клиента. Если сделали меньше, чем обещали даже на пустяк, верните все или лучше заранее обусловленную часть. Жадность фраера сгубила – это не поговорка, это закон природы! Итак, выполняя мои рекомендации, вы дослужите до пенсии, сделаете хорошую карьеру и будете жить отлично! Так выпьем, чтобы закрепить только что полученные знания…”.
Очнувшись от воспоминаний, Михаил повернул голову к тестю. Последний заметил, что пауза в разговоре закончилась и продолжил:
– Я твоего отца хорошо знал. Если ты в него, то взятки брать не будешь по любой теории. У тебя высшее образование. Уйду на пенсию, останешься за меня. Ты парень толковый. Разбираешься в технике, экономике… Пошли новые времена, райком разогнали. Смотришь, мужики тебя председателем колхоза выберут.
– Скоро и колхозы развалятся!
– Какой же дурак будет разрушать крепкое хозяйство?!
– Оно крепкое по нашим меркам. Производительность в четыре раза ниже мирового уровня. Все держится на дешевом труде и разграблении плодородия земли.
– Чего ты хочешь?! Работа на дядю…
– Понимаю ваше беспокойство о благополучии нашей семьи. Однако не хочу мельтешить. Нужно поработать, набраться опыта… О выборе профессии юриста пока не жалею. А там посмотрим…
– А вот и наши!
Назад машину вел тесть. Бабушка Наталья заняла переднее сидение, а Михаил с Анастасией разместились сзади вдвоем. Нужно было покормить ребенка. Теща поехала в машине с дочкой и зятем. Отношения между сестрами были сложными. Юрий начал выпивать. Анна была слишком прямолинейной, чтобы искать какие-либо тонкие подходы к мужу. Возможно, Анна его не слишком любила. Возможно, она никого не могла полюбить больше себя. Во всяком случае, брак оказался, нельзя сказать несчастливым, но не таким, о котором мечтала мама для любимой дочки. Она много лет думала о Михаиле как о будущем муже Анны. Для нее не была секретом юношеская любовь Михаила. Умом она понимала, что Анна сама виновата, но сердце во всем обвиняло Настю: “Повесилась парню на шею, а потом и под него легла… Он парень порядочный – женился”. Откуда ей было знать, да и предубеждение мешало понять, что эти два сердца и тела созданы друг для друга.
В церкви малышка намочила пеленки. Анастасия ее перепеленала не очень плотно и теперь при кормлении девочка высвободила ручку и стала щипать мамкину грудь, не отрывая беззубый рот от соска. Родители таяли от счастья, глядя на малышку. “Что бы ни случилось, эти минуты будут греть мне душу”, – Михаил осторожно взял ручонку своей дочки, словно выточенную тончайшим резцом. – “Какое совершенство! Только бесконечность природы позволила ей выработать столь лаконичный язык, чтобы в трех десятках длинных молекул описать такую красоту”. Он не говорил этих слов вслух, но видел в глазах Анастасии слезы умиления и согласия с ним.
Дома их ожидал праздничный стол. Крестины в деревне большое событие. Собралось больше трех десятков родственников и соседей. Застолье было длинным и обильным. Михаил и Анастасия пользовались каждой возможностью уйти из-за стола в свою спальню, бывшую родительскую, чтобы взглянуть на дочку. Портреты родителей остались висеть на стене, но кровать заменили на современную деревянную, двуспальную. В углу, защищенном от сквозняков, помещалась кроватка малышки.
Однажды вслед за ними вошла бабушка Наталья. На радостях она выпила рюмочку, вся раскраснелась. Взяла у Анастасии девочку и поднесла к портретам:
– Ниночка, крошка моя золотая! Пусть на тебя посмотрят дедушка Егор и бабушка Нина. Егор! Нина! Посмотрите на свою внучку! Или вы ее уже видели оттуда…, – она откровенно всхлипнула, вернула ребенка Анастасии и ушла из комнаты, вытирая глаза краем ситцевого платка, повязанного на шее. Ее еще густые выбеленные сединой волосы были заплетены в косу и скручены на затылке в аккуратный узел.
– Может, дать ей валерьянки? – предложила Анастасия.
– Не нужно. Это от радости…– ответил Михаил и вспомнил свой сон.
