Последний секрет Вербер Бернард

12

Жизнь Жана-Луи Мартена резко изменилась одним воскресным вечером. После ужина и последующей партии в шахматы у Бертрана он спокойно прогуливался вместе со своей женой Изабеллой.

Была зима, и шел снег. Улица была пуста в этот поздний час. Они шли очень осторожно, чтобы не поскользнуться. Внезапно раздался шум мотора. Шины завизжали, машина не удержалась на обледенелой земле. Жена Мартена чудом увернулась. Он не успел.

Едва поняв, что происходит, он был сбит и подброшен в воздух. Далее темп замедлился.

Удивительно, сколько информации можно получить в одно мгновение. Ему казалось, что сверху он видит все, и особенно жену, которая смотрит на него раскрыв рот, в то время как пес даже морду не повернул.

Машина укатила, не останавливаясь.

Он все еще был между небом и землей и думал очень быстро. Сразу за удивлением последовала боль. Как до этого он перестал что-либо чувствовать, словно все нервы заблокировались и сигнал не проходил, так теперь он остро ощутил удар, будто волна кислоты разлилась по всему его телу.

МНЕ БОЛЬНО.

Ужасная боль. Бесконечное жжение. Как тогда, когда он схватил оголенный электрический провод и получил разряд в двести двадцать вольт. Или когда машина, отъезжая, проехалась ему по пальцам ног. Все былые «внезапные и сильные боли» вновь вспомнились ему. Рука, сломанная в результате падения с лошади. Прищемленные дверью пальцы. Одноклассник, с силой выдирающий его волосы в драке на переменке. В каждый из этих моментов он думал об одном: пусть это прекратится. Немедленно прекратится.

Перед падением на землю его пронзила еще одна мысль:

«Мне страшно умирать!»

13

Каннский морг. Он находится на авеню де Грасс, 223. Это хорошо отделанное здание, снаружи больше напоминающее красивую усадьбу, нежели дом смерти. Сиреневые лавровые деревья украшают сад, окруженный кипарисами. Парижские журналисты заходят. Потолки внутри здания высокие, на стенах – белые и фиолетовые декоративные обои.

На первом этаже располагаются несколько похоронных бюро, сюда же приходят семьи, чтобы в последний раз почтить своего покойного родственника, загримированного, с кожей, снова наполненной кислородом, благодаря канифоли и формалину.

Чтобы попасть в подвал, где находится судебно-медицинская лаборатория, Исидору Катценбергу и Лукреции Немро надо пересечь узкий коридор, за которым наблюдает консьерж-антилец с длинными заплетенными волосами. Он поглощен чтением «Ромео и Джульетты».

– Добрый день, мы журналисты и хотели бы встретиться с судебно-медицинским экспертом по делу Феншэ.

Консьерж не сразу удостаивает их взглядом. Драма, произошедшая когда-то с веронскими любовниками, а также с их родителями, родственниками и друзьями, казалось, потрясла его, и поэтому у него такой грустный вид, когда он открывает окошко, защищающее его от непрошеных посетителей.

– Сожалею, есть четкая инструкция: кроме следователей, никого в лабораторию не пропускать.

Консьерж-антилец снова погружается в свою книгу как раз на том моменте, когда Ромео объясняется в любви, а Джульетта говорит ему, с какими неприятностями он может столкнуться из-за ее недалеких родителей.

Исидор Катценберг лениво вытаскивает купюру в пятьдесят евро и прижимает к окошку.

– Это вас не интересует? – рискует он.

Ромео и Джульетта слегка теряют свою привлекательность.

Окошечко открывается, и оттуда высовывается проворная рука, готовая схватить купюру. Исидор обращается к своей подруге:

– Лукреция, запишите четвертый мотив: деньги.

Она вынимает записную книжку и пишет.

– Тс-с-с-с, нас могут услышать, – говорит консьерж.

Он хватает купюру, но Исидор ее не отпускает.

– Что вы сделаете с этими деньгами? – спрашивает он.

– Отпустите, вы ее разорвете!

Оба сжимают купюру и тянут в противоположных направлениях.

– Что вы сделаете с этими деньгами?

– Ну и вопрос! Вам-то что с того?

Исидор не ослабляет руку.

– Ну хорошо… даже не знаю. Куплю книг. Дисков. Фильмов, – отвечает охранник.

– Как можно назвать эту четвертую потребность? – громко спрашивает Лукреция, которую забавляют ситуация и смущение консьержа.

– Скажем, потребность в комфорте. Первое: прекращение боли; второе: избавление от страха; третье: удовлетворение нужд выживания; четвертое: удовлетворение потребности в комфорте.

Консьерж сильнее тянет купюру и наконец получает ее. Дабы избавиться от этих шумных людей, он нажимает на кнопку – и большая стеклянная дверь с рычанием открывается.

14

Когда Жан-Луи Мартен очнулся, он обрадовался, что выжил. Затем он возликовал, что не чувствует никакой боли.

Он понял, что лежит в больничной палате, и решил, что все же должен иметь какие-нибудь повреждения. Не поднимая головы, он посмотрел на свое тело, одетое в пижаму, и убедился, что все четыре конечности на месте, нигде нет ни гипса, ни шины. Он испытал облегчение, что цел. Попробовал пошевелить рукой, но она не двинулась. Попробовал шевельнуть пальцем. Снова безрезультатно. Он хотел закричать, но не смог открыть рот. Ничего не работало.

Осознав свое состояние, Жан-Луи Мартен пришел в ужас. Единственное, что он мог – видеть только одним глазом и слышать только одним ухом.

15

Запах селитры – в подвале. Все-таки морг. Серые коридоры. Наконец они доходят до нужной двери. Стучат. Никто не отвечает. Они входят. Стоящий к ним спиной высокий мужчина помещает пробирку в центрифугу для физиологических исследований.

– Мы по делу Феншэ…

– Кто вас впустил? А, консьерж, должно быть. Ну теперь он у меня получит!

Каждый, кто обладает малейшей властью, злоупотребляет ею, чтобы показать свою значительность.

– Мы журналисты.

Мужчина оборачивается. Черные волнистые волосы, маленькие полукруглые очки, хорошая выправка. На кармане его халата вышито: «Профессор Жиордано». Он внимательно и недружелюбно рассматривает их.

– Я уже все сказал криминальной полиции. Обратитесь к ним.

Не дожидаясь ответа, он забирает свою пробирку и уходит в другую комнату.

– Надо найти его мотивацию, – шепчет Исидор. – Позвольте мне заняться этим.

Профессор Жиордано возвращается и холодно бросает:

– Вы еще здесь?

– Мы бы хотели написать статью лично о вас. Сделать портрет.

Его лицо слегка расслабляется.

– Статью обо мне? Я всего лишь муниципальный работник.

– Вы имеете дело с тем, что обычно скрывают от широкой общественности. Не просто смерти, а странные смерти. Мы не займем у вас много времени. Нам хотелось бы осмотреть комнату вскрытий и сфотографировать вас во время вашего тяжелого труда.

Профессор Жиордано соглашается. Он просит пять минут, чтобы сходить на другой этаж и взять ключ из куртки.

Журналисты рассматривают находящиеся вокруг них рабочие инструменты.

– Браво, Исидор. Как это у вас получилось?

– У каждого есть мотив. У него – слава. Вы не заметили диплом за его спиной и спортивные награды на маленькой этажерке? Раз он выставляет их напоказ, значит, он комплексует. Он всецело поглощен жаждой уважения. Статья о нем в прессе сразу означает признание.

– Неплохо.

– У любого человека есть своя «инструкция». Надо только найти главную кнопку. Для этого нужно представить его ребенком и задать себе вопрос: «Чего ему тогда не хватало?» Это могут быть поцелуи матери, игрушки или, как в случае Жиордано, восхищение окружающих. Этот человек хочет эпатировать.

– По-вашему, восхищение окружающих – пятый мотив?

Исидор ближе рассматривает центрифугу.

– Можно расширить это понятие до признания группы.

– Социализация?

– Я бы даже включил эту потребность в еще более широкое понятие – чувство обязанности по отношению к другим. Под этим термином я объединяю обязанность перед родителями, перед учителями, соседями, перед своей страной и перед всеми людьми. Этот профессор Жиордано исполняет обязанности хорошего сына, хорошего ученика, хорошего горожанина, хорошего сотрудника и хочет, чтобы другие знали об этом.

Лукреция достает записную книжку и перечисляет:

– Итак, первое: прекращение боли; второе: исчезновение страха; третье: удовлетворение нужд выживания; четвертое: удовлетворение потребности в комфорте; пятое: обязанность.

Исидор замечает:

– Эта же «обязанность» заставляет людей идти на войну и выносить жертвы. Воспитание ягненка в стаде. Потом уже невозможно покинуть это стадо и надо вести себя так, чтобы нравиться другим овцам. Именно поэтому все рвутся к медалям, повышению зарплаты или к тому, чтобы о них написали в газете. Частично наши потребности в комфорте связаны с этим понятием обязанности. Телевизоры и машины покупают в основном не потому, что в них нуждаются, а чтобы показать соседям, что ты вписываешься в стадо. Люди стараются иметь самые лучшие телевизоры и лучшие машины, чтобы доказать, что они богаты и представляют собой достойную часть стада.

Возвращается профессор Жиордано с нагаченными волосами и в новом халате. Размахивая ключом, он просит их проследовать в соседнюю комнату с надписью «Автопсия».

Судебно-медицинский эксперт вставляет ключ, и дверь открывается.

Первая информация носит обонятельный характер. Тошнотворный запах трупов смешан с запахом формалина и лаванды. Мелкие обонятельные частицы, из которых состоят испарения, проникают в ноздри журналистов и растворяются в слизистой. Реснички-рецепторы задерживают там пахучие молекулы и заставляют их подняться до апекса, наивысшей части носа. Здесь четырнадцать миллионов клеток-рецепторов, распределенных по двум квадратным сантиметрам, анализируют запах и преобразовывают его в сигналы, идущие к продолговатому мозгу, а затем к гиппокампу.

– Какая вонь! – жалуется Лукреция, зажимая себе нос; Исидор сразу же следует ее примеру.

Их проводника запах совершенно не раздражает, а столь обычная для непривыкших людей реакция его даже забавляет.

– Вообще следует надевать газовые маски. Но здесь все тела зашиты, и это необязательно. Помню, однажды мой коллега забыл надеть маску, перед тем как вскрыть живот одного типа, который покончил с собой, наглотавшись разной химии. Он смешал лекарства, моющие средства, стиральные порошки! Все это растворилось в желудке, и когда мой коллега сделал надрез, оттуда пошел настолько токсичный пар, что беднягу пришлось срочно госпитализировать.

Кроме судмедэксперта, никто не рассмеялся.

В комнате шесть столов из нержавеющей стали с деревянными весами, на которые кладут головы покойников, и желобками для вывода жидкостей из тел. На четырех столах лежат трупы в пластиковых чехлах; видны только ноги с этикетками на большом пальце.

– Автокатастрофа… – с фатализмом в голосе отмечает Жиордано. – Они думали, что успеют обогнать грузовик до поворота.

На стене справа большая раковина с дозаторами, рукоятки которых в мыле, рядом стерилизаторы для хирургических инструментов, шкаф для рабочих халатов; в углу мусоропровод для органических отбросов; в глубине комнаты дверь с надписью: «ЗАЛ РЕНТГЕНОВСКОГО ОБЛУЧЕНИЯ. ВХОД ВОСПРЕЩЕН». На стене слева холодильники, на которых написаны буквы алфавита.

– Итак, что вы хотите узнать?

– Для начала мы бы хотели сфотографировать вас с инструментами, – говорит Лукреция, которая запомнила, что профессора надо заставить почувствовать свою ценность.

Ученого не приходится долго упрашивать; он берет в руки пинцет и скальпель. Закончив, Лукреция достает записную книжку.

– Отчего, по-вашему, умер Феншэ?

Профессор Жиордано идет к шкафчику и достает досье на имя Феншэ. Оно содержит фотографии, результаты экспертизы, видеокассету, записанную во время вскрытия, результаты химических анализов.

– …от любви.

– Вы не могли бы выразиться яснее? – просит Исидор Катценберг.

Профессор читает досье:

– «Зрачки расширены. Вены вздуты. Необычайный прилив крови к мозгу и половым органам».

– К половым органам? – удивляется Лукреция. – И это можно установить после смерти?

Жиордано вопрос как будто нравится.

– Вообще, эрекция возникает, когда кровь через артерии приливает к кавернозному телу полового члена. Вены, получившие кровь, сжимаются, чтобы поддерживать твердость. Но кровь не может долго застаиваться в кавернозном теле, иначе кровяные клетки будут испытывать нехватку кислорода. Поэтому даже во время долгой эрекции оно время от времени слегка расслабляется, чтобы выпустить немного крови. А у Феншэ мы обнаружили омертвевшие клетки, которые, похоже, слишком застоялись.

– А кроме омертвевших клеток анализ крови что-нибудь показал? – спрашивает Исидор, словно желая сменить тему.

– Уровень эндорфинов слишком высок.

– И о чем это говорит?

– О том, что он испытал потрясающий оргазм. Хорошо известно, что у мужчин оргазм необязательно связан с семяизвержением. Может быть эякуляция без оргазма и наоборот. Единственным признаком оргазма, как у мужчин, так и у женщин, является присутствие эндорфинов.

– А что такое эндорфины? – с интересом спрашивает Лукреция, приподнимая свои длинные и волнистые рыжие волосы.

Профессор Жиордано поправляет свои полукруглые очки и чуть пристальнее рассматривает девушку.

– Это наш природный морфин. Организм выделяет его, чтобы мы могли получить удовольствие и перенести боль. Эндорфины выделяются, когда мы смеемся. Или когда мы влюблены. Никогда не замечали, что рядом с желанным человеком ревматизм не так сильно чувствуется? Количество эндорфинов увеличивается, когда мы занимаемся любовью. Во время пробежки наступает состояние сродни опьянению – это из-за эндорфинов, производимых организмом, чтобы преодолеть мышечную боль. Частично именно они делают бег таким приятным.

– И поэтому столько людей обожают пробежки? – удивляется Исидор.

– На самом деле они обожают эндорфины, которые выделяют их тела, чтобы переносить боль от бега.

Заинтересованная, Лукреция делает заметки в записной книжке. Видя это, Жиордано продолжает:

– В Китае вот как используют самок оленя. Им делают открытый перелом ног. Животные при этом испытывают такую боль, что их тела начинают вырабатывать эндорфины, дабы облегчить мучения. Китайцы собирают кровь из шейной вены и сушат ее. А потом продают эту сушеную кровь, полную эндорфинов, в качестве возбуждающего средства.

Журналисты морщатся.

– Это ужасно! – заявляет Лукреция, перестав записывать.

Потрясение девушки не огорчает ученого.

– Организм обычно вырабатывает очень небольшое количество эндорфинов при каждом мгновении удовольствия, и они довольно быстро исчезают; но у Феншэ был такой выброс, что, когда я производил анализ крови, еще оставались следы. Это редчайший случай. Поистине, он, должно быть, ощутил чертовский «удар молнии».

Лукреция замечает, что Жиордано уставился на ее грудь, и спешит запахнуть свой вырез. Раздраженный Исидор меняет тему:

– Вы считаете, Феншэ принимал наркотики?

– Я думал об этом. Наркотики скапливаются в жировой ткани и могут оставаться там долгое время.

Судмедэксперт указывает на изображение внутреннего устройства человека, висящее над раковиной. На нем видны мускулы, кости, хрящи, тщательно воспроизведенные жировые зоны тела.

– Здесь можно обнаружить такие вещества, как мышьяк, железо, алюминий, даже спустя двенадцать лет после их поступления в организм, независимо от дозы.

– Хотите сказать, что жир состоит из наслоений, как площадка археологических раскопок? – изумляется Исидор.

– Точно. В нем скапливается все, что мы глотаем, одно над другим. Я искал следы наркотиков в жире Феншэ. Ни наркотиков, ни лекарств, никаких подозрительных химических веществ.

Лукреция ликует:

– Мы согласны, значит, смерть от любви возможна…

– Да, конечно. Некоторые умирают от горя. Возможностям духа нет предела. И, если хотите знать мое мнение, эта смерть была не столько физической, сколько психологической.

Исидор осматривает отмеченные буквами холодильники и останавливается перед ячейкой «Ф».

– Можно взглянуть на тело Феншэ?

Профессор Жиордано качает головой:

– Вам не повезло, я закончил вскрытие утром, а останки отправили его семье уже почти сорок пять минут назад. – Он вздыхает и продолжает: – Этому человеку действительно удалось уйти красиво. Сперва он становится чемпионом мира по шахматам, а затем умирает от любви в объятиях одной из прекраснейших женщин планеты. Бывают же счастливчики… Не говоря уже о карьере.

– Где он работал?

– В больнице Святой Маргариты на одном из Леринских островов. Под его руководством это учреждение превратилось в одну из крупнейших психиатрических лечебниц в Европе. Никому не рассказывайте, но я сам вылечился там от депрессии.

Исидор поднимает бровь.

– Я слишком много работал и сломался.

Судмедэксперт с возрастающим напряжением смотрит в большие изумрудные глаза журналистки.

– Да, в такое вот время мы живем. По последним сведениям ВОЗ1 половина населения цивилизованных стран нуждается в психологической помощи. Франция больше всех потребляет транквилизаторов и снотворного на человека. Чем умнее, тем уязвимее. Вы бы удивились, узнав, сколько политических лидеров на Западе посещают психиатрические клиники. У меня, например, остались чудесные воспоминания от пребывания в больнице Святой Маргариты. Природа, морское побережье. Это так расслабляет. Там много зелени, листвы, цветов.

16

– Господинмартенгосподинмартенвыменяслышите?

Через ушную раковину, а затем через слуховой канал эти звуки доходят до маслянистой и восковидной желтой массы – ушной серы, предназначенной для защиты и поддержки упругости барабанной перепонки. Звуковая волна, обогнув это препятствие, заставила вибрировать перепонку.

За перепонкой воздушная, или так называемая барабанная, полость, в которой находятся три косточки. Одна, прикрепленная к перепонке и передающая движение, называется «молоточек». Она ударяет по второй косточке, «наковальне», которая, в свою очередь, приводит в движение третью, из-за своей формы названную «стремечком». Все вместе эти три косточки механическим путем усиливают слабоватый голос врача.

Потом звуковая волна передается во внутреннее ухо к ушной улитке, спиралевидному органу, состоящему из пятнадцати миллионов реснитчатых нервных клеток, – это и есть настоящий рецептор звука. Звуковая волна, теперь уже в виде электрического сигнала, поднимается по слуховому нерву до головного мозга. В нем расшифровывается каждый звук.

– Господин Мартен (Это я.), господин Мартен (Он повторяет, потому что думает, что я его не слышу.), вы меня слышите? (Он ждет моего ответа. Что делать? Я НИЧЕГО НЕ МОГУ!)

Жан-Луи Мартен жалобно моргает.

– Вы проснулись? Добрый день. Я доктор Самюэль Феншэ. Я буду вами заниматься. У меня есть хорошая новость и плохая. Хорошая – вы выжили после несчастного случая. И, учитывая полученный удар, это настоящее чудо. Плохая – ваш мозговой ствол был поврежден чуть ниже продолговатого мозга. Таким образом, у вас то, что мы называем LIS. Это английский термин, который обозначает Locked-In Syndrome, синдром внутренней блокировки. Ваш головной мозг работает, но остальная периферийная нервная система больше не реагирует.

17

– Насчет Феншэ, вы уверены, что это убийство? – спрашивает судмедэксперт.

Исидор кивает.

– А вы мне нравитесь. К тому же у меня долг перед Феншэ. Я вам кое-что покажу.

Он бросает на них взгляд.

– Клянетесь, что никому не расскажете? И, конечно, никаких фотографий!

С видом сомелье, достающего бутылку высококлассного вина, судмедэксперт открывает дверь комнаты рентгеновского излучения. Внутри, рядом с медицинскими аппаратами, журналисты замечают стол и шкафчик. Жиордано приглашает их войти, открывает дверцу шкафчика и извлекает оттуда прозрачную банку с желтоватой жидкостью, в которой плавает розово-серый шар.

– Члены семьи потребовали тело, но они не станут проверять его целостность. Знаете, во время вскрытия некоторые органы вынимают, исследуют, снова помещают в тело в пластиковых мешках и пришивают, но кто будет проверять, все ли органы на месте? Вот я и оставил его у себя. Я очень рассчитываю на ваше молчание. В конце концов, это был не кто-нибудь… Почти то же сделали и с Эйнштейном.

Он включает красную лампу для проявки фотографий, и перед ними вырисовывается содержимое банки.

– Мозг Феншэ! – восклицает Лукреция.

Вид этого нервного отростка в красноватом отблеске поражает журналистов. Извилины образуют бесконечный завиток. Самые темные вены находятся в наиболее глубоких бороздах. Нижняя часть мозга поделена точно по границе спинного мозга.

Судмедэксперт рассматривает содержимое поближе.

– Человеческий мозг – самая большая загадка. Проблема в том, что у нас есть лишь один инструмент, чтобы попробовать ее разгадать, и это… наш собственный мозг.

Они долго созерцают мозг, задумавшись над его фразой.

Лукреция протягивает свою визитную карточку.

– Если обнаружите что-нибудь новое, обязательно позвоните мне на мобильный, – говорит она. – Это мне никогда не помешает, в любом случае в моем телефоне есть виброзвонок.

Профессор Жиордано схватил визитку и небрежно опустил ее в карман.

Он погладил банку рукой.

– Я несколько раз встречался с Самюэлем Феншэ до его смерти. Он стал моим другом. Последний раз я случайно столкнулся с ним в кабаре «Веселый филин», где выступает его брат, Паскаль Феншэ, гипнотизер. Они оба были одержимы тем, чтобы понять, как работает мозг. Самюэль взялся за проблему с органической стороны, Паскаль – со стороны психологической. Посмотрите его сеанс гипноза и осознаете, какой силой обладает мысль…

Мозг Феншэ очень медленно вращается в банке под воздействием тепла.

18

Страх, паника, полное смятение охватили ум Жана-Луи Мартена. Но голос продолжает мягко вливаться в его ухо:

– Знаю, это нелегко. Но здесь вы в хороших руках. Вы в больнице Святой Маргариты. И у нас полным ходом идут исследования областей мозга и нервной системы.

Теперь он мог оценить всю полноту катастрофы. Жан-Луи Мартен, бывший служащий юридического отделав НБКП, мог думать, видел одним глазом, слышал одним ухом, но был не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы почесаться. Хотя никакого зуда он и почувствовать не мог… В этот момент у него была только одна мысль: пусть это кончится.

Доктор Самюэль Феншэ прикладывает к его лбу руку, прикосновения которой он не чувствует.

– Я знаю, о чем вы думаете. Вы хотите умереть. Хотите покончить с собой, но осознаете, что ваш полный паралич не позволяет вам осуществить это. Я не прав?

Жан-Луи Мартен снова пытается подвигать какой-нибудь частью своего тела, но у него получается лишь моргнуть. Ему приходится признать, что веко – его единственный рабочий мускул.

– Жизнь… Первичная мотивация всего организма такова: как можно дольше поддерживать жизнь. К этому стремятся даже бактерия, даже червь и насекомое. Еще несколько секунд жизни, еще немного, еще.

Доктор садится рядом с ним.

– Знаю, вы думаете: «Я – нет. Больше – нет». Вы ошибаетесь.

Медная радужка здорового глаза Жана-Луи Мартена увеличивается. Черная бездна в ней становится глубже, выражая вопрос. Он никогда не думал, что попадет в такую ситуацию.

«Я пропал. Чем я заслужил такую кару? Такое никто не выдержит. Не двигаться! Не говорить! Не ощущать мир! Я даже боль не могу почувствовать! Все рушится. Я завидую калекам, что они всего лишь калеки! Завидую людям, получившим тяжелые ожоги! Завидую безногим, что у них есть хотя бы руки. Слепым, которые, по крайней мере, могут чувствовать свое тело! Мое наказание – самое ужасное в истории человечества. Раньше мне бы позволили умереть. А теперь, из-за их чертового прогресса, я жив, несмотря на то, что по сути дела являюсь покойником. Это ужасно».

Покрутившись, его глаз останавливается.

«А этот? Кто он? С таким спокойным видом. Будто прекрасно знает, как вылечить этот кошмар. Доктор что-то говорит мне. Я врач, но…»

– Я врач, но прежде всего я человек. В первую очередь я действую в соответствии с моей совестью, а не исходя из профессиональной обязанности или из страха попасть под суд. Более всего я уважаю свободную волю тех, кто мне доверился… Поэтому я даю вам возможность выбрать. Если вы решите жить, моргните один раз. Если откажетесь от жизни, моргните дважды.

«У меня есть выбор! Я еще могу повлиять на окружающее. Естественно, я хочу умереть. Как там сообщить ему мое решение? Ах да, дважды моргнуть».

– У вас есть время на размышления…

Жан-Луи Мартен снова подумал о «былом». «Раньше я был счастлив. Стоит ли терять все, чтобы понять, какими ценностями я обладал?»

Доктор Феншэ закусывает губу.

До сих пор все пациенты с LIS, которым он предоставлял выбор, предпочитали смерть.

Глаз Жана-Луи Мартена оставался удивленно-неподвижным. Зрачок уменьшился от старания лучше понять то, что выражает лицо врача.