Путь бумеранга

1

В детстве Верон прочитал историю китайского мудреца, которому приснился яркий сон, где он порхал по миру бабочкой. Сон был настолько реалистичным, что до конца жизни мудрец остался в сомнении, кто же он на самом деле – китаец, которому снится, что он бабочка, либо бабочка, которой снится, что она китаец.

Перед самим Вероном всю жизнь стояла другая дилемма, ничуть не мельче древнекитайской. Просыпаясь каждое утро, он ощущал свои веки не крыльями бабочки, а театральным занавесом, но никак не мог окончательно определиться, с какой стороны находится сцена.

В то утро веки поднялись, как обычно, подобно занавесу. Первым, что увидел Верон, оказалась обнажённая женская грудь, и её образ разместился в голове так же легко и удобно, как в ладонях. Прямо каждому полушарию – по полушарию.

Пробуждение всегда похоже на маленькое рождение, и на пороге жизни нас, как правило, встречает женская грудь. От этой мысли начало дня сразу наполнилось ароматом обещания, но запах оказался нестойким. Спящая девушка, безусловно, выглядела приятным началом очередной серии многолетнего спектакля, хуже было другое – нежные линии перед глазами никак не гармонировали с дальнейшим мысленным прибоем.

Верон перевёл взгляд на кирпичную стену, уходящую под высокий белый потолок в просторной спальне его лофта, на полуопущенные жалюзи, сквозь которые уже пробивался дневной свет, и снова на обнажённую грудь, с нарастающим чувством непростительной задержки в буднях. Он будто плыл к двум чудесным холмам, которые сейчас открылись перед глазами, весь последний год, чтобы на финише этот безупречный ландшафт произвёл неожиданный эффект – Верон внезапно ощутил, насколько внутри него замедлилось, если не сказать остановилось, течение жизни. Хотя все последние месяцы жизнь на внешней сцене текла очень бурно и хитроумные финансовые схемы приносили хорошие деньги, всё это лишь искусно маскировало суть вопроса: кто кого и во что превращает – Верон ли делает схемы жизнью, либо Схема переводит Верона в свой придаток.

Накануне был взят крутой жизненный пик с приличным призовым фондом, и ночной маршрут в компании хмельных партнёров, держащих Бога за бороду, соединил самые дорогие и пафосные клубы. А под утро очаровательное создание, пластичное и лёгкое, как звёздный ветер, протанцевало в проёме огромного окна в пол, на фоне чёрного неба, разбрасывая одежду по спальне Верона, и теперь, едва прикрытое тонким одеялом, слегка улыбалось во сне.

Глядя на эту сонную улыбку и чувствуя всё ещё идущий от простыни жар, Верон не мог не признать, что девушка по-настоящему любила дарить и принимать наслаждение, но при всей своей фееричности растаявшая ночь тоже относилась к будням – мозг, освобождённый от обдумывания массы деталей, осознавал это с холодной ясностью. Возникшая пустота была приятным ощущением, но Верон знал, что Схема лишь даёт паузу для более продуктивной эксплуатации. Пройдёт несколько дней, и она напомнит о себе звонками партнёров, новыми выгодными проектами и миражами новых жизненных пиков.

Что-то изменилось этой ночью, и хотя Верон не мог пока определить, что именно, он вдруг решил не разменивать жизнь на будни даже за очень большие деньги. Это было невероятно просто и верно, без всяких доказательств. И как всегда бывает при решении, которое внезапно приходит отовсюду – из глубин существа и из всего окружающего мира, – ему сразу стало легко, и вначале едва ощутимо, но с каждым вдохом всё мощнее, он стал наполняться струёй праздника.

Под напором этой живительной струи будто слетела вся шелуха, толкнув Верона к спящей девушке. Она распласталась и обвила его тело ещё во сне – её темперамент, похоже, был на взрыве в любом состоянии, и к тому же утренний свет, что случалось далеко не со всеми ночными гостьями, никак не отразился на привлекательности. Сторонний зритель, появись он в спальне по любую сторону занавеса, наверняка отметил бы удивительную синхронность и вдохновение. Девушка стонала и двигалась с закрытыми глазами, прижимая Верона к себе, и ещё сильнее зажмурилась в конце, не желая выплёскивать ни капли содрогающего её удовольствия.

Потом ещё какое-то время она не давала телам расплестись, вздрагивая и улыбаясь. Наконец её ресницы дрогнули, медленно поднялись, и карие звёзды, беззащитные и безумно прекрасные, непонимающе посмотрели сквозь Верона. Этот взгляд был полон всем откровением новорождённого мира. Верон подумал, что там, откуда она вынырнула, компанию ей вполне мог составить и кто- то другой, что, впрочем, его нисколько не задевало – он всегда считал, что каждый сам хозяин своих наслаждений. Она смотрела в его глаза, не сразу отпуская, и взгляд прояснялся благодарностью.

Верон улыбнулся такому чистому послевкусию, встал с необъятной низкой кровати, напоминавшей платформу, и внезапно замер. Это было похоже на вспышку памяти, которая на несколько секунд заморозила его прямо посреди движения. Он вспомнил этот взгляд, однажды в жизни точно так же прошедший навылет и затянувший в череду очень странных событий.

Верон направился к стеклянной перегородке, отделяющей душевую от спальни, и, встав под прохладные струи, мысленно заскользил в неожиданном дежавю. Год назад, после одной неожиданной встречи, все сцены его мира заколебались так, что едва не разнеслись в щепки, и вдруг сегодня, сразу после желания покончить с буднями, он встречает тот же взгляд. Глаза были другими, и девушка – другая, но взгляд он не мог спутать ни с чем.

Верон встряхнул головой и усилил напор, подставляя макушку и лицо под струи воды. От этого голубая плитка стала выглядеть размытой, плоская стена обрела объём, и воспоминания легко унесли в бездонную глубину неба.

2

Тогда, год назад, Верон лежал спиной прямо на песке, на морском берегу, и, раскинув руки в стороны, смотрел в бесконечную воздушную бухту. Можно было считать, что она сверху, но можно было ощущать распахнутую пустоту и под собой – только тяготение огромного шара удерживало от падения или взлёта.

Единственное облако оживляло небесные просторы. Оно как раз заслонило солнце, давая Верону возможность, не закрывая глаз, лениво размышлять об относительности верха и низа. Белые очертания облака удивительно точно создавали образ летящей по голубой пустыне пумы – голова, гибкое тело, застывшие в прыжке лапы и даже хвост.

Это была первая белая пума, увиденная Вероном, хотя с обратной стороны она вполне могла быть и привычно чёрной, как на впечатанном в зрительную память рекламном логотипе. Потом Верон вспомнил, что чёрный цвет принадлежал скорее пантерам, но в слове «пума» ощущалось гораздо больше мягкого изящества, да и небесная пума обладала таким совершенством, что могла позволить себе любой цвет.

Она слегка пригнула голову, будто взглянув на Землю, и солнечные стрелы заставили Верона зажмуриться. Он приподнялся на локтях, открыл глаза и в первый момент решил, что снова видит пуму. Её окрас сменился золотистым, но поза осталась прежней – в прибрежной волне изогнулась девушка, она смеялась и позировала подруге с фотоаппаратом. Кроме цвета, пожалуй, лишь отсутствие хвоста отличало обе картины, но девушку это не портило. Совершенство небесной пумы полностью отразилось в покрытых загаром формах и привлекло внимание не одного Верона.

Наконец девушка встала и направилась к подруге. Солнце отливало от её длинных прямых волос чёрным блеском, тёмные очки закрывали глаза, и две полосы оранжевого купальника делили тело. Она проходила мимо Верона, он встал, сделал шаг навстречу и сказал:

– Я могу прервать ваше движение?

Девушка остановилась и посмотрела на свои ноги. На них точно стоило посмотреть.

– Похоже, да.

– Видел, как вы фотографировались. Хотите взглянуть на негатив?

Верон направил к небу палец и вместе с девушкой поднял голову. В оправе безупречной синевы, без малейшего намёка на облако, блистала ослепительная звезда. Положение сразу стало глупым, но девушка неожиданно отреагировала так, будто действительно увидела то, что заслоняло солнце минуту назад.

– Редкая наблюдательность. Умеете смотреть одновременно в разные стороны?

Она слегка улыбалась, Верон был сбит с толку, но ответил искренне:

– Некоторые картины игнорировать непростительно.

Девушка сняла очки, и таких картин стало на одну больше – из-за двух чёрных стёкол сверкнули огромные и совершенно сумасшедшие карие звёзды. Безумные и предельно откровенные. Верон не представлял, что существуют такие глаза, и это не имело ничего общего с сентиментальностью – в этих глазах не находилось места земному смыслу, и затягивали они сильнее чёрных дыр. Было прикосновение иного измерения, ошеломляющее и выхватывающее из реальности. На мгновение исчезли море, пляж, и мир рассыпался от одного взгляда незнакомки. Он шёл из бесконечности и сквозь Верона уходил в бесконечность.

Девушка произнесла:

– Так же, как и некоторые встречи.

Слегка растянутая интонация дополняла образ перевоплощённой пумы. Смысл слов дошёл до Верона с некоторым опозданием, он с трудом вынырнул из её зрачков, и мир вокруг него стал склеиваться заново.

Он сказал:

– Эта, наверное, из таких.

– Наверное? Ты не уверен?

Вопросы она задавала без тени кокетства, и такие, какие ему ещё не задавали в первую минуту знакомства, но до этой минуты он никогда ещё и не видел небесных пум, которые превращались в девушек с подобными глазами.

– Думаю, стоит ли отвечать. Непроявленное всегда сильнее.

– Не проявляй. Негатив ведь тоже не проявился.

– Зато оригинал проявился совсем неплохо.

Верон скользнул взглядом по её телу и отметил, как вздрогнул живот. У него мелькнул интерес, как она реагирует на прикосновения, если так откликается на взгляд. То ли интерес проступил слишком явно, то ли девушка читала мысли, как раскрытую книгу, но она тут же спросила:

– Хочешь узнать?

На её прямые вопросы глупо было отвечать иначе. Верон протянул руку и провёл пальцами по загорелой коже над нижней частью купальника. Теперь они вздрогнули оба – не хватило только треска и вспышки электрического разряда.

– Да, бьёт током, – она улыбалась краями приоткрытых губ, и звёзды излучали довольно дерзкий блеск.

– Ты кто? – Верон задал не самый умный вопрос в жизни, но он опять был искренним.

Девушка засмеялась.

– Облако, конечно. Скоро развеюсь.

– Давай хоть не так скоро. У облаков бывают имена?

В этот момент её позвали:

– Диана, ты идёшь? – Подруга была хороша и при других обстоятельствах смотрелась бы очень эффектно.

Она кивнула.

– Уже…

– Диана… – Верон повторил имя, но девушка вновь озадачила:

– Это не моё имя. Ей просто нравится меня так называть.

– А какое имя твоё?

– У облаков нет имён.

Она разговаривала подобно Ла Горде из эпопеи одного магического опыта, и в шелесте волн Верон вдруг услышал шум ветра среди зарослей чапараля.

– Может, ты из Икстлана?

– Нет, но дон Хенаро – мой дальний родственник.

– С такими глазами вряд ли дальний.

Белозубая улыбка шла ей, как и всё остальное. Она надела очки.

– Увидимся вечером. Здесь.

Верон смотрел ей вслед и хотел попасть в вечер немедленно.

3

Касание пальцами совпало с упругим прикосновением к спине. Если при пробуждении Верона встретил вид женской груди, то теперь из воспоминаний вернуло её дразнящее трение. Пальцы девушки, бесшумно появившейся под душем, заскользили по его телу вместе со струями воды. Он улыбнулся и подумал, что прощание с буднями проходит довольно насыщенно. Взяв старт в ванной, путь к финишу полностью определяли прихоти его гостьи. Она устроила своеобразный смотр всех диванов, кресел и столов, оставив без внимания лишь туалет и гардеробную: ей требовался простор. Верон изменил маршрут лишь однажды, после того, как старушка-соседка, медленно бредущая по двору, глянула на его балкон и с тихим стоном выронила авоську.

Через некоторое время, натянув наконец шорты и с удовольствием вытянувшись в кресле, Верон наблюдал за путешественницей. Огромная гостиная его лофта, обрамлённая кирпичными стенами, свободная от перегородок, переходила в кухонную зону, сверкающую стеклом и хромом, и разделялась с ней только напольным покрытием. Грубый дощатый пол сменялся мозаичным чёрно-белым мрамором, по которому мелькали стройные ноги девушки. Она начала готовить кофе в том же виде, который проверил на прочность сердечные клапаны заслуженной пенсионерки, но затем, обнаружив где-то фартук, о существовании которого Верон не подозревал, девушка немедленно в него облачилась.

Верон отметил, что затянувшееся присутствие гостьи его совсем не напрягает, хотя при подобных встречах такое случалось нечасто. Возможно, этому помогало молчание – с момента пробуждения они не сказали друг другу ни одного внятного слова, а набор произнесённых звуков мало напоминал обмен информацией. Девушка посматривала на него и слегка улыбалась, опять напоминая пуму с пляжа. Она была грациозна и естественна, будто в гостях находился Верон, а фартук на голое тело – самый обычный наряд на свете.

Сварив кофе, ни разу не ошибившись с тем, где и что лежит, она принесла в гостиную две дымящиеся чашки, поставила их на низкий столик и села в кресло напротив. Солнечный свет щедро лился сквозь большие окна в массивных деревянных рамах, хорошо освещая фигуру девушки. Верон разглядывал изящно очерченные скулы, огромные карие глаза на красивом благородном лице, чувственные губы, длинные тёмно-каштановые, почти чёрные волосы, синий фартук на золотистой коже, очень гордую осанку… Девушка выглядела умиротворённой и счастливой, заполняя этим счастьем всё окружающее пространство. Верон не мог вспомнить, как её зовут, но не напрягался и по этому поводу – после покидания будней многое вдруг потеряло смысл.

Неопределённость с именем продолжала дежавю, возникшее при пробуждении. Верон пил горячий напиток маленькими глотками, девушка не мешала его мыслям, и он думал о том, что, скорее всего, допьёт этот крепкий, отлично сваренный кофе, оденется и просто выйдет навстречу смене впечатлений. Этот выход будет похож на шаг в пустоту, а излучение карих звёзд можно посчитать первым знаком и точкой отсчёта. Верон поглядывал в них и вспоминал одну из любимых игр детства, когда родители, приготовив подарок, прятали его и вручали записку с указателем какого-нибудь предмета в квартире. Там, повозившись, он находил новую записку с новым направлением, и так могло продолжаться довольно долго. В радостном предвкушении маленький Верон петлял по комнатам, и эти поиски уже сами по себе были подарком, важной частью удовольствия от обладания новой игрушкой.

Воспоминания плавно перетекли в размышления о том, с чего же начать. Правила игры он придумывал сам, и ощущение творчества с собственной жизнью возбуждающе покалывало мозг. Он взялся за ручку двери виртуальной реальности, и девушка в фартуке имела полное право на роль первого регулировщика. Обстоятельства её появления в квартире постоянно ускользали из фокуса памяти, трудно вспоминался даже момент знакомства, что, впрочем, имело значения не больше, чем её неизвестное имя.

Она сидела напротив, и от неё зависело направление пути. Верон решил, что любой знак, который он сочтёт своим, даст импульс к действию. Цепочка причин и следствий, протянувшая его по жизни к стоящей перед ним чашке кофе, была осмыслена гораздо меньше, чем указатели, которым он готовился следовать.

Наконец девушка произнесла:

– Ты уезжаешь?

Первые слова его даже не удивили.

– Ты уезжаешь.

Она ответила себе сама, и он улыбнулся.

– Очень заметно?

Она наклонила голову.

– Да, здесь тебя уже нет. То, что я вижу, – прошлое.

Знак, конечно, не мог говорить банальности. Верон поддержал тему:

– А что вижу я?

Она посмотрела вниз, точно как девушка с пляжа на свои ноги. Фартук никак не относился к закрытым платьям.

– Мою грудь. Могу унести, чтобы не мешать твоим сборам.

– Останьтесь… Мне нравится то, что я вижу, и ты мне нужна.

Она улыбнулась.

– Надеюсь, не в качестве спутницы жизни.

– Нет, а то её большую часть я провёл бы в постели… или на балконе…

Она засмеялась и сказала:

– А ещё бы мы разговаривали на кухне. Здорово, когда есть о чём поговорить в перерывах между сексом.

Девушка произнесла фразу, которую Верон раньше не раз проговаривал сам. До сих пор рот ночной гостьи нравился ему в несколько ином качестве, теперь же он раскрывал приятную собеседницу. Она добавила:

– В любом случае возьми всё, что тебе нужно.

Верон отхлебнул кофе.

– То, что мне нужно, надо просто увидеть или услышать.

– Ждёшь от меня импульса?

– Что-то вроде…

– Отплываешь в неизвестность и ждёшь попутного ветра.

Она уже не спрашивала, а по-своему описывала его состояние. Верон сказал:

– Поэтично. Читаешь меня?

Девушка посмотрела ему в глаза.

– Когда сливаешься с человеком и дышишь им, его легко прочесть… У меня – так…

– Напоминаешь одну девушку. Очень. Может, сестра?

Она ответила не сразу. Её взгляд расфокусировался и затуманился.

– Тебя трудно поразить, но она это сделала. Твой мир получил пробоину, ты дрогнул и отступил. Но ты знаешь себя… и знаешь, что не сможешь с этим жить. Есть что-то, что ты не узнал и не прошёл до конца. Ты знаешь, что это очень важно… важнее всего в твоей жизни. И это знание толкает тебя в путь. Ты уже встал на него, теперь просто стань с ним единым и тогда не сможешь ошибиться в направлении. Когда путь и ты – одно целое, какая разница в направлении?

Монолог получился впечатляющим – вид гостьи сильно контрастировал с произнесёнными словами. Верон помолчал и ответил:

– После того как я встретил ту девушку, мир не просто получил пробоину. Говорят, что пережившие сильное землетрясение навсегда теряют доверие к почве под ногами. У меня это случилось в более тонких сферах, и лучше бы я пережил землетрясение.

Девушка пригубила кофе и произнесла:

– Кто знает до срока, что лучше, а что хуже?

– Я знаю, что мне везёт на мудрых… и легко одетых нимф…

– Вот тут ты прав.

Верон усмехнулся.

– Ладно, добавь ещё что-нибудь о пути – у тебя хорошо получается.

Девушка заговорила приятным, чуть низким голосом:

– Направление ты увидишь в чём угодно, достаточно желания. Знаки будущего всегда присутствуют в настоящем. Твоё тело уже получило свой знак… от моего… – Она сидела так, что фартук скрывал совсем немного тела, и Верону нравились его открытые знаки. – Теперь в пути знак… о правильном направлении… получит твоё имя. Оно будет путешествовать само по себе и найдёт пару. Ты поймёшь…

Верон спросил:

– Откуда ты взялась?

– Из твоей настоящей жизни.

Девушка улыбалась, вращая в пальцах зажигалку. Верон посмотрел на неё и через мгновение уже знал своё первое направление. На зажигалку был нанесён логотип известной сети заправок, растянувшийся перед мысленным взором Верона в большие буквы, – заправка этой сети находилась в квартале от его дома, как непременная составляющая ежедневного визуального ряда. Он поднял голову со словами:

– Мне пора. А ты можешь поискать что-нибудь интересное по телевизору, в холодильнике или на книжных полках.

– Ты уходишь охотиться на мамонтов, а я храню огонь?

Зажигалка в её руке выглядела символично. Верон ответил:

– Мамонты в основном вымерли, но огонь всё равно храни.

Сборы не были долгими. Состояние детской игры овладело Вероном, и он стремился к заправке с давно забытыми предвкушениями. Краски мира сделались ярче, звуки – полнее. Он взял ноутбук, кредитки и пачку наличной зелени, оставив несколько купюр на топливо для огня. На прощание девушка щедро одарила сочным вкусом своих губ. Верон перешагнул порог квартиры и, подходя к лифту, с наслаждением оставлял ощущение каждого шага в том месте, откуда отрывалась его стопа.

4

Стоял солнечный летний день, и по небу ползли большие ленивые облака. Их форме было далеко не только до грациозности пумы, но и до классических белогривых лошадок, и, говоря откровенно, тянули они только на перекормленных баранов.

«Мерседес», при очень неплохих своих характеристиках, всё же значительно уступал в скорости мысленной стреле между зажигалкой и заправкой. По дороге Верон думал, каким стал бы мир при неожиданной возможности перемещения со скоростью мысли, и развлекался картинами хаоса. Пока же конструкция окружающей реальности поддерживалась другими правилами, и, добравшись до цели, он вставил шланг бензоколонки в серебристый бок своего коня – полный бак и путешествие в никуда совсем не противоречили друг другу.

Верон попытался мысленно заглянуть за этот указатель и встретил многообещающую пустоту. Лёгкая медитация над мантрой «В никуда… в никуда…» хорошо ложилась на монотонное журчание колонки. Перед капотом прошёл высокий худощавый юноша в очках, своим видом и походкой смахивающий на печального журавля. Несмотря на жару, он был в коричневой куртке, из кармана торчала коробка с DVD-диском. Юноша направлялся к зелёному «жигулёнку», но проезжающая мимо машина заставила его отступить к дверце «мерседеса». Верхняя половина коробки с названием фильма оказалась прямо перед глазами Верона, и он прочёл: «Шоссе в никуда», даже не сбившись со своей мантры. Юноша пошёл дальше, а пустота в голове Верона на мгновение приблизилась к абсолютной.

Он сразу вспомнил этот завёрнутый фильм Дэвида Линча и кадры, служившие прологом и финалом безумного сюжета. Там на зрителя с экрана накатывалось шоссе в никуда, и, судя по новому знаку, что-то подобное готовилось появиться и на экране его лобового стекла.

Через несколько минут «мерс» вырулил с заправки вслед за «жигулёнком», разметка дороги ложилась под колёса, совсем как у Линча, и Верон с удовлетворением отметил, что его утренний занавес поднялся окончательно. Осталось поудобнее устроиться в кресле с режиссёрским рулём в руках – впрочем, весьма и весьма условным. Что же касалось продюсеров, то эти мёртвые президенты дружно заполняли его карман строем зелёных портретов, и хотя «жигуль» был окрашен тем же цветом, на нём, в сравнении с упитанной физиономией Франклина, он смотрелся гораздо более уныло. Спонтанный тандем выехал за город, и трава полей по обе стороны дороги окончательно зазеленила мысли Верона.

Головная машина никак не относилась к скоростным моделям, но так как направление путешествия полностью исключало потребность в спешке, Верон лениво плёлся под хриплый голос Криса Ри. Эти звуки проделали извилистый путь от голосовых связок певца до ушей Верона и наполняли салон вибрациями дорожного настроения. Верон часто слушал его в дороге. Слушал и год назад, когда над головой висело такое же палящее солнце и его руки сжимали тот же руль со знаком «мерседеса» в центре. Правда, тогда он ехал не один – рядом сидел его друг, стёкла автомобиля были опущены, и их ноздри жадно ловили едва ощутимый, но уже победно нарастающий запах из-за горизонта. Запах ещё невидимого моря…

5

Тогда они ехали к болгарскому побережью Чёрного моря, и выбор направления определялся важным обстоятельством – маршрут пролегал через Румынию, через территорию, которую всегда считали одной из самых мистических областей Европы. Это была Трансильвания, вотчина легендарного графа, к которому друг Верона питал симпатию. Возможно, они бы даже подружились, если бы не разделяющие их столетия. Друг Верона не вёл жизнь вампира, но у них и без того нашлись бы общие темы – так, по крайней мере, считал Саша Кузнец, а его мнение имело достаточный вес в самых разных кругах. Проверить это представлялось крайне затруднительным, но, зная Кузнеца, не выглядело невозможным – да и Влад Цепеш, судя по всему, был одинок, и общество Кузнеца вполне могло разнообразить его суровую жизнь.

Прочитав книгу Брэма Стокера, а впоследствии увидев на экране демоническое вдохновение Гари Олдмана, Кузнец твёрдо решил посетить Трансильванию и замок Дракулы под городком Браном. Саша был личностью многогранной и в данном случае выразился просто: «Вибрации зовут…» Верона, наверное, тоже влекли вибрации приключения и неожиданностей, которые щедро проливались в присутствии Саши, а фон трансильванской мистики обещал послужить отличным катализатором.

Идея вызревала до благоприятного положения светил, и наконец всё устроилось наилучшим образом. Друзья срубили сочную денежную сумму, у них имелось достойное средство передвижения, жаркие летние дни звали к морю, и причин откладывать путешествие больше не было. К тому же, взглянув на карту, они решили сначала поваляться на золотых песках Болгарии и надышаться морским бризом перед посещением непростого края вампиров. Кузнец отнёсся к возможным неожиданностям со всей серьёзностью – перед отъездом он аккуратно уложил в тайник под бардачком револьвер. На аргумент, что такой предмет лучше взять, и он не понадобится, чем не взять и потом кусать локти, возразить было трудно. После этого они обменялись ещё двумя фразами:

– Ну, тогда и пули нужны серебряные.

– Конечно, на фига там обычные? Я заказал, мне отлили.

Через Трансильванию вели две дороги: верхняя и нижняя. Нижняя лежала ближе к цивилизации, верхняя – к замку Дракулы, и в Болгарию решили отправиться по нижней, оставив верхнюю на обратный путь. Кузнец предложил ехать ночью – он собирался насытиться впечатлениями по максимуму.

На закате они проезжали румынские сёла с домами, где глухие окошки вместо окон, больше схожие с бойницами, располагались на уровне второго этажа. Заборы напоминали крепостные стены, и ощущалось, что здешний народ даже сегодня не живёт привольной жизнью, да и румынские крестьяне в остроконечных шапках, попадавшиеся по дороге, казалось, не изменились с тех пор, как Дракула сажал их на кол. Страх той эпохи, возможно, развил сознание местного люда по специфическому пути, но также казалось возможным и то, что лишь такой тип сознания соответствовал духу трансильванских гор, странных и наполненных глухой древней силой. Эта сила чувствовалась в запахе холодных тёмных очертаний, нависших над извилистым серпантином дороги, и в будущей перспективе обратного пути, когда предстояло возвращаться гораздо ближе к верхушкам этих очертаний.

Иногда на вершине какой-нибудь неприступной горы друзья видели жилой огонёк, и Кузнец выразительно смотрел на Верона. Его взгляд говорил о том, что можно с сарказмом рассуждать о всякой нечисти в ячейке мегаполиса, в окружении бетонной скорлупы цивилизации, но когда между тобой и холодом ночных гор нет никаких преград, а звёзды близки и равнодушны, ты остро чувствуешь, что этот мир живёт по другим законам.

Даже когда под утро они выехали с нижней трансильванской дороги на автостраду к Бухаресту, мир не желал приходить в себя. С гор спустился туман, и из его облаков навстречу «мерседесу» выехала какая-то развалюха. Что-то выглядит не так, если в этот момент ты двигаешься по магистрали с односторонним движением. Верон вёл машину и едва избежал столкновения. Кузнец пожал плечами.

– Румыны…

Верон сбавил скорость до минимума, и не зря – из тумана выныривали кони, гуляющие поперёк трассы, автомобили и повозки, которые ехали в разных направлениях и куда-то везли этих удивительных людей в остроконечных шапках.

– Румыны…

В тот же день путешественники пересекли болгарскую границу, плывущее навстречу солнце зависло над ними, и из-за горизонта повеял запах ещё невидимого моря…

6

Из скольжения Верона по закоулкам памяти вывел его проводник – зелёный «жигуль» замедлился, включил поворотник и съехал на обочину, после чего показалась фигура долговязого водителя. Он выбрался наружу, открыл капот и склонился над мотором. Фигура не выражала оптимизма, из кармана так и не снятой куртки торчал диск.

Верон остановился в нескольких метрах позади «жигулёнка» и тоже вышел из машины. Когда журавлеобразный юноша взглянул на него из-за стёкол очков, взгляд показался Верону странным – парень будто ждал его, но к этому ожиданию примешивалась опаска.

– Привет, – сказал Верон – ему и карманному Линчу.

Журавль выпрямился.

– Добрый день, – произнёс он деревянным тоном с тем же странным выражением лица.

Верону даже стало интересно, какому образу в своём сознании он отвечает. Задавать вопрос о поломке не имело смысла – картине перед глазами лучше всего соответствовало название старого фильма: «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» Юноша чего-то ждал, и для развития диалога Верон произнёс это вслух. От вполне невинной параллели долговязый вздрогнул, за стёклами очков мелькнул испуг, но он видимым усилием воли взял себя в руки.

Верон подумал, что парень явно не в себе и пугать его не стоит.

– Да ладно, пусть живёт. Хочешь, затянем в какое-нибудь стойло.

Журавль неожиданно улыбнулся вполне нормальной улыбкой.

– Хорошо бы. Здесь город недалеко.

– А вообще куда собрался?

Юноша ответил, и название близкого мегаполиса прозвучало для Верона следующей вехой пути. Он сказал:

– Ты смотри, и мне туда же.

«Мерседес» отбуксировал зелёный гроб на техстанцию ближайшего городка, где Журавлю профессиональным языком сообщили примерно то же, что он услышал от Верона. «Жигуль» был продан за символическую сумму, и «мерседес», теперь уже в одиночку, но с новым пассажиром на борту, вновь выехал на дорожную магистраль.

Юноша снял куртку, будто понимая, что его миссия выполнена. Он периодически беспокойно поблёскивал линзами и молчал, пока Верон не прервал паузу:

– Любишь Линча?

Юноша мотнул головой.

– Да нет, я не расист.

В первый момент Верон не понял ответ, в следующий – с интересом взглянул на попутчика.

– Он, думаю, тоже. Он не по тем делам – судам… Его тема – фильмы.

Журавль встрепенулся и достал из куртки с заднего сидения диск DVD. Фамилию режиссёра он нашёл с видом человека, для которого это было новостью. Верон молча ждал его реакции, утопив педаль газа в затяжном обгоне. Наконец слегка растерянно юноша произнёс:

– Точно, Линч. Ты видел этот фильм?

– Да. А ты?

Журавль помолчал.

– Я не видел. Хороший? Хотя глупый вопрос. Я же не знаю твоих вкусов.

Тупицей он точно не был. Верон спросил:

– А посмотреть не пробовал?

Журавль заёрзал и засунул диск обратно в куртку.

– Я не буду смотреть. Мне нужно передать.

– Видеокурьер?

Журавль кивнул.

Видеокурьер единственного фильма, плетущийся на убитом «жигуле» сотни километров, хорошо вписывался в зазеркалье Верона. Кроме желания передать диск таким непрактичным способом, юноша и в целом производил смешанное впечатление. Иногда он обменивался с Вероном какими-то фразами и выглядел очень неглупым человеком, но чаще Журавль замирал и впадал в долгую прострацию. Верон же слушал музыку и наслаждался путешествием.

К городу попутчики подъехали поздним вечером. Оказалось, что на следующий день, в полдень, у Журавля назначена встреча и он собирается переночевать в гостинице. Увидев в пригороде вывеску небольшого отеля «Спутник», Верон не стал долго размышлять, кто кого выбирает – гостиница его, он гостиницу, либо через его странного спутника кто-то выбрал их обоих. Он просто не стал мешать невидимой нити, на которую плавно нанизывались события, затянуть «мерседес» в гостиничную гавань.

Попутчики сняли номер и поужинали. Журавль вскоре лёг спать, а Верон вышел на балкон, в тишину и к звёздам, которые тонули в ночной прохладе. Он подумал, что, если добавить тихий шелест волн с теплом песка, ночь будет почти такой же, как год назад. Ночь за вечером, в который он хотел попасть, глядя вслед уходящей пуме.

7

Часы до того вечера тянулись в режиме прогрессирующей рассеянности. Ужин с калканом Верон завершил очень быстро, оставив Кузнеца в компании очаровательных русских девушек, которые, казалось, высадили десант по всему болгарскому побережью. Трудно было угадать, когда у его новой знакомой начинается вечер, поэтому Верон подогнал «мерс» к пляжу и принялся созерцать краски заката. Солнце уходило за горизонт, растягивая на тёмно-сиреневом фоне облачный шлейф пурпурных и оранжевых оттенков, море накатывалось чернеющими волнами…

Она появилась вместе с последней солнечной стрелой из-за горизонта. Хотя она и отрицала имя Диана, лук и стрелы смотрелись бы очень естественно – Верон сказал ей об этом сразу же, как они пошли по пляжу.

Девушка засмеялась.

– Ты всё время видишь во мне хищницу-охотницу.

– У жертв сложнее с совершенством.

Верон говорил о совершенстве и видел его формы очень близко. Короткая джинсовая юбка и белая майка облегали их на расстоянии вытянутой руки, немного путая мысли.

Ночь отправила вечер в прошлое быстро и внезапно. Закат ближней звезды сменился россыпью дальних, и рядом с Вероном шла прекрасная загадка.

Он спросил:

– Как тебе живётся без имени?

– С чего ты взял? У меня есть имя.

– Днём я слышал другое.

– Днём слишком шумно.

– Сейчас вроде не слишком…

Девушка посмотрела на Верона. В темноте её карие глаза превратились в чёрные бездны.

– У меня нет имени для себя, но есть имена для других. Для той с фотоаппаратом – имя Диана… которое такое же моё, как и твоё.

– Допустим. А для меня у тебя есть имя?