Было это в первую ночь после длинного хлопотного дня, когда он привез дочку и Анастасию домой. Как ни готовились, оказалось, еще много нужно было сделать для удобства новорожденной. Уснули поздно. Сначала Анастасия, потом забылся Михаил. Ему снится сон. Вдруг он просыпается от какого-то шелеста и дуновения воздуха. В комнате темно, но он ясно видит, у кровати дочки стоит его мама и смотрит на спящую внучку. Он подхватывается и бросается к матери со словами: “Мама! Мама! Но мать его мягко отстраняет от себя и молча, почти бесшумно уходит из комнаты. Михаил не видел, как отрывалась дверь. Легкий шорох и она скрывается за дверью.
В этот момент Михаил действительно проснулся. Было также тихо. Анастасия спала, положив голову ему на грудь. Он осторожно переложил Анастасию на подушку, не забыв поцеловать в губы, и поднялся с постели к ребенку. Девочка ворочалась во сне. Он просунул руку под нее. Мокро. Ребенок пискнул, и Анастасия мигом проснулась.
– Что случилось?
– Нужно заменить пеленки…
Михаил ничего не рассказал, ни сразу, ни потом. У него было правило, которое он редко нарушал – не рассказывать свои сны. Зная впечатлительность и женское суеверие Анастасии и бабушки, он не хотел, чтобы фантазии его спящего мозга доставляли им пищу для толкования и беспокойства. Когда речь шла о малышке, он и сам становился суеверным до неприличия.
Понедельник принес неожиданности. Приятные и не очень. Утром Михаил побывал в одном из колхозов для осмотра автотранспорта. Расстояние от места столкновения до этого колхоза уже превышало всякие разумные пределы, разве что водитель имел путевку на поездку в город. Михаил просматривал все путевые листы за неделю, включая день катастрофы. Он уже не успевал за одну поездку посетить более одного хозяйства. Вдоль моря граница обследования уже достигла Христофоровки, и следующая поездка намечалась именно туда.
В Управлении его ждало известие. Как только он вошел в приемную, его остановила Тамара Борисовна:
– Миша! Михаил Егорович! Вас разыскивает Сумченко, просил сразу же связаться с ним.
– Что случилось?
– Наверное, это по поводу факса из Хайфы?
– Он у вас?
– Ксерокопия. Оригинал Сумченко потребовал передать ему.
– Сначала прочитаю, потом позвоню.
– Конечно. Вон в той красной папке с инициалами Николая Петровича…
Адвокат Крамара и местный нотариус прислали письмо, из которого следовало, что Крамар сразу по приезду в Хайфу дал нотариально заверенные показания, из которых следовало, что он действительно вечером незадолго до убийства встречался с Ларисой. Он видел студентов-хулиганов и по его просьбе Швец позвонила в милицию. Вину за неверные показания при первых телефонных разговорах адвокат взял на себя. Это он настоял на данной тактике и теперь раскаивается, так как репутация его клиента пострадала. Его клиент теперь выглядит как лжец, преступник, заметающий следы. Он никого не убивал. Это чудовищное совпадение фактов. Далее следовали комплименты профессионализму советской милиции, который адвокат недооценил.
Сумченко сразу начал с разноса:
– Развалили верное дело! Я предупреждал, что они вас перехитрят. Так и получилось! Хотя, что с тебя взять?! Ты молодой специалист и этим все сказано. Но Николай Петрович?! Он не спрячется за больничным листом! …
Когда Сумченко несколько сбавил свое, в основном наигранное возмущение, Михаил попытался сказать несколько слов:
– Иван Игнатьевич! Дайте молодому специалисту кое-что сказать в свое оправдание…
– Ну, давай. Только коротко!
– По своей наивности я расцениваю эту бумагу положительно. Во-первых, Крамар врал еще до адвоката. Мы имеем его первые показания и четырехлетнее молчание. Во-вторых, этим факсом мы получили со стороны защиты официальное подтверждение правильности всех наших следственных действий. В-третьих, трубу никуда не денешь. Можно, конечно, обвинить нас в фальсификации, но это будут голословные обвинения. Все вещьдоки мы можем предоставить независимым экспертам. Важно, что девушка убита трубой из квартиры Крамара.
– Говоришь ты красиво, но слишком много. Далеко пойдешь, если тебя вовремя не остановят! Шучу, конечно… Мне бы ваш с Манюней оптимизм, – Сумченко, как всегда, без предупреждения положил трубку.
“Самовлюбленный идиот!” – обругал себя Михаил. – “Сумченко разыграл небольшой спектакль с выговором, и я выложил ему всю аргументацию, которую этот павлин будет теперь вещать на всех перекрестках. Вылезет еще на телеэкран”.
Читать бесплатно другие книги:
