Белая смерть Шекли Роберт
В эту ночь мы спали среди телят, собак, детей, москитов и блох. На рассвете, торопливо позавтракав, мы получили лодку и лодочника и поплыли к следующей деревне.
После посещения еще двух деревень я признался Хитаю, насколько я был неправ насчет мадан. Они обычно относились к нам с подозрением, но гостеприимство их не оставляло желать лучшего. Они делились с нами тем немногим, что имели, и отказывались от платы, даже когда ее предлагали как дар. Эти плавни, в которых они живут, почти так же суровы, как пустыня, и так же безжалостны. Однако в них, как и в пустыне, есть своя красота. Рассвет и закат окрашивают воду мягким золотым светом, и очертания дальних тростников и пальм кажутся нарисованными на небе черной тушью. Одинокая цапля – отдых для глаз в этой стране, где резкие линии редкость, а полет бакланов кажется радостным, как в первый день творения.
Чем дальше на восток, тем выше становились тростники, достигая двадцати футов в высоту. Мы продирались сквозь них, и иногда пугали диких кабанов, а иногда дикие кабаны пугали нас. Я думаю, мы путешествовали дня два или три, но эти дни показались годом в этой стране воды, потому что любое место в этих болотах казалось похожим на другое, и даже деревни мадан не отличались ничем, кроме размеров.
Но наконец мы добрались до селения суаяд. Их тростниковые дома были очень высокими, и они владели большим стадом буйволов. Суаяды были более молчаливы, чем другие кланы, и их гостеприимство казалось несколько натянутым и ненатуральным. Их шейхом был одноглазый человек по имени Дакхил, и он смотрел на наше оружие и снаряжение с завистью.
Нам не пришлось терять время в поисках ответа на вопросы. Когда я упомянул о хаббания, лицо Дакхила окаменело от ярости. Но когда я сказал, что они наши враги и что мы планируем нанести им удар, он задумался.
– Вы слышали о хаббания? – спросил я.
– Да, – ответил Дакхил, коснувшись пустой глазницы. – Я слышал о них. Скоро и они услышат обо мне.
– Вы слышали о веществе, которое называют Белым Порошком? – спросил я.
Мы ждали, пока Дакхил обдумывал ответ. Он долго молчал, и я не мог ничего прочесть по его лицу. Его люди собрались вокруг нас, и от меня потребовалась вся сила воли, чтобы не схватиться за револьвер. Потом Дакхил что-то сказал шепотом одному из своих людей, который поспешно ушел.
Однако нам Дакхил пока не ответил. Молчание становилось тягостным, и я стал прикидывать наши шансы, если дело дойдет до драки.
Тут посланный вернулся, неся корзинку, сплетенную из тростника. Дакхил передал ее нам.
Внутри мы обнаружили туркменскую седельную сумку. Она была полна героина.
– Откуда она у вас? – спросил я.
– Не имеет значения, – ответил Дакхил. – Сначала расскажи мне, для чего оно используется.
Я некоторое время пялился на него, не в силах понять вопрос. Дакхил грубо произнес:
– Послушай, ты! Я знаю все о хаббания. Мало-помалу я выяснил, откуда берется этот порошок и как хаббания разбогатели, перевозя его через Иран. Я даже знаю, кому они продают его в Абадане. Но я не знаю, для чего этот порошок используется.
Дакхил закрыл сумку и положил ее обратно в корзину.
– Хаббания разбогатели на торговле этим порошком, – сказал он. – И я планирую сделать суаяд богатыми. Но сначала я должен узнать, для чего это все. Я хочу получить ответ немедленно.
Его соплеменники теснее сомкнулись вокруг нас. Я пересказал Дэйну слова шейха и спросил, что я должен отвечать.
Глава 23
При моем посредничестве Дэйн объяснил им, что Белый Порошок – это наркотик вроде гашиша или опиума, но гораздо сильнее.
– Его курят или глотают? – спросил Дакхил.
– Ни то и ни другое. Его вводят в вену полой иглой.
Дакхил подумал, что Дэйн обманывает его, потому что он никогда не слышал о столь странном способе одурманивания. Но Дэйн поклялся, что это правда, и Дакхил попросил, чтобы ему рассказали все подробнее. Дэйн объяснил, как возникает привычка к наркотику, как постепенно требуются все большие и большие дозы и как люди идут на грабеж и даже убийство, чтобы получить нужную дозу. Потом он рассказал, как полиция преследует торговцев наркотиками, и как преступники сражаются друг с другом за контроль над сбытом наркотиков, и как правительственные агенты обыскивают районы, в которых, по их мнению, прячут наркотики. Когда Дэйн ответил на последний вопрос, Дакхил угостил нас кофе – первый жест гостеприимства. Потом он ушел к себе в дом, чтобы обсудить дело со старейшинами своего племени.
