Испорченный король

В раздевалке я заканчиваю переодеваться в рекордно короткие сроки до прихода других девушек.

Я всегда прихожу первая или последняя и обычно переодеваюсь в дальнем углу, так что никто из них даже мельком не видит мой шрам.

Шрам, который теперь окружен засосами.

Я жду тренера в коридоре. Некоторые девушки болтают друг с другом.

С того самого дня, когда Эйден заклеймил меня изгоем, я не очень нравлюсь команде по легкой атлетике.

Я остаюсь в своей зоне, а они остаются в своей.

Я достаю телефон и открываю социальные сети.

Это только для того, чтобы знать, с чем я столкнулась, – говорю я себе.

Ничего больше.

Я нахожу Aiden_King в Инстаграме только потому, что он подписан на меня около года. Я никогда особо не задумывалась об этом факте и всегда игнорировала желание просмотреть его профиль.

У него несколько сотен тысяч подписчиков. Сотни долбаных тысяч. Боже. Не похоже, что он знаменитость или что-то в этом роде.

Его статус – Вперед «Элита».

Его лента заполнена фотографиями игр. У него есть снимки всей команды. Большинство фотографий с лучшими из лучших «Элиты». Ксандер, Коул и Ронан.

У него есть фотографии с вечеринок, на которых они опрокидывают в себя алкоголь. На других фотографиях между ними зажаты девушки.

На старых фотографиях с ними Леви Кинг. Старший кузен Эйдена, предыдущий капитан «Элиты» и нынешний игрок «Арсенала». Я знаю его, потому что я внимательно следила за ним с начала этого сезона.

Он придал столько баланса полузащите «Арсенала»!

В конце прошлого года Леви привел «Элиту» к победе в школьном чемпионате. Эйден отметил этот момент фотографией нападающего, несущего Леви на плечах. Брюнетка стоит рядом с Эйденом и смеется так счастливо и искренне.

Даже Эйден выглядит… счастливым? Нет. Не счастливым. Больше похоже на эйфорию.

Это, должно быть, какая-то стратегия, да? Даже в своем Инстаграме он демонстрирует этот идеальный образ золотого мальчика и звезды школы.

Миру легко поверить, что он живет лучшей жизнью и любит ее.

Чем дальше я прокручиваю, тем больше это похоже на маску. Способ что-то скрыть. Что именно, я не знаю.

Затем мое внимание привлекает сбой картинки. Маленькие трещины в маске. Время от времени между рядами беззаботных фотографий он выкладывал черно-белый снимок, на котором не было его лица. На одном виден его темный силуэт. На другом лишь мяч с его именем. На нескольких других шахматная доска.

У него нет подписей к этим фотографиям, а если и есть, то они короткие и странные.

Настроение:

Желание.

Да здравствует Королева.

Играй как игрок, а не игра.

Остановись и смотри.

Разрушай, пока не разрушен сам.

Я ловлю себя на том, что охочусь за каждой картинкой такого типа. В отличие от других фотографий, эти кажутся настоящим окном в мир Эйдена.

Он опубликовал последнюю черно-белую фотографию прошлой ночью. Это снимок стеклянной шахматной доски. Прямо посередине возвышается фигура черного короля, в то время как белая королева падает к его ногам.

Подпись гласит: «Болен».

Все комментаторы – в основном женщины – восторгаются и желают ему скорейшего выздоровления.

Я не думаю, что он имел в виду болезнь в физическом смысле. У него не все в порядке с головой, как я ему и говорила.

Как я ему говорила?

Я качаю головой. Это не может быть правдой.

– Давайте, девочки. Вперед! Вперед! Вперед!

Голос тренера Нессрин пугает меня. Я закрываю телефон, бросаю его в сумку и отправляюсь на тренировку.

Что я больше всего ненавижу в тренировках в КЭШ, так это то, что мы бегаем по полю, где тренируется футбольная команда.

Нет. Я не позволю им испортить мне забег.

Тренер дает нам инструкции по сегодняшней тренировке. Когда я растягиваюсь, мой взгляд скользит к полю.

Я нахожу его взглядом, даже не пытаясь делать это намеренно. Моя чрезмерная увлеченность выделяет его из толпы, даже если я этого не хочу.

Эйден носит королевски-синюю майку и шорты, словно он какая-то модель. Униформа облегает его тело как вторая кожа, подчеркивая развитую грудь, подтянутые бедра и ноги. Он требует мяч, и когда он доходит до него, его глаза искрятся этим вызывающим блеском. Ему не нужно много времени, чтобы пробиться сквозь оборону.

Завоеватель.

Он не останавливается ни перед чем, чтобы добраться до цели.

Я ненавижу этого ублюдка, но с его уровнем таланта он может попасть в одну из лучших команд Премьер-лиги. То есть если он уже не был в одной из них. Может быть, как и его кузену, КЭШ не позволит ему уехать, пока он не окончит школу.

«Элита» разделена на две команды, играющие друг против друга. Коул и Эйден входят в команду, которая носит синюю форму. Ксандер и Ронан в команде в неоновых футболках.

Эйден и Ксандер – нападающие команды, но сейчас Ксандер играет в обороне. Позиция, на которой он обычно не играет.

Что? Возможно, я подслушивала, когда Ким рассказывала мне о домашних играх, которые она смотрела в прошлом году.

Эйден бежит за мячом, оставляя позади нескольких своих противников. Как раз в тот момент, когда он набирает обороты по направлению к сетке, Ксандер набрасывается на него и Эйден с глухим стуком падает на землю.

Несколько вздохов вырываются у девушек вокруг меня. Даже наш тренер останавливается и смотрит.

Зрители, собравшиеся посмотреть на тренировку, замолкают с открытыми ртами.

Вот какой эффект Эйден оказывает на людей. Несмотря на то что КЭШ известен своими учеными, последние несколько лет они были одержимы футболом. Они мечтают о еще одном чемпионате.

Ксандер даже не протягивает руку, чтобы помочь Эйдену. Коул и Ронан – да. Тренер Ларсон, мужчина средних лет с лысой головой и кустистыми бровями, бьет Ксандера бумажной битой по плечу.

Если он и задет, то не показывает этого. Все, что он делает, это бросает на невозмутимого Эйдена убийственный взгляд.

– Вау. Найт напряжен, – шепчет одна из девушек у меня за спиной.

– Тоже заметила, да? – другая отвечает. – Он как будто жаждет крови.

Так что я не единственная, кто это заметил.

Это первый раз, когда я вижу, как Эйден и Ксандер вцепляются друг другу в глотку.

Капитан, Коул и тренер разговаривают с Ксандером в кулуарах.

Судя по покрасневшим щекам тренера Ларсона, он не выглядит таким уж счастливым.

Я фыркаю. Конечно нет. Я уверена, что он едва сдерживается, чтобы не убить Ксандера за то, что тот прикоснулся к его звезде. Эйден – лучший нападающий, а нападающие всегда получают все лавры, независимо от того, сколько хороших передач они делают.

Все еще разогреваясь, я ищу Эйдена взглядом. Он стоит возле скамейки, сжимая бутылку спортивного коктейля, но его внимание не приковано ни к напитку, ни к Ксандеру, ни к Ронану, который с ним разговаривает.

А ко мне.

Я замираю на середине того, как завожу руку за спину. Эта поза прижимает мою грудь к спортивной форме. Взгляд Эйдена медленно опускается к изгибу моей груди. Слишком медленно.

Мое горло сжимается. Мне хочется выкачать воздух из легких и задохнуться.

Когда его металлические глаза возвращаются к моим, они полны нераскрытого голода.

Неограненного.

Яростного.

Я не могу сделать вдох, даже если хочу. Я чувствую, что если я сделаю хоть один, он набросится на меня.

За два года я привыкла к его убийственным взглядам. Так что с этим не так?

Я могу спокойно выносить его полные ненависти взгляды. Черт возьми, я хочу, чтобы мы вернулись к сцене «ненавистных взглядов». По крайней мере, тогда я не была сбита с толку.

Но этот взгляд? Этот голод? Этого я не могу вынести.

Я первая разрываю зрительный контакт. Он может играть в любую игру, в какую захочет, сам по себе.

По большей части тренировка проходит хорошо. Только после четвертого круга начинает накапливаться усталость.

Я делаю больше пауз, чтобы попить воды, чем необходимо. Мой рекорд продолжает замедляться.

Время от времени, когда я смотрю на футбольное поле, я замечаю на себе дестабилизирующий взгляд Эйдена.

Черт бы его побрал.

После тренировки тренер зовет меня в свой кабинет, в то время как другие девочки направляются в душ.

У тренера Нессрин оливковая кожа и темно-синие глаза, которые придают ей экзотический вид.

– Все в порядке, Куин? – ее брови хмурятся. – К концу твои показатели не были оптимальными. Ты практиковалась летом?

– Конечно. – Я сглатываю. – Я буду усердно работать. Обещаю.

– Это из-за твоего сердечного заболевания? – спрашивает она.

Когда я сказала тете Блэр, что хочу бегать, она была против. Дядя и я сделали все, чтобы уговорить ее. Она сдалась, но с условиями. Одно из них заключается в том, что мой тренер знает о моем заболевании и всегда должна звонить ей, если что-то случится.

Я не могу быть исключена из состава команды. Бег – это то, что поддерживает во мне жизнь.

– Нет. Это смена сезонов, все дело в этом.

Тренер Нессрин кивает, но, похоже, ее это не убеждает. Мы тратим еще двадцать минут на разработку стратегии нашего следующего соревнования, прежде чем я отправляюсь в душ.

Последняя из девушек покидает раздевалку. Я облегченно выдыхаю, сбрасывая одежду.

Моя голова откидывается назад, когда вода каскадом обрушивается на меня. Я притворяюсь, что это дождь пропитывает меня насквозь и смывает всю грязь.

Как только я заканчиваю, я тщательно вытираю руки и оборачиваю полотенце вокруг туловища, выходя из душа.

С другой стороны раздевалки доносится тихий шорох. Должно быть, это тренер, которая пришла запереть двери.

Я заворачиваю за угол и замираю.

Посреди раздевалки стоит Эйден.

Глава 10

Эйден в раздевалке.

Раздевалке для девочек.

Какое-то время я слишком ошеломлена, чтобы делать что-то, кроме как стоять и пялиться.

Он прислоняется к шкафчику. Его руки и лодыжки скрещены, а в его затуманенном взгляде пляшут темные искры.

Он наблюдает за мной с пугающей сосредоточенностью, словно ненасытный хищник, пускающий слюни вслед своей добыче.

Его взгляд скользит вниз по моему телу, и я слежу за ним. Вода все еще капает с моих распущенных волос, образуя ручейки на коже. Полотенце едва прикрывает верхнюю часть моей груди и заканчивается на середине бедер.

Я скрещиваю руки на груди.

Стоять перед Эйденом в одном полотенце – это, пожалуй, худшая ситуация, в которой я могла оказаться.

Приподняв подбородок, я указываю на дверь.

– Убирайся, или я позову тренера.

Он продолжает мерить меня взглядом с ног до головы, не утруждая себя тем, чтобы скрыть болезненное желание в своих чертах.

– Ты сказала встретиться с тобой после школы.

– Я имела в виду снаружи, а не в раздевалке.

Он приподнимает плечо, его взгляд наконец скользит вверх, к моему.

– Ты не указала место. Это такое же подходящее, как и любое другое.

– Убирайся. Я встречу тебя снаружи.

– Почему не здесь?

– Ты что, черт возьми, издеваешься надо мной?

– Нет.

– Черт возьми, Эйден. Я не могу говорить, когда на мне только полотенце.

Его губы изгибаются в садистской улыбке.

– В чем дело, сладкая? Ты стесняешься?

– Тебя? Мечтай дальше.

– Хм. – Он наклоняет голову набок. – Тогда ты боишься искушения?

– Скорее я хочу, чтобы твое внимание было как можно дальше от меня.

– Вот в чем проблема, Отмороженная. – Он отталкивается от шкафчика и направляется ко мне медленными, хищными шагами.

Не отступай ни на шаг.

Не смей отступать.

Я не могу поверить, что мне приходится напоминать себе быть сильной и не позволять Эйдену причинять мне боль.

Потом я вспоминаю, что пнула его по яйцам, и он, возможно, здесь, чтобы отомстить.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, и мои ноги отходят назад.

С каждым моим шагом назад он устремляется вперед, как ураган.

Неудержимый.

Опасный.

Мое дыхание становится учащенным и неглубоким. Капли воды, все еще покрывающие мою кожу, стекают между ложбинками моих грудей, создавая острое как бритва трение. Моя хватка на полотенце превращается в мертвую.

Моя спина ударяется о стену, и я вздрагиваю, едва сдерживая крик.

Будь проклят он и будь проклята я за то, что позволила ему влиять на меня.

Когда я пытаюсь обойти его, он кладет руку на стену рядом с моей головой, загоняя в клетку.

Он вторгается в мое личное пространство, пока все, что я могу чувствовать, – это его чистый прямиком-из-душа запах. Он переоделся в школьную форму, но не стал заморачиваться с курткой.

На нем только накрахмаленная белая рубашка, небрежно заправленная за пояс брюк и обтягивающая его узкую талию.

Затем я понимаю, что смотрю на его брюки, и возвращаю внимание к его лицу.

Огромная ошибка.

Он так близко, мы почти дышим одним воздухом. Я вижу маленькую родинку в уголке его правого глаза и пустоту в его глазах.

Его свободная рука тянется к моим волосам, и он крутит светлую прядь между пальцами.

– Ты не просила моего внимания, но ты все равно его получаешь, Отмороженная. Все, о чем я мог думать со вчерашнего дня, – это вновь прикоснуться к тебе. Мне все интересно, что бы ты почувствовала, если бы мои руки сжали в кулак твои волосы, а член вошел глубоко в твое горло.

Мои губы дрожат, приоткрываясь.

– Или как ты будешь чувствовать себя подо мной, когда я буду трахать тебя, пока ты не потеряешь сознание, – продолжает он тем же небрежным тоном. – Или какой ты будешь на вкус, когда я буду трахать тебя языком, или как…

– Прекрати… – Это задумывается как предупреждение, но выходит как беспомощный всхлип.

Ошеломляющее, странное ощущение охватывает мое тело из-за его грубых слов.

Я бы хотела, чтобы это было смущение или гнев, но это далеко не так.

Низ моего живота сжимается, и тепло разливается по всей моей коже. Мои соски сморщиваются и напрягаются под полотенцем, пока это ощущение не становится слегка болезненным.

Эйден наблюдает за мной, наклонив голову, словно что-то ищет.

Он всегда берет все, что ему нравится, не спрашивая разрешения. Черт, ему нравится не получать разрешения. Странно, что он заходит так далеко, оценивая мою реакцию.

– Ты ведь мокрая, не так ли, Отмороженная?

Мне требуется вся моя сила, чтобы выпятить подбородок.

– Нет.

– Неужели? – Он отпускает мои волосы и проводит большим пальцем по моей нижней губе. – То есть ты хочешь сказать, что если я запущу руку под полотенце, ты не намочишь мне пальцы?

Я крепко сжимаю губы, чтобы не слышать ни одного звука, который пробивался сквозь них.

– Может, мне стоит проверить, а? Просто чтобы убедиться.

Придерживая полотенце одной рукой, я кладу другую ему на грудь. Слово «стоп» вертится у меня на языке, но, зная, что он, вероятно, воспримет это как вызов и продолжит, я проглатываю его обратно.

Вместо этого я говорю:

– Единственный способ, которым ты можешь это сделать, – это вырубить меня.

– Это одновременно и некрофилия, и читерство. Ни то ни другое меня не интересует. Когда я доведу тебя до оргазма, я хочу, чтобы твое лицо покраснело, а твои крики прорезали воздух.

– Ты действительно болен.

– А ты действительно начинаешь повторяться.

Его взгляд опускается на мои обнаженные плечи и часть шрама, окруженного засосами, которые он оставил.

– Эйден… не надо… – предупреждаю я. Мои ногти впиваются в ладонь, будто полотенце – это мой спасательный круг.

– Я вежливо попросил тебя этим утром. – Его темные глаза встречаются с моими. – Но, может быть, тебе не нравится, когда я вежлив, сладкая. Может быть, в глубине души тебе нравится противоположное.

– Мне нравится, когда меня оставляют в покое.

– Это то, во что ты веришь? – Его большой палец проводит по моей щеке и нижней губе, как будто он пытается что-то стереть.

Я даже не могу отбиться от него, потому что это означает оставить мое полотенце и мое тело на его милость – или отсутствие таковой.

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, какой-то части тебя это нравится, но из-за того, что ты такая хорошая девочка, ты хочешь уничтожить эту часть. Ты боишься того, что это может значить. Как тебе может нравиться что-то настолько грубое, когда ты такой совершенный человек? Ты боишься себя, сладкая.

– Ты бредишь.

– Неужели? – Он убирает руку от моего лица, и его пальцы опускаются к моей ключице. Каждое прикосновение его кожи к моей подобно обжигающему огню.

И, как и любой пожар, пепел – это единственное, что он оставит после себя.

– Оставь меня, черт возьми, в покое, – шиплю я.

– Я же говорил тебе. Я не могу.

Он стягивает полотенце вниз, обнажая шрам и мою бледную грудь.

Это чудо, что я держу полотенце завязанным вокруг талии. Или, может быть, я сохраняю его только потому, что он это позволяет.

Он обхватывает большим и указательным пальцами мой сосок и сильно сжимает.

Ошеломляющее ощущение пронзает меня до глубины души, и я закрываю глаза от стыда.

– Твои соски такие твердые. – Он сжимает еще сильнее, пока стон не срывается с моих губ. – Видишь? Они напряженные и чувствительные, так что, возможно, им тоже нравится противоположность хорошему.

Я поджимаю губы, боясь, что вырвется какой-нибудь чужеродный звук.

– Черт. – Его металлические глаза наполняются удивлением.

Он продолжает щипать и вертеть мой сосок, но его внимание сосредоточено не на этом. Все его внимание сосредоточено на красных отметинах, которые он оставил вокруг моего шрама.

Подавляя ощущения, проходящие по моему телу, я недоверчиво смотрю на него.

– Тебе нравится причинять людям боль?

Его взгляд неохотно отрывается от моей груди, чтобы встретиться со мной глазами. Блеск безразличия покрывает его черты, запечатывая тот интерес, который вспыхнул ранее.

– Тебе больно?

– Нет, но мне некомфортно. Обдели меня своим вниманием и свали.

– Почему? – Он с силой щипает меня за сосок.

Мои губы дрожат, когда я пытаюсь собраться с мыслями.

– Ты токсичен. И, о, ты разрушил мою жизнь за два года.

Он наклоняется, его губы скользят по раковине моего уха, посылая мурашки вниз моего живота, когда он шепчет:

– Недостаточно.

– Что я тебе сделала? – Мой голос дрожит.

– Ты существуешь.

Слезы застилают мои глаза от его слов.

Где-то глубоко внутри я согласна с Ким. Эйден больше ни над кем не издевается в школе – даже над ней. Он не лезет из кожи вон, чтобы заманить других в ловушку, как это делает со мной.

– Почему я? – кричу я. – Какого хрена ты решил разрушить мою жизнь? Ты проснулся в тот день и решил, что это буду я? Подбросил монетку в воздух?

Его рука обвивается вокруг моей шеи, и он ее сжимает. Достаточно сильно, чтобы заставить меня молить о глотке воздуха и показать, что он единственный, кто контролирует ситуацию.

Что он может в любую секунду выжать из меня жизнь.

– Ты думаешь, я уничтожал тебя? – спрашивает он мрачным голосом. – Ты ничего не видела, Отмороженная.

Я пытаюсь надавить на его грудь, но он тянется свободной рукой к моему соску и щиплет его, одновременно сжимая мою шею сильней.

Я не могу дышать.

Я, черт возьми, не могу дышать.