Развод. Мы больше не твои Гейбатова Мила
– Да, представь себе! Даже сознание потеряла, проснулась утром с запекшейся кровью на лице.
– Ясно, – тянет он. – Извини, вопрос, конечно, серьезный. Ты у детей одна, надо беречь себя.
– О да, действительно, именно что одна! Ведь их папа даже на день рождения не приехал! – из меня вырывается нервный смешок.
Мы подбираемся к той самой теме икс, и мне становится банально страшно. Я не готова услышать, что Глеб меня больше не любит, что у него другая. Просто не готова. Только не так, не по телефону.
Хотя кого я обманываю, какая разница по телефону, лично или в письме. Все одно. На расстоянии, возможно, более унизительно в моменте, но зато есть шанс сохранить лицо. Положить трубку или откинуть от себя письмо, и только потом зайтись в некрасивых истошных рыданиях.
– Так и думал, что ты обидишься, а ведь я подарки подготовил, – произносит Глеб, – старался, сам выбирал и заказывал.
– Мне нужно похлопать в ладоши? Или, может, Никита и Соня должны этим заняться? Глеб, они тебя не помнят даже! Они до сих пор при виде твоего отца сначала нервничают, вспоминая, что это их дедушка, а не чужой дядя, а тебя они лицезрят реже, чем его! – увещеваю супруга. – А твой подарок мне, Глеб, о да, я его надолго запомню, он выше всяких похвал!
Но муж то ли не слышит мой сарказм, то ли предпочитает не слышать.
– Кстати, а почему ты маму не попросила посидеть с Никитой и Соней, зачем какой–то непонятный развлекательный центр с чужими тетками? Ты о двойняшках подумала?
Вместо признания себя неправым, он нашел, к чему придраться в моем поведении. А ведь если так подумать, он любит использовать этот прием в общении со мной. Мастерски манипулирует марионеткой, взятой под официальную роспись в ЗАГСе.
– Подумала, – спокойно отвечаю, не ведусь на провокацию, – именно о них я и подумала. А еще о себе, как ни странно. Я твою маму за месяц до дня рождения детей начала уговаривать прийти и помочь мне с ними, чтобы я смогла заняться организацией праздника. За месяц, Глеб! Ведь она такая занятая женщина, только непонятно чем, ведь на работу она не ходит.
– У мамы давление, сосуды, папа, – пытается выгородить Анну Николаевну Глеб.
– Это у меня скоро будет давление с сосудами от такой жизни. А твоя мать здоровее многих тридцатилетних, – отбриваю я. – И извини, но если бы у меня оказалась сломана носовая перегородка, я бы физически не смогла ожидать целый месяц, пока твоя мать освободила бы место в своем насыщенном графике маникюров и косметологов.
– Если бы ты объяснила ситуацию, она бы отложила свои дела. Она же все–таки в первую очередь мать! – патетично восклицает мой муж.
– Короче, Глеб, наш спор никак не объясняет ни твоего вчерашнего отсутствия, ни того, что ты звонишь мне только сегодня и то лишь для того, чтобы наехать за нецелевое растрачивание средств. Ты вчера даже с Толиком умудрился связаться! А мне не смог черкануть одно несчастное сообщение. Не посчитал нужным, – горько усмехаюсь, а в уголках моих глаз уже скапливаются предательские слезы. – Ты никак не комментируешь произошедшее, как будто все нормально. Я понимаю, конверт в букете красноречивее многих слов, но это ни в какие ворота, Глеб. За столько лет совместной жизни я заслужила гораздо более человечного объяснения.
– Оля, я работаю! На благо семьи работаю! Я же написал в письме, вернусь, и ты поймешь, с чего я решил еще остаться тут! Что за глупые бабские капризы? А дети в год и вовсе не запомнят, кто был на их празднике! Потратила деньги на полноценный день рождения, и ладно! Я был не против, хотя по мне, это чистой воды блажь. Не в этом возрасте праздновать. Но я не спорил, решил, что тебе нужно самой проветрится. Но теперь я должен слышать наезды?! Нет уж. Я тебе сказал, я вернусь, и все изменится. Не так много осталось подождать.
– В одном ты прав. Все действительно изменится, не может не изменится, – договариваю и бросаю трубку.
Глава 8
С трудом подавляю в себе порыв кинуть телефон на асфальт, а потом потоптаться на нем сверху с особым остервенением. Мобильник не виноват в моих эмоциях, и я по нему разговариваю не только с Глебом. Наоборот, с мужем я связываюсь меньше всего. А вот если я останусь без телефона, а мне в этот момент позвонят по поводу детей, вот это будет очень и очень нехорошо.
Делаю глубокий вдох и выдох и уже гораздо спокойней кладу смартфон в карман. Можно не ожидать звонка Глеба, он никогда не перезванивает после наших с ним ссор. И сейчас я впервые этому рада.
Смахиваю набежавшие слезы и накидываю на волосы капюшон. Начинает накрапывать противный дождь, погода стремительно портится, но я физически не готова прямо сейчас идти за детьми. Не хочу, чтобы они, да и работники центра, видели меня в таком состоянии. Вкупе с моим красивым носом красные глаза и дрожащий подбородок точно побудят кого–то обратиться в службу помощи женщинам, подвергшимся насилию.
А ведь Глеб ничего про фотографии прямо так и не сказал, и на мои слова не отреагировал.
Ожидал моей истерики? Или решил, что и так все ясно, к чему лишний раз мусолить, имея на руках столь красочные доказательства!
Хотя этот скорее лишнее скажет, но никогда не промолчит там, где можно было бы и подождать. Он не я.
А если фотографии подкинул не он? Дело это не меняет, но хотя бы объясняет поведение Глеба. Но кто наш тайный «доброжелатель»?
Мои мысли прерывает звонок телефона. Испуганно вздрагиваю и лезу в карман. Нет, там, конечно, не Глеб.
– Алло. Что–то произошло с детьми? – спрашиваю обеспокоенно. – Я уже собираюсь идти к вам.
– Нет–нет, все хорошо, Ольга Сергеевна, просто хотели уточнить, продлевать ли еще час, или вы успеете добраться до нас за пятнадцать минут?
– Д–да, конечно, успею, – отвечаю, прикидывая, что я совсем рядом. Но потом вспоминаю, что только что у меня из глаз текли слезы, и мое лицо наверняка выглядит не лучшим образом. – Хотя нет, подождите, продлевайте, да, точно продлевайте, – говорю, но что я буду делать целый час? – Или нет, успею я, – снова передумываю, а девушка администратор терпеливо меня слушает. – Да, пожалуй, успею.
– Хорошо, будем вас ждать, – говорит администратор и отключается.
Поднимаюсь на ноги, стряхиваю капли дождя с сумки и тут боковым зрением замечаю красивую блондинку. Растерянно смотрю на нее несколько долгих секунд, пытаясь понять, откуда я ее знаю. А девушка не обращает на меня никакого внимания, бодро шагает на шпильках под дизайнерским зонтиком.
Ох, мне резко плохеет, даже приходится обратно присесть на лавочку. Эту блондинку я имела счастье видеть буквально вчера в красноречивых позах вместе с моим мужем.
Но что она здесь делает, когда он где–то там?
А девушка тем временем практически скрывается из поля моего зрения.
Решение приходит моментально. Резко подрываюсь на ноги и тороплюсь за ней, прикипая глазами к ее дизайнерскому зонту.
– Алло, – звоню в детский центр, – я извиняюсь, но я все–таки не успею. И, возможно, даже дольше, чем на час.
– Без проблем, Ольга Сергеевна, вашим деткам у нас нравится, они ведут себя отлично, – произносит администратор. – Не торопитесь, все будет хорошо.
– Ага, хорошо, – бормочу себе под нос, засовывая телефон обратно в карман, – только непонятно у кого.
Тем временем блондинка прилично оторвалась от меня. Как будто это я на высоченных шпильках, а не она. Приходится ускориться.
Я и сама толком не знаю, зачем мне ее преследовать, что я скажу, если мы с ней столкнемся? Или буду просто наблюдать, пока она не скроется где–нибудь, куда мне не будет доступа.
А дальше что? Проникновенный вопрос, что она делала с моим мужем? И почему она сейчас здесь, а не там, рядом с ним.
Бред. Полнейший бред. Но ноги меня так и несут за ней.
Впрочем, мне везет, девушка вскоре заходит в торговый центр. Хоть обсохну немного, а то ведь я не озаботилась зонтом с утра. И, рискуя серьезно заболеть, все упрямо продолжаю глупую слежку.
Ой, а если те фотографии ненастоящие? То есть они напечатанные и там Глеб с этой и все дела, да. Но если они как бы поддельные? Многие в фоторедакторе чего только не творят.
Нет, боюсь, это версия из слезливых фильмов про любовь, в жизни обычно все прозаичнее. Девица могла приехать в город раньше, не все же ей время торчать вместе с Глебом. А он задержался действительно по работе, и никаких тайных скрытых мотивов и надежд мне эта слежка не даст.
С другой стороны, та же свекровь от меня не в восторге, хватит ее оправдывать своеобразным проявлением любви ко мне. Нет там никаких теплых чувств, и, должно быть, никогда и не было. Это я постоянно придумывала объяснения ее поведению.
Быстро я перешла от уважения к Анне Николаевне до подозрения ее в расстройстве моего брака. Нелогично, конечно, ведь мы с Глебом давно вместе, зачем было ждать рождения детей?
Хм, а ведь из–за фразы про детей из пробирки я на нее и обиделась.
Неужели у нее какие–то проблемы с этим? Начиталась баек из интернета про неродных детей и прочую чушь?
Замечаю, как блондинка направляется в сторону зоны кафе и иду за ней. Чувствую себя крайне глупо, но бросать на полпути не хочется, не знаю, может, наша встреча была не случайна, может, она мне что–то новое поведает, предоставит недостающую деталь, чтобы паззл окончательно сложился.
Я стою прямо за девицей, она покупает салат и сок, а я кусок пиццы и сладкую газировку.
И все идет как надо, но тут стоит ей резко развернуться, а мне не успеть затормозить, как мы на полном ходу врезаемся друг в друга.
Глава 9
С сожалением наблюдаю, как тарелка с моей пиццей опасно кренится и падает на пол. За ней следует и газировка.
– Ох, простите, неловко вышло, со мной такое впервые, я обычно не сталкиваюсь с людьми подносами и не отправляю их еду на пол! – восклицает блондинка.
«Ага, ведь обычно ты очень занята, проводя время с чужими мужьями», – мысленно комментирую.
– Все бывает в первый раз, – это самое вежливое, что я могу из себя выдавить.
Лучше побольше молчать, пусть она болтает, а я буду всеми силами держать себя в руках.
Хрусь…
– Ой, вы вилочку пластмассовую сломали, – говорит девица. – Не расстраивайтесь так, я возмещу вам обед, сейчас новый куплю. Вы пока присаживайтесь за столик, – она деловито подталкивает меня к ближайшему пластиковому недоразумению и ставит на него свой поднос. – Я мигом, все равно хотела вернуться и побаловать себя маленьким пирожным. Я и вам возьму, только не плачьте! – она утешающе хлопает меня по плечу и убегает к раздаче.
И на это воздушное безобразие меня променял Глеб?! Да быть такого не может. Он и она, они просто не могут быть вместе. Они с разных планет!
И вообще–то я не плачу! Она мои стиснутые от злости зубы приняла за начинающиеся слезы!
Нет, что–то здесь не вяжется, это точно. Ну не мог Глеб повестись только на внешность.
Или это был приятный отдых во время командировки? В этом случае они едва ли много разговаривали. А уж на наигранную воздушность–восторженность можно и вовсе закрыть глаза.
Блондинка вскоре возвращается с подносом, наполненным новой едой. Мои губы все еще плотно сомкнуты от злости, боюсь, стоит мне их разжать, как я не сдержусь и устрою скандал на весь торговый центр. Не хотелось бы привлекать лишнее внимание и становиться всеобщим посмешищем, телефоны с камерами сейчас есть у всех.
Молча наблюдаю, как девица расставляет покупки и что–то попутно мило щебечет. Как поправляет свои идеальные волосы, и как только у они у нее могут быть настолько идеальными с постоянным обесцвечиванием? Как улыбается, обнажая ровные белые зубы, а потом садится напротив меня с прямой спиной.
Да, действительно, при такой внешности можно и потерпеть болтовню, не семью ведь он с ней собрался заводить. Верно?
– У вас что–то случилось, да? На вас лица нет. Может быть, я смогу помочь? – блондинка смотрит на меня участливо.
Ее голос неожиданно врывается в мой мозг, не сразу понимаю, что она обращается ко мне.
Вот и я успешно отключилась от ее восторженной болтовни. Глебу наверняка не составляло труда делать то же самое.
– Кхм, – прочищаю горло и делаю глоток газировки. Она неприятно царапает мое горло, и я морщусь от досады. Неужели блуждание под дождем так быстро сказалось на моем здоровье, – случилось, да. Определенно у меня что–то случилось.
– Не переживайте, все наладится! Лучше съешьте пирожное, сладкое поднимает настроение! – она подвигает ко мне тарелку.
– А у вас тоже плохое настроение, раз вы едите такое же? – смотрю на нее в недоумении.
Постный салат и сок странно смотрятся рядом с жирным кондитерским изделием.
– Нет! У меня, наоборот, сегодня праздник, – отвечает она, смеясь. – Я подписала выгодный контракт в модельном агентстве.
– То есть вы модель, ага, – киваю и на автомате зачерпываю ложкой пирожное. – О, а оно вкусное.
– Ага, сама удивилась, когда впервые попробовала. Все–таки торговый центр и приличные кондитерские изделия не очень вяжутся между собой, – эмоционально соглашается со мной блондинка. – Так что у вас случилось? Поделитесь, сразу станет легче.
– Лучше вы расскажите о своей работе. Никогда не общалась с моделями, но всегда очень хотела, – прожигаю ее взглядом. – Вы только в нашем городе трудитесь или постоянно в разъездах?
– Последнее время сижу безвылазно здесь, – она машет рукой, – устала ездить.
Что–то не вяжется, ведь Глеба как раз нет в городе в последнее время.
И, кстати, она точно не испугалась, увидев меня. Конечно, не все любовницы обязаны знать в лицо законных жен, но все же.
А девица – модель, наверняка в свободном доступе можно найти кучу ее фотографий, чем мог воспользоваться кто угодно, чтобы развалить нашу семью.
– Смотрите, какой забавный чехол купила вчера. Он не только красивый, но и ударопрочный!
Пока я пребываю в собственных мыслях, блондинка успевает достать смартфон и уже тычет его задником мне в лицо.
– Ага, супер, – отвечаю безэмоционально, но девицу это нисколько не смущает.
– Ой, салфетки! У этих они закончились, – она кивает в сторону раздачи еды, – придется попросить у других. Сейчас вернусь!
Она опрометчиво оставляет свой телефон на столе, а сама подскакивает на ноги.
Вот он мой шанс. Нужно просто быстро взять смартфон и изучить ее контакты.
Уже протягиваю руку над чужим мобильником, как его экран самостоятельно оживает. Именно в этот момент кто–то решил позвонить блондинке.
– Глеб, – шепчу в шоке, ведь на экране высвечивается фотография моего мужа.
Глава 10
Вот вроде и сама собиралась найти следы общения блондинки и Глеба, однако увиденное непроизвольно вызывает у меня шок. От неожиданности и осознания, что именно означает его звонок, дергаюсь и случайно толкаю стакан газировки. Он падает на стол, и жидкость стремительно подбирается к телефону блондинки.
«Надо уходить, чем быстрее, тем лучше», – бьется мысль в моей голове. – «Я не хочу, не смогу слышать их разговор и ничем себя не выдать, и наводящие вопросы задать тоже не смогу. Достаточно с меня доказательств, хочется сохранить достоинство».
Подрываюсь на ноги и, толком не разбирая дорогу, торопливо шагаю к выходу.
– Эй, куда же вы? – доносится голос девицы, кажется, я ее плечом задела, пока торопилась на выход, и это она еще не видела свой телефон. Надеюсь, газировка его основательно испортит.
Ускоряюсь и я уже на спасительной улице. Дождик стих, тучи, правда, не ушли, но прохлада и сырость делают свое дело, прочищают мой мозг и загоняют поглубже желающую вырваться на поверхность истерику.
Я не поддамся ей, только не здесь и не сейчас. Меня ждут дети, потороплюсь к ним. Да и не хотелось бы, чтобы за мной бежала взбешенная блондинка с обвинениями в порче ее новенького смартфона со стразами.
Чтоб ее, ее смартфон и Глеба вместе скрутило.
Хотя это они и без меня успели организовать. И явно не один раз.
Сволочи.
Как же я их ненавижу.
– Ааар, – не сдерживаюсь, рычу и со всей силы стучу ногой по глубокой луже, чем вызываю заслуженный недоумевающий взгляд прохожих.
Ага, вам не понять, с чего это взрослая девушка ведет себя, как неуправляемый подросток с проблемами. Знали бы, глядишь, еще и не такое вытворили бы. Не удивлюсь, если бы и вовсе в этой луже искупались в порыве бешенства.
И зачем я пошла за этой девицей? Не могла довольствоваться фотографиями? Нет же, теперь заново испытывать боль от предательства!
Но затекшая в обувь вода немного отрезвляет меня, заставляет успокоиться и сосредоточиться на двойняшках. Заберу их, доставлю домой, уложу на дневной сон, а там можно и снова истерику устраивать. Хотя нет, хватит истерик. Настало время для конструктивных мыслей.
– Здравствуйте. Я пришла, сколько с меня, – произношу ровным голосом, едва добравшись до детского центра.
– Здравствуйте еще раз, – администратор широко улыбается, – сейчас я посчитаю. Детки себя очень хорошо вели, им у нас понравилось, обязательно приходите еще.
Бросаю взгляд на малышню, уверена, девушки всем родителям так говорят, но мои вроде бы действительно выглядят довольными. Уже тянутся к играм в обществе?
– Да, хорошо, спасибо, – отвечаю ей нейтрально.
Быстро оплачиваю, забираю детей и качу коляску на выход. Времени уже много, детям пора спать, сейчас они мне покажут всю прелесть своего неспокойного поведения. И поделом мне. Меньше буду прохлаждаться где–то в слежке за подружками их отца.
Пока веду машину, паркуюсь, кормлю и укладываю детей, подспудно ожидаю, что Глеб вот–вот позвонит. Если не для того, чтобы накричать за порчу телефона его любовницы, то для того, чтобы выразить крайнее недоумение большим чеком из детского центра, потому что какого я так долго позволила себе заниматься другими делами.
Но он не звонит. Верный признак его вины.
Жаль, не признания, а лишь наличия. Его дурацкий характер не позволит взять и сказать: «погорячился», «был не прав», «перегнул палку», «виноват» и прочее в таком духе. Так и будет сидеть в глухой обороне, видимо, ждать действий от меня.
Интересно, он думает, что я молча уйду? Оставлю ему детей? Или двойняшки ему тоже не нужны?
Скорее не нужны. Он их за год видел рекордное крошечное количество раз. Отец моих детей является для них чужим незнакомым дядей.
И этот дядя ждет, что мы вот так возьмем и бросим насиженное место для новой принцессы? Заботливо перестелем ей постель и уберем за собой осколки стекла, которые до сих не все собраны в спальне? И, конечно, ничего не потребуем взамен!
Ну нет. Не дождется.
Глава 11
Неправду говорят, что утро вечера мудренее. Или я неправильный представитель, к которому не применимы общепринятые принципы.
С затаенной горечью после вчерашнего знакомства с «пассией» Глеба выполняю домашние рутинные дела. Дольше обычного готовлю кашу, с особой тщательностью тру морковку детям, и все лишь для того, чтобы оттянуть неизбежное.
Мой дилетантский способ ухода от проблемы разрушается, когда я подхожу к зеркалу на тумбочке в поиске пирамидки детей. Один взгляд на это серое лицо, и мне хочется снова разбить ни в чем неповинное зеркало.
Зато травма носа сегодня выглядит гораздо лучше. Если бы не глаза, я бы приняла свой привычный «декретный» скучный вид.
– Вот от таких успешные мужья, не слишком–то желавшие детей, и уходят, – шепчу своему отражению в зеркале.
Снова некстати вспоминается вчерашняя красотка, и помимо злости я осознаю, что хочу выглядеть так же, как она.
Стремительно возвращаюсь в детскую. Высыпаю перед двойняшками побольше игрушек, а сама беру ноутбук.
Страдать можно долго, но это ни к чему не приведет. Наш с Глебом брак не спасти, только не после того, что он сделал. И когда он вернется домой, все станет лишь сложнее. Тогда наступит окончательный конец, крах всего, что я так долго строила, постоянно подстраиваясь под его желания и нелегкий характер. И потому нужно успеть подготовить для себя и детей комфортные условия.
Стоит сюда вернуться Глебу, как мне станет тесно и душно. Не хочу оставлять ему дом, но и делить его, будучи здесь, тоже не хочу. Нужно придумать, где нам жить с детьми, и изучить, на что я могу претендовать при разводе. На благородство Глеба рассчитывать не приходится.
И да, развод.
Лишь одна только мысль о нем выбивает весь воздух из моей груди. Придется перечеркнуть столько лет своей жизни. Взять веник с совком и хладнокровно выбросить их в мусор.
Кончики моих пальцев начинают подрагивать, неуверенно нажимая на кнопки ноутбука. Страшно мне и больно от того, что должно произойти. Но это естественный процесс, его нужно просто пережить и как–то становиться сильнее.
Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Легкая медитация и наблюдение за детьми постепенно возвращают мне уверенность и спокойствие. Мои двойняшки – лучшие антидепрессанты, невозможно не улыбнуться, смотря на сосредоточенных карапузов, пытающихся разобрать игрушечную машину по деталям.
«И Глеба я этой возможности лишу, детей мы делить не будем, они только мои», – проносится в моей голове мстительная мысль.
Подозреваю, что хоть двойняшки его не сильно интересуют, когда я подам на развод, его мнение может поменяться лишь бы побольнее досадить мне.
Трясу головой, прогоняя вновь подкрадывающуюся тревогу, нужно заняться делом. Раз я ухожу от Глеба, я должна понимать, какими финансами я могу распоряжаться, чтобы обеспечивать нас троих самым необходимым.
Приложение банка, еще несколько дней назад радовавшее своими цифрами, сегодня вызывает уныние. То, что было хорошо, как неприкосновенный запас для одного, ничто в качестве каждодневных трат для троих.
Я привыкла слишком много тратить на детей и дом, жить на широкую ногу. Но ничего, урежу расходы.
Решительно беру в руки телефон и набираю номер мужа. На удивление, он отвечает практически сразу.
– Алло, Глеб, здравствуй, – произношу излишне высоким голосом, чтобы не сорваться на крики, обвинения, – я хочу знать, когда ты возвращаешься, я так и не получила внятных сведений, кроме обещаний, что когда ты вернешься, наша жизнь изменится.
– Ты там зубки отращиваешь, Оля? Вспомнила, какой была, когда мы только познакомились? – он усмехается в трубке. – Что ж, мне это даже нравится. Жаль, поздно, необратимые изменения уже начались. Я приеду ровно через два месяца.
– Прекрасно, значит, к этому сроку мы покинем дом, нужно будет решить, как мы его поделим. Я подам на развод.
Глава 12
– Прости, что? Я не ослышался? Ты там на опережение решила пойти, что ли? А я еще сначала не поверил матери. Ну ты даешь, Оля, – тянет Глеб, – очень неприятно удивила.
Несмотря на то, что я и сама шла к этому решению, мне дико странно и больно слышать подобное от Глеба. Ведь это я пострадавшая сторона, которая и должна выгонять мужа, а не наоборот! Тогда к чему его удивление?
– При чем здесь твоя мать? И какое опережение? Ты сам собирался заговорить о расставании? Я не ослышалась?
– Нет, не ослышалась, Ольга. Не стоит прикидываться невинной овечкой, у меня вчера на многое открылись глаза, – раздается из трубки жесткий голос Глеба.
– Вот как, очень интересно, – растерянно тяну, прикидывая на, что у него могли открыться глаза, что за бред он несет. – И с чего они у тебя открылись, эти твои глаза? Подсказал кто–то? Рассказал что–то?
Не иначе его блондинка поведала о нашем случайно подстроенным мной знакомстве, как минимум, пожаловалась на странную девушку, испортившую смартфон. И мой дорогой супруг, как настоящий альфа–самец, решил опередить меня. Эта версия вполне логично вяжется с Глебом. Воистину, я бы даже сказала.
И «альфа самец» – это вовсе не комплимент, это клинический диагноз.
Хотя он упомянул мать. Не вяжется тогда.
– Можно и так сказать, – коротко отвечает он.
Да нет, где это видано, чтобы Глеб спокойно решал конфликты? Он должен уже минут пять как кричать и сыпать оскорблениями! Это в нем так своеобразно бурлят муки совести? Или ему настолько все равно на меня?
– Кто официально подаст на развод? Как будем делить имущество и детей? – спрашиваю о насущном, нужно ведь теперь, получается, решить все эти неприятные вопросы. Официально.
Я понимаю, почему я боялась первая заговорить обо всем об этом, откладывала, закрывала глаза на правду и переживала глубоко внутри в обнимку с подушкой. До того момента, как озвучишь все вслух, кажется, что еще не все потеряно, есть надежда на то, что обнаружится какая–то деталь, которая повернет происходящее под другим углом, и в разводе просто отпадет надобность.
Но когда слова уже произнесены, назад дороги нет и не будет.
– С чего ты взяла, что мы будем сейчас официально разводиться? Так быстро хочешь освободить себя? Нет, милая, не пойдет. У меня здесь сделка века решается, в данный момент мне не нужны никакие разводы.
На несколько секунд теряю дар речи. Мы ему с детьми не нужны, но развода пока не будет, ведь ему по работе невыгодно.
– Глеб, а ты не обалдел случайно? Ты меня буквально втоптал в грязь на дне рождения наших общих детей, а теперь считаешь нормальным вытащить, отряхнуть и некоторое время еще попользоваться? Я не узнаю тебя. Где мой Глеб десятилетней давности? Что с тобой сделала твоя работа?
– Ничего она со мной не сделала. Преимущественно именно ты с детьми пользуешься ее благами, так что не надо, – говорит раздраженно мой супруг. – Я вам предлагаю спокойно жить в доме два месяца, я вас по–прежнему буду обеспечивать, не брошу. Просто прошу не пороть горячку. Никаких разводов и никаких откровенностей кому бы то ни было о том, что между нами происходит. Все.
– Даже мамочке твоей не жаловаться, да? – ехидно осведомляюсь. – Ведь она в чем-то там была права! В отличие от меня.
– А мама здесь причем, Оля? – тяжело вздыхает Глеб. – Хочешь спустить на нее всех собак из–за того, что она мне открыла глаза?
– Так как же она тебе их открыла?
По моей версии любовница на меня нажаловалась, а не свекровь.
– В прямом, Оля, в самом прямом. Устал я. Ты не представляешь, насколько я устал. Здесь бедлам, там мама, еще и ты со своими детьми. Даже ругаться не хочу, так я устал.
Что–то внутри меня привычно тянется к Глебу, жаждет дать ему душевную поддержу. Но я быстро пресекаю этот порыв на корню.
– Нет, Глебушка, супруг ты мой дорогой. Ты ни черта не устал. Ты ни разу не вставал ночью к орущему Никите, а когда его с трудом успокаивал, просыпалась Сонечка, и все начиналось по кругу. Ты не переживал их колики и режущиеся зубки, не паниковал при виде первых неуверенных шагов у опоры. Ты всего этого не проходил! Хотя что я тебе говорю, мы с момента моей беременности находимся с тобой на разных островах, которые стремительно отдаляются друг от друга.
– Да, Оля, тут я с тобой согласен. Дети твои, а моя лишь работа, и связывает нас, получается, дом, штамп в паспорте и бюджет.
Глава 13
Последняя фраза Глеба меня словно пыльным мешком огревает по голове. Это как так, дети мои? Да мы столько всего делали, чтобы наши кровиночки появились на свет, причем делали вместе, а теперь они только мои?!
– Ну ты и козел, Глебушка, – произношу с чувством. – Самый настоящий представитель парнокопытных. Хотя нет, я уверена, что они своих детей не бросают.
– Что за горячка, Оля. Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. Ох, для чего я вообще продолжаю этот бессмысленный спор?! У меня дел выше крыши, а я тебе сопли подтираю.
И он отключается раньше, чем я успеваю что–то ответить.
Как я уже и сказала, самый настоящий козел.
Отшвыриваю телефон на диван и обхватываю себя руками. В моем возрасте принято подводить первые итоги, а я могу похвастаться лишь разрушениями.
Мои глаза рассеянно осматривают дом, каждая деталь в нем подбиралась мною, пусть даже и не по моему вкусу. Я столько энергии и сил вложила в обустройство нашего семейного гнездышка, страшно представить. А все было сделано лишь для детей.
Я не теряла надежду на пополнение, верила, что рано или поздно у меня получится забеременеть. И только ради мечты о том, как наш с Глебом малыш будет расти на свежем воздухе на просторе, я и согласилась на этот дом. А так меня целиком и полностью устраивала квартира, рядом с которой было все на свете, и мне не нужно было садиться в машину, чтобы купить хлеб.
И что теперь? Через два месяца я отсюда выезжаю. А мои кровиночки и вовсе вдруг стали лишь моими.
Не сдерживаю всхлип, слезы градом катятся из глаз, выплескивая эмоции наружу.
– Ма! – звонко вскрикивает Никита.
– Ма! – вторит ему Соня.
Дети смотрят на меня озадаченно, не знают, как реагировать на мамину истерику.
– Не нужно, мои хорошие, – подсаживаюсь к ним и притягиваю обоих к себе, – если мама плачет, это не значит, что и вам тоже нужно. Лучше плакать по очереди, тогда всегда будет кому успокоить расстроившегося.
– Да, – коротко хором отвечают двойняшки и вроде бы перестают нервничать.
Успокаиваюсь и я.
Бросаю взгляд на раскрытый ноутбук, я ведь планировала деньги считать и план независимости строить. Но настроение скатилось до рекордной отрицательной отметки, даже не знала, что такое возможно.
Меня словно целиком проглотил огромный питон, попытался переварить и снова выплюнул наружу так и не закончив начатое.
Во всем этом стихийном ворохе эмоций я чувствую, как от меня ускользает какая–то важная мысль. Что–то, за что зацепился мой разум еще при разговоре с Глебом. Какая–то странная несостыковка, прозвучавшая совсем нелогично.
– Конечно, мои дети и мама, открывшая глаза! Это связано! – обрадованная произношу вслух. – Что такого она ему наплела, что я из жертвы, превратилась в виновницу?
Сразу приступить к выяснению отношений со всеми родственниками не получается, отвлекают потребности двойняшек. Пока мы со всем справляемся, проходит несколько часов. Вот после такого пусть мне расскажут, как можно работать с двумя маленькими детьми, я их приглашу провести с нами один день, чтобы даже у самых больших скептиков возникли сомнения.
Как бы там ни было, а бытовые привычки придется менять.
Например, перестать фанатеть от глажки абсолютно всего, до чего я могу достать своим утюгом. Знаю, это занятие очень меня успокаивает, позволяет впасть в транс и испытать нечто вроде медитации, но времени это занимает тоже очень много.
И самый главный насущный вопрос – как зарабатывать на жизнь? Выходить на прежнее место работы, а детей сдавать в частные ясли? А жить где?
Кстати об этом.
– Давай же, бери трубку, – слушаю длинные гудки в телефоне.
Но мне не везет. Глеб игнорирует. Впрочем, было бы удивительно, случись по–другому.
– Я была слишком ошарашена, – начинаю наговаривать аудиосообщение, но бросаю на полпути.
Это что за «слишком ошарашена», как будто мы о локальном стихийном бедствии говорим. У нас распад семьи, а не ураган на побережье далекой страны!
– Не смогла сразу достойно ответить, – делаю вторую попытку, но снова практически сразу прерываю ее.
Что снова за бред. «Не смогла достойно ответить», да я и недостойно тоже не смогла, если так подумать. Только начала немного раскачиваться и выпускать наболевшее наружу, как наш разговор с Глебом был окончен.
Ни к чему лирика, с моим мужем нужно сразу и по существу, иначе он перебьет и появится риск запутаться в собственных эмоциях.
– Почему мы с детьми должны оставлять дом? Я вкладывала в его обустройство все свои силы и время! А ты благородно оставляешь нам содержание на два месяца, чтобы потом мы тебя покинули. Нет уж, милый! Не пойдет! – наговариваю и откладываю телефон.