Нам было все слышно, потому что они спорили очень громко. Дакхил хотел принять участие в торговле Белым Порошком, но я не думаю, что говорил он от всего сердца. Старики непримиримо противились этому. Героин может принести богатство, сказали они, но он определенно приведет в плавни иракских солдат и полицейских. От них можно сбегать, на них можно устраивать засады, как это было в прошлом, но их постоянное присутствие означало бы, что весеннего сева не будет и что пастбищ для буйволов тоже не будет. Стада и урожай – вещи уязвимые, не в пример самим мадан. А если солдаты останутся здесь подольше, под угрозой окажется сам образ жизни мадан.
Дакхил спорил порядка ради, но наконец он согласился с остальными. Он был все еще несколько враждебно настроен, когда вернулся к нам, но, услышав, как мы преследовали пятерых хаббания от Султанабада до Йезда, сменил враждебность на дружелюбие. Он попросил нас еще раз рассказать о засаде возле Таббаса и о том, как мы превратили ловушку в преимущество. И он сказал, что поддержит нас и расскажет нам все, что нужно.
Суаяд знали о своих врагах поразительно много. Что-то они узнали от лазутчиков, что-то – в набегах, а кое-что доставили сабеи, которых бедуины не переносят. Но самая лучшая информация шла от тех мадан, которые работали в Абадане.
Каждый год несколько сотен мадан уходили за реку в Абадан и Хоррамшахр. Эти рабочие редко оставались там дольше, чем на несколько месяцев. Они работали, пока не набирали достаточно денег на покупку буйвола или выкуп за невесту, а потом возвращались к себе в деревню. Понятно, что они следили за передвижениями своих врагов, и все, что они узнавали, обсуждалось позднее на совете племени. Теперь нам рассказали, что же они узнали.
Группа арабов-хаббания посещала остров Абадан по крайней мере пять или шесть раз в год, что давало представление о количестве переправленного героина. Оказавшись на острове, бедуины не спешили со своим делом. Иной раз они проводили пять дней, а то и неделю в бездействии, явно для того, чтобы избежать подозрений.
Передавали свой груз они всегда поздно ночью. Тогда хаббания прокрадывались к причалам, как банда убийц и грабителей в поисках жертвы. Мадан клялись, что каждый бедуин может двигаться, как тень среди теней, и что понадобилось четыре попытки, чтобы выследить их.
Но цель их поездок все же была обнаружена. Это был Джетти-29В, малоиспользуемый причал севернее главных доков. Там, в брошеной сторожевой будке, хаббания ждали. Спустя некоторое время к ним присоединялся высокий рыжий американец.
Все дело занимало менее получаса. Затем хаббания уходили – уже без сумок.
– И что хаббания делают потом? – спросил Дэйн.
– Они покидают Абадан, – сказал Дакхил. – Они садятся на утренний катер до Хоррамшахра, а потом на поезд до Ахваза. Дальше Ахваза мы никогда за ними не следили.
– А что насчет американца? Куда он идет после того, как дело сделано?
– Мы никогда им не занимались. Наше дело – хаббания.
– Вы узнали его имя?
– Да. Его зовут Смит.
Дэйн задал еще несколько вопросов, но не узнал ничего стоящего. Затем мы спросили, не пойдет ли с нами в Абадан несколько суаяд, чтобы опознать американца. Мы предложили хорошую цену, и нашлось двое желающих. Оба видели этого американца.
Теперь нас было шестеро, и мы наняли собственную лодку шейха, потому что в меньшей мы все не поместились бы. Мы отплыли за час до заката, потому что мадан предпочитают проникать в Иран ночью.
Глава 24
Наше путешествие в Абадан началось в мертвой и зловещей тишине. За нашей спиной садилось огромное раздутое солнце – уродливый ком огня, который, казалось, вот-вот зашипит, погружаясь в воду. Это солнце было недобрым знаком, не обрадовал меня и плотный туман, поднявшийся в сумерках. Испарения недвижно лежали на поверхности воды, подобно длинным и плотным белым лентам; они сплетались, словно борющиеся змеи, либо напоминали закутанные в белые саваны человеческие фигуры, еще они походили на развалины древних строений, на скульптуры, на призраков, на демонов. Ни единое дуновение ветерка не нарушало это застывшее подобие реальности, и я поймал себя на том, что сдерживаю дыхание. Я, в общем-то, не суеверен; но ночью на болотах, тем более в тумане, любому может стать не по себе.
Мы пробирались сквозь туман три или четыре часа, а потом подул ветер и унес его. Я был рад вновь увидеть звезды, и, конечно, для Хитая это тоже было огромным облегчением.
В короткий предутренний час ветер усилился. Нашему перевозчику понадобилось немалое умение, чтобы удержать лодку на плаву. Мы находились посреди Шатт-эль-Араб, и мелкие, но злые волны постоянно заплескивали через борт, так что всем нам приходилось вычерпывать воду из лодки. У обитателей болот есть название для каждого ветра, и я узнал, что этот называется «арб'айин» – длящийся сорок дней северо-западный ветер. Возможно, он был куда опаснее, чем безмолвный туман, но все же я предпочитал ветер. Он освежал душу. Когда впереди показалось низкое абаданское побережье, я почти жалел, что мы уже приплыли.
Мы миновали освещенный волнорез, потом мигающий красный бакен, потом еще несколько бакенов, ровно горящих белым светом. Перевозчик налегал на весла, выгребая против течения, и наконец причалил к иранскому берегу в нескольких сотнях ярдов выше Абадана.
Мы вышли из лодки, врезавшейся в густые заросли тростника, и ступили на болотистую почву. Небо на востоке было светлым, как будто рассвет уже начался, и на его фоне я видел скелет радиомачты и множество высоких фабричных труб. Как только мы оказались на суше, Дэйн собрал нас, чтобы выдать нам инструкции.
Слушая его, я ощущал, как по телу пробегает горячая волна возбуждения. Близился конец нашей долгой погони, ибо здесь, в Абадане, связывались воедино все нити, протянутые с разных концов, и только здесь их можно было окончательно распутать. Никто не в силах предугадать развязку; последняя и самая опасная часть нашей работы ждала нас в спящем на рассвете городе.
Глава 25
К тому времени, как мы достигли Абадана, солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Улицы были запружены толпами рабочих, а огромные заводские трубы изрыгали дым и пламя. Дойдя до центра города, мы разделились, условившись встретиться у грузового причала после вечерней молитвы.
Я зашел в кофейню Хасана, расположенную поблизости от доков, и сел там почитать газету. Кофейня Хасана была излюбленным местом грузчиков и десятников. Здесь я мог встретить старых друзей и узнать свежайшие городские сплетни. Если ходит слушок о контрабанде героина, то я, несомненно, услышу его здесь.
Не прошло и часа, как я увидел Юсуфа Сувайита, араба из Бейрута. Он всегда был полон кипучей энергии, но особым умом не блистал. Сейчас он работал помощником начальника отдела грузоперевозок.
– Чудо из чудес! – воскликнул Юсуф. – Возвращение блудного сына!
– Юсуф, друг мой, я очень рад видеть тебя, – сказал я.
– А я более чем рад, – ответил Юсуф. – С тех пор, как ты исчез столь быстро и бесследно, наша жизнь стала скучной и тусклой. Знаешь, Ахмед, мы по-прежнему играем в ту дьявольскую игру, которой ты научил нас. Ну, в эту американскую, называется «покер». О Аллах, тебе всегда везло!
– Вы все так же тянете карты вслепую? – спросил я.
– Карты ложатся так, как велит Аллах, – набожно ответил Юсуф.
– Конечно, конечно. Но Аллах также повелел нам пользоваться тем скудным разумом, который Он отмерил нам... Но это все неважно. Как идут дела в Абадане?
Юсуф рассказал. Сначала он поведал о делишках иностранных нефтепромышленников, потом о продажности властей и коррумпированности полиции. Наконец речь зашла о преступлениях, о контрабанде жемчуга и махинациях с валютой и о том, что старое грузовое судно, плававшее под либерийским флагом, месяц назад разбилось на Палинурской отмели, и подстроено это было нарочно, чтобы получить страховку. Но о наркотиках Юсуф не упомянул ни словом, и я счел за лучшее не расспрашивать об этом.
Мы еще немного поговорили о взаимном прощении долгов, потом Юсуф попрощался и ушел. Я заказал еще чашку кофе, потом ланч, потом еще кофе. День тянулся медленно.
После полудня я встретил еще двоих приятелей. Первым был Абдул Кемаль Ихенди, высокий усатый турок из Рамандага, работавший в тепличном хозяйстве в Бавардехе. Он рассказал мне довольно глупую историю о пиратах, якобы разбойничающих возле Файлаки, но ничего не сказал о наркотиках. Второй приятель, по имени Аннад Мотлег эль-Авар, родом был из Саудовской Аравии. Он много говорил о политике, но, также, как остальные, ни слова не проронил о героине.
Больше мне не удалось никого расспросить. Я еще немного посидел, меланхолично размышляя о том, что информация идет в руки только тогда, когда не нужна тебе. Сгущались сумерки. После вечерней молитвы я пошел к грузовому причалу на встречу с Дэйном и остальными.
Хансен и Хитай искали по всем базарам пятерых арабов-хаббания. И не нашли их. Но Дэйну и мадан повезло больше. Они провели весь день в районе порта, разыскивая американца по фамилии Смит. И нашли его. Мадан были уверены, что именно этот человек на их глазах заплатил арабам за набитые до отказа вьюки. Дэйну удалось узнать, что настоящее имя этого человека Эдвард Флагерти и что он заместитель управляющего абаданским отделением «Чизпикской и Виргинской Нефтяной Компании».
– Описание внешности совпадает? – спросил Хансен.
– Совпадает, – ответил Дэйн. – Вплоть до рыжих волос.
– Наконец-то хоть что-то, – сказал Хансен. – Вы уже арестовали его?
– Еще нет, – отозвался Дэйн. – Я не имею права производить аресты в Иране. Но я запросил о немедленной помощи полицию.
– И где же эта помощь? – спросил я.
– Они должны были прибыть сюда полчаса назад, – уведомил нас Дэйн.
– Но Флагерти к этому времени может понять, что его преследуют, – сказал Хансен. – Он мог уничтожить улики. Он может даже сбежать!
– Знаю, – ответил Дэйн. – Но мы должны дождаться полицию.
Я видел, что Хансену эта идея не нравится вообще. Должно быть, ему представлялось, как он ворвется в дом Флагерти с пистолетом в руках, арестует преступника без всякой помощи полицейских и обыщет дом без ордера на обыск. Детектив Хансен, карающий злодеев! Но Дэйн был совершенно прав. Если бы он произвел арест в отсутствие иранских властей, мы все отправились бы за решетку на куда более долгий срок, нежели контрабандист. И все же тяжко было ждать, все время осознавая, что человек, на которого мы охотимся, может избавиться от героина и исчезнуть.
Пятнадцать минут спустя подъехали двое иранских полисменов в джипе. Они изучили наши документы и предоставили себя в наше распоряжение. Мы немедленно направились к коттеджу Флагерти. Наконец-то ловушка захлопнется. Я надеялся, что намеченная добыча все еще оставалась в ней.
Глава 26
Флагерти жил в западной части Абадана, возле реки Хоуре Бахманшир. Мы с максимально возможной скоростью пересекли остров, въехали во двор коттеджа и остановились прямо на цветочной клумбе. Ощетинившись стволами пистолетов, мы выскочили из машины и двинулись к дому. И сразу же столкнулись с трудностями командования. Полицейские выкрикивали приказы по-ирански, в то время как Дэйн отдавал совершенно другие приказы по-английски. Возникло замешательство, Хансен подчинился Дэйну, а Хитай присоединился к полицейским. Мадан, не понимавшие ни слова ни по-английски, ни по-ирански, нерешительно стояли у джипа. Я пытался перевести команды и привести их к общему знаменателю, но моя попытка была прервана выстрелами со стороны коттеджа.
Мы кинулись в укрытие. В нас стреляли из нескольких револьверов и одного автомата. Автоматная очередь наискось хлестнула по двору. Один из мадан закричал и упал. Я пополз к джипу, чтобы спрятаться за ним; но потом подумал о том, что произойдет, если пуля попадет в бензобак, и пополз прочь.
Один из наших полицейских сорвал со своего ремня гранату, дождался паузы в стрельбе, затем приподнялся и швырнул гранату прямо в окно. Прошло несколько секунд, ничего не последовало, и я услышал, как полицейский выругался. В горячке он забыл выдернуть чеку. Это упущение он исправил со второй гранатой, которая не попала в окно и покатилась по веранде.
Граната взорвалась, и весь фасад коттеджа заволокло плотной пеленой дыма. Мы посылали пули в пролом одну за другой, стреляя так неистово, что наши пистолеты раскалились. В этом потоке свинца не смог бы выжить даже комар, и наконец Дэйн скомандовал нам прекратить огонь.
Ответных выстрелов из дома не последовало. Мы осторожно подползли и встали у разрушенной стены коттеджа. Изнутри не доносилось ни звука. Мы крикнули Флагерти, чтобы он сдавался, но постарались при этом не обнаружить свое местоположение. Ответа не было. Хансен вошел в коттедж. Никто не стрелял в него, и остальные последовали за ним.
На полу лежал убитый хаббания, а рядом с ним – еще один, умирающий. Больше никого в коттедже не было; но мы нашли два вьюка с героином и еще один, набитый американскими долларами. Несомненно, наш визит не был неожиданностью и Флагерти пытался забрать весь груз с собой. Мы прибыли быстрее, чем он ожидал, и захватили его прежде, чем он успел все приготовить.
Иранские полицейские немедленно принялись расспрашивать умирающего араба. Но тот был ранен в голову и не мог говорить. Полицейские дергали и тормошили его, пока он не умер, а потом отодвинули тело в сторону и занялись изучением сумки с валютой. Только теперь мадан зашли в дом. Один из них был ранен в плечо, но рана на вид казалась не особо серьезной.
В самом разгаре этих беспорядочных действий мы услышали звук автомобильного мотора, доносившийся от задней двери дома. Мы выскочили наружу и едва не угодили под маленький крытый грузовичок. Я краем глаза заметил мужчину плотного сложения, сидевшего за рулем, а позади него – нескольких арабов. Это наверняка был Флагерти с остальными хаббания. Воспользовавшись нашим замешательством, компания на грузовике рванула прочь.
Мы бросились к джипу. Иранский полисмен добежал первым и с ходу завел машину, едва дав время кому-либо еще вскочить внутрь. Дэйн на ходу прыгнул на заднее сиденье, я последовал за ним. Хансен уже нацелился следом, но Дэйн оттолкнул его, крикнув, чтобы тот присмотрел за коттеджем и найденными уликами. Хитай и один из мадан ухитрились вскочить в машину, но другой мадан опоздал. Мы осмотрелись и обнаружили, что мчимся примерно в сотне ярдов позади грузовичка, на высокой скорости пересекавшего Абадан.
Полицейский джип был оборудован сиреной, прожектором и радиосвязью, но толку не было ни от чего. Сирена издала несколько пробных воплей и смолкла. Прожектор, которым никто не управлял, светил прямо в небеса. Радио гудело и трещало самым добросовестным образом, но полицейский не умел обращаться с ним. Его напарник, сидевший за рулем, выкрикивал ему какие-то указания, и тот крутил верньеры, нажимал кнопки и орал в микрофон. Но проку от этого не было никакого, и некоторое время спустя полисмен отключил радио, достал револьвер и попытался прострелить шины грузовика. В этом он добился не большего успеха, чем в других делах, за которые брался.
Мы миновали длинный ряд заводских цехов и начали догонять грузовик. Он свернул к северу, на дорогу, идущую вдоль доков, и мы прибавили скорости. Вскоре мы миновали предместья, двигаясь параллельно Шатт-эль-Араб. Слева молчаливо стояли у речных причалов танкеры; дальше виднелась болотистая северная оконечность острова.
Я полагал, что Флагерти надеялся пересечь мост между Абаданом и материком, а там затеряться в узеньких улочках Хоррамшахра. Но едва ли это было возможно. Нас отделяло от грузовика не более двадцати ярдов, и это расстояние продолжало сокращаться. Еще минута – и мы их настигнем.
Неожиданно весь вид впереди заслонил блестящий металлический бок грузовика. Флагерти без предупреждения нажал на тормоза, и грузовик развернуло боком. Наш водитель отчаянно пытался остановить джип, но не смог избежать столкновения.
Встряска была порядочная, но никто из нас не пострадал. Мы выпрыгнули из машины и поспешили укрыться. Из грузовика ударила автоматная очередь. Мы открыли ответный огонь, рассредоточившись и осторожно продвигаясь вперед. Было ясно, что Флагерти слепо палит в темноту, почти не имея шанса зацепить кого бы то ни было. Один из полицейских полез в карман за гранатой. Но, прежде чем он извлек ее, автомат смолк.
Подозревая какую-то уловку, мы осторожно приблизились к кабине. Флагерти мы нашли на сиденье водителя. Он по-прежнему сжимал автомат, но лоб его был разворочен пулей. Никого из арабов поблизости не было.
Мы обыскали все вокруг и не нашли ничего. А потом мы услышали слабый всплеск. Арабы пересекали реку, упорно выгребая к иракскому берегу, и уже находились в доброй сотне ярдов от нас. Вскоре их лодка исчезла в речном тумане.
Несомненно, этот побег был подготовлен заранее. Флагерти, должно быть, собирался уйти вместе с арабами и оставаться с ними, пока не найдет способа покинуть Ирак. Если бы обстоятельства благоприятствовали ему, его план сработал бы. Но чей-то удачный выстрел свел на нет его шансы. Я высказал это Дэйну, когда мы возвращались к грузовику, и Дэйн кивнул, но ничего не ответил. Казалось, его мысли витали в миллионе миль отсюда. Я полагал, что это обычный упадок сил после долгой и тяжелой погони, и не стал вырывать его из мира видений.
Мы вернулись к грузовику, и мадан официально опознал убитого. Это означало завершение самой трудной части расследования. Осталось только опросить всех друзей Флагерти, проверить записи «Чизпикской и Вирджинской Нефтяной Компании» и найти их истоки. Но это уже являлось не более чем стандартной полицейской процедурой. По-настоящему важная работа была завершена.
Вдали мы услышали вой сирен; абаданская полиция наконец-то поняла, что здесь что-то происходит. Хитай выглядел измотанным, но довольным. Я полагаю, он уже мысленно пересчитывал доллары. Интересно, сколько этих долларов когда-либо видел род душак? Мадан бормотал молитвы над телом Флагерти. Дэйн склонился, чтобы более внимательно осмотреть труп.
Неожиданно Дэйн выпрямился. Он посветил своим фонариком на крышу, потом на стенки кабины. Затем повернулся ко мне и спросил:
– Где вы были во время перестрелки?
– Там, – ответил я, указав на кусты около джипа.
– Спросите остальных, где были они.
Я спросил их, потом разъяснил Дэйну диспозицию. Оказывается, во время перестрелки мы залегли вокруг кабины грузовика неровным полукругом.
– Что вы хотите узнать? – спросил я. – Мы избрали неверную тактику?
– Нет, не в том дело, – ответил Дэйн. – Проблема в том, что никто из нас не мог застрелить Флагерти.
– Мы могли сделать это, сэр, и сделали, – сказал я. – Один из нас влепил пулю в лоб Флагерти.
Дэйн покачал головой.
– Но рана...
– Это выходное отверстие, – объяснил Дэйн. – Пуля вышла из его лба. Если посмотреть с другой стороны, то вы увидите входное отверстие у основания черепа. Флагерти застрелили сзади.
– Возможно, это был рикошет, – предположил я.
– В кабине нет отметины от рикошета. К тому же кожа вокруг входного отверстия обожжена. Кто-то приставил пистолет к голове Флагерти и нажал курок.
– Вы уверены? – спросил я.
– Да.
– Тогда это, должно быть, один из хаббания, – сказал я. – Их ненависть к чужестранцам хорошо известна. В последний момент они могли решить...
– Хаббания и застрелили его, – сказал Дэйн, – но не из ненависти к чужестранцам. Они вели дела с Флагерти в течение многих лет.
– Тогда это вообще не имеет смысла.
– Вы найдете смысл, если правильно распределите роли, – пояснил Дэйн. – Мы полагали, что Флагерти – важная шишка, что он контролирует всю операцию. Но что, если это не так? Предположим, он был только прикрытием?
– В таком случае, – произнес я, – кто-то заранее запланировал его устранение, если...
Я осекся, заметив слева какое-то резкое движение. Я быстро развернулся, одновременно пытаясь выхватить свой револьвер. Но было уже поздно. Один из иранских полицейских шагнул подальше от нас и вскинул свой пистолет-автомат. Мы обнаружили еще одного перебросчика героина; но момент для такого открытия был как нельзя более неподходящий.
Все мы на миг застыли от потрясения. Но больше всех был шокирован другой полицейский. Он смотрел на пистолет напарника, и в глазах его светилась боль от осознания того, что его предали. Неожиданно он прыгнул на своего бывшего товарища. В тот же миг наш мадан бросился вперед.
Но шансы были нулевыми. Полисмен, твердо стоявший на ногах, одним выстрелом срезал мадана и своего напарника-иранца. Потом он наставил пистолет на нас, и я был уверен, что настал наш смертный час.
Но он не решился выстрелить, потому что сирены выли уже слишком близко.
– Бросьте оружие, – сказал он. Мы повиновались. – Теперь идите к причалу. Не делайте резких движений, не вынуждайте меня стрелять.
Мы двинулись прочь от грузовика, прочь от приближающихся полицейских машин. Мы не пытались бежать: он слишком ловко обращался со своим пистолетом-автоматом и был слишком близко. Я ощущал во рту привкус смерти и был чересчур обескуражен, чтобы проклинать свое невезение.
Но кто мог предвидеть, что одним из заговорщиков будет иранский полицейский, к тому же говорящий по-английски? Ну ладно, это я должен был предвидеть такое, по крайней мере допускать такую возможность. И тем более должен был предвидеть это Дэйн. Он забыл старую истину, которая одинаково верна во всем мире: когда охотишься за преступниками, не забывай присматривать за полицией.
Потом я отбросил эти размышления и сосредоточился на важнейшем вопросе – как сохранить свою жизнь? Мы поспешно спускались по длинному волнорезу. Впереди нас вырастала темная туша нефтяного танкера. Далеко позади нас, слишком далеко, чтобы прийти на помощь, несколько полицейских автомобилей сгрудились вокруг грузовичка.
Мы подошли к сходне, перекинутой с танкера на волнорез. Здесь полицейский остановил нас и приказал подниматься на борт. Я последовал за остальными, пытаясь подсчитать свои шансы прыгнуть в воду. Но полицейский шел позади меня, подгоняя меня дулом пистолета.
Мы ступили на палубу.
– Идите сюда, – сказал какой-то человек. Он говорил по-английски, с американским акцентом. Мы двинулись к нему. Из темноты вынырнули еще два человека и втянули сходню на борт. Когда они это сделали, я почувствовал, что оборвана последняя ниточка, связывавшая меня с жизнью. Мы стояли молча – Дэйн, Хитай и я, полицейский позади нас и американец впереди.
– А теперь, – продолжил американец, – давайте спустимся вниз и поговорим.
Мы пошли. Но я уже знал, чем закончится этот разговор.
Глава 27
Американец шел впереди нас, иранец и двое матросов – позади; в таком порядке нас провели вниз по металлическому трапу и ввели в каюту – не большую, но и не маленькую. Нас обыскали, а потом приказали встать у стены, самой дальней от двери. Напротив нас встали четверо вооруженных мужчин, и мне ярко представилась картина расстрела; но нам была дарована краткая отсрочка.
Резко обернувшись к иранскому полисмену, американец гневно произнес:
– Вы в своем уме? Зачем вы притащили их сюда?
– Ради Аллаха, мистер Смит, – ответил полицейский, – это было самое разумное решение из всех возможных.
– Еще пара таких разумных решений, и я окажусь в Синг-Синге, – фыркнул мистер Смит. – Я плачу вам не за то, чтобы вы принимали разумные решения. Я плачу вам за то, чтобы вы исполняли приказы. Приказы – вы понимаете, о чем речь?
Вопрос казался риторическим, но мистер Смит – настоящий и окончательный мистер Смит – ждал ответа. Он выглядел как совершенно обыкновенный человек. Насколько я могу судить, ему было за пятьдесят, росту он был невысокого, слегка полноват, одет в легкий деловой костюм серого цвета, с темным галстуком. Я знал, что он был главарем преступной шайки; но он совершенно не соответствовал моим представлениям о подобной фигуре. Он не был учтив, не был жесток, не был ни холодно-смертоносен, ни свирепо-убийственен. В общем, он казался совершенно обычным, ничем не примечательным человеком и вел себя так, как мог бы вести себя обеспокоенный ходом дел бизнесмен. Но, возможно, это и было страшнее всего.
– Ну? – требовательно спросил Смит.
– Да, сэр, я знаю, сэр, – сказал полицейский. – Но ввиду непредвиденных обстоятельств я подумал...
– Вы подумали, – прервал его Смит и потер глаза с видом человека, доведенного до предела отчаяния. – Кто, черт побери, платит вам за то, чтобы вы думали? О господи, о чем я вам твердил десять тысяч раз? О том, что не должно быть никакой связи между товаром и моим кораблем. Стоит копам найти хоть одну зацепку, и я сразу могу заняться новым делом.
– Но ведь нет никаких доказательств... – попробовал было возразить полисмен.
– Доказательств? Кому нужны эти чертовы доказательства? Стоит только намекнуть разок парням из таможни, и они будут трясти этот корабль всякий раз, как он зайдет в порт. Они разнесут тут все по винтику, а ставить все на место придется нам. Они звякнут стервятникам из отдела здравоохранения и иммиграции, что задержали нас по подозрению во ввозе бубонной чумы или еще чего-нибудь в том же роде, и наложат запрет на погрузку и выгрузку. И бог знает, что еще. Доказательства? Этим ублюдкам не нужны доказательства. Они просто сделают все, чтобы наша работа стала убыточной.
Мистер Смит гневно распространялся о бесчеловечном поведении американских властей. Дэйн подкинул ему еще некоторое количество информации к размышлению:
– Помимо иранской полиции, существует также ФБР и родственные ему организации. Контрабанда героина – это уже достаточно плохо, но дело об убийстве не закроют никогда.
– Я никого не убивал, – возмущенно отозвался Смит.
– Вы думаете об этом сейчас, – указал ему Дэйн.
– Ладно, заткнитесь, – пробурчал Смит. – Я не хочу говорить с вами. Я должен обдумать все это.
Дэйн заткнулся, и Смит стал обдумывать. Иранский полицейский смотрел на него, а два американских моряка, молчаливые, как статуи, смотрели на нас.
Кажется, мистер Смит пришел к выводам, которые не понравились ему самому. Он повернулся к Дэйну и сказал:
– Черт побери, я еще не пачкал руки убийством. Наркотики – грязная игра, но я клянусь, что никогда никого не убил. Увы, эти тупицы, которые работают на меня, думают не головой, а руками.... Вы ведь вроде как из ФБР, верно?
Дэйн кивнул.
– Вот так, и что же мне теперь делать?
– Я не эксперт по таким ситуациям, – ответил Дэйн, – но я сказал бы, что вы уже замешаны в убийстве. По закону вы так же виновны, как тот человек, который нажал курок. Так что, в зависимости от того, кто будет осуществлять правосудие, вы можете быть либо повешены в Иране, либо посажены на электрический стул в Соединенных Штатах.
– Чудесно, – желчно произнес Смит. – Просто великолепно.
– Однако, – продолжал Дэйн, – дальнейшее зависит от вас. Обвинение в непосредственном убийстве может быть снято. Если вы сдадитесь прямо сейчас, предоставите нам всю возможную помощь и информацию, то приговор, я уверен, будет куда менее суровым.
– А как с обвинением в перевозке наркотиков?
– Оно останется в силе, – ответил Дэйн.
– Великолепно, – повторил Смит. – Когда вы предлагаете дело, вы и впрямь предлагаете дело, не так ли?
– Я не предлагаю никакого дела, – возразил Дэйн. – Я не уполномочен вести с вами переговоры. Я просто описываю вам судебную процедуру, чтобы показать вам имеющуюся у вас альтернативу.
– Приятель, вы не умеете вести дела, – усмехнулся Смит. – Вам не удалось бы продать вязанку дров замерзающему эскимосу.
Но я видел, что слова Дэйна произвели на него впечатление. Небольшие уступки убедили этого подозрительного человека лучше, чем могло бы убедить обещание полного прощения. Смит отлично знал, что ему светило по меньшей мере длительное тюремное заключение. Вопрос был в том, согласится ли он на это или же убьет нас и попытается скрыть все преступления разом.
