Республика воров Линч Скотт

– Ш-ш-ш, успокойся, дружок. Хоть ты пока и невежа неотесанный, да и невежда тоже, но, возможно, в чем-то ты и прав. А теперь слушай меня внимательно. Мы здесь все обитаем под одной крышей. Конечно, в храме гораздо лучше, чем на Сумеречном холме, однако рано или поздно даже родные стены начинают давить на тех, кто за ними бок о бок живет.

– А мне не давят, – торопливо возразил Локк.

– Понимаешь, голубчик, дело не в стенах, а в людях. Если богам будет угодно, то храм Переландро долгие годы будет служить родным домом и тебе, и Сабете, и братьям Санца. Вы станете одной большой семьей. А между родственниками всегда возникают… некоторые недоразумения. Поэтому всякий раз, как тебе что-то не по нраву придется, не стоит затыкать жопу пальцем и изображать из себя каменную стену. Нам всем пора понять, что размолвки и недоразумения лучше всего разрешать словами, иначе, да хранит нас Многохитрый Страж, в один прекрасный день мы проснемся с перерезанным горлом.

– Я… мне… ох, извините, я же не хотел…

– Ну чего ты жмешься, как побитый щенок? Лучше заруби себе на носу, что, коль уж ты живешь с нами, тебе в обязанность вменяется элементарная вежливость, равно как сбор милостыни на ступенях храма и мытье посуды. А теперь, пока я нежусь в ореоле славы, с ловкостью заправского фехтмейстера изложив очередное глубокомысленное поучение, умерь свои восторги, и давай-ка обсудим все, что произошло прошлой ночью. Во-первых, ты расстроился, потому что все было подстроено так, что тебе другого выхода не оставалось – разве что свернуться в клубочек и рыдать.

– Ага… Потому что если б все было по-настоящему, то стражники… Ну они бы меня не ожидали, и вообще…

– Верно. Если бы там были люди герцога, то кое-кого можно было бы подкупить, или они небрежно отнеслись бы к поручению и не стали бы строго охранять какую-то девчонку. Ты это имеешь в виду?

– Угу.

– Ну а если бы они на самом деле были герцогскими стражниками, то, скорее всего, отвели бы ее в действительно неприступное место… например, во Дворец Терпения. А вместо шести стражников могло бы быть двенадцать, или двадцать, или вообще весь отряд Полуночников, и все они шастали бы по улицам, чтобы тебя отыскать. Для доверительной беседы… – Цеппи ткнул Локка указательным пальцем в лоб. – Нельзя во всем на удачу полагаться. Сколько ни жалуйся, что тебе не везет, станет не лучше, а только хуже. И вот это затверди крепко-накрепко. Всегда может быть хуже. Понял?

Локк кивнул с видом школяра, которого заставляют принять на веру нечто недоступное его разумению и непостижимое, как число ангелов, играющих в ручной мяч на краю розового лепестка.

– Что ж, если мои слова заставят тебя хотя бы чуть-чуть задуматься, то, можно сказать, я свою задачу выполнил. Мал ты еще, дружок… не сочти за оскорбление. – Отец Цеппи с хрустом размял костяшки пальцев. – В конце концов, ты во всеуслышание объявил, что проигрывать больше не намерен. Прости, голубчик, но это так же маловероятно, как то, что я начну золотыми слитками срать.

– Но ведь…

– Локк, хватит уже. Нрав у тебя упрямый, и почем зря уговаривать я тебя не собираюсь. Лучше вернемся к нашему предмету разговора. А во-вторых, ты расстроился из-за того, что я поручил тебе сделать… для Сабеты.

– Ага.

– Ты к ней питаешь… ну, скажем, некие теплые чувства.

– Я… я это… не…

– Ш-ш-ш! Это важно, так что отнекиваться не стоит. Я же вижу, что тут замешано нечто большее, чем оскорбленное самолюбие. Расскажи-ка мне, дружок…

Локку больше всего на свете хотелось сбежать куда глаза глядят, но он нашел в себе силы, запинаясь, поведать Цеппи о своем знакомстве с Сабетой и о ее последующем исчезновении.

Небо постепенно темнело, город погружался в сумрак.

– Тьфу ты! – вздохнул Цеппи, выслушав сбивчивый рассказ своего подопечного. – Теперь понятно, отчего ты так расстроился… Я и сам никому не пожелаю такое дважды пережить. Прости меня, Локк. Если честно, я и не подозревал, что ты еще на Сумеречном холме к ней привязался.

– Да ладно… – буркнул Локк.

– По-моему, ты влюбился, дружок.

– Это как? – Локк примерно представлял, что это означает, но слово «влюбился» казалось ему куцым. Недостаточным.

– Нет, что ты, я не намерен умалять твои чувства, мой мальчик. Влюбленность накатывает на человека, как болезнь, опаляет жаром. Мне это хорошо известно. И хотя плоть твоя по-настоящему к этому еще не готова, влюбленности до этого дела нет. У нее своя сила. Такая вот незадача.

– И что в этом хорошего?

– А то, что влюбленность проходит. Уж поверь мне на слово. Влюбленность – как искры, летящие из пламени костра: сначала горят ярко, обжигают, но быстро гаснут.

Локк задумчиво наморщил лоб – ему совсем не хотелось расставаться с чувствами, которые он питал к Сабете. В них таилась какая-то загадка, манящая и приятная до дрожи.

– Ты, конечно же, мне сейчас не веришь или верить не желаешь, – вздохнул Цеппи. – Что ж, я тебя отговаривать не собираюсь. Но имей в виду, вам с Сабетой все время жить бок о бок придется, так что через пару лет она тебе будет как сестра. Постоянное общение стачивает остроту чувств, по себе знаю.

Шло время, дни и месяцы складывались в годы, к Благородным Канальям присоединился Жан Таннен. Летом семьдесят седьмого года Переландро, два года спустя после появления Жана, в Каморре наступила засуха, и уровень Анжевины понизился на десять футов. Вода в каналах побурела и загустела, стала вязкой, как кровь в жилах покойника.

Великолепные канальные деревья, которые обычно покачивались на воде, впитывая длинными ползучими корнями зловонные городские нечистоты, сбились в купы у берегов Анжевины и на Плавучем рынке; раскидистые кроны поникли, блестящая листва, обычно отливающая изумрудным шелком, поблекла и скукожилась, а корни обвисли, будто щупальца дохлых морских гадов. День изо дня Храмовый квартал окутывали клубы густого дыма – в каждом храме приносили жертвы, сжигая на алтарях все, что попадалось под руку, в надежде вымолить у богов очистительный ливень. Увы, дождя все не было и не было.

В Котлище и в Отбросах, где люди ютились в тесных хибарах без окон, участились убийства. Герцогские труполовы, вылавливая смердящие тела из каналов и отхожих мест, весело насвистывали – за работу им платили поштучно. Путные люди Каморра проявляли бльшую заботу о чистоте городского воздуха, а потому избавлялись от улик, по ночам сбрасывая трупы жертв в гавань, на радость хищникам Железного моря.

Вечера на крыше храма особого удовольствия не доставляли из-за палящего зноя, едкого дыма и невыносимого зловония, поэтому отец Цеппи позволил своим пятерым подопечным собираться на кухне, в прохладной свежести стеклянного подземелья. В последнее время из-за жары Цеппи временно прекратил уроки кулинарного мастерства, и едой запасались в ларьках у Плавучего рынка.

В тот вечер, впервые за полгода, все питомцы Цеппи оказались дома одновременно. Безглазый священник с искусством заправского жонглера то и дело отправлял каждого из подопечных обучаться различным ремеслам или в храм кого-нибудь из двенадцати богов, для тщательного ознакомления с обычаями, ритуалами, особенностями поведения и тайными традициями. Все это Цеппи организовывал с помощью необычайно разветвленной сети знакомств, простиравшейся далеко за пределы каморрского преступного мира, а щедрые пожертвования горожан с лихвой покрывали плату за обучение.

К этому времени малолетние питомцы подросли. Кало и Галдо первыми вступили в подростковый возраст; близнецы вытянулись, несколько подрастеряв прежнюю грацию движений, а их некогда гармоничные голоса начали ломаться. Жан Таннен все еще напоминал румяного пухлого ангелочка, но плечи его уже раздались вширь, а навыки, приобретенные в войне с Полукронами, придавали ему вид уверенного в себе человека, привыкшего знакомить врагов с булыжниками мостовой.

Локк, замечая перемены во внешности приятелей, втайне горевал: голос у него пока не ломался, а сам он хоть и окреп, но в окружении приятелей повыше и пошире все еще выглядел щуплым коротышкой. Его не утешало даже то, что во всех своих проделках Благородные Канальи полагались в основном на его хитроумие и изобретательность. Больше всего он ощущал свою ущербность в присутствии Сабеты.

Неизвестно, как Сабета относилась к тому, что была единственной девочкой среди Благородных Каналий, – сама она об этом никогда не говорила. Недавно она вернулась домой после продолжительного обучения у судебного стряпчего, и ее внешность тоже претерпела разительные перемены. Она по-прежнему была чуть выше Локка, и алхимические красители все так же скрывали естественный цвет ее волос, заплетенных в тугую косу, однако под тонкой сорочкой уже наметились соблазнительные округлости груди, а восхищенный взгляд Локка не преминул подметить и другие прелести юной девичьей фигуры.

Врожденная грация Сабеты с возрастом лишь увеличилась. Для троих мальчишек Локк был бесспорным главарем Благородных Каналий, но Сабета, обладая властью иного рода, не оспаривала, но и не вполне признавала его главенство. В ней сквозила какая-то серьезная вдумчивость, не свойственная ни одному из мальчишек, и Локка очень привлекало это качество. Непонятным образом перескочив через отрочество, Сабета избежала комичной щенячьей неуклюжести, доставившей немало страданий близнецам Санца, и неожиданно повзрослела, словно бы ей, единственной из всех Благородных каналий, не терпелось приступить к тем важным, взрослым делам, для которых отец Цеппи так тщательно готовил своих питомцев.

– Сударыня, – сказал Цеппи, входя на кухню, – и вы, судари мои, уж какие есть. Премного благодарен за то, что вы явились по моему первому зову, и за вашу любезность я отплачу тем, что направлю ваши легкие стопы на извилистую стезю обид и огорчений. Мне с недавних пор чудится, что вы уж слишком дружно живете. Мирно, можно сказать.

