Шуттовская рота Асприн Роберт

– Да. Потому я и подумал, что вас это может заинтересовать. Особенно несколько видов пластиковых и резиновых пуль, так называемых «щадящих», – собственная разработка «Шутт-Пруф».

Полицейский лишь скорчил гримасу.

– Разумеется, это ведь здорово, если у подозреваемого, когда вы выстрелите в него, останется еще шанс защищаться в суде. Но мне думается, надо либо стрелять на поражение, либо не стрелять вообще, вместо того чтобы дурачить самих себя, будто мы можем выстрелить в кого-то, не причинив при этом особого вреда. Я давно заметил, что мои полицейские гораздо лучше стреляют на полигоне, чем на улице. И все же даже находясь в стесненных обстоятельствах, они стреляют куда лучше, чем ваши солдаты в нормальных условиях.

И без этого было ясно, что легионеры далеко не меткие стрелки. Хоть мишени и были разнесены в щепки, сделано это было не за счет точной, прицельной стрельбы, а из-за несметного количества истраченных боеприпасов.

Теперь наступила очередь Шутта состроить гримасу.

– Мне приходилось видеть и худшее, хотя так сразу и не припомню, чтобы в одном месте собралось бы столь много бездарных стрелков. У меня, конечно, есть некоторый опыт обучения плохих стрелков, как нужно стрелять, и я бы уже давно закончил эту показуху и начал работу непосредственно с солдатами, но ее проводит «Шутт-Пруф мьюнишнз», это их коммерческое турне, поэтому выбор у меня – либо проводить сейчас эту демонстрацию совместно с ними, либо ждать еще пару месяцев, пока они прибудут сюда в очередной раз. В наше время очень трудно запретить солдатам пользоваться полностью автоматическим оружием и лазерными прицелами, вбивая им при этом в головы основы прицельной стрельбы.

Гетц кивнул, не отрывая взгляда от огневого рубежа.

– Похоже на то, что в этом мы друг с другом полностью согласны, капитан. Если вы с самого начала не научите их действовать по всем правилам, они так и будут полагаться на огневую мощь и прочую подобную чушь, вместо того чтобы научиться стрелять.

Капитан повернул голову и некоторое время внимательно смотрел на шефа полиции.

– Возможно, я не должен об этом спрашивать, шеф, – сказал он наконец, – но я не мог не заметить, что ваше отношение ко мне и моим легионерам со времени нашей первой встречи значительно смягчилось.

– Что ж, отвечу вам, мистер Шутт. Я, может, и бываю временами упрям, но, как правило, стараюсь мыслить достаточно трезво. Большинство моих патрульных полицейских тепло отзываются о ваших солдатах. Сдается мне, что кто-то из вашей роты пристрастился обхаживать полицию, и я получил немало сообщений за последние несколько недель о некоторых из ваших парней. Как я понял, они ни во что не вмешиваются и не участвуют ни в каких акциях, но мы оба знаем, что бывают случаи, когда наличие под рукой дополнительной пары людей в форме, не важно, какого цвета, позволяет удержать толпу от беспорядков.

– Это верно, – сказал капитан. – Я всегда считал, что большинство людей имеют верное представление о самих себе. Если мои солдаты убеждены, что они могут стать другими, то они и пытаются измениться к лучшему.

Тут шеф поднял руку, останавливая его.

– А теперь не поймите меня превратно. Никто никого не дурачит на тот счет, что ваша рота состоит сплошь из типичных участников рождественского хора, но все они по отношению к колонии настроены вполне дружелюбно, так что я могу гарантировать им, да и вам, некоторые поблажки.

– Ну уж не настолько большие, чтобы не отправлять рапорты в штаб-квартиру Легиона всякий раз, как только кто-то из моих людей получает служебное взыскание, – сухо заметил Шутт.

Гетц только вздохнул и пожал плечами:

– Это всего лишь следование прямым указаниям вашего командования, сынок. Они легли мне на стол в тот самый момент, когда вы появились на этой планете. У меня нет намерений лезть в ваши дела, но сдается, кто-то там, в верхах Легиона, не очень-то вас любит. Во всяком случае, они внимательно следят за вашими действиями, ожидая малейшей ошибки.

Капитан нахмурился:

– Я как-то не подумал об этом. Спасибо за предупреждение.

– Предупреждение? – Лицо шефа являло картину наивнейшей простоты. – Я просто ответил на официальное обращение за информацией одного из постоянных жителей нашей общины, коим я призван служить и которых обязан защищать.

– Пусть так. – Шутт кивнул. – Но как бы то ни было, спасибо… неофициально. Интересно, смогли бы вы…

– Капитан!

Не было никаких сомнений в необычайной важности этого обращения.

– Извините меня, шеф. Что случилось, Клыканини?

– Спартак собирается стрелять!

Короткого взгляда, брошенного в сторону огневого рубежа, было достаточно, чтобы эта информация подтвердилась. Синтианец сидел на планирующей доске, подсунув под дробовик свою длинную руку так, как показал ему Шоколадный Гарри, используя для этого весьма выразительные жесты.

– Да, вижу, – сказал командир. – Хотя, мне кажется, ситуация угрожающей отнюдь не…

– Он незнаком с третьим законом Ньютона?

Шутт нахмурился:

– С законом каким?

– Это не тот, что… – начал было шеф Гетц, но закончить эту фразу ему так и не удалось.

КХ – Х-БУ-У-У-М!

Искусство синтианца в управлении планирующей доской было так велико, что, несмотря на то что при выстреле он был буквально сметен с нее отдачей дробовика, стрелок сумел-таки на ней удержаться, хотя и завертелся с неистовой скоростью как волчок… правда, если спросить тех, кто был в непосредственной близости от него, они предпочли бы, чтобы этого не произошло. Всякий, кто раньше не имел возможности освежить в памяти третий закон Ньютона, сейчас мог наглядно убедиться, что, разумеется, для каждого действия существует равное противодействие! Образованный или нет, хороший стрелок или плохой, это никак не сказалось на чувстве самосохранения легионеров, и в мгновение ока каждый из присутствующих, включая и зрителей на трибунах, либо притаился в каком-то укрытии, либо распластался на земле.

К счастью, Спартак, испытывая дробовик, поставил его на стрельбу одиночными выстрелами, так что ситуация оказалась скорее комичной. Но переключи он свое оружие на автоматическую стрельбу, результаты могли бы оказаться нешуточными.

– Сдается мне, – растягивая слова, заметил шеф Гетц, подняв голову и глянув на Шутта, – что отдача от такого оружия слишком сильна для этого парня, по крайней мере пока он находится на той доске.

– Я тоже так думаю, – сказал капитан, выглядывая из-за спинки сиденья, за которым прятался. – В этом-то и заключается проблема. Устройство глаз у синтианцев не позволяет им пользоваться обычным оружием, имеющим достаточную точность стрельбы. Вот почему мы вооружили их дробовиками. Я мог бы, конечно, дать им автоматическое оружие, но боюсь, будут еще более сложные проблемы с отдачей.

– Вам бы подошло оружие с небольшой отдачей. – Гетц задумался, нахмурившись. – А вам не приходила в голову мысль дать им пневматические ружья?

– Пневматические ружья?

– Да, которые работают на сжатом воздухе и стреляют маленькими красящими шариками. Кое-кто у нас любит проводить уик-энд в военно-спортивном клубе и использует их.

– Ах, эти. – Шутт покачал головой. – Я всегда принимал их скорее за дорогие игрушки, чем за оружие.

– Некоторые из этих «игрушек» полностью автоматические и имеют дульную скорость выше четырехсот футов в секунду, – проинформировал его шеф.

– В самом деле? – Капитан с удивлением поднял брови. – А я и не знал. И все же не уверен, что это здорово – стрелять во время боя красящими шариками. И скорость здесь не имеет никакого значения.

– Ну, хорошо, – Гетц по-волчьи улыбнулся, вновь усаживаясь на свое место, – я просто-напросто знаю, где можно получить шарики с ВВ.

– Взрывчатыми веществами? – Теперь Шутт определенно заинтересовался. – И что, вполне легально?

– Может быть, это и будет для вас сюрпризом, мистер Шутт, но от полиции зачастую требуются настолько спешные действия, что ей некогда сверяться с буквой закона.

– Х-ха. И во что же мне обойдется подобная информация?

– Считайте это моей любезностью, – сказал шеф. – Разумеется, будет очень приятно, если вы, в свою очередь, окажете мне подобную услугу, ну, скажем, одолжите на время вашего повара, чтобы он помог организовать нам ежегодный банкет, который состоится через месяц?

– Думаю, мы могли бы оформить это по линии общественных связей. – Капитан усмехнулся. – А все же могу я узнать, есть ли для нас какой-нибудь законный способ получить эти самые ружья?

– Если не возражаете, – сказал Гетц, соскальзывая со своего места, чтобы вновь растянуться за укрытием, – я предпочту наблюдать за вашими экспериментами вот отсюда.

Когда кувыркания прекратились, Спартак отказался продолжать упражнения с оружием, предпочитая оставаться на своей любимой доске, вместо того чтобы при каждом выстреле с ней расставаться.

Неустрашимый Шоколадный Гарри передал дробовик Луи, синтианцу-аристократу. Не обладая сноровкой Спартака, Луи давным-давно оставил попытки освоить планирующую доску, заявив, что это ниже его достоинства, так что на этот раз беспорядочная стрельба с летающего средства передвижения никому не грозила. Прочно устроившись в боковой коляске хока, которым управлял Гарри, он имел более чем достаточно возможностей прицелиться, хотя бы приблизительно, так что Шутт решил позволить ему и в дальнейшем пользоваться дробовиком.

В качестве завершающего штриха кто-то из легионеров отыскал старую каску и проделал в ней отверстия для того, чтобы Луи мог просунуть в них свои глаза. Картина, которую они собой представляли – Шоколадный Гарри верхом на мощном мотолете и пристроившийся в коляске Луи, сжимающий дробовик, с глазами, торчащими из старой каски, – повергла бы в шок не одного прохожего. Недаром шеф Гетц заметил, что появление в городе этой необычной пары оказалось более эффективным сдерживающим средством, чем целая бригада обычных полицейских патрулей.

Как ни странно, но доброе отношение к Спартаку со стороны роты ослабило ту брезгливость, с какой Луи относился к низкородному синтианцу, больше того, он фактически вошел с ним в деловое партнерство, занявшись рекламой планирующих досок на их родной планете. Спартак записал на пленку серию демонстрационных полетов вместе с подробными инструкциями к ним, в то время как Луи использовал свои семейные связи и влияние, чтобы устранить обязательные в таких случаях лицензионные барьеры и разного рода ограничения. Вся рота не раздумывая скинулась для формирования стартового капитала этого предприятия, поскольку легионеры были твердо уверены в том, что в будущем оно принесет им значительные дивиденды.

По мере того как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские связи, менялось и их отношение к самим себе и друг к другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что, как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда дело доходило до крайностей.

Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено, и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собралось в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно сразу для всей роты, но у легионеров было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно перешла в некое словесное состязание, по мере того как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу наиболее плохих условий своей службы в Легионе.

– …Так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, черт возьми, айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – без того чтобы найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!

Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись к ним, чтобы тоже послушать.

– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. Какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…

– Я расскажу вам, что значит трудная служба!

Раздосадованная, что историю прервали на самой середине, вся компания неодобрительно посмотрела на появившегося лейтенанта Армстронга, который, покачиваясь из стороны в сторону, неуверенно двигался в их направлении.

– Это… не имеет значения, где ты служишь и что именно делаешь. Когда ты служишь под командой извращенного призрака… и этот призрак к тому же еще и твой… отец и один из наиболее прославленных воинов, тогда ты… ты можешь потратить всю свою жизнь, пытаясь доказать, что хоть на одну десятую, но лучше твоего командира. Вот что такое трудная служба! И я хочу только одного: чтобы этот сукин сын прожил как можно дольше, так долго, чтобы совершить хотя бы одну ошибку!

Легионеры переглянулись и, испытывая неловкость, наблюдали, как Армстронг, теряя координацию, пытается поднести к губам стакан.

– Гм-м… не кажется ли вам, лейтенант, что вам необходимо немного поспать? – очень осторожно заметила Бренди, нарушив тишину.

Армстронг осоловело уставился на нее и отчаянно заморгал, стараясь сфокусировать зрение.

– Вы прр… авы… сержант Бренди. Не следует говорить или делать ничего… что не… к лицу офицеру. Хотя я… я лучше подышу свежим воздухом. Доброй… ночи… всем.

Лейтенант выпрямился и попытался отдать честь, прежде чем вывалился за дверь, придерживаясь рукой за стену.

Собравшиеся молча наблюдали за тем, как он уходил.

– За офицеров и джентльменов… Храни нас Бог, – сказал кто-то, поднимая стакан с насмешливым тостом.

– Гм-м… Мне неприятно это говорить, – растягивая слова, произнесла Супермалявка, – но сейчас слишком поздно, чтобы разгуливать по улицам в таком состоянии.

– Ну так что? Ведь он пьяница!

– Да, но наш пьяница. Я не хочу, чтобы с ним случилось что-то, пока он носит такую же форму, как я. Идем, Супер. Обеспечим ему боевой эскорт, пока лейтенант окончательно не свалился.

Прислонившийся к стене, никем не замеченный за вазами с густо разросшимися растениями, Шутт улыбался сам себе, наблюдая эти перемены. Легионеры все больше и больше начинали думать о товарищах и помогать друг другу. Одни были общительны, другие сторонились компаний, но все были готовы поддержать честь мундира. А это уже кое-что, и в конечном счете…

Его мысли прервал сигнал коммуникатора.

– Мамочка? – спросил он, включая связь. – Что ты делаешь там, наверху? Спускайся вниз и…

– Мне кажется, у нас неприятности, Большой Папочка, – резко оборвала его Роза. – На связи шеф полиции. Он говорит, это срочно.

Шутт ощутил в желудке пустоту, которая не имела ничего общего с выпивкой.

– Давай его.

– Соединяю. Пожалуйста, шеф.

– Уиллард? Тебе бы лучше прийти сейчас сюда, да побыстрее. Двое твоих парней вляпались в дерьмо, и прикрыть их мне никак не удастся.

– И что они сделали? – спросил капитан, прекрасно зная, какой услышит ответ.

– Похоже, их поймали на месте преступления, кража со взломом, – сообщил ему Гетц. – Но это бы еще полбеды. Дело в том, что они забрались в дом губернатора и он сам поймал их!

Глава 11

Дневник, запись № 112
Может показаться, что мой шеф имеет чрезмерную склонность, в отличие от большинства людей, «выкупать» свой путь из плена тупиков и дилемм, но я бы отметил, что он неизменно соблюдал определенные рамки при столкновении с политиками. Это не было, как может показаться, результатом некоторого отвращения с его стороны к влиянию «отдельных заинтересованных групп» или поддержки лозунга, выражающего основу одного философского направления: «Честный политик – это тот, кто, будучи куплен раз, остается купленным навсегда!» Скорее это проистекало из его твердой убежденности, что власти, избранные путем голосования, не должны получать свыше того, что положено за их работу.
Вот как он сам излагает это: «Официанты и обслуга получают минимальную зарплату, изначально заниженную в расчете на то, что их итоговый доход увеличится за счет чаевых, а отсюда следует, что если кто-то чаевых не получает, то он фактически вынужден грабить людей, отбирая у них последнее. С другой стороны, предполагается, что должностные лица живут в рамках своего жалованья, и любая попытка с их стороны получить дополнительный заработок за самые простые услуги, определяемые их обязанностями, есть вымогательство, если не хуже, и должна считаться преступлением!»
Нечего и говорить, подобное отношение никак не способствовало росту его популярности среди встречавшихся с ним политиков.

Губернатор Лякот, или Слякоть, как его называли политические противники, никак не мог выйти из состояния самодовольного возбуждения с тех самых пор, как капитан попал в поле его зрения. Уже в тот момент, когда он только прочитал в новостях, что в их колонии объявился мегамиллионер, губернатор, пораскинув мозгами, соблазнился очередным походом за жирными «пожертвованиями», которые решил получить за счет сей достопримечательности. Однако все приглашения на вечера и ленчи оставались со стороны легионера без внимания, что красноречиво свидетельствовало о его отношении к планам губернатора насчет дополнительных вложений и смутным намекам на «благотворительное законодательство».

Но теперь он наконец-то не только получил шанс встретиться с наследником «Мьюнишнз», но и провести эту встречу в обстановке, которую можно рассматривать как «благоприятную для переговоров». Проще говоря, имея двух легионеров под замком, он рассчитывал на абсолютную беспомощность их командира, и при этом абсолютно не имел намерений ни продешевить, ни отпустить пленников просто так.

– Вот наконец мы и встретились, мистер Шутт… или я должен называть вас «капитан Шутник»? – Губернатор улыбнулся, откинувшись в кожаном кресле, пока командир легионеров усаживался на стул для гостей.

– Пусть будет капитан Шутник, – сказал Шутт, так и не возвратив ему улыбку. – Это не светский визит. Я здесь официально, по делам Легиона.

– Вот это верно. – Губернатор кивнул, наслаждаясь ситуацией. – Вы не из тех, кто принимает приглашения на светские приемы. Хорошо, тогда, может быть, перейдем прямо к делу? Чем могу вам помочь… считайте, что я не в курсе ваших дел. Говоря откровенно, я рассчитывал увидеть вас сегодня гораздо раньше.

– У меня было несколько дел, с которыми требовалось разобраться в первую очередь, – спокойно ответил ему капитан. – А относительно того, чем вы можете мне помочь, – я прошу вас отозвать дело против двух легионеров, находящихся сейчас в городской тюрьме.

Губернатор покачал головой:

– Этого я сделать не могу. Люди, о которых вы говорите, преступники. Я поймал их сам, вот у этого самого окна. Нет, сэр, я не могу позволить им выйти на свободу, чтобы они вновь занялись воровством… если, конечно, вы не предоставите мне – можем мы сказать так? – причину для такой снисходительности.

– Я могу предоставить их вам целых две, губернатор, – процедил Шутт сквозь стиснутые зубы, – хотя, думаю, вполне достаточно будет и одной. Прежде всего эти люди не забирались в ваш дом…

– Может быть, вы не расслышали меня, капитан. – Губернатор улыбнулся. – Я сам поймал их!

– …а выбирались из вашего дома, – закончил Шутт, словно не хотел, чтобы его перебивали. – Видите ли, мои легионеры стремятся использовать любой шанс, чтобы получить работу по патрулированию, которую вы предпочли отдать частям регулярной армии, и те два человека, Рвач и Суси, проникли сюда, пытаясь найти нечто, что я мог бы использовать в качестве средства принудить вас дать нам этот шанс.

Шутт сделал паузу, чтобы покачать головой.

– В некотором смысле это была моя ошибка. Я говорил о подобных средствах в их присутствии, они слышали это и попытались добыть их для меня самостоятельно. В общем, найденное они принесли мне, а я приказал вернуть его на место. Что они и сделали. Тут-то вы их и поймали, то есть когда они уже покидали ваш дом. Короче говоря, здесь нет состава преступления, оправдывающего ваше требование провести расследование.

– Нет преступления?! – рявкнул губернатор. – Если бы даже я поверил в эту вашу небылицу, капитан, а я не верю в нее, они все же проникли в мой дом. Дважды, если судить по вашим словам.

Шутт расплылся в несколько натянутой улыбке, первой с тех пор, как он вошел в эту комнату.

– Подумайте, губернатор. Или вы верите мне, или нет. Однако в том случае, если вы хотите путем ваших умозаключений получить неприятности, то… – Он вытянул руку, указывая на стол, за которым сидел губернатор. – Нижний ящик слева, папка с надписью «Старые дела». Это они положили на место. Убедились?

Улыбка моментально исчезла с лица губернатора, словно группа поддержки после проигранных выборов.

– Если вы имеете в виду…

– Говоря откровенно, губернатор, – продолжил Шутт, – меня не интересуют ваши сексуальные предпочтения и то, с кем или с чем вы это удовлетворяете, хотя сам я обычно ограничиваю свои наклонности человеческим родом, и еще меньше меня интересует, держите вы или нет подобные картинки в качестве сувениров. Все, что я хочу, так это вернуть своих людей. Разумеется, если их дело окажется в суде, я буду просто вынужден давать свидетельские показания в их пользу, включая и нелестное описание этих фотографий. Представляете, как ухватятся средства массовой информации за возможность узнать все подробности этого дела.

– Вы не сможете это доказать, – выплюнул губернатор, бледнея на глазах. – Если только… мне не послышалось – вы сказали, у вас есть копии?

– Я мог бы обмануть вас и сказать, что и правда сделал копии, – ответил Шутт, – но в действительности я их не делал. Как я уже сказал, губернатор, у меня нет никаких намерений использовать эту информацию, почему я и велел им отнести все это назад. Однако, согласитесь, репутация политика – вещь очень деликатная. Малейшая тень скандала может погубить ее, а доказаны факты или нет – не имеет никакого значения. Право, я затрудняюсь сказать, что для вас предпочтительнее: преследование в судебном порядке моих людей или угроза вашей политической карьере?

Лякот некоторое время не отрываясь глядел на Шутта, затем схватился за телефон и в раздражении начал набирать номер.

– Пожалуйста, шефа Гетца. Говорит губернатор Лякот… Шеф? Это губернатор. Шеф, я решил снять обвинение с двух легионеров, которых вы у себя держите… Именно так. Отпустите их… Ох, да не забивайте голову причинами! Просто сделайте это, и все!

Он с грохотом швырнул телефонную трубку и уставился в окно, желая немного остыть, прежде чем снова повернулся к собеседнику.

– Все в порядке, капитан Шутник, с этим улажено. А теперь, если у вас нет ко мне других дел, я просил бы извинить меня. Мне хотелось бы прямо сейчас сжечь кое-какие фотографии.

К его удивлению, легионер и не думал подниматься.

– На самом деле, раз уж я здесь, у меня есть еще одно дело, которое я хотел бы обсудить с вами, губернатор.

– Есть дело?

– Совершенно верно. Помните, в самом начале разговора я упоминал работу по патрулированию.

– Да, конечно. Именно для этого вы и хотели использовать мои фотографии.

Невероятно, но губернатор моментально подавил свой гнев. В политике нет места тем, кто не в состоянии быстро приспосабливаться к обстановке или склонен поддаваться собственным слабостям и держать зло против того, кто может быть потенциальным союзником. И, в конце концов, Лякот вновь позволил себе подумать о возможном дополнительном финансировании!

– Точно, губернатор Лякот, – сказал Шутт, – и думаю, это позволит нам извлечь взаимную выгоду из создавшейся ситуации.

Надежды губернатора начали обретать реальные контуры. Он был мастером по части политических спекуляций и с легкостью распознавал ситуации, могущие принести немалую выгоду. Как ни странно, но люди редко бывают способны дать правильный ход своим суждениям… или предложениям. Поэтому приходилось лишь терпеливо ждать, пока они сами не перейдут к конечной цели своего визита. При этом губернатора интересовал только один вопрос, а именно: какой размер вложений собирался предложить ему Шутт. И еще, пожалуй, то, как долго потребуется подводить его к этой главной теме.

– Это все чистая политика, – сказал он уклончиво.

Капитан внимательно оглядывал комнату, задерживая взгляд на книгах в кожаных переплетах и оригиналах картин, украшавших стены.

– У вас здесь действительно чудесное гнездышко, губернатор.

– Спасибо. Мы…

– Хотя, пожалуй, не такое прелестное, как дом на Альтаире, в котором живет ваша жена.

Вопреки решению быть терпеливым, губернатор почувствовал приступ раздражения при упоминании о его личном домовладении… и о его жене.

– Да-да. А теперь позвольте узнать, сколь велики планируемые вами капиталовложения в мероприятие, которое мы собираемся обсудить?

– Капиталовложения? – Шутт нахмурился. – Мне кажется, здесь какая-то ошибка, губернатор. Я не планировал обсуждать, а тем более делать какие-либо капиталовложения при решении вопроса о патрулировании. Думаю, вы и без того живете явно не по средствам.

Лякот мгновенно побагровел.

– То есть как это – живу не по средствам? – попытался уточнить он.

– Дополнительные капиталовложения при этом просто неуместны, губернатор, – сказал капитан. – Особенно если учесть ваши текущие долги по кредитам. Откровенно говоря, если вы их не погасите, я буду очень удивлен, если вы не окажетесь банкротом еще до конца года.

– Это всего лишь объединенный заем, так что я могу… Эй! Минуточку! Эта информация считается конфиденциальной! Какое вы имеете право копаться в моих личных финансовых делах?

– О, информация эта действительно конфиденциальная, не спорю, – заверил его Шутт. – Но, совершенно случайно, я – один из членов правления банка, которому поручено произвести оценку вашей состоятельности, и в этой ипостаси я вполне могу воспользоваться своим правом вето на крупные займы, сопряженные с определенным риском, к коим, боюсь, может быть отнесен и ваш.

Губернатор рухнул в кресло, словно сраженный апоплексическим ударом.

– Вы хотите сказать, что, если я не заключу с Легионом контракт на несение патрульной службы, вы наложите вето на мою просьбу о займе?

– Считайте, что мне трудно будет не учесть этот фактор при оценке вашей кредитоспособности. – Капитан улыбнулся.

– Я понимаю.

– Однако хочу прояснить один момент. Я не прошу вас поднести Легиону этот контракт на блюдечке. Я прошу только дать ему равные шансы с ротой регулярной армии заслужить это назначение.

Лякот склонил голову набок и взглянул на Шутта сквозь прищуренные глаза.

– Если не возражаете, капитан, мне хотелось бы знать, почему вы не настаиваете на том, чтобы просто заключить этот контракт? Ведь я сейчас не в таком положении, чтобы спорить с вами.

– Справедливый вопрос, губернатор, – заметил Шутт. – Видите ли, я пытаюсь вселить в своих легионеров уверенность в себе. Если они заслужат этот контракт в честном соревновании с подразделением регулярной армии или хотя бы получат вполне достаточное подтверждение собственной состоятельности, это будет несомненной удачей. А покупая контракт или принуждая вас отдать его им, я могу получить прямо противоположный эффект. Это лишь укажет каждому из них, что единственная возможность его получить – только мои деньги. Все дело в том, что я уверен: мои солдаты смогут проявить себя в открытом, честном соревновании не хуже, а может быть и лучше любой роты регулярной армии.

– Интересно, – задумчиво пробормотал губернатор. Он долго смотрел в окно, затем покачал головой. – Нет. Я не могу этого сделать. С того момента, как вы приставили пистолет к моей голове, капитан, я с вами честен. Конечно же, я мог бы согласиться и принять ваши деньги, а затем через какое-то время сказать, что пересмотрел свое решение. Вы в таком случае могли бы принять это за двойную игру и давить на меня через мою кредитоспособность. Но истинное положение дел таково, что я уже не могу помочь вашим парням, не могу помочь даже в том, чтобы предоставить им этот шанс. Я уже подписал контракт с регулярной армией на эту работу и не могу отказаться от него, даже если бы и хотел.

– О, к этому я был готов, губернатор, – с легкостью сказал Шутт. – Не сомневаюсь, у вас есть одна лазейка, которую вы можете использовать… если захотите, конечно.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, устав колонии, который запрещает односторонние контракты со службами при отсутствии конкурентной основы.

– Сожалею, но я не помню никакого…

– В таком случае очень кстати, сэр, что совершенно случайно у меня есть с собой копия этого документа.

Капитан достал из кармана лист бумаги и положил его на стол перед губернатором.

– Прошу обратить внимание, что он подписан членами Совета Колонии и датирован неделей раньше, чем вы подписали контракт с регулярной армией… сэр.

Лякот даже не шелохнулся, чтобы глянуть на документ. Вместо этого он прищурил глаза и с подозрением уставился на Шутта.

– Капитан… мне почему-то кажется, что если я пошлю за оригиналом этого документа, то обнаружу, что некоторые подписи на нем еще не просохли…

– Если припомните, придя сюда, я сразу сказал вам, что задержался из-за пары дополнительных визитов, – спокойным тоном ответил Шутт.

Губернатор театральным жестом вскинул руки вверх.

– Хорошо! Сдаюсь! Когда армия прибудет сюда, мы устроим соревнование, на котором вы и ваши головорезы получат шанс на этот контракт! Это все или вам нужно что-нибудь еще? Говорите, не стесняйтесь! Чем богаты…

– Вот теперь все, губернатор Лякот, – сказал Шутт, поднимаясь со стула и забирая бумагу с губернаторского стола. – Нечего и говорить, я рад, что мы провели эту маленькую беседу. Я был уверен, что мы найдем путь разрешить все проблемы.

– Капитан Шутник! – остановил его губернатор, когда Шутт уже взялся за ручку двери.

– Да, сэр?

– Вас когда-нибудь выгоняли из государственного учреждения?

– Меня, сэр? Нет.

– Это хорошо.

Глава 12

Дневник, запись № 121
Просматривая свои записи, я заметил, что по ним может сложиться впечатление, будто мой шеф всегда брал верх во всех ситуациях и старался предусмотреть все случайности. В действительности же это было совсем не так. Он определенно мог служить примером, когда дело касалось быстрой адаптации к меняющимся обстоятельствам или принимало неожиданный оборот, но все это происходило с ним гораздо чаще, чем он мог предвидеть.
Я вправе это утверждать, поскольку привилегированность моего положения позволяла мне неоднократно быть свидетелем таких ситуаций, когда было совершенно очевидно (для меня), что он оказывался буквально захвачен врасплох.

Новые помещения роты, или Клуб, как стали называть свой дом легионеры, определенно не уступали по комфортабельности апартаментам отеля «Плаза». Кроме уже упомянутых полосы препятствий и стрельбища, там были бассейн, сауна, вполне приличных размеров гимнастический зал и достаточное количество комнат, где можно было собраться поговорить. Но так уж сложилось, что основным местом, где собирались легионеры, стало большое помещение, служившее одновременно столовой, комнатой для собраний и коктейль-баром. Удобные диваны, камины, свободно расставленные стулья – все это располагало к тому, что легионеры с удовольствием собирались тут в свободные от дежурства часы. Не случайно именно здесь вращалась всяческая информация, да и просто слухи, которые распространялись, минуя официальные каналы.

Шутт задержался немного, прежде чем приняться за завтрак, наблюдая очередной взрыв суеты, царившей в столовой. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить необычное оживление. Легионеры собирались в тесные кружки за отдельными столами и очень тихо, но увлеченно о чем-то переговаривались между собой. Кое-где были слышны взрывы неудержного смеха, при этом в сторону командира бросалось значительное количество игривых взглядов и наблюдалось подталкивание соседей локтями, когда легионеры замечали его присутствие. О том, что он нашел все это занимательным и более чем любопытным, нечего было и говорить. Манеры его солдат напоминали поведение детей, украдкой следящих за лягушкой, которую тайком притащили в класс, и озабоченных единственным вопросом: «Что, если ее обнаружит учитель?» Вся сложность данной ситуации заключалась в том, что он, хоть убей, не мог себе представить, чем вызвано такое поведение этой пестрой компании. Наконец Шутту надоело гадать, и он присел за стол, где расположился его дворецкий.

– Доброе утро, Бикер, – сказал он рассеянно, все еще продолжая оглядывать комнату. Несмотря на то что его внимание было поглощено залом, Шутт заметил, что дворецкий почти не отрывал глаз от экрана своего компьютера.

– …утро, сэр.

– Скажи мне, Бик… Ведь солдаты рассказывают тебе порой такое, что не осмелятся сказать мне, и если это не нарушает конфиденциальности… Как ты думаешь, с чего это сегодня утром все выглядят какими-то озабоченными?

– Уверен, что могу объяснить вам это абсолютно точно.

Шутт прекратил рассматривать зал и обратил взгляд к Бикеру – как оказалось, только для того, чтобы созерцать макушку его замечательной головы.

– Ну, так что? – поторопил он его.

Дворецкий оторвался от компьютера, поднял глаза и с еле сдерживаемым смехом встретил выжидающий взгляд шефа.

– Уверен, что это объяснит и происхождение тех значительных сумм, которые Бренди внесла в общий фонд роты… тех самых, что вызвали у вас недоумение.

– Послушай, Бик, расскажешь ты мне, наконец, или…

– Я думаю, вы сами можете посмотреть… сэр, – с невозмутимым видом произнес Бикер, поворачивая экран компьютера, чтобы на него мог взглянуть и командир.

На экране отображалась страница из журнала, но даже значительно уменьшенный масштаб изображения не мог ослабить впечатления от сногсшибательного заголовка:

ШУТТОВСКИЕ КРАСАВИЦЫ
В МОДУ ВХОДЯТ ДЕВУШКИ ИЗ ШУТТОВСКОЙ РОТЫ —
МАЛЕНЬКИЕ, СРЕДНИЕ И (ОЧЕНЬ) БОЛЬШИЕ!!!

Всю страницу занимали, что называется «во всей красе», три слишком хорошо знакомые фигуры: Бренди, Супермалявка и… Мамочка!

Бикер внимательно наблюдал за лицом своего шефа, силясь обнаружить признаки тревоги или удивления, но Шутт казался безразличным, словно рассматривал статьи доходов-расходов роты. Необычным было только время, которое он потратил на изучение экрана, но лишь Бикер и мог заметить эту деталь. Вообще говоря, Шутт был способен усваивать информацию и принимать решения в одно мгновение, но на этот раз, однако, он уставился на экран так, будто перед ним открыли пять карт одной масти и он пытался изменить расклад за счет одной только силы воли.

– Я мог бы загрузить это в память и отпечатать для вас увеличенную копию, если хотите… сэр, – сказал наконец дворецкий, пытаясь вывести Шутта из состояния оцепенения.

– Я уже полностью ознакомился с этим, Бикер, – последовал спокойный ответ, хотя Шутт по-прежнему не сводил глаз с экрана.

– Мне это не составит труда, сэр, – продолжал безжалостно наступать Бикер. – Все равно у меня уже есть несколько заказов от ваших легионеров, так что одной копией больше, одной меньше…

– Это местный журнал или общегалактический?

– Что вы имеете в виду… сэр?

Наконец Шутт оторвался от экрана и, прежде чем ответить, некоторое время невидящим взором смотрел на дальнюю стену.

– Я думаю…

– О! Вы уже видели это! Привет, Бикер!

Дворецкий вежливо привстал, чтобы поприветствовать старшего сержанта.

– Доброе утро, Бренди. Да, мы с капитаном как раз это обсуждали.

– В самом деле? И что вы думаете, сэр? Не так уж и плохо для такой старушки, как я, верно?

– Это… вы выглядите прекрасно, Бренди, – сумел выговорить Шутт сквозь натужную улыбку. – Вы все прекрасно выглядите.

– Я тоже так думаю. – Старший сержант сияла. – Должна сказать, что поначалу я немного боялась показывать такую гору старья рядом с новейшими моделями… – она слегка покачалась, чтобы проиллюстрировать свои слова, – но пробы оказались совсем неплохими, так что я дала этому зеленый свет.

Дворецкий понимающе кивнул:

– О да. Копии, которые вы просили, будут готовы после обеда, – сказал он и улыбнулся.

– Прекрасно! Сколько я буду должна вам за них?

– Ничего. Считайте их моим, а точнее капитана, подарком. Ведь, в конце концов, это его принтером я пользуюсь.

– Ох, спасибо, капитан. Ну, мне нужно идти… моя публика ждет меня.