Пока цветёт сирень

Глава 1

Роман без особого аппетита смотрел на пару аккуратных сырников на тарелке и чашку кофе. Подача, как в ресторане при хорошей гостинице. Красивая посуда, калиброванные сырники, капучино с пенкой.

Покрутил головой, попытался размять шею рукой, навязчивая, не такая и сильная боль в шее не проходила, мысль об обезболивающих пришла вместе с обещанием самому себе посетить врача на неделе.

– Ира, где мои таблетки?

Ирина, уже в деловом костюме, который неимоверно шёл его жене, с укладкой и лёгким макияжем на всё ещё очень молодом лице, отвлеклась от просмотра ленты новостей.

– Где обычно, – жена изогнула бровь, давая понять, что не следует её отвлекать от архиважных, утренних дел.

– А где у нас обычно хранятся мои таблетки? – настаивал на своём Роман.

– Рома, ты как ребёнок!

– Да, как ребёнок, принеси ребёнку таблетку, и он успокоится.

– А грудь тебе не дать, ребёнок? – фыркнула Ирина.

– Можно, – Роман расплылся в улыбке и невольно пробежался взглядом по вырезу светлой блузки, – даже нужно.

– У кровати, перед зеркалом, в косметичке, – Ирина пропустила игривую реплику мужа, отвлёкшись на сообщение.

– Понял, – Рома прошлёпал босыми ногами по паркету, усмехаясь на ходу. Как, должно быть, он нелепо выглядит, уже в рубашке, галстуке, брюках от костюма итальянского дома моды, и босиком.

Оглядев внимательно пространство «перед зеркалом», Роман обнаружил минимум три «косметички», какие-то «сумочки», «корзиночки», «ящички» и ещё массу предметов, в которых потенциально могли бы находиться таблетки. Странно, он находился в этой спальне каждую ночь, порой валялся на кровати днём, и никогда не приглядывался к тому, что находится вокруг. Его книга, айпад – на тумбочке с его стороны огромной кровати, всегда под рукой. Дополнительные подушки или одеяло – в среднем отделении тумбы, растянувшейся вдоль всей стены. Пульт от телевизора – где-то в недрах кровати. Если вдруг понадобится что-то ещё – всегда можно спросить Ирину, она ориентируется в пространстве их совместного дома значительно лучше и быстрее.

Впрочем, так, наверное, у всех семейных пар, живущих дольше пары лет.

С этими мыслями Роман открывал косметичку за косметичкой, передвигал флаконы с духами и баночки с кремами. Найти злосчастные таблетки становилось делом принципа, несмотря на то, что шея перестала болеть.

Мелькнувшему блистеру розоватых таблеток в знакомой упаковке он сначала не придал значения, потом вернулся взглядом, в недоумении внимательно посмотрел, даже сверился с небольшим настенным календарём с логотипом компании, в которой работала Ирина. Сомнений не оставалось.

– Что это? – Роман бросил на салфетку на стеклянной поверхности стола блистер, прямо перед женой.

– Оральные контрацептивы. – Ирина выглядела спокойной. – Ты копался в моих вещах?

– Я искал свои обезболивающие, а нашёл это. Ты ничего не хочешь мне объяснить?

– Нет. Ты не будешь доедать? – будничным тоном ответила Ирина, забирала тарелку с недоеденными сырниками, переставила её в мойку. – Я на работу опаздываю.

– Подождёт твоя работа. Ты принимала противозачаточные?

– Это старая упаковка, – Ирина будто поёжилась, но спокойствие моментально вернулось на почти безупречное лицо жены.

– Я не идиот, и знаю, как это работает, – он ткнул пальцем в блистер. – Упаковка этого месяца. Почему? Зачем ты их принимала?

– Раз не идиот, значит, и это должен понимать.

– Мы два года пытаемся зачать ребёнка, нет, почти три уже. Мы к врачам ходили, я лично ходил! Мы три года пытаемся сделать это! В итоге выясняется, что ты принимаешь таблетки. Ира, ты же хочешь ребёнка, я хочу ребёнка, мы хотим! Что за фокусы?

– Это ты хочешь ребёнка, нет никаких «мы». Я не хочу ребёнка, это ты решил, что тебе нужен наследник, продолжение рода и прочая маловразумительная ерунда, а я не хочу. Ты меня спросил, хочу ли я этого? Сопли утирать, в пелёнках погрязнуть, отупеть, как эти курицы-домохозяйки? Разжиреть, мозги потерять за детскими какашками. Хочу я этого? Надо мне молодость просирать на это? У меня карьера, планы на жизнь, я не инкубатор по взращиванию наследников Уваровых!

– Карьера, разжиреть, пелёнки… Кто тебе мешает заниматься карьерой с ребёнком? Разве я говорил, что ты сядешь дома, будешь заниматься только воспитанием ребёнка? Я знаю, что работа важна для тебя, знаю. Мы не нищие студенты, можем нанять няню, ещё пару помощниц по хозяйству, но ребёнок нужен. Семье нужен ребёнок, мне нужен. Я для кого работаю? Для кого всё это? – Роман окинул взглядом помещение. – Хочу нормальную, полную семью, я хочу ребёнка! Это нормальное желание, Ира!

– Конечно, родить сопливое орущее нечто – это нормальное желание. А жить полноценной жизнью, когда, наконец, появилась такая возможность – ненормальное?!

– То есть, ребёнок не вписывается в твоё понятие полноценной жизни?

– Конечно, нет! Ты посмотри на всех наших знакомых, у кого дети, что хорошего? Мужья живут в своё удовольствие, шляются по командировкам, бабам. Жена дома, как на привязи, с «наследником фамилии»! Экая честь! Обабиваются, наживают неврозы, комплексы, тупеют, потом их же и бросают, потому что всегда найдётся моложе, стройнее, наглее.

– Что ты несёшь, какие бабы, какие командировки, какие неврозы, какая разница, что там у кого? Ир, мы пятнадцать лет в браке, пятнадцать! Ребёнок – логичное продолжение, развитие отношений.

– Ты так не думал, когда мне было двадцать.

– Тогда мы были нищими студентами, сесть на шею родителей?

– И в двадцать пять.

– Не время тогда было, ты знаешь это. Ты сама всё понимала и приняла правильное решение. Что бы мы дали тогда ребёнку? Съёмные квартиры на окраинах, муниципальный сад, три апельсина на новый год? Для чего ты это вспоминаешь? Сейчас речь не об этом.

– Об этом. Тогда ты не хотел, сейчас – я. Я не стану рожать, Рома, нравится тебе это или нет, но я не стану рожать и не стану тратить свою молодость на вопящих младенцев.

– Молодость? – Роман поднял глаза на Ирину. – Ира, тебе тридцать семь, какая молодость?!

– Дрянь, – прошипела Ирина и, хлопнув дверью, вышла, оставив оглушённого Уварова Романа Дмитриевича смотреть на костяной фарфор в раковине.

На работе всё валилось из рук, настроение было, как никогда плохое. Первая и острая мысль – «развод», – барабанила в голове с оглушающей ясностью. Мысль не было новой или какой – то особенной для Романа. Уже не один раз, не два возникала она за время их совместной жизни с Ириной, но у кого по-другому? Невозможно прожить всю жизнь, купаясь в радости и взаимопонимании, обязательно будут конфликты и даже скандалы.

На то и дана человеку голова, чтобы думать, а не поддаваться первому порыву и обидам. У Ирины свои обиды и своя боль, Роман понимал это. Знал и то, что он лично приложил руку к её разочарованиям. Надеялся, рано или поздно он вызовет на разговор Иру, заставит поведать ему свои страхи, убедит в своей правоте, но прямо сейчас Роман не хотел конструктивного диалога, он не хотел никакого диалога с Ириной – боялся сорваться, накричать, усугубить.

В течение дня вызверился несколько раз на подчинённых. К вечеру мерил шагами уже пустой офис, на рабочем месте оставалась лишь личный секретарь-референт Лилия и что-то сосредоточено перепечатывала, не отрывая взгляда от монитора. Роман понимал, что не хочет идти домой, попросту не может, как говорится, «ноги не несут». Шляться по улицам, напрашиваться к приятелям или ночевать в гостинице тоже не было никакого желания.

Решение пришло неожиданно, открыв в сотый раз электронную почту. Роман ещё раз пробежался по последнему отчёту из филиала в другом регионе, на первый взгляд всё было отлично, на второй – тоже. Не требовалось никакого личного присутствия владельца компании на месте, но это место требовалось самому владельцу.

– Лилия, закажите билет на ближайший рейс и всё, что надо… отель там… предупредите, сами знаете, – кинул он небрежно, называя тот самый филиал, в том самом городе, куда собрался лететь. Вернее, сбежать.

– Конечно, Роман Дмитриевич, – Лиля согласно кинула, с готовность номер один глядя в глаза руководству.

– Себе тоже, – добавил он.

– Мне? – Лиля дважды моргнула и растерянно смотрела на Романа.

– Да, вам, какие-то проблемы?

– Но… но у меня ребёнок, с ним некому остаться.

– Лилия, когда год назад мы с вами беседовали по поводу вашего рабочего графика, вы, насколько я помню, сказали, что готовы к частым и долгим командировкам, это одно из условий.

– Я готова, но надо же…

– Что? – Роман даже не пытался скрыть раздражение.

– Заранее предупреждать, я бы договорилась с мамой.

– Я предупреждаю заранее, у вас есть время договориться хоть с президентом Бразилии, если вас что-то не устраивает, я не держу, – он развернулся на пятках и аккуратно закрыл дверь своего кабинета.

Ребёнок! Снова ребёнок!

– Самолёт через три часа, гостиница забронирована, трансфер заказан, – отчиталась через двадцать минут исполнительная Лиля.

– Спасибо.

– Роман Дмитриевич, я могу съездить домой, вещи собрать? – с толикой обречённости уточнила ассистентка.

– Езжайте домой, сам справлюсь.

– Но… – похоже Лиля не на шутку растерялась.

– Обойдёмся без «но» на этот раз, но на будущее прошу подумать, насколько на самом деле эта должность вам подходит. Возможно, стоит рассмотреть более спокойные варианты? Вы меня устраивает как специалист, никаких нареканий или претензий у меня нет, однако слышать «я не могу» желаю, поэтому взвесьте всё как следует.

– Да, Роман Дмитриевич, – бормотала помощница, тяжко вздохнув пару раз во время отповеди непосредственного начальства.

– Ещё раз повторяю – это не увольнение, а сейчас идите домой, к семье.

Через пять часов после диалога в приёмной Роман сходил с трапа самолёта, накинув пиджак. Шла весна, днём погода уже тёплая, ночами же напоминала о прошедшей зиме порывами холодного ветра.

– И как это такого красивого дяденьку к нам занесло? – услышал Роман насмешливый голос за своей спиной.

– О, здорова, что тут делаешь? – Роман протянул руку встречающему.

С Олегом они дружили со школьной скамьи, вместе подглядывали за девчонками в спортивной раздевалке, обносили соседские сады с вишней и яблоками, получая нагоняй не столько за воровство, сколько за вандализм – нежелание дождаться, когда созреет, – и свой, сведённый от зелени, живот. Вместе уехали учиться, вместе же гуливанили, а потом голодали на свои скромные студенческие доходы. Вместе и влюбились. В подружек. На пару лет старше. А потом, так же вместе, сыграли свадьбы.

Вернулись в этот город уже семейными, открыли небольшую фирму, которая, несмотря ни на что, набирала обороты, нащупав, что называется, «золотую жилу». Фирма со временем расползлась гигантским спрутом по стране. Роман перебрался в стольный град, решив, что центральное представительство должно быть именно там, а Олег возглавил местный филиал, отказавшись даже рассматривать возможность переезда. Его жена Полина ждала третьего, от одной мысли перемен в жизни начинала нервничать. В итоге филиал процветал, как никакой другой, Полина открыла свой маленький бизнес, а семья разрослась до четырёх детей. При этом Роману и Олегу удалось сохранить дружеские, почти братские отношения.

– Встречаю высокое руководство, надо думать, – засмеялся Олег.

– Узнал-таки о приезде? – Роман криво улыбнулся.

– Издеваешься? Такая новость, половина филиала в глубоком обмороке, вторая – в панике.

– А ты в обмороке или панике?

– Я-то? Пока не определился, вот узнаю, зачем пожаловали-с, тогда и решу, – встречающий «высокое руководство» немного кривлялся и широко, искренне улыбался.

– Непрошибаемое спокойствие, – дружелюбно ответил Роман.

– А как ещё, с таким-то начальством, – продолжил ёрничать Олег.

– Ой, ладно тебе, давай, лучше расскажи, как сам? Дети? Полина?

– Всё отлично, у нас остановишься?

– В гостинице, конечно, – стеснять семью другу Роман не хотел, да и глупость это высшей пробы – останавливаться у приятеля на постой, как в голодном студенчестве.

– Как скажешь, потом можешь и в гостинице, а сейчас к нам. Поля на порог без тебя не пустит. Пацаны, пожалели, что на свет родились, загоняла парней по дому. Даже Варе досталось.

– И тебе? – засмеялся Роман.

– Мне в первую очередь, у меня на этот аттракцион абонемент, – добродушно фыркнул Олег.

– Узнаю Полину, – кивнул Рома.

Жил Олег в просторном частном доме, никаких ноу-хау, современного дизайна, полёта фантазии. Добротная постройка, газон с огромной ёлкой по центру, которую наряжали на новый год, беседка, баня, несколько детских площадок и бассейн, ещё закрытый. Перешагивая через валяющиеся во дворе дома шланг, тапочки и игрушки, Роман невольно улыбался.

– Ух, ты! – он сразу узнал весёлый голос Полины, а вот внешне… нет, эта была не Полина.

Отёкшее, изнурённое лицо. Роман быстро собрался и, не моргнув глазом, выдал череду комплиментов и шутливых заигрываний. Он быстро кинул вопросительный взгляд на Олега, тот словно не замечал происходящего, или так же виртуозно делал вид, что всё отлично.

Стол по приезду был накрыт. Полина затолкала Романа в душ, «освежиться с дороги», и даже выдала одежду Олега, Рома рассмеялся, как во времена беспечной юности. Остался ночевать – можно и штаны приятеля надеть.

К удивлению Романа, вышедшему из душа в отличном расположении духа, на огромной кухне суетился Олег, собственной персоной. Засучив рукава, высунув язык от усердия, он аккуратно резал сырокопчёную колбасу, бросая на благоверную косые взгляды – словно сдавал экзамен. По всему было видно, с заданием друг не справляется.

– Поль, может, купить машинку специальную, она на слайсики режет, залюбуешься. А то смотри, застращала мужика, руки трясутся, – давясь смехом, проговорил Рома.

– Ага, и кто-нибудь из мелких отрежет себе палец этой машиной, – пробурчала Полина. – Тоньше режь. Олег, некрасиво же будет! Дай сюда, – не выдержав криворукость супруга, она встала и двинулась к столу.

– Эй, женщина, нам это есть, а не любоваться, – благоразумно возразил Олег. – И сядь, пожалуйста, сядь. Поля, жопу напорю, – Олег улыбался во весь рот, но только откровенный дурак не заметил бы спектакля, что разыгрывали, скорее друг перед другом, муж с женой.

– Кхм, – вмешался Роман, – давайте садиться, стол и без того ломится, а где Варя, где Мила?

– Спят уже, не дождались, но ты садись, сейчас мальчики придут. – С этими словами пара подростков – двойняшек вошла на кухню и, по-мужски поздоровавшись с «дядь Ром», кинулись накрывать на стол под взглядом матери. Они то и дело путали приборы, порвали упаковку салфеток, рассыпав их по полу, получили по подзатыльнику от отца, но всё же справились.

Поздний вечер перешёл в ночь, пацаны отправились спать под грозный окрик родителей. Полина, поковыряв в тарелке салат, тоже отправилась в спальню. Олег, помолчав немного, разлил водку и намахнул разом пару рюмок.

– Пятого ждёте? – наконец, после минутной, тяжёлой тишина, выдавил из себя Роман.

– Да, – Олег накатил ещё пару рюмок, всё так же молча. – Пятого, – он добавил ещё одну, вспомнил, что рядом друг, налил и ему.

– Что произошло?

– Я виноват. Доход стабильный, на рынок европейский вышли, мужик я молодой, силы много, жизнь впереди… Чего, думаю, ещё одного не родить? Дом есть, деньги есть – рожай! Забеременела, всё по уму, даже к врачу сходили, анализы какие – то заранее сдали, добро получили. Здоровые – рожайте. А как забеременела – понеслось. И почки, и сердце, легче сказать, что у неё ещё здоровое, чем перечислять болячки. Не доходит она…

– Всё так плохо?

– Хуже…

– Олег, ты прости, но, может, проще избавиться? У вас уже четверо детей, к чему такие жертвы? Этих надо вырастить, до ума довести, Мила только в школу пойдёт. Дело ваше, конечно, но…

– Легче, конечно, легче, я уговаривал, просил, умолял. Как дети без неё, случись что? Да и дети… что дети… Я жить без неё не могу, всегда это знал, а сейчас в голове набатом: «бам, бам, бам». Сдохну, не умею без неё.

– Не каркай.

– Каркай, не каркай, а это тут – внутри.

– Так и чего, не хочет избавляться?

– Нет. Ты ведь знаешь женщин, на детях пунктик. Страшная сила материнский инстинкт – разум отключается напрочь, главное – родить. Это, говорит, живой человек, а аборт – убийство. Понимаешь, убийство! А то, что этот… живой человек её убивает – ерунда, то, что четверо детей без матери останутся – ерунда. Всё ерунда, а вот это, внутри – не ерунда. Грешным делом, хотел что – то подмешать ей, выкидыш вызвать, по форумам бабским лазил, в последний момент струхнул. Так и живём.

– Да, дела, – протянул Роман. – Ты раньше времени не хорони жену. Обойдётся, родите пятого, всё отлично будет.

– Вот родит, и я сам её убью, чтоб больше не смела, – скрипнул зубами Олег.

– За это и выпьем.

Сотрудники филиала были оповещены о прибытии важного начальства, Роману Дмитриевичу выделили некогда его же огромный кабинет в торце административного этажа с видом на идеалистический пейзаж – реку и ярко – зелёные холмы с чередой посадок берёз. Был бы Роман Есениным – он бы восхитился, но Роман был Уваровым, от вчерашнего возлияния болела голова, как и от утреннего разговора с Ириной.

Она плакала в трубку, Роман чувствовал себя отвратительно. Уехал, не поговорил, в конце концов, от проблем нет смысла бежать, их надо решать, а Ирина заслуживала и разговор, и шанс. Она была его женой уже много лет, и это так просто не проигнорируешь, прикрывшись обидой.

Тем более три года назад он поклялся, что больше никаких командировок не будет, в этот город особенно. Романа ничего не связывало с этим городом, с тех пор, как он перевёз родителей ближе к себе. Олег с семьёй приезжали к ним сами, а с делами филиала успешно справлялся его зам, если требовалось вмешательство «на месте», но это случалось редко. Олег держал руку на пульсе и ни разу не подвёл.

Роман не должен был так уезжать. Три года назад он здорово накосячил, был виноват по самые уши, и ему здорово повезло, что Ирина простила его слабость.

Можно было бы сказать: «Баш на баш», Ирина не ожидала такого поступка от Романа, он не ожидал подобной лжи от своей жены. Но смысл копить обиды и счета не было. Из происходящего необходимо выбираться. Надо остыть, попытаться наладить отношения, поговорить ещё раз и ещё, может быть, даже обратиться к семейному психологу, иногда, говорят, они помогают. Развод – самое простое и самое первое, что приходит в голову, но Уваров не сдаётся, он ещё поборется за свой брак и своего потенциального ребёнка.

Материнский инстинкт… Почему одних женщин он заставляет идти на неоправданные риски, а у других не включается вовсе? Или он попросту атрофируется за ненадобностью через какое – то время? Ведь Ирина хотела ребёнка, он, Роман, помнил это, хотела. Тогда, лет десять назад, она уговаривала его родить. Да, в съёмной квартире, с мутными перспективами на будущее, без денег на хорошую коляску.

Не дал. А может, зря? Успел же Олег, смог, высот добился меньших. Дом ни размерами, ни дизайнерскими изысками не сравнится с загородным домом Романа Уварова, но мужик определённо состоялся на своём уровне. И уж точно, когда на нём висела вся его неугомонная семья – был счастлив. Счастлив так, как не было знакомо Роману.

Он посидел немного в пустом кабинете, выглянул пару раз в приёмную, оглядывая несколько пустых столов и компьютерных кресел. Там, по идее, должна была сидеть секретарша и кто – то, кто заменит Роману Дмитриевичу личного ассистента на время его пребывания в филиале. Недолго думая он двинулся в сторону отдела кадров, откуда, очевидно, и должны были прислать секретаршу и ассистента.

– Что вам? – вместо приветствия донеслось из – за стола в небольшом кабинете на втором этаже здания, вывеска на котором гласила: «Начальник отдела кадров Смирнова Ю. М.» – И где ваш бейдж, юноша?

Роман внимательно оглядел Смирнову Ю. М. и усмехнулся про себя. Действительно, где его бейдж?

– Не выдали, – горестно вздохнул Роман.

– А как же вы прошли в это здание? – Смирнова Ю. М. смотрела с явным раздражением.

– Через проходную, мимо охраны, ногами, вот этими, – Роман глянул на свои ботинки, туда же посмотрела Смирнова Ю. М.

– Шутите? Я сейчас охрану вызову.

– Вызывайте, заодно вас выпроводят из этого кабинета и этой фирмы.

– Что?!

– То, уважаемая Смирнова Ю Эм, что вы не только не справляетесь со своими прямыми должностными обязанностями, но и не знаете руководство в лицо. Уваров Роман Дмитриевич – владелец этой богадельни, – отчеканил он.

В глазах Смирновой Ю. М. мелькнул ужас, вкупе с пониманием происходящего. Она подпрыгнула с места, изобразила самую подобострастную улыбку, на которую способен человек в экстремальной ситуации.

– Не утруждайтесь, – он усадил взглядом растерявшегося начальника отдела кадров в кресло. – Где мой секретарь и ассистент?

– Разве они не вышли?

– Для чего бы я спрашивал вас? Нет, не вышли, и трубочку вы тоже не берёте, так что, будьте любезны, напрягите свои мыслительные способности и предоставьте мне через семь минут и того, и другого.

– Но, Олег Семёнович…

– С Олегом Семёновичем у меня будет отдельный разговор, сейчас я говорю с вами.

– Дело в том, что Пётр, молодой человек, назначенный на должность временного ассистента, неожиданно попал в больницу, а секретарь… – взгляд Смирновой Ю. М. отчаянно метался по кабинету.

– Меня это мало волнует, чтобы через семь минут ассистент у меня был.

– Но…

– Но? У вас есть ассистент? Или секретарь, или помощник?

– Да… Настя.

– Прекрасно. Настя, значит. Вот и пришлите эту Настю ко мне.

– Настя? – начальник отдела кадров посмотрела в сторону компьютера у окна, где за широким монитором виднелась светлая макушка, по всей видимости, той самой Насти.

– Я… я не могу, – девушка подскочила и смотрела во все глаза на Романа Дмитриевича, который сглотнул комок в горле и попытался отвести глаза.

– Отлично. Анастасия – в мой кабинет, и тогда, может быть, эту прекрасную фирму не покинет столь чудесный начальник отдела кадров! – с этими словами Роман Дмитриевич вышел за дверь и только зайдя в свой кабинет, смог выдохнуть. С матом.

Это не догнавшее прошлое, это какой-то нелепый спектакль. Розыгрыш!

Самое верное решение, которое должен был принять Роман – валить отсюда. Сейчас. Немедля.

Как он мог поверить, что всё для него закончилось, как он смел надеяться на это, не верить самому себе, обманывать себя.

Не закончилось.

Вот оно.

Его ошибка. Его вина. Его наваждение. Его Настя.

Его ошибка. Его вина. Его наваждение. Его Настя.

Тогда, три года назад, он решил продать родительский дом. Они давно жили в Подмосковье, а этот дом так и стоял брошенным. Решение пришло не сразу, сначала Роман противился ему. Было в этом что – то противоестественное, однако постепенно дом приходил в упадок, как и территория вокруг. Сад зарастал, клумбы с любимыми цветами матери больше не пестрели яркими шапками, а огород, выпестованный с особой любовью отцом, вдруг полюбившим землю на пенсии, и вовсе превращался в непроходимые заросли сорняка.

Воспользовавшись случаем, свободным временем после подписания выгодного контракта с немецком компанией, Роман вплотную занялся продажей. Самым простым решением было продать соседям, и Роман решил спросить лично, не хотят ли соседи по меже с одной и с другой стороны приобрести участок, он был готов изрядно уступить в цене, лишь бы ускорить процесс.

Живущая по соседству пара пенсионеров, вздохнув, отказалась, поинтересовавшись здоровьем родителей Ромочки, который рос на их глазах, передали приветы и наилучшие пожелания, на том всё и закончилось. Другие соседи, живущие здесь совсем недавно, тоже не проявили интереса, а вот Роман проявил, к их дочери.

Он увидел её, как в кино – босую, с распущенными длинными волосами, в коротком платье, с бесконечно длинными ногами. Стоящую на деревянном полу веранды, улыбаясь незваному гостю, держа тонкими длинными пальцами книгу.

– Интересно? – Роман уже узнал, что хотел, ему следовало вежливо попрощаться и уйти, но он попросту не мог оторвать взгляд от девушки – Насти.

Говорят, любовь с первого взгляда – выдумки, но именно это и испытал тридцатидвухлетний Роман Уваров, стоя там, на пороге чужого дома, глядя на чужую девушку в облаке аромата сирени. Тогда цвела сирень.

Потом он сам себе объяснил произошедшее стереотипами – молодая девушка, весна, расслабление нервной системы после напряжённых полугодичных переговоров, работы, увенчавшихся успехом. И, как бы банально это не звучало – отсутствием секса.

Роман Уваров был из тех редких мужчин, которые не изменяют жене. При всём благополучии и бесчисленных возможностях, Роман избегал интрижек на стороне. Была ли тому причиной привязанность к Ирине или плоды воспитания – он бы не смог сказать, но за все годы брака, не всегда удачного, мысль об измене не посещала Романа.

Пробегая взглядом по фигурке Насти, Роман испытал это – нет, не желание секса с посторонней женщиной, он не был святым, и в мыслях позволял себе вольности. Желание ни к чему не обязывающей связи было знакомо. Почувствовал потребность любить эту девушку. Странное, ничем не оправданное чувство, глупое, которое следовало изничтожить там же, стоя рядом, вдыхая аромат сирени.

Роман не уничтожил ни своё нерациональное ощущение острой привязанность к абсолютно чужой девушке, к тому же молоденькой, ни свой интерес, ни даже свои дальнейшие действия.

Вместо этого он помчался в книжный магазин, купил продолжение книги, которую держала в руках Настя. Какое – то фэнтези, почти детская литература, пробежав по которой глазами, Роман даже поморщился. Поморщился, купил и занёс, молча оставив на пороге дома, с небольшой запиской – приглашением.

К вечеру, когда он, вопреки здравому смыслу, не поехал в гостиницу, не заглянул к Олегу, а что – то, вернее кого-то ждал. Громыхнула железная калитка, а потом, как – то на удивление робко зашла Настя. Тихо прошептала: «Здравствуйте» и «Спасибо за книги, но не надо было», протянула купюры, оставляя их на столе.

– За лекарства и книги не говорят спасибо, Настя, – на вкус имя «Настя» было тающим и сладким.

– Всё равно, вы чужой человек, это нехорошо…

– Тогда, может, познакомимся поближе? – он даже не подумал, как могут прозвучать его слова, пока не увидел вспыхнувшее личико Насти. – Ты неправильно поняла, просто погуляем, сходим в парк, в кино. Ты любишь кино? Составь мне компанию, я один в этом городе.

– О… а разве вы не женаты?

– Нет. – Роман соврал, не моргнув глазом. Он даже предварительно снял обручальное кольцо. Театральный и жалкий жест, но он поступил так, как поступил.

– Мне казалось, я видела кольцо.

– Тебе показалась, и давай на «ты», я не такой и старый.

– Ладно, – Настя выглядела растерянной, и явно заинтересованной в Романе.

Роман наслаждался неопытностью Насти, её смущением, опущенными глазами и репликами невпопад. Он ликовал внутри, когда она терялась или не знала, что ответить, он радовался, как ребёнок новой игрушке, когда Настя ответила на его прикосновение своим робким. Маленькую, удивительно изящную ладонь, пальцы которой, будь Роман художником, он бы увековечил на холсте, хотелось целовать. Не искать продолжения, не ласкать с прицелом на более откровенное продолжение, а просто целовать. Руки Насти были ценностью сами по себе, как и её губы.

Он до сих пор помнил вкус этих губ. Сумасшедший вкус, дурманящий. Роман не любил поцелуи. Поцелуи – всегда прелюдия к сексу, один из видов предварительных ласк, ведущий к определённой цели. Но целовать Настю оказалось само по себе прекрасно, головокружительно. Он не мог оторваться он её губ. Готов был не отпускать никогда в жизни, слизывать, лакать, съесть каждый вздох, каждый лёгкий укус, каждое дыхание и послевкусие этих чужих губ.

Как она волновалась тогда, через пару дней, когда отношения между ними достигли определённой точки. Слишком рано для неё, слишком долго ожидаемо для него.

Он целовал её, проводил пальцами по голове, распуская каскад светлых волос, расстёгивал пуговицы на её кофточке, любуясь округлыми полушариями в кружеве нежно – сиреневого цвета. Настю тряслась в прямом смысле этого слова. От волнения, желания, от всего, что так внезапно и с таким отчаянием вываливал на неё Роман. От его умелых ласк и поглаживаний, от того, каким взрослым и опытным он был по сравнению ней. Его пальцы потянули вниз женские брючки, обнажая бёдра со светлой, почти прозрачной кожей и сиреневым, как у бюстгальтера, кружевом. Сирень преследовала Романа, кружила ему голову и одурманивала.

Руки Ромы скользнули под её трусики, прошлись по небольшим ягодицам, между ними, задержавшись, слегка надавливая на зажавшуюся в испуге дырочку. Он усмехнулся про себя, давясь довольством, смотря на вспыхнувшие щеки Насти.

Её неопытность сводила с ума. Никогда бы Роман не подумал, что неопытная девочка своими неумелыми ласками и даже их отсутствием может довести его почти до неистовой потребности быть с ней, всеми возможными способами одновременно, и плевать, что это невозможно. Настолько сильно и отчаянно, на грани потери реальности, Роман никогда не хотел женщину, даже в юности, когда секс был едва ли не основной потребностью молодого организма. В браке половая жизнь Романа была упорядочена и в то же время разнообразна, он не ощущал острой потребности в сексе, его желания всегда были удовлетворены с лихвой щедрыми ласками Ирины.

Захотелось безумия, захотелось окончательно смутить Настю, захотелось узнать её вкус. Везде. Он развернул спиной к себе девушку, сдёрнул с неё трусики и нагнул, укладывая её грудью на кровать.

Да, она попыталась сопротивляться и покраснела так, что плечи пошли пятнышками, но Рома удержал её, на ходу уговаривая, увещая и убеждая, раздвигая пальцами ягодицы, чтобы пройтись языком там, где этого так смущалась Настя, почти до паники.

– Настя, Настенька, тебе понравится, девочка, поверь мне, поверь, – он шептал и сам себя не слышал, теряясь в мороке своего вожделения.

– Я… нет, не…

– Настюша, ничего не будет, туда не будет, не бойся, это просто ласка, тебе понравится.

Хотел ли он преступить эту грань? Да, несомненно, будь на месте Насти другая – да.

Но Настя… с её неопытностью, с её испугом, провоцировала на ласки, но не на само действие. Не сейчас.

Сейчас он только поглаживал языком, пальцем и снова языком, опускаясь пальцем к клитору по влаге и снова языком, по уже расслабленному колечку. Настя сначала притихла, показалось – она ушла в себя, а потом словно отпустила внутреннюю пружину, открыто подставляя себя под поцелуи и ласки Романа, пока не вскрикнула, сначала сильно напрягаясь, до испарины по спине, а потом, когда Рома перевернул её, прижав к себе, продолжая легко ласкать, зная, что девушка ещё не отошла от оргазма – отвела глаза от него.

– Тебе понравилось? – он говорил тихо, зная ответ, но хотелось признания вслух, впервые в жизни ему было необходимо, чтобы женщина сказала: «Понравилось».

– Да, – еле слышно ответила она.

– Боже… Настя, Настенька, я люблю тебя, – слетело с его губ, и Роман понял, что это чистая правда. Чистая, как ключевая вода или слеза младенца, без примесей и напуска условностей. – Я люблю тебя, – он мог бы говорить это вечно, и вечности было бы мало.

– Я люблю тебя, – услышал в ответ, искренне, так, что стало невыносимо больно и так же невыносимо сладко.

Он чувствовал жгучее, до болезненных спазмов, желание оказаться в Насте, взять её, она была готова, расслаблена, было много влаги. Он не удержался, облизав свой палец, а потом, скользнув между женских ног для быстрой и чувственной ласки, чтобы в следующее мгновение замереть у входа, едва ли не молясь на происходящее и женщину, которая отдавала себя ему. Удивительное, доселе невиданное чувство, смесь любви, благодарности и животного желания, инстинкта.

Действительность ударила хлёстко. Настя оказалось девственницей, он отпрянул, почти в ужасе смотря на девушку, не зная, что сказать.

– Настюша, почему ты не сказала?

– Стеснялась…

– Глупая, – он поцеловал с максимальной нежностью, на которую был способен. – Спасибо, спасибо, – откуда взялась эта потребность благодарить? Её, провидение, господа бога…

Роман старался двигаться аккуратней, наплевав на свои желания, но Настя всё равно морщилась от боли. В романах, говорят, героини испытывают оргазм в свой первый раз, Настя не была героиней романа, да и Рома не был героем, но под конец Настенька всё – таки расслабилась и даже сделала два неуверенных качка бёдрами, от чего до этого сдерживающийся Роман испытал один из самых головокружительных оргазмов в его жизни.

Почему один из? Потому что они были ещё, с Настей, он выдержал сутки и снова был близок с ней, потом ещё раз и ещё. Тридцатидвухлетнему Роману казалось, что вся его жизнь вдруг сузилась до одного знаменателя – Насти.

И одного-единственного желания – быть с ней. Он не выпускал её из постели последние два дня своего пребывания в этом городе, позабыв о продаже дома, о компании, друге и даже жене, которой отзванивался раз в день, тайком, говоря быстро и отстранённо, понимая, что его жизнь с Ириной никогда уже не будет прежней, да и не будет больше этой жизни.

Тогда Роман был твёрдо уверен, что развод – дело решённое, что он заберёт Настю, как только решит все юридические формальности, что он просто не сможет жить без неё.

Он был влюблён, впервые в жизни, с первого взгляда, такое случается.

Но жизнь есть жизнь. Не так-то просто, оказалось, посмотреть в глаза Ирине после двенадцати лет брака и всего, что их связывало. Сложно разделить жизнь на «до» и «после», объясняться с родственниками, делить имущество, разрушать годами налаженный быт и жизненные устои.

– Не чуди, мужик, – сказал тогда Олег. – Развлёкся, как мужик я тебя понимаю. Молодая девчонка, юное тело, но кто она? Что она? Что у неё на уме? Ты без понятия, а Ира с тобой в самые паршивые твои годы была, в провинцию рванула, потом в Москву. Такую женщину, как Ирина, ты больше не найдёшь, а Насть у тебя ворох будет, раз уж распробовал, – усмехнулся друг. – Не глупи.

– Ворох, говоришь?

– Ворох. Ты сейчас в самом соку мужик, с баблом, и это только начало. Подобные Насти ложатся под таких, как ты, и с усердием подмахивают.

– И под тебя ложатся? – Роман криво улыбнулся.