Смит повернулся к иранскому полисмену и спросил его, почему дела пошли не по плану. Полисмен – мы уже знали, что зовут его Фахад, – объяснил, что мы выследили Флагерти быстрее, чем кто-либо ожидал. Что касается его самого, то он успел только наскоро переговорить по телефону, прежде чем его отправили на это задание. И что хуже всего, его напарником оказался Мифлех Али Зувейд, один из этих неподкупных тупиц, которые имеются в полицейском управлении и явно ниспосланы шайтаном. Мифлех уже сидел за рулем джипа, так как собирался выехать на патрулирование порта, поэтому избавиться от него, не возбудив ничьих подозрений, было невозможно.
Фахаду удалось имитировать неисправность рации, но притормозить джип он не мог – вел машину Мифлех. Из-за этого джип и грузовик достигли причала практически одновременно. Завязалась перестрелка, и арабы не сумели сделать дело должным образом. Убийство Флагерти было исполнено совершенно топорно...
– Черт побери, – сказал Смит, – я же говорил вам, что не желаю убийства Флагерти.
– До тех пор, пока это не будет необходимо, – поправил его Фахад.
– Ну, вообще-то он сам мог о себе позаботиться. Но эти ваши арабские олухи могли бы спокойно забрать его с собой и перевезти за реку.
– Может быть, – согласился Фахад. – Но могли возникнуть трудности. Много чего могло стрястись, пойти не так, как надо.
– Ну и что? Мы знали расклад с самого начала. Я велел вам не трогать Флагерти, пока не настанет крайний случай.
– Я решил, что такой случай настал, – ответил Фахад. – Флагерти мертв, и теперь никто не сможет проследить связь между ним и вами. Вы сами говорили об этом, мистер Смит. Помните?
Смит проигнорировал вопрос и сказал:
– Ну ладно, значит, ваши любители пострелять пристукнули Флагерти и смылись за реку. Что было потом?
– Вот этот, – Фахад указал на Дэйна, – понял, что Флагерти не мог быть убит в перестрелке. Он увидел, что Флагерти застрелили с близкого расстояния в затылок.
– Конечно, он увидел. Даже десятилетний ребенок поймет разницу между входным и выходным отверстием. Эти ваши друзья действительно грубо сработали.
Фахад пожал плечами:
– Мы сделали все, что могли.
– Вы говорили мне, что они знают свое дело.
– Знают, но делают его не так, как американцы.
– Конечно, – хмыкнул Смит. – И вы тоже хороши. Тип из ФБР находит что-то подозрительное, а вы теряете голову и стреляете в другого копа, – как его зовут, Мифлех?
– Его звали Мифлех. Я застрелил его, потому что он пытался свернуть мне шею. И голову я не потерял. А потом...
– Продолжайте.
– Я также был вынужден пристрелить мадана, который был с этими типами.
– У вас действительно выдалась бурная ночка.
– Я делал то, что было необходимо.
– А потом вы притащили этих типов сюда. Действительно, здорово придумали. Почему бы вам было попросту не дать объявление в газету?
– Мистер Смит, обстоятельства.
– Да уж, обстоятельства. Если вам так хотелось поиграть в ковбоя, почему же вы не продолжили начатое?
– Полиция была слишком близко. Я не мог быть уверен, что успею убить всех троих до подхода копов. И если бы хоть один был в состоянии говорить, все открылось бы.
– Ладно, – сказал Смит. – Но вам не следовало никого убивать. Что с того, что смерть Флагерти выглядела подозрительно? Никто не смог бы связать его со мной.
– Но они могли связать его со мной, – возразил Фахад.
Смит вздохнул и потер лоб.
– Ну, что сделано, то сделано. Остается только маленькая проблема в лице трех исчезнувших типов и одного пропавшего копа. Что с этим делать?
– Пропавший коп, – ответил Фахад, – вынырнет в Ираке под чужим именем. Никаких трудностей.
– А эти трое?
Фахад улыбнулся.
– Я думаю, что они исчезнут навсегда. Некоторое время спустя власти уверятся, что они утонули в Шатт-эль-Араб, преследуя хаббания.
– Не очень-то правдоподобная версия, – сказал Смит.
– Да. Но власти сочтут, что это лучше, чем отсутствие какой бы то ни было версии.
Я видел, что Смиту стало неуютно, когда перед ним возникла жестокая необходимость убить нас. Он знал, что для всего случившегося прежде можно найти какие-то смягчающие обстоятельства. Но если мы будем убиты сейчас, по его приказу и на борту его корабля, ни один суд в мире не окажет ему ни малейшего снисхождения. Думать о тюремном заключении неприятно; но перспектива смертной казни ужасала. Было о чем поразмышлять!
Смит сел, ослабил узел своего галстука и зажег сигарету. Несколько раз затянувшись, он бросил ее и сказал Фахаду:
– Вы знаете, это нелегко.
– Это очень легко, – сердито произнес Фахад. – Во имя Аллаха, если вы не можете это сделать, то сделаю я!
Он вынул свой револьвер из кобуры. Дэйн сказал:
– Полиция, возможно, уже ищет нас по всему порту. Что, если они услышат выстрелы?
– Он прав, – кивнул Смит.
– Никто ничего не услышит! – прошипел Фахад.