– Прошу прощения, сударь, – учтиво возразила Сабета, – но вы ошибаетесь. Взять, к примеру, Кало и Галдо…

– Ну, Кало и Галдо так друг с другом общаются, – фыркнул Цеппи. – Вот мы с вами, сударыня, объясняемся словами, а близнецы Санца между собой выражают свои мысли громким пердением, а для пущей ясности подкрепляют их тумаками. А мне надобно, чтобы вы все друг с дружкой поцапались.

– То есть как это? – спросил Локк. – Подрались, что ли?

– Ой, а можно я подерусь с Сабетой?! – тут же выкрикнул Кало. – А потом пусть Локк меня побьет.

– И меня тоже пусть Локк побьет! – добавил Галдо.

– Да тихо вы, мартышки репоголовые! – сказал Цеппи. – Я вовсе не о драках говорю. Я вам много испытаний устраивал, проверял и поодиночке, и всех разом. И что самое удивительное, вы их с честью выдержали. А сейчас настало время ваш уютный мирок разворошить. Устроим состязания.

– Какие состязания? – спросил Жан.

– Очень увлекательные, – ответил Цеппи, поигрывая бровями. – Особенно для согбенного старца, который будет на них смотреть. За прошедшие три-четыре года вы наверняка хоть чему-то научились, вот и поглядим, усвоили ли вы преподанные уроки и пригодятся ли они вам в состязании с хорошо подготовленным противником.

– Значит, с Жаном нам драться не надо? – вмешался Кало. – Это я так, для уточнения спрашиваю. На всякий случай.

– Гм, на это только невероятный глупец согласится.

– Ага, – кивнул Кало. – А как мы будем состязаться?

– Лето выдалось жаркое, – заметил Цеппи. – Вот я и решил, что в вашем обучении пора перерыв устроить. Погоняетесь друг за другом по нашему прекрасному городу, а я на вас полюбуюсь. И начнем мы с… – Он наставил указующий перст на Локка. – Да вот хотя бы с тебя. И… – Палец медленно описал дугу в воздухе и уперся в Сабету. – И с тебя.

– И что от нас требуется? – спросил Локк, в животе у которого тысячи проклятых бабочек моментально затрепетали крылышками бритвенной остроты.

– Да ничего особенного – обычная слежка и уход от таковой. Завтра в полдень, на улице Златохватов.

– На виду у сотен людей, – невозмутимо добавила Сабета.

– Совершенно верно, голубушка. Легко следить за своей жертвой, если загодя к засаде подготовиться. Но вам предстоит кое-что потруднее. Ты пойдешь с южной оконечности улицы Златохватов, а в открытой сумке у тебя будет четыре мотка шелка разных цветов – так, чтобы их можно было разглядеть шагов с двадцати, не ближе. Так вот, неторопливо прогуляешься по всему кварталу, а в это время за тобой увяжется Локк, в сюртуке с медными пуговицами – число пуговиц тоже можно сосчитать не ближе чем с двадцати шагов. Условия игры чрезвычайно просты. Для победы Сабете надо пройти по мосту Золотонош с улицы Златохватов в Двусеребряный парк так, чтобы Локк не успел разглядеть, какого цвета шелк у нее в сумке. Или сосчитать пуговицы на сюртуке Локка. Меня удовлетворит лишь один-единтвенный правильный ответ, никакие догадки и предположения не принимаются.

– Погодите-ка, а почему у Сабеты два способа победить, а у меня только один? – возмутился Локк.

– А ты мост Золотонош подожги, может, и выиграешь, – сладким голосом произнесла Сабета.

– К счастью для Каморра, мост Золотонош – каменный, – сказал Цеппи. – Да, у Сабеты два способа выиграть, потому что ей не только содержимое сумки придется уберечь, но и, как было сказано, вести себя чинно, с достоинством. Добрые каморрцы по кварталу Златохватов неспешно прогуливаются, по крышам не бегают и в подворотнях не ошиваются. Локк, у тебя свобода передвижения почти неограниченна, но предупреждаю – лишнего шума не поднимай.

– Угу.

– Прикасаться друг к другу нельзя. Прикрывать мотки шелка или пуговицы нельзя. Чинить препятствия друг другу тоже нельзя. Ах да, и за помощью к другим Благородным Канальям обращаться строго запрещено.

– А что же мы будем делать? – спросил Галдо.

– Дома сидеть, – ответил Цеппи. – Вместо меня на ступенях храма милостыню просить.

– Да ну… Интересно же поглядеть…

– Нет уж, на этот раз обойдемся без зевак. Наблюдать за состязанием буду я сам, вернусь – все вам красочно изложу. А теперь… – Он вытащил два кожаных кошелька и швырнул их Сабете и Локку. – Вот вам на расходы.

В кошельке Локка оказалось десять серебряных солонов.

– За ночь обдумайте хорошенько, что и как, – предупредил Цеппи. – Сами решайте, надо ли вам что-нибудь покупать, но ни в коем случае не тратьте больше, чем вам выдано.

– А вот зачем все это? – спросил Локк.

– Чтобы проверить, насколько…

– По-моему, он хочет узнать, какая награда ожидает победителя, – сообразила Сабета.

– Ну конечно! – улыбнулся Цеппи. – Кроме кратковременного, но весьма удовлетворительного ощущения своего морального превосходства, победителя ожидает освобождение от мытья посуды сроком на три дня. Эта тяжелая работа достанется побежденному.

Локк уставился на Сабету. Она, помедлив, кивнула, и он сделал то же самое. Сабета погрузилась в размышления, и Локк несколько напрягся: в своих способностях он нисколько не сомневался и хитростью мог выманить все что угодно – от кошельков до свежих трупов, а вот всех умений Сабеты не знал никто. В храме она была редкой гостьей, почти все время проводила в обучении непонятным наукам и наверняка могла доставить Локку немало неприятных сюрпризов.

Немного погодя Сабета ушла из храма готовиться к завтрашнему состязанию, и Локк, переодевшись в белую рясу послушника Переландро, торопливо последовал за ней, однако на жарких, задымленных улицах Храмового квартала тут же потерял ее из виду. Может, она где-то притаилась и хочет за ним проследить, выведать, что он на завтра задумал? Впрочем, никаких определенных планов у него все равно не было, так что и выведывать было нечего.

Поразмыслив, он решил отправиться на улицу Златохватов, дабы освежить в памяти место предстоящего действия.

Чувствуя себя в полной безопасности под защитой рясы послушника, Локк спрятал руки в широкие рукава и засеменил по ночным улицам, – впрочем, в богатых городских кварталах ему особо ничего не угрожало. Он дважды прошелся по улице Златохватов в оба конца, но так ничего путного и не придумал.

Улица была пустынна, банкирские дома закрыты тяжелыми ставнями, в тавернах и кофейнях сидели редкие посетители, а по каналу, источавшему неприятный душок, редко-редко проплывали лодки с подвыпившими гуляками. Напрасно Локк разглядывал памятники, мосты и опустевшие площади – вдохновение снисходить не торопилось.

В конце концов он уныло отправился домой, улегся спать и, прислушиваясь, не прозвучат ли легкие шаги Сабеты в стеклянном туннеле, ведущем из храма в подземелье, сам не заметил, как уснул.

Палящие лучи полуденного солнца заливали улицу Златохватов, как потоки расплавленной бронзы, но знатных каморрцев это ничуть не смущало. Локк и Сабета готовились присоединиться к толпе разнаряженных обывателей.

– На этом роскошном поле, дети мои, состоится ваша великая битва, – торжественно возгласил Цеппи, – из которой один выйдет, осиянный славой победителя, а другому достанутся груды грязных тарелок.

Отец Цеппи, штурмуя головокружительные высоты каморрской моды, нарядился в черный бархатный камзол, под которым красовался дублет, шитый жемчугом; внушительный живот Безглазого священника обхватывали три широких пояса с крупными серебряными пряжками, кудри каштанового парика прикрывала широкополая шляпа, а по лицу ручьями струился пот, которого с лихвой хватило бы, чтобы наполнить один из многочисленных каналов города.

Локк был одет куда скромнее: белый дублет, черные панталоны и удобные прочные башмаки. Сюртук с медными пуговицами оставался у Цеппи до тех пор, пока Сабета не займет свое место. Сегодня Сабета надела простое льняное платье, темно-красное, почти багряное, с такой же пелериной, а волосы и лицо скрыла под четырехуголкой с длинной дымчатой вуалью – этот головной убор вошел в моду из-за жары и невыносимой вони в городе. Отец Цеппи, с головы до ног осмотрев своих подопечных, остался доволен: Локк и Сабета выглядели как хорошо одетые слуги или небрежно наряженные отпрыски зажиточного семейства – если не станут поднимать шума, то не привлекут к себе ничьего внимания.

– Ну что, милые мои, день в полном разгаре. Время не ждет. – Цеппи присел на корточки и притянул к себе детей. – Готовы?

– Конечно, – заявила Сабета.

Локк просто кивнул.

– Пропустим даму вперед, – предложил Цеппи. – Ровно через двадцать секунд открывай сумку. Я буду следить за вами из толпы всевидящими очами безжалостного божества. Того, кто попытается меня обмануть, ждет грозная кара. Ну, ступай!

Сабета скользнула в толпу, а Цеппи придержал Локка за руку. Немного погодя он повернул мальчика лицом к себе и набросил ему на плечи сюртук. Локк торопливо ощупал правую сторону, насчитав ровно шесть пуговиц.

– И воздел я мощную длань, и отправил тебя в путь… – Цеппи легонько подтолкнул Локка в спину. – Ну, счастливой охоты, дружок. Посмотрим, сокол ты или попугайчик.

Пробравшись в толпу, Локк огляделся, отыскал взглядом темно-красное платье. Сабета шла ярдах в тридцати от него, направляясь на север. По улице Златохватов прохожие прогуливались неспешно, небольшими группами, среди которых Локку было удобно лавировать, а Сабете – никуда не скрыться.

Локк дрожал от восторга, но, надо признать, вовсе не чувствовал себя соколом. За ночь он так и не придумал никакого плана, во всем полагался лишь на свое хитроумие и на счастливый случай, тогда как Сабета наверняка была способна на что угодно… А вдруг она нарочно всю ночь не являлась домой, чтобы Локк подумал, будто она усиленно готовилась к сегодняшнему испытанию?

При этой мысли Локк едва не застонал от ужаса, но вовремя сообразил, что сам себя запугивает прежде времени – Сабета пока ничего не предпринимала.

Поначалу ничего особенного не происходило. Локк украдкой подобрался чуть поближе, хоть и с большим трудом – Сабета была длинноногой, и шаг у нее был шире. Со всех сторон до него доносились обрывки разговоров: на улице Златохватов прохожие обсуждали торговые синдикаты, прибытие и отправление кораблей, процентные ставки, скандальные происшествия, погоду и тому подобное, – в сущности, разговоры мало чем отличались от бесед, что велись и в кварталах победнее, хотя там наверняка понятия не имели о нормах прибыли с учетом реинвестирования, но и там, и здесь судачили об игре в ручной мяч и о любовных интрижках.

Локк устремился вслед за Сабетой. Если она его и заметила, то шаг ускорять не стала – в конце концов, ей приходилось держать себя чинно. Впрочем, она постепенно удалялась от берега канала, стараясь держаться поближе к ступеням банкирских домов слева от Локка.

Сумка с мотками шелка небрежно висела на правом плече Сабеты, но девочка совершенно естественным образом сдвинула ее чуть в сторону и вперед, к правому бедру, так что Локк не видел содержимого. Ах вот как?! Локк, не касаясь ряда медных пуговиц с правой стороны сюртука, выдвинул вперед левое плечо, чтобы правая сторона груди ненароком не попалась Сабете на глаза.

Цеппи маячил огромной темной тенью где-то по правую сторону Локка и, судя по всему, не считал такое поведение нарушением правил. Прищурившись, Локк быстро огляделся по сторонам – не скрыт ли где в толпе подвох или угроза – и снова уставился на Сабету, которая как раз в этот миг устроила небольшое представление.

Словно бы случайно споткнувшись (этот четко отработанный прием был хорошо известен Локку), она ткнулась в широкий, обтянутый шелком зад какого-то важного негоцианта. Тот резко оглянулся, но Сабета, повернувшись к Локку в профиль, отвесила торговцу церемонный поклон, пробормотала какие-то извинения и одновременно сдвинула сумку вбок, подальше от глаз Локка, хотя сама наверняка косилась на него из-под вуали. Локк, ожидавший этого, повернулся к ней левой стороной, якобы разглядывая что-то важное справа от себя. Ха! Явная ничья!

Локк не расслышал, что именно Сабета говорила толстяку, но тот, удовлетворенный принесенными извинениями, важно прошествовал по своим делам, а девочка торопливо направилась дальше. Локк поспешил за ней. Щеки у него раскраснелись не только от жары – он сообразил, что они уже прошли половину южной оконечности улицы Златохватов, почти четверть отведенного им места. Вдобавок он только сейчас понял, что Сабета его дразнит – ведь ей вовсе не требуется пересчитывать пуговицы на его сюртуке, достаточно просто дойти до моста Золотонош и пробежать к Двусеребряному парку.

Она продолжала уклоняться вправо, подбираясь к какому-то банкирскому дому – внушительному высокому зданию с фронтоном, украшенным массивными квадратными колоннами с резными изображениями толстопузого Гандоло, Отца удачи, Покровителя сделок и звонкой монеты. Сабета взбежала по ступеням на крыльцо и скрылась за колонной.

Наверное, она заманивает его в ловушку, хочет получше разглядеть пуговицы на сюртуке. Локк, повернувшись левым боком в ту сторону, где скрылась Сабета, устремился к колоннам банкирского дома. А вдруг она решила войти внутрь? Нет, вот она…

О боги, их две! Из тени колоннады выступили две стройные девичьи фигурки в одинаковых багряных платьях и четырехуголках с длинными вуалями; на правом плече у каждой висела раскрытая сумка.

– Не может быть… – прошептал Локк.

Увы, так оно и было. Ночью, пока Локк шатался по пустынным улицам, не зная, что предпринять, Сабета раздобыла одинаковые наряды и договорилась с какими-то подругами. Итак, Сабета и ее двойник оставили за спиной резные изображения толстого бога и направились на север, к мосту Семи фонарей, отмечавшему середину места, отведенного для состязания. Локк напряженно всматривался в две одинаковые фигурки – он считал, что изучил каждую черточку Сабеты, но сейчас никаких отличий между девчонками обнаружить не мог.

– Вот засада… – буркнул он, пытаясь получше разглядеть сумки – уж в них-то наверняка можно заметить различия.

– Кровь за дождь! – прогремел у него над ухом громовой голос.

На Локка надвигалась процессия священнослужителей в черно-серых рясах; на мантиях красовались скрещенные молоты и лопаты – символы Морганте, Отца города, бога порядка, священноначалия и тяжелых последствий, покровителя судей, констеблей и палачей. Воры, еретически признавая существование Безымянного Тринадцатого бога, считали Морганте единственным враждебным божеством среди двенадцати теринских богов и никогда по своей воле не посещали его храмов.

Полтора десятка служителей Морганте волокли за собой телегу, на которой высилась железная клетка. В клетке стоял изможденный человек, скованный цепями; тело его покрывали кровавые шрамы. За клеткой одетый в черное священник держал в руках деревянный шест с прикрепленным к нему острым загнутым ножом длиной в палец.

– Кровь за дождь! – снова заорал один из священнослужителей, и послушники протянули в толпу прохожих корзинки для сбора подаяния.

Судя по всему, совершалась передвижная церемония жертвоприношения: за каждую монету, брошенную в корзинку, человек в клетке получал весьма болезненный, но тщательно рассчитанный порез. Узник наверняка был преступником, ожидавшим казни во Дворце Терпения, – за то, что вызвался стать добровольной жертвой, полагалось смягчение наказания. Впрочем, Локку некогда было раздумывать над судьбой узника: две фигурки в красных платьях, обогнув процессию слева, почти затерялись в толпе. Локк метнулся за ними, держась на почтительном расстоянии от процессии, чтобы ни на кого больше не натолкнуться.

Девочки в красных платьях невозмутимо направлялись к мосту Семи фонарей. Локк чуть замедлил шаг, не желая подбираться к ним слишком близко: на широком мосту вполне могли разъехаться два экипажа, но спрятаться там было негде. Теперь Локк следовал за ними как привязанный, держась на расстоянии тридцати ярдов. Подумать только, вот уже половина состязания прошла, а он так ничего и не узнал!

Каменный мост Семи фонарей был не загадочным созданием Древних, a творением рук человеческих. С пологой арки моста, за низкими парапетами, виднелись десятки лодок, неторопливо плывущих по каналу, но Локку было не до пейзажных красот – он не спускал глаз с двух стройных фигурок в красных платьях. Ни карет, ни телег на мосту не было. Девочки, отойдя друг от друга, встали у парапета на противоположных сторонах моста и одновременно повернулись к воде.

– Проклятое адское дерьмо, – пробормотал Локк, впервые в жизни, в подражание взрослым, пытаясь изобрести длинную и складную цепочку изощренных ругательств. – Ссыкливые сраные мартышки…

Что задумала Сабета? Задержать его на мосту, чтобы от солнца у него мозги расплавились? В поисках вдохновения он огляделся и…

В двадцати ярдах у него за спиной на мост поднималась третья девочка в темно-красном платье.

У Локка екнуло сердце, а желудок, сжавшись, совершил кувырок на зависть придворным акробатам.

Локк поспешно отвернулся, стараясь ничем не выдать своего изумления. О Многохитрый Страж, как же он облажался! Ну почему он сразу не проверил место за колоннами банкирского дома! Нет, у него вовсе не троилось в глазах: две девчонки на мосту неторопливо приближались к нему, а третья настигала сзади. Локк оказался в самом центре треугольника красных платьев. Если броситься наутек, Цеппи и Сабета поймут, что он признал свое поражение, а одна из девчонок наверняка успеет сосчитать пуговицы на его сюртуке.

О боги, Сабета его с самого начала по всем статьям обставила!

– Нет, я не сдамся, – прошептал он, лихорадочно соображая, чем их отвлечь. – Не сдамся, не сдамся!

Смутная досада исчезла, Локка обуял настоящий ужас – и не просто страх поражения, а жуткий, кошмарный стыд: надо же так тупо попасться на простейшую уловку, опозориться перед той самой девчонкой, ради которой он готов раскаленные гвозди глотать! Ох, теперь Сабета уж точно решит, что он глупый, никчемный малец, с которым и связываться не стоит. Никогда…

И тут вдохновение не подсказало ему новую великолепную мысль, а напомнило о нехитрой обманке уличника – грубой, но проверенной, выработанной еще на Сумеречном холме. Локк, почти не сознавая, что делает, привалился к ближайшему парапету, едва не оцарапав начищенные медные пуговицы о камень, закашлялся и притворился, что его тошнит.

– Кхэ-э-х! – За первым робким стоном последовала серия отвратительных, мерзких звуков: – Кхэ-эх-х-х-хы! Кхэ-кхэ-хээ-ых-ха! КХА-ХЭК-ХЫХ!

Приближение приступа рвоты Локк изобразил весьма убедительно, упираясь дрожащей рукой в парапет, – это всегда вызывало у взрослых неподдельную тревогу: брезгливые отступали шага на три, а сочувствующие бросались на помощь.

Он стонал, дрожал и тужился, исподволь оглядываясь на прохожих. Важные особы и богачи поспешно обходили его стороной – помогать чужому слуге или посыльному они не собирались. Девчонки в красных платьях недоуменно замерли, будто привидения под дымчатыми вуалями: приближаться к Локку было опасно, а стоять столбом – неразумно, потому что это привлечет нежелательное внимание. Локк прекрасно сознавал, что всего-навсего выиграл время для краткой передышки, но и это было лучше, чем попасться в подстроенную Сабетой хитроумную ловушку.

– Да блевани же! – подстегнул он себя, отчаянно пытаясь последовать своему совету, – глупо, конечно, но ничего иного не оставалось; следующий шаг должен сделать кто-то другой.

– Эй, малец, что с тобой? – прозвучал над ухом властный женский голос.

Его обладательница носила горчично-желтый мундир городской стражи.

– Что, с завтраком расстаешься? – Стражница легонько ткнула Локка носком сапога. – Давай, вали отсюда, проблюешься на том конце моста.

– Помогите! – пролепетал Локк.

– Тебя ноги не держат? – Стражница, скрипнув тугой кожей доспеха, присела на корточки рядом с Локком; дубинка, висевшая на поясе, глухо стукнула о камни моста. – Погоди…

– Я не болен… – зашептал Локк. – Прошу вас, пригнитесь поближе. Мне грозит опасность…

– Да что тут происходит? – встревоженно спросила она, склонившись к Локку.

– Вы только не удивляйтесь… Вот, возьмите… – Он стремительно вложил в левую ладонь стражницы кожаный кошелечек с серебряными монетами. – Здесь десять солонов. Мой хозяин очень богат. Помогите мне, и он вас щедро отблагодарит.

– О боги… – изумленно выдохнула стражница – такую сумму она зарабатывала месяца за три, не меньше. – Да в чем дело-то?

– Мне грозит опасность, – повторил Локк. – За мной следят. Мой господин велел мне весточку доставить кому надо, а ее хотят перехватить. Там, на площади, меня чуть не поймали.

– Давай я тебя в участок отведу.

– Нет, не надо. Просто помогите мне добраться до северной оконечности моста. Вот, взвалите меня на плечо, будто вы меня задержали, и отнесите туда. Тогда мои преследователи наверняка отстанут, объяснят своим господам, что меня стража схватила. А потом вы меня отпустите…

– Как это?

– Ну, сделаете вид, что отругали, прикрикните для порядку, а я убегу.

– Странно все это…

– Ну вы же стражница, вам все позволено. Вам никто не указ…

– Гм, не знаю…

– Послушайте, вы же законов не нарушаете. Просто помогите мне… – уговаривал ее Локк; деньги она взяла, оставалось лишь посулить ей еще. – Честное слово, мой господин вам еще столько же даст, если не больше.

Стражница на миг задумалась, потом встала и ухватила Локка за ворот.

– Да ты притворяешься! – громко выкрикнула она. – Порядок нарушаешь!

– Ой! Пустите! – взвизгнул Локк, отчаянно надеясь, что она просто исполняет его просьбу, а не собирается тащить его в участок.

Стражница сгребла его в охапку и направилась к северной оконечности моста. Щегольски разодетые прохожие, одобрительно посмеиваясь, расступились, а желтокурточница бесцеремонно прижала Локка к левому боку и понесла к желанной цели.

Он отбрыкивался и упирался – впрочем, без особого притворства, потому что рукоять дубинки больно тыкала его под ребра, – однако торжествовал: пуговицы были надежно укрыты от посторонних глаз.

Локк успел заметить, как две девчонки в красных платьях шмыгнули влево, держась подальше от стражницы. Сабета вряд ли поверит, что его на самом деле поймали, и теперь ей с неведомыми помощницами придется составлять новый план.

Тем временем в голове Локка постепенно складывался четкий замысел дальнейших действий: как только он обгонит своих противников, то перекроет им путь к мосту Золотонош, а там уж не составит труда распознать, которая из трех девчонок – настоящая Сабета.

Наконец стражница принесла брыкающегося и отчаянно визжащего Локка на площадь у северной оконечности моста, где находились самые главные банкирские дома на улице Златохватов – Мераджо и Бонадуретта; их власть распространялась в самые дальние уголки света.

– Заткнись, не то все зубы повышибаю! – прикрикнула стражница на Локка, проходя мимо очередного скопления зевак, с любопытством глядящих ей вслед.

Локк невольно восхитился ее актерским мастерством. Теперь оставалось лишь, чтобы его отпустили на свободу, и тогда…

– Ох, констебль! Погодите, констебль! – раздался голос Сабеты.

За спиной желтокурточницы прошелестели торопливые шаги, и Локк задергался, пытаясь сообразить, с какой стороны приблизится Сабета. Увы, она, откинув вуаль, уже стояла справа от стражницы и протягивала ей раскрытую ладонь, на которой лежал кошелечек.

– Констебль, вы уронили…

– Что? – Стражница резко обернулась к Сабете, давая Локку возможность взглянуть прямо на нее.

Щеки Сабеты разрумянились, а открытая сумка висела чуть ли не перед его носом. Разинув рот от удивления, Локк торопливо присмотрелся: четыре мотка шелка – красный, зеленый, черный и синий.

– Я ничего не роняла, – сказала стражница.

– Да я своими глазами видела! – закивала Сабета. – Он у вас из кармана выскользнул… – Она вложила кошелек в правую руку стражницы и, подступив на шаг, настойчиво зашептала: – Здесь четыре солона. Отпустите моего братика, пожалуйста! Очень вас прошу!

– Кого? – недоуменно переспросила желтокурточница, с привычной ловкостью опуская кошелек в карман мундира; Локк только сейчас понял, что принимать подношения ей не впервой.

– Он не нарочно шум поднял, – умоляющим тоном произнесла Сабета. – Мы его одного никуда не пускаем, вы же видите, он тронутый…

– Эй! Погодите… – встрепенулся Локк, неожиданно сообразив, что ситуация каким-то непостижимым образом вышла из-под его контроля.

Что еще Сабета задумала?

– Он у нас совсем дурачок, – прошептала Сабета, осторожно касаясь руки стражницы. – Как на свет народился, так с головой и не дружит. Все время из дому убегает, всякие небылицы выдумывает. Ему без присмотра никак нельзя.

– Послушай… я не… так, вот я сейчас…

Локк испуганно зажмурился – телега его везения, и без того хлипкая, вот-вот развалится. Внезапно между желтокурточницей и Сабетой протиснулась знакомая крупная фигура.

– Ах, констебль, какое счастье, что оба моих питомца попали к вам под защиту, – негромко произнес Цеппи. – Вы – несравненный дар небес, ваши действия заслуживают всяческих похвал! Позвольте пожать вашу честную руку!

В ладонь ошеломленной стражницы ловко скользнул третий кошелек – обмен произошел с такой быстротой, что Локк едва успел его заметить.

– Сударь, я…

Цеппи склонился к самому уху стражницы и прошептал несколько слов. Желтокурточница сразу же осторожно опустила Локка на землю. Он неуверенно подошел к Сабете и замер, всем своим видом изображая полнейшую невинность.

– Да-да, конечно, – пробормотала стражница, присоединяя кошелек Цеппи к двум другим.

– Разумеется. – По лицу Цеппи расплылась сияющая улыбка. – Да благословят вас Двенадцать богов, и да ниспошлют они дождь нашему прекрасному городу. Счастливо оставаться, констебль. Ну, нам пора.

Цеппи радостно помахал рукой стражнице (та с неменьшей радостью помахала ему в ответ) и подтолкнул Локка и Сабету к восточной стороне площади, откуда к причалу сбегали широкие ступени лестницы.

– А где твои помощницы? – спросил Цеппи Сабету.

– Как желтокурточница Локка схватила, я им велела смыться, а сама на выручку отправилась, – объяснила она.

– Очень хорошо. Ну, теперь заткнитесь и ведите себя смирно, а я лодку найму. Нам самим отсюда надо ноги уносить, и чем скорее, тем лучше.

У пристани оказалась лишь одна свободная гондола, да и к той направлялся какой-то торговец средних лет, нащупывая в кармане кошелек. Цеппи, прибавив шаг, обогнал его и подал лодочнику замысловатый условный знак.

– Ох, простите, что мы припозднились. Мы так спешим на встречу с друзьями наших друзей! А ваша лодка самая надежная и быстрая.

– Вы правы, сударь, ни надежней, ни быстрее во всем Каморре лодки не сыскать, – отозвался молодой лодочник, тощий как жердь и загорелый до цвета конского навоза; к середине впалой груди, прикрытой ветхой синей рубахой, спускалась длинная соломенная борода с вплетенными в нее серебряными и костяными охранными амулетами, которые тоненько позвякивали при каждом его движении. – Премного извиняюсь, сударь, но я вот с этим господином раньше вас уговорился.

– Как это? – возмутился торговец. – Да ты только что к причалу пристал!

– Ваша правда, сударь, только мы с этим вот господином так и уговаривались. Прошу простить великодушно, но…

– Нет, своей очереди я никому уступать не собираюсь! Лодка моя – и точка!

– Сударь, мне очень неловко об этом напоминать, – вмешался Цеппи, помогая Сабете забраться в гондолу, – но лодка принадлежит не вам, а вот этому самому юноше с шестом.

– И, к моему глубокому сожалению, сейчас я вам ничем услужить не могу, – добавил лодочник.

– Ах вы сволочи! Да кто вам позволил, крысы портовые, уважаемым людям дерзить?! Я первым лодку нанял! Не лезь, щенок, кому говорят! – завопил торговец, хватая за шиворот Локка, который робко следовал за Сабетой.

Цеппи тут же отвесил торговцу внушительную затрещину – тот, отлетев шага на два, едва не свалился в канал.

– Еще раз к моим детям прикоснешься, – прошипел Цеппи тоном, которого Локк никогда прежде от него не слыхал, – я тебя в такие мелкие клочья разорву, что ни одна городская шлюха твой сморчок не опознает.

– Мразь! – заверещал торговец. – Пес смердящий! Извольте представиться, сударь! Я требую сатисфакции! Мой лакей доставит вам мое…

Цеппи, обвив мощной рукой шею торговца, притянул его к себе, что-то хрипло прошептал в самое ухо и презрительно оттолкнул.

– Да-да, сударь… Я все понял, – залепетал смертельно побледневший торговец; побелевшие губы дрожали и не слушались. – Смиренно прошу прощения, достопочтенный…

– Вали отсюда…

– Всенепременно, сударь, – ответил торговец и торопливо, почти бегом, ушел с пристани.

Цеппи помог Локку забраться в гондолу. Локк уселся рядом с Сабетой, на носовую скамью, и, нечаянно коснувшись коленом девичьей ноги, мучительно покраснел. Цеппи устроился на скамье напротив, лодочник оттолкнулся шестом от пристани, и гондола поплыла по теплой, вязкой воде.

Локк пребывал в священном ужасе, вызванном не только непосредственной близостью Сабеты, но и всемогуществом отца Цеппи. Судя по всему, его покровитель обладал колдовской способностью очаровывать желтокурточников, повелевать лодочниками и нагонять страху на богачей – и все это с помощью нескольких тихих слов. Кто он такой? С кем он знаком? Какое место он занимает среди подданных капы Барсави?

– Куда вас отвезти? – спросил лодочник.

– В Храмовый квартал, к причалу Венапорты, – ответил Цеппи.

– А кто вы такие?

– Благородные Канальи.

– А, как же, слыхал. Вы все больше среди знати отираетесь. Хорошее дело…

– Не жалуемся. А ты из людей Щербатого будешь?

– Из них самых, брат. Мы на западе Скопища промышляем, нас Умниками прозывают. Только жизнь там не сахар. Потому некоторые, вот как я, например, решили в лодочники податься. Перевозим простофиль, кое-какое барахлишко к рукам прибираем…

– Ну, раз ты нас с ветерком прокатишь, держи на память герцогов портрет, – ухмыльнулся Цеппи, выкладывая на скамью золотой тирин.

– Ух ты! Спасибо, дружище! Я за ваше здоровье сегодня вечерком выпью, – пообещал лодочник и с новой силой заработал шестом.

Цеппи, обернувшись к Локку и Сабете, скрестил руки на груди и негромко спросил: