Политика (сборник) Козлов Владимир
Оля сидела на последнем сиденье, лицом к задней площадке. Я сел рядом с ней и сказал:
– Привет. Как дела?
– Привет. Дела не очень. Работаю в книжном. Все надоело: магазин, город, район. Хочу вырваться отсюда, уехать. На будущий год снова буду поступать. А ты куда пойдешь после школы?
– Еще не знаю. В какой-нибудь институт… Не в армию же идти? А можно тебя проводить?
– Да можно, даже очень кстати: фонари все разбили и не заменят никак, темная улица. Я хоть там и давно живу, но все равно.
– А что ты делаешь в субботу вечером?
– Не знаю еще, но если хочешь, можем встретиться. У тебя это первый день каникул?
– Да, точно.
– Заставят прийти мыть школу?
– Как всегда.
Мы сидели в кафе. Я взял по пирожному, по чашке кофе и по пятьдесят грамм коньяку. Оля курила, сбрасывая пепел в железную пепельницу.
– Оля, ты не обижайся… А можно тебе задать один вопрос?
– Можно, конечно.
– Ну, ты пойми, мы, может быть, мало знаем друг друга… Вернее, не мало знаем, но мало что друг про друга. Ну, ты понимаешь… Про тебя в школе ходили всякие слухи – давно, еще класса с восьмого?
– Знаю, конечно, что я шлюха и проститутка и блядь и тэ дэ и тэ пэ. Меня это не волнует. А тебя?
– И меня тоже нет.
– Ну и отлично.
Она улыбнулась.
Потом я взял еще по пятьдесят коньяку, и стало тепло и совсем хорошо. Мы вышли на улицу и болтали о чем-то, неважно о чем. И вдруг кто-то схватил меня за плечо и сказал:
– Э, ты, дай закурить?
Пацану было лет восемнадцать, я никогда его раньше не видел. Рядом стояли еще двое таких же, как он – среднего роста, с короткими волосами. Я не подумал, что он на меня залупается, потому что парня с девушкой обычно не трогали никогда и ни в одном из районов города. Может, он правда хотел сигарету. Но у меня их не было. У Оли были, но попросили не у нее, а у меня. И я сказал:
– У меня нет.
– Значит, надо дать на бутылку, а то все может плохо кончиться.
У меня оставалось три рубля с мелочью, и я бы мог отдать им этот «трюльник», и мы бы пошли с Олей дальше, гуляли бы с ней еще долго, потом бы я проводил ее. Но я не отдал им «трюльник». Я сказал:
– Хуй.
Кулак въехал мне в нос, я упал, успев выставить локти и втянуть голову в плечи. Пацаны подскочили, чтобы отработать меня ногами.
Оля спокойно сказала:
– Подождите ребята.
– А что такое, коза? – спросил тот, который ударил меня. Он улыбнулся, обнажив челюсть. Сверху не было зуба.
– Если сегодня все плохо кончится для нас, то завтра вы сами об этом можете пожалеть.
– Чего это мы пожалеем?
– Мало ли что? Всякое ведь бывает, всякие ситуации.
– Не, слушай, ты вообще с какого района?
– А какая разница? Я людей знаю в разных районах. Я, например, Иванчика знаю.
– Да? А не врешь.
– Нет, не вру.
– Ладно, идите. – Пацан несильно ткнул меня в бок своим грязным ботинком. – А ты скажи спасибо девушке, а то мы бы тебя… Ну, ты понял.
Пацаны зашагали по улице прочь. Я поднялся. Оля дала мне платок. Я вытер кровь и спросил:
– А кто такой этот Иванчик?
– Какой-то центровой кент, типа в законе. А ты подумал – мой бывший любовник?
– Нет, я ничего не подумал.
– И хорошо. Я знаю, что мы будем делать теперь. Мы поедем ко мне и будем пить водку – у меня есть в заначке. После такого надо расслабиться.
Мы пошли к остановке троллейбуса.
Курск[16]
15/08/2000, 17:04
Офис. Я подхожу к окну. С кондиционера на пятом этаже капает вода.
Боб говорит мне, просматривая свои имэйлы:
– Надо лететь в Мурманск, писать статью про затонувшую подводную лодку.
– Зачем нам это? Мы что – крупная газета? Сделаем материал по сообщениям агентств, по теленовостям – как всегда.
– Нет, надо ехать. Все туда едут – все телеканалы, все радиостанции, все газеты, даже самые мелкие. Кто не напишет про это – останется в жопе. Мы должны ехать.
– Что, вдвоем?
– Да.
– А как ты объяснишь Лондону, зачем ехать вдвоем? Они заноют, что дорого.
– Я не говорю по-русски.
– Тогда давай поеду я. Пришлю оттуда статью по мэйлу, а ты ее отредактируешь и отправишь в Лондон.
– Нет, я тоже должен ехать, это – очень особое событие. Важно для карьеры журналиста. Ты что – не понимаешь?
Боб говорит секретарше Насте, чтобы она заказала нам с ним билеты на ближайший рейс до Мурманска. Я, Боб и она – весь персонал московского бюро газеты. Зачем нужна Настя, я не понимаю. По-английски она говорит на уровне средней школы – закончила ее в этом году, – печатает одним пальцем, сообразительности никакой. Только миленькое детское личико и готовность в любой момент потрахаться с Бобом на диване во второй комнате.
Билеты есть только на субботу, до этого все разобрано. Настя звонит в гостиницу, бронирует нам двухместный номер – одноместных нет. Боб кривится.
– Я не хочу нюхать твои российский носки.
– А я – твои английские.
18/08/2000, 17:21
Шереметьево-1, бар. Боб стоит у стойки с двумя здоровыми мужиками. На стойке – пластиковые стаканы от пива, разорванные пакеты чипсов. Я подхожу.
– Привет, – говорит один мужик. – Мы с Варшавы. А матка у меня русская, я говорю по-русски.
Поляки суют мне руки, я жму их, хлопаю по плечу Боба.
– Тоже летите в Мурманск?
– Да.
– Пошли тогда, уже посадку объявили.
После регистрации выпиваем с Бобом по пиву. Поляки куда-то пропадают.
В самолете мое место посередине, у Боба – возле прохода. Около окна – девушка в черном свитере.
После взлета она спрашивает:
– А вы что – иностранцы?
– Боб – иностранец. Англичанин. А я – русский. Ты по-английски говоришь?
– Не-а. А он по-русски?
– Тоже нет.
Девушек всегда больше интересует Боб. Англичанин все-таки, денег море, можно сходить в ресторан, потом в бар, а потом, само собой, – к нему домой, если он к тому времени не вырубится. Но сейчас он дремлет, откинувшись на спинку сиденья – в аэропорту выпил не меньше двух литров пива.
– А как тебя зовут?
– Анна. А тебя?
– Вова.
– Очень приятно.
– Взаимно. Ты из Мурманска?
– Нет, из Мончегорска. Это недалеко, всего 150 километров. Была в Москве в командировке. А вам зачем в Мурманск?
– Мы – журналисты. Писать статью про «Курск».
– А-а-а.
Стюардесса везет по проходу тележку с бухлом, случайно толкает Боба. Он открывает глаза и говорит:
– Давай купим бутылку мартини.
– Зачем?
– Угостить девушку.
– Ты мартини будешь? – спрашиваю я у Анны.
– Нет, я за рулем. У меня машина на стоянке в аэропорту.
– Ясно.
Я перевожу Бобу, он закрывает глаза и отрубается.
18/08/2000, 19:33
Самолет едет по полосе. Анна говорит:
– Давайте, я вас подвезу. Вам в какую гостиницу?
– «Мурманск».
– Почти что по дороге.
Выходим на летное поле. Холод собачий. Я не подумал, что Мурманск севернее Москвы, и полетел в одной рубашке.
Идем мимо облезлого здания аэропорта к стоянке. Сквозь асфальт пробивается чахлая трава. Автостоянка – на отшибе, выглядит пустынно.
– Сейчас будет прикол, если машину угнали, – говорит Анна и улыбается.
Машина на месте – почти новая «десятка». Мы садимся. Боб немного протрезвел. Он спрашивает меня:
– А где поляки?
– Откуда я знаю, где поляки? И зачем они тебе?
Анна говорит:
– Только я должна вас предупредить – я еще неопытный водитель, поэтому езжу всегда по правилам. А там есть одно место, где все едут с превышением, и кто сзади, на меня злятся.
За окнами – холмы и желтеющие деревья. Боб спит, Анна старательно ведет машину.
Сзади кто-то долго сигналит. Нас обгоняет добитый «фольксваген», водитель показывает «fuck».
– Ну вот, я же вам говорила…
Въезжаем в город. Замусоренные улицы, пятиэтажки с облупившейся краской. Нелепо одетые люди. Здесь, наверное, жутко скучно.
Останавливаемся у гостиницы. Снаружи – обычная кирпичная пятиэтажка. Анна пишет на бумажке свой телефон.
– Только это – рабочий. Домашнего у меня нет. Нужно сказать, чтобы позвали Анну из отдела финансов.
Я кладу бумажку в карман. Анна по очереди протягивает нам руки.
– Ну, приятно было познакомиться. Звоните, если будет время.
Боб дежурно улыбается своей «западной» улыбкой.
18/08/2000, 21:02
Поднимаемся в номер. Совковая тумбочка, две кровати с мятыми покрывалами. Зато в ванной – импортный унитаз и смеситель.
– Я ожидал, что будет хуже, – говорит Боб.
– Ты всегда ожидаешь хуже.
– Давай сегодня никуда не пойдем. Начнем завтра с утра.
– А сегодня и идти некуда, сейчас стемнеет.
Я включаю телевизор. Новости. «Курск». Спасательные работы осложняются плохими погодными условиями.
Боб не понимает русского и начинает болтать.
– Наши английские журналисты – говно и хуесосы. Есть только один хороший – он на пресс-конференции спросил у Блэра: «Почему вы так радушно принимали Путина, который замарал себе руки чеченской кровью?»
– А чем твой Блэр лучше Путина?
– А я не говорю, что лучше. Одинаковые подонки.
– Нет, говоришь. И вообще, какое вам – англичанам – дело до того, что происходит в Чечне, а? Вам что, Северной Ирландии мало? Хули вы всюду лезете?
– Северная Ирландия – часть Соединенного Королевства.
– А Чечня – часть России.
– Ничего подобного. Россия просто пытается подчинить ее, а Чечня ведет освободительную борьбу.
– Слушай, ты полтора года в России, а еще не научился говорить по-русски. Но зато ты уверен, что понимаешь то, чего мы не понимаем. А мы все, по-твоему, дураки, да?
– Нет, но в России нет такой долгой демократической традиции, как на Западе…
– Засунь ты в жопу свою демократическую традицию…
– …и вы еще не осознали ценности гражданского общества.
– А ты уверен, что оно нам нужно, ваше гражданское общество?
Я больше не хочу с ним разговаривать. Выключаю телевизор, сбрасываю шмотки и ложусь. На белом пододеяльнике несколько зашитых дырок.
Боб говорит:
– Я пойду в бар.
– Хорошо. Ключ только один, пусть останется у меня. Постучишь, когда вернешься. Боб выходит, хлопнув дверью. Я засыпаю.
Звонок телефона. Просыпаюсь, хватаю трубку.
– Алло?
– Добрый вечер. Извините за беспокойство. Не хотите ли познакомиться с симпатичными девушками?
– Иди в жопу.
Бросаю трубку, поднимаюсь и иду в туалет поссать. За входной дверью шум.
– Джон, дай мне еще пятьдесят долларов, – говорит женский голос.
Я ложусь.
19/08/2000, 8:35.
Боб еще спит. Он приперся в четыре утра, пьяный в жопу. Я трясу его за плечо.
– Пошли завтракать.
Спускаемся в кафе, берем себе по яичнице-глазунье с сосисками. Худая прыщавая девушка лет восемнадцати собирает со столиков грязную посуду.
– Скажи ей, что если она поднимется сейчас со мной в номер и отсосет у меня, я дам ей пятьдесят баксов, – говорит Боб.
– С чего ты взял, что она пойдет? Она не проститутка, она здесь официанткой работает. Насчет проституток никаких проблем – мне вчера три раза звонили.
– Меня проститутки не интересуют. Хочу с этой.
– Нет, ты объясни – с чего ты взял, что она у тебя возьмет?
– Пятьдесят баксов – большие деньги. Она здесь столько зарабатывает за месяц.
– Не буду я ей такое предлагать, хочешь – сам и предлагай.
Доедаем, поднимаемся в номер. Я сажусь на телефон. Чтобы попасть в Видяево, откуда ушла лодка и где сейчас родственники подводников, нужно специальное разрешение из генерального штаба, из Москвы. Для этого нужно отправить туда запрос по факсу. Насти в офисе нет – воскресенье. Придется отложить на завтра.
– Ну что, поехали на вокзал? – спрашивает Боб.
– А что там делать? Давай лучше останемся, посмотрим по телевизору, как разрезают лодку. На РТР прямая трансляция.
– Нет, это все ерунда, это будет на всех каналах. Нам нужны родственники, нам нужно сделать статью «человеческого интереса».
– Ладно, поехали.
Я беру диктофон, Боб – свою навороченную «мыльницу», и мы спускаемся вниз. В баре сидят поляки, пьют пиво. Кроме них – еще человек десять иностранных корреспондентов. Большинство их и все русские журналюги живут в другой гостинице.
Ждем троллейбуса. Через дорогу, около универмага, стоят цепью поперек тротуара валютчики в кроссовках «рибок» и теплых куртках «колумбия».
На вокзале – тоже толпа журналюг, в основном – иностранцы. Трое офицеров-подводников с распечатанными на принтере бумажками «Курск» встречают родственников. Еще один – с такой же бумажкой, но в гражданском, в джинсовой куртке. Я подхожу к нему, спрашиваю:
– Извините, а кто у вас там, на «Курске»?
– Боевые друзья.
– Как по-вашему – спасут их?
– Мы все на это надеемся.
Боб фотографирует его, показывает, как развернуть бумажку, чтобы лучше получилось. Мужик смотрит на нас с презрением.
Холодно. Мы покупаем в киоске у вокзала помойный кофе, согреваемся.
Подходит поезд, офицеры спускаются на перрон, толпа журналистов – за ними. Некоторые остаются, в том числе мы. Все равно вести их будут через вокзал, другого прохода нет, а автобус с табличкой «Курск» припаркован на привокзальной площади.
Офицеры ведут худого деда, один несет его чемодан.
Сзади бегут журналюги, на ходу орут:
– Что вы чувствуете, что ваш сын там? Как вы все это принимаете?
Дед молчит. Один офицер на ходу снимает фуражку, вытирает платком лысину.
Мы идем за ними в толпе корреспондентов. Деда доводят до автобуса, сажают и закрывают дверь. Бредем назад к вокзалу.
Я смотрю на расписание: прибытия поездов нет до шести вечера. Возвращаемся в гостиницу.
В баре поляк рассказывает:
– Мы поймали машину, ехали на пункт. Сказали – документа нет, назад.
Мы с Бобом выпиваем по пиву и поднимаемся в номер.
На РТР разрезают какой-то отсек «Курска». Та же самая картинка – на СиЭнЭн и других каналах.
Я закрываю глаза и вырубаюсь.
19/08/2000, 18:16
Вокзал, прибыл какой-то поезд. Подводники ведут заплаканную женщину. У нее на руках – ребенок.
– Кто у вас там?
– Муж, капитан третьего ранга…
– Что вы чувствуете?
Она начинает плакать. Журналюги похожи на шакалов, которые бросаются на падаль. Мне противно.
– Пошли в гостиницу, больше поездов сегодня не будет, – вру я Бобу.
19/08/2000, 22:14
Боб тусуется в баре, а я смотрю телевизор, хотя это бесполезно – уже понятно, что никого не спасут. Я надеваю рубашку и спускаюсь вниз.
Боб заказывает мне и себе по пиву. Бар постепенно наполняется иностранными журналюгами.
– Я разговаривал с парнем из Ассошиэйтед Пресс, – говорит Боб. – Он сегодня съездил в Видяево и побеседовал с родственниками.
– У него было разрешение?
– Не было. Разрешение есть только у РТР. Он нашел таксиста, которому разрешен въезд в Видяево, дал ему сто долларов, и он провез его в багажнике. Он поговорил с родственниками, сделал отличную статью «человеческого интереса».
– Неужели ты не понимаешь, что родственникам сейчас не до этого, что сейчас просто некрасиво их дергать, а?
– А что здесь такого? Людям интересно прочитать про них.
– Прочитать про то, как им херово? Чтобы какой-нибудь сраный обыватель прочитал и порадовался, что, по сравнению с ними, он счастлив?
Боб не отвечает. Я молча допиваю пиво и беру нам еще по одному.
– Смотри, – говорит Боб. – Это Кевин. Я и не знал, что он в России. – Он показывает на длинного чувака с бритой головой и сумкой фотоаппаратуры. Мы работали в одной газете шесть лет назад. Об его лысую голову разбито немало пивных бокалов.
Боб встает и подходит к Кевину. Они обнимаются.
20/08/2000, 02:02
Читать бесплатно другие